Под тремя башнями Дмитриев Николай
Там, на самой вершине холма, как бы придавливая его своей тяжестью, стоял замок. Издали, если смотреть от базарного майдана, он казался изящным, даже воздушным, со всеми своими зубцами и башнями, чётко прорисованными на фоне неба, и только здесь, в тени массивных замковых стен, становилось ясно, что это мощное крепостное сооружение было в своё время неприступным.
Вдоволь наглядевшись, ребята начали подниматься. Тропинка, петлявшая по склону, местами шла так круто, что приходилось идти нагнувшись, упираясь руками в колени. Примерно на середине подъёма Сашка задержался. Отсюда хорошо были видны кирпичи давней кладки, над ними изъеденные временем, полуразвалившиеся зубцы с уходящими вглубь узкими бойницами и снизу, у самой земли, треугольный пролом в стене, где и исчезала тропинка. Сашка восхищённо покачал головой и полез вверх, догоняя товарищей.
Пролом выводил внутрь замка. Замковый двор, неправильный треугольник с башнями в каждом углу, полого спускавшийся к воротам, был замусорен и пуст. Сашка, попавший сюда впервые, долго смотрел во все стороны, а потом махнул рукой на воротную башню, самую высокую из всех трёх.
– А туда влезть можно?
– А чего ж нет? – Мирек пожал плечами. – Пошли.
Он подвел ребят к груде битого кирпича, заросшего сорной травой, и показал на стену с крупными выщерблинами.
– Вот тут надо лезть.
Цепляясь за еле заметные выступы, упираясь в края руками и помогая друг другу, они вскарабкались на полуразрушенную дозорную дорожку, проходившую по самому верху стены позади зубцов с бойницами. Через эти бойницы, уступом уходившие в кирпичную кладку, хорошо просматривались пойменный луг, окружавший замок, и частью пересохшая речная старица.
Дверь в башню уцелела, но от винтовой лестницы остались только выступы из обломанных кирпичей, и по ним пришлось лезть чуть ли не на четвереньках. Лестница кончалась стрельчатой аркой, выводившей на площадку, засыпанную мелкой щебёнкой и мусором. Наверно, верхний башенный свод рухнул, и теперь вместо потолка синело яркое небо, очерченное неровным квадратом зубцов.
Сашка подбежал к стене и выглянул через разбитое, потерявшее свою форму окно. Напротив башни высился костёл с тремя потемневшими куполами. За ним шатром торчали обгорелые стропила, а дальше полукругом шли замшелые, рассевшиеся крепостные стены в окружении разномастных черепичных, железных и толевых крыш.
Сашка высунулся подальше и увидел, что от второй винтовой лестницы остался только маленький нависающий балкончик, а низ башни, срезанный как ножом, был засыпан огромной грудой битого кирпича.
– Это что, развалилось, что ли? – обернулся к Миреку Сашка.
– Ты что! Немцы разбомбили! – Мирек уселся рядом на тёплую плиту подоконника. – Сюда бомба попала и в костёл тоже, вон как потрескался.
– Ага, вижу. – Теперь и Сашка заметил, что стену костёла покрывала сетка больших и малых трещин. – И зачем было бомбить?
– А спроси их! В сорок первом по Згариську били, а как наши их вышибли, только и знали, что Старый город бомбить.
– Згарисько – это что, там где сгорело? – догадался Сашка.
– Ну да, – подтвердил Мирек.
Сашка некоторое время смотрел молча, потом показал на осыпавшиеся остатки дальней стены.
– Там что, тоже замок?
– Ага, только Нижний.
– Не понял, – Сашка недоумённо посмотрел на Мирека. – Какой ещё нижний, а это тогда какой?
– Это Верхний, – спокойно пояснил Мирек. – Вон смотри.
Он плавно повёл рукой, показывая на речной изгиб, петлёй захвативший месиво латаных крыш, теснившееся внизу.
– Вон та длинная крыша, что вдоль реки, то монастырь Бригидки, а справа от него – монастырь Шариток. А прямо, – Мирек подлез с другой стороны и немного потеснил Сашку, – вон тот дом впритык к костёлу, монастырь иезуитов, видишь?
Теперь и Сашка выделил из общей сумятицы контур ещё одного крепостного обвода, чётко очерченный монастырскими крышами и замкнутый старой стеной с обгоревшей башней.
– Так, значит, то башня уже Нижнего замка? – Сашка показал на косо торчавшие, почерневшие от огня стропила.
– Ну да, башня Гнездецкого.
– Это чего имя у неё, что ли, своё?
– Конечно. У каждой есть имя, – Мирек даже удивился Сашкиному неведению. – Вот это Воротная, возле рва Владычья, над рекой Княжеская, а прямо Въездная была, только её разобрали.
– Вот здорово, – Сашка восхищённо покачал головой. – Слушай, а почему башня Гнездецкого сгорела?
– Так, когда бомбили, туда тоже попало. Правда, там только крыша сгорела, а чтоб покрыть заново, это знаешь, сколько труда надо, – покачал головой Мирек.
– А вообще-то немного сгорело… – словно отвечая на какие-то свои мысли, раздумчиво протянул Сашка.
– Тебе мало? – Мирек соскочил с подоконника и сердито потащил Сашку к другому окну. – Ты вот сюда посмотри!
Только отсюда, с высоты сорокаметровой башни, Сашка понял, почему город казался ему то маленьким, то большим. Новая застройка, отделённая от замка болотистой поймой, двумя параллельными улочками пересекала соседний холм, а от неё, обстроенное со всех сторон маленькими домиками, уходило то самое Киевское шоссе.
– Вон оно Згарисько, – Мирек показал на странно пустующую плоскую вершину холма, – там всё сгорело.
– Постой, постой, – догадался Сашка, – так то ж тот перекрёсток, что возле сквера! Мне отец говорил, там главная магистраль.
– Точно, магистраль. – Мирек сморщился, как от зубной боли, и отвернулся. – Там три дня сплошной пожар был. Кто уцелел, на Вульку уходили, а мы и не пробовали, на Яровице сидели. Это там, за вокзалом. Мама у меня врач, так мы прямо в больнице и были. Вроде и бомбили меньше, а всё равно стенки, как живые, тряслись.
– Это да, – согласился Сашка, – бомбёжка, она бомбёжка и есть…
Он некоторое время сосредоточенно рассматривал городскую панораму, а потом повернулся к Ярке, всё это время ковырявшемуся возле разваленного камина.
– Слышь, Ярко, а ты что, по другую сторону Згарись-ка, на Вульке был?
Ярко сердито зыркнул глазами и, не отвечая, полез вниз к выходу.
– Чего это он? – Сашка недоумевающе посмотрел на Мирека.
– Чего, чего… Отец у него в рабочей милиции был. Милиционеры с Вульки в огонь пошли, чтоб войска пропустить, считай, все там и остались.
– А я разве знал? – Сашка развёл руками. – А ты тоже, всё Згарисько, Згарисько, вот я и думал…
– Думал, думал, – передразнил его Мирек, – надумал… Идём я тебе лучше подземный ход покажу.
– Это что, туда? – Сашка указал на разрушенный колодец второй, тоже винтовой лестницы.
– Нет, назад во двор надо…
Спустившись уже знакомым путём во двор, Мирек подвёл Сашку к воротам и показал на вытянутую дыру в боковой стене въезда.
– Здесь.
Два высоких арочных проёма насквозь пронизывали башню, выводя крутую, мощённую мелким булыжником дорогу с внутреннего двора на замковый мост. Поглядев на выщербленные края высоко поднятого над землёй входа, Сашка с сомнением покачал головой и махнул Ярке, удобно пристроившемуся в холодочке въезда.
– Это что, там вправду подземный ход?
– Там, – Ярко примирительно улыбнулся. – Мирек тебе покажет.
Помогая друг другу, Мирек и Сашка взобрались наверх и оказались на крохотной площадке, напоминающей коридор.
– Вот спуск, – сказал Мирек и подтолкнул Сашку вперёд.
Сразу за площадкой был провал, но света из затенённого въезда доходило мало, и что там внизу, рассмотреть не удавалось.
– Этот? – Сашка склонился над краем. – А глубокий?
– Да в мой рост, – ответил Мирек и пояснил: – Там, как слезешь, надо пройти немного и потом ступеньки будут.
Сашка внимательно оглядел Мирека с головы до ног, словно примериваясь к его росту, и вдруг, прикрыв лицо руками, как-то боком прыгнул в чёрную пустоту.
– Ты что, чумной? – Мирек инстинктивно подался в сторону и, поспешно наклонившись над провалом, спросил: – Целый, нет?
– Да целый, целый, – отозвался из темноты Сашка. – Только тут нету никакого хода.
– Как нет? – Мирек проворно лёг на пол и свесился вниз. – Я ж сам недавно лазил туда…
Но Сашка был прав, проход перегородила свежая кирпичная кладка. Мирек помог Сашке выбраться обратно и, усаживаясь на краю входа, крикнул Ярке:
– Слышь, Ярк, а хода-то и вправду нет, заложили!
– А так вам, скарбошукайлам[1], и треба, – Ярко насмешливо фыркнул. – Чтоб всяки дурни дарма не лазили.
– И чья б корова мычала… – Мирек, как ни в чём не бывало, начал отряхивать ладони. – То-то ты, пока мы в окна смотрели, всё в печке рылся, а вдруг ложки найдутся.
– Ни, я не з того. – Ярко добродушно сощурился. – Я так гадаю, при такой грубке[2] пан-рыцарь на своей верхотуре как цуцык мерзнув. А насчёт того, чтоб шукать, спытай Сашка, чи вин не допоможе лодку витягнуть. Оно, конечно, не велик скарб, а в хозяйстве сгодится.
– Какую лодку? – Сашка протиснулся рядом с Миреком и, недолго думая, спрыгнул прямо на булыжник въезда.
– И чего ты, Сашко, очертя голову скачешь, то там, то здесь, смотри, и вправду ноги сломаешь. – Мирек неторопливо слез назад в проезд и, подойдя к Ярке, деловито спросил: – Ты что за лодку раскопал, где?
– В речке. – Ярко встал и вышел из-под арки на залитый солнцем двор.
Секунду он оценивающе приглядывался к Сашке, как бы прикидывая, можно ли с ним иметь дело, и, наконец, обстоятельно пояснил:
– Стах, сосед мой, як до войска уходил, сказал. Тут за немцев все лодки пожгли. То ли чтоб переезду не было, то ли ещё как, то я не знаю. Вот Стах лодку и сховав. Камней накидав и под берегом притопил. А теперь, я думаю, вытягнуть можно, если поможете.
– А чего спрашивать, я хоть сейчас! – и Сашка, ещё раз оглянувшись на так разочаровавшее его отверстие с заложенным ходом, принялся приводить себя в порядок.
Пассажир с «Некрасова»
Ярко бросил солдатский «сидор» в траву и начал разматывать висевшую на плече верёвку.
– Тут, вона, хлопцы, прийшлы.
Мирек и Сашка, несшие на плечах короткий бредень, остановились. На илистой отмели играли стайки мальков, а дальше, в глубине, колыхались по течению большие, похожие на лопухи, листья водорослей. Ярко разделся, отплыл от берега метра на три и нырнул, смешно взбрыкнув пятками. Вскоре его круглая голова рыжим поплавком выскочила на поверхность, и он весело крикнул:
– Е! Кидай кинця!
Мирек ловко швырнул верёвку, и она, раскрутившись на лету, подняла на воде полосу брызг. Ярко нырял ещё раза четыре и, в последний раз вынырнув почти у самого берега, еле перевел дух.
– Тягнемо, хлопци.
Ребята ухватились покрепче и, скользя голыми пятками по траве, рывками потянули верёвку к себе. Лодка выходила из воды медленно. Сначала показался чёрный смоляной нос, вставший почти вертикально, потом он перевалился на заросшее водорослями мелководье и, наконец, похожая на короткий утюг, плоскодонка целиком выползла на отмель.
Да, на Сашкин взгляд добыча выглядела весьма неказисто. Три широкие, сколоченные на манер корыта доски спереди соединялись одной деревянной болванкой и вдобавок вдоль бортов в торец зачем-то были прибиты ещё две доски.
– А это ещё на что? – Сашка ткнул пальцем в боковые доски.
– А она ими на воду опирается. Чтоб не перевернуться, – обстоятельно пояснил Ярко, а потом забрался в лодку и, вооружившись пучком травы, начал старательно очищать днище от грязи.
– Ты дыры смотри, – Мирек вытащил замотанное в бредень весло, – а то будет нам рыбалка.
– Ничего, до Старого русла дочалапаем, я ж говорил, она только камнями была закидана, – бодро заверил Ярко и предложил: – Давай, хлопцы, грузись.
До Старого русла было порядочно, и грести пришлось всем по очереди. Сашка никогда раньше не греб одним веслом, и лодка у него рыскала из стороны в сторону до тех пор, пока Ярко не показал, как делать сразу прямой и поперечный гребок. Сашка быстро понял премудрость, однако, сохраняя престиж, проворчал:
– Тоже мне лодка, утюг деревянный, таких больше и нет нигде…
Мирек, удобно устроившийся в носу, весело рассмеялся.
– Это если грести, утюг, а если лежать тут, то ничего. Эх, Сашко, ты б видел, какие тут лодки до войны были! Лёгкие, раскрашенные и обязательно гонки у водной станции. Отец мой лесничим был, а всё равно каждый год участвовал. Помнишь, Ярко?
– Чего не помнить? Красиво, конечно, а всё равно так, забава на воскресенье. Это тебе, Сашко, утюг, а как в мене протока пид саму хату, то я на ней что хочешь привезу. Нам вон дядька мий с села ще кабанчика привиз, а на хозяйстве кто? И опять же на Старом русле рыба не то, что в городе, дарма что день, а може и зловим щось.
– Конечно, рыбки поймать неплохо, – Мирек мечтательно откинулся на спину. – А я верю, хлопцы, вернутся лодки на воскресенье…
Старое русло больше походило на слияние двух речек, и вокруг бугра, отделявшего стрежень от старицы, крутились водовороты. Впереди, чуть ниже по течению, торчали массивные быки взорванного железнодорожного моста, а за береговым срезом начинался широкий плёс старицы с протоками, живописными обрывами и песчаными косами, местами выступавшими из воды.
Едва свернув с течения и миновав первый обрыв, ребята приткнули лодку к песчаной отмели и выбрались на берег. Ярко сразу начал устраиваться, а Мирек и Сашка, развернув бредень, с усердием проелозили протоку. Однако ловля не задалась, и им попалось всего два небольших щурёнка. Ярко, прилаживавший котелок над костром, недовольно бурчал, но Сашка не разделял его сетований. Он считал, что если бредень чуть больше растянутых штанов, то и этот улов неплох.
Тем временем Ярко, не переставая ворчать, достал из «сидора» кулёчек с солью и, отмерив ровно три щепотки, принялся важно помешивать в котелке ложкой. Костерок разгорелся, давая ровное тепло, и вода в котелке довольно быстро закипела. Варево вкусно булькало и выпускало на поверхность серые пузырьки. Время от времени Ярко отгонял пену от края, зачерпывал уху, долго дул на неё и сосредоточенно пробовал, чмокая и жмурясь.
Мирек задумчиво глядел на пляшущие языки пламени, с треском разбрасывавшие по траве пепельные угольки, а Сашка щурился поверх огня, забавляясь тем, как в тёплых струйках волнуются и плывут очертания обрыва. Ему даже массивный бетонный бык, грузно осевший в воду, вдруг показался похожим на замковую башню, и Сашка, почему-то вспомнив плотный разнобой крыш старого города, спросил:
– А что, в замке разве только один подземный ход?
– Почему один? – Мирек отодвинулся от костра. – Говорят, ещё есть.
– Готова! – Ярко бросил ложку в траву и, подхватив палкой котелок, снял с огня. – Налетай!
Мирек первым попробовал Яркиного варева и смешно затряс головой, вытягивая язык в трубочку.
– От чёрт, горячо как! – Он отложил ложку и вдруг весело рассмеялся. – Во, пока не обжёгся, не вспомнил!
– Что вспомнил? – держа ложку наготове, спросил Сашка.
– Да где ещё подземный ход поискать можно.
– Так, кроме замка, вроде негде, – удивился Сашка.
– Не скажи, – покачал головой Мирек. – У нас в Старом городе везде хода. Говорят, можно даже в соседнее село пройти, а может, и не в одно.
– Кто говорит? – быстро спросил Сашка.
– А вы що одни тут таки дурновати? – Ярко, сосредоточенно хлебавший уху, на секунду прервался. – Е таки, що по печках шарят, а е и таки, що в стари пидвалы лазят.
– А в подвал-то зачем? – удивился Сашка.
– Ну, знаешь, Сашко, подвал подвалу рознь. – Мирек снова попробовал уху, проверяя, не остыла ли, и пояснил: – Тут же при Польше как было? Дом. На первом этаже магазин, на втором квартира хозяина, а в подвалах склады. Понимаешь теперь?
– Нет, – покачал головой Сашка. – То, что тут до войны капитализм был, ясно, но зачем в подвал лазить?
– Во дурной! – Глядя на Ярку, Мирек показал на Сашку. – Нет, ты видел? Никак не второпает.
– Да что я должен второпать? – рассердился Сашка.
– А то, – взялся пояснять Мирек, – что если дом разбомбило, то подвал всё равно целый, и что там было, так там и лежит. Надо только найти.
Внезапно Ярко опустил ложку и приподнялся.
– Да кончайте вы про свои скарбы… Дывыться!
Откуда-то из-за обрыва донеслось ритмичное попыхивание, как будто там сопел неизвестно как попавший в реку паровоз. Потом от мостовых быков эхом отлетела короткая фистула гудка, и Сашка завертелся на месте, ему показалось, что на той стороне вот-вот появится маневровая «овечка» или ремонтный поезд.
– Эх ты, дурья голова, не туда смотришь! – Мирек дружески пхнул Сашку в бок. – За мост смотри, пароход снизу идёт!
– Откуда тут пароход? – Сашка посмотрел на неширокую речку, густо крутившую по стрежню водовороты. – Она что, судоходная?
– А як же! – в первый раз за всё время Ярко свысока посмотрел на Сашку. – До войны знаешь как пароходы ходили, помнишь, Мирек?
– Помню. «Нишава» и «Гдыня», два раза в неделю пассажирский рейс.
Пыхтение на реке усилилось, и из-за обрыва показался металлический нос, нацеленный между быками. Видно, машина с трудом выгребала против течения и, хотя вода прямо кипела под колёсами, пароход еле полз.
Сашка никогда не думал, что такое длинное судно может плыть по такой узкой реке. Низкий, крашенный шаровой краской пароход быстро-быстро шлёпал по воде плицами, пуская вдоль бортов полосы пены. В середине скворечником торчала рулевая рубка, зажатая полукружьями колёсных кожухов. По краю кожуха, как впечатанная, шла надпись «Некрасов».
Пароход был настолько старомоден, что Сашка несколько раз прочитал название. Ему все казалось, что в конце обязательно должен быть закрашенный твёрдый знак. Сидевшие и стоявшие на палубе мужики и бабы смеялись, лузгали семечки, что-то говорили, и весь этот базарный гомон проплывал совсем рядом – в двух-трёх метрах от берега.
Неожиданно стоявший столбом Ярко сорвался с места и побежал почти вровень с рубкой.
– Дядьку, гуднить! Дядьку, гуднить! – кричал Ярко, успевая одновременно подпрыгивать и размахивать руками.
Из квадратного окошечка крошечной рубки высунулась худая усатая физиономия рулевого.
– Ну чого ты так скачешь, чого? Вон який здоровань, а туды ж…
– Так война ж була, дядьку… – Ярко остановился и жалобно улыбнулся.
– Эх, ты, война, – громко передразнил Ярку рулевой. – Здоровый бурмило, а туда же…
Однако в его лице что-то неуловимо изменилось, он потянулся рукой к шнуру, и торчавшая сверху медноблестящая трубка гудка окуталась облачком пронзительнобелого пара. Близкий гудок резко ударил в уши, Сашка инстинктивно пригнулся и вдруг увидел, что корма парохода стремительно идёт под самый берег.
Не вписавшись в очередной изгиб, причальный брус слегка зацепил откос, глинистая глыба с шумом плюхнула в воду, и в этот момент один из пассажиров легко спрыгнул с палубы прямо в береговую траву. Пароход скрылся за поворотом, а сошедший с него мужик всё стоял на одном месте, как будто такой способ высадки был самым обычным. Одетый, несмотря на летнее время, в потрёпанный домотканый серяк, он то и дело, как бы умываясь, вытирал ладонью осунувшееся, давно не бритое лицо. Потом, словно очнувшись, повернулся и медленно пошел по берегу к мосту.
Ярко, уже успевший вернуться к лодке, едва мужик поравнялся с ним, поднял голову и поздоровался:
– Добрый день.
– Добры-день, хлопче, – машинально ответил дядька и, остановившись перед протокой, выругался: – Вот пень дурной, куда спрыгнул.
Он посмотрел в обе стороны и повернулся к ребятам.
– Эй, хлопцы, я тут вправо пройду к насыпи?
– А вы разве не здешний? – удивился Мирек.
– Как сказать. С той стороны, где мост, бывал, а с этой нет. – Он снова сжал ладонью лицо и только теперь обратил внимание на лодку. – Слышь, хлопцы, перевезите-ка меня через речку.
– Можна… – протянул Ярко и спихнул плоскодонку на воду.
Усевшись на среднюю скамейку, дядька молчал, пока они пересекали реку, и уже перед самым мостом вдруг улыбнулся.
– Что, хлопцы, рыбалите? – Потом внимательно посмотрел на сидевшего перед ним Мирека и спросил: – Слушай, парень, а ты часом не лесничего сын? У вас ещё дом на Уланской?
– А что? – сразу вскинулся Мирек. – Я вас не знаю!
– Немудрено. А вот я тебя знаю. – Мужчина вдруг посерьёзнел и, выбираясь из ткнувшейся в береговой ил лодки, добавил: – Глаза у тебя батькины, хлопче.
Тряхнув удивлённого Мирека за плечо, он спрыгнул прямо в воду и пошёл по берегу, загребая мокрую грязь носками порыжевших солдатских сапог с добела вытертыми на сгибах голенищами…
Дружеская беседа
Отважный Кмициц взорвал шведскую кулеврину, и где-то на семисотой странице книжка кончилась. Захлопнув порванный переплёт, Мирек с сожалением посмотрел на вытертое тиснение. Не в силах сразу расстаться с похождениями отважного вояки, он пустил страницы веером и, полюбовавшись иллюстрациями, встал из-за стола.
Сладко потянувшись, он открыл дверь, выбрался на деревянный карниз и, привычно соскользнув по лестнице во двор, выглянул на улицу. Там было пусто, и только в самом конце, лениво позвякивая колоколом, сворачивала в переулок бочка разъездного продавца керосина. Мирек подождал, пока она окончательно не скрылась за угловым палисадником, и вошёл в дом.
Уловив вкусный запах жареного лука, хлопец заскочил в кухню и остановился у рукомойника с наливным баком. Мать, ловко управлявшаяся возле плиты, откинула со лба прядь пышных волос, и на её красивом, чуть полнеющем лице появилась улыбка.
– Ну что, прочитал свою книжку?
– Прочитал.
Мирек улыбнулся и заглянул в зеркало, прикреплённое над рожком рукомойника. Улыбка у него была точь-в-точь как у матери. Хлопец строго поджал губы, немного повернувшись, придирчиво долго рассматривал своё отражение и только потом спросил:
– А что, мам, я на отца сильно похож?
– Похож… – Мать перестала улыбаться и насторожённо посмотрела на сына. – А ты чего вдруг спросил?
– Да так…
– А всё-таки? – Мать уловила в голосе сына недоговорённость.
– Да просто дядька один сказал…
– Какой ещё дядька?
– Да мы на старое русло ездили лодкой, рыбу ловить, там дядьку через реку перевозили, а он посмотрел на меня и сказал, что похож.
– Всё может быть. – Мать начала нервно вытирать руки передником. – Может, какой лесник тебя помнит…
– Значит, похож, – удовлетворённо уточнил Мирек и отошел от зеркала.
– Похож. – Мать делано рассмеялась и поспешно отвернулась к плите.
Мирек хотел ещё что-то спросить, но в эту минуту в парадном коротко и неуверенно задребезжал звонок.
– Пойди открой. – Мать приподняла крышку на сковородке. – Это, наверное, соседка, она зайти хотела.
Но это была не соседка. Когда Мирек открыл дверь, он увидел, что перед крыльцом, переминаясь с ноги на ногу, торчит Сашка.
– Ты? – удивился Мирек. – Как нашёл?
– Так дядька, что мы на Старом русле перевозили, сказал – улица Уланская. Вот я и искал… – Сашка смущённо улыбнулся. – Только я стучал сначала, а потом увидал, что звонить можно.
– Можно, – рассмеялся Мирек. – Это звонок не электрический, а как на велосипеде, крутнёшь – и звонит.
– Я догадался. Только надпись какая-то странная.
– А то по-польски «Прошу кшенциць», – пояснил Мирек и, поняв, что Сашка, заявившийся без приглашения, чувствует себя не совсем удобно, потащил его за рукав. – Идём, я тебя с матерью познакомлю…
Услышав их разговор, мать сама вышла из кухни и вопросительно посмотрела на сына.
– Это Саша ко мне пришёл. – Мирек показал на засмущавшегося хлопца. – Ну, помнишь, тот самый…
– А-а-а, Саша, здравствуйте. – Мать улыбнулась и прикрыла испачканные руки передником. – Сынок, займись с товарищем, а я вас потом позову.
Улыбнувшись ещё раз, она поспешно вернулась на кухню, откуда, как нарочно, донеслось нарастающее шипение.
– Ф-ф-ф, нехорошо вроде, а? – Сашка сконфуженно посмотрел на Мирека.
– Ничего, все нормально, – поспешил успокоить гостя хозяин. – Идём, я тебе наш сад покажу.
К Сашкиному удивлению, они не стали возвращаться назад к входной двери, а, пройдя через комнаты, вышли на другую сторону дома. В комнатах Сашка уловил запах прелого дерева и устоявшейся гнили, зато здесь, прямо возле ступенек, росли цветы, а дальше начинался большой запущенный сад. И ещё справа, под густо разросшимся орехом, стоял деревянный сарай с необычно высоким, как бы срезанным по длине, чердаком.
Сашка спустился с крыльца и, остановившись возле цветочной клумбы, спросил:
– А вы что, до войны тоже здесь жили?
– Здесь. – Мирек прошёл вперёд и вдруг показал на небольшую ямку за кустом начавших дичать роз. – Вон видишь?
– Ну? – Сашка не совсем понимал, что в этой яме может быть интересного.
– Это воронка. Сюда бомба попала в 39-м.
– И что, ничего?
– Нет. Вон там художница в кресле сидела, – Мирек показал в другой конец сада. – Так даже не попало.
– Какая художница? – машинально спросил Сашка, прикидывая расстояние от воронки до дома.
– Жила у нас. Она из Варшавы приехала…
– А-а-а… – Сашка отошёл от воронки. – А дом ваш давно построили?
– В 34-м.
– В 34-м? – искренне удивился Сашка. – А чего он?..
Сашка замялся, не зная, как высказать мелькнувшую у него мысль, но Мирек понял и так.
– Это что доски подгнили, да? Так он же пустой совсем стоял, даже окна без стёкол были.
– Почему?
– От немцев прятались. Сначала у Ярки, а потом нас всех его дядька в партизанский район вывез.
– А тут что, совсем нельзя было жить?
– Нет. – Мирек вздохнул. – У меня ж мать в больнице работала, медикаменты партизанам передавала, а её чуть не выследили. Соседи потом говорили, что как мы убежали, нас сразу искать начали.
– Это что, и Ярко с тобой в партизанах был?
– Был, только не в партизанах, – Мирек улыбнулся. – Мы в семейном лагере жили, ну, деревня такая в лесу и всё.
– А отец?
Вопрос вырвался сам по себе, и Сашка тотчас прикусил язык, посчитав, что ответа не будет, но Мирек ответил.
– Что отец… – Мирек сокрушённо вздохнул. – Его немцы схватили, он в Яновском концлагере погиб…
Сашка молча теребил ветку и ругал себя почем зря за собственную бестактность. Видимо, Мирек понял его состояние, и потому, отвернувшись, глухо сказал:
– Ты не майся, здесь уже ничего не изменишь…
Читать бесплатно другие книги:
