Солнце в стакане Русанов Михаил
Официант подал шашлыки.
– Н-да, – протянул Валерка. – Не будешь ты жить по-спартански.
– А зачем? Не хочу. Кому это надо? Ты сам хотел бы жить по-спартански? Отказывать себе в чем-то, чего-то не делать, чего-то не хотеть?
– Нет, – честно признался Валера. – Но я бы смог.
– Какая уверенность. Я не смог зайти к тебе в магазин. Пустяк. Не смог встретиться с женщиной, которая… Куда делась моя уверенность?
– Не говори глупостей. Ну и что? Что теперь, на стенку лезть?! Что будет, если мы начнем по поводу и без о чем-то сожалеть? – Он поднял рюмку. – Ты скверный человек. С тобой невозможно разговаривать. Скучно. Надо Зальцману позвонить. Вот кто умеет радоваться жизни. А потом к Пряжкину заглянем… Кстати, твоя бывшая звонила вчера. Второй раз за три месяца.
– Да?
Не интересно. Но не хочется разочаровывать друга.
– Ты бываешь непростительно глуп. Если спустя столько времени женщина что-то вспоминает, значит, ее настоящее хуже прошлого. Кого ты обманываешь? Не говори мне, что это пустяк. Знаю тебя. Ты все еще не равнодушен. И это ее шанс.
– Как насчет ненависти, обиды?
– Эмоции. Ты говорил, что уже давным-давно все забыл и простил.
Простил? Сазаров выпил. Простил. Разве можно не простить ветер, который унес воздушный змей?! Разве можно не простить море, которое позволяет щепкам-кораблям скользить по темным холмам волн, а потом своевольно губит эти щепки, словно насмехаясь над бессилием людей перед величием природы?
Он думал, что сможет не простить. Жгучая обида, оскорбленное самолюбие. Агония умирающей любви.
Они оказались слабы, эти прочные канаты, не выдержав натяжения времени. Один за другим они беззвучно лопались, и лишь тоненькая нить памяти, – сын, выдержала. Простил. По-другому и быть не могло. И все же Валера не прав. Простить – простил, но не забыл.
– Я дал ей номер твоего «сотового».
– Давай выпьем и позвоним Зальцману. – Сазаров затушил сигарету…
Ночь выдалась морозной. Черноту неба не могли рассеять точки звезд. Снег хрустел под ногами и искрился в рыжих пятнах света редких фонарей на объездной дороге.
Пряжкин по телефону вызвал такси и уехал с изрядно захмелевшим Зальцманом в «Старый дом».
– Через час не появитесь, – заявил он Сазарову, – отправимся вас искать. Не задерживайтесь. Столик будет накрыт.
Проводив такси, Сазаров вернулся в придорожное кафе. Валерка ждал за столиком. Зал был пуст. В такое время посетители редко заглядывали сюда. Разве что, какой-нибудь уставший водитель – дальнобойщик остановится и заглянет на чашку кофе прогнать сон.
– Они будут ждать нас через час.
– А Пряжкин говорит, – усмехнулся Валера, – что это меня трудно остановить! Раз будут ждать, приедем. Столик накроют? Отлично… Хочешь, я открою тебе секрет?
– Не люблю секреты, – Сазаров выпил.
– Я никогда не мечтал иметь свой магазин, – начал Валерка, не обращая внимания на слова друга. – Наверное, во мне умер неплохой кинокритик, как думаешь, а?
– Ничего не думаю. – Сазаров уставился в черный проем окна. – Надо было с ними уехать.
– Представь, я хотел учиться в музыкальной школе. Родители думали иначе. Может, они и правы, у меня нет слуха. Я до сих пор хочу научиться играть на саксофоне. Смешно?
Сазаров посмотрел на него с удивлением.
– Ты напился. Саксофон тебе не подойдет. Купи ударную установку и барабань на здоровье без умолку днями напролет. Пока какой-нибудь спившийся сосед не пристрелит тебя.
– Ты цинично превратил все в хохму.
– Выпей, – посоветовал Сазаров.
Через полчаса он вызвал такси и отвез Валерку в «Старый дом». Сославшись на головную боль, он отказался от предложения Пряжкина провести ночь в ресторане.
Мороз щипал щеки, хмель таял, и некуда было спешить. Ночной город успокаивал. По центральной дороге проносились редкие машины. В ночных магазинах толпились люди – мороз заставлял искать теплые убежища. Свернув с центральной в глубь микрорайонов, Сазаров оказался в полутемных дворах, из которых не видно ночного неба – фонари светили бледным неоновым светом. Выйдя на площадь, где возвышалось серое здание ДК, он остановился возле небольшого магазинчика. От ДК к магазину и обратно тянулись небольшие толпы молодых людей. Покупалось пиво, чипсы и сигареты. На втором этаже ДК глухо звучала музыка. Возле магазина стояли две милицейские машины. Стражи порядка, затянутые в форменные бушлаты, курили и снисходительно смотрели на разухабистую молодежь, которой после выпивки и мороз нипочем. Купив большую плитку шоколада и сигареты, Сазаров направился в ДК.
Глупая идея, думал он, вряд ли сейчас выяснится что-то определенное.
– Танцы? – Переспросила строгая вахтерша, не переставая проверять билеты молодых людей, спешащих поскорее оказаться на втором этаже. – Сегодня у нас все танцуют.
Сазаров объяснил, что он имел ввиду.
– Ну-у, – протянула вахтерша, подозрительно взглянув на него поверх очков. – Не знаю, как вам помочь…
Сазаров назвал имя.
– Она наверное из тех будет, кто платит за частные занятия. Знаете, некоторые оплачивают время и занимаются сами по себе. Если подождете, я попробую что-нибудь узнать.
Сазаров согласился.
– Как ее зовут? Вика? – Переспросила она минут через пять, пролистав замусоленный журнал посещений. – Здесь записана только одна Вика. Вот, записывайте телефон. Может, это и не она, сами разберетесь.
Сазаров достал плитку шоколада. Вахтерша улыбнулась.
– Все вы, мужчины, одинаковы…
Отступление 3
Рамки морали, жёсткие, и, казалось, незыблемые, всё же не могут устоять перед человеческой природой.
HOMO MARGINALUS.
Пустые, никчёмные размышления!
FELIS (кошка обыкновенная)
(Из жёлтой папки, «Маргинал и Кошка»)
Глава 3
Пряжкин уверенно вел машину. За окном – неровной стеной чахлые сосны в снегу. Свинец неба давит природу невыносимой тяжестью, в которой тонкой нотой звенит рассеянный свет мутного солнца. Сазаров вдавился в спинку сиденья. Хотелось спать.
В Юшкове остановились на полчаса. Позавтракали в кафе. Посмотрели утренние новости. Платил Пряжкин. Выпив чашку безвкусного кофе и съев бутерброд с ветчиной, Сазаров прогулялся вдоль рыбного рынка.
Торговые палатки раскинулись недалеко от автостоянки. Укутанные в ватные фуфайки тетки беззастенчиво лгали о достоинствах той или иной рыбины, свесившей мокрый скользкий хвост с грязного стола.
На автозаправке Пряжкин залил полный бак. До Санкт-Петербурга предстояло еще два часа пути. Два часа разговоров Пряжкина ни о чем.
Усевшись рядом с ним, нетерпеливо барабанившим пальцами по рулю, Сазаров включил радио. Чувство досады не уходило. Прошла неделя, а он еще чувствует себя идиотом. Семь цифр, написанных билетершей ДК на клочке бумаги, и ночь превратилась в кошмар. Он звонил Вике через каждый час. Никто не отвечал. Утром с досады выпил. Не помогло.
Она провела в его квартире всего одну ночь. Слишком рано делать выводы. Утром – пустая квартира, холодный чай. Ни записки, ни адреса. Одни ощущения – бархат ее кожи, блестящие глаза. Бледный, невыразительный голос. Исчезающее куда-то чувство одиночества – отступающая тьма от огонька дешевой зажигалки. Растворение реальности в мелкой луже псевдочувств, на миг вспыхнувших наглостью дорасти до истины. Желание веры. Но что-то держит.
В Санкт-Петербурге шел снег. Двадцать минут потеряли в автомобильной пробке на Володарском мосту. На набережной Карповки расстались. Пряжкин умчался улаживать дела, каким-то образом связанные с рестораном. Условились встретиться возле станции метро Ломоносовская в семь вечера.
Сазаров проследил, как Пряжкин лихо вписался в автомобильный поток, закурил и резким шагом направился в сторону серого пятиэтажного здания, где располагался офис издательства. Разговор с редактором вышел скучный и вязкий. Виктор так и не сказал редактору о романе. Зачем? Лежат листки в желтой папке уже год, никому не мешают. Ждут. Чего? На некоторые вопросы лучше не отвечать. Тем более не следует их задавать самому себе.
Под конец разговор потерял смысл. Сазаров сухо простился. Редактор обещал звонить. Виктора он проводил безразличным взглядом.
Спешить некуда, до встречи с Пряжкиным – целый день. Сазаров остановил такси. Доехал до набережной Фонтанки. Вышел возле дома-музея Ахматовой. Музей был закрыт. Он пошел вдоль набережной. Мелкий снег забивался под воротник. В кафе с неприхотливым названием «Закусочная» Сазаров заказал бутылку молдавского каберне. Сиюминутное желание, исполненное тут же, без проволочек, имеет ряд преимуществ перед долгосрочными прожектами, которые, кстати, не всегда могут воплотиться в жизнь. Визит в издательство оказался напрасным. Упущенная возможность увидеть свои рассказы опубликованными, компенсировалась бутылкой красного вина. Неравнозначная замена. Пресловутая синица, которая никогда не взлетит. Впрочем, кто требует от нее высокого полета?
Звонок сотового телефона показался неуместным. Сазаров продолжал есть. Официант в очках, болтавший о чем-то с барменом, посмотрел в его сторону. Звонок повторился. Сазаров вытер руки салфеткой.
– Слушаю.
– Привет.
Сазаров посмотрел на официанта. Тот ему улыбнулся. Придурок.
– Молчишь? Ты не изменился. Ты где?
– В Питере.
– Встретимся?
– Где и когда? – Вырвалось у него.
– Через час возле клуба «Метро», на Лиговке. Придешь?
Он не ответил. В трубке поплыли короткие гудки. Сазаров заказал пятьдесят грамм водки на посошок и попросил счет.
Снег белой пеленой завесил город…
Он узнал ее сразу. Татьяна стояла недалеко от VIP-входа в клуб. Курила. Снежинки блестели на меховом вороте короткой норковой шубки. Сазаров остановился в сторонке так, что бы она ни могла его заметить. Без шапки, подумал он, значит на машине. Три года. Она изменилась. Темный цвет волос, короткая стрижка. Подойти, сказать – привет, как дела? – и смотреть в ее глаза так, словно ничего не произошло. Это выше сил. Он закурил. Татьяна нервничала. Часто смотрела по сторонам. Если спросить про сына, то она, скорее всего не ответит. Год после развода он бегал у нее на коротком поводке. За возможность увидеть сына исполнял ее капризы. Нужны деньги? Пожалуйста. Достать билеты в закрытый дорогой клуб на светскую вечеринку? Нет проблем. Он в эти клубы не ходил. Она посещала их с другими мужчинами. Цинично, похоже на шантаж, и удивительно эффективно. Когда надоело, Сазаров махнул рукой и исчез. Три года тишины. Сын подрос.
Нет, ничего не скажет. Что-нибудь попросит. Но сейчас он ничего не может ей предложить.
Кто-то толкнул Сазарова. Он обернулся. Мужчина лет сорока небрежно извинился. Кашемировое пальто, дорогие часы. Мужчина шел к VIP-входу. Вечером он придет домой. Снимет дорогую обувь. Жена накроет изысканный ужин. Вечерние газеты, сигареты, кофе. Умные дети вовремя пойдут спать, – папе завтра рано на работу. Разговор ни о чем с супругой перед сном. Утром – острая бритва на щеках, кофе, пара бутербродов. Обязательный просмотр утренних городских новостей. И вдруг среди сводок – сообщение о молодой женщине, покончившей с собой минувшей ночью. Глядя на ее фото, он почувствует ком в горле. Нервно щелкнет зажигалкой. Вспомнит – вчера в обед звонил, говорил что-то резкое, ссылался на детей. Искал причину. Холодное лезвие на тонких венах…
Мужчина в пальто поздоровался с двумя молодыми девушками. Смеясь, они взяли его под руки.
Нет никакого лезвия, все будет по-другому. Мужчина придет домой, сядет на кухне. Будет пить кофе. Ему хочется водки. Он пьет кофе. Она молча повесит пиджак на спинку стула. Ей хочется плакать. Она сдерживает себя. Сядет рядом с ним и будет смотреть в окно на снег. Когда-нибудь он напьется. Она когда-нибудь заплачет. Швырнет его вещи на лестничную площадку. Громко хлопнет дверью. «Ну почему он тогда не захотел ребенка?!»
Мрачно.
Наверное, у него все хорошо. Семья, бизнес, друзья. Скука на лице? Это ничего не значит. Почему этот поц, довольный жизнью до чертовой скуки, не может быть счастливым?!
В кармане пальто глухо зазвенел мобильный. Сазаров взглянул на Татьяну. Она звонила. Звонила ему.
Вокруг толпились люди. Молодежь собиралась вокруг центрального входа в клуб. Люди посолиднее подтягивались к VIP-входу.
Никому нет дела, что мы здесь потеряли или нашли. Каждый день умирает чья-то любовь. Жизнь не справляет поминки.
Сазаров бросил окурок в урну и пошел по проспекту в сторону Обводного канала. Телефон замолчал. Что он мог сказать ей? И что он мог услышать от нее? Ничего. Или много всяких пустяков.
Когда-то она обвинила во всем его. Сказала, что он сам хотел этого. Добивался. Не мог как другие.
– Терпеть и ждать? – Поинтересовался тогда он.
– Простить, дурак. Простить. В конце концов, завести себе любовницу. Но жить с семьей! – Ответила она.
Он не смог принять такую ложь. До сих пор не научился. Не дано…
– Я могу поговорить с Викой?
– Слушаю вас.
– Прости, я не узнал тебя.
– С кем я разговариваю?
Сазаров повесил трубку. Бармен наполнил его стопку и отошел на другой край стойки, где Пряжкин разговаривал с Зальцманом.
– Он пьян. – Сообщил бармен Пряжкину.
Пряжкин посмотрел на Сазарова. Тот выпил и уставился в одну точку.
– Пустяк. Налей ему еще.
Бармен и бровью не повел. Наполнил стакан на треть.
– Коньяк?
Бармен усмехнулся.
– Либо его стошнит, либо свалит.
– Позавчера я ждал его в Питере. Он появился ровно в семь. Пьяный. Таким я его давно не видел. Виктор!
– Оставь его. – Зальцман облокотился на стойку. – Ему сейчас не до нас. Знаешь, я подумал, что Маринка похожа на Анжелину Джоли.
– Савва, ты перебрал. Она на нее не похожа. Совсем другой тип лица. А Сазарову надо выпить. – Настаивал Пряжкин. – Передай ему стакан.
Савва опередил бармена. Схватил стакан, выпил, скривился.
– Вызови такси. Отправим его домой.
– Переночует здесь. У меня хороший кабинет. Диван мягкий.
– Ему женщина нужна.
Пряжкин уставился на бармена.
– А что, – развел тот руками. – Так всегда бывает. Если спиртное не помогает, значит, нужна женщина.
– Неуверен. – Зальцман жестом попросил бармена повторить. Бармен показал ему бутылку, Савва кивнул. – Вряд ли он будет в восторге.
– Никто не собирается его спрашивать. – Пряжкин щелкнул зажигалкой, посмотрел в зал. Валерка спал, уронив голову на стол. – Надо Юльке позвонить.
– Лучше снимем ему проститутку. С Юлькой хлопот не оберешься.
– Может, Маринку попросим? Проводит его, потом вернется.
– Ты шутишь?
– Серьезен как никогда.
– Пошел к черту. Звони Юльке.
Теплый душ освежал. Сазаров посмотрел в зеркало. Трехдневная щетина, воспаленные красные глаза. Неприятный тип. Незнакомец. Не понравился.
Вика на кухне заварила кофе.
– Ничего не спрашивай. – Ответил Сазаров на ее взгляд, прошел в комнату, растянулся на диване.
Как он оказался в подъезде дома с Юлькой, – Сазаров не помнил. Было тошно. Чтобы не упасть, он обнял Юлю. На лестнице они столкнулись с Викой. Дальше провал. Что произошло? Неужели наконец-то пришло состояние, которого он так ждал – память отказывает, и стыд тонет в хмельном угаре? Можно предположить, что состоялся разговор. Неприятный, это точно. Звук пощечины. Юлька не могла поступить иначе. Стерва.…
Читать бесплатно другие книги:
