Невский романс Свириденкова Ольга

Глава 7

Домашний театр графа Синявского напоминал драгоценную шкатулку. Обилие позолоты и сверкающего хрусталя слепило глаза. Зрительские кресла были обиты малиновым бархатом, над главной – хозяйской – ложей нависали пышные драпировки.

Как и в большом театре, здесь имелось несколько рядов партера и три яруса лож. Но само помещение было тесноватым, и зрители находились друг от друга на сравнительно небольшом расстоянии. Это обстоятельство позволяло женщинам в подробностях рассмотреть наряды своих соперниц, а мужчинам – вдоволь налюбоваться хорошенькими женщинами.

Когда Полина с матушкой (графиня Лисовская задержалась на лестнице с приятельницей) вошли в свою ложу, зал уже был полон. Но занавес еще не поднимали, и в помещении стоял оживленный гул. Прежде чем опуститься в кресло, Полина немного помедлила, желая показать окружающим свой великолепный наряд. Потом села и незаметно огляделась, пытаясь определить произведенное впечатление. Судя по направленным на нее взглядам, оно было самое выгодное, и это сразу улучшило и без того хорошее настроение девушки.

И вдруг, взглянув прямо перед собой, Полина встретись глазами с Нелидовым. И тут же почувствовала, как ей становится не по себе. Как обычно, Нелидов смотрел на нее в упор, очень пристально и словно вопрошающе. Но сейчас в его взгляде было что-то еще. Смесь искреннего, непритворного восхищения и какой-то непонятной, но явно ощутимой досады. Будто он и любовался ею, и одновременно был чем-то в ней недоволен.

«Он смотрит на меня так, будто за что-то злится, – озадаченно подумала Полина. – Но за что? Если он до сих пор не может простить мне ту… не слишком приличную сцену возле кофейни, то зачем тогда приглашал танцевать?»

Их взгляды снова встретились, и у Полины возникло ощущение, будто они находятся рядом. Ей представилась нелепая картина: Нелидов обнимает ее за талию, быстро наклоняется к ее лицу и страстно целует в губы. Полина почти физически ощутила, как это происходит, и едва не вскрикнула от испуга. А затем принялась усиленно обмахиваться веером.

«Что за дьявольское наваждение? – в глубочайшей досаде подумала она. – И могло же такое привидеться! Должно быть, я очень устала от шумных вечеров и нуждаюсь в хорошем отдыхе».

– А где же твоя Наденька? – удивленно спросила Дарья Степановна. – Посмотри, Поленька, ее здесь нет.

И в самом деле, Наденьки в театре не было. В ложе Нелидова сидели только Катрина и Алина.

– Не знаю, – растерянно вымолвила Полина.

– Нужно будет спросить в антракте у Нелидова, – заметила княгиня.

«Ни за что!» – тут же решила Полина.

Немного успокоившись и выждав время, она снова украдкой взглянула на Нелидова. И только сейчас заметила, что он одет в штатское. Вместо привычного офицерского мундира на нем были элегантный черный фрак, серый муаровый жилет и высокий белоснежный галстук. Впрочем, выглядел он в этой одежде ничуть не хуже, чем в мундире, пожалуй, даже более аристократично. Настоящий английский денди.

«Вот еще новая загадка, – в недоумении подумала Полина. – Что это он? В отставку вышел? Быть не может! Хотя какое мне до него дело!»

В ложу вошла Элеонора. И тут с Нелидовым случилось что-то невообразимое. Он страшно побледнел, а его темные глаза полыхнули такой неистовой яростью, что Полина содрогнулась. Ей сделалось настолько не по себе, что она на мгновение зажмурила глаза.

– Что это так долго не начинают? – проговорила графиня, и ее ровный, спокойный голос изумил Полину. Если бы Нелидов так посмотрел на нее, она бы, наверное, утратила дар речи. Но, может быть, Элеонора ничего не заметила?

– Дорогая, вы поедете к нам ужинать? – с оттенком утвердительности спросила графиню Дарья Степановна. – Я очень по вас соскучилась и так не хочу вас отпускать!

– О, разумеется, милая Адель… Поленька, что с вами такое? – тихо обратилась Элеонора к Полине, усаживаясь в кресло между нею и княгиней. – Боже, как вы бледны! Впрочем, я, кажется, догадываюсь: вас напугал сумасшедший взгляд графа Нелидова. Этот ужасный человек кого угодно может испугать.

– Так вы заметили?!

– Еще бы! – Элеонора колко усмехнулась. – Правда, на меня эти штучки давно не действуют. А хотите знать, за что Нелидов ненавидит меня? – спросила она совсем тихо. – Он когда-то причинил мне большое зло. – Графиня выразительно посмотрела на девушку. – Он убил моего первого мужа.

– Боже мой! – Полина едва не подпрыгнула в кресле. – Что вы говорите, Ленора? Как убил?!

Графиня усмехнулась.

– Не волнуйтесь, дорогая. Нелидов убил моего мужа тем способом, который в нашем испорченном обществе считается вполне законным. Вызвал на дуэль и всадил пулю в сердце. Вот так! А знаете, почему? Он был в меня страстно влюблен, а я не ответила ему взаимностью.

– Какой мерзавец! – возмутилась Полина. – Нет, все-таки мой брат прав: граф Нелидов – отвратительный человек.

– Отвратительный?.. Господь с вами, милочка, не берите в голову. Дело прошлое, теперь ничего не исправишь… А вот и занавес поднимается…

Под воздействием расслабляющей музыки Полина немого успокоилась, но рассказ Элеоноры не выходил у нее из головы. Так вот, оказывается, что за человек граф Владимир Нелидов – хладнокровный, безнравственный злодей! Теперь Полине стало понятно, почему ей всегда было так неуютно в его присутствии. Голос интуиции как бы предупреждал ее: держись подальше от этого опасного человека!

«Но почему же он упорно отказывался драться с Жаном? – внезапно пришло ей на ум. – А впрочем, здесь все ясно. Прошлая дуэль сошла ему с рук, но, вероятно, не обошлось без неприятностей. И он опасается, что нового поединка ему не простят. Ну что ж, это только к лучшему. Теперь мне не нужно бояться за Жана: Нелидов не станет с ним драться».

В антракте графиня предложила прогуляться, но Полина так боялась столкнуться с графом, что осталась в ложе. Ее взгляд рассеянно скользил по зале, когда ее внезапно кто-то окликнул. Полина обернулась… и застыла с испуганным лицом. Перед ней стоял Нелидов.

– Ах, это вы? – пролепетала она срывающимся голосом. – Вот уж не ожидала…

– Прошу прощения, что побеспокоил вас, мадемуазель, – произнес Нелидов, слегка наклоняясь в сторону Полины, – но мне нужно вам кое-что сообщить. – Он сделал небольшую паузу, всматриваясь в побледневшее лицо девушки. – Ваша подруга Наденька простудилась на последнем балу, и ей придется провести несколько дней в постели. Она просит, чтобы вы навестили ее. Если сможете, приезжайте завтра утром.

Приехать в дом к этому чудовищу! Полина почувствовала, как ее охватывает нешуточный страх. Но она все же постаралась изобразить некое подобие улыбки и торопливо заверила:

– Да-да, разумеется, я обязательно ее навещу! Завтра… в двенадцать. Передайте ей, пожалуйста.

Она надеялась, что теперь Нелидов уйдет, но он почему-то медлил. Неловкое молчание затягивалось, и Полина, сделав над собой усилие, спросила:

– Вы… хотите сказать мне что-то еще?

– Нет, – ответил он. – Мне просто любопытно, отчего вы на меня так боязливо смотрите. Что случилось? Я что-то не то сделал или не то сказал?

– Ну что вы, граф! – Полина принужденно рассмеялась, с досадой чувствуя, как к лицу приливает кровь. – Почему это я должна вас бояться? У вас, должно быть, воображение разыгралось!

– Да нет, с моим воображением как раз все в порядке, – суховато-язвительным тоном парировал он. И, сдержанно поклонившись, покинул ложу.

Полина облегченно вздохнула и тут же, сама не зная почему, решила никому не рассказывать об этом разговоре.

Дома они застали Юрия Петровича и какого-то незнакомого Полине мужчину. Элеонора тотчас представила его. Оказалось, что это ее родной брат, которому она из театра послала записку с просьбой приехать на ужин к Вельским.

Юлий Карлович Вульф произвел на Полину приятное впечатление, хотя и не показался красавцем. Он был невысок, коренаст, с плотной красноватой шеей и несколько одутловатым лицом. Волосы у него были, как и у сестры, белокурыми, из-под белесых бровей приветливо и несколько вкрадчиво посматривали небольшие светло-серые глаза.

С Полиной барон Вульф с первых минут знакомства держался крайне любезно, с оттенком ненавязчивого покровительства. И это ей понравилось: она любила чувствовать себя балованным дитем, вокруг которого суетятся предупредительные взрослые.

После ужина Дарья Степановна попросила Элеонору сыграть несколько модных романсов, а Юлий Карлович подсел к Полине.

– Знаете, Полина Юрьевна, – ласково обратился он к ней, – а я ведь уже давно слежу за вашими успехами в свете.

– Правда? – притворно удивилась она. – И где же вы меня видели?

– Да везде: и на балах, и в театрах. И скажу без утайки: я вами искренне восхищен. Можно даже сказать, что я один из ваших самых стойких поклонников.

– Хм… Интересно! И чем же вы во мне так восхищаетесь?

– Да всем. Вашей молодостью, красотой, безыскусной веселостью… Да что я вам буду рассказывать? Вы ведь и сами знаете все ваши достоинства лучше меня, а? Признайтесь!

Юлий Карлович игриво посмотрел на Полину, и она смущенно рассмеялась.

– Благовоспитанной девушке не полагается себя хвалить.

– Помилуйте, Полина Юрьевна, вам ли скромничать! При вашей-то красоте и знатности? Да такую женщину, как вы, нужно на руках носить, чтобы ножки не уставали. А признайтесь: устают ведь ножки-то на балах, а?

– Еще как устают, – с улыбкой призналась Полина. – Да только что ж тут поделать? Общественное положение накладывает на человека ряд обязанностей. И обязанность людей нашего круга в том, чтобы бывать в обществе… Что вы смеетесь? Еще скажите, что я не права! И вообще, господин Вульф, я на вас немного сердита.

– Помилуйте, моя красавица, да за что же?!

– А за то, что вы ни разу не пригласили меня на танец. В поклонники набиваетесь, а танцевать не приглашаете. Это нехорошо!

Юлий Карлович усмехнулся.

– Попробуй пригласи, когда вокруг вас все время крутится целый рой кавалеров! К тому же, моя драгоценная Полина Юрьевна, я человек взрослый, степенный. Не по душе мне скакать по паркету да выделывать всякие замысловатые фигуры. Но вы, конечно же, предпочитаете других. – Он пристально, с добродушной иронией посмотрел на Полину. – Юных, изнеженных и веселых красавцев. И чтоб непременно были при гвардейских мундирах и эполетах. Словом, таких, как приятели вашего брата. Угадал?

– Не знаю, – слегка растерялась Полина. – Говоря откровенно, я еще не решила, кого предпочитаю: военных, штатских, молодых или не очень. Может, это покажется вам странным, но я, когда приезжаю на балы, на кавалеров почти и не смотрю.

– Это как же так?

– А так. Мне нравится наряжаться, а потом приезжать туда, где шумно, весело, где звучит приятная музыка. Нравится, когда меня приглашают танцевать и говорят комплименты.

– Что ж, я вас понимаю. – Юлий Карлович добродушно рассмеялся. – Вы ведь еще первый год выезжаете, не так ли?

– Точнее, первый месяц. И за этот месяц на меня столько впечатлений обрушилось, что я совсем запуталась. Да и некогда думать…

– Надо наряжаться и танцевать, – докончил за нее Юлий Карлович. – Наряжаться и танцевать, – повторил он, задумчиво глядя перед собой. И вдруг, безо всякого перехода, спросил: – А хорошо быть богатой, Полина Юрьевна?

– Не знаю. – Полина посмотрела на него с легким удивлением. – Вот так вопрос! Да я никогда об этом не задумывалась.

– А напрасно, напрасно, – проговорил Юлий Карлович с каким-то непонятным значением. – Богатой быть хорошо, запомните это, красавица моя. Ну, представьте: что если бы вы вдруг из этого милого особнячка переехали на тесную квартирку где-нибудь, скажем, в Офицерской улице? Или на вторую линию Васильевского острова. Знаете, какие там дома?

– Нет. Мы с маменькой там ни разу не бывали. Да я и улиц-то таких не знаю! А что, – Полина нахмурила брови, – там очень плохие дома?

– Не просто плохие, а скверные. На улицах непролазная грязь да мусор, стены облупленные, дурной запах. И люди… не приведи вас Господь с такими людьми общаться. А знаете, о чем они все время думают, эти дворяне второго сорта? Все их размышления сводятся к сожалению о несбывшихся надеждах. И к зависти. Горькой, мелочной, разъедающей душу. К таким, как вы, как ваши родители, как моя сестра. К настоящим аристократам. К настоящей жизни. Одним словом – ко всему настоящему.

– Да что же там, не настоящая жизнь, что ли?

– Убогая там жизнь, Полина Юрьевна. У-бо-га-я, – по слогам повторил Юлий Карлович, словно для того, чтобы Полина лучше поняла смысл этого слова. – А впрочем, – тут же произнес он с прежней приветливо-вкрадчивой улыбкой, – к чему я завел такой неподходящий разговор? Ведь вам, моя красавица, такая жизнь не грозит.

Около полуночи брат с сестрой уехали, и Полина пошла к себе. Но заснуть ей удалось не сразу. Странные речи Юлия Карловича запали ей в душу, перебив даже театральные впечатления. Она думала о тех несчастных людях – дворянах второго сорта – и ей становилось их безумно жалко.

Конечно, Полина знала, что далеко не у всех людей такая прекрасная и беззаботная жизнь, как у нее. Она искренне сочувствовала бедным, и нищим всегда подавала, и постоянно напоминала родителям, что нужно жертвовать приютам и общественным больницам. И даже сама иной раз жертвовала из своих сбережений. Но то были по-настоящему бедные люди, и жалеть их казалось вполне естественным. А то, что можно жалеть бедных дворян, ей даже в голову не приходило.

«И в самом деле, ведь это ужасно, – думала Полина, глядя через окно на черную гладь Невы. – Как это я раньше об этом не задумывалась? Одно дело – появиться на свет в семье крестьянина или какого-нибудь плотника и с ранних лет знать свое скромное место в жизни. Но родиться дворянином, с благородными помыслами, с утонченной душой, и жить в убожестве, в нищете – это и вправду страшно. И самое тяжкое – знать, что другие, равные тебе по происхождению, живут несравнимо лучше тебя. Вот где истинная пытка, мучение! А если вдобавок родиться в роскоши, а потом разориться и быть вынужденным отказаться от всех былых привычек… Кошмар!»

Ночью Полине приснился ужасный сон, будто она переезжает из своего родного и милого дома в какой-то убогий, безобразный вертеп. От такого сна Полина проснулась в середине ночи в холодном поту и заснула снова, лишь когда прибежавшая на звонок Вера посмеялась над ее страхами и мягко попеняла за излишнюю впечатлительность.

Глава 8

В первом часу пополудни маменькина коляска доставила Полину к нелидовскому дворцу. Выбравшись с помощью лакея из экипажа, девушка с минуту постояла на месте… и вместо того, чтобы идти к крыльцу, направилась к чугунной ограде Мойки.

«Ничего, сейчас немного соберусь с духом и войду, – убеждала она себя. – Да и потом, его наверняка нет дома. Станет он сидеть дома в такое время, как же! Небось гуляет себе по Невскому или в какой кофейне сидит».

Повернувшись лицом к особняку, Полина с любопытством оглядела величественный фасад. Этот огромный дворец совсем не походил на ее дом. Здесь все было таким строгим, сдержанным, холодным. И сам светло-желтый цвет здания, и мраморные колонны ионического ордера, и гладкие стены без украшений. «Как, однако, этот роскошный и мрачноватый дом подходит к его хозяину», – с легким удивлением подумала Полина.

Внезапно массивные дубовые двери распахнулись и на крыльце показался сам Нелидов. Робкая надежда, что он не заметит ее и проследует мимо, тут же растаяла: сойдя с крыльца, Нелидов направился не куда-нибудь, а прямиком к ней. Сердце Полины испуганно сжалось, но она быстро переборола страх и, выпрямив спину, мужественно взглянула на неприятеля.

– Добрый день, господин Нелидов, – проговорила она с нарочитой веселостью. – А я как раз…

– Послушайте, мадемуазель Полина, – с ходу перебил он ее, – какого черта вы уже целых двадцать минут стоите тут на холоде, вместо того чтобы идти в дом? Что за нелепые причуды, ей-богу! Неужели вы меня настолько боитесь?

– А… я… только что приехала, – пролепетала девушка, запинаясь на каждом слове. – И… с чего это вы взяли, будто я уже давно тут стою?

– Мадемуазель, мой кабинет выходит окнами на улицу, – с усмешкой пояснил он, – и я прекрасно заметил вашу коляску.

Полина ощутила страстное желание провалиться сквозь землю. А вслед за тем ее захлестнуло такое негодование, что растерянность и страх бесследно исчезли.

– Послушайте, господин Нелидов, – сердито проговорила она, возвышая голос, – а не кажется ли вам, что вы слишком много себе позволяете? Кто дал вам право говорить со мной в таком тоне? Я вам не девчонка, чтобы выслушивать ваши оскорбительные нотации!

В темных глазах Нелидова на секунду отразилось изумление, а затем, к еще большему негодованию Полины, он улыбнулся.

– Ага, выпустили коготки! Что ж, это меня очень радует. Итак, вы, наконец, перестали трусить… В таком случае, – он с преувеличенной галантностью поклонился девушке, – прошу пожаловать в мой дом.

Полина отступила назад и упрямо поджала губы.

– Я войду в этот дом тогда, когда посчитаю нужным, – с вызовом произнесла она.

Владимир многозначительно откашлялся.

– Та-ак! – протянул он, поглаживая затылок и с насмешливым любопытством рассматривая Полину. – Значит, снова объявляете мне войну?

– Называйте, как вам угодно!

Глаза Нелидова оживленно заблестели.

– Смотрите, милая барышня, не переоцените свои силы.

– Это вы не переоцените свои! – ехидно парировала Полина. – И вообще, – прибавила она, воинственно вздернув подбородок, – вы напрасно за меня беспокоитесь. Предупреждаю: я не такая беззащитная, как кажусь на первый взгляд.

– Да, – многозначительно улыбнулся Владимир, – вы иногда бываете очень смелы. В тех случаях, когда деликатность вашего противника не позволяет ему обойтись с вами, как вы того заслуживаете.

Он негодования Полина даже пошатнулась.

– Да как… как вы смеете?! – выдавила она сдавленным от бешенства голосом. – Да вы, сударь, просто отъявленный наглец!

– «Вы, сударь, наглец!» – с театральным надрывом передразнил он. – Господи, что за пошлые фразы! Мадемуазель Вельская, ну почему вы ведете себя, словно героиня дешевого романа? В самом деле, это становится смешно!

– Смешно?! – возмущенно вскричала Полина. – Так вы считаете, что я веду себя смешно? Ах, вот как вы, оказывается, обо мне думаете! Героиня дешевого романа… Это я-то, Полина Вельская? Ну погодите же, я еще рассчитаюсь с вами за это оскорбление!

Отвернувшись, Полина мрачно воззрилась на противоположный берег реки, ожидая, когда противник уйдет. Но Владимир и не думал уходить. Он стоял на одном месте, поигрывая краешком своего широкого плаща, и, словно зачарованный, смотрел на Полину.

До чего же она была сегодня прелестна! В бархатной малиновой ротонде, отороченной горностаем, и щегольском белом берете с изогнутым пером Полина напоминала ему одинокую ягодку на белом снегу. С каждой секундой Владимир все сильнее ощущал желание обнять ее и коснуться губами ее раскрасневшейся щеки. Но об этом не приходилось и мечтать.

– Ладно, Полина, перестаньте дуться, – проговорил он примирительным тоном. – Мы оба погорячились, и я даже готов признать, что вел себя не совсем по-мужски. Пожалуйста, примите мои извинения и…

– Что? Извинения? – она стремительно обернулась к нему, и Владимир тотчас обругал себя за глупый порыв чувствительности. Полина смотрела на него с ядовитой насмешкой и плохо скрываемым торжеством. – Никогда! Никогда вы не дождетесь, чтобы я приняла ваши лицемерные извинения. И не протягивайте мне руку, я все равно не дам вам своей.

– Ах вот, значит, как? – ледяным тоном процедил Владимир. – Вы не дадите мне руки? Ну что ж, тогда я напомню вам случай, когда вы весьма охотно протянули мне ее. – Он немного помедлил, не без злорадства наблюдая, как лицо противницы принимает растерянное выражение. – Это произошло на вашем первом балу, когда вы с самым жалким и несчастным видом стояли у колонны и сходили с ума от страха, что вас не пригласят танцевать. Вот тогда, в ту минуту, вы очень обрадовались моей руке!

И, смерив ее с головы до ног уничтожающим взглядом, Владимир повернулся на каблуках и направился к дому.

– Кстати, – обронил он через плечо, – ваша больная подруга уже целый час дожидается вашего визита. Имейте же совесть и не заставляйте ее волноваться.

Выждав минуту, Полина прошла в вестибюль и попросила лакея проводить ее к Наденьке.

– Ну, как ты, моя бедняжка? – спросила она, входя в комнату и присаживаясь на стул рядом с кроватью. – Сильно расхворалась?

– Мне гораздо лучше, – с улыбкой ответила Наденька. – Доктор уверяет, что через неделю я смогу выезжать.

– Что ж, я рада. А я вот вчера ездила с маменькой во дворец графа Синявского, слушать итальянскую труппу.

– Я знаю. Кузен рассказал, что встретил тебя. Интересно было?

– Да, очень. И я, наконец, получила возможность похвастаться своим новым платьем. Тем самым, светло-зеленым с золотыми блестками. Ты не поверишь, Надина: мужчины съели меня глазами!

– Да-да, я уже наслышана, – с улыбкой кивнула Наденька.

– От кого?

– От кузена. Он рассказал о твоем вчерашнем успехе.

Полина недовольно поморщилась.

– Послушай, Надина! Ну что ты все кузен да кузен! Можно подумать, что на твоем кузене свет клином сошелся. Признайся: ты влюбилась в него?

– Да нет же, с чего ты взяла! – удивленно рассмеялась Наденька. – И вовсе я в него не влюбилась. Просто он мне очень нравится… как человек.

– Нравится? – изумленно переспросила Полина. – Этот ужасный, противный тип?!

– И вовсе он не противный, – обиженно возразила Наденька. – Он приятный и добрый.

– Ну знаешь ли!.. А впрочем, зачем я вообще завела этот разговор? Ты ведь его родственница, да еще и живешь в его доме.

Наденька огорченно посмотрела на подругу:

– Я не понимаю, Полина, за что ты его так не любишь?

– И ты еще спрашиваешь? – вскинулась Полина. – Да хотя бы за то, что он оскорбил моего брата, и теперь Жану придется драться с ним на дуэли.

– Так зачем же Жан напросился?

– Это было дело чести! Или ты считаешь, что оскорбления можно спускать просто так?

– Какие оскорбления?

– Да такие!

– Но объясни же, наконец, чем Владимир обидел твоего братца. В прошлый раз я ничего не поняла из твоего рассказа.

– Это долгая история, и нет смысла пересказывать ее в десятый раз, – раздраженно ответила Полина, не желая признаться, что уже и сама не помнит подробностей. – И потом, это еще пустяки! Твой обожаемый кузен натворил кое-что похуже.

– Неужели? И что же?

Полина выразительно посмотрела на Наденьку:

– Он влюбился в замужнюю женщину. Она не ответила ему взаимностью, и тогда он вызвал ее мужа на дуэль и убил. То ли из мести, то ли потому, что надеялся, что тогда она согласится выйти за него замуж.

– Ну и ну, – недоверчиво покачала головой Наденька. – А от кого ты слышала эту зловещую историю?

– От маменькиной приятельницы, графини Лисовской. Она и есть та самая женщина, к которой твой кузен воспылал запретной страстью.

Наденька задумчиво покусала губы.

– Даже не знаю, что тебе сказать. Я никогда ничего подобного не слыхала.

– Конечно, – усмехнулась Полина. – Кто бы мог тебе рассказать? Не сам же Нелидов!

– Ладно, Полина, оставим моего кузена в покое, – примирительно сказала Наденька. – Расскажи лучше, что нового в свете.

Проводив подругу, Наденька снова легла на кровать и задумалась. То, что рассказала ей Полина, произвело на нее крайне тягостное впечатление. Наденька была уверена, что, при всей нелюбви к ее кузену, та не стала бы измышлять гадости. Она лишь передала то, что рассказала ей графиня Лисовская. Но можно ли верить этой женщине? И кто она вообще такая?

«Спросить или не спросить Владимира? – гадала Наденька. – Наверное, нужно спросить, чтобы дать ему возможность оправдаться. Но, с другой стороны, какое право я имею приставать к нему с такими расспросами?» Так и не придя ни к какому решению, Наденька сочла за лучшее пока молчать.

Глава 9

Вскоре после отъезда Полины Владимир собрался к Зоричу. Велев закладывать коляску, он закутался в плащ, надел новенький цилиндр и вышел на улицу. Однако не успел дойти до экипажа, как его кто-то окликнул по имени.

Владимир обернулся. И тотчас увидел, как от маленькой двухместной кареты, стоящей чуть поодаль от крыльца, отделилась женская фигура в темно-синем плаще. Отороченный темным мехом капюшон мешал рассмотреть ее лицо, но грациозная походка указывала на даму из высшего общества.

Женщина приблизилась к Владимиру. И на мгновение застыла, словно в нерешительности или даже в смущении. Затем трепетно вздохнула и, быстро подняв руки, изящным движением отбросила с головы капюшон. Ее кудри янтарной волной рассыпались по плечам, и на Владимира пахнуло приторно-чувственным ароматом духов. Его передернуло от внезапно вспыхнувшего отвращения: перед ним стояла не кто иная, как графиня Лисовская.

– Ну здравствуй, любимый, – промолвила Элеонора нежно-певучим голоском.

Отступив на шаг, Владимир скрестил руки на груди и холодно посмотрел на графиню:

– Что вам от меня угодно?

– Да-да, мой дорогой, именно этого я от тебя и ожидала, – закивала Элеонора. – Сдержанность, неприступность, ледяная учтивость… Как хорошо мне знакомы эти черты! Но я знаю и другое. То, что твоя непроницаемость – всего лишь маска, с помощью которой ты скрываешь от мира свою уязвимость. А на самом деле ты совсем, совсем другой.

– Прекрасно, – отчеканил Владимир. – А теперь, будьте добры, ответьте на мой вопрос.

Элеонора ласково заглянула ему в глаза:

– Боже мой, Владимир! Ну, скажи на милость, к чему эта нелепая игра, это притворство? Мы ведь знаем друг друга очень давно. И ты прекрасно понимаешь, что мне от тебя нужно.

– Деньги?

– О господи, ну что за грубые слова! – натянуто рассмеялась Элеонора. – И как тебе только не стыдно? Если бы мне были нужны твои деньги, я бы вышла за тебя еще тогда…

Она бросила на него пытливый взгляд, стараясь определить, что он почувствовал при ее последних словах. Однако на лице Владимира не дрогнул ни один мускул.

– Тогда, – произнес он после небольшой паузы, – у вас и без меня хватало достойных кандидатов в мужья. А сейчас, надо полагать, число желающих обрести райское блаженство сильно убавилось. – Он окинул ее взглядом, полным неприкрытого сарказма. – Вы просчитались, сударыня: я уже давно вами переболел. Любовь – что оспа, второй раз не возвращается.

– Неужели? – с вызовом бросила Элеонора. – Значит, ты хочешь сказать, что я тебе совсем безразлична? Однако вчера, в театре, мне так не показалось.

– И правильно не показалось – вы мне не безразличны. Я испытываю к вам глубокое отвращение, которое в иные минуты доходит до ненависти.

– Вот как? Что ж, тогда могу себя поздравить. Как известно, от ненависти до любви всего один шаг!

– Чушь. – Владимир презрительно усмехнулся. – Романтические бредни.

– Разве? А я так не считаю.

– Ну и не считайте на здоровье, мне-то что за дело? Все, сударыня, меня ждет экипаж.

Владимир направился к коляске, но Элеонора преградила ему дорогу.

– О господи, – устало выдохнул Владимир. – Послушайте, графиня, это начинает превращаться в какой-то фарс. Или, может быть, я неясно выразился? Я не собираюсь на вас жениться, – проговорил он, прямо глядя ей в глаза. – Поищите себе другого… состоятельного олуха.

– А мне не нужен никто другой, – страстно заговорила Элеонора. – Мне нужен только ты, да, ты один! Потому что… – она порывисто прильнула к его плечу, – потому что я до сих пор люблю тебя.

Владимир вежливо, но твердо отстранил ее:

– Не надо, Элеонора, я тебе не верю. И даже если бы верил… Это ничего бы не изменило. Все, хватит, дай мне пройти!

– Куда ты так торопишься? – поинтересовалась она, пряча под насмешливым тоном досаду. – Мне известно, что приличной любовницы, из нашего круга, у тебя нет. А какая-нибудь заштатная актрисочка может и подождать.

Немного отступив назад, Владимир пристально посмотрел на Элеонору. Сейчас она стояла почти на том же самом месте, где стояла полтора часа назад Полина. И это совпадение показалось Владимиру весьма неприятным. Он вспомнил яркий наряд Полины, потом оглядел элегантный темно-синий плащ графини Лисовской, и у него возникло ощущение, что сейчас не день, а глубокие сумерки. Владимир даже встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение.

– Довольно, – решительно сказал он. – Не унижай себя выпадами в мой адрес. Мне от них ни тепло ни холодно. А вот ты потом себе не простишь, что потратила столько усилий и ничего не добилась.

Он попытался обойти ее, но она вдруг бросилась к нему и повисла на шее. За этим последовала безобразная сцена. Элеонора отчаянно пыталась нагнуть голову Владимира к своим губам, а он уворачивался, стараясь сбросить с себя ее руки. Когда Владимиру удалось это сделать, Элеонора, потеряв опору, уцепилась за воротник его плаща. Почувствовав, что его душат, Владимир перестал осторожничать, схватил противницу за рукава и отбросил от себя. Элеонора отлетела на несколько шагов. А в руках Владимира осталась меховая опушка ее левого рукава.

Отдышавшись, он посмотрел на кусочек темного меха и, не зная, что с ним делать, протянул его Элеоноре.

– Возьмите, – растерянно пробормотал он.

Элеонора подскочила к Владимиру, вырвала у него меховой хвостик и с размаху забросила за чугунную решетку набережной.

– Мерзавец! – в бешенстве прошипела она. – Неотесанный грубиян! Ну, погоди у меня! Я тебе еще припомню этот день, все припомню! Это унижение, этот порванный плащ, твои насмешки над моими самыми светлыми…

Не договорив, Элеонора резко развернулась и бросилась к карете. Едва она запрыгнула внутрь, кучер натянул вожжи, и экипаж понесся прочь от нелидовского дворца. Владимир глубоко вздохнул, наклонился и поднял с земли свой помятый цилиндр.

– Не выбрасывайте, барин, отдайте мне, – попросил Владимира его дворник, все это время неспешно отчищавший с мостовой снег и с интересом наблюдавший за перипетиями объяснения между хозяином и незнакомой дамочкой. – Натяну на горшок, расправлю, еще сгодится. Жалко, вещь-то, поди, еще новая совсем!

– На горшок, говоришь? – переспросил Владимир. И вдруг заразительно расхохотался.

Протянув дворнику цилиндр, он уселся в коляску и велел кучеру ехать… к магазину Шармера, за новым головным убором.

После Шармера Владимир заехал за Зоричем и они отправились во французский ресторан. По окончании трапезы, раскуривая трубку, Владимир рассказал о стычке с Элеонорой.

– Смотри, приятель, будь осторожен, – предостерег Зорич. – Сдается мне, что в лице этой женщины ты приобрел хитрого и опасного врага.

– Ну, это меня не сильно беспокоит, – философски усмехнулся Владимир. – Одним врагом больше, одним меньше. Гораздо неприятней другое. Я подозреваю, что Элеонора оговорила меня перед мадемуазель Вельской.

– А с чего ты это взял?

– Со вчерашнего дня эта девица слишком настороженно со мной держится. Будто чего-то боится. Вот и сегодня. – Владимир задумчиво затянулся дымом. – Вообрази: приехала навестить Наденьку и, вместо того чтобы сразу идти в дом, встала возле ограды Мойки, чуть не полчаса так и простояла на одном месте. Я сидел в кабинете. Слышу – подъехала коляска. Глянул в окно. Смотрел на нее, смотрел, потом не выдержал и сам вышел на улицу.

– И что же?

– Разругались в пух и прах. Да еще и наглецом меня обозвала за то, что я сказал, что она ведет себя смешно.

– Кто ж говорит такие слова барышням?

– Да вывела она меня! Ведет себя, словно ребенок несмышленый.

– Да ведь она и так почти ребенок! Ну, в самом деле, Владимир, как тебе не совестно? Связался черт с младенцем.

– И то верно, – согласился Владимир. – Нашел с кем вести словесную перестрелку. Как это все, однако, глупо! И дернула же меня нелегкая над ней подшучивать. Зачем? Да, по большому счету, какое мне до нее дело?

– Да нравится она тебе, вот какое!

– Вздор! – возмущенно возразил Владимир. – Что в ней может нравиться, скажи на милость?

Зорич крикнул, чтобы принесли еще вина, а Владимир откинулся на спинку дивана и задумался. Он вспомнил Полину – но не такой, какой видел сегодня, а какой она была вчера. Он живо представил ее в тот момент, когда она вошла в театральную ложу в своем роскошном наряде. Он невольно залюбовался ею в ту минуту, когда десятки восхищенных взоров устремились к ней, и она вся расцвела и похорошела под этими взорами.

Да, Александр прав: эта девушка, действительно, привлекала его, как привлекает красивый, яркий цветок. Но он знал, что цветок этот, скорее всего, искусственный, и благодатного меда с него не соберешь. Поэтому и не хотел лететь на его притягательный аромат – не живительного нектара, а тонких французских духов.

– Нет, все-таки мадемуазель Вельская очаровательна, – прервал затянувшееся молчание Зорич. – Правда, я не могу понять, кто мне больше нравится: она или твоя кузина Наденька. Они обе так милы, нежны, нарядны. Когда они порхают по паркету, подобно очаровательным бабочкам, я не могу отличить, кто из них Полина, а кто Надина – так похожи.