Метро 2033: Подземный доктор Буторин Андрей
Он с трудом, придерживаясь руками за стену, поднялся и медленно, сгорбившись, словно старик, направился к ведущей из лаборатории двери. Но, взявшись за ручку, собрался, выпрямился и, распахнув дверь, шагнул за порог с обычным, каменно-хладнокровным выражением лица. А пока шел к «кают-компании» по выложенному кирпичом коридору, вспомнил про ту необычную операцию, после которой девятнадцатилетний парень Степан стал тем, кем он был сейчас, – разумным «птеродактилем». Та операция в чем-то была сродни сегодняшней; пациент и донор относились к разным классам: тогда это были млекопитающее (человек) и пресмыкающееся, сегодня – человек и рыба. В тот раз он вообще не верил, что у него что-то получится, а на операцию решился больше из любопытства, в качестве эксперимента. Еще и проводить ее пришлось в экстремальных условиях: в пещере на берегу реки – в туннель здоровенный «птеродактиль» просто бы не пролез. Когда летающему чудищу была проведена трепанация черепа и Доктор извлек мозг, он поразился, насколько тот был похож на человеческий: такой же по объему, с большим количеством извилин… Скажи ему кто о разумности этого существа – ничуть бы не удивился. Вот только было совершенно непонятно, от какого вида животных произошли эти гигантские «птички»? Неужели на кого-то из тогдашних обитателей животного мира мутация могла подействовать так сильно менее чем за двадцать лет? Впору было поверить, что ядерные взрывы сумели приоткрыть двери в некие параллельные миры, откуда успела проникнуть часть их обитателей. Впрочем, у других животных – тех же волков и медведей – мутация вообще оказалась «взрывной»: уже через три-четыре поколения, то есть года за три, животные изрядно «облысели», приобрели сплюснутые морды, а волки – еще и похожие на руки передние лапы. Свихнувшаяся природа умела преподносить сюрпризы, особенно после того, как ей в этом столь щедро помогли. Но этот вопрос не относился к профессиональной сфере Подземного Доктора; куда интереснее было узнать, приживется ли в совершенно чужом теле человеческий мозг? И если все-таки да, то сумеет ли пациент управлять крыльями и хвостом – органами, для которых в мозге не имелось соответствующих отделов?
В итоге случилось практически невероятное: мозг прижился, и Степан – пусть и не сразу, но довольно быстро – смог сначала начать шевелить новыми конечностями, а затем и вполне уверенно использовать их по назначению.
Произойди такое событие до Катастрофы, ученый мир взорвался бы от удивления и восторга, разразился бы овациями в честь ученого-новатора. Да что там – сошел бы с ума, осыпав удачливого экспериментатора всеми возможными званиями, регалиями и почестями. Про Нобелевскую премию можно было даже не упоминать – ее бы присудили, не раздумывая. Но сейчас… Сейчас ему было не до того, чтобы разбираться, какие отделы мозга Степана взяли на себя несвойственные им ранее функции и как такое стало возможно в принципе. Да и не имелось у него для подобных исследований нужного оборудования. Как, впрочем, и специальных знаний.
Имелась в тот раз и еще одна, пусть и не столь критичная проблема: как сделать, чтобы «птеродактиль» мог разговаривать? Подобная задача впервые встала перед Подземным Доктором, когда он научился пересаживать человеческий мозг волкам и медведям. Да, бывшие звери после такой операции получали разум, но разговаривать как люди они все равно не могли – слишком уж отличалось строение гортани, языка, челюстей от речевого аппарата человека. Первые зверолюди старательно сипели, хрипели, выли и гавкали, но уловить в этих звуках смысл было почти невозможно. Задача сделать своих пациентов по-настоящему говорящими показалась Доктору не только весьма важной, но и чрезвычайно интересной, и после многочисленных проб и ошибок он все-таки научился операционным путем дорабатывать речевой аппарат подопечных до максимально приближенного к человеческому. Правда, говорили бывшие звери все равно с характерным «акцентом» – рычаще и хрипло, а длинные фразы давались им зачастую с трудом, но они все-таки говорили, и это было для Подземного Доктора настоящей победой, которой он не без основания гордился. Другое дело «птеродактиль», у которого все было устроено совсем по-другому, а время для экспериментов отсутствовало. Пришлось действовать практически по наитию, полагаясь лишь на чутье и удачу. И они не подвели: «птеродактиль» теперь тоже мог разговаривать, причем даже лучше, нежели человековолки и человекомедведи – сложные, длинные фразы и предложения давались ему так же легко, как и нормальному человеку. Правда, речь Степана всё же имела свои особенности: в отличие от рычащих, твердых звуков у человекохищников, «птер» при разговоре немилосердно шипел и свистел. Но это уже были мелочи по сравнению с главным…
Едва Доктор вошел в зал, сидевшие на лавке и явно дремавшие Жека и Лёха тут же вскочили.
– Выкладывайте, – сухо бросил «архангельский демон».
Мужчины, перебивая друг друга, стали рассказывать то, что узнали от «птера». Впрочем, ничего нового Подземный Доктор от них так и не услышал: нападение «диких» мутантов на «галеру» храмовников возле деревни Слободка, пожар, гибель практически всех участников стычки с обеих сторон… Он собирался уже махнуть рукой, чтобы остановить пустопорожнюю болтовню и велеть мужикам отпустить «птеродактиля», как в помещение вдруг стремительно вбежал человековолк.
– Есть вести, – прохрипел он, косо поглядывая на электрика с рыболовом.
– Ждите, – кивнул им Доктор и отошел с волком к дальней скамье.
Монстр принялся что-то активно шептать на ухо «архангельскому демону». Мужчины невольно стали прислушиваться, но ничего разобрать так и не смогли, услыхав лишь «Святая», «Дед Мороз», «Вотчина» и «пожар». Подземный Доктор же и вовсе молчал, лишь глаза его стали вдруг словно разгораться изнутри радостным светом.
Наконец он отпустил человековолка и вернулся к Лёхе с Жекой. Теперь, видя его вблизи, они убедились, что непонятный свет им не привиделся, – глаза Доктора и впрямь сияли лихорадочным блеском.
– Передайте Степану: пусть летит, – сказал он будто бы слегка надтреснутым голосом. – Скажите, чтобы за девчонкой вернулся дней через пять. И пусть пока не приносит мне ни зверей, ни пациентов. И всем, кому я велел их искать и ловить, пусть тоже скажет, чтобы больше этого не делали.
– Никогда?.. – испуганно выдал Лёха. – А если с кем из наших что…
– Пока пусть не делают, – отчеканил Подземный Доктор. – Мне скоро будет не до этого. А с нашими… С нашими как-нибудь разберемся. Но будет лучше, если они постараются не попадать в неприятности. Операционная мне может понадобиться в любую минуту.
Недоуменно переглядываясь, Алексей с Евгением отправились к «птеру». Доктор же опустился на скамью, но тут же вскочил и принялся вышагивать от стены к стене, не в силах сдержать возбуждение. Да, теперь ему было не до больных и увечных и даже не до изнуряющих, оттачивающих его мастерство и опыт экспериментов. Опыта у него и так уже имелось с избытком. И этого опыта обязательно должно было хватить для главной операции всей его жизни, к которой Подволоцкий так настойчиво шел, которую так бесконечно долго ждал. Что ж, наконец-то, похоже, дождался. Упустить появившийся шанс было нельзя. Он не простит себе никогда, если упустит!
Глава 5
Шпион
Святая уверенно шла подземными коридорами вслед за несшим масляный фонарь сопровождающим. Сиплое дыхание второго охранника слышалось позади. «Легкие у парня ни к черту, – мельком подумала предводительница храмовников. – Надо будет заменить на здорового».
Туннель, ведущий к казематам, освещался скудно – электричество приходилось экономить. Правда, и эти несколько лампочек, отстоящих одна от другой метров на двадцать, включали не столь уж часто; три тюремные камеры – две крохотные одиночки и не многим большая по размерам «коммуналка» – основную часть времени были пустыми. Если патруль и приводил сюда пойманных наверху «диких» мутантов, пробиравшихся порой в Великий Устюг, то держали их в казематах недолго – к чему переводить еду и энергию на бесполезную шваль? Действительно опасных узников, настоящих преступников, небольшая подземная тюрьма почти и не видела, за исключением единичных случаев. И вот, похоже, их краткий перечень сегодня пополнился.
Во всяком случае, посыльный от начальника патрульной службы утверждал, что пойман настоящий шпион. Даже, скорее, не пойман, а разоблачен, поскольку много лет служил у них же в патруле. И, самое интересное, посыльный утверждал, что работал шпион не на Деда Мороза. «А на кого же еще? – чуть не выпалила вслух Святая. – Не на “диких” же?» Однако предводительница храмовников сумела сдержать эмоции, оставшись внешне каменно спокойной. Лишь коротко кивнула посыльному – продолжай! Но добавить тому было нечего. Он лишь сказал, что Заумян, начальник патруля, очень просит Святую прийти в казематы, поскольку информация, которой владеет задержанный, имеет необычайную важность.
Ей и самой уже стало необычайно интересно посмотреть на загадочного шпиона, а еще больше – послушать его: узнать, кем тот заслан, что именно выведывал здесь, каким образом передавал сведения. «Но ведь в Устюге кроме меня и Деда никого больше нет! – вновь озадаченно подумала Святая. – Да и не мог бы мутант служить в патруле храмовников, это полнейший бред. Но если не мутант, тогда кто же, кто? Кто-то из Лузы? Но зачем им шпионить за мной? Не собираются же лузяне напасть на Устюг! И как с ними отсюда поддерживать связь – голубиной почтой?..» Вслух, разумеется, ничего этого предводительница храмовников не сказала; велела посыльному возвращаться и передать Заумяну, что скоро будет.
И лишь теперь, шагая по мрачным подземным туннелям, Святая вспомнила о ходящих среди ее дозорных байках о некоем «архангельском демоне», живущем где-то тоже под землей вместе со своей дьявольской свитой. Она не верила в эти сказки, считая их обычным народным фольклором. Ведь демон – служитель зла, он призван к тому, чтобы это зло совершать, а не прятаться от всех в какой-то глубокой норе долгие годы. И за те два десятка лет, что она стоит у власти над половиной населения Великого Устюга, никто ни ей, ни ее подданным особого зла не причинял. Кроме мелких пакостей Деда Мороза, но это вполне ожидаемые, обычные, можно даже сказать, семейные разборки. Ничем демоническим в них вовсе не пахло.
Но теперь она невольно подумала об «архангельском демоне» снова. Буквально на днях ей доложили, что дозорные с южной окраины подземелий повстречали в дальних туннелях нечто. Вроде как волка-мутанта, но с человеческой головой. Понятно, что у страха глаза велики и человеческая голова им могла просто померещиться, но, с другой стороны, дыма без огня тоже не бывает. К тому же в докладе звучало утверждение, что один из двух дозорных, участвовавших в инциденте, – человек опытный, весьма трезвомыслящий и отнюдь не паникер. Причем этот случай заставил Святую вспомнить и еще о паре-тройке подобных, хоть и весьма давних происшествиях. И она позволила себе… не поверить, нет, всего лишь предположить: а что, если в неведомых ей подземельях и впрямь обитает некое сообщество? Конечно же не демонов, а обычных людей. Причем этих людей очень мало, потому они от всех так усердно и прячутся. А волки-мутанты… Возможно, даже скорее всего, это вовсе не волки, а мутировавшие собаки, которых приручили для охраны. Правда, тут же возникали вопросы: чем питаются эти люди, как они вообще выживали все эти годы, почему не примкнули ни к храмовникам, ни к морозовцам?.. И если выявленный шпион действительно послан сюда этими псевдодемонами, то для чего им это могло понадобиться? Только лишь чтобы знать, что их существование всё еще остается тайной? Очень нелогично, учитывая, что этих людей мало и лишние руки для них воистину на вес золота. Или, скорее, картошки, поскольку золотом в нынешнем мире сыт не будешь, да и нож из него получается никудышный, слишком мягкий для охоты или схватки.
Заумян встречал ее в коридоре возле каме с казематами. Высокий и плотный сорокалетний начальник патрульной службы склонил в приветствии лысую голову. Святая заметила на ней капельки пота. И это при том, что в подземелье вовсе не было жарко, скорее наоборот. «Волнуется, паршивец, – усмехнулась про себя предводительница храмовников. – Знать, и в самом деле крупную рыбку поймал. Теперь думает, как бы мне это ловчее преподнести, чтобы выпятить свою причастность на первое место. Ишь, даже встречать меня вышел. Ну-ну, посмотрим на твой улов. А для начала неплохо бы твои надежды слегка пообломать, чтобы особо губу не раскатывал».
Святая не любила Заумяна, хотя никаких веских поводов для этого не имела: ей он был предан, службу нес исправно. И все-таки было в начальнике патруля нечто такое, вроде бы и не бросающееся сразу в глаза, но вызывающее к нему невольную неприязнь. Взять хотя бы теперешнюю встречу. Лучше бы занимался делом, допрашивал пленника, а не выпендривался, изображая галантность. Подобострастный взгляд, натянутая резиновая улыбка – смотреть противно. Говорят, с подчиненными он совсем другой – цедит слова, не разжимая зубов, словно милость оказывает, хотя милости от него патрульные дожидаются редко, куда чаще – тычка под ребра, а то и в челюсть.
Заумян раскрыл уже рот, чтобы поведать так и рвущуюся из него сногсшибательную новость, но Святая остановила его взмахом руки.
– Я правильно понимаю, – идя ва-банк, хладнокровно спросила она, – что вы взяли шпиона «архангельского демона»?
Святая осознавала, что вероятность промаха была велика, и тогда бы она оказалась в весьма глупом положении. Но рискованный выпад достиг цели: начальник патрульной службы вытаращил глаза, пот ручейком заструился с лысины.
– Откуда вы… Каким образом вам это… – залепетал он, но Святая вновь прервала его взмахом ладони.
– По-твоему, у меня нет головы на плечах? – скривила она губы.
– Да что вы!.. – сцепил руки Заумян. – Да как я мог!.. Но ваша проницательность…
– Хватит! – уже и в самом деле начиная злиться, выкрикнула Святая. – Веди меня к нему! Впрочем, нет, сначала ознакомь с деталями.
Предводительница храмовников зашагала к двери, скрывающей за собой каморку надзирателей. Один их сопровождающих ее охранников предупредительно распахнул вход. Святая зашла внутрь и села на деревянную лавку перед коротким и узким – на одного едока – столиком. Вошедший следом Заумян остался стоять. Предлагать начальнику патруля сесть она не стала. И первым ее вопросом был вовсе не тот, который он ожидал услышать.
– Каким образом в патруле оказался шпион? Вы что, принимаете всех без разбору?
Начальник патрульной службы замотал головой так, что во все стороны полетели брызги пота. Святая, отдернувшись, брезгливо поморщилась. Заумян начал судорожно вытирать лысину рукавом.
– Нет-нет-нет! – выпалил он при этом. – Ни в коем случае не всех! У нас строжайший отбор. Но Полетаева… этого, которого взяли… принимал не я! Это же давно было, лет пятнадцать назад, я сам тогда в патруле начинал только. А Тимофей… Полетаев который… он совсем зеленый был, лет восемнадцать всего. Его при патрулировании и нашли. Брел по городу – худой, грязный, оборванный. Говорит, сидел несколько лет в погребе – дом рухнул, когда он туда за соленьями полез, мать отправила. Крышку придавило, открыть не смог. Хорошо, запасов внизу много было. Вот он и сидел там; сначала помощи ждал, а потом сам стал консервной банкой выход рыть…
– А где он брал воду? – прищурясь, спросила Святая.
– Ну… – Заумян опять затряс головой, но сразу спохватился, замер. – Так он говорил, что сквозь щели лилась, когда дождь шел, он ее в пустые банки собирал.
– А зимой?
– Так это… зимой он… – Начальник патруля сглотнул и развел руками. – Не знаю. Не уточняли.
– А показать тот погреб вы его попросили?
– Так это ж не я тогда был!.. – вновь начал оправдываться Заумян. – Я ведь простой патрульный тогда… что прикажут, куда пошлют…
– Перестань ныть! – прикрикнула Святая. – Я тебя пока ни в чем не обвиняю, а всего лишь спрашиваю: вы сами видели этот рухнувший дом с погребом?
– Не припомню, – выдохнул начальник патруля. – Может, кто туда и ходил, но меня точно не отправляли.
– А почему этого мальчишку вообще взяли в патруль?
– Это я помню. Он просился очень. Он ведь нас первых увидел за несколько лет. Говорит, сначала думал, что все люди погибли, он один на Земле остался. А тут мы. И спасли его. Вот он с патрульными и не захотел расставаться. А еще сказал, что и он хочет быть таким же, – вдруг и сам кого-то тоже спасет. Вот и взяли. Так-то он, хоть и заморышем был поначалу, шустрым пареньком оказался. И выносливым, не размазней. Да и смекалистым, схватывал всё на лету. Он, Полетаев, и сейчас-то в лучших патрульных числился.
– Ты его хвалишь, будто сватаешь, – скривила в усмешке губы предводительница храмовников. – Как же такой замечательный парень, лучший патрульный, и вдруг через пятнадцать лет оказался шпионом?
– Виноват, не углядел, – вновь обтер рукавом лысину Заумян.
– То, что виноват, это само собой, – уже без улыбки сказала Святая. – Об этом будем говорить отдельно и позже. А сейчас доложи, на чем он попался?
– Патрули ведь у нас парами ходят, – заторопился начальник службы. – И приказ на этот счет строгий: кроме экстренных случаев одного напарника не оставлять ни на минуту. А за Тимохой… за Полетаевым стали замечать, что он нет-нет да и отстанет. Или приспичит ему… ну, по нужде. Так-то и по нужде отлучаться нельзя, всё равно должны быть в пределах видимости друг у друга. А Полетаев вроде как стеснялся на виду. Я уже, так сказать, разъяснительную беседу провел с теми, кто его стеснительности потакал. Надолго запомнят, будут теперь за руки взявшись сра… То есть, это… прошу прощения…
– Хватит! – рявкнула предводительница храмовников. – О деле рассказывай!
– Так вот, я и говорю… Многие потакали Тимофею, а один, Мартьянов Сергей, заподозрил что-то. Он у нас в патруле недавно, к обязанностям своим относится рьяно. И не только к своим. Короче говоря, Полетаев этой ночью опять будто бы по нужде за развалины завернул. А Мартьянов фонарь погасил и втихую за ним. И услышал, как шепчется за развалинами кто-то. Ну а кто еще, если Тимоха Полетаев там как раз и есть?
– С кем же шептался ваш Полетаев? Может, он, когда по нужде ходит, сам себе сказки рассказывает, чтобы не так страшно одному в темноте-то?
– Мартьянов говорит, что там был кто-то еще. Только… – Начальник патруля замялся.
– Какой еще Толька? Выражайся яснее!
– Нет-нет, имени он не знает! И вообще… Мартьянов доложил, что это, скорее всего, был не человек.
– А кто?! – разозлилась Святая. – Призрак усопшей мамочки?.. Или сам «архангельский демон» в рогах и копытах? Мне кажется, за вашу службу пора мне самой взяться как следует. Развели детский сад! «Мы с Тамарой ходим парой!» Один покакать стесняется, другой от страха потусторонние голоса слышит. Я представляю себе, как этот Полетаев признался в шпионаже: вы его, небось, запытали до полусмерти, вот он вам и насознавался – и про «архангельского демона», и про тень отца Гамлета, и про волка с семерыми козлятами.
– Мы его не пытали! – замахал руками начальник патрульной службы. – Ну, почти… Я расскажу, как он сознался. А насчет волка… – Заумян судорожно сглотнул. – Насчет волка это вы в самую точку. Мартьянов и доложил, будто ему показалось, что с Полетаевым был как раз волк…
– Хватит с меня этого бреда! – вскочила Святая. – Полетаева освободить из-под стражи и выгнать вместе с Мартьяновым из патруля! Ты с этого момента тоже не начальник службы. И уйди с дороги, что ты передо мной топчешься?!
– Но Полетаев шпион! – завопил осмелевший с отчаянья Заумян. – Он сознался не под пытками! Он рассказал, кому он служит! Прошу, поговорите с ним, вы сами всё поймете!..
– Хорошо, – резко вдруг остыла предводительница храмовников. – Но если это окажется туфтой, в каземате будешь сидеть ты.
Святая и в самом деле сомневалась теперь, что «раскрытый шпион» имеет какое-либо отношение к шпионажу. Бредовый донос патрульного на своего напарника (может, он просто зуб на него за что-то имел), допрос бедолаги с применением силы (в гуманность Заумяна верилось слабо) – вот тебе и шпион хоть «архангельского демона», хоть «вологодского ангела», хоть «московского идола». В то же время она ненавидела, когда из нее делали дуру, пусть даже не по умыслу, а от излишнего рвения. И, сказав Заумяну о том, что тот сядет в каземат, она вовсе не шутила. Сядет как миленький! И будет сидеть, пока не поумнеет. Но для этого всё же были необходимы доказательства его вины; наказывать подчиненных только за то, что они ей не нравятся, в привычки Святой не входило. Она твердо решила допросить задержанного сама. Способности развязать язык любому, каким бы волевым и упрямым тот ни казался, у нее имелись. Многие всерьез полагали, что она умеет читать мысли. Нет, подобное было за пределами ее возможностей. Но внушить человеку, что с ней можно и нужно делиться всем, даже самым сокровенным, она могла запросто. А потом, если нужно, так же запросто стереть у собеседника воспоминания о его откровенности. Или вообще почистить память, оставив лишь общие знания и приобретенные навыки.
Камера, в которую ее привел Заумян, была простой одиночкой, разделенной на две неравные части толстой железной решеткой. Меньшая примыкала к входной двери. Там отдыхал на деревянной скамье недавний посыльный, вскочивший при виде Святой на ноги. По другую сторону решетки находился второй патрульный, который стоял возле сидевшего на привинченном к полу табурете шпиона. Последний был голым по пояс, со связанными за спиной руками. Его разбитые губы кровоточили, под левым глазом багровел свежий синяк.
– Это так вы его не пытали? – резко повернулась к Заумяну предводительница храмовников.
– Да какие же это пытки! – стал оправдываться начальник патрульной службы. – Это при задержании, так, для порядка, чтобы не рыпался. Я ведь вам хотел рассказать, как мы его раскололи. Смех один! Он ведь сначала молчал как рыба… А я в людях разбираюсь и понял сразу, что так просто этот не заговорит, хоть каленым железом его прижигай, хоть ногти выдергивай. Нет-нет, вы не подумайте, мы такое не практикуем, это я к слову. Для таких вот упертых есть у меня испытанный способ, который до этого ни разу еще осечки не давал. Предварительный расстрел.
– Что? – приподняла брови Святая. – В каком смысле предварительный?
– В том, что пока еще не настоящий. Но об этом только мы знаем. А задержанный думает, что его и впрямь сейчас шлепнут. Я отдаю команду, патрульные наводят оружие. Я поднимаю руку, вроде как отмашку сделать, выжидаю пару секунд… Да какое там пару – обычно на первой уже голосят и начинают каяться во всех грехах. А этот не стал. Только харю скривил, будто мы не автоматы, а голые жопы в него нацелили!.. То есть, я извиняюсь…
– Продолжай, – мотнула головой предводительница храмовников.
– В общем, я руку с полминуты держал, а он только ухмыляется. И вот тут-то Скворцов, вон тот патрульный, – показал за решетку Заумян, – не сдержался и брякнул: мол, ему хоть гвозди в башку забивай, всё равно рта не откроет. А я возьми да скажи: «А ты попробуй». Скворцов сбегал за молотком с гвоздями, приставил один к затылку Полетаева, и тот вдруг побледнел, затрясся… Всё, говорит, скажу, только уберите это от моей головы. Ну и правда, всё рассказал.
– Что именно?
– То, что на «архангельского демона» работает, что уже пятнадцать лет за нами шпионит.
– А какую именно информацию он передавал хозяину? – ледяным тоном поинтересовалась Святая. – Как поддерживал связь? Где обитает этот самый «демон» и что из себя представляет?..
– Пока не успели выяснить, – отдуваясь, ответил начальник патрульной службы. – Я за вами сразу послал, подумал, что вам это тоже будет интересно.
– Мне интересно, – сказала Святая. – Только я сама его допрошу. Развяжите ему руки и оставьте нас наедине.
– Но как же?.. Ведь он…
– Для вас нужно повторять приказы? – вздернула бровь предводительница храмовников.
– Нет-нет!.. – побледнел Заумян. И заорал на стоявшего за решеткой патрульного: – Ты что, оглох?! Развязывай Тимохе руки и пулей оттуда!
Святая не торопилась заходить за решетку. Она с интересом разглядывала из-за нее разминающего запястья пленника. Этот интерес был вовсе не поддельным, а самым что ни на есть искренним, что в первую очередь удивило саму предводительницу храмовников. Что и говорить, мужчины в последние годы превратились для нее лишь в инструмент для достижения целей, и о том, что сама она до сих пор женщина, Святая стала все чаще забывать. И вот сейчас, совершенно неожиданно и, казалось бы, совсем не ко времени и не к месту, она почувствовала, что именно женщина в ней и начинает просыпаться.
Задержанный выглядел молодо, ему трудно было дать больше тридцати лет, хотя предводительница храмовников помнила слова Заумяна, что Тимофей Полетаев попал к ним пятнадцать лет назад, когда ему было восемнадцать. Стало быть, сейчас он в возрасте Христа, а это для мужчин тот самый возраст, когда они уже перестают быть глупыми мальчишками. По крайней мере – большинство из них.
Этим парнем трудно было не залюбоваться. Несмотря на вздувшийся кровоподтек и разбитые губы, он был чертовски красив. Светлые спутанные вихры падали на гладкий высокий лоб, из-под которого хмуро поблескивал пусть и один – второй превратился в щелку, – но изумительно чистой синевы глаз. Святая вспомнила, что у нее самой глаза были когда-то такого же, словно у летнего озера, цвета; это сейчас он трансформировался в синеву закаленной стали.
Обнаженный торс узника не поражал рельефной мускулатурой, но было видно, что под кожей нет ни капли лишнего жира. Предводительница храмовников поймала себя на том, что безумно хочет коснуться этого тела, прижаться к нему лбом, губами…
Странно, что она совсем не помнила этого патрульного. Ведь не видеть она его не могла. Или же форма делает людей безликими? Скорее всего, так для нее и было. Патрульный – это не мужчина, а функция. Топором не любуются – им рубят деревья. Или головы. Даже такие красивые, как эта.
«Нет, – подумала Святая, – этого парня я ни за что не позволю убить. И держать такую красоту за решеткой тоже обидно и жалко. В то же время, если он и впрямь окажется шпионом, ему нельзя предоставить свободу – разве что приковать к себе цепями. Впрочем, последнее не лишено смысла, ведь цепь не обязательно должна быть железной и осязаемой». Святая твердо решила: каким бы ни был итог их предстоящей беседы, этого красавца она привяжет к себе. Только в том случае, если парень и впрямь окажется посланцем врага, придется сделать так, чтобы он забыл о прежнем хозяине и о своем служении ему. Хотя, возможно, этого делать не стоит – кто знает, когда и как это уникальное обстоятельство может пригодиться. К тому же помня о своих провинностях перед ней, он станет более послушным и преданным. Ведь теперь его хозяйкой будет она. Ныне, присно и во веки веков.
Приняв такое решение, предводительница храмовников отбросила туманящие разум непривычные чувства и прошла за решетку. Узник на это, казалось, никак не отреагировал. Разве что плотнее сжал кровоточащие губы и перевел взгляд на стену.
Святая достала платок:
– На, вытрись. Тебя больше никто не тронет, обещаю.
Полетаев едва заметно вздрогнул и демонстративно отвернулся.
– Вот дурачок, – улыбнулась предводительница храмовников. – Это всего лишь платок, чего ты так испугался? Или, может быть, не привык, когда о тебе заботятся?
Святая подошла к парню вплотную и осторожно промокнула платком кровоточащие губы. Тот снова дернулся, но храмовница положила ему на плечи ладони, и Полетаев вдруг словно осел, превратившись из камня в ком податливой глины. Он расслабленно, со всхлипом вздохнул, поднял голову и, встретившись взглядом с глазами Святой, не смог его больше от них отвести.
Контакт был налажен, оставалось сделать так, чтобы для узника, кроме нее, не существовало сейчас никого. Она могла совершить это, не разнимая губ, но слова будто сами просились наружу.
– Смотри на меня, смотри, мой хороший. Ты теперь мой. Ведь ты же хочешь этого?
Парень глубоко и часто задышал. Хотел что-то сказать, но так и не смог, лишь кивнул.
– Молчи, пока молчи, только смотри на меня. Смотри и помни: ты мой. Ты только мой, больше для тебя никого нет. Никого больше нет и не будет, только я.
– Только ты… – наконец разомкнул разбитые губы пленник.
– Только я. Только ты и я, больше никого.
– Больше никого…
– Тебя зовут Тимофей? Для меня ты будешь Тим. Только для меня одной… Как твое имя?
– Тим.
– Ты сделаешь всё, что я попрошу, Тим.
– Сделаю всё!.. – подался вперед парень, но Святая напрягла руки и удержала его на месте.
– Ты всё расскажешь, что бы я ни спросила. От меня у тебя нету тайн, нет секретов.
– Я всё, всё расскажу! – горячо зашептал Тим.
– Хорошо, хорошо. Я буду очень внимательно слушать тебя. Мне хочется знать о тебе всё. Но сначала ответь мне, Тим: ты и вправду шпион?
Здоровый глаз узника мгновенно расширился. В этом взгляде читался страх быть покинутым и отверженным, а также отвращение и ненависть к себе, дикая тоска, затаенная боль, но сильнее всего, пожалуй, покаяние и отчаянная мольба о прощении. Изо рта вырвался полувздох-полустон:
– Да…
– Ничего, – провела по его щеке ладонью Святая. – Ты больше не шпион, ведь ты теперь мой, правда?
– Правда!.. – выпалил Тим теперь уже с облегчением и надеждой.
– Ты служил «архангельскому демону»?
– Да, ему. Только мы называем его Подземным Доктором.
– Вот как? Почему?
– Потому что он лечит. Он может вылечить даже мертвого. Не всегда, но может.
– Постой, – осенила вдруг Святую догадка. – Потому ты и не боялся расстрела? Ты думал, что Доктор тебя всё равно вылечит?
Парень кивнул.
– А почему ты испугался гвоздя в голову? Оттого, что разрушенный мозг не подлежит восстановлению?
– Да, поэтому. Если сильно повреждено тело, Подземный Доктор может пересадить мозг в другую голову, а если разрушен мозг…
– В другую голову? – расширила глаза теперь и предводительница храмовников. – Но разве такое возможно? И ведь тогда перестанет существовать тот, чья это голова.
– Подземный Доктор делал это много раз. А другой… Это ведь не обязательно должен быть человек. Сгодится волк, медведь, любое крупное животное.
– Волк?.. – ахнула Святая. – Так значит, ты и впрямь разговаривал с волком, когда тебя застукал напарник? Это был волк с человеческим мозгом?..
– Да, это был такой волк…
– И что ты ему рассказал?
На лице парня отразился испуг, который тут же сменила гримаса отчаянья.
– Ну чего ты, чего? – легонечко встряхнула его предводительница храмовников. – Я не собираюсь тебя за это наказывать. Ты ведь тогда еще не был моим. Но мне следует быть в курсе, что знает о нас твой бывший хозяин. Обо всем этом подробно ты мне расскажешь чуть позже. А сейчас ответь: что ты передал связному этой ночью?
– Я рассказал о том, что не вернулась «галера» карателей. О том, что сгорела Вотчина Деда Мороза. А еще… – Тим замолчал, опустив голову.
– Говори же, не бойся!
– Я рассказал о твоем сыне… О Глебе. О том, что он теперь здесь, с нами.
Святая вздрогнула и, резко сдернув руку с плеча парня, подняла ее, словно готовясь ударить. Впрочем, она тут же вернула ладонь на место, а лицо приняло прежнее благодушное выражение.
– Ничего, всё в порядке, – то ли Тиму, то ли себе самой сказала она. И приблизила губы к уху парня: – Ты ведь больше никому не станешь говорить обо мне и моем окружении?
– Нет, конечно не стану! Я лучше умру!
– Умирать пока не нужно. Тем более, ты мне еще не рассказал всего остального, как обещал.
Тим и впрямь рассказал всё. Святая получила подробнейшие ответы на все свои вопросы. Теперь она знала о таинственном «архангельском демоне» то же, что знал о нем Полетаев. И даже больше, потому что она хорошо умела догадываться, и еще лучше – делать выводы из полученных фактов. Но храмовница понимала, что Тим не мог знать о Подземном Докторе абсолютно всего, хотя бы уже потому, что последние пятнадцать лет он провел здесь, и о жизни в монастырских подземельях мог слышать только от четвероногих связных. К тому же, у Доктора наверняка были свои секреты, которыми он не собирался делиться со своим окружением. И когда парень замолчал, преданно поедая ее единственным видящим глазом, она спросила:
– Есть в вашем Докторе то, чего ты не можешь понять? Может, он что-то скрывает от всех и по нему это видно?
На этот раз Тим ответил не сразу. Он глубоко задумался, а потом нерешительно помотал головой:
– В Подземном Докторе многое трудно понять. Он всем помогает, даже «диким» мутантам. Но все-таки он… не то чтобы злой, но не добрый. А еще он всем мужчинам подземелья сделал операцию, чтобы они не могли… ну, в общем, чтобы женщины не могли от них забеременеть.
– Вазэктомию?..[3] – прошептала Святая – у нее вдруг перехватило дыхание. – И тебе… тоже?
– Нет, – замотал головой парень. – Там не было для меня… пары, и Доктор меня пожалел. Наверное. Может, и сделал бы потом, но я ведь там пробыл недолго.
– Он сказал, для чего ему это?
– Сказал, что детей будет не прокормить, что уход за ними отнимет много времени и сил. Но ведь это… это же неправильно! Дети – это хорошо. А еды им нужно не так уж и много. И потом, старики же умирают, а если нет детей, то когда-то не останется никого. Так думали многие, но спорить с Подземным Доктором никто не осмелился.
– А себя… Себя Доктор тоже стерилизовал?
– Конечно нет!
– Почему ты так уверен? Он же мог это просто не афишировать.
– Так ведь у Подземного Доктора родился сын.
– Что?!. – вновь едва не потеряла дар речи Святая. – Сын?.. У него?.. Там?..
– Да. Тамара от него родила.
– Почему ты мне этого не рассказал сразу?
– Прости!.. – попытался вскочить Тим, но храмовница его вновь удержала. – Ты не спрашивала, а я забыл. Я ведь его сына даже не видел.
– Почему не видел? Он родился уже после того, как ты перебрался к нам?
– Нет, я еще жил там. Просто Доктор держит его взаперти в дальней келье, куда не дозволено совать нос никому. Под страхом смерти. Он так и сказал, что прикончит любого, кто хотя бы подойдет к тому туннелю.
– Кроме матери, – то ли спросила, то ли просто добавила Святая.
– Да, кроме Тамары, – сглотнул вдруг парень. – Но…
– Но?.. Продолжай, почему ты замолчал? Он что, и ее заточил в этой келье?
– Нет. Он пересадил ее мозг в тело волчицы. И сделал так, чтобы она не могла говорить.
– Да он просто изверг, ваш Доктор! Сумасшедший изверг!
– Тамара сама попросила его сделать это.
– Но почему?!
– Потому что иначе он бы ее убил.
Глава 6
Просьба о помощи
Подземному Доктору давно не приходилось так нервничать, как последние несколько дней. Обычно подконтрольные ему вещи и события словно взбунтовались, возжелав неограниченной свободы. Все вдруг пошло не так, как должно было идти, как хотелось, как требовалось Доктору.
Взять хотя бы маленькую пациентку. Не самым критическим, но ужасно обидным для его профессиональной гордости было то обстоятельство, что девочка не спешила поправляться. Да, жабры прижились хорошо, и новоявленная русалка могла ими дышать уже в полной мере. С уцелевшим легким, точнее, с его изрезанными и заново слепленными с помощью наногеля остатками дела обстояли куда хуже – оно работало даже не вполсилы, на что рассчитывал Доктор, а едва ли на треть. То есть, теперь с помощью этого органа кровь юной пациентки получала в шесть раз меньше кислорода, чем было при двух здоровых легких. Подземный Доктор и до этого понимал, что долго на воздухе девочка теперь находиться не сможет, однако он подразумевал при этом, что речь идет как минимум о двух-трех часах. Теперь же он опасался, что уже в течение получаса «русалочка» начнет задыхаться и спасением может стать лишь срочное погружение в воду. Что будет ребенок делать с этим зимой, не хотелось и думать. Впрочем, до зимы девчонке еще нужно было дожить, а она уже третий день после операции не приходила в сознание. Организм пациентки оказался сильно истощенным; судя по всему, свои недолгие годы она жила впроголодь и практически без движения – мышцы были тонкими и дряблыми, как распущенные веревки. К тому же девочка потеряла очень много крови. Ей бы очень не помешало переливание, но группа оказалось редкой, первой отрицательной, которой не было ни у одного обитателя монастырских подземелий. Разумеется, из числа людей. Кровь животных, хотя бы и разумных, не подходила категорически. Да, с формальной точки зрения кровь являлась таким же полноправным и уж никак не менее значимым органом, чем сердце, легкие или печень. Но если последние с помощью наногеля можно было легко пересадить хоть от волка человеку, хоть от голубя крысе, то с кровью дело обстояло иначе. Точнее говоря, оно не обстояло никак. Гель действовал быстро, и в случае с неподвижными органами и тканями этой скорости вполне хватало для совмещения донорской части с телом реципиента. Но кровь смешивалась куда быстрее, чем гель успевал совместить разнородные составляющие. Доктор дважды, на безнадежных, потерявших слишком много крови мутантах, проводил эксперимент по вливанию им крови животных: в первый раз свиньи, во второй – волка. В обоих случаях у пациентов развивался гемотрансфузионный шок – клетки крови склеивались внутри сосудов, образуя вязкую массу, что приводило к множественному образованию тромбов. Сосуды, главным образом сердца и почек, быстро забивались, и дело заканчивалось смертью. В случае с «русалочкой» Подземный Доктор даже и думать не стал, чтобы совершать третью попытку. Оставалось лишь ждать, когда юный организм сам выработает нужное ему количество крови и пациентка наконец пойдет на поправку – для начала хотя бы придет в сознание.
Другим обстоятельством, тревожащим Подземного Доктора даже больше, чем состояние девочки, было полное отсутствие вестей от внедренного к храмовникам Тимофея Полетаева. Тот не выходил на связь также третьи сутки. Во время последней встречи со связным, человековолком Павлом, Тимофей сообщил, что будет патрулировать ночью еще четыре смены и хотя бы пару раз постарается быть на одном из трех оговоренных ранее мест. Павел и еще два волка-связных, Роман и Григорий, ждали его каждую ночь, однако патрульный так и не появился. Разумеется, случиться могло всё что угодно, не обязательно плохое. Начальство патруля могло изменить график, отправить Полетаева по другому маршруту, наконец, тот мог просто заболеть. Но предчувствие тревожным комом ворочалось в области сердца, призывая Доктора готовиться к худшему варианту. Это было сейчас очень и очень некстати! Именно сейчас, когда любая информация из стана Святой была важной, как никогда, позарез необходимой. От нее зависело так много, что «архангельский демон» готов был платить за сведения кровью – в разумных пределах даже своей.
Тревога росла лавинообразно. Одна неприятность, вторая; колючие, вонзающие занозы в сердце мысли – и вот уже раздражение перерастает в бессильный гнев и рвущее душу отчаянье. Подземный Доктор метался меж стен немногим большей, чем у всех остальных, кельи, подобно раненому хищнику, разве что не выл от досады и невозможности повлиять на события. Он пренебрег даже одной из своих неуклонных обязанностей: не пошел мыть и кормить донора, поймав себя на мысли, что видеть того сейчас будет нестерпимо больно.
Робкий стук в дверь заставил его вздрогнуть.
– Кто там?! – взревел он и правда как зверь.
– Это я, – послышался испуганный голос медсестры Евдокии.
Доктор рывком распахнул дверь.
– Ну?
– Девочка… Она очнулась.
Подземный Доктор, оттолкнув женщину, бросился к лаборатории. «На-ко-нец-то хоть что-то!» – барабанной дробью застучало в голове. Конечно, если бы отозвался Полетаев, радость оказалась бы куда полнее и ярче, но профессиональные победы для Доктора тоже немало значили, а неудачи в этой сфере он уже давно привык считать признаком некомпетентности и чуть ли не личным оскорблением.
Девочка сидела в наполненной водой ванне, делая попытки выбраться оттуда. Сил на это у нее определенно не хватало, отчего в широко распахнутых светло-серых глазах плескался испуг вперемешку с отчаяньем. Откровенно страшила ее и воткнутая в вену игла капельницы. Увидев Подземного Доктора, «русалочка» замерла, судорожно вцепившись в края ванны.
– Ну что, сероглазка, проснулась? – выдавил подобие улыбки Доктор.
– Я не Срелазка, я Нюра, – хрипло, с одышкой, ответила девочка. – А ты кто такой?
– Я твой врач. Доктор.
– Чаво это? – насупилась Нюра.
– Ты не знаешь, кто такой врач? Это тот, кто лечит людей.
– Знахарь, што ли?
– Ну, можно сказать и так.
– А пошто ты меня лечил? – спросила девочка, но тут вдруг глаза ее наполнились хмурой темнотой. – Я вспомнила… Меня каратель ножиком тыкал.
– Да, тебя сильно ранили. Мне пришлось удалить одно твое легкое. Второе тоже работает плохо, поэтому я вживил тебе жабры. Капельницы не бойся, по этой трубке тебе поступает лекарство.
– Ничо не сразумела, – прохрипела Нюра и закашлялась.
– Тебе нельзя еще много разговаривать. И нагружать легкое тоже сильно не стоит. Опустись полностью в воду и лежи пока там.
– Я же задохнусь, – прошептала, откашлявшись, девочка.
– Нет, всё будет в порядке. Я ведь сказал, что вживил тебе жабры. Ты теперь можешь дышать под водой, как рыба.
– Ты врешь, знахарь, – робко улыбнулась Нюра.
– А ты попробуй, – улыбнулся в ответ Доктор, и это получилось у него куда естественней, чем поначалу.
– Ты тоже хочешь, штобы я померла, – вновь помрачнела маленькая пациентка.
– Нет, я этого не хочу. Зачем бы я тогда тебя лечил? – сказал «архангельский демон» и насторожился: – А почему ты сказала «тоже»? Кто еще хотел твоей смерти? Каратель?
– Каратель на то и есть, штобы убивать, – мотнула головой девочка. – Он и не хочет, а делает. Зато другой… – тут глаза Нюры превратились в узкие сверкающие щелки. – Страшила мохнатый, Глеб этот!..
– Что?! – едва не упал в ванну к «русалочке» Доктор. – При чем тут Глеб? Где ты его видела?
– Так он тамока и был тоже. Меня в шалаш посадил, когда каратели приплыли, а сам стоял и смотрел тока. А я скрозь дырки из шалаша глядела. Смотрю, каратель к нам идет. А я и не струхнула совсем, думала, Глеб-то, такой большой и сильный, всяко меня тронуть не даст. А каратель подошел, ножик у страшилы выхватил и ко мне. Тот даже и не шелохнулся, трус мохнатый! А каратель меня… – Нюра снова закашлялась, но ненадолго, а потом, хватая широко открытым ртом воздух, с трудом проговорила: – Коли поправлюсь, убью этого Глеба. А ежели помру, ты его убей за меня, ладно?
Подземный Доктор почувствовал, как волнующие мурашки, шустро перебирая лапками, пробежали по коже с головы до пят и обратно.
– Не надо тебе умирать, – прохрипел он, – и убивать самой никого не надо. Обещаю, ты скоро получишь от меня шкуру этого Глеба…
Девочка с торжествующей улыбкой опустилась на дно ванны, продолжая с благодарностью смотреть из-под воды на «доброго знахаря».
По переговорной трубе застучали. Это могли быть только важные вести, по пустякам его тревожить никто бы не решился. Неужели удача вернулась из краткосрочного отпуска и вслед за пошедшей на поправку девочкой нашелся Тимофей Полетаев? Подземный Доктор, не будучи суеверным, всё же постучал согнутым пальцем по деревянной затычке, прежде чем ее вынуть.
– Да, – сухо бросил он в горловину трубы.
Искаженный волнением ответный голос он не узнал.
– Григорий говорит, у него для вас что-то… Позвать?
– Не надо. Передай, пусть ждет. Пусть молча ждет! Сейчас приду.
Доктор обернулся к стоявшей у двери Евдокии:
– Смотри за девочкой. Не давай ей долго дышать легким – минут десять, не больше, а потом как минимум пару часов – жаберное дыхание. Следи за капельницей.
Медсестра кивнула и дрогнувшим голосом спросила:
Читать бесплатно другие книги:
