50 и одно дыхание глубже Мур Лина

Шестой вдох

Вытираю со лба пот и, бросая в коридор последнюю пустую коробку, смотрю на порядок в спальне и разложенные вещи. За окном уже рассвело, а я так и не ложилась спать. Только бы не плакать, только бы не вспоминать снова и снова эту встречу. Только бы не винить себя за слабость. Заняться всем, что отвлечёт, но лишь бы не сходить с ума. Уйма часов, и вещи на своих местах, а я вся мокрая от физической болезни тела. Меня разрывает изнутри, хочется выдрать волосы или ударить себя. Кажется, что и психически я нездорова. Он забрал у меня даже мой разум. Всё воспалил собой, каждую частицу тела. И по новой боль накатывает, возрождая его лицо перед глазами.

Вздыхаю и сажусь на постель, бессмысленно смотря вперёд. И что дальше? Самое страшное уже было, я видела его и убедилась, что живёт. Такой же, как раньше. Ни единого отпечатка на его лице. Ничего, что подсказало бы мне, как относится к этому. А вот я… хватит говорить, что похудела. Да, я не ем, меня тошнит постоянно от еды, и я так живу. Это его вина, что я такой стала! Его! Ещё смеет указывать мне на это! И не ему обманывать меня снова! Красивая? Красота лишь миф. Ненавижу…

Грёбаный звонок в дверь, и я рычу от злости, подскакивая с постели. Вырву на хрен его, и никто больше не припрётся!

– Кто? – Грубо спрашиваю я, не желая открывать.

– Мишель, это я. Марк, – отвечают за дверью. Надавливая на глаза пальцами, пытаюсь перебороть ненависть даже к нему. Не хочу никого видеть, слышать не хочу. Ненавижу всех. Из-за него. Из-за Николаса я стала истеричкой. Распахиваю дверь и недовольно смотрю на парня, стоящего на пороге.

– Привет. Я принёс твоё пальто. Ты вчера… я принёс, в общем, – говорит он, протягивая мне мою вещь. Злость понемногу проходит. В чём его вина? Да ни в чём. Он просто хороший.

Вздыхаю, пропуская его в квартиру, и закрываю дверь. Беру из его рук пальто и вешаю на крючок. Поворачиваюсь к нему, а он молчит, ищет, подбирает слова.

– Хреново я, Марк, – хмыкаю на вопрос, который он не решается задать.

– Так и предполагал. Видел его, а ты исчезла куда-то. Хотел предупредить… а потом догадался. Отец сказал оставить тебя в покое. Но я не вытерпел, припёрся в восемь утра. Я…

– Лишнее. Давай, не будем. Всё в прошлом. Мы поговорили, – перебивая его, обхожу и двигаюсь на кухню.

– Поговорили? – Недоверчиво переспрашивая, он идёт следом за мной.

– Чай? – Спрашивая, я включаю электрический чайник.

– Нет. Да, спасибо.

– Поговорили. Я кричала… вроде бы… ударила. Короче, хреново – вот самый верный пересказ всего, что было, – устало вздыхаю я, облокачиваясь о плиту.

– Мда. Он… что дальше? – Интересуется Марк, снимая куртку и бросая её на диван.

– Не знаю. Ни черта не знаю, – развожу руками.

– Ты…

– Не знаю, блять! Сказала же! – Повышаю я голос, складывая руки на груди.

– Для начала бы тебе переодеться и умыться не мешало. Ты в зеркало видела себя? – Указывает пальцем на мои разорванные колготки, на помятое платье, и лицо думаю не лучше.

– Я разбирала вещи, мне было не до этого. Как ты уйдёшь…

– Давай, по-другому. Ты пойдёшь, примешь ванну, расслабишься, а я приготовлю завтрак. Уверен, ты ещё не ела. А потом… я подумал, тебе ведь надо подготовиться к тестам. Могу помочь, всё же, я проходил похожую программу. Ну как? – Перебивает меня, уверенно подходя к холодильнику и роясь в нём.

Только хочу отказаться, потому что раздражает, выводит из себя он меня, как резко меняю своё решение. Клинит меня за секунду.

– Отлично. Я была бы тебе благодарна, – мой ответ заставляет замереть Марка и повернуть ко мне голову.

– Серьёзно? Не кричишь, и не выгоняешь меня? Не хочешь одиночества? Не будем по этому поводу ругаться? – Недоверчиво спрашивает он, доставая из морозилки эти наборы для обеда, которые я так и не готовила.

– Нет, – просто отвечаю я. – С одиночеством покончено. Возвращаюсь к жизни. Все свои страхи я встретила вчера, чего мне ещё бояться? Отец мой умер, мы обанкротились. Осталось только действительно подохнуть самой, и всё будет, как в мыльной опере. Но нет, я совсем не согласна на такой расклад. Поэтому принимаю твою помощь. И я хочу двигаться дальше. Думаю, я готова, чтобы даже выпить и сходить на свидание. Не знаю. Что-нибудь из нормального. Обычного. Без тайн, без темноты, желательно без любви. Может быть, пора разрешить себе всё, что может подарить эта жизнь. Как ты думаешь?

– Я… – от моей речи Марк приоткрывает рот, а затем захлопывает его. Обескуражен моими мыслями. Усмехаясь от этого, отталкиваюсь от плиты. Если он в шоке из-за этого, то иные мои раздумья ему покажутся бредом сумасшедшей. Но я устала оттого, что все воспринимают меня, как маленькую девочку. Что он так хлопочет вокруг меня, когда лучше бы заткнулся и просто молчал. Задолбало.

– Возможно, мы сходим на свидание когда-нибудь. Может быть, займёмся сексом. Это будет или концом, или началом. Не знаю. Может быть, я забуду, что такое любить того, кого ненавидишь. Вряд ли… не знаю, Марк. Поэтому не спрашивай у меня, что дальше. Я могу предложить тебе уйму вариантов, но все они будут один хлеще другого. Не требуй от меня ответов, которые я сама не знаю. Если ты хочешь быть здесь, то стань тем, кто ты есть, а не мальчиком-клоуном для меня. Это бесит. Раздражает меня сильно. Я знаю, что ты другой. При мне тебе не надо прятать в себе настоящее я. Ты видел меня голой, с ранами на заднице от БДСМ сессии. Ты был со мной, когда я потеряла отца. Ты узнал обо мне многое, но так и не понял, что я хочу видеть настоящего, а не искусственного Кена, которым ты был для Камилл. Стань собой. Чёрт, я не знаю, зачем это говорю. Ни хрена не понимаю. Но мне необходимо было это сказать. Я устала держать в себе это всё. Если хочешь быть рядом, то будь мужчиной, а не папочкой. Мой отец мёртв.

Шумно вздыхаю и чувствую облегчение в груди. Сказала, всё подряд, что было в голове. И теперь вытянутое лицо Марка вызывает улыбку. Освободилась от части груза на плечах.

– Мишель, я и не рассчитывал на секс, – медленно произносит он. – Я…я не пытаюсь тебе заменить отца или же набиться в парни. Не отрицаю, что ты мне нравишься. Да, как девушка нравишься, но о чём-то большем я не думал. Знаю, что ты не готова к отношениям. Тем более после этого… я не садист и не как там его, доминант. Поэтому даже и пытаться не хочу. Но я услышал тебя. Хорошо, больше не спрашиваю о будущем. Живи, как знаешь.

– Спасибо, Марк. Вот это мне и нужно. Я сама хочу решать, до кого дотрагиваться, а с кем мне общаться…

– А ну-ка подожди, – резко перебивает он меня, поднимая ладонь. – Не пытаешься ли ты мне сейчас сказать, что вчера ты согласилась снова быть с этим уродом?

– Нет, – закрывая глаза на секунду, мотаю головой. – Нет. Я сказала ему, что ненавижу. Но я лгала. Лгала, чтобы защитить себя от его взгляда, от его слов. Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, увижу ли его снова, и что будет после этого. Но хочу, чтобы ты понял – я решаю то, что лучше для меня. Ты можешь кричать, материться, обижать, даже не разговаривать со мной, но я буду делать то, что в данный момент для меня правильно. И сейчас хочу, чтобы ты остался. Мы позавтракаем, а потом ты мне поможешь с занятиями. Я хочу жить, Марк, и не жалеть ни о чём. И сейчас я не против узнать тебя больше, как мужчину, а не друга. Но не обещаю, что завтра моё мнение не изменится. Я не могу обещать тебе, что переборю себя и приму тебя, как своего парня. Хочу пробовать и ошибаться. Хочу падать и вставать. Хочу стать живой, понимаешь? Не ходячим зомби, а именно живой. Увидеть краски, хотя это будет сложно. Пробовать всё, до чего я доберусь. И если ты не согласен, то скажи мне.

– Ох, Мишель, – вздыхает он, его уголки губ подрагивают, и он ищет, что мне ответить. – Я не хочу стать утешительным призом. После Камилл я спал с каждой доступной девушкой. Это не принесло облегчения, только полное бессилие внутри. Ты пытаешься ему доказать, что можешь жить, когда это не так. Я понимаю тебя, буквально всё, что ты говоришь. Но не перебить иным мужчиной ещё неостывшую любовь к другому. Но я согласен помочь тебе хотя бы притупить её.

– Я не собираюсь становиться шлюхой, Марк, – произношу, обходя кухонный островок. – Только хочу узнать, а как это быть с другим. В моей жизни был Теренс, который умер на моих руках от передозировки. Был Люк, который жаждал денег больше, чем меня. Был Николас, который затронул всё в моём сердце и так же сильно разодрал его. Я выбираю не тех парней. Я хочу знать, а каково это – быть с беспроблемным. С таким как ты. Который заботится о тебе, принесёт суп, когда ты болеешь, который будет думать о тебе чаще, чем дышать.

– Подожди, ты сейчас всерьёз предлагаешь мне встречаться с тобой? То есть… то есть свидания, там… прогулки. Ты головой ударилась, или он вчера тебя ударил, что ты несёшь это всё? – От удивления Марк даже дышать не может, хватая ртом кислород.

– Нет, я не ударялась, и меня никто не трогал. Не знаю откуда, это появилось в голове, – пожимаю плечами. – Не могу ответить на это. Но почему бы и нет? Моя боль не ушла, она стала острее. Но вчерашняя наша встреча с ним даёт мне понять, что ничего между нами больше не воскресить. Он сказал, что был на похоронах. Сказал, что был. Но не рядом, не держал меня за руку, не утешал, не решился это сделать. И это больно тоже. Он никогда меня не любил. А моя любовь… она как гниющее мясо, только вызывает тошноту. Поэтому я предлагаю тебе быть мужчиной рядом со мной. Не знаю, что из этого выйдет. Возможно, ничего. Я не понимаю сама, что хочу. Ты идеальный принц, Марк. И я тоже хочу быть принцессой, хоть для кого-то.

– Но не в ущерб себе, Мишель. Я не против, больше, чем не против. Только я понимаю, что новые отношения не помогут тебе. Ты спрячешься за ними, за мной…

– Так я даю тебе шанс спрятать меня. Только вот воспользуешься ли ты им, решать только тебе, – перебиваю, разворачиваясь и направляясь в ванную комнату.

Сама не понимаю, как это всё сорвалось с губ, но слова сказаны и только сейчас осмысливаю их сама. Проплакав ночь и устав от боли, я иначе жить не смогу, если не попробую что-то другое. Совершенно отличное от того, что знала с ним. Очень глупо было предлагать это Марку, пользоваться им, когда я никогда не смогу ответить ему любовью. У меня нет опыта в отношениях, правду сказала – все мои парни были с серьёзными психологическими проблемами, а я их излечивала, или пыталась сделать так. Но сейчас же, я больна, и мне нужна помощь. Теперь я превратилась в Николаса, а Марк в меня. Я забрала в ту ночь его боль и теперь несу её в себе. Мне требуются изменения не во внешности, а внутри. В целях, в желаниях. И я не буду себе отказывать в этом. Не буду держать себя в руках. Кто может осудить меня? Никто. Единственный человек, которого я бы слушала – лежит в земле. Мои руки развязаны, мне нет нужды больше ходить на эти показательные вечеринки, где будет он. Я стала той, о ком мечтала всю жизнь. Обычной.

Выбираюсь из ванны, обматываясь полотенцем, и смотрю на себя в зеркало. Вчерашняя встреча с ним подтолкнула меня к решению двигаться дальше. Хоть и сложно, но я не имею права вернуться туда. Это непозволительно. Это унизительно, в конце концов. Прощать такое нельзя. Даже если любишь. Нет ни одной причины, чтобы я подумала иначе.

– К чёрту тебя, Николас. Я забуду тебя. Обещаю, что забуду, – шепчу я, смотря на своё отражение. – Ты не имеешь больше власти надо мной. Не тебе принадлежит моё сердце, а мне. Нет там тебе места. Больше нет, и никогда не будет.

Стираю рукой запотевшее отражение, выхожу из ванной и принюхиваюсь. Что-то сгорело, причём сильно сгорело. Ругательство и бурчание Марка доносятся из гостиной, улыбаясь этому, захожу в спальню и закрываю двери. Сбрасывая с себя полотенце, нахожу трусики, шорты и майку. Одевшись, подсушиваю волосы полотенцем и кладу всё на стул. Не знаю, какой чёрт меня дёрнул упомянуть секс. Но у меня в мыслях его даже нет. Кажется, что я никогда больше никого не поцелую, а о большем даже думать противно. Но когда-нибудь… однажды всё изменится, и я влюблюсь в другого. Хорошо бы было, если бы этим человеком стал Марк. Пусть всё идёт так, как идёт. Ни он, ни я не готовы к отношениям. Но флирт… почему бы не вспомнить, как это. И пусть сердце болит, пусть противится этим думам, но я буду бороться даже с ним, если это потребуется. Я вырву эту любовь и выброшу. Я смогу.

Выхожу из спальни, двигаясь к кухне, где нахожу Марка, сидящего на стуле и сжимающего волосы.

– Как дела? – Интересуюсь я.

– Хреново. Видимо, это слово дня, – хмыкает он, поднимая голову. – Это есть невозможно. Я всё выбросил, приготовил яичницу с беконом. На третий раз она получилась. Вроде бы.

– Понятно. Тогда завтракать? – Подавляя желание расхохотаться, предлагаю я. Огибая островок, подхожу к плите и поднимаю крышку от сковородки. В нос ударяет отвратительный запах сожжённого бекона. Моргаю от этого и смотрю на непонятное варево, что вышло у Марка.

– Я заказал еду. Через двадцать минут привезут, – быстро произносит он, стоя позади меня. И мы вместе смотрим на завтрак, что так и не удалось приготовить. Хрюкаю от смеха, поворачивая голову к Марку, закрываю крышку.

– Прости, но из меня тоже повар хреновый, – кривится он.

– Ничего. Запишемся вместе на курсы, – уже смеюсь я.

– Я согласен, – кивает он.

– Отлично. Как только я разберусь с работой…

– Нет, Мишель. Я согласен на то, что ты предложила. Это не отношения, а необходимая поддержка тебе как женщине, а мне как мужчине это льстит. Поэтому завтра я приглашаю тебя на ужин, после того, как мы вместе разберёмся с твоей работой и ещё откроем тебе счёт, – быстро произносит он, ожидая от меня реакции. Но смех прекращается, как и появляется желание сказать, что я уже передумала. Или же не передумала, а боюсь, что будет больнее. Не знаю.

– Ладно, – киваю я, принимая это. Хотя не хочу, но надо. Вырваться же хочу, значит, это должно помочь.

– Хм, ладно, так ладно. Пока везут еду, ты мне покажи, что нам нужно сделать в первую очередь. Выучить, я имею в виду, – говорит Марк, стягивая свитер и оставаясь в футболке. Мой взгляд привлекает татуировка на его руке в виде компаса, что рисуют на старинных картах.

– Мишель, – отрываюсь от этого рисунка, когда в голове вспыхивают другие татуировки и мои губы на них. Закусываю губу и поднимаю голову, смотря в карие глаза Марка.

– Что? – Спрашиваю я, совершенно вылетев из разговора и даже забыв, о чём он спросил.

– Конспекты или темы, – напоминает он.

– Ах, да. Темы, – медленно отвечаю я, мотнув головой, сбросив с себя ненужные воспоминания. Но губы так помнят этот вкус тела, что горят. Вытираю рот, словно только прикоснулась к упругой коже и звезде…

– Мишель, – Марк подходит ко мне.

– Да, сейчас, – бросаю я, чуть ли не отпрыгивая от парня. Направляясь к столу, присаживаюсь на стул и ищу список тем.

Почему именно эти воспоминания? Почему не другие третируют меня? Почему я напрочь забыла о боли, о том тёмном месте, наполненном насмешливыми зеркалами, алом свете… розгах…

– Хватит, – шепчу я, замечая, как уже подрагивают мои руки.

– Что? – Переспрашивая, Марк садится на диван.

– Нашла, вот, – быстро передаю ему лист, а другие складываю и кладу сбоку на стол.

– Так, посмотрим. Бухучет, финансовый менеджмент и страхование, микроэкономика по ним у тебя научные работы. А тесты у нас по социологии, психологии и информационным системам. Ну в принципе, сдадим. Что у тебя сначала: тесты или работы? – Поднимает голову на меня.

– Микро я сделала. В среду у меня информатика, к пятнице мне надо сдать финансовый менеджмент и микро. А в субботу придётся с утра прийти и написать остальные тесты. Другие работы разрешили принести через неделю, – отвечаю я, вспоминая слова моего руководителя.

– Тогда начнём. Двигайся и открывай ноутбук, – сталкивает меня со стула, что я чуть ли не падаю.

– Придурок, – ударяю его по плечу, пересаживаясь на диван и делая то, что он сказал.

– Интернет включи, без него…

– У меня его нет, – перебиваю его, поджимая губы.

– Сейчас устроим. Кто твой провайдер? – Спрашивает он, доставая телефон.

– Если бы я знала, – хмыкаю я.

– Ладно, узнаем, – пожимает плечами, набирая какой-то номер.

Смотрю на него и непроизвольно улыбаюсь, когда он с лёгкостью договаривается о включении интернета, оплачивает его своей картой и к тому моменту, как привозят провизию на целый полк, у меня есть вайфай. И всё так легко из-под его руки выходит, доступные объяснения, терпение, которого у меня нет. Он занимается со мной, пока не наступает ночь за окном. Мы прерываемся, только чтобы перекусить и снова за работу. Голова болит уже от информации, но я усердно пытаюсь всё запомнить, только бы не подвести его старания. Он чертовски умный парень, смышлёный и далеко пойдёт. И красивый. Не уступает в мужской красоте ему, но ещё не созревшая эта красота. Лет через пять он будет великолепен. Думаю о глупостях, пока смотрю, как Марк потягивается, откладывая листы бумаги, где чертил мне схемы. Но почему ничего не отзывается на него? Почему же я такая холодная внутри? Это обидно, что вот он рядом, а я боюсь причинить себе боль, если дотронусь. Позволю себе изучить его бицепс и забыть о другом. Почему нет ни капли желания поцеловать его, ведь он шикарный? Несправедливо, что не мы разумом выбираем того, от которого всё перевернётся внутри, от одного только взгляда.

Жизнь злая штука, она издевается над нами. Вот кто настоящий садист. Жизнь. Она оставляет такие раны, что не заживут никогда. Она бьёт сильнее любого кнута. Она держит нас в наручниках и отдаёт ключ от них только одному.

Прощаюсь с Марком, закрывая за ним дверь и соглашаясь на завтрашнее свидание. Раз начала, то буду продолжать. Я заставлю своё тело хотеть его. Заставлю мысли повернуться в иную сторону и отыщу ключ от своих наручников, но не отдам никому. Только себе. Теперь я живу только для себя.

Седьмой вдох

Вставать в семь утра уже отвыкла. Так сложно и тяжело заставить себя подняться, когда ты напичкала себя снотворным. Голова огромная, и все вчерашние слова кажутся до идиотизма глупыми. Нет больше той уверенности в себе, что была вчера. Ничего нет, только разбитое тело и сонное состояние. Но влезаю в душ, принимая контрастный, только бы проснуться. Высушив волосы, собираю их в высокий хвост и надеваю всё чёрное, как и предполагает моё внутреннее состояние. Собрав конспекты и перекачав на флешку работу по микроэкономике, бросив в сумку диск со своими фотографиями для показательного подтверждения моих навыков фотографа, выхожу из дома. Заезжаю в «Старбакс», покупая себе кофе и круассан, а затем в копировальный центр, дабы иметь печатную версию для сдачи.

Предстояло теперь снова вернуться на занятия, кажется, что не была там вечность. В последний раз только в кабинете руководителя и то, когда были занятия. Только бы никто не видел меня. Сейчас припарковавшись на своём обычном месте, поднимаю воротник, укрываясь от холодного утреннего ветра, что должен уже скоро забыться, ведь апрель на дворе, перебегаю через дорогу, входя на территорию университета.

Ох, чёрт, почему они все смотрят на меня? Да хватит уже. Пробираюсь в аудиторию и плюхаюсь рядом с Сарой, которая увлечённо что-то печатает, и даже не замечает меня. Смотрю на подругу, которая то закусывает губу, то хмурится.

– Привет, – на ухо произношу я ей. Девушка с визгом подскакивает, вызывая мой смех, как и ещё нескольких ребят, рассаживающихся вокруг нас.

– Дура или где? – Возмущаясь, она садится на место и недовольно смотрит на меня.

– Или где, – пожимая плечами, раскладываю свои вещи на столе.

– Почему не позвонила? – Спрашивает она, уже отойдя от испуга.

– Я была занята. С Марком, – отвечаю, замечая удивление и интерес.

– И? Между вами…

– Пока ничего, но я сказала… – вздыхая, кривлюсь от воспоминаний. – Я дура, Сара, полная дура. Я предложила ему встречаться со мной.

– Ты что сделала? – Одними губами переспрашивает она.

– То и сделала. Я была слаба, мне хотелось… чёрт, да не знаю. Всё, потом поговорим, мне нельзя отвлекаться, а то отчислят, – отрезаю я, поворачиваясь к зашедшему преподавателю.

Из аудитории в аудиторию, даже на обед не иду, решая пойти и сдать работу, за которую меня хвалят и ставят плюс. Возвращаюсь, вот так шаг за шагом дыхание восстанавливается. Но всё же, моё физическое состояние оставляет желать лучшего, снова давят на меня усталость и желание закрыть глаза. Не буду больше пить снотворное, но как иначе? Если думаю о нём. Каждую секунду, прокручиваю в голове и думаю. Это невыносимо уже. Невозможно прекратить, хотя бы во время занятий нет времени это делать. Спасибо на этом.

– Мишель, – передо мной оказывается Амалия, перекрывая мне путь, когда я выхожу из аудитории с последнего предмета. По блеску её глаз вижу, что зла. Причём сильно зла.

– Привет, говорить не могу, мне надо ехать, – быстро произношу я, делая шаг назад.

– Не так быстро, подруга, – за спиной говорит Сара. Они окружили меня, явно недовольные, что избегаю их, как и не сажусь с Сарой на предметах.

– Меня Марк ждёт, мне надо счёт открыть, и ещё у меня встреча с работодателем, – мямлю я, делая шаг вбок, но они встают и туда.

– Подождут. Сейчас только четыре. Час ты нам выделишь. А ну, пошли, – подхватывают с обеих сторон за локти и тащат куда-то.

– Ладно, я сама пойду, – брыкаюсь. Отпускают меня, и не сбежать ведь. Вот чёрт!

Иду, как под конвоем, за ними, мы берём одежду и выходим из одного здания, переходя в другое. И догадываюсь уже куда. В библиотеку. Отчего-то это место стало тайным для разговоров по душам. А я не готова сейчас… ни разу не готова открываться. Мы проходим мимо стеллажей, и они толкают меня между ними.

– А теперь рассказывай. Какого хрена мой брат заявил, что у вас сегодня свидание? – Требовательно спрашивает Амалия, садясь на пол и расстёгивая куртку.

– Свидание? Ни хрена ж себе! Куда тебя понесло? – Шокировано произносит Сара, плюхаясь рядом с Ами.

– Я…я не знаю, – пожимая плечами, сажусь напротив них и облокачиваюсь о стеллаж.

– Ты решила поиграть с ним? – Зло шипит Ами.

– Нет. Я… видела его. Николаса. Там… боже, я не знаю, откуда были такие мысли. Я сама предложила Марку встречаться со мной, а ещё вроде бы и секс. Это так стыдно, сейчас очень стыдно.

– Что?! – В один голос взвизгивают они.

– Но я не собираюсь, честно. Мы просто проводим время вместе. Вчера он занимался со мной. И я сказала ему…

– Так, моего тупого брата оставим. Ты видела его? Вот поэтому Марк был такой злой! Почему я не видела его? Он был там? – Перебивает меня Ами.

– Да. Был. Вы куда-то ушли, а у меня началась паническая атака. Я выпила шампанского, и… он был там. Такой же, как раньше. Ни капли не изменился. Он пошёл за мной… догнал… я ударила его. Кричала так. А потом… он был там, – сбивчиво говорю я.

– Мы уже поняли, что он был там. Что он сказал? – Спрашивает Сара.

– Он был на похоронах. В машине. Сказал? Не помню, о чём-то поговорить хотел, или ещё что-то. Я не помню, была так зла и так больно. Просил прощения, а я… девочки, мне так стыдно. Стыдно очень, потому что я…

– Любишь его и уже простила, – за меня отвечает Ами, переглядываясь с Сарой.

– Нет. Не простила, но думаю. Это же так унизительно, – кривлюсь я от вспыхнувшей раны в сердце.

– Ты не выключишь любовь по щелчку, Мишель. Она не отпустит тебя. Если это любовь, то ни черта не выйдет, чтобы забыть его. И ты простила, давно простила, хотя это так страшно себе признавать, – взгляд Амалии выражает такую боль, что сродни моей. Вглядываюсь в девушку, думающую сейчас о своём.

– И ты жаждешь, чтобы ему было так же больно, как и тебе, всё это время. Ты будешь желать отомстить, и при этом любить. Эта любовь и губит жизни. Ты злишься, обижаешься. Это всё оборачивается против тебя. Ты делаешь неверно, потому что больно. Потому что хочешь увидеть его на коленях перед тобой и услышать – ты единственная. И ты опустишь его на колени, только вот в этот момент будет ещё больнее. Ты возненавидишь себя за это. А простить легко, если ты любишь. Есть разное прощение. Прощение, когда тебя предали, отвергли и бросили, унизили – самое опасное. Поверь, я знаю, о чём говорю. Ты не забудешь этого. Никогда. Ни секунды в своей жизни. Ты будешь жить, но мёртвая внутри. Ты будешь спать с парнями и не чувствовать себя больше. Ты никогда его не разлюбишь, как бы отвратительно он не поступил с тобой, – девушка, моргая, переводит на меня взгляд.

– Всё может быть не так мрачно, Ами. Если он раскаивается? Искренне? И у него есть объяснения? – Хмурится Сара, поворачиваясь к подруге.

– Даже если раскаивается, то этого мало. При такой обиде, что в сердце Мишель, этого мало. Разорвать любящее сердце легко, а вот собрать его потребуется время и сильная любовь мужчины. И это не стыдно, Мишель, не стыдно простить. Стыдно признаться в этой слабости. Стыдно, что ты продолжаешь любить после предательства. Стыдно, что так хочется поцеловать его и отдаться ему. Пусть делает, что хочет. Это стыдно для нас, женщин. Стыд пройдёт, если заменить на любовь с его стороны. А если её не хватит, то тогда я не завидую тебе, – не мигая, смотрит на меня.

– Я не могу позволить…

– Позволишь, – перебивает меня. – Я позволила. Расскажу, но больше никогда об этом говорить не буду. Я прекрасно тебя понимаю, Мишель, буквально всё. Знаю, как хорошо быть одной, лелеять воспоминания и себя в них. Мне было шестнадцать, когда я поняла, что люблю мужчину. Он был старше меня на пятнадцать лет, работал с отцом. И я помню его с детства, на всех днях рождениях, на всех праздниках. Помню его девушек и свою ревность, только меня он воспринимал, как ребёнка. А мне исполнилось шестнадцать. Я пришла к нему, предложила себя. Стояла там голая и испуганная, влюблённая, а он притащил меня к отцу, рассказав всё о том, что я просила у него. Отец был в шоке, и мне было так стыдно. Стыдно до такой степени, – девушка закатывает рукава и поворачивает запястья вверх.

– Я хотела умереть, порезала вены, но Марк спас меня. Шрамы отшлифовали, чтобы никогда они не напоминали мне об этом. Мейсон больше не появлялся в нашем доме. Но я ни на секунду не забывала о нём. Я углубилась в рисование, так и жила. Через два года я встретила его в клубе. Он был один за барной стойкой. Я не сразу его узнала, и хотелось убежать, но не сделала этого. Подошла к нему, и он был так рад меня видеть. Пьяный и улыбающийся мне. А мне было всё равно, в каком он состоянии, что женат уже. Я любила его даже такого. Ту ночь мы провели вместе, как и последующую. Он признался, что испугался ответственности за меня, хотя любил. Меня не волновало, что жена тоже была в этом городе. Он был моим, обещал развестись и говорил, что будет всё хорошо. Я верила, так верила, пока не увидела его с беременной женой, как он целовал её, как улыбался ей. И я разозлилась, настолько, что подошла к ним, и всё выложила этой женщине. А потом отцу, врала и увидела, как разрушаю его жизнь. Но было так больно, когда злость и обида отступили. Когда отец разорвал с ним отношения, а Марк подрался. Тогда они искали выход уехать, переехать из этого города. За два дня до отъезда он нашёл меня и упал на колени прямо посреди улицы. Я простила за всё его, но тот человек, в которого он превратился, больше не был моим. Я до сих пор люблю его и буду любить, но сама не могу простить себя за эту месть. Его жена потеряла ребёнка, подала на развод. Он один, как и я. Когда он поймёт всё, тоже не простит меня. Поэтому, Мишель, обида и злость за прошлое не поможет тебе никогда. Любовью можно убить и воскресить. Ты простила Николаса, давно простила, но признаться себе сложно. Ты саму себя не можешь простить за это.

Амалия замолкает, Сара стирает слёзы, а я смотрю на девушку, и не могу поверить, что это произошло с ней. Ничего не выдавало в ней этой боли, которую она несла в себе. Только сейчас я увидела её, в каждом слове, в каждом надорванном вздохе. И она не плакала, только грустно улыбалась, неотрывно смотря в мои глаза. Поэтому она так понимала меня.

– А где он сейчас? – Спрашивает Сара всхлипывая.

– Не знаю. Ничего о нём не знаю. Отец запретил ему приближаться ко мне, даже постановление суда есть. Я разрушила несколько жизней, убила ребёнка. И мне прощения нет, это я понимаю…

– Но он тебя простил. За всё простил, потому что любит. Прощения заслуживает каждый, – говорю я.

– Даже Николас? – Усмехается она, а я поджимаю губы, опуская голову.

– Нет.

– Так где твоя правда, Мишель? Ты не можешь простить его, точнее, себя и выслушать, потому что имеешь двойные стандарты. Да, я помню, как он избил тебя. Но давай посмотрим правде в глаза. Диск с записью так и не был отдан твоему отцу. Николас считал, что ты его предала, рассказав газетам. Он не хотел тебя отпускать, он тематик, Мейсон тоже любил это. Наручники, кляпы, шлёпалки, и это мне нравилось. Нравилось, когда он это делает. Он не знал о том, что ты ни при чём в этой истории. На твоём месте я бы рассказала ему, но ты решила иначе. И никто не вправе осуждать тебя за то, что ты хотела огородить сестру, которая даже этого не заслуживает. Ты ждала его, по какой причине? Потому что уже простила, и только он мог бы снять с тебя печаль и горе. Только он может помочь тебе. Эта связь, её не разрушить. Хотя бы объясниться он имеет шанс, а дальше смотри сама, чего ты хочешь. Но не впутывай моего брата в эту игру. Николас Холд в гневе страшен, это я знаю наверняка, а ты подставляешь под удар Марка. Нет, я не виню тебя и не осуждаю. Ты пытаешься заменить одного на другого. Я не дура, Мишель, давно смекнула, что Марк напоминает тебе Николаса. Только не получится, подмену сразу различит твоё тело и сердце. Попробовать, конечно, можешь. И я даже буду двумя руками «за», если у вас всё получится. Но увы, я знаю, что ни черта не выйдет. Вы используете друг друга, как замену. А из этого ничего хорошего не родится. Развлекайтесь, но проблему придётся решить. Подумай, Мишель, чего ты действительно хочешь. Я не толкаю тебя принять Николаса, даже против этого. Но любовь выбрала за тебя все твои шаги заранее. Привыкни к мысли, что ты простила. Привыкни и станет легче. Хочешь, изведи его до того сумасшествия, в котором ты сейчас живёшь. Он станет больным тобой, если уже не болен. Дать шанс никогда не поздно, всегда можно уйти. А вот вернуться может быть просто не к кому. До завтра.

Амалия подскакивает с места, хватая сумку и куртку, оставляя меня в совершенно разбитом состоянии. Я переварить не могу, как точно она описала всё, что я прячу от себя. Смотрю на Сару, так же поражённую откровением, и не могу ничего сказать.

– Мишель…

– Иди за ней. Помоги ей. Воспоминания причиняют боль, помоги ей сейчас. А я подумаю, мне есть над чем подумать, – перебиваю её, указывая головой на выход из стеллажей.

– Но ты…

– Со мной всё хорошо. Относительно хорошо. А вот она… это слишком тяжело, так холодно говорить о любви. Это требует силы, а сейчас она иссякла. Иди за ней. Завтра встретимся, – толкаю её, чтобы пошла за девушкой. Сара, поднимаясь, быстро чмокает меня в щёку и уходит на поиски подруги.

Чёрт возьми, она так права. Я уже простила его, а вот признаться стыдно. Переступить через себя не могу себе позволить, это не передаваемо. Просто существует барьер, он прямо в сердце и не разрушить его. Да, я очень хочу наказать его, как он это сделал со мной. До боли хочу увидеть его такого же сломленного, какой была я. Это желание такое ядовитое, оно заполняет всю меня. Не даёт думать в другом русле, оставляя после себя огонь и раны. Проще просто забыть. Не вести всё к критической точке, после которой никто не останется живым. Забыть сложно. Но время лечит. Лечит ли оно? Сколько должно пройти часов, недель, месяцев, лет?

Жужжание мобильного отрывает меня от раздумий, достаю из кармана пальто и смотрю на номер Марка. Амалия и в этом права. Он такой хороший, замечательный парень. Зачем я это сделала? Надо поговорить с ним и объяснить всё.

– Да, – вздохнув, отвечаю я, поднимаясь с пола.

– Ты где? Я жду тебя, – спрашивает Марк.

– Уже выхожу. Прости, меня задержали, – вру я, и забрасывая сумку на плечо, выхожу из-за стеллажей.

– Отлично. Буду ждать тебя прямо в приёмной, скажи, что ко мне, и тебя проведут сотрудники.

– Хорошо, – спускаюсь по лестнице.

– Тогда до встречи.

– Пока, – выключая звонок, выхожу из библиотеки.

Ненавижу эту жизнь, которая превратила меня в непонятное существо, что не может дышать и жить. Ненавижу всё вокруг меня. Ненавижу себя за это. Ненавижу себя за эту любовь.

Восьмой вдох

Бреду к своей машине, доставая ключи из сумки. Перебегаю дорогу и иду по дорожке, смотря себе под ноги, подбирая слова, что скажу Марку. Надеюсь, он поймёт меня. Поймёт, что психически я не стабильна, и мои желания такие же. Вздыхаю и поднимаю голову, палец замирает на кнопке блокировки машины. Дыхание теряется, не могу двинуться, смотря на мужчину, облокотившегося о «Мерседес». Не сейчас… да что же это такое? Почему в самые разорванные моменты моей жизни я теперь вижу его? Почему так жестоко?

– Отойди, – могу только вымолвить я, всё же, нажимая на кнопку, и машина издаёт писк, встречая меня вспышками фар.

Николас не двигается, сверля меня карими глазами, прожигая дыру во мне. Дышать сложно, смотреть на него не могу, слова Амалии крутятся в голове. Простить. Стыдно. Безумно больно. Отвожу взгляд от его мрачного лица, проходясь глазами по кожаной куртке, чёрным джинсам и ботинкам.

– Чёрт возьми, уйди, – цежу я, но не двигаюсь. Не могу подойти, не могу дотронуться до него, даже оттолкнуть нет сил.

– Здравствуй, Мишель, – его спокойный голос достигает моего сознания, полностью срывая остатки самообладания и мыслей.

– Не хочу желать тебе того же, Николас. Поэтому прошу, отойди от моей машины, – произношу сдавленно, опасливо и даже трусливо. Делаю шаг, но он не двигается. Злит меня это. Злит, потому что больно. Злит, потому что так люблю его. Сердце болит, физически болит.

– Нет, – одно слово, и я вскидываю подбородок, встречаясь с потемневшими глазами. О, я знаю этот взгляд, он сорвёт всю кожу с меня, оставит обнажённой и страдающей. Эта сила, что в нём, касается меня даже на этом расстоянии.

– Что ты хочешь? – спрашиваю я.

– Я не хочу, Мишель. Я требую, чтобы ты поговорила со мной, – тембр, что отдаётся шумным вздохом во мне, заставляет дрожать. Именно дрожать от этого повелительного наклонения. От него.

– Николас, уйди. Время разговоров прошло. Тем более требовать, ты не имеешь никакого права. Оставь меня, – голос пропадает, шепчу. Отталкивается от машины, делая шаг ко мне.

– Теренс, – дрожа, хриплю я, не имея возможности даже шевельнуться. Прочищаю горло, но даже это не помогает снять напряжение, что сковывает меня полностью.

Уголок губ его приподнимается в насмешке над этим словом, глаза пропускают опасный блеск, и он подходит практически вплотную ко мне. Сглатываю от этого, губы сухие. Облизываю быстро их, смотря в его глаза, которые уже тянут в свою глубину. Как же необходимо мне сладкое. Шоколад. О, господи, в голове шумит. Слышу его ровное дыхание и своё, рваное, быстрое. Он видит всё, что творится со мной, и это ему нравится. Нравится настолько, что накаляет воздух, трещащий вокруг него.

– На меня это больше не действует, Мишель, – шёпотом произносит он, склоняясь к моему уху. Меня накрывает аромат его кожи, что так близко ко мне.

– Хочешь знать почему? – Запах его одеколона проникает в меня и сжимает всё внутри, до болезненного возбуждения, которое неизвестно откуда рождается в моём теле.

– Завтра в шесть часов я поделюсь с тобой этим, и не только. Сразу же после твоих занятий, я буду ждать тебя здесь. Отказа я не принимаю, не заставляй меня применить силу. А я это сделаю, – шепчет он, опаляя своим горячим дыханием моё ухо. Закрываю глаза, а по телу проходится острая волна.

– Кнут и розги. Не удивлена, что ты упомянул о них, – низко отвечаю я, распахивая глаза. Приподнимает голову улыбаясь. Его лицо так близко, очень близко. Ещё немного и дотронется до меня. Даже забыла, как он красив, когда улыбается. Как собираются мимические морщинки в уголках его глаз, полностью преображая его. И ни разу не коснулся меня, а я чувствую, как трогает каждый сантиметр моей полыхающей кожи. Чувствую, как ласкает меня руками, и это иссушает. Провожу языком по губам и тону в его глазах. Сейчас упаду от дрожи в ногах.

– Кляп и наручники на ноги и на руки, пока ты будешь сопротивляться. Когда я привезу тебя в ресторан, ведь тебе будет спокойнее именно там, сниму с тебя это. Но было бы лучше, если бы мы поехали ко мне. Затем можешь кричать, можешь даже драться, мне всё равно, как это будет выглядеть на людях, и что напишут в газетах. Мне плевать на них, но ты выслушаешь меня, – уверенно говорит он.

– Ни черта, – шепчу я, быстро дыша.

– Ты выслушаешь меня, я сделаю всё для этого, – кивает он на свои слова.

Не замечаю, как его рука поднимается и дотрагивается до моей щеки. Вздрагиваю и закрываю глаза от сильнейшей вспышки в глазах. Боль прорывается изнутри, и не смею открыть их. Замираю. Не дышу. Он нежно проводит по моей щеке костяшками пальцев, разрывая вновь меня, возвращая воспоминания, где была боль и ненависть. И это всё комом застревает в горле.