Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник) Роздобудько Ирэн

Мне нравится, когда играет музыка.

Мне нравится, когда играет музыка в деревянном бистро.

В деревянном бистро на окраине незнакомого городка.

Незнакомого городка, которому я безразлична и который безразличен мне.

Тогда я закрываю глаза и представляю, что я сижу в деревянном бистро города, который я люблю и в котором меня любят.

Города, в котором поют «Моя дівчинко печальна, моя доля золота…» и идет дождь.

Города, который я хочу выхаркать из себя – с кусками легких и его ледяной нескончаемой зимой…

Я даже не заметила, что они – уже играют. Мне показалось, что это звучат мои мысли.

– Я же говорил: вам понравится, – подмигнул мне мсье Паскаль. – Они станут очень знаменитыми. Одного убьют, когда ему исполнится сорок, в городе Желтого Дьявола неподалеку от большого сквера, второй потеряет любимую жену, а позже женится на женщине без ноги… Третий…

Я кивнула, уже не слушая его бормотание, не отрывая глаз от круглого подиума. Собственно, туда смотрели все. Джинсовые парочки, целуясь, медленно двигались в полумраке. Я подумала, что там, откуда я приехала, уже нет таких простых бистро, где вот так можно потанцевать, заказав лишь кружку пива.

– Будь я моложе, я бы пригласил вас на танец, – сказал мой хозяин, будто оправдываясь. – Вы ведь давно не танцевали…

– Если бы вы только знали, как мне хочется пригласить вас на танец! – Я оторвала взгляд от сцены. Тот, кого мсье Паскаль назвал Иваном (Джоном), стоял у нашего столика. – Вы не возражаете, мсье Паскаль?

– Мы только что об этом говорили! – улыбнулся тот. – И если дама не против…

Ну вот, я уже стала «дамой», а еще трое суток назад надрывалась, готовя ужин для вас и ваших гостей, подумала я. Среди них, кстати, мог быть и этот… Интересно, знает ли он, с кем собрался танцевать? Я протянула руку, и мы вышли в круг.

Мы смотрели друг другу в глаза. Довольно серьезно. В кино после такого взгляда обычно начинается сближение лиц и затем – продолжительный поцелуй с «наездом». Очень романтично выглядит!

Но в глубине каждого из четырех зрачков, которые теперь участвовали в этом «фильме», – где-то внутри, подтекстом проступало… отстраненное созерцание, которое не имело никакого отношения к этой романтике.

Я (точнее – тот придирчивый индикатор в глубине зрачка) фиксировала малейшую морщинку в уголках его губ, след «трехдневной щетины» (интересно, это дань моде «мачизма» или просто равнодушие к своей внешности?). Он… Уверена, у него в голове слагалась какая-то фраза будущего романа. Примерно такая: «В окружении мсье Паскаля, этого чудака и отшельника, мне встретилась хорошенькая славянка. Несмотря на то что мы не сказали друг другу ни слова и я вел себя довольно пристойно, меня не покидала мысль о том, какого цвета у нее белье. При более внимательном рассмотрении я догадался, что она его не носит…» Или что-то в этом роде… Поэтому этот долгий и опасный взгляд прервался проще.

– Я здесь четвертый день, – сухо сообщила я. – Буду работать у господина Паскаля. Возможно, даже буду стирать его носки. И не желаю быть объектом наблюдений.

Что за напасть! Здесь даже музыканты издевались надо мной! Или мне только так показалось? Такое, конечно, бывает. Но ведь невозможно все время так нагло попадать в «десятку»!

Он ничего не ответил. Почтительно поцеловал мою руку, отвел к столу, поклонился мсье Паскалю. Сел за свой ноутбук, изредка бросая на меня взгляд так, будто уже писал ту фразу.

– Ну вот, с одним вы познакомились, – сказал мсье. – Остальных еще увидите. Нам пора. Я ложусь не позже десяти. Думаю, вы получили удовольствие и отдохнули?

Да, я действительно получила огромное удовольствие. От музыки.

Когда мы уже выходили (мсье Паскаль, направляясь к двери, пожимал кому-то руки), я еще раз внимательно прислушалась.

Конечно, я оглянулась. Конечно, Иван-Джон прожигал взглядом мою не к месту обнаженную спину…

В этом городке все старые женщины носят черные чулки и черные туфли с перепонкой, как у школьниц. Юбки – в цветочек или клетчатые, на плечах – кружевные платки. Это выглядит чуть старомодно, как в итальянских или французских фильмах середины 30х годов. Пожилых женщин здесь много. Они парами ходят в магазины, стайками оккупируют столики на открытых верандах у кондитерских. Они пьют кофе и поглощают пирожные со взбитыми сливками. Мужчины, их мужья, носят жилеты с множеством карманов и белые рубашки. Они не посещают кондитерские, а по вечерам собираются у порога какого-нибудь из домов, играют в шахматы, карты, курят трубки. Молодежи значительно меньше. Если попадается веселая разноцветная гурьба – это туристы. Главным образом они идут в горы, чтобы сверху созерцать живописный пейзаж.

А он действительно живописный! И городок тоже. В нем только одна длинная улица. С обеих сторон – дома, утопающие в зелени. Улица в солнечном свете – желтая, дома – белые, крыши – красные. Все будто нарисовано «чистыми» цветами, без малейших оттенков. А еще и синее небо – с четкой темной линией, которая очерчивает холмы, покрытые густыми зарослями, и белые вершины гор… Все настолько четко и совершенно, как картина, написанная в стиле наивного искусства ли рукой ребенка. Вот и представьте, какой сюр привносят в этот колорит трогательные черные чулки и кружевные платки женщин.

Когда я вышла прогуляться, была поражена этими чистыми цветами, которые даже резали глаз.

Впервые я вышла пройтись днем – как раз тогда, когда все нормальные горожане предавались полуденной сиесте. Над городом висела невозмутимая гробовая тишина. Я шла по желтой улице и слышала каждый свой шаг. Даже поймала себя на том, что начинаю красться, как кошка. Но это было еще хуже: мелкая раскаленная галька противно скрипела под ногами, как целлофан. Этот звук отдавался в конце улицы, возвращался в мою голову и резонировал так, что у меня начали болеть зубы, будто я грызла перламутровую пуговицу. Окна коттеджей придирчиво следили за мной, на некоторых чуть заметно покачивались занавески. Уверена: за ними стояли любопытные жители и рассматривали меня с головы до ног! Я знала: если мужественно не преодолею путь – из конца в конец, – потом и вовсе будет трудно высунуть нос на улицу!

Мне нужно было показаться, засвидетельствовать свое присутствие в этом городе и, желательно, понравиться ему. Этот первый выход напоминал ныряние в незнакомую воду. А еще мне хотелось поздороваться хоть с кем-нибудь. Если я поздороваюсь с кем-то одним, думала я, моя приветливая улыбка разойдется кругами, как вода в озере от брошенного камешка. И это существенно облегчит мою жизнь. По крайней мере, станут говорить, что я приветливая и вежливая.

Но здороваться было не с кем. Наверное, я подсознательно выбрала не лучшее время для прогулки. Ведь на самом деле мне не хотелось никого видеть и ни с кем не хотелось здороваться.

Наконец я заметила, что из одного дома вышла женщина в черных чулках, на поводке она вела упитанного кота той породы, у которой подрезают уши. Кот лениво вышел на лужайку и стал кататься в траве. Женщина терпеливо ждала и с интересом поглядывала в мою сторону. Я подошла.

У нас в таких случаях говорят: «Здравствуйте!». Но каким образом приветствуют друг друга в этой местности? Вот в чем заключался вопрос. Я начала вспоминать все, что знала, – «Салям!», «Хай-хай!», «Лаб дьен!», «Бон джорно», «Салют!»… «Суслям-паслям!», «Трали-Вали», «Банзай!»??? Хорошо, что я не успела ничего сказать! Женщина просто кивнула мне головой и констатировала:

– А вы живете у господина Паскаля!

– Да! – кивнула в ответ я.

– У него красивый дом, – продолжала старушка. – И сам он – добрый человек. Почти все тут (она обвела взглядом вокруг) принадлежит ему… Он основал наш город. Там, на площади, есть даже памятник нашему благодетелю. Его поставил один заезжий скульптор, забыла его фамилию. Это было так давно…

– А-а-а… – сказала я. Мне не хотелось обсуждать своего хозяина.

– Вы не стесняйтесь. Люди у нас хорошие. Сами увидите. Заходите как-нибудь на кофе. – Женщина кивнула в сторону своего дома. – Поговорим. У нас так мало новостей…

– Хорошо.

Я поблагодарила, еще раз взглянула на кота, который, как коза, щипал траву, и пошла дальше, в сторону круглой площади. Честно говоря, меня заинтересовала информация о памятнике. Любопытно, как выглядит мсье в камне?

Добравшись до своей цели, я едва удержалась от смеха! Посреди круглого фонтана, на гладком возвышении, которое, видимо, символизировало земной шар, сидел… «Мальчик, извлекающий занозу». То есть это была довольно искусная копия античной статуи первого века до нашей эры.

Да, подумала я, в этом городе живут одни шутники! Перекрестные струи воды омывали Мальчика со всех сторон, и в ярких отблесках казалось, что он и сам движется, склонившись над своей ступней. Стоять у воды было приятно, я помыла руки, освежила лицо. Не заметила, как ко мне подошел старик в жилетке. Он тоже кивнул мне первым.

– Какой красивый фонтан! – решила сделать комплимент я. – Очень искусная копия.

– Да, да, – с довольным видом произнес старик. – Это господин Паскаль. В детстве, конечно же… А вы?..

– …работаю у мсье Паскаля, – поспешила доложить я. – Вот вышла прогуляться.

– О, у нас здесь замечательно! – сказал старик. – Воздух, природа… Сейчас все отдыхают. Приходите сюда вечером, всех увидите. И вас все увидят. У нас есть кинотеатр, клуб, паб. Все, что нужно молодым людям, чтобы поразвлечься!

Я пообещала обязательно наведаться сюда, как только спадет жара, и раскланялась со стариком. До конца улицы и начала леса оставался один небольшой квартал, и я решила преодолеть его, дойти до деревьев и немного подняться на холм.

Лес дохнул на меня прохладой. Сосны и лиственные деревья сразу накатили на меня мощные волны свежести и покоя. Извилистая тропинка, которая поднималась в горы, была такой чистой, будто ее каждое утро подметали. А может, так оно и было. Ведь я уже поняла, что здесь живут одни патриоты. Если бы дать им волю, они зимой пришивали бы листья к деревьям.

Сверху действительно открывался великолепный вид! Красные крыши, золотой купол маленькой церкви, а на противоположном конце длинной улицы, которую я прошла, возвышалось самое большое здание – владение мсье Паскаля. Меня охватила нешуточная гордость, когда я увидела мансарду с окнами во всю стену! Неужели там, на стеклянном столике, лежит моя расческа? И зубная щетка торчит из мраморного стакана в ванной комнате? Черт возьми, старушка, а ты таки неплохо устроилась! На городской ратуше стали бить часы… Я не заметила, сколько времени простояла на холме среди деревьев. Здесь было так спокойно, так тихо. Где-то высоко-высоко наверху лежал снег, и это было довольно странно. В следующий раз, решила я, поднимусь еще выше, до этого снега. Хотя он порядком надоел мне на родине…

Когда я вернулась в город, он уже снова ожил. Будто задвигалась «живая картинка» в синематографе. У кондитерской за столиками сидели люди, звенели звонки велосипедистов, из открытых окон доносились аппетитные ароматы, в беседках возле домов чаевничали семьи. Все смотрели на меня и приветливо кивали головами. В фонтане со статуей «мсье Паскаля» купались дети, поднимая брызги и веселый шум.

Я пыталась отыскать в толпе горожан знакомые лица тех, кого видела в деревянном бистро, но те, видимо, были «ночными обитателями» или днем работали в столице, до которой отсюда ходил автобус…

Мне было приятно по-хозяйски открыть тяжелую дубовую дверь своего нового жилища. Теперь я наверняка знала, что горожане отнеслись ко мне с должным уважением. Еще бы! Я служу у того, кто основал их славный городок, у самого господина Паскаля. Хотя его каменная мистификация, как по мне, красноречиво свидетельствовала о самой обыкновенной «мании величия».

– Нагулялись? – встретил меня на лестнице мсье. – Как вам город?

– Очень красивый. Особенно фонтан! – сыронизировала я.

Мсье Паскаль засмеялся:

– Это не я придумал!

– Надеюсь…

Я спросила, не нужно ли помыть пол в его доме. Честно говоря, этот вопрос прозвучал из моих уст так, будто я предлагала погладить ему шнурки от ботинок после дождичка в четверг (так, помнится, шутили у меня на родине).

– С этим замечательно справляется матушка Же-Же, – сказал он. – Вы мне еще понадобитесь. Куда торопиться? В прошлый раз я не расспросил вас – о вас. Это моя ошибка. Поэтому пойдем пить чай. И вы немного расскажете мне о себе.

На балкон, увитый диким виноградом, матушка Же-Же принесла на подносе чай. Сквозь густую зелень кое-где проглядывал горный пейзаж.

– Зачем вам знать обо мне, если вы такой мастер моделировать судьбы? – спросила я, вспоминая, как легко он распоряжается будущим посетителей деревянного бистро. – К тому же, в моем «резюме» все написано.

– Признаюсь, я читал его не слишком внимательно. Я вообще не люблю читать документы и всевозможные справки… Вот беседа – совсем другое дело. Пейте чай и рассказывайте.

Чай был ярко-пурпурного цвета с густым малиновым запахом. После прогулки мне очень хотелось выпить чего-то именно такого – вкусного и горячего. Я сделала глоток и сразу разомлела.

Мсье Паскаль вопросительно смотрел на меня.

– Если вы не хотите копаться в прошлом, я задам вам вопрос, а вы можете начинать с чего угодно. Мне все равно. Итак, что вы вспоминаете из своего прошлого, когда остаетесь наедине с собой?

Я задумалась…

– Красная пыль… – сказала я, и мсье Паскаль удивленно поднял брови.

– Да… – продолжала я, – красная пыль на улицах моего города, она неслась с металлургического завода. Когда по ней бегала детвора – над дорогой и домами вздымалась пыль, от которой даже крыши и деревья становились красными. Этой пылью девчонки вырисовывали на ногах модные гольфы: окунались в нее по колено, а потом по красному фону пальцем выводили загогулистые узоры…

Даже сама удивилась тому, что вспомнила об этом! Действительно, эта бесконечная терракотовая пыль сопровождала все мое детство.

…Мимо нашего дома (почему-то это происходило ночью) везли на рынок арбузы. А потом всю ночь слышались шлепки – «хлоп-хлоп-хлоп» – это их разгружали и сбрасывали в железные сетки. Вся улица пахла арбузами. Мы воровали арбузы из сетки (открыть ее было несложно!), и каждый из шайки съедал по огромному арбузу, разбивая его об асфальт и погружаясь в мякоть по самые уши.

…Букет пионов на подоконнике в день моего рождения. Мне было пять лет, я стояла в длинной ночной рубашке на холодном полу и держала этот букет. Была уверена, что его принесла фея.

…Дождь. Ливень. Стена воды. Но – теплая. Ни души на улице. Я иду по колено в воде, мокрая, как сама вода. Я подношу руки к дождю и говорю: «Брат, забери меня с собой!» В струях вырисовывается полупрозрачное лицо. Мне никто не верит…

…Драки – «двор на двор». «Броненосец», построенный из картонных коробок и украшенный крышками от кастрюль, которые мы тайком выносили из дома. Я никогда не была «санитаркой», как другие девчонки. Всегда – в первых рядах, с карманами, набитыми камнями. Я умела плевать на три метра вперед, а бегала так, что меня никто не мог догнать! Драки были жестокие – до «первой крови». А потом победители и побежденные обменивались «пленными» и вместе шли к реке отмывать в ней раскровавленные носы. Потом пекли картошку на берегу и уже в темноте рассказывали истории «о черной руке мертвеца»…

Я уверена, что все эти истории означали для мсье примерно то же самое, что и «хрены собачьи». Выражение его лица было для меня непонятным.

– Печеный картофель – это вкусно? – наконец спросил он.

– Вкуснее всего, что я ела после! – заверила я. – Представьте: сначала картошку надо наворовать! Обычно это происходит поздно вечером. Кто-то стоит «на шухере», а кто-то лезет в соседский огород… Потом разжигают костер и, когда угли начинают тлеть, – туда кладут картошку. Когда ты выхватываешь ее из золы – твои руки становятся черными, ты перебрасываешь ее с ладони на ладонь. А потом черными становятся и губы, потому что ты не можешь удержаться и ешь ее прямо с кожурой. И вместе с картошкой обязательно нужно хрумкать огурец – тогда полнота жизни ощущается лучше! Такой вот рецепт… Впоследствии ко всему этому добавляется водка… Сигареты… Секс… Мысли о самоубийстве… Но это уже совсем другие истории. Они – неинтересны.

Собственно, у многих людей они похожи друг на друга. Особенно у тех, кто вовремя избавился от «розовых очков»…

Он пристально смотрит на меня. Кажется, я, как говорят китайцы, потеряла свое лицо! Слишком разболталась. Это опять же – от здешнего хмельного воздуха!

…Вечереет, с гор веет густым запахом засыпающих деревьев, а с городских клумб – ароматом ночных фиалок. Все это дурманит. Перед глазами плывут черные и розовые круги. Черное с розовым – очень красивое сочетание… Надо обуздать свои эмоции, ведь с тобой может произойти то же, что с профессором Плейшнером, думаю я.

– Вот такая фигня… – весело заканчиваю свой рассказ. – Теперь мне кайфово везде.

– Не лгите, госпожа Иголка, – говорит мсье Паскаль. – Вы неизлечимо больны. Извините, но говорю так потому, что слишком хорошо вас понимаю. У меня есть еще один вопрос: почему вы решились на такой шаг?

Предпоследнее слово он произносит с особым нажимом. Я пожимаю плечами.

– Собственно, у меня была возможность сделать такой же, только в другую сторону, – делаю акцент я на последних словах. – Могла бы жить на берегу океана, например… Но это скучно – зависеть от чьих-то кредитных карточек. Лучше иметь свою.

– То есть?

– Ну… Однажды у меня была реальная возможность зажить прекрасно. Один милый человек предложил мне райскую жизнь – на таком вот берегу океана. И я почти согласилась. Он был счастлив.

– И что? – Глаза мсье Паскаля стали совсем как у мальчишки.

– Ну… Я выставила уйму разных условий.

Я сказала, что должна забрать с собой собаку.

«No problem!» – сказал он.

Я сказала, что не проживу без трех своих подруг.

«No problem!» – сказал он.

Я сказала, что не могу оставить без присмотра могилы своих близких.

«No problem!» – сказал он.

Тогда я сказала, что хочу забрать дерево, растущее под моим окном, и, желательно, именно тех воронов, что слетаются к нему, несколько тонн красной пыли с нашей улицы, троллейбус с номером 48, вывеску хлебного магазина, на которой нарисованы кривые бублики…

Дерево он обещал выкопать и пересадить.

Воронов – поймать и оформить на них необходимые для перевозки справки.

Пыль – загрузить в специальные контейнеры.

Троллейбус выкупить у депо, вывеску – у директора магазина.

Я потеряла терпение. И добавила к тому списку церковь, в которой меня крестили, дорогу, на которой бабушки продают жареные семечки (с этими бабушками в придачу). И наконец – ту долгую зиму, которую я так ненавижу…

Когда он задумался, я поняла, что он совсем не понимает юмора!

И вообще – ничего не понимает.

А как жить с человеком, который все время твердит – «No problem»? Лучше обзавестись попугаем мужского пола и научить его материться!

– Ну… – произнес мсье Паскаль, почти копируя мою интонацию, и глаза его оставались мальчишескими. – Я думаю, госпожа Иголка, вы его просто не любили…

Ха! Для этого умозаключения совсем не нужно иметь такую вот седую бороденку, огромный дом и строить из себя мецената.

Приличия ради я послушно покачала головой.

Потом мы долго молчали. Похоже, с полчаса. Передо мной в белесой дымке проплывали черные и розовые геометрические фигуры. Мсье Паскаль курил трубку. Где-то глубоко внизу, под нами, тишину нарушал металлический звон. Будто в подвале пытали заключенных. Я вспомнила, что на нижнем этаже находится кухня. Приближалось время ужина, и там, под нами, матушка Же-Же действительно пытала уже ощипанные птичьи тушки, чтобы приготовить цыплят табака.

– Сегодня у меня будут гости, – серьезно произнес мсье после паузы. – Так, несколько приятных людей. Маленькое, почти семейное party… Надеюсь, вы не откажетесь наливать нам вино?

Интересно, подумала я, как я могу отказаться? Учтивость моего хозяина явно зашкаливала. Если он всю жизнь был таким обходительным с прислугой, не сомневаюсь, что все они уже обзавелись собственными имениями где-нибудь в Йоркшире…

Я подпеваю. Голос, звучащий по радио, очень похож на голос Патрисии Каас, но это не она. До ужина остается час, и я с наслаждением погружаюсь в джакузи, чувствую приятное бурление пузырьков. Кажется, что тебя щекочут тысячи легких пальчиков. Голубой кафель, цветочный запах пены, стеклянная стена, через которую я вижу вершины гор… И эта проникновенная музыка…

Вдруг обнаруживаю странную вещь: такое со мной уже было! Там, откуда я приехала. Но у меня же не было такой чудной ванны! А порой и горячей воды… Что же тогда?! Я напрягаю память. Помню, что это был сон или видение: я лежала на диване в своей комнате под одеялом в холодной темноте и в то же время – нежилась в такой же ванне с голубым кафелем и запахом цветов. Нынешняя ситуация в реальности была самой большой матрешкой, в которую вкладывалась меньшая: воспоминание о том, что я сплю в своей комнате, а эта меньшая таила в себе самую маленькую – сновидение об этом городке, этой роскошной комнате и этом джакузи. Если бы из этого наблюдения можно было вывести некую формулу, подумала я, то получается, что самая маленькая матрешка равна самой большой? А средняя – лишь звено между ними?

Хотя именно эта средняя и есть самая что ни на есть реальность: холодная комната, тяжелое одеяло, луна светит в окно, чувство безысходности, когда не слышишь никакого «тик-так» ни в сердце, ни со стены на кухне… Кто всем этим управляет?

А вдруг… я сейчас открою глаза и увижу холодную луну за покрытым инеем окном? От этой мысли мне стало жутко, и я больно ущипнула себя за икру. Ни фига! Голубой кафель не сдвинулся ни на сантиметр, а вездесущие щекочущие пальчики стали еще бесстыднее.

Значит, надо вылезать, одеваться и идти прислуживать за столом.

Перед самым моим выходом матушка Же-Же проинструктировала меня, как нужно разливать вино. В принципе, я об этом кое-что знала из фильмов. Сначала наливают хозяину – совсем немножко. Тот должен сделать глоток и кивнуть головой. И тогда уже наливают остальным. Все, как в ресторане.

– А если он не кивнет? – спросила я кухарку и заметила, что этот вопрос заставил ее напряженно таращить глаза. Бедняжка думала несколько секунд.

– Тогда… – наконец сказала она. – Тогда спуститесь ко мне – я вам дам другую бутылку… Хотя вряд ли такое может быть. Все вина в нашем подвале – высшего качества.

– А если сюда пробрался какой-то маньяк и шприцем через пробку впрыснул в бутылки яд? – не унималась я.

– А разве такое бывает?!

– Конечно. На каждом шагу! Вы что, телевизор не смотрите?

Мне просто хотелось потянуть время. Все же это будет мой первый выход, можно сказать, посвящение на этой работе. Не могу сказать, что я не волновалась.

– Я передам о вашем предостережении мсье, – серьезно сказала матушка Же-Же. – Хотя в таком случае вино сначала придется пробовать вам…

Какие чуткие люди живут в этом доме, подумала я.

И пошла вниз, в зал.

…Изо дня в день… Из года в год…

«Изо дня в день, из года в год…» – вертелось в моей голове, пока я шла по лестнице.

Что я делала изо дня в день – из года в год? Просыпалась по звонку будильника, позже – мобильного телефона, запрограммированного на семь часов утра.

Шла на кухню, включала чайник.

Пила кофе.

Шла в ванную.

Открывала шкаф (заглядывала в него с синдромом «Боже, мне нечего надеть!»). Одевалась.

Садилась перед зеркалом.

Красила ресницы.

Зевала.

Закрывала дверь.

Шла на маршрутку или автобус. Стояла в очереди. Под дождем, снегом или солнцем. Пересчитывала деньги в красном кошельке… Конечно, порой что-то менялось в этом распорядке. Но «будильник – чайник – шкаф…» оставались со мной. Жизнь сгорала, как спичка…

…Я поглаживала полированные деревянные перила лестницы и вдруг мне пришло в голову, что ко мне уже давно никто не прикасался…

Перед дверью, ведущей в обеденный зал (тот самый, в который я потом входила по утрам прислуживать мсье Паскалю), матушка Же-Же сунула мне в руки поднос с вином и распахнула дверь, за которой слышался легкий светский гомон.

Вот именно тогда на меня и накатилось то ощущение – о проникании в другое измерение. Во всех углах зала мерцал тусклый свет, в островках этого света, словно по грудь в воде, стояли несколько человек и ворковали, как голуби. Я была инородным предметом, который неизвестно каким образом очутился среди разнаряженной толпы.

– Вот и вино! – указывая на меня, сказал мсье Паскаль.

Да, я была вином. Оно само пришло к вашим пустым бокалам. Мне оставалось лишь открутить себе голову, поклониться в реверансе и разлиться по ним.

Все стали усаживаться за стол.

Людей было немного. Я наблюдала за ними, пока они рассаживались. Конечно же, встретилась взглядом с Иваном-Джоном…: «В окружении мсье Паскаля, этого чудака и отшельника, мне встретилась хорошенькая славянка. Несмотря на то что мы не сказали друг другу ни слова и я вел себя довольно пристойно, меня не покидала мысль о том, какого цвета ее белье…»

Была тут и та худощавая темноволосая женщина. Только теперь ее волосы были тщательно уложены мелкими волнами, что не делало ее красивее (она не показалась мне привлекательной). Но ее глаза с легкой косинкой излучали то, что я бы назвала похотью. Губы были накрашены такой яркой помадой, будто она только что вгрызалась в окровавленную тушку добытой на охоте дичи.

Был тут паренек, который в бистро сушил у огня свои кроссовки. Он не сменил этой обуви (может, просто у него ничего другого не было) и поспешил сесть за стол, чтобы скрыть ноги под длинной скатертью. Был еще один (его я прежде не видела) – нервного вида господин лет тридцати пяти, с острым носом и пронзительным взглядом. Он двигался, как марионетка. Кто-то наверху бестолково дергал его за конечности. Был и тот, кого мсье назвал Федом. Выражение его страстного смуглого лица красноречиво говорило: «Женщинам без целлюлита не приближаться!»

Была еще одна незнакомка в блестящем платье, плотно облегающем фигуру и похожем скорее на купальник.

Мне бы очень хотелось увидеть и тех музыкантов, но они, видимо, пока не были вхожи в это общество.

«Вино» довольно изящной походкой прошлось вдоль гостей, которые заправляли салфетки за свои воротнички, и приблизилось к хозяину. Все произошло так, как я и предполагала, то есть – как в кино. Мсье Паскаль кивнул головой – и я начала обходить гостей. Женщины смотрели на меня с не меньшим интересом, чем мужчины.

– Она оттуда или отсюда? – спросила хищница.

– Оттуда, – ответил мсье Паскаль.

– Представляю, как трудно было решиться на такой шаг… – сочувственно заметила другая женщина.

Ее голос показался мне знакомым, но я не могла сосредоточиться на этих мелочах – как раз в этот момент наливала вино в бокал Ивана-Джона. Он следил за моими руками и молчал. И тут я вспомнила, как скользила пальцами по гладким перилам. И подумала о другом – о том, что я и сама давно ни к кому не прикасалась.

Когда вино было разлито, я вопросительно посмотрела на хозяина: что дальше? Он улыбнулся и указал глазами на свободное место – там стояла лишняя тарелка.

– Присаживайтесь. Вы так хорошо накормили нас в прошлый раз, что имеете полное право присоединиться к нашему обществу. Я всегда был против эксплуатации человека человеком. Я – за равноправие. Привыкайте.

Хорошо, что я не надела белый фартучек, который предлагала кухарка, подумала я и скромненько пристроилась на краешке стула рядом с Джоном. Вынула из серебряного колечка белую крахмальную салфетку.

Не люблю, ненавижу и не понимаю: как можно два часа провести за столом, привселюдно есть и при этом – вести светские разговоры! Возможно, это мое отвращение – следствие давнишнего случая, когда мой кавалер, рассказывая что-то смешное (мы сидели в ресторанчике), прыснул мне на блузку ингредиентами салата «Мимоза». После этого я с ним не встречалась. А еда была мне по вкусу только тогда, когда я сидела по-турецки перед телевизором, поставив между ногами тарелку, а рядышком – бутылку «Белого нефильтрованного»…

Но ничего не поделаешь! Действительно нужно привыкать. И ни в коем случае не возить пальцами по ножке бокала. Это, насколько мне известно из правил этикета, неприлично! Кое-что об этом я знала из дамских журналов. Но в ожидании тоста или хотя бы какой-то команды хозяина я полировала хрустальную поверхность бокала с таким вдохновением, что Иван-Джон не отводил от этого магического действа глаз.

Сейчас он скажет то, что я слышала множество раз во всяческих интерпретациях, – что-нибудь о моих пальцах и запястьях. Все это у меня довольно тонкое, но проворное и цепкое – с такими способностями я бы, пожалуй, могла быть неплохой дояркой, ударницей труда. Я поймала его взгляд и улыбнулась. И подумала примерно так…

Не говорите, пожалуйста, ничего! Достаточно этого взгляда.

Достаточно взгляда, чтобы ощутить резонанс вибраций.

Ощутить резонанс вибраций, которые совпадают, входят друг в друга.

Входят и вибрируют воедино даже на расстоянии.

Даже на расстоянии, когда люди сидят на противоположных концах стола.

На противоположных концах стола, или – берегах океана, или – в разных уголках мира…

И даже тогда, когда один из них превращается в дождь…

– Позвольте, я вам что-нибудь положу? – сказал Джон.

Я обрадовалась. И моя тарелка спустя миг превратилась в развалы всяких вкусностей. Что дальше?

В полной тишине все подняли бокалы, выпили и начали наворачивать вилками. Скука, подумала я, лучше бы мне сейчас лежать у себя наверху и щелкать пультом телевизора… Здесь была слишком напряженная атмосфера. Я заметила, что женщина в блестящем платье недовольна моим присутствием.

Мсье Паскаль сделал наконец последний глоток и взглянул на меня.

– Вот так мы проводим вечера, госпожа Иголка.

(Довольно скучно, подумала я.)

– Но чтобы как-то разнообразить общение, – продолжал мсье Паскаль, – мы играем. В игру под названием – «На выход!» Это интересная и увлекательная игра. Надеюсь, она вам тоже понравится.

Затем он обратился к обществу:

– Госпожа Иголка с нами впервые, и поэтому считаю необходимым еще раз пояснить правила. Итак, вы, наверное, заметили, какой здесь длинный стол? За ним может поместиться сотня человек. В начале игры примерно так оно и было… Все скучали в нашем маленьком городке, он всегда был пропитан атмосферой ожиданий. Самых разных. Кто-то мечтал забеременеть. Кто-то – уехать в другие края, кто-то – сделать карьеру или обрести мировую славу, а кто-то… и банк ограбить. Люди такие странные. Им всегда чего-то недостает, чтобы осуществить свои намерения – смелости, приказа, денег, веры… И поэтому многое в их жизни не происходит. А это, согласитесь, довольно-таки обидно. Суть нашей игры в том, что мои уважаемые гости, собираясь здесь из года в год еженедельно, путем жеребьевки выбирают того, кто должен покинуть наше приятное общество и сам город. Чтобы воплотить все свои намерения. Суть этих намерений мы определяем все вместе. И, кстати, еще ни разу не ошиблись…

– Благодаря вам, мсье Паскаль! – сказала темноволосая женщина, вставляя в мундштук длинную сигарету.

Мой хозяин щелкнул зажигалкой, поднес ее к лицу дамы и улыбнулся:

– Просто я дольше всех живу на свете… Кое-чему научился. По крайней мере, разбираться в человеческих способностях…

Он снова повернулся ко мне:

– Так вот. Там, – он указал на круглую, похожую на аквариум, вазу, стоявшую на мраморной полке над камином, – лежат стеклянные шарики. Все они одинаковы. Кроме одного – в нем есть небольшое вкрапление в виде черной розы. Готовясь к очередному ужину, я заказываю такой новый шарик у столичного стеклодува. Ведь тот, кто вытащит этот жребий, забирает его с собой. На счастье…

(«Амулет Паскаля…» – прошептал мне на ухо Иван-Джон.)

– …и выбывает из игры.

Я пожала плечами:

– И что дальше? Что с ним происходит?

– М…м…м… – замычал старый мсье. – То, что мы ему здесь пожелали. По принципу морфогенного резонанса…

(«Это теория доктора Руперта Шелдрейка… – опять прошептал Иван-Джон, видя мою полную неосведомленность. – То, что мы смоделируем здесь, – повторится где-то там… Морфогенный резонанс – повторение подобных процессов…»)

Какие остроумные и веселые люди, подумала я, другие бы на их месте начали рыть канал, строить электростанцию, поворачивать реки вспять или искать под заборами своих коттеджей нефть. А эти сидят себе, ужинают, не вредят природе, не загрязняют окружающую среду… Развлекаются, как умеют.

– Понятно, – кивнула я головой. – Все понятно. Меня волнует одно, господин Паскаль: моя роль в этом развлечении.

– О, вы будете разносить шарики. Вот и все.

Я недоверчиво посмотрела на него:

– Все?

– Пока да. Но вы можете присоединиться к нам. Конечно, если пожелаете…

Для меня это означало одно: в любой момент я снова могу очутиться на улице. Даже если это сборище придурков нагадает мне стать шейхиней Брунея! Если у всех у них есть деньги, почему бы не пофантазировать, почему бы не вырваться из этой глухого угла. Но что касается меня – дудки! Не такая я дурочка.

– Спасибо, – сказала я, – за приглашение. Я подумаю над этим интересным предложением… Можно приступить к выполнению своих обязанностей?

– Да, пожалуйста, – кивнул мсье Паскаль. – Берите аквариум. Вы готовы, господа?

Все дружно закивали головами, хотя я почувствовала, что атмосфера стала более напряженной.

Ну и ладно! Я взяла аквариум с шариками и вопросительно посмотрела на хозяина.

– Начинайте с конца стола, – сказал он. – Кажется, Джон, вы жаловались, что засиделись в наших краях… Итак, вы – первый.

С аквариумом в руках я направилась к своему соседу. Вид у него был не слишком веселый. Он посмотрел на меня. Я вспомнила, как мы танцевали…

Иван-Джон отвернулся и запустил руку в аквариум, зажал шарик в руке, а потом, так же глядя мне в глаза, медленно раскрыл ладонь. На этот раз отвернулась я.

– Прозрачный! – наконец воскликнул он.

Странно, в его голосе было столько радости, что я усомнилась в страстном желании каждого из присутствующих вырваться отсюда.

Длинноносый нервный господин был следующим, он с удовольствием запустил руку в судьбоносный сосуд и с немалым разочарованием сообщил обществу то же самое: