Три легенды Кликин Михаил
– Хорошая у тебя трава, колдун.
Вигор вздрогнул. Поднял на нее глаза, хотел уже что-то произнести, излить, но справился с порывом и промолчал. Уставился отрешенным взглядом в столешницу.
Что-то шло не так. Би это чувствовала. Слишком тихо было за столом. Молчал отстраненно колдун. Совсем расклеился в тепле Ланс – снова заклевал носом. Слишком тихо. Почувствовал это и балагур Кречет.
– Что-то ты, Вигор, все молчишь сегодня, – попытался он расшевелить своего обычного собеседника.
– Руки болят, – буркнул колдун.
– У тебя ж одна рука.
– Одна… А болят обе… – и снова замолчал.
– Как же так? – заинтересовался Дварф. – Руки нет, а она болит?
Вигор не ответил. Зато заговорил Кречет:
– Бывает. Я так думаю: вот оторви ящерице хвост – у нее через некоторое время новый вырастет. Тело помнит. И у людей также. Только мы выращивать заново не умеем.
– Глупость это, – сказала Би. – Сравнил тоже человека и ящерицу. Вон, если червяка пополам разрезать, то два червяка получится. Живых. Так что, по-твоему: у каждого будет болеть несуществующая часть?
– А может и будет… Кстати про ящериц. Вспомнил одну историю. С Вульфом мы тогда ходили…
– Опять ты за свое! – махнула на него Би, но перебивать не стала, наоборот, отставила полупустую кружку, приготовилась слушать. Заерзал на стуле Дварф, заинтересовался. Поднял голову Вигор. И даже Ланс, не то случайно, не то услышал все-таки что-то, открыл глаза.
Все истории Кречета начинались одинаково. Всегда он рассказывал про своего напарника Вульфа.
Давно, когда руки его еще могли крепко держать оружие, и плечи не чувствовали тяжести кольчуги, ходил Кречет по миру, искал работу для себя и для своих парных мечей. В отличии от Ланса, он никогда не нанимался в армию. Больше всего Кречет ценил свободу. И был у него напарник Вульф. Впрочем, был ли? Старики были уверены, что никакого Вульфа никогда не существовало, а бесконечные истории Кречета – либо выдумка от начала до конца, либо произошли когда-то с ним самими, но никак не с мифическим Вульфом. И только простодушный Дварф принимал все за чистую монету.
– Так вот, – рассказывал Кречет, сдерживая рвущуюся улыбку, – забрели мы с ним в одно богом забытое место. Стояла там в лесу деревня. И повадился к ним дракон. Скотину жрет, дома рушит, посевы вытаптывает, людей пугает. В общем, обещали они нам заплатить, если мы того дракона прогоним или убьем. Пошли. Пришли к горам. Нашли драконью пещеру. Такая дыра! А вонища! Грязь кругом! Глаза слезятся, дыхание спирает – внутрь не войдешь, задохнешься. И начал тогда Вульф орать во всю глотку. «Выходи, кретин безмозглый! – кричит в пещеру. – Выползай на честный бой, змей смердящий! Ящерица вонючая!». Долго кричал. Голос сорвал. Бесполезно. Тишина. Только эхо оттуда, из пещеры этой. Плюнули – черт с ними, с деньгами! – и ушли. Он-то вперед ушел, а я немного подзадержался – там, чуть в стороне, малина уж больно вкусная росла. И когда вслед за ним пошел, догонять, тут голос густой, будто бы отовсюду, словно эхо, и говорит что-то. Ну вы знаете, как эти драконы говорят – шипение да гудение одно, не язык, а форменное издевательство. Но фразу, что этот голос сказал, я тогда запомнил. Врезалась она мне в память почему-то. И в деревне жил у них старик один, что понимал по-драконьи. Он мне и перевел… И знаете, что это была за фраза?.. – Кречет замолчал и обвел всех лукавыми глазами.
– Что? – не выдержал Дварф.
– «Ну – кретин безмозглый. Ну – змей смердящий… А в задницу-то чего кричать?!», – закончил Кречет и захохотал. Махнув рукой на него, рассмеялась Би. Глядя на них, широко улыбнулся Дварф. Вигор скривил рот через силу и снова уставился в столешницу думать свою думу.
– Или вот еще… – Кречет сел на своего любимого конька. Не давая слушателям роздыху, он рассказал соленую историю про женщину-оборотня и трех ее любовников, среди которых затесался, конечно же, и Вульф.
– Ну тебя! – Би покраснела, рассмеялась немного смущенно. Зато Дварф разошелся вовсю. Он хохотал, хлопал себя по колену, мотал головой, утирал слезинки. Сдержано улыбался Ланс, глядя на друзей. Он не расслышал, над чем они смеются, но их веселье было так заразительно. И взбодрившийся старик потянулся за новым пирогом.
Внезапно поднялся из-за стола Вигор. Встал резко, вцепившись единственной рукой в посох.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он, и все замолчали. Только Дварф еще хихикал, мотая непропорционально большой кудлатой головой. – Плохо себя чувствую сегодня.
– Я провожу, – поднялась и Би.
– Нет, – колдун остановил ее твердым взглядом. – Я сам дойду… Все было хорошо. Спасибо, Би. – Тяжело опираясь на посох, сутулясь больше чем обычно, Вигор ушел, хлопнув дверью.
Кречет выглянул в окно.
На улице было уже темно. Солнце село, и только розовеющий закат еще чуть высвечивал мир, сдерживал ночь, не давал проявиться на небе звездам.
Кречет видел, как Вигор подошел к колодцу, постоял немного, повиснув на посохе и затем медленно ушел к себе в избу.
– Странный он сегодня, – сказал Кречет.
Би сходила на кухню и принесла лампу. Маленький огонек кргом осветил стол, еще больше сгустив тени в углах комнаты. Тихо потрескивал жиром фитиль. Стало уютно. Не хотелось больше громко разговаривать, смеяться. Хотелось только сидеть вот так вот у язычка пламени и неторопливо беседовать, а больше молчать, слушая других.
– Странный… – согласилась Би. – И не только сегодня… Что мы про него знаем?
– А кто он? – спросил Дварф.
– Он? – Кречет пожал плечами. – Он не здешний, как и ты. Пришел… Когда он пришел, Би?
– За пять лет до тебя, Дварф.
– За пять лет до тебя он пришел. Зимой, вроде…
– Да, зимой.
– И тогда он был такой же, как и сейчас. Однорукий, эти странные кольца в ушах, в мешке еще у него книги были… Он и не постарел с тех пор… Мы тогда его колдуном прозвали. А кто он на самом деле? Кто же знает?
– Колдун он. Как есть колдун, – без тени сомнения заявила Би. – Сегодня у меня молоко скисло. Я корову доила. Он минуту постоял возле меня, ушел, а молоко в ведре уже свернулось… Колдун!.. И посох этот его.
– А что посох? Палка. Обычная жердь…
Они помолчали. В темном углу у печи посапывал Ланс. Старик все-таки уснул.
– Он словно скрывался от кого-то… – продолжал вспоминать Кречет. – Спросил у нас, можно ли в какой-нибудь пустующий дом заселиться, мы разрешили, и он на краю деревни выбрал самую старую избу, сейчас ее уже и нет, лес сейчас там, и целую неделю провел, носа не показывая. И чего только он ел?
– Колдун…
– А потом освоился. Неплохой человек оказался, хоть и со странностями своими. Траву все собирает, сушит. Книги эти. Никогда столько книг не видел!.. Через месяц перебрался к нам на пригорок. И соседи рядом, и колодец под боком. Так теперь и живем. Мы в его прошлое не лезем. Что захочет – сам расскажет. Может, человек решил здесь спокойно жизнь дожить?
Они помолчали, слушая негромкое сонное бормотание Ланса, треск лампы. На чердаке застрекотал сверчок, но почти сразу смолк, будто сам испугался своего громкого голоса.
– А я в чьем доме живу? – спросил Дварф.
Кречет вздохнул. Сказал:
– Были в нашей деревне два брата. Два Стрижа. Оба черные, маленькие, руки длинные. Шустрые. Старший Стриж и младший Стриж. Вот они там и жили.
– А где они сейчас?
– Убили их. Ушли они из деревни жизнь посмотреть. И не вернулись.
– Откуда ты знаешь?
– Что знаю?
– Что они не вернулись.
– Говорю же – убили их. Ровно через два месяца, как ушли они из своего дома. В Городе наткнулись на банду. Обоих зарезали… Не умели наши Стрижи отступать. Говорят, если бы захотели они, то могли бы живыми уйти. А они стали правду искать… Драться стали… Двое против пятнадцати…
– А что, и никто не помог?
Кречет помрачнел.
– Я там был. Случайно рядом оказался. Своими глазами все видел… Но я опоздал. Младший был уже мертв. А старший кровью истекал, хотя свой нож из рук не выпускал. Шесть разбойников лежали у его ног. И еще двое раненых пытались отползти… Ночью это было. Народ в Городе такой – чуть шум ночью, они только крепче засовы закрывают. Хоть кричи, хоть в двери бейся – никто не выйдет, никто не поможет. Это не как у нас здесь, где каждый за соседа держится. Там каждый сам за себя. Дома каменные, и сердца каменные…
Кречет замолчал, отвернувшись и пустым взглядом уставившись во мрак за окном. Что он там видел? Би сидела тихо, пригорюнилась Би. Жалко ей было Стрижей. Помнила она их пацанятами. И отца их помнила, и мать. И деда. Пережила Би всех Стрижей, и молодых, и старых.
– А ты? – спросил Дварф, сжимая кулаки и сурово морщиня лоб.
– Я?.. – переспросил Кречет. – А что я?… Убил я всех. Я ведь без мечей тогда не ходил. И сила у меня была… Убил я бандюг, немного их оставалось. Но что толку… Поздно… Младший уже мертв был, а старший у меня на руках дух испустил. Крови много потерял… Что я мог поделать?.. Ушли они жизнь поглядеть… Два месяца глядели… Поглядели и не вернулись…
– А может и вернулись, – негромко сказал Дварф. – И мертвые могут воротиться, если живыми не успели. Я знаю.
Кречет даже вздрогнул.
– Что ты знаешь?
– Живет у меня кто-то. Ночами ходит невидимый. Полом скрипит. Посудой гремит. Ставнями хлопает. Теперь я знаю кто это.
Кречет поежился, отвернулся от пугающе темного окна. Подвинулась поближе к огню лампы Би.
– Чудится это тебе, – неуверенно предположил Кречет.
Дварф только улыбнулся:
– Это Стрижи ходят. Духи. Это их дом, но они на меня не в обиде. Я с ними и говорю иногда, только вот имен их не знал. И кто они такие. А теперь знаю.
– Не могут мертвые возвращаться, – сказала Би негромко, нерешительно, словно упрашивая, будто убеждая себя.
– Не может парное молоко за минуту скиснуть, – ответил ей Дварф.
Замолчали все. Жутко. А еще по домам идти надо. Каждому в одиночество. В ночь. Один Дварф ничего не боится. Живых страшиться надо – не мертвых.
– А Вигор сегодня странный, – тихо сказал Кречет. Почти прошептал. И тотчас, заставив всех вздрогнуть, донесся из темного угла хриплый голос, неожиданно громкий, вещающий:
– Возвращается он! – это проснулся, зашевелился Ланс, про которого и забыли все давно. Вот напугал, старый черт! Бормочет невесть что спросонья!
– Тьфу, – сплюнул Кречет, сердясь на свой страх. – Вставай, старый! Домой пора.
– Поесть чего дайте.
– Бери с собой и идем. Вон еще пять пирогов остались и щуки кусок. А чай остыл давно.
Зашевелились старики. Сразу веселей стало. Украдкой ущипнул Кречет Би за пышный бок. Та звонко приголубила его тяжелой ладонью по костлявому плечу. Дварф загремел посудой, принялся помогать хозяйке убирать со стола. Зашамкал беззубо Ланс, жуя голыми деснами холодный пирог.
– Посидим еще чуть, я сейчас чаю согрею, – предложила Би.
– Ну, давай, – легко согласился Кречет. Не охота в пустой темный дом идти. И спать пока не хочется.
Би ушла на кухню.
Ланс дожевал пирог, стряхнул с себя крошки, обвел темную комнату тусклыми старческими глазами и сказал негромко, выставив в потолок указательный палец:
– Он возвращается… – и потянулся за куском ватрушки.
Никто не обратил на него внимания.
Вигору не спалось.
Он ворочался под одеялом, перекладывал по-всякому подушку – никак не удобно.
Лезли в голову всякие мысли.
Что же это было?
Сон?
А дымящееся одеяло? А рука?
Ящерица без хвоста. Разрубленный надвое червяк.
Не надо было ему сегодня идти к Би. Этими разговорами они только разбередили душу…
Для волшбы необходимо две руки. Это знает любой начинающий маг. Две руки. Две. Иначе никак. Одна принимает энергию, другая отдает. Одна накапливает, другая поддерживает. Только две руки могут замкнуть контур. Только две руки создают фигуры Силы.
А левой руки нет…
Червяк…
Тело помнит.
Хотя она болит, чешется, зудит. Сводит иной раз с ума.
Тело помнит свою часть. Свою бывшую, давно сгнившую плоть.
Плоть.
Но плоть ли замыкает контур? Ведь не через мясо идет энергия, не через кости…
Энергия проходит по каналам.
По рукам… По двум рукам…
Мысли теснились в голове, ворочались, метались, толкались. Беспокоили…
Вигор поднялся на локте и на минуту замер, таращась в темноту. Затем он спустил ноги на холодный пол и сел на кровати, завернувшись в одеяло, словно в тогу. Проснулись привычные буравчики. В обеих руках.
Он поднял к лицу правую ладонь.
Единственную.
С улицы неярко подсвечивала луна, и он видел, хоть и с трудом, свои худые пальцы, пергамент кожи на ладонях, неровные ногти, набухшие сосуды. Он видел старость.
Вигор пошевелил пальцами, пристально вглядываясь в их движение. Он перебирал ими воздух, сгибал и разгибал, пробовал каждый сустав, пытался прочувствовать каждую мышцу, каждое сухожилие. Он долго сидел так, двигая пальцами. Луна встала напротив его избы, заглянула в окно, сотворив тень на противоположной стене – жуткий призрак с колышущимися пальцами-щупальцами.
Поздняя ночь. Полнолуние. Лучшее время для волшбы.
Вигор закрыл глаза и представил свою руку. Левую руку. Отсутствующую. Он представил ее во всех подробностях, скопировал с правой, лишь зеркально перевернув. Предплечье. Кисть. Пальцы. Фаланги. Пластинки ногтей. Он словно лепил свою руку. Кости, сухожилия, мышцы. Нервы и кровеносные сосуды. Кожа.
Вот она.
Вигор осторожно шевельнул воображаемыми пальцами. И рука отозвалась болью.
Простейшая фигура. Только попробовать…
Ящерица без хвоста…
Разрубленный червяк…
Но тело помнит…
И он сам тоже помнит…
Простейшая фигура Силы. Указательный палец вверх, средний и безымянный прижать к центру ладони. Плотно прижать! И держать так! Мизинец и большой свести в кольцо. Чувствуя каждую мышцу. Придумывая ощущение, осязая несуществующее…
Теперь правая рука. Это легче, потому что она на месте. Потому что она живая. Главное теперь – удержать в голове положение воображаемых пальцев.
Бесполезно.
Нет того чувства. Нет потока энергии. Нет Силы. Ничего нет.
Пусто.
Вигор открыл глаза.
Но, что это?! Показалось?!
Нет!
Может быть днем он и не заметил бы, но сейчас, ночью, в темноте…
Вигор не мог поверить. Он смотрел на свою руку и чувствовал подступающее безумие. Ему было страшно, и в тоже время хотелось плакать, кричать, смеяться. Все сразу, одновременно…
Он не мог поверить своим глазам.
Его рука слабо светилась. Совсем слабо. Чуть заметно. Правая рука. Живая рука.
А на месте отсутствующей левой мягко сиял тусклый ореол. Словно кокон, сплетенный из лунного света. Он видел свою воображаемую руку! И предплечье, и кисть, и пальцы! Он видел фигуру Силы! Призрачный протез, сделанный из сияния.
Несколько секунд Вигор смотрел на это чудо, а потом свечение стало меркнуть, истаивать. Диск луны миновал окно, и мрак в комнате сгустился.
Что же делать?
Права Би! Права! Колдун! Колдун!
Забыть? Плюнуть и жить как раньше? Тихо, спокойно.
Доживать…
Или…
Что делать?..
Вигор повалился на кровать.
Всю ночь он ворочался и не мог заснуть.
Только под утро усталость наконец взяла свое. Но сны его были беспокойными и не давали отдыха.
«Что же теперь делать?» – даже во сне мучил Вигора этот вопрос.
4
Урс проснулся рано. Еще было серо.
Он поворочался немного и снова заснул, задремал некрепко – прислушиваясь сквозь полусон, ожидая, когда закричит петух у Би во дворе…
И все-таки проспал.
Когда он во второй раз открыл глаза, было уже светло. Летнее солнце уже поднялось из-за горизонта и стояло довольно высоко. Вовсю драл глотку петух, приветствуя наступившее утро.
Не теряя времени, Урс выскользнул из-под одеяла. В комнате было прохладно, освежающе. Он махнул руками, присел несколько раз, разогреваясь, разгоняя кровь, натянул штаны и выбежал на улицу.
Из-под крыльца выскочил Берт, замахал хвостом, запрыгал вокруг, высунув язык, дыша восхищенно. Урс потрепал его по голове, схватил за длинное ухо, подергал ласково, несильно. Пес, играя, осторожно прикусил хозяину руку, заворчал, преданно заглядывая в глаза.
Туман уже сошел, осел искрящейся росой на траве. Было тихо, покойно, даже петух замолчал. Ни ветерка, ни единого движения. Только река несла свои воды под холмом, но и она текла медленно, неторопливо, отсюда и вовсе незаметно. Небо сияло пронзительной синевой – ни облачка.
Урс босиком обежал вокруг дома, глянул на свой огород, полюбовался ровными грядками, зеленью – будущим урожаем. Нагнулся, захватил широкой ладонью капли росы, стал растираться, поеживаясь и вздрагивая, негромко покряхтывая. Хорошо!
Повалил подбежавшего пса в мокрую траву, стал с ним в шутку бороться.
Солнце поднималось все выше, все сильней пригревало, сушило росу.
А соседи еще спят. Видно засиделись вчера, заболтались. Выйдут сегодня к обеду. Только Би, должно быть, тоже скоро встанет – ей надо корову подоить, кур выпустить. Хозяйство спать не даст.
Урс забежал в дом, надел легкие кожаные чулки-сапожки, зашнуровал плотно. Опоясался широким ремнем. Со специальной подставки взял свой тяжелый двуручный меч в ножнах, выдвинул блестящее лезвие наполовину, осмотрел внимательно – нет ли ржавчины, выщербины какой, не затупилось ли где? Задвинул отточенную сталь в ножны, нацепил на пояс. Выбежал во двор.
Проспал сегодня. Теперь все бегом. В наказание. Чтобы больше неповадно было. Без поблажек. Без компромиссов.
Пес уже ждал.
– Бегом, Берт! – приказал Урс, и пес рванулся изо всех сил – он отлично знал, куда надо бежать. Его хозяин устремился вслед, придерживая левой рукой тяжелые ножны.
По узкой дорожке они пробежали через огород, распахнули незапертую калитку и понеслись вниз по склону холма. Пес мчался впереди, Урс пытался его нагнать.
Откос закончился, плавно перешел в ровное, непаханое уже несколько десятков лет поле. Здесь надо было бежать осторожно, глядя на землю – попадет нога в кротовину, запнется ли за вывороченный наполовину камень – потом месяц в кровати проваляешься.
Урс сбавил ход. Он уже запыхался. А ведь раньше сбегал с этого пригорка и снова легко вверх – ни одышки, ни усталости, ни дрожи в ногах. А теперь?.. Значит надо увеличить нагрузку. Больше тренироваться. Без единой поблажки!
Берт оглянулся на отставшего хозяина и запетлял по заросшему невысокой травой полю. Стал разрывать мышиные норы и кротовины. Засунув нос в подземные ходы, внюхивался, чихал забавно, крутился на месте, словно пытался таким образом ввернуться, протиснуться в маленькую норку. Загребал мощными лапами почву, отбрасывал назад. Так и не добравшись до крошечных комочков жизни, затаившихся под землей, несся догонять убежавшего вперед хозяина. Торопливо задирал лапу у кустиков можжевельника.
Вот и лес.
Здесь, на опушке – светлый, чистый. В основном белоствольные березы и молодые осинки, трепещущие листьями даже в безветрие. А дальше – все больше бурелома. Мшистые ельники. Стволы, опутанные хмелем. Лесная крапива в два человеческих роста. Плеши болот. Непроходимая чащоба.
Дикие места. Нехоженные.
Урс, не сбавляя хода, пригнулся и нырнул в кусты орешника, раздвинув руками гибкие ветви. Еще пять минут он бежал по лесу, подныривая под нависающие сучья, перепрыгивая поваленные стволы, огибая стоящие на пути деревья, и оказался на поляне. На своей собственной поляне.
Он не остановился сразу. Стал тихонько сбавлять ход, бегая по кругу. Перешел на шаг, замахал руками. Восстановив дыхание, полной грудью вдохнул свежий лесной воздух.
Берт тем временем уже обошел все знакомые деревья, обновив обычные собачьи метки.
Поляну эту Урс искал долго. Выбирал. Раньше он тренировался возле самой деревни, там где лес уже поглотил старые огороды. Затем было местечко чуть подальше, возле ручья, но и там ему не понравилось – тесновато было. И только потом нашел он эту лесную полянку. Наткнулся на нее совершенно случайно, лет шесть назад, осенью, собирая грибы.
За прошедшие годы он расчистил ее, расширил, разровнял почву, вырубил кустарник, оборудовал простейшие тренажеры и снаряды. Теперь он считал это место своей законной собственностью. Впрочем, никто и не претендовал.
Урс снял пояс вместе с ножнами, повесил на ближайший сук.
Сперва разминка.
Надо проработать каждый сустав, растянуть каждую мышцу, каждое сухожилие. И позвоночник! Человек живет столько, сколько живет его позвоночник.
Похрустывая сочленениями, Урс наклонялся, скручивался корпусом, качался из стороны в сторону, вращал руками, головой… Его прошибла легкая испарина. Это хорошо! Значит нагрузка верная, все в норме.
После разминки – силовая тренировка.
Давным-давно притащил сюда Урс два плоских камня, отшлифованных рекой. И еще лежало рядом с ними тяжелое березовое бревно. Примитивные отягощения – но ему лучше и не надо.
Солнце поднялось высоко, стало припекать. Высохла трава, обсохли листья, и сразу налетели откуда-то мухи, слепни да мошки.
Би в деревне уже, должно быть, встала. Может и Кречет поднялся. Дварф, по-видимому, ходит от дома к дому со своим топором. А Ланс спит. Совсем расклеился старый копейщик. И Вигор, наверное, еще не проснулся. Он любит понежится в постели… Соседи. Друзья. Старики…
Урс отбросил в сторону камни, откатил бревно. Теперь самое главное, основное – упражнения с мечом.
Сколько же лет прошло с тех пор, когда он несмышленым мальчонкой ушел в город учиться? Пятьдесят? Шестьдесят?.. Много. Уже никого из его учителей не осталось в живых. Убит мастер Чу-ти. Погиб в бою храбрый Лотс. Умер своей смертью великий Рухат. Тот самый, что подарил ему этот меч. Меч воина, а не ученика. Старость убила его, непобедимого Рухата, уникального мастера, человека, у которого за всю жизнь и было только пять учеников. Пять героев-одиночек. И где же они сейчас? Тоже убиты, погибли, умерли. Ушли вслед за мастером. Лишь Урс, самый последний из учеников, преемник Рухата, еще жив, еще борется, помнит наставления учителя, его уроки, хоть и ушел из большого мира, хоть и уединился, сбежал. Не выдержал гонки с молодостью, испугался…
Яростно размахивал мечом Урс. Пот струился по его лицу. Склеил седые брови, разъедал глаза. Длинные волосы разметались в воздухе – бешеное непрерывное движение не давало им опуститься на плечи. С басовитым гулом рассекало воздух блестящее лезвие. Ноги утаптывали землю, врывались в нее мысками.
Нет! Он еще не стар! Есть еще сила! Есть умение! И ловкость! И по-прежнему безукоризненна его техника. Отточена, отшлифована до блеска, словно стальное лезвие меча.
Но человек сделан не из стали.
Да и сталь съедается ржавчиной.
Меч ржавеет, если не доставать его из ножен. Если оставить металл гнить. Если не трогать, не давать работать. Хотя бы вот так – резать только воздух, рассекать тонкую лозу, врубаться в мягкое дерево. Иллюзия битвы. Бескровный бой. Схватка без противника. С самим собой.
Со старостью…
Ладони вспотели. Кожаная обмотка рукояти сделалась скользкой, руки ослабли, ноги стали заплетаться. Сердце колотилось, стучало изнутри в грудную клетку. Хотело разорваться.
Урс остановился.
Закружилась голова.
Он постоял, подождал, пока не отступит тошнота, пока лес не прекратит свое вращение.
Пора возвращаться. Надо завтракать. Хорошая еда – это тоже оружие его борьбы с собой. Но сначала необходимо восстановить дыхание. Расслабиться. Очистить сознание. Вобрать в себя мир, вселенную. «Только познавший мир, познает противника, – так говорил мастер Рухат. – Только познавший противника защитит себя».
Познает ли он своего врага?
Урс воткнул в землю меч и опустился на колени перед крестом его рукояти.
Он прикрыл глаза и стал дышать. Глубоко. Опуская диафрагму. Вбирая воздух животом. Очищая свой мозг от ненужных мыслей. От всех мыслей. От образов. От всего. Только абсолютное восприятие. Не нуждающееся в глазах. Не требующее ушей. Существующее отдельно и входящее во все. Абсолютное знание, приходящее без размышлений. Путь, по которому не идут, но которому следуют. Цель. К которой можно дойти, следуя пути. Единственному. Из трех. Путь Мага. Путь Воина. Путь Бога.
И вдруг Урс почувствовал это.
Тело его потеряло вес. Оно будто плыло по воздуху. Лежало на облаке. И он превратился в свет. Он был вне своего тела. Но продолжал ощущать его, как нечто чужеродное и, вместе с тем, родное, необходимое.
Его глаза были закрыты, он знал это, но он видел. Видел все отчетливо, очень ярко, не так как обычно, как-то иначе, по другому, немного странно, непривычно. Видел все вокруг себя. Все сразу, одновременно. И тело свое видел, сидящее перед мечом.
Урс восхитился новому ощущению.
Никогда он не испытывал ничего подобного. Учителя говорили про абсолютное видение, но он не воспринимал этих разговоров всерьез. Дыхательные упражнения были для него лишь одним из методов тренировки. Медитация – только отдых. Приятный, привычный и с годами необходимый. Отдых, не более.
И вдруг! Сегодня!
Однажды Рухат вел учебный бой с завязанными глазами. Тогда Урс посчитал, что все дело в тонком слухе мастера. Но теперь он знал, как учитель проделывал этот трюк. Теперь он и сам мог бы управлять своим телом, глядя на себя со стороны. Но он не решался. Только наслаждался новыми ощущениями.
Рухат был великий мастер! А теперь и он, Урс, через столько лет, получил еще одну частичку знаний учителя.
Внезапно что-то вдвинулось в поле его зрения. Нечто острое, темное, опасное заслонило собой полмира. Вытеснило мысли. Отбросило назад, в тело. Урс лишь успел увидеть свирепую мохнатую морду, клыкастое рыло, маленькие глазки, горящие злобой.
Он вскочил на ноги, ничего не понимая, схватился за меч, дернул его из земли, встал в стойку.
Читать бесплатно другие книги:
