Россия. 1812 год. За веру и Отечество! Дудкин Евгений

– Подведи-ка их сюда.

Пленные подошли. Старший заговорил.

– Пан официер, я Казимир Куклевский, а это мой племяник – Стах. Мы – русские дворяне, помещики. Французы взяли нас в плен и заставили показывать дорогу.

– Невиданное дело, чтобы пленные своих же соотечественников рубили. К этому вас тоже принуждали? Не Вы ли, пан Куклевский, к Бонапарту сбежали в Вильно, чтобы вступить в литовский легион? Вы не русские дворяне, а отступники и предатели.

И столько ненависти увидел Кузнецов в глазах обоих шляхтичей, что ясно понял – таких прощать нельзя.

– Вздернуть бы вас, изменников, на той осине, да не по закону будет. Брусков, возьми мою записку и гони их к полковнику…

…Французская артиллерия под пехотным прикрытием выдвинулась вперед и начала обстрел возвращавшихся назад после атаки казаков, а затем их контратаковали французские конно-егеря, прусские и вюртембергские уланы. Дело приняло серьезный оборот. Двух донских казачьих полков и нескольких сотен башкир не хватило для того, чтобы сдержать противника и теперь уже русская кавалерия показала тыл. Отступление продолжалось до деревни Молево Болото, где по преследовавшим казаков егерям и уланам открыла меткий огонь рота донской конной артиллерии, а во фланг сильный удар нанесли казаки и гусары. Атаман Платов бросил в бой все свои скромные резервы. Несмотря на свой численный перевес, французы и немцы не выдержали этой атаки, остановили преследование и повернули назад.. В ходе боя они понесли тяжелые потери убитыми и ранеными, значительно превосходящие потери русских. Казаками были захвачены сотни пленных, пушки, часть обоза корпуса генерала Монбрена. Это была новая победа русских, но снова пришлось отступать – пока слишком неравные были силы.

МОСКОВСКИЕ ГРЕНАДЕРЫ.

Рядовые Михаил Казанцев, Петр Жуков и Василий Доборшин Московского гренадерского полка полковника Шатилова из 2-й гренадерской дивизии 8-го пехотного корпуса армии Багратиона расположились у костра рядом с умело собранным шалашом. Усталость после постоянных боев с войсками маршала Даву и пятидесятидневному труднейшему маршу то под проливными июньскими дождями, то по сильной жаре и безводью, исчезла после соединения 22 июля с армией Барклая. Пришло сознание своей возросшей силы, чувство гордости за героический переход, во время которого втрое большие французские силы не сумели уничтожить армию, владело людьми. Купание в освежающих днепровских водах, переодевание в чистое белье, обед с чаркой привели людей в блаженное состояние. Как много значит всего лишь один день отдыха! А, ведь впереди в Смоленске, пока генералы решали – начинать контрнаступление или продолжать отход, были еще почти две недели передышки от маршей и боев.

В котелке негромко побулькивал чай из кипрея, мешочек которого всегда находился в ранце Доборшина. Для вкуса в котелок были положены листья смородины и мяты, набранные в огородах предместья Смоленска. На западе виднелись мощные городские стены и башни. Постепенно опускались вечерние сумерки.

– Будто в ночном- мечтательно проговорил Доборшин.– Куда далее пойдем? Если на восток, может на Тверь выйдем?

– Навряд ли. Чего басурману в твоей Твери делать? – усмехнулся Казанцев. -Он на нашу матушку-Москву целится. Осталось -то всего ничего.

– А бить его можно- снимая котелок с огня, сказал Жуков. – Горячий он поначалу, смело идет. С французом слабину нельзя давать. Если он увидит, что ты мяться начинаешь, на тыл оглядываться, то пиши пропало – как дьявол лезет. Но как по зубам получит, то и скисает. Наши наооборот, в драке расквасят нос, только ярятся больше. Нам только подавай!

– Больно много их. Одного прибьешь и сразу за ним двое лезут.

– А ты, Доборшин, не робей. Мы с Жуковым всегда рядом, поможем. Помнишь, Петро, как мы их в седьмом году зимой у кладбища в Прейсиш-Эйлау конопатили? Только перья летели.

– Помню. Два дня бились. В первый день нас было побольше и мы их выбили из города. Лично вел князь наш – Багратион. На второй день к французам подошли резервы и мы сравнялись. Сначала пол дня на левом фланге бились в лесу, потом басурман начал крепко жарить из пушек – еле держались. Потом повалила их пехота. Поднялась метель и снег несло французам прямо в лицо. Заблудились и вышли аккурат на нашу большую батарею. Она их тысячами стала класть. Жуть! Мы их погнали на местное кладбище, где сам Наполеон со своей гвардией стоял. Схлестнулись с этой самой гвардией, дали им по их медвежьим шапкам! Потом на нас тучей налетела их кавалерия. Сразу столько конных я никогда раньше не видел. Земля затряслась, они летят не останавливаясь, хотя их картечь как косой косит. Храбрые ребята! Ну, да и мы не робкого десятка. Твердо стояли. Их конных гренадеров и в штыки брали. Здоровые, все как на подбор, красавцы! Стоишь, а он перед тобой как гора. Ну, да ничего – управились! Главное в таком деле спину не показывать, враз сомнут. И, чтобы кучей стоять, товарища прикрывать. В тот бой я их офицера с лошади стянул и его в полон взяли. Потом всем взводом отбивались, когда французы к нему на выручку полезли, но мы его так и не отдали. Думаю, в том сражении наша виктория была. Но ночью наш командующий почему-то приказал отступить. – Жуков задумчиво посмотрел на огонь. – Только в тот же год летом они нам должок сполна вернули. Главную баталию проиграли с треском, пришлось вброд через реку бежать. Река Але под городом Фридландом называется. Вот через эту реку мы «алле!» и делали. Срамота. Так-то вот, брат, Доборшин. У нас с французами еще давние счеты. Да, Казанцев?

– Это правда. Меня в бок француз из карабина угостил, а Петра палашом по плечу, да и не раз.

– Досталось вам. А я только раз с французом дрался.– Доборшин помолчал.– Куда нас, православных, все-таки завтра поведут?

– Скажут. Чаю попили, сухарь пожевали, а теперь – спать. Слышите, господин унтер соседям внушает – Казанцев залез в шалаш, укрылся шинелью и тут же заснул.

– Жуков последовал за Казанцевым, а Доборшин остался у костра и еще долго смотрел в звездное ночное небо. Перекликались часовые, кто-то тихо пел, все никак не мог угомониться унтер, из офицерской палатки доносился негромкий разговор и бренчание гитары.

Доборшин подбросил в огонь сучьев, лег рядом и натянул на себя шинель. И еще некоторое время вспоминал, как год назад мать и отец благославляли его, а потом братья и деревенские дружки шли с ним в Тверь на пункт сбора рекрутов, а в придорожных кустах выводили свои нескончаемые трели соловьи.

ВСПОМИНАЯ ФРАНЦУЗСКИЕ УРОКИ.

Сражения с наполеоновской армией, о которых рассказывали Жуков и Казанцев, состоялись во время войны России и Франции 1806—1807 годов. Потерпев поражение вместе со своими союзниками – австрийцами в чешской Богемии при Аустерлице в декабре 1805 года, русские отступили за Неман. Царь отказался подписывать уже было согласованный сторонами мирный договор и предложил прусскому королю свою помощь в назревавшей войне с Наполеоном. Разгромив Россию и Австрию, император Франции чувствовал себя к этому времени полновластным хозяином в немецких землях. Игнорируя интересы Пруссии, он создал вассальный Рейнский Союз ряда немецких государств, возвел на голландский и неаполитанский престолы своих братьев, лишил владений мужа родной сестры прусского короля принца Оранского, душил налогами свободные купеческие города Гамбург, Любек и другие. Британский Ганновер, подаренный Наполеоном Пруссии за ее неучастие в военной коалиции с Россией и Австрией, был слабым утешением и не восполнял материальные и нравственные потери, причиняемые тевтонам шустрым узурпатором. Возмущение пруссаков нарастало, офицеры по ночам точили свои сабли о каменные пороги французского посольства. Вспоминали подвиги сорокалетней давности своего короля Фрица и самоуверенно считали, что без особого труда смогут одолеть Наполеона.

Пруссия выдвинула условия Франции убрать свои войска за Рейн и в ответ ожидаемо получила объявление войны. Пройдя Тюрингский лес, разделявший стороны, 2 октября 1806 года наполеоновские корпуса последовательно атаковали у Иены и Ауэрштедта армии Гогенлоэ и герцога Брауншвейгского и, несмотря на мужественное сопротивление, наголову их разгромили. При Ауэрштедте несчастья обрушились на пруссаков в самом начале сражения. Сразу были ранены герцог Брауншвейгский, 2 дивизионных и 2 бригадных командира, войска лишившись управления, запаниковали и не выдержали мощных ударов дивизий маршала Даву.

В двух битвах были потеряны 200 орудий, 60 знамен, в плен попали 25 тысяч солдат, в занятом французским отрядом Лейпциге были захвачены огромные запасы продовольствия, снаряжения и боеприпасов. Спесь с пруссаков слетела моментально. 3 октября без боя по первому требованию маршала Нея капитулировал Эрфурт. Толпы бегущих солдат заполнили дороги к Веймару и Магдебургу, без сопротивления одна за другой сдались 8 мощнейших крепостей, среди которых Шпандау, Штеттин, Магдебург, Кюстрин. Комендант Кюстрина, завидев проходившую мимо французскую бригаду, услужливо послал осведомиться у ее командира – не хочет ли тот взять крепость? Француз опешил, даже обиделся и свое движение мимо неприступной твердыни продолжил. Комендант вновь стал приставать к нему с неожиданным предложением. Бригадир вернулся и уважил, наконец, желание настойчивого вояки – Кюстрин занял.

Наполеон был беспощаден. Его войска стремительно продвигались на северо-восток королевства громя последние корпуса противника. У Галле состоялся неудачный дебют будущего героя Войны 1812 года Евгения Вюртембергского – его 15-ти тысячный резервный корпус был наголову разгромлен, сам генерал с трудом избежал плена.

13 октября Наполеон торжественно вступил в Берлин. В Париж были отправлены трофеи – шпага, шарф и орден Черного Орла, носимые когда-то королем Фридрихом Вторым Великим. Его племянник, сбежавший из Берлина, теперь униженно, желая сделать приятность, справлялся у Наполеона – достойно ли тот принят в своем же собственном королевском дворце, хорошо ли в нем его кормят? Раздавленный поражением несчастный король вдобавок получил еще и незаслуженное и по-женски жестокое порицание от своей супруги – королевы Луизы. Потом, уже начиная с 1815 года, чтобы быстрее загладить позор разгрома, пруссаки будут трубить на весь мир, что именно благодаря им Европа избавилась от Наполеона, а русские, оказывается, в этом противостоянии были всего лишь их подмастерьями.

Наполеон вошел в польские земли, отошедшие после последнего раздела страны к Пруссии. Поляки восторженно встречали французов как своих избавителей. В Познани Наполеон объявил о начале войны против России и двинул вперед 150 тысяч солдат. 18 ноября 1806 года в ответ был провозглашен Манифест Александра 1 об объявлении войны Франции.

Русская 125-ти тысячная армия в составе корпусов генералов Бенигсена и Буксгевдена под общим командованием старого и немощного графа Каменского занимала пространные рубежи по восточному берегу Вислы. Корпус Эссена 1-го численностью 37 тысяч человек находился в Белоруссии. В подчинение русским был передан единственный оставшийся не разгромленным прусский 14-ти тысячный корпус Лестока.

Наполеон ударами с юга и запада рассчитывал зажать самые многочисленные в русской армии корпуса генералов Л.Л.Бенигсена и Ф.Ф.Буксгевдена между устьями рек Вкра и Нарев у уничтожить их. В первом бою у Чарново на реке Нарев русская дивизия генерала Остермана-Толстого 11 декабря сразилась с корпусом маршала Даву – триумфатора битвы при Ауэрштедте. Сражением руководил сам Наполеон. Оставив в резерве дивизию Фриана, корпус Ланна, гвардию и кавалерию Мюрата, он посчитал, что для атаки хватит и двух пехотных дивизий Гюдена и Морана. При свете пожара горящей деревни Помихово французы, окрыленные победами над пруссаками, пошли в наступление на семь пехотных батальонов и два гусарских полка Остермана. Бой шел 10 часов, русские отбили 5 атак противника и только по приказу в полном порядке отошли к основным силам Бенигсена у Пултуска. Благодаря стойкости Остермана, французам не удалось отрезать Бенигсена от переправ на Нареве.

Каменский прокомандовал 7 дней. Часть армии завязла в страшной грязи и заблудилась. Выходя к месту сбора, русские использовали разные дороги и появлялись в самых неожиданных местах, приводя французов в недоумение. Сначала Наполеон подумал, что они выполняют какой-то мудреный план и даже приостановил свое движение, чтобы разобраться в обстановке. Когда же понял в чем дело, продолжил наступление на Голымин к намеченному месту сбора всех своих корпусов. Каменский вовсе ослаб умом, приказал армии отступать бросая пушки в родное Отечество и, несмотря на уговоры своих генералов, самовольно покинул войска и уехал в Россию.

Ланн с двумя пехотными и двумя кавалерийскими дивизиями у Пултуска неожиданно для себя наткнулся на весь корпус Бенигсена, атаковал, но был отброшен. Большие потери понесла его драгунская дивизия. Драгуны, рьяно бросившиеся на русских гусар, перед собой, когда те, как на учении, разъехались в стороны, увидели в засаде большую батарею и были встречены сокрушительным огнем.

В это же время у Голымина дивизии генералов Дохтурова и Голицына мужественно сдерживали главные силы французов во главе с Наполеоном и не позволили им поддержать Ланна. Отбросив французов, русские переправились через Нарев. Бенигсен поторопился и сжег за собой мост, оставив по существу в окружении две дивизии Буксгевдена, что послужило основанием для последнего несправедливо обвинить Бенигсена в предательстве. Свои дивизии Буксгевден благополучно все-таки вывел, но царь посчитал конфликт не допустимым и счел за лучшее удалить его с благодарностью из действующей армии.

Наполеон прекратил преследование и ушел за Вислу. Непролазная грязь, названная им пятой стихией Польши, и утомление обеих армий стали причинами приостановки войны. Компания 1806 года закончилась вничью, хотя победы в сражениях себе приписывали обе стороны.

В начале января 1807 года, русские войска, которые возглавил генерал Л.Л.Бенигсен, возобновили боевые действия. Они начали наступление на стоявшие на зимних квартирах корпуса Нея и Бернадота, чтобы разгромить того или другого. Оба военноначальника вышли из-под удара. Узнав о движении Бенигсена, Наполеон, пользуясь своим численным перевесом, решил отрезать его войска от российской границы и нанести им сокрушительный удар. План попал к русским и они, выдержав два кровопролитных арьергардных боя у Янкова и Гофа, начали уходить от превосходящих сил французов в сторону Кенигсберга – второй столицы прусского королевства. Было необходимо прикрыть этот город и легко проходимые пути в Россию из Пруссии на их границе.

26 января обе армии сошлись у города Прейсиш-Эйлау. Багратион в ожесточенном арьергардном бою пресек все попытки неприятеля помешать развертыванию главных сил Бенигсена. На следующий день Наполеон с гвардией, корпусами Сульта и Ожеро, кавалерией Мюрата решил завязать сражение, а корпусу Даву приказал зайти в тыл русским, корпусу Нея – перерезать дорогу на Кенигсберг и затем ударить по связанной боем армии Бенигсена. Император располагал примерно 70-ю тысячами солдат. Ему противостояла 68-и тысячная русская армия. Три часа стороны вели ожесточенный артиллерийский огонь, потом в центре на позиции Остермана-Толстого в бой пошли две пехотные дивизии Ожеро. Внезапно разыгралась метель, французы заблудились и неожиданно для себя вышли на 72-х пушечную русскую батарею генерала К.Ф.Левенштерна. Невиданно жестокий артиллерийский огонь в упор начал выкашивать ряды французской пехоты. Были ранены Ожеро и оба дивизионных генерала, один из них – Дежарден, смертельно. Французы попытались добраться до батареи, но были атакованы русской пехотой, среди которых были и московские гренадеры. Пальба стихла и воздух наполнился страшными звуками рукопашного боя. Французы были смяты, потеряли пять знамен и начали беспорядочный отход к городскому кладбищу, где под огнем в окружении гвардии находился сам Наполеон со своей свитой. Русская контратака была остановлена лишь введеной в дело французской гвардейской пехотой.

На правом фланге французов еще одна их пехотная дивизия – генерала Сент-Илера, также потеряла ориентиры и попала под удар русской кавалерии. Ней и Даву опаздывали и над Наполеоном стали сгущаться тучи. И в этот критический момент выручил Мюрат. Гвардейская кавалерия Бессьера, драгунские и одна кирасирская дивизии в двух огромных колоннах по приказу императора бросились выручать солдат Ожеро и Сент-Илера. В первых рядах гарцевал сам горячий гасконец. Французы остановили русскую пехоту и кавалерию, потом, в свою очередь, были отброшены русскими драгунами и кирасирами, снова атаковали и были вновь отброшены пехотой и кавалерией. Благодаря одновременному вводу в сражение огромных масс кавалерии Мюрата угроза прорыва фронта французской армии была снята.

В это время появился Даву и атаковал русский левый фланг. Русские начали отходить и их фронт принял вид прямого угла, насквозь простреливаемый с обоих флангов французской артиллерий. Положение выправил полковник А. П. Ермолов, взявший с правого фланга свободные 24 конных орудия и направивший их против колонн Даву. К ним присоединилась еще одна рота под командованием молодого 23-х летнего офицера графа А. И. Кутайсова. Прибывшие на место все три конно-артиллерийские роты (36 орудий) под общим командованием Ермолова сразу, едва снявшись с передков, начали осыпать французов картечью. Лично руководя действиями артиллерии, Ермолов остановил наступление маршала. Отбившись от наседавшего Нея, весьма кстати подоспел корпус Лестока. Пруссаки вместе с Выборгским мушкетерским полком яростно атаковали французов, выбили их с занятых позиций и заставили Даву начать отвод своих войск. План Наполеона рушился на глазах.

Бенигсен приказал начать наступление и на своем правом фланге. Нарастающая стрельба в тылу на кенигсбергской дороге возвестила о приближении корпуса Нея и атака была остановлена. Наступала ночь и сражение затихало. Обе стороны потеряли примерно по 20—25 тысяч человек, но русские, имея все шансы разгромить французов, были готовы продолжать битву. На военном совете все генералы высказались за наступление, но Бенигсен состорожничал и приказал ночью отходить к Кенигсбергу. Наполеон, в свою очередь, был не в состоянии продолжать битву, отошел к городу и через 10 дней начал общее отступление. Армии, оставив на заснеженном поле сражения груды убитых, разошлись. Такого мощного отпора Наполеон не получал еще никогда. Хотя в реляции о сражении он уже по традиции налгал о своей победе и о, якобы, 15 тысячах пленных и 18 захваченных знаменах, на самом деле пленных было в разы меньше, никаких знамен отбито не было и в помине, а его армия была обескровлена.

К несчастью для русских, следующее и решающее сражение с французами в июне 1807 года при Фридланде закончилось их крупным поражением. Бенигсен неудачно расположил войска в тесном пространстве, разделенном по центру озером и ручьем Меленфлюс, а в тылу ограниченном рекой Алле и они лишились возможности для маневра. Маршал Ланн сумел сдержать атаки превосходящих сил русской армии до прибытия к месту сражения Наполеона с гвардией и остальными корпусами. Наполеон не верил своим глазам и моментально воспользовался трагической ошибкой русского Главнокомандующего, который до этого довольно успешно вел войну с ним. Численное преимущество теперь уже было на стороне французов. Маршал Ней при поддержке кавалерии и 35-ти пушечной батареи обрушились на русский левый фланг, где держал оборону Багратион. Геройские контратаки конной гвардии и пехоты разбились о массы французов. Русские не выдержали мощных ударов, отступили в тесные улицы города и под огнем где вброд, где по рушавшимся мостам, неся серьезные потери, беспорядочно переходили реку. На правом фланге войска Горчакова также не удержали позиции, начали хаотичное отступление, превратившееся в бегство, и были прижаты к Алле. Спастись на другом берегу удалось лишь благодаря найденным в реке бродам. Русские потеряли 2/3 своей артиллерии, 12 тысяч убитыми и ранеными, 10 тысяч пленными. Возможно, что этот урон преувеличен, так как сам Бенигсен оценил его в 4. 830 человек. Потери французов были в два раза меньше и они торжествовали свою полную победу. В Тильзите царю пришлось заключать с Наполеоном унизительный мирный договор.

В ходе войны французский император во всем блеске продемонстрировал свой полководческий талант. Он действовал решительно и быстро, его четкие распоряжения были понятны подчиненным, предписанные движения мобильных и, при этом, многочисленных корпусов выполнялись почти безошибочно, практически всегда создавая на нужном участке перевес в своих силах. Великолепно была организована разведка, делалось все возможное для снабжения армии всем необходимым. Солдаты и офицеры боготворили своего командующего и свято верили в его звезду. Кроме этого, Наполеон сумел внушить своей армии, что она по прежнему, как и во времена революции, защищает свою Родину от неспровоцированной агрессии коварных соседей. А мужества, умения и предприимчивости французскому солдату в те времена было не занимать.

Серьезные неудачи русской армии были вызваны в первую очередь тем, что после плеяды ярких полководцев – Румянцева, Потемкина, Суворова, во главе ее не оказалось вождя, достойного Наполеону. Ни Кутузов, ни Бенигсен, ни Багратион не обладали перед столкновением с ним опытом самостоятельного командования целой армией и не имели таких громких побед, как, например, Маренго или Ульм. В ряде боев эти генералы сумели дать отпор Наполеону и его маршалам, но в решающих сражениях проиграли. При Аустерлице неопытный в военном деле Александр проигнорировал мнение осторожного Кутузова о нежелательности сражения до соединения с резервами и доверился неоднократно битым Наполеоном австрийцам. Кутузов не решился переубедить царя и был разбит. При Фридланде Бенигсен неграмотно расположил войска, упустил шанс разбить французов в начале сражения, когда еще имел перевес в силах. Багратион, когда к Наполеону вечером пришли резервы, не смог подавить сильно досаждавшую французскую артиллерию и потом сдержать атаку Нея.

Несмотря на заключенный мир, «братские» лобызания обоих императоров, мало кто сомневался, что их спор будет продолжен. Русской армии и ее военноначальникам предстояло извлечь уроки из тяжелых поражений и успеть это сделать до новой войны.

СМОЛЕНСКОЕ СРАЖЕНИЕ.

2-я Западная армия князя Багратиона после решения продолжить отступление, вышла из Смоленска и остановилась в 12 верстах восточнее. Армия Барклая оставалась на северном, правом, берегу Днепра у Петербургского предместья города. А в это время к Смоленску с запада стягивалась почти вся центральная группировка наполеоновской армии. Случилось так, что в этот момент из города ушли все русские войска и, после его захвата французами, создалась бы реальная угроза нового разобщения обеих русских армий. Перед Наполеоном оставался единственный заслон – 27-я пехотная дивизия генерала Неверовского, несколько полков казаков и драгун. Русская дивизия, состоящая в большинстве своем из молодых и необстрелянных рекрутов, находясь в арьергарде у города Красное по дороге в Смоленск, целый день героически отбивала многочисленные атаки 36 полков кавалерии *Мюрата. Сначала французы опрокинули казаков и харьковских драгун, захватили 8 орудий, а потом в чистом поле обрушились на пехоту. Четыре раза к русским подъезжал то ли храбрец, то ли наглец, польский офицер, и предлагал сдаться, но в конце концов был снят метким выстрелом унтер-офицера 50-го егерского полка Колмачевского. Построив дивизию в два ряда батальонных каре в шахматном порядке, которые в ходе атак мюратовской кавалерии постепенно превращались в ощетинившиеся штыками толпы солдат, Неверовский отбил все атаки значительно превосходящих его сил неприятеля. Наконец к вечеру вышли на дорогу, вдоль которой были проложены глубокие канавы и в несколько рядов росли березы, высаженные еще при Екатерине. Под их защитой отразили еще несколько атак и французы отстали. Дивизия потеряла артиллерию, не менее 200 человек, но задержала неприятеля, не позволив ему сразу прорваться в Смоленск.* По признанию французов, Неверовский» отступал, как лев». Неаполитанский король, опытнейший кавалерийский военноначальник, маршал Мюрат, получивший нагоняй от Наполеона, в свое оправдание сказал:" Я никогда раньше не видел пехоту, действовавшую с такой неустрашимостью и решительностью».

Корпус генерала Раевского по приказу Барклая с Московской дороги развернулся назад и ускоренным маршем вернулся в Смоленск. Невероятно, но защищать город от 185-тысячной наполеоновской армии до подхода главных русских сил должны были всего 15 тысяч солдат (корпус Раевского и 27 пехотной дивизии Неверовского).

Пройдя город, войска 7 пехотного корпуса вышли в Красненское предместье и расположились вдоль довольно глубокого оврага, но затем, после осмотра местности Раевским и командиром 26 пехотной дивизии генералом Паскевичем, вернулись и, по предложению Паскевича, заняли позиции непосредственно у крепостных стен и в Королевском бастионе, имея перед собой в виде вала тот самый овраг. День прошел в обустройстве позиции, а поздно вечером с запада из-за леса стали выползать массы французской пехоты и кавалерии и располагаться перед Красненским предместьем.

Утром 4 августа французы завязали перестрелку во фланкерской цепи, затем заговорила артиллерия и пошли в атаку пехотные дивизии наполеоновского маршала Мишеля Нея. Командир 3-го армейского корпуса, считая, что в Смоленске лишь одна русская 27-я пехотная дивизия Неверовского, решил взять город штурмом схода, но сразу получил жесткий отпор.

Бой шел уже несколько часов. Только что была отбита атака французской пехоты и по множеству тел убитых и раненых, лежащих перед русскими позициями, было видно, как дорого она заплатила за свою дерзость. Неприятелю не помогло и то, что их атаку возглавил лично бесстрашный маршал Ней. Снова отличились русские артиллеристы, громя атакующих жестоким огнем.

Через четверть часа резко участилась стрельба французских орудий, что свидетельствовало о близком начале очередной атаки. Целые батальоны французов и вюртембержцев быстро рассыпались в стрелки и сразу обрушивали на русских град пуль. После жаркой перестрелки в атаку двинулись несколько мощных колонн пехоты неприятеля. Стоящие у Королевского бастиона воины 26 пехотной дивизии генерала Паскевича открыли по наступающим залповый огонь. Со стен бастиона вели стрельбу пехотинцы Полтавского полка, а также егеря. В деле были все 70 русских орудий. Противник был отбит. Бесплодными были и его последующие атаки. Во время одной из них, многочисленная французская колонна, перейдя глубокий овраг, бодро подошла к самим крепостным стенам и была уже готова ворваться в город. Тогда генерал Паскевич с Орловским пехотным полком ударил по этой колонне в штыки. В ожесточенном бою французы, понеся большие потери, были отброшены за овраг. Нижегородский и Ладожский пехотные полки довершили разгром. Паскевич едва смог остановить своих разгоряченных солдат, бросившихся преследовать французов.

На подмогу Раевскому были направлены кирасиры и 4 полка из 2 гренадерской дивизии, в том числе и московцы. Гренадеры заняли позицию на правом берегу Днепра и были готовы немедленно перейти мост и вступить в бой. Солдаты и офицеры рвались на помощь изнемогавшим в неравном сражении героям корпуса Раевского, но к этому времени атаки французов уже прекратились и шла только активная артиллерийская перестрелка. Гренадеры, по воспоминаниям генерала Ермолова, не успели вовремя прибыть в Смоленск и не были введены в дело, поскольку шеф их полка и командир дивизии Карл Мекленбургский позволил себе перебрать лишку и не смог своевременно отдать приказ своим полкам о марше. Солдаты потом втихомолку беззлобно посмеивались и простили своего командира, поскольку ни раз видели его в самом пекле сражений и чувствовали его заботу о дивизии.

Отбив первые атаки войск Нея, Орловский пехотный полк оставался между крепостной стеной и оврагом. Французская пехота еще несколько раз пыталась атаковать, но каждый раз ее останавливали батальным огнем. С крепостных стен и Королевского бастиона непрерывно вели стрельбу егеря. Было видно, как к городским предместьям с запада все подходят и подходят густые колонны французской пехоты и кавалерии, разворачиваются батареи многочисленной артиллерии. Бой завязался в Мстиславском предместье и с той стороны внезапно на левый фланг орловцев налетела вюртембергская легкая кавалерия, пожелавшая, видимо, на плечах русской пехоты ворваться в Смоленск. Вюртембержцы поддерживали атаку пехоты своего 3-го армейского корпуса. Всадники в зеленых мундирах на вороных конях сначала оттеснили стрелков Нарвского пехотного полка, а потом появились перед орловцами. Первый батальон на небольшом пространстве между крепостной стеной и рвом моментально перестроился в подобие каре и встретил немцев залпом и штыками. Началась свалка. Кавалеристы носились вдоль строя, теснили пехотинцев конями, доставали саблями, несколько десятков прорвались внутрь каре, но их тут же перекололи штыками. Со стен бастиона на атакующих обрушился частый ружейный огонь егерей.

На рядового первого года службы Егора Шишакова, стоявшего не по принятым в русской армии правилам вместе со своими более опытными товарищами в первой шеренге, налетел рыжий вюртембержец. Егор увернулся от свиснувшей над головой сабли и отбил ее ружьем, а в бок кавалериста вонзился штык земляка Егора – Семена Калачева. Немец, выронив саблю, прохрипел —

– Mein Gott!, – и сполз с рванувшегося в сторону коня на землю.

После этого Калачев отбивался сразу от двоих и не уберег свой кивер от сабельного удара, упал, но его сразу загородили свои и отогнали вражеских кавалеристов. Их горнисты заиграли отход и они, втягивая головы в плечи, так же быстро как и атаковали, ускакали прочь.

У ног жалобно стонал вюртембержец. Лицо его побледнело, между пальцев, которыми он зажимал рану, сочилась кровь. Калачев хмурился :

– Помирал бы, уж, скорее.

Откуда-то появился конь. Осторожно, шагом он подошел к строю незнакомых ему людей, потом сделал шаг к раненому, раздул ноздри, опустил морду к его лицу и тихо заржал. Разгореченные боем солдаты затихли. Калачев поймал повод и сказал:

– Давай-ка его, ребята, на коня. К лекарю надо доставить. Ишь, конь-то тоже страдает, жалеет немца.

Подошли два легко раненых солдата и с помощью Егора и Калачева взвалили немца на коня и с разрешения унтера повезли в лазарет, раскинувшийся за крепостной стеной.

Унтер покачал головой:

– Балуешь… Дурью маешься, Калачев. Их сюда никто не звал. Видел, как они нашего брата сейчас крошили? А ты его пожалел…

– Скотинку жалко, господин унтер – офицер. Страдает по своему хозяину, хоть еще разок ему послужит. Вовремя к лекарям довезет, глядишь, и починят парня, -улыбнулся Семен и пошел занимать свое место в строю.

Ближе к ночи орловцы вместе с другими частями отряда генерала Раевского покинули позиции, были отведены за город и влились снова в армию Багратиона. Им на смену Барклай направил войска 6 пехотного корпуса генерала Дохтурова и 3 пехотную дивизию генерала Коновницына из 3 пехотного корпуса Тучкова. Дохтуров сильно недомогал, но от просьбы возглавить этот отряд защитников города не отказался, заявив, что лучше уж умереть на поле боя, чем в кровати.

У Смоленска против 110 тысяч русских сосредоточилось 180 тысяч французов. Ранним утром 5 августа по приказу Наполеона войска Нея возобновили атаки Красненского предместья Смоленска и Королевского бастиона, корпус Даву начал наступление на южные окраины города, поляки корпуса Понятовского бросились на штурм восточных предместей и одновременно поддерживали Даву. Поляки, почему-то считавшие Смоленск исконно своим городом, а себя его освободителями, шли в бой с особым воодушевлением. Как ни раз с ними случалось, рассудок уступил место поспешности и легкомыслию. Разгром казаками Платова целой их уланской дивизии под командованием генерала Рожнецкого у белорусского местечка Мир, поляков ничему не научил. Также безоглядно и картинно они двинулись на смоленские стены. Их натиск можно было бы посчитать и геройским, если бы необоснованно огромные потери, понесенные в неподготовленной и безрезультатной атаке. Понятовский большую часть своей артиллерии выставил не против стоящих перед ним русских частей, а направил ее против батарей, расположенных на северном берегу Днепра и беспокоивших в основном только правый фланг атакующих. Поляки занялись бесполезной перестрелкой и пальбой по мосту, а, в итоге, их более малочисленные батареи были подавлены мощными полупудовыми (современный калибр 150 мм) гаубицами (при необходимости они могли стрелять ядрами на расстояние до 2.000 метров), а наступавшая пехота – отражена пушками легких артиллерийских рот, расположенной вдоль городских стен. Помог Даву, перенацеливший часть своих орудий, что позволило полякам повторно атаковать и оттеснить русских егерей из предместья к Молоховским воротам города.

Генерал Коновницын отвел свою пехоту от оврага ближе к смоленским стенам. Солдаты отходили без паники, отгоняя метким огнем напиравших французов и поляков. Но тех было значительно больше и волей-неволей приходилось постепенно оставлять первоначальные позиции. Поляки, видя, что русские подаются назад, осмелели. С ревом» Виват польска!», " До брони! «яростно бросались на наших, иногда сразу по несколько человек на одного и, если уж доставали его, то пиши пропало – пощады не было.

Понятовский, желая на плечах русских ворваться в город, на поддержку пехоты бросил в атаку свою легкую кавалерию. Нарядные уланы, выставив пики, эскадрон за эскадроном высыпали словно из огромного мешка и неслись на порядки русской пехоты. Но доскакать не успели, поскольку им во фланг ударили драгуны. Появление русской кавалерии было неожиданностью, так как все внимание улан было обращено на русскую пехоту, которую они уже считали своим призом. Внезапная контратака заставила их сначала сбиться в кучу, а затем показать тыл.

Прогнав улан, драгуны врезались в ряды польской пехоты. Фузилеры остановились, пытались отбиться, а потом побежали. На их преследование сил уже не нашлось.

Окончательно оставив смоленские предместья на левом берегу Днепра и устраиваясь на новой позиции под крепостными стенами, солдаты делились впечатлениями.

– Что за народ такой, эти ляхи? Сколько зла Руси-матушке принесли и все им мало.

– Ладно они сегодня шли…

– Да, гонору много. Так ведь только в лоб ему дашь, он и мягчает. Первый напор надо выдержать, а потом уже легче. Поляк скисает быстро и тыл показывает – к своим жаловаться бежит. А гурьбой-то на одного и любой может.

– Перед французом поляк лебизит.. Тот ему пол-России обещал, вот он и старается.

– Француз-то помягче будет, добрее. В бой весело идет, дерется без подлости. У лежащего, бывает даже, пардон спросит. А эти все скопом с перекошенной рожей. Люто воюют. Штык в горло и без разговоров.

– Э-э, ребята, тут длинная история. Я молодой еще был и нам старик капрал рассказывал. Наши в тот год стояли в их столице – Варшаве, гарнизоном. Ночью, на святой праздник, ляхи подло вырезали его. Никому пощады не дали. Убивали даже в храмах, куда привели безоружными на молитву. Командующий наш, Суворов Александр Васильевич, повелел взять эту Варшаву штурмом. Очень уж разозлились солдатушки на кровопийцев. Пошли и взяли. Били всех без разбора, да так, что ляхи к вечеру оробели и сдались с позором. Суворову ключи от города на бархатной подушке принесли. Но злобу затаили. Вот сейчас они эту злобу-то и выливают.

– У нас на Полтавщине злее барина, чем поляк не найдется. Всю шкуру спустит с хлопа и все ему мало. Только и слышишь: " пся крев» да «пся крев». Мало их казаки при Богдане порубали.

– Ты потише, а то тебе свой барин шкуру спустит…

Проезжавший мимо генерал Коновницын сделал вид, что не слышал, а про себя подумал – " Правы солдаты. Злы поляки на нас. Только свои обиды помнят. Да, ведь, матушка Екатерина и батюшка Александр Васильевич им лишь долг вернули, а забрали свое, православное. И сегодня правда за нами».

Умело расставленная маршалом Даву артиллерия причиняла русским серьезный вред и под градом ядер они были вынуждены отступить под самые крепостные стены. Шел ожесточенный рукопашный бой. Волны французской пехоты захлестывали защитников города. Французы, было, вломились уже в ворота, но были отброшены подошедшими частями 4 пехотной дивизии. Контратаку, встав впереди егерского полка, возглавлял сам командир дивизии Евгений Вюртембергский. Последующие атаки французов были бесплодны.

Третий французский корпус маршала Нея сумел захватить Красненское предместье, но от штурма Королевского бастиона был вынужден отказаться – русские встали твердо и отдавать укрепление не собирались.

Около шести часов вечера корпус Понятовского начал новый штурм южных и восточных окраин Смоленска. Древний истинно русский город еще со времен Мономаха поляки нагло считали своей» отчизной» и яростно лезли вперед. Полк за полком, бригада за бригадой, дивизия за дивизией поляков остаток дня храбро бросались на стены города и везде были отражаемы русскими. Прорвавшиеся в крепостные ворота толпы польской пехоты тут же истреблялись. Польский генерал Грабовский был заколот штыком гренадера Тобольского пехотного полка. Ожесточение было столь велико, что в плен почти никого не брали.

Сотни вражеских орудий громили городские стены, но так и не смогли пробить в них брешь. Крепостные укрепления и успешные действия своей артиллерии сыграли для русской армии важнейшую роль в смоленском сражении. Русские в нем потеряли от 6 до 10 тысяч человек, французы – в полтора раза больше. Особенно пострадал корпус Понятовского.

Смоленск оставался в руках русской армии. Ворваться в него, а, тем более, разгромить русских Наполеону так и не удалось. Он приказал прекратить дальнейшие атаки и усилить огонь артиллерии. Город пылал и защищать его уже не оставалось возможности. Русская 1-я Западная армия оставила Смоленск и, забирая в сторону от опасных, простреливаемых французами берегов Днепра, двинулась на север по дороге на Поречье, а затем свернула на восток. Дорога на Москву была открыта, но Наполеон, досадуя, что вновь не удалось уничтожить русских, все же решил сделать в Смоленске краткую остановку, привезти армию в порядок, а уже затем продолжить преследование Барклая.

Последней из горящего Смоленска по мостам на северную сторону Днепра выходила дивизия Петра Петровича Коновницина. Генерал, сам получив в бою пулю в руку, подбадривал раненых, помогал несчастным горожанам покинуть город, приказывал рассаживать стариков, женщин и детей по армейским повозкам, раздавал собственные деньги нуждающимся. И, конечно, деятельно руководил отходом своих войск. Среди пылающих, рушающихся зданий, в темноте, под французскими ядрами делать это очень не просто, но отставших почти не было. Попытки мародерства тут же строго пресекались. Крайне уставшие, голодные, обоженные, без глотка воды солдаты покидали город с уверенностью, что скоро они вернутся. Дивизия отходила в полном порядке. Из храма была вынесена икона Смоленской божьей Матери. Мосты за отступившими войсками сожжены, все что можно было вывести из города, было эвакуировано.

Французы, наконец, проникли в Смоленск и сразу стали искать броды в реке. Для обоза и артиллерии саперы споро возводили мост.

Ночью по этому мосту и отысканному рядом с ним броду французы начали переправляться через Днепр в Петербургское предместье. Русские егеря мужественно сдерживали их натиск, но под градом картечи отступили.

На выручку к егерям вновь подоспела 3 пехотная дивизия генерала Коновницына. Мощной атакой она не только остановила неприятеля, но и отбросила его обратно за реку в пылающий Смоленск. Все попытки французов вновь овладеть предместьем были присечены. Наполеоновские войска остановились и 1 Западная армия уже более спокойно продолжила отступление. Чтобы избежать флангового удара с юга и обстрела с противоположного берега Днепра неприятельской артиллерией, Барклай, разделив свою армию на две части, поручив командование над ними генералам Тучкову 1-му и Дохтурову, направил их сначала по безопасной дороге на север и затем на восток, чтобы затем перейти Днепр у Соловьевой Переправы и соединиться с Багратионом.

НА МОСКВУ!

Наполеон въехал в оставленный русскими Смоленск 6 августа и приказал армии отдыхать. Он осмотрел разрушенный на три четверти город, приказал затащить в церковь Божьей Матери две пушки, лично навел их и повелел открыть огонь по русским на другом берегу Днепра. Затем он с интересом зашел в храм, где молились укрывавшиеся от разбойничавших солдат Великой армии старики, женщины и дети, снял шляпу, оглядел храм и молящихся людей и с презрительной гримасой вышел наружу, направился в подобранный для него уцелевший дом губернатора. В Смоленске он пробыл несколько дней.

Посланный вдогонку русским маршал Ней столкнулся с ними у деревни Гедеоново. Создалась серьезная угроза окружения пехотного корпуса генерала К.Ф.Багговута и русского арьергарда генерала Ф.К.Корфа, отставших от основных сил армии Барклая. Воспрепятствовать этому был направлен принц Евгений Вюртембергский. Удачно расположив свои войска, он отбил атаки Нея, дождался прохода Корфа и стал отходить мимо Валутиной Горы по Московской дороге в направлении к деревне Лубино.

Между деревень Топоровщино и Латышино на Московской дороге с Неем неожиданно для себя встретился отряд генерала П.А.Тучкова 3-го в составе бригады генерала И.Л.Шаховского (20 и 21 егерские полки по два батальона в каждом), конноартиллерийской роты, а также Ревельского пехотного и Елисаветградского гусарского полков. Увидев, чем грозит русской армии наступление Нея, генерал самостоятельно изменил предписанный ему маршрут движения на восток, повернул свой отряд и стеной встал перед французами и, по сути, спас войска, которые выводил от Смоленска его брат – командир 3 пехотного корпуса Тучков 1-ый, заслонив их с правого, южного фланга. Отряд Тучкова 3-го занял берег речки Строгань, разобрал через нее мост, на дороге поставил батарею и пехоту и успешно присекал все попытки французов сбить его с этой позиции. Позднее, по его просьбе, братом- Тучковым 1-м, ему в поддержку были направлены 2 гренадерских полка, а затем, по приказу Барклая, пришла дивизия Коновницына.

Узнав от перебежчиков о движении южнее Московской дороги на деревню Лубино многочисленной кавалерии Мюрата, Барклай направил туда 1 кавалерийский корпус, который временно, вместо заболевшего генерала Ф.П.Уварова, возглавил генерал В.В.Орлов-Денисов. Корпус был оставлен в резерве перед Лубино, а дополнительно приданные Орлову-Денисову 4 гусарских и 5 казачьих полков заняли позицию за лесом, имея позади себя непроходимое болото, тем самым исключая саму возможность отступления. Для того, чтобы кавалеристы сами увидели, что хода назад нет, Орлов-Денисов от каждого эскадрона выслал, якобы, для осмотра путей к отступлению по нескольку человек. Люди убедились – отход невозможен, надо стоять допоследнего.

Полки были построены в 4 линии, так, чтобы каждая линия попеременно меняясь отбивала атаки кавалерии Мюрата, не давая ей после выхода из леса построиться для атаки. Но сначала из леса на поляне появились два французских пехотных полка и сходу пошли в атаку. Французы почему-то возомнили, что им по плечу справиться с кавалерией, за что и были наказаны. Казаки и гусары первой линии врубились в их ряды, остановили, а затем погнали. Оба полка были наголову разгромлены. Настал черед французской кавалерии, но и ее все атаки были отбиты. К Орлову-Денисову подошли два пехотных полка, к 4-х орудийной батареи были добавлены еще 12 орудий. Атаки подошедшей вестфальской пехотной дивизии из корпуса Жюно были успешно отражены огнем пехоты и артиллерией. Бой на левом фланге русской армии завершился.

Уже шесть часов русские отбивали ожесточенные атаки неприятеля. Поздним вечером Ней предпринял последнюю атаку в центре. Направленная к нему для усиления маршалом Даву пехотная дивизия Гюдена атаковала отряд Тучкова 3-го. Внезапно замолчала русская артиллерия – кончились боеприпасы. французы перешли речку Строгань и были готовы прорвать центр русской позиции, но в этот момент их атаковал Екатеринославский гренадерский полк, который лично повел Тучков 3-ий. Гренадеры остановили французов и штыками скоро проводили их за речку. В бою Гюден был смертельно ранен ядром, а его пехота отброшена. Уже в самом конце боя, когда французы, привели себя в порядок и с новым командиром генералом Жераром вновь ринулись в атаку, пользуясь своим численным преимуществом, стали теснить русских гренадер. Павел Алексеевич Тучков, потеряв лошадь, находясь в первых рядах своих солдат и увлекшись, получив при отходе штыковую рану, затем несколько сабельных ударов от французского офицера, добивавшего его, был взят в плен. Француз в темноте, наконец, разглядел генеральский мундир. Представленный Наполеону, раненый Тучков выслушал длинную речь императора, который оправдывал свое нападение на Россию и предложил генералу написать письмо царю о своем желании заключить мир. Уже в этот момент Наполеон чувствовал, что война не принесет ему желаемого результата и перевозимые в обозе два его скульптурным изображения (смешными и жалкими иногда бывают даже великие люди) предназначенные для установки в Москве, если он ее займет, вряд ли надолго там станут предметом поклонения.

Тучков, естественно, писать Александру Первому отказался, но написал о предложении Наполеона своему брату. Ответа не последовало, хотя содержание письма и было доложено российскому императору.

Сражение у Лубино окончилось для французов безрезультатно: понеся большие потери (почти 9.000 человек), они не смогли отрезать от главных сил и уничтожить арьергард русской армии, были везде отбиты. По-существу, французы потерпели поражение. Русская 1-я Западная армия с честью вышла из трудного положения, не дала себя окружить, опередив французов, вышла на Московскую дорогу. Потеряв в полтора раза меньше людей, она отступила в полном порядке и лишь по приказу своего Главнокомандующего, убежденного, что час для генерального сражения еще не настал.

Прибывший на следующий день на поле сражения, Наполеон был поражен большими потерями своих войск и отсутствием результата. Только одна 3-я пехотная дивизия Гюдена потеряла в бою 2.300 человек. Тягостное впечатление от неудачи Наполеон попытался скрасит массовым награждением солдат и офицеров, участвовавших в сражении. Свое крайнее неудовольствие разозленный император выразил генералу Жюно, не поддержавшему вовремя в сражении Нея и Мюрата. Еще раз он убедился в стойкости и мужестве русских войск. Вновь возникло сомнение в правильности своего решения о начале войны против России и целесообразности дальнейшего наступления.

Отбивая непрерывные атаки авангарда французов, Первая русская армия у деревни Соловьево по четырем понтонным мостам, наведенным местными крестьянами и матросами Гвардейского морского экипажа, переправилась на левый берег Днепра и направилась к Дорогобужу, где ее уже ждал Багратион и где Барклай решил дать Наполеону генеральное сражение. Соловьевские мужики укрепили мосты через быструю в этих местах реку припрятанными еще со времен русско-литовских войн якорями и они выдержали переправу не только армии, но и многочисленных беженцев. Когда на правом берегу почти не осталось войск, мосты были разобраны. Кавалеристы арьергарда перешли Днепр по бродам.

Вражеские атаки стойко сдерживали казаки атамана Всевеликого Войска Донского М. И. Платова и регулярные части под командованием генерала Г.В.Розена. Попытки французов сходу захватить мосты провалились из-за контратак русской кавалерии и огня орудий донской конной артиллерии, расставленной по левому берегу реки.

_______

9 августа егерский полк капитана Данилова получил приказ занять кустарник за переправой и своим огнем не дать французам навести мост через Днепр. Отстреливаясь он наседавших вольтижеров, перешли вброд реку последние сотни казаков и рассыпались в кустарнике вдоль берега. Спешившись, они присоединились к егерям и активно начали перестрелку с французскими стрелками.

Рота егерей Данилова разместилась в кустарнике и за ивами, которыми зарос берег. Лишь небольшая песчаная полоса отделяла их от воды. На противоположном берегу мелькали французские гусары и конные егеря, перестреливавшиеся с русскими и время от времени пытавшиеся перебраться через реку. Делали они это не очень охотно и явно ожидали подкреплений. Данилов приказал своим егерям попусту не стрелять и беречь патроны. Бить только по его приказу или если неприятель приблизится на верный выстрел. Сзади в двух сотнях метров артиллеристы изредка посылали одно-два ядра по группам французских кавалеристов.

Вечером егерей отвели в резерв к деревне Михалевка. Было приказано быть готовыми в любой момент отразить атаку врага, которого могли навести на бивак за собой казаки, если не удержат неприятеля.

Ночь прошла спокойно, только у реки изредка слышались отдельные ружейные выстрелы.

Утром 10 августа четыре егерских полка расположились рядом с Михалевкой и в лесу рядом с ней. Перед лесом у дороги протекал довольно глубокий ручей, мост через который защищали два орудия. За егерями на высотах встали еще 22 орудия и кавалерия. Рота Данилова заняла деревенские дома и огороды. Цепочка из нескольких прудов отделяли деревню от леса.

Капитан осмотрел позиции русских войск, которые были перед ним как на ладони. С удовлетворением отметил, что его полк, другие егерские полки, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы заняли удобные позиции и французам будет очень непросто их атаковать. Вот, только по-прежнему, слишком уж много этих французов, немцев, поляков, итальянцев. Враги нападали с Запада и раньше – немецкие псы-рыцари, поляки с литовцами, шведы с непобедимым до этого королем Карлом XII, но вот так, чтобы всем скопом, такого не бывало. Вся Европа ополчилась на Россию. И воюют незваные пришельцы отважно, умело, дерзко, жестоко. Особенно усердствуют французы и поляки. Хорошие бойцы, да чего-то все-таки им не достает. Не выходит у них побить русских! Вот и сегодня ничего не выйдет у Бонапарта. Егеря Данилова устали, но их движения ловкие и спорые, лица сосредоточены и серьезны, нет ни тени страха или нерешительности. Каждый рядовой в любой момент может заменить унтера, а любой унтер -офицер может повести за собой и взвод, и роту. Они давно узнали себе цену и без приказа не отступят.

Все нарастающие звуки пушечной и ружейной пальбы говорили о том, что французам наконец удалось перейти Днепр и потеснить казаков.

После полудня в клубах пыли показалась французская кавалерия, преследующая казаков. Донцы особенно не торопились показывать свои тылы, уворачивались от длинных палашей и метко отстреливались. Кирасиры, не привыкшие к такому маневренному бою, в правильном строю безуспешно пытались достать казаков и от их пуль сами один за другим валились на землю.

Показались французские гусары и сразу атаковали казаков. Их не остановил огонь двух пушек донской конной артиллерии. Началась рубка. Завязался серьезный кавалерийский бой. Избегавшие до этого таких схваток казаки на этот раз сражались как настоящая регулярная кавалерия – бились до конца, серьезно. Много полегло казаков, но и не меньше гусар. Не выдержав такого яростного отпора, гусары повернули назад. Вслед им понеслась картечь двух казачьих пушек.

На дорогу стали выходить густые толпы французских вольтижеров, которые, быстро растекаясь по фронту, открыли частый огонь по казакам. Те попытались отстреливаться, но град пуль заставил их отойти в лес, а затем за Михалевку и встать в резерв.

Как только вольтижеры подошли ближе к лесу и стали переправляться через ручей, в дело вступили егеря первого батальона полка Данилова.. Их огонь был таким неожиданным и смертоносным, что через несколько минут французы, оставляя убитых на берегах ручья, ринулись назад. Было хорошо видно, как яркие зелено-желтые султаны на их киверах, подпрыгивая над невысоким прибрежным кустарником, быстро удалялись прочь.

Данилов видел, как поле за этим кустарником заполняется французской кавалерией и пехотой. Вот на пригорок артиллеристы втащили полтора десятка пушек и вражеские ядра обрушились на лес, в котором засели егеря. Редкий лес слабо защищал от обстрела, но егеря, постоянно меняя позиции, держались и огнем отбивали вылазки французской пехоты. Русские гаубицы, расставленные за лесом, прямо через головы пехотинцев вели артиллерийскую дуэль с батареями неприятеля, которые были видны как на ладони.

Бой шел уже два часа. Французы постепенно вытесняли егерей из леса. Генерал Розен приказал отойти назад под прикрытие 34-го егерского полка. Этот полк пропустил через свои порядки отступающих и достойно встретил вражеских пехотинцев. Те, неожидавшие встречи с новым противником, попытались штыковой атакой отбросить русских, но огонь егерей был настолько сильным, что французы, не добежав до их позиций, сначала остановились, потом попятились назад и скрылись в только что отвоеванном ими лесу. Теперь уже русская артиллерия стала поливать картечью и ядрами еще более поредевший лес и мечущихся в нем низкорослых, но в несоразмерно высоких киверах, французских стрелков.

Но к ним постоянно подходили подкрепления и лес почти полностью был занят вражеской пехотой. Сил для ее сдерживания уже не оставалось. В этот момент Розен приказал подкрепить 34 полк свежим батальоном егерей и совместно штыками отбросить французов.

Данилов поднял роту :

– Ребята, пойдем выручать соседей. Бегом!

Через сотню метров рота встретила свой отступающий из леса батальон и уже все вместе егеря, сломав строй, толпой бросилась к опушке, где вовсю шел страшный штыковой бой. Данилов скорее почувствовал, чем увидел, как сзади споткнулся, хватаясь за окровавленную ногу, его денщик Ефрем. Промелькнуло в голове:" Говорил же старику, чтобы был в обозе. Суворовец…».

Увлекая за собой отходящих егерей, батальон врезался в гущу свалки. Понимали, что надо бить стремительно и как можно сильнее.

Данилов едва успел отбить штык французского гренадера, которого тут же свалил ударом приклада кто-то из егерей, как перед лицом мелькнул чужой клинок. Уклонившись, капитан не глядя отмахнулся шпагой и почувствовал, как она наткнулась на живую плоть. Под ноги, схватившись за голову, рухнул французский офицер. На его груди мелькнул крест ордена Почетного легиона. Данилов нагнулся и увидел открытые глаза француза. Слабой рукой он протянул Данилову свою шпагу…

Егеря бились остервенело. Французы не уступали, нашла коса на камень. Одним не хотелось уступать уже, казалось бы, такую близкую победу, другим, видевшим, как в первых рядах шли их командиры и сам полковник, не резон было отдавать эту самую победу равному по мужеству неприятелю.

В итоге все решил залп трех русских орудий, накрывших спешащих на подмогу к своим французских гренадеров. Картечь провизжала над головами дерущихся и ударила точно в середину колоны. Французы побежали. Егеря гнали их штыками и прикладами до леса. Четыре десятка пленных, в том числе, и французского майора, взятого Даниловым, казаки отконвоировали в штаб егерской бригады. Оба батальона 1-го егерского полка весь день были в деле и потеряли более двухсот солдат и офицеров, но настроение у людей было приподнятое – в очередной раз они дали отпор врагу.

Сражение завершилось только ближе к полуночи. Атаки французов были везде успешно отражены. Их дивизии остановились. Задача арьергарда была выполнена- армия получила такую необходимую после непрерывных боев передышку и почти двое суток оставалась на месте между селом Усвятье и Дорогобужем. Штабные офицеры разъезжали по окрестностям и искали подходящую позицию для генерального сражения.

Казаки Платова, проходя мимо Соловьево и Михалевки и посадив на своих лошадей раненых и отставших, вывезли их с поля боя и помогли им избежать плена. Донские полки постоянно имели стычки и перестрелки с преследовавшим их авангардом наполеоновской армии под командованием неаполитанского короля Мюрата. Его легкая кавалерия из дивизии генерала Брюйера- прусские гусары, польские уланы, французские конные егеря, состязалась с казаками в удали и воинском мастерстве. Брюйер был хорошо знаком с русской армией еще с 1799 года по проигранному французами великому Суворову сражению при Нови в северной Италии и по кровопролитной битве при Прейсиш-Эйлау в 1807 году. В эту компанию под Островно его дивизия сильно потрепала увлекшийся Ингерманландский драгунский полк. Он уже неплохо знал сильные и слабые стороные русских, но ничего не мог сделать с их казаками. Казаки в эту войну уже громили целые полки и даже дивизии (сражения у Мира и Романово) французской кавалерии, сами же не потерпели ни одного поражения, оставаясь надежной завесой для своей армии. Вот и сейчас, они появляются то тут, то там, не ввязываясь в большой бой, связывают бесполезной перестрелкой и не дают его дивизии подойти к главным силам русских. Эта игра в кошки – мышки уже осточертела. Когда же, наконец, русские остановятся и император даст им генеральное сражение?

КУТУЗОВ.

С первых же недель войны тучи над головой Барклая -де – Толли все более и более сгущались. Генерал Багратион, Честолюбивый и действительно превосходный, военноначальник, которого выделял сам Наполеон, конечно, был обижен решением императора Александра поручить общее руководство русскими войсками незаметному и уступающему ему в генеральском звании Барклаю-де-Толли. Он понимал, что силы русских и французов несопоставимы и победить захватчиков сейчас шансов почти не было, но обида жгла и толкала на несправедливые заявления в адрес главнокомандующего. Их несправедливость после Бородина признал сам выдающийся генерал в обращении к Барклаю. Но сейчас, Багратион буквально исходил ненавистью. Досталось от него и царю. «По-моему, видно Государю угодно, чтобы вся Россия была занята неприятелем. Думаю, что русский и природный царь должен быть наступательный, а не оборонительный – мне так кажется "– пишет он московскому губернатору Ростопчину, после того как узнал от Барклая, что отступление санкционировано Александром.

На Барклая клеветали флигель-адьютанты императора шляхтичи Потоцкий, Любомирский, Браницкий, брат царя-великий князь Константин и его окружение. Даже начальник штаба армии Барклая генерал Ермолов, прекрасно понимая критическое положение наших войск, интриговал за его спиной и вливал в поток несправедливых обвинений свою порцию критики. При этом у каждого был свой резон. Багратион считал вправе занять место Барклая, шляхтичи не были бы таковыми, если бы не гадили России, Константин слишком доверял своему окружению, а Ермолов, умный и храбрый генерал, горячий патриот своей Родины (» Никогда неразлучно со мной чувство, что Я – Россиянин» говорил генерал), в силу характера и при остроте своего языка язвил всегда.

Царь, понимая, что его военный министр с учетом подавляющего численного превосходства наполеоновской армии действует разумно, все-таки в душе надеялся на чудо. Очень хотелось верить, что его храбрая армия совершит невозможное – остановившись и дав генеральное сражение, остановит французов и погонит их на запад. Но чуда не происходило, а Наполеон уже занял Смоленск – ворота к Москве.

Уступая мнению своего окружения о смене командующего и учитывая недовольство армии и населения действиями Барклая, Александр 8 августа 1812 года по представлению специально созванного Чрезвычайного комитета в составе шести высоких сановников государства утвердил в должности главнокомандующего армией генерала от инфантерии князя М.И.Голенищева-Кутузова. Члены комитета отмечали, что «недеятельность в военных операциях» происходит от отсутствия единоначалия в действующей армии, сочли неправильным фактическое подчинение Барклаю старшего его по званию Багратиона и соединение должности военного министра и Главнокомандующего. Кандидатуры генералов Бенигсена, Палена, Багратиона и Тормасова Чрезвычайным комитетом были отвергнуты и император с этим согласился. В письме к своей сестре Великой княгине Екатерине Павловне от 8 августа он несколько лукаво жалуется на нерешительность Барклая, досадует на ссору военного министра и Багратиона, на опасно возрастающее негодование общества положением в армии. Позднее в другом письме ей же царь свое решение перед войной о назначении Барклая фактическим Главнокомандующим оправдывает его заслугами в предыдущих войнах с французами и шведами, тем более, что второй претендент – Багратион, «понятия не имеет о стратегии». Самому же Михаилу Богдановичу в ноябре 1812 года государь объяснил свое решение о его отставке недовольством оставлением Смоленска.

В обществе, в войсках назначение Кутузова было воспринято с восторгом. Важно, что Кутузов был русским, его хорошо знали в армии по участию в войнах против Турции под руководством Румянцева и Суворова. Удачно действовал Кутузов в Польше. Горький осадок от поражения русской армии, которой командовал Кутузов при Аустерлице, сглаживался его победой над турками на Дунае и заключенным выгодным миром с ними за несколько месяцев до вторжения Наполеона.

Как часто бывает, приход нового человека вселял надежду. Многоопытный, мудрый Кутузов мог остановить французов. Помнили, как он в 1805 году в тяжелейшем положении, уступая французам в численности войск, отходя к Аустерлицу, не только сохранил свою армию, но и успешно громил их части при Кремсе.

Неоднозначно назначение Кутузова было воспринято генералитетом русской армии. Барклай был обижен, но благородно воздержался от оценок и поклялся, что и впредь будет все делать для победы русского оружия. Позднее, правда, после Бородинского сражения, во многом незаслуженно стал критиковать Кутузова за его распоряжения во время битвы. Его оценка стала основанием для появления версии о поражении русской армии при Бородине. Багратион, целивший на пост главнокомандующего, был взбешен и в послании к московскому губернатору Ростопчину дал злобную и уничижительную характеристику Кутузову. Генерал Раевский в письме к жене намекал, что смена командующего может ухудшить положение армии. Генералов Милорадовича и Дохтурова смущал в Михаиле Илларионовиче талант ловкого царедворца. Что касается чинов, генералы вообще народ очень ревнивый. Поэтому не будем их судить слишком строго. Все они были героями и внесли огромный вклад в разгром наполеоновских полчищ, но за победу в войне 1812 года почетнейший титул – «Спаситель Отечества», по праву получил именно М. И. Кутузов.

Утром 11 августа, отстояв на коленях молебен в Казанском соборе, Кутузов выехал в армию. Весь путь он изучает карту, отдает распоряжения и твердит:" Господи! Донеси меня здорового до места моего назначения, сохрани армию до того времени в целости! Об одном молю, благоволи мне застать Смоленск еще в наших руках, и врагу России тогда не бывать в первопрестольном граде ея!»

По дороге он встречает Бенигсена, направлявшегося в Петербург с жалобой на Барклая и тайной надеждой на свое назначение на должность Главнокомандующего, упрашивает его вернуться и возглавить Главный штаб. Служить под началом, по убеждению Бенигсена, как минимум равного себе Кутузова не очень приятно и с этого момента отношения между двумя генералами постепенно начинают портиться.

Узнав о сдаче Смоленска, Кутузов воскликнул:" Ключ от Москвы утерян!»

В субботу, 17 августа, прибыв в Царево-Займище, где Барклай решил дать генеральное сражение, Кутузов принял от него командование армией. Осмотрев вместе с ним выбранную для сражения позицию, выслушав доклады генералов, поняв, что войск все еще недостаточно, а позиция негодна, новый главнокомандующий отдал приказ об отступлении на восток навстречу к пополнениям, которые вел к армии генерал Милорадович.

Этот приказ войсками был воспринят спокойно. Армия верила Кутузову – он был свой. Каждый день вступая в ожесточенные схватки с противником, солдаты и офицеры видели насколько еще силен Наполеон и многочисленны его силы. Но уныние от отступления пропало и все больше в людей вселялась убежденность в грядущей победе над врагом.

________

Три потока французских войск сдерживали арьергарды: на севере – генерала Крейца, в центре – генерала Коновницына, на юге- генерала Сиверса. 1-я армия отступала по Новой Смоленской дороге, Вторая – по Старой Смоленской дороге.

Два егерских полка арьергарда, в том числе и полк капитана Данилова, получили приказ выдвинуться вперед за город и занять оборону в лесу перед Гжатском и удерживать неприятеля до тех пор, пока по мосту через реку Гжать, протекавшей по городу, не пройдет весь арьергард генерала Коновницына. Рота Данилова вначале расположилась как раз у этого самого моста. Егеря срубили несколько толстых берез, чтобы после прохода своих войск перегородить деревьями дорогу и въезд на мост. Помогали солдаты из пионерной роты, которые должны были переправиться последними и зажечь мост. Потом полк вышел из города и занял позиции у дороги в лесу.

Прошла артиллерия, пехота, гусары. Проехал сам Коновницын со своим небольшим штабом. Лицо его было спокойно. Из-под шляпы выглядывал неизменный ночной колпак. Спросил у егерей:

– Удержите француза, ребята?

Солдаты загалдели:

– Не впервой, Ваше высокоблагородие. Понимаем. Подсыпим ему угольков, чтобы покрутился как черт на сковородке!

– Надо потерпеть. Вот вам и казаки с драгунами помогут- показав своей потухшей трубкой на строящуюся справа конницу и проезжая дальше, сказал генерал. Отец пятерых детей, нежно любящий свою супругу Анну Ивановну, беззаветно храбрый, и в то же время разумный и распорядительный в бою, Петр Петрович никогда не уступал поле сражения врагу, не будь на это приказа.

Уже через четверть часа перед полком показались французы. Они сразу на небольшом пригорке развернули батарею и выпустили несколько картечных залпов по лесу, в котором засели егеря. Затем большими группами в лес втянулись их стрелки, а на дороге появилась французская кавалерия.

Вольтижеры быстро наводнили лес и он посинел от их мундиров. Казалось, за каждым деревом и кустом, за каждой кочкой засел француз. Невысокие, смуглые стрелки, очень ловко и быстро перезаряжая свои ружья, постоянно меняя позиции, обрушили град пуль на егерей. Две из них сбоку прошили ранец Данилова. Французы стали обходить роту. Их штыками отогнали соседи. Огневой бой прерывался короткими рукопашными схватками. Стволы ружей и нарезных штуцеров егерей раскалились от частых выстрелов и их огонь стал не столь метким. Французов же становилось все больше и больше. Егеря начали откатываться назад. Чтобы не оказаться в окружении, Данилов распорядился отходить к предместью, где полк начал занимать новую позицию. Отстреливаясь, рота бегом покинула лес. Пробежав две сотни метров, егеря залегли у реки. Отдышавшись, кто лежа, кто с колена, кто стоя солдаты на выбор начали отстреливать выходящих из леса французов. Те отвечали, правда, без особого успеха и готовились сходу захватить мост. В этот момент по ним и ударили казаки и московские драгуны, которые были спрятаны до поры, до времени за домами у моста. Французы побежали. Кавалеристы преследовать их не стали, тем более, что на их фланг стали выезжать не менее двух бригад французских гусар, драгун и конных егерей. Ускоряя свое движение, они вышли к реке и старались отрезать от нее казаков и драгун. Закипел неравный кавалерийский бой. Удалось отбиться, но пришлось вброд уходить на другой берег Гжати. Город уже стал затягиваться дымом, кое-где над крышами домов показались языки пламени. Лишь главную улицу, по которой уходили войска, пожары пока не затронули.

Данилов увидел на мосту командира полка, о чем-то говорившим с пионерным офицером. Потом полковник замахал рукой, показывая, что надо переходить мост, а рядом стоявшие с ним барабанщики ударили «сбор». Вестовой галопом поскакал вдоль позиции полка оповещая об отходе. Полк по мосту быстро стал переходить реку и втягиваться в горящий город.

Егеря выволокли на дорогу березы и свалили их перед мостом. Французская кавалерия пошла было в атаку, но наткнулась на препятствие, замешкалась и под огнем егерей откатилась назад. Вперед побежали пехотинцы, стали разбирать завал. В это же время пионеры под прикрытием егерей залили мост горючей жидкостью, забросали мешками с паклей и щепками и зажгли. Французы вели по ним шквальный огонь, но никто из героев не был убит. Лишь их командир – молоденький поручик, уходивший последним получил пулю в плечо.

Французские кавалеристы вброд стали переходить Гжать и вслед за егерями вошли в центр города. Оставив пушки и повозки на своем берегу, неприятельская пехота через полуразрушенный и продолжавший гореть мост стала пробираться через Гжатск. Почерневшие от дыма егеря, цепляясь за каждый дом и переулок, отстреливаясь от наседавших врагов вышли из города. Там, у деревни Лескино, их ждала смена – пехотный, Сибирский драгунский и два казачьих полка с артиллерией.

На этот отряд вывел свою часть арьергарда дважды до этого избежавший окружения генерал барон К.А.Крейц. Преследовавшие его 13 эскадронов баварской кавалерии у Лескино попали в мешок, были разгромлены и отброшены.

Поздним вечером, объезжавший расположившихся на ночевку егерей полковник, поздравил Данилова с представлением к награждению за участие в боях к ордену Св. Владимира 4 степени.

Бои у Гжатска задержали французов и позволили русской армии немного отдохнуть и привести себя в порядок, а Кутузову – осмотреться, оценить реальное положение дел в войсках.

18—19 августа в Гжатск генерал М.А.Милорадович привел 15 с лишим тысяч рекрутов, которые были распределены по полкам. Численность армии возросла до 113.000 человек и она стала готовиться к битве. Но, осмотрев ранее избранную Барклаем позицию для генерального сражения у Гжатска, Кутузов и ее счел невыгодной. Последовал новый приказ об отходе.

_______

21 августа армия подошла к Колоцкому мужскому монастырю. Заложенный в 1413 году на земле Можайского княжества, он много повидал на своем четырехсотлетнем веку. Проходили мимо, осаждали, рушили его стены татары, литовцы, поляки, свои русские князья во времена междоусобиц, но он стоял, расширялся заботами монахов и окрестных крестьян. Теперь пришло время повидать новых пришельцев.

Армия прошла мимо обители. Солдаты и офицеры задерживали шаг, с восхищением разглядывали ее разноцветные, блестевшие на солнце купала, стены, крестились, некоторые про себя просили у Господа удачи в ратном деле, спасения от ран и смерти, другие обещали скоро вернуться.

Гренадер Казанцев вспомнил, как отец и мать водили его с братьями и сестрами в храм в соседнем селе, когда-то принадлежавшим фавориту Петра Великого – Александру Даниловичу Меньшикову. Перед глазами встали заросшая по берегам ивами тихая речка Абица (современная Битца) под горой, табун пасущихся на заливном лугу лошадей из расположенных у села царских конюшен, желтые поля ржи и овса в округе, подмосковные дали с синеющими на горизонте лесами. На холме над рекой возвышаются старинная церковь Святителя Николая с колокольней под голубыми куполами. Вспомнилось, как причащал его строгий, но с добрыми глазами батюшка, а в окна храма пробивались снопы солнечного света и высвечивали потемневшие от времени, в золотых и серебряных окладах лики святых. Потом он, вернувшись в свое Жуково, сидя на бревнышках под раскидистым, пламенеющим гроздьями кустом бузины со своими босоногими дружками, рассказывал им, как батюшка читал молитву, потчевал его сладким виноградным вином и просфорой, а где-то наверху красивыми голосами пели невидимые певчие… Казанцев даже плечами передернул от этих сказочных воспоминаний. Вытер кулаком увлажнившиеся глаза и тайком осмотрелся – не видел ли кто его слабины. Сейчас не до этого. До Москвы осталось совсем немного. Надо быть строже и сильнее, нельзя давать спуску ни себе, ни французам, которые поганят родную землю.

Теплая ладошка дотронулась до мозолистой пятерни Казанцева.

Рядом с корзиной яблок в руке шагала синеглазая девушка – Люба Звонарева.

– Возьмите, – предложила Люба, протягивая корзинку Казанцеву.– Не так пить будет хотеться. Мне их сейчас целую корзинку в селе дали.

– Спасибо тебе, Василек.

Растроганный неожиданной заботой, Казанцев осторожно выбрал самое зеленое и захрустел. Остальные все до единого Люба раздала другим солдатам…

Еще под Смоленском рота Доборшина приняла в свои ряды двух» нежных рекрутов», как, посмеиваясь, солдаты называли двух особ женского пола – голубоглазую шестнадцатилетнюю Любу Звонареву и ее тетку Варвару Степановну, женщину крупную и строгую. Обе выходили из горящего Смоленска. Французская граната убила родителей Насти и спалила их дом. Тетка была вдовой, приживала в этом же доме у своего брата – отца Насти. Когда случилась беда, обе женщины собрали в узлы вещички, которые успели вынести из пожарища, и ушли из города вместе с армией. Через три дня они, смертельно уставшие и голодные, сидели у обочины дороги и безразлично взирали на проходившие мимо войска.

Полк остановился. Было приказано варить кашу и отдыхать. К женщинам подошли унтер-офицер Синицын, Доборшин, Жуков и Казанцев. Сопровождал их лохматый пес. Солдаты поздоровались. Синицын спросил:

– Куда путь держите, горемычные?

– Три дня уже идем. Из Смоленска к родне в город Гжатск – отвечала Варвара Степановна, – спасаемся от басурманов.

– А далеко ли этот Гжатск будет? Мы, вроде, туда же направляемся.

– Уж пол пути прошли. Наверное, не дойдем. Сирота вот, совсем из сил выбилась.

И тетка, плача, стала рассказывать о пережитом за эти страшные дни.

Солдаты слушали и у них темнели глаза и невольно сжимались кулаки.

Синицын подошел к поручику и попросил разрешения накормить несчастных.

Слышавший весь разговор, офицер распорядился накормить беженок и довезти их, если они не возражают, на обозной телеге до города.

Всеобщий любимец – ротный кобель, получивший от солдат, к неудовольствию Синицына, кличку Кузя, никогда не упускавший случая подраться с деревенскими собаками, а во время боя околачивавшегося в боевых порядках гренадеров и убегавшего в тыл лишь при близком грохоте артиллерии, сразу проникся теплыми чувствами к женщинам, взял их под свою опеку. Сперва он несколько раз лизнул Любину руку, а когда получил ответную ласку, весело замел хвостом. Он внимательно следил за проходящими мимо чужими, иногда даже начинал рычать и лаять. Снисходительно относился лишь к знакомым солдатам и особенно выделял унтера Синицына, по странному совпадению носившего имя Кузьма. Пес всегда ночевал рядом с унтером, с удовольствием выполнял его команды, угощение позволял себе брать только из его рук, все понимал. Одно время, пока обоим это не надоело, почему-то даже пристрастился сопровождать унтера, когда того прихватывала нужда. Солдаты ржали и втихомолку судачили – «скоро Кузя и Кузьма разговаривать начнут друг с другом.» Но мало кто знал, что любовь Кузи к унтеру возникла после того, как прошлой осенью Синицын вытащил этого бродячего пса из-под еще неокрепшего льда, куда, направляясь в соседнюю деревню к своим дружкам и подружкам, тот провалился, неосторожно перебегая речку.

С появлением женщин хвостатый Кузя на время оставил тезку. Кузя на удивление не пришел к своей глиняной миске с кашей. Унтер даже стал слегка ревновать. Считая, что никто не видит, незаметно для женщин он похлопывал рукой по своей мускулистой ляжке и манил кобеля рукой, округлял глаза, улыбался, даже слегка посвистывал. Кобель туманил грустью свой взор, но не шел. Не помогла и здоровенная кость, показанная ему Кузьмой по совету Казанцева.

Унтер подошел к женщинам. Посматривая на пса, спросил:

– Поели?

– Спасибо, служивый. Кашей накормили. Слава богу. Даже, вот, собачку угостили – Варвара Степановна потрепала ухо Кузи.

– Наш командир разрешил подвести вас на телеге, если вы, конечно, не против. Отдохнете, а там видно будет. Вы ведь в Гжатск идете?

– Туда. Ой, спасибо, родимые. Обузой не будем. Еду вам сготовим, бельишко постираем, если надо.

Кузьма под наблюдением пса усадил беженок на телегу, протянул им пол каравая хлеба, кусок сала. Фурштатному наказал особенно не трясти.

Прозвучала команда строиться. Полк двинулся на восток. Рядом с Синицыном привычно рядом бежал Кузя, гордо поглядывавший на своего доброго хозяина.

Прошли Царево-Займище, потом покинутый жителями Гжатск. Как-то само-собой получилось, что Настя со своей теткой стали своими, занимались хозяйством в роте, чинили и стирали солдатское бельишко, научились на костре готовить еду и даже одним своим присутствием повышали у солдат и офицеров настроение. Батальонное и полковое начальство как бы их и не замечало – было полно других забот. Правда, командир батальона как-то на привале намекнул своим орлам – «беженок не обижать, а то шкуру спущу.» Мог бы и не говорить. Каждый солдат стремился словом и делом угодить Любе и ее тетке. А те уже и привыкли к армейской жизни, а уходить было некуда и не к кому.

Казачий полк арьергарда генерала Коновницына, в котором служил сотник Кузнецов, последние дни проводил в постоянных стычках и боях с наседавшими французами. Два дня они простояли у Гжатска, а затем навалились на арьергард русской армии. Когда 24 августа показались колокола Колоцкого монастыря и казаки отбивали яростные атаки кавалерии корпуса генерала Груши и пехоты Богарнэ, основная армия уже располагалась на бородинских позициях. Было необходимо дать ей время на постройку укреплений и размещение войск, позволить принять подходящие из тыла полки Московского ополчения (Москва вообще в 1812—1814 годах выставила 72 тысячи ополченцев или почти четверть всех русских ратников, Тула и Калуга – по 16 тысяч, С.-Петербург – 15 тысяч).

_______

С запада грозно надвигались колонны неприятельской пехоты и кавалерии. В лучах солнца живописно сверкали латы, каски, колыхались знамена, рябило в глазах от разноцветных нарядных мундиров. Некоторые колонны шли с музыкой под барабанный бой. Впереди катились цепи стрелков и легкая кавалерия. После Гжатска французы стали заметно торопиться – манила Москва, а там и конец победоносного похода. Так говорил император и армия ему верила.

Французы наседали как никогда раньше. Русские егеря отстреливаясь, откатывались к стенам монастыря и дальше. Поддерживающие их казаки в пылу ожесточенного боя нередко теряли позиции, перемешивались с уланами, гусарами, драгунами, бывало стреляли и по своим. Не было никакой возможности отдышаться. Бились уже не полком и не сотнями, а отдельными группами. Лишь благодаря невозмутимости Коновницына порядок восстанавливался и перед французами снова возникала непробиваемая стена русских.

Вот и сейчас, после злой сшибки с саксонским шеволежерским полком, казаки собрались, выдвинули на дорогу полуроту своей конной артиллерии и вместе с пехотой полк вновь был готов к отражению атаки.

С пригорка перед деревней Валуева в эскадронных колоннах стали сползать вниз французские кирасиры, а за ними – итальянские конно-егеря. Набирая ход и не обращая внимания на град пуль кавалерия приближалась к русской батарее. В этот момент ей во фланг ударил второй батальон Изюмского гусарского полка. Гусары, одетые в красные доломаны с накинутыми на левое плечо синими ментиками, похожие формой на французских гусар, врубились в ряды конно-егерей. Удар был неожиданным. За спинами кирасиров и поднятой ими пылью итальянцы не видели поле боя и не сразу рассмотрели атаку гусар. А когда поняли кто перед ними, было уже поздно. Гусары сразу смяли не успевших перестроиться конно-егерей, рубили саблями и кололи пиками, а затем и погнали вспять, полностью разгромив эскадрон 3-го итальянского конно-егерского полка.

Кирасир приняли казаки, которых повел в атаку лично донской генерал Краснов. Генерал сразу был сражен ядром, которое оторвало ему ногу. Разъяренные этой потерей казаки не только остановили французов, но и вместе с изюмскими гусарами отбросили их до построений итальянской пехоты. Попутно были разгромлены 2 эскадрона 11-го гусарского полка французов, пытавшихся помешать преследованию казаками их тяжелой кавалерии. Трофеем Кузнецова стал мушкет великолепной работы, который уронил ускользнувший от есаула гусар.

Очень эффективно действовала русская артиллерия, расстраивая французские колонны и срывая их попытки атаковать. С господствующих высот пушки и единороги вели огонь по всему фронту неприятеля.

Коновницыну было приказано отходить. Офицер-квартирмейстер из Главного штаба указал генералу направление движения в сторону села Бородино.

Получив отпор на центральном участке, французы остановились. Центр русского арьергарда начал отступление по Новой Смоленской дороге по указанному направлению. Его северная группировка под командованием генерала барона Крейца, избежав окружения значительно превосходящими силами итальянского вице-короля Богарнэ, направилась в сторону села Бородино; южная, генерала Сиверса 1-го, отбивая атаки польского корпуса и смещаясь к северу, отходила через дереню Ельня к Шевардину.

Казачий полк, оставляя разъезды, повернул на восток. Сотня Кузнецова шла за снятой с позиции артиллерийской ротой. Французское ядро с воем пронеслось рядом с Кузнецовым. Тугая струя горячего воздуха сбросила сотника с лошади. От сильной боли в левом плече и удара о землю Кузнецов потерял сознание. Очнулся он в телеге. Сразу почувствовал запах свежей травы, охапками набросанной в телегу. Рядом шагом ехали его казаки.

– Ожили, Ваше высокоблагородие?

– Вроде бы, да.

– Француз Вас ядром слегка зашиб. Еще наших двоих убил. Так что, Вас Бог миловал. Вы лежите пока. У нас порядок. Скоро уже до наших дойдем. Вон, видите, у той деревни стоят? – Вагин показал рукой вперед на два десятка изб в версте от дороги.

За деревней на небольшом пригорке возводилось укрепление, вокруг которого колыхались большие массы людей. Войск было много и чувствовалось, что армия основательно готовится к большому сражению.

«Ну, вот и дошли. Надо идти в строй " – ощупывая плечо, подумал Кузнецов и приказал подвести коня.

ШЕВАРДИНО.

С 22 августа 1812 года русская армия в составе 120 тысяч человек, из которых 10 тысяч (некоторые историки говорят о 25.000 -33.000) были слабо обученные и плохо вооруженные ополченцы, а также 7.000 казаков, стала постепенно занимать позиции южнее Москвы-реки от деревни Маслово и далее на юго-запад до деревни Шевардино. В центре, на Новой Смоленской дороге и берегу реки Колоча, расположилось село Бородино. Левый фланг армии опирался на деревню Доронино. Примерно в 800 метрах восточнее нее и южнее деревни Шевардино был спешно возведен пятиугольный редут на 3 орудия. По его сторонам расположились примерно 30 орудий из трех артиллерийских рот. На редуте, сзади и левее него в батальонных колоннах встали 4 пехотных полка 27-й дивизии Неверовского (первая бригада генерала А.Я.Княжнина -Симбирский и Виленский полки, вторая бригада генерала М.Ф.Ставицкого – Одесский и Тарнопольский полки). За ними в резерве выстроились батальоны 2-й сводно-гренадерской дивизии генерала М.С.Воронцова. Левее пехоты во второй линии уступом выстроились полки 2 кирасирской дивизии. По линии Доронино-Шевардино-Алексинки, а также на дороге из села Ельня в деревню Утица, протянулись стрелковые цепи нескольких егерских полков, в том числе 49-го и 50-го из дивизии Неверовского. Справа и слева редута расположились две драгунские бригады по два полка в каждой Четвертого резервного кавкорпуса генерала К.К.Сиверса. У Шевардино в кустарниках и в самой деревне позиции занимал 5 егерский полк полковника Ф.Г.Гогеля 2-го. Южнее редута уже в ходе сражения под прикрытием двух эскадронов Ахтырского гусарского полка были установлены 8 орудий девятой конно-артиллерийской роты из арьергарда Сиверса. Еще 4 орудия 21-й легкой артиллерийской роты во время боя были размещены за редутом примерно в одной версте к востоку. Эти войска, 8.000 пехоты и 4.000 кавалерии, составившие крайний левый фланг 2-й Западной армии Багратиона, возглавил генерал -лейтенант А.И.Горчаков 2-ой (племянник Суворова, участник Итальянского и Швейцарского походов. В 1807 году при Фридланде, его брат командуя правым флангом русской армии, отбил все атаки французов и, в отличие от иных генералов, отвел свои войска с поля боя в полном порядке). Наготове в качестве ближайшего резерва перед Семеновским стояла 2-я гренадерская дивизия (5.300 человек).