Жила-была старушка в зеленых башмаках… Вознесенская Юлия
Пирог был ничего, местами даже съедобный – там, где он пропекся, но не подгорел, вот только начинка была повсеместно пересолена!
– Понимаешь, Булочка, я ведь из кислой капусты начинку делала, ну и просчиталась с солью…
– А ты соль клала по частям и пробовала при этом?
– Ну что ты, Булочка! Я же торопилась!
– Вот и результат. Ну ничего, детка, благодаря тебе у меня есть все-таки номинальный пирог для гостей. Что за день рожденья без пирога, верно?
– Верно, Булочка! Только ты Катерине не говори, что это я его пекла, ладно? И вообще никому не говори: пусть думают, что это ты по болезни с пирогом не справилась. Ведь могла ты один раз в жизни неправильный пирог испечь?
– Теоретически могла. Что взять с больного человека, верно?
– Ве-е-ерно!
– Возьми на кухне большое блюдо и выложи на него этот «мой» пирог.
– Булочка! Я тебя ужасно люблю!
– Взаимно, дорогая, взаимно.
Пирог был выложен на блюдо, и стол снова приобрел почти праздничный вид.
Тут зазвенел звонок.
– Ой, это или мама с папой, или Катюха со своим Марковкиным! Я открою, не вставай, Булочка!
– Открой. А по пути занеси на кухню коробку из-под пирога и запихни ее куда-нибудь с глаз подальше.
Наташка послала бабушке воздушный поцелуй, потом метнулась на кухню прятать улики и только после этого отправилась открывать дверь.
Вошла старшая внучка Екатерина со своим мужем Марком. Катюша несла в руке букет, а Марк – торт, на этот раз определенно настоящий, потому что верхняя крышка у него была прозрачной и сквозь нее было видно что-то пышное, белое с розовым.
– Привет, Наталья! – сказала Катюша. Увидев Агнию Львовну в постели, она кинулась к ней. – Бабулечка, что с тобой? Приболела? Надеюсь, ничего серьезного?
– Спина.
– А врач у тебя был?
– Да не нужен мне врач, Катюша. Это я просто устала… пока пирог пекла.
– Так зачем же ты с ним возилась? Позвонила бы мне – я бы сама тебе испекла! Бедненькая ты моя старушенька! А теплым поясницу завязала?
– Завязала.
– А покажи!
Агния Львовна послушно откинула одеяло и продемонстрировала пуховый платок на талии.
– Молодец! Ну а стол мы тебе сейчас сами устроим. Ты только лежи и ни о чем не переживай. Марк, пошли в магазин и на рынок!
– Я с вами! – закричала Наташка.
– А кто с бабушкой останется?
– А кто вкусности выбирать будет? Вы же без меня не справитесь.
– Ладно, давай и ты. Как же без тебя.
– Ура! Марковкин, там на кухне стоит сумка на колесиках, захвати ее!
– Наташенька, да разве можно зятя, мужа старшей сестры, звать Марковкиным? – спросила Агния Львовна.
– Какого-нибудь зятя, может, и нельзя, а Марковкина – можно! Катерина сама его так зовет!
– Пусть зовут как хотят, Агния Львовна, лишь бы уважали, – сказал Марк.
– Когда заслуживаешь – уважаем! – сказала Наталья и показала Марку язык.
– Бабулечка, а где ключ от квартиры, чтобы нам не звонить и тебя не подымать с постели? – спросила Катюша, выглядывая из прихожей.
– А там же, в сумке, в боковом кармашке! Нашла?
– Нашла. Тут еще кошелек и очки. Они тебе нужны?
– Нет, это уличные очки, а кошелек пустой.
– Понятно… Ну, ты не скучай, мы скоро!
– Катюша, если будете заходить на рынок, возьмите немного сулугуни, хорошо?
– А разве?.. Ладно, мы не забудем, бабулечка, купим тебе сулугуни!
Молодежь отправилась за покупками, и Агния Львовна снова принялась за «Иоанна Дамаскина». Ей было немножко стыдно, что так получилось: внуки об угощении хлопочут, а она лежит-полеживает, книжечку почитывает! Но книга уж очень ей нравилась, и вскоре она увлеклась чтением и опять про все забыла.
Через час она услышала, как в дверном замке поворачивается ключ. Она подумала, что это Лика или Варвара, и продолжала читать. Но вошли Артем и Надежда, сын с невесткой, с пакетами в руках. Артем подошел к матери.
– Мам, с днем рожденья тебя! Расти большая, слушайся детей и внуков! – пробасил он, целуя мать и осторожно приподнимая ее вместе с подушкой и «Иоанном Дамаскиным». – Мы возле рынка встретили наших ребят, и они дали нам ключ. Они следом идут, только еще в булочную хотят заглянуть. Чего это ты болеть надумала?
– Да это только спина, не волнуйся, Артюша!
– Ну, смотри… Ладно, я пошел на кухню воду для пельменей ставить.
Наденька положила пакеты у дверей и тоже подошла к Агнии Львовне, наклонилась, поцеловала.
– С днем рожденья, мама! Что с вами? Только спина, больше ничего?
– Нет-нет, это только радикулит.
– Уборку делали?
– Ну, как же без уборки ко дню рожденья?
– А позвонить и позвать?
– Ну что ты, Наденька! Вы все работаете, Наташка учится. Вот только того не хватало, чтобы вы ко мне приходили полы мыть!
– Так вы еще и пол с больной спиной мыли, мама?! Ну, тогда все понятно! Нет, надо вам переезжать к нам. Есть же место, Катюшина комната освободилась – ну почему бы вам к нам не переселиться?
– Наденька, золотко, а на кого ж я своих подружек оставлю? У них же никого, кроме меня, близких нет!
– Как это – нет близких? У Варвары Симеоновны, помнится, тоже есть сын и невестка, а также двое вполне взрослых внуков.
– Милая моя, ну какие же это близкие, если они проживают в Германии?
– Она могла бы к ним переехать.
– Она тоже не хочет оставлять меня и Лику.
– Замкнутый круг какой-то!
– Он самый и есть – замкнутый круг старинных подруг.
Надежда вздохнула и пошла на кухню.
– Мама, давай поговорим серьезно, – сказал Артем, присаживаясь на край кровати.
– Ну, давай поговорим… – вздохнула Агния Львовна и помолилась про себя: «Господи, помоги!»
В этот момент раздался звонок.
– Не получится серьезного разговора, Артюшка, это твои дети явились! – сказала Агния Львовна. – Поди открой дверь! – и с облегчением вздохнула.
Катя с Марком сразу отправились на кухню, и Артем тоже пошел помогать жене, оставив Агнию Львовну с Наташкой.
– Булочка, давай пока подарки посмотрим, а?
– Ну, давай. Я же вижу, что тебе не терпится.
– Ну да. У меня подарок не получился, так, может, хоть Катюха с Марком что-то путное принесли. Мамин подарок я знаю – она тебе халат сшила. Могла бы купить, конечно, но ей, видите ли, хотелось сделать подарок своими руками. Ага, вот он!
– Ой, да какой же красивый! И теплый… Не халат, а одеяло! И как же это она ухитрилась его так аккуратно простегать? Молодец твоя мама!
– Хорошая у тебя невестка, Булочка?
– Золото! Я это с первого взгляда поняла, как только твой папа привел ее сюда, вот в эту самую комнату, знакомиться.
– Марк вот тоже говорит, что у него теща – бриллиант чистой воды. Прямо не семья, а ювелирный магазин! Знаешь, у нас вообще какая-то ненормальная семья: разве это порядок, чтобы невестка со свекровью и теща с зятем так любили друг дружку?
– Самый порядок и есть!
– А в кино и по телевизору всегда не так…
– А ты больше всякую ерунду смотри.
– Все смотрят телевизор, но некоторые при этом еще и думают! Что тут у нас еще? Ага, папка, как всегда, свой подарок в конвертике принес! Деньги значит. – Наташка открыла конверт, вытащила из него поздравительную открытку – в открытке лежали деньги, бумажками по пятьсот рублей. Наташка их быстренько пересчитала. – У! Пять тысяч. Булочка, одна пятисоточка моя?
– Твоя, твоя! Только спрячь и папе не говори.
– Уже сделано! А что Катюха с Марковкиным принесли? Ага, ангорская кофта! Ну, мне такая не подойдет, слишком большая и цвет не мой… Ха, зеленые тапки! Ну, это они не угадали – вон у тебя какие хорошенькие новые зеленые домашние туфельки! Это тебе, конечно, тетя Варя с тетей Ликой подарили?
– Они. Но мне вторые тапочки очень даже пригодятся. Эти я буду дома носить, а в тех – по улице ходить.
– В таких вот зеленых башмаках – по улице?!
– А ты считаешь, что это будет очень неприлично?
– Ну что ты, Булочка! Нам с тобой по возрасту можно все носить: как сказал поэт, девушке в семнадцать с половиной лет и бабушке в семьдесят пять какая шляпка не пристанет? И тапочки.
– Верно! – засмеялась Агния Львовна.
Через полчаса стол был накрыт и ломился от угощения. В центре, возле вазы с розами, стояли две бутылки шампанского. Портил картину только кривобокий пирог с прорехой, который не стали убирать со стола, чтобы не обидеть виновницу торжества. Артем открыл и разлил по бокалам шампанское. Он же произнес тост в честь мамы и бабушки. Все с бокалами в руках подошли к Агнии Львовне, чокнулись с нею и расцеловались. Она отпила глоток шампанского, а потом поставила бокал на тумбочку. Там же заботливая Катюша разместила для нее тарелку с салатом и кусочком осетрины – больше Агнии Львовне ничего не хотелось.
Когда все закусили, Марк потянулся за второй бутылкой шампанского и стал ее открывать.
– Чего это ты сразу за вторую, сынок? – спросила зятя Надежда.
– Надо! – коротко ответил тот. – Для второго тоста.
– За семью виновницы торжества? – спросила догадливая Наташка.
– Ну… Пожалуй, можно сказать и так. – Он разлил шампанское по бокалам, а потом подошел к Екатерине, обнял ее и сказал: – Дорогая бабушка и все-все! Хочу сообщить вам потрясающую новость: мы с Катюшей ждем ребенка! И вот сейчас она выпивает со всеми нами свой последний бокал вина, потому что потом уже ей нельзя будет пить до самого конца кормления!
– Уж ты с такими подробностями! – засмеялась Катюша, но ее слова заглушили общие крики восторга. Наташка – та просто визжала изо всей мочи, пронзительно и на одной ноте. Она хотела было кинуться к сестре и повиснуть у нее на шее, но ее предусмотрительно перехватил Марк – пришлось Наталье повиснуть на его шее и с тем же неукротимым визгом расцеловать его.
Катюша подошла к Агнии Львовне и обняла ее.
– Вот так, бабулечка, скоро ты у нас прабабушкой станешь!
– Слава Богу! – сказала Агния Львовна, поцеловала Катюшу, перекрестила ее и перекрестилась сама. – Давайте-ка все помолимся за нашу внучку, дочь, жену и сестру!
Все поставили свои бокалы на стол, но сами остались стоять – только повернулись к киоту с иконами.
– Спаси, Господи, сохрани и помилуй рабу Твою непраздную Екатерину, даруй здравие ей и нерожденному чаду ее. Аминь!
– Аминь! – сказали все, а Наташка добавила: – Да здравствует наша непраздная Катюха и нерожденное чудо ее! Ура!
– Нерожденное чадо, а не чудо, – поправила дочь Надежда.
– Нет, чудо! – возразила та. – Своих племянников я как хочу, так и называю! Кстати, Марковкину тоже ура! И прабабушке нашей: не было бы Булочки – не было бы и всех нас! Ура нашей бабушке!
Потом все понемногу успокоились, Надежда принесла кастрюлю с пельменями, и праздник продолжался. Наташка, быстро справившись со своей порцией, подошла к Агнии Львовне.
– Булочка, можно я с тобой у стеночки полежу?
– Ладно уж, полежи.
Наташка скинула туфли и осторожно, стараясь не потревожить бабушку, переступила через нее и улеглась под теплый бабушкин бок.
– Случилось что-нибудь? – спросила Агния Львовна, поскольку под бок к бабушке Наташка забиралась, когда ей хотелось чувствовать себя в безопасности.
– Да нет, Булочка… Я просто за Катюху беспокоюсь. «Непраздная Екатерина»! Звучит так грозно! Вроде как все, что было до этого, – это была как бы Катюхина молодость, сплошные праздники, а вот теперь она стала уже «непраздная» и начинается серьезная жизнь… В общем, я за нее очень беспокоюсь, Булочка!
– Ты права, детка: теперь наша Катюша становится по-настоящему взрослой.
– Мы все будем ей помогать, правда?
– Ну, а как же иначе? На то ведь мы и семья.
– Семь Я. Семь таких, как я. А у нас семь или не семь? Ты, папа с мамой, мы с Катей и Марковкин… Ой, как раз седьмого нам и не хватало!
– Ну, вот видишь, как замечательно.
– Угу. Ты станешь прабабушкой, а я – тетушкой. А вдруг у Катьки будет двойня? Здорово-то как! – Тут чувство тревоги Наташку оставило, она вывернулась из-под одеяла, спрыгнула с кровати и побежала обнимать мать своих будущих племянников и что-то горячо нашептывать ей на ухо.
– Да отстань ты, Наташка! Какая двойня, с чего ты вдруг взяла? – смеялась Катюша. – Да типун тебе на язык!
– Нет, ну ты подумай, Катюха, как это удобно! Сразу р-раз! – и ты уже мать двоих моих племянников! Ты уж постарайся, чтобы это были мальчик и девочка!
– Хорошо, я подумаю. Ты только не задуши меня, а то не будет тебе ни мальчиков, ни девочек.
– Меня бы еще спросить надо, хочу ли я вот так сразу стать многодетным отцом? – сказал Марк.
– Ой, Марковкин! Я тебя ужасно люблю! – закричала Наташка, вспомнив, что у ее грядущих племянников где-то есть еще и отец. – Дай-ка я тебя тоже придушу немножко!
И до самого конца застолья Наташка то и дело вспоминала про радостную новость и кидалась обнимать то сестру, то зятя, то родителей, то бабушку.
В девять часов Марк объявил, что у Кати теперь строгий режим и им надо собираться домой.
– Да и маме пора отдохнуть, – сказал Артем. – Давайте-ка, девочки, убирайте со стола и мойте посуду. Пора и честь знать!
Стали уносить посуду и оставшиеся закуски, в том числе остатки злополучного пирога, от которого гости все-таки вежливо и самоотверженно съели по кусочку, чтобы не огорчать хозяйку.
Тем временем Агния Львовна подозвала к себе Марка, усадила его рядом и сказала ему:
– Ну, Маркуша, теперь на тебя вся надежда! Береги Катюшу и свое дитя в ней.
– А как же, бабушка! Я ей уже запретил делать утомительную домашнюю работу и носить тяжести.
– Главная опасность – душевные тяжести, а не телесные.
– А как от них уберечь жену в наше-то время?
– Ну, тут рецептов нет. Разве что один. Но он очень трудный.
– Какой, бабушка?
– Вот такой: поставь себе цель – сделать так, чтобы время своей беременности Катюша в будущем вспоминала как самое счастливое время своей жизни.
– А как это сделать? Ведь это такой труд – носить ребенка!
– Хорошо уже, что ты это понимаешь. Но многое и от тебя зависит. У нее могут быть капризы, нападения беспричинной печали, а ты все это должен растворить своей любовью и заботой. И баловством! Ожидающую ребенка жену надо баловать вдвое больше, чем невесту! Дари ей цветы и маленькие подарочки, радуй ее и хвали, почаще говори о любви. Помни, радуется она – радуется и младенец в ней.
– Я понял, бабушка. А можно если что, так я буду к вам прибегать за советом или звонить?
– Ну конечно можно, дорогой! Прибегай и звони. Я же бабушка и прабабушка! А я с этого дня буду усиленно молиться за непраздную Екатерину, ее супруга и их чадо.
– Спасибо…
– Булочка! Так можно я половину твоих роз себе возьму? – спросила Наташка.
– Можно. Возьми на кухне бумажные полотенца и заверни, чтобы не уколоться. А вторую половину букета заверни для Катюши.
– Спасибо, Булочка!
Вскоре гости распрощались с Агнией Львовной и вышли за дверь.
Спустившись во двор и оглянувшись на окна бабушкиной квартиры, они вдруг заговорили все разом.
– Мама совсем плоха стала…
– Нет, надо ее забирать к нам жить! И что это она упрямится? Или это уже старческое?
– Да, возможно. Она, кстати, все путает: сегодня среда, а она попросила купить ей сулугуни.
– А вы знаете, что у нее в кошельке не было НИ КОПЕЙКИ! А ведь у нее позавчера была пенсия.
– Ну, деньги у нее теперь есть, я ей подарил конвертик.
– И Марковкин ей в кошелек сунул тысячу.
– И при этом, вы видели, у нее совершенно пустой холодильник!
– Трудно ей одной жить. Совсем, совсем сдала наша старушка…
– Да ладно вам! – возмутилась Наташка. – И ничего она не сдала, просто у нее вдобавок к мудрости с годами прорезался здоровый пофигизм!
– Не иначе, Наталья, это она от тебя заразилась!
Все засмеялись и почувствовали облегчение: пофигизм у старушки – это еще не так страшно! Они подошли к припаркованной во дворе машине Марка и стали в нее усаживаться: старшая пара с Наташкой на заднее сиденье, младшая пара – впереди.
После ухода гостей Агния Львовна еще немножко полежала, отдыхая от них, любимых, но шумных, а потом встала и отправилась через площадку к соседкам. Позвонила в ту и в другую дверь, а когда подруги выглянули, сказала:
– Девочки! Берите Таньку и марш ко мне – будем теперь справлять мой день рожденья в самом узком семейном кругу!
И они его справили. Вынули из холодильника остатки закусок, достали из буфета спрятанную в углу бутылку кагора и сели пировать. Поели, выпили по рюмочке, поговорили о том, что Агния Львовна скоро станет прабабушкой, еще раз выпили – теперь за непраздную Екатерину. А потом Варвара Симеоновна сходила к себе за гитарой и спела песню. Не свою, правда, но очень подходящую к случаю:
- А на Марата, как тогда, летают сизые голуби,
- Снуют у белых колонн Музея Арктики.
- Я вспоминаю о годах, в которых не было холодно,
- Когда мечты наши были завернуты в фантики.
- Гитарой баловалась юность в наше время веселое,
- И узнают меня все на этой улице,
- И с рынка тянет свежей зеленью и маслом подсолнуха,
- Но, чтоб увидеть тебя, надо зажмуриться…[6]
…И, засыпая в эту ночь, Агния Львовна сказала мысленно: «Спасибо Тебе, Господи, за этот чудесный день рожденья!»
История вторая
Птичий грипп на троих
Утром Варвара Симеоновна вышла из своей квартиры и увидела на площадке Титаника, сидящего с самым несчастным видом на привязанном к перилам поводке. На двери его хозяйки Лики Казимировны Ленартович белел листок бумаги. Она подошла, вынула из сумки очки для чтения и в величайшем недоумении прочла следующий текст:
ОСТОРОЖНО! НЕ ВХОДИТЬ!В КВАРТИРЕ ПТИЧИЙ ГРИПП!Дорогие мои Варежка и Агуня, я заболела. Это птичий грипп.
Возьмите к себе Титаника. Врача я вызвала сама.
Прощайте, мои дорогие подруги, это конец, я ухожу в вечность.
Я вам позвоню, если смогу.
– Однако! – сказала Варвара Симеоновна в раздумье. Она достала из сумочки ключ от квартиры Лики Казимировны, повертела его и сунула обратно, позвонила в квартиру Агнии Львовны, но той не оказалось дома. «В магазин, наверное, вышла! Значит, записку и Таньку она не видела, они появились позже», – решила Варвара Симеоновна и стала отвязывать поводок Титаника. Тот вскочил и взволнованно замотал хвостиком.
– Ну, конечно, конечно, гулять, дорогой ты мой пес! Куда же мы с тобой еще можем пойти в такой ситуации? Что ты так на меня смотришь? А, ну да, еще в аптеку, само собой. Птичий грипп – это, знаешь ли, не шутка, милый! Наверняка твоя хозяйка считает, что он передается не только от птиц человеку, но и от человека собаке, вот и выставила тебя из дому. Так что ты на нее не обижайся и не жалуйся. Вперед, дружок, беги без поводка!
Титаник неуклюже запрыгал вниз по лестнице, ныряя головой и цепляя когтями мохнатых лап за оббитые края ступеней. Внизу Варвара Симеоновна снова прикрепила поводок к ошейнику, и они степенно вышли во двор.
На скамейке под тополем прохлаждалась неразлучная троица местных бомжей – Гербалайф, Иннокентий и Василь-Ваныч. Именно «прохлаждалась», потому что на дворе было прохладно: уже шел октябрь, и, хотя небо было ясное и вовсю светило солнышко, воздух по утрам уже не прогревался, и потому все трое сидели, засунув руки в рукава своих более чем скромных одежек и поеживались. На Гербалайфе и Иннокентии были много чего повидавшие куртки, а на Василь-Ваныче – классическая солдатская телогрейка.
– Доброе утро, уважаемая Варвара Симеоновна! – приветствовал ее Иннокентий.
– Здравствуйте, молодые люди!
– Здрасьте вам! В магазин или на рынок? – полюбопытствовал Гербалайф.
– Титаника они прогуливать вышли! – солидно пояснил Василь-Ваныч. – Лика Казимировна-то заболела. Птичий грипп у нее.
Варвара Симеоновна остановилась, разбежавшийся Титаник затормозил лапами.
– А с чего это вы взяли, Василь-Ваныч, что у Лики Казимировны птичий грипп? Вы записку ее на двери читали?
– Не читал я никаких записок, зачем мне? Сама Лика Казимировна мне сказала, вчера еще.
– Ну-ка, ну-ка! Да погоди ты, собака! – Варвара Симеоновна намотала на кулак поводок, подтянула к себе нетерпеливо рвущегося к воротам Титаника и подошла поближе к скамейке. – Что она вам сказала по поводу птичьего гриппа?
– Да ничего особенного! – пожал плечами Василь-Ваныч. – Вчера мы сидели на ступеньках перед Музеем Арктики, подошла к нам ваша подружка и присела рядом. Сидим, на последнем теплом солнышке греемся, о жизни разговор ведем – все как всегда. А кругом нас голуби, голуби, голуби… Лика Казимировна вынула из сумки батон и давай голубей кормить. Тут одна мимопроходящая дамочка остановилась и говорит: «Зря вы этих разносчиков заразы прикармливаете! Знаете, сколько народа они птичьим гриппом заразили? Ужас! Все больницы переполнены!» Лика Казимировна испугалась, подхватилась и говорит: «Ох, у меня такая слабая иммунная система! Ой, спасибо, что предупредили!» – и домой побежала. А мимопроходящая дамочка по своим делам пошла, с виду очень собой довольная.
– Ступени холодные были?
– Да не очень, наверное… Хотя все-таки камень. Так вы думаете, что она просто простыла?
– Думаю, что так, – кивнула Варвара Симеоновна. – Но могла и вирус простудный или обыкновенный грипп подхватить. Народу-то много сидело на ступеньках?
– Да сидел кое-кто… Место уж больно привлекательное, когда на него солнышко светит, – сказал Иннокентий.
– А вы не помните, рядом с нею кто-нибудь чихал?
– Да почти все! – радостно сказал Гербалайф. – Ведь поглядишь на солнце – и обязательно чихнешь. А как же на него не глядеть? Не так часто в это время солнышко светит.
– Осень, Варвара Симеоновна, – самое простудное время года, – сказал Василь-Ваныч. – Я и сам, считай, целую неделю не только чихаю, но еще и кашляю.
– Картина проясняется!.. – качая головой, произнесла Варвара Симеоновна. – Вы бы хоть скамейку на солнышко перетащили, ребята, холодно сидеть в тени!
– Ага, таскай ее туда-сюда-обратно! – сказал Гербалайф. – Солнце скоро само сюда переползет, как миленькое.
– Смотрите, ваше дело. Что ж, Титаник, пойдем на бульвар свои дела делать, а потом уже начнем лечить твою хозяйку.
– Приятной вам прогулки! – сказал Гербалайф и оглушительно, с удовольствием чихнул.
Справив бульварные дела с Титаником и купив все потребное в аптеке, причем в изрядном количестве, Варвара Симеоновна заглянула в гастроном и вернулась во двор. Троица пребывала на том же месте, но теперь они сидели, тесно прижавшись друг к другу на одном конце скамейки, куда уже и вправду, «как миленькое», доползло солнце. Варвара Симеоновна вынула из сумки коробочку с лекарством и протянула ее Василь-Ванычу.
– Василь-Ваныч! Вот это антигриппин – пейте все три раза в день по одной таблетке, утром, в обед и вечером.
– Так мы ж не болеем! – удивился Василь-Ваныч.
– Пейте для профилактики! – отрезала Варвара Симеоновна. – Врач к Лике не проходил?
– Не-а!
– Хорошо.
Варвара Симеоновна скорым шагом пошла к своему подъезду, волоча за собой Титаника, который теперь был явно не прочь задержаться у скамейки и пообщаться со знакомыми людьми.
А бедная Лика Казимировна в это время лежала под сбившимся влажным и горячим одеялом, съежившись в маленький, дряхлый, уже никому на свете не нужный комочек, тихонько поскуливала от жалости к себе и ждала смерти. В распухшей голове стучали горячие молоточки, шевелить ею было нельзя ни в коем случае – при малейшем движении большая пружина с остро заточенными концами, расположенная в самой середине ее черепа, тут же распрямлялась и впивалась концами в оба виска изнутри. Ноги ее превратились в два ледяных камешка, и она никак не могла ими пошевелить, такие они были тяжелые, а руки, притиснутые к груди, хотя и не такие холодные, как ноги, стали какими-то чужими птичьими лапками. Птичий грипп! Дышала она быстро-быстро, и сердце ее тоже стучало мелко и скоро, даже не стучало, а, скорее, дрожало. Очень холодно было спине, невыносимо холодно, и этот холод постепенно проникал все глубже и глубже в ее бессильное, безвольное и совершенно беззащитное тело. Наверное, одеяло сбилось и обнажило спину. И она, конечно, хотела бы поправить его, натянуть на спину, но, во-первых, она не помнила, как это делается, а во-вторых, на такое сложное действие у нее все равно не хватило бы сил. Сползшее одеяло – это непоправимо! Видно, придется болеть и умирать с голой спиной…
Варвара Симеоновна открыла дверь квартиры Лики Казимировны и вошла вместе с Титаником. Пес хотел было броситься в комнату к хозяйке, но Варвара Симеоновна повлекла его на кухню, там налила ему в миску свежей воды, в другую миску положила собачий корм из банки, найденной в холодильнике, и тихо, но грозно приказала:
– Ешь! И чтобы я тебя не слышала!
Титаник послушно зачавкал.
Сама же она подошла к Лике Казимировне и попробовала рукой ее лоб. Лика горела и на прикосновение никак не отозвалась. Варвара Симеоновна глянула на часы: было уж одиннадцать, врач мог придти в любую минуту, а мог явиться и после обеда. Она выдвинула один из ящиков серванта, в котором у Лики хранились лекарства. Порылась, нашла парацетамол: с антигриппином она решила подождать до врача, а вот парацетамол – это было древнее испытанное средство. Нашла она и градусник – старинный, ртутный, который ставится под мышку, а не берется в рот. Таблетку она раздробила черенком ножа, высыпала в столовую ложку и разбавила водой. Подошла к Лике, осторожно перевернула ее на спину, потом подсунула руку под подушку и приподняла ее.
– Ликуня, открой рот и выпей лекарство! – К ее удивлению, Лика, не открывая глаз, послушно открыла рот и позволила ей вылить в него воду с парацетамолом, но, когда она попыталась сунуть градусник ей под мышку, Лика простонала: «Не надо! Не надо меня ножом! Я хочу жить!» – и стала слабо отбиваться. «Надо немного согреть градусник!» – догадалась Варвара Симеоновна, подержала его в ладонях и снова сунула Лике под мышку, и Лика покорилась, только тихонько и жалобно пискнула. Во время этих процедур Варвара Симеоновна заметила, что руки у Лики очень холодные; она тут же пощупала ее ноги, и, как и ожидалось, те были еще холоднее. Она достала из шкафа пахнущий лавандой толстый платок из козьей шерсти и, приподнимая и ворочая Лику с боку на бок, укутала ее платком вместе с градусником. Села передохнуть – почему-то от болезни Лика стала поразительно тяжелой. Потом она отправилась на кухню и поставила на газ чайник с водой для грелки.
А в это время в соседней квартире болела и страдала Агния Львовна. Вот она не замерзала – она лежала, вся налитая тяжелым горячим жаром, и изо всех сил пыталась остановить мерно раскачивавшуюся кровать. Это было почти невыполнимо, хотя старалась Агния Львовна изо всех своих сил. Кровать качалась с боку на бок, как лодка при боковой волне; ее ножки, правые и левые, поочередно отрывались от пола и потом с тяжким грохотом бухались на место; матрац поднимался то с одного бока, то с другого, и Агния Львовна чувствовала, как горячая жидкость в ней самой тоже переливается из правой половины тела в левую. Время от времени качающаяся кровать отъезжала от стенки, а потом, сотрясаясь, бешено мчалась назад, на свое место, и глухо врезалась в стенку. «Если кровать пробьет стену, то куда я на ней въеду – к Лике или к Варежке?» – Агния Львовна никак не могла сообразить, у какой стены стояла ее кровать и кто из подруг жил за этой стеной. Так она и качалась в кровати, как в лодке, понемногу отъезжая от стены, а потом кровать, дрожа и скрипя, стремительно возвращалась и обрушивалась на стену вместе с хозяйкой, отъезжала и снова качалась, качалась, качалась и качалась…
Читать бесплатно другие книги:
