Фартовый Ширинг Виктория

Глава 3.1

Не смотря на кровное родство и фактически одинаковое воспитание, которым по своему жестко занимался отец, братья Артем и Николай разительно отличались. Фартовый, который взял все лучшие физические свойства своего отца – рост, силу, черные, как смоль волосы в характере обладал рассудительностью и терпимостью матери. При этом не смотря на подобные качества в нем оставалось свойство быстро закипать реагируя на раздражители жестко со скоростью гепарда. Как оказалось подобная черта была так же свойственна его матери, но она научилась сдерживать себя спустя годы семейной жизни. Сохранять холодный рассудок при любых обстоятельствах Артем научился в армии. Пожалуй, поддаваясь своим горячим порывам, он бы просто не выжил, там, где от взвешенных и хорошо продуманных действий зависела жизнь.

Николай же наоборот обладал материнскими чертами – не высокий, угловатый, в детстве вообще казавшийся каким-то хрупким, он с годами обнаружил еще и тягу к какой-то странной не свойственной никому из Князевых полноте. Оставаясь внешне худым, с тонкими руками и тощим лицом он вдруг отрастил круглый объемный и мягкий живот. Так же и характером Николай обладал не похожим ни на кого из семьи и присущем только ему. Не было здесь ни твердой принципиальности отца, ни рассудительности или даже вспыльчивости матери. Но была у Николая одна черта, которая в процессе выживания, перекрывала все способности его родственников – это мгновенная способность приспосабливаться к всевозможным обстоятельствам и отлично вписываться в любое общество. Это не было той упрямством, которая заставляла Артема, попав в трудную ситуацию возноситься над собой становясь сильнее и выживать, не смотря ни на что. Скорее это была мягкая, но не преодолимая мощь растущего сквозь камни зеленого ростка. Особая коммуникативная сила, дающая возможность находить нужные варианты и контакты выражающая неимоверную способность к адаптации. Пожалуй, обладая большими амбициями с подобными свойствами, Николай смог бы достигнуть неимоверных высот практически в любой сфере, где одинаково выгодное общение между людьми находиться на первом плане. Но амбициями он не обладал вовсе, к тому, же имел совсем скудную фантазию. Суждениями довольствовался приземленными, видя жизнь с одной сугубо материальной стороны, но даже в данном плане предпочитал сложившийся быт и уют. Служба в ВОХРе так же положительно не сказалась на характере Николая. Время, проводимое среди заключенных – психов, убийц, насильников и воров развили в нем чувство паранойи и тотального недоверия ко всем людям. Особенно это выражалось в состоянии алкогольного опьянения, когда Николай мог стать абсолютно не вменяемым – злым и жестоким.

На удивительную способность Николая отлично приспосабливаться, в семье, впервые обратили внимание, когда он оказался в армии. До этого тихий мальчик, не блиставший в учебе, ничем особенным не выделялся, в отличие от Артема имевшим до определенного возраста постоянные проблемы, связанные с поведением.

Николая отправили служить в ракетные войска, в военную часть, расположенную под Одессой. Письма от него приходили не часто, и в принципе ничего кроме стандартных жив, здоров не содержали. Поэтому спустя год после того, как его призвали, мать отправилась проведать Николая и нашла его бодрым духом в полном здравии, да еще и преуспевающим. Получив внеочередной увольнительный, он встретил ее на вокзале Одессы, уже являясь обладателем своего постоянно растущего мягкого живота и бордовой импортной болоньевой куртки.

Затем Николай целый день водил ее, по городу показывая достопримечательности, кормил мороженом в кафе на Греческой площади и прогуливался с ней у моря.

Вернулась мать, в задумчивом состоянии впервые осознав, что ее тихий мальчик, не доставлявший родителям практически никаких проблем не так уж и прост.

Уже отслужив в армии, Николай по пьяни любил прихвастнуть, как он сумел втереться в доверие к прапорщику, в чье ведомство входило обеспечение части. Прапорщик страдал запоями и патологической ленью, так, что у Николая ставшим кем-то вроде его адъютанта, уже меньше, через год службы в руках оказались ключи от каптерки и практически неограниченные полномочия, связанные с получением обеспечения. Особенно выгодным для него стало сотрудничество с сержантом руководившим работой кухни. Продукты питания поступавшие в часть, так или иначе проходили через Николая, как минимум по накладным. Далее тушенка или срезаемое с говяжьих туш филе, по налаженному каналу оказывалось у азербайджанца руководившим в городе одним из продуктовых универсамов. Кстати по ценам значительно уступавшим магазинным, что не мешало поднимать солидные барыши. Солдатам же оставались голые кости в борще и две банки тушенки в каше вместо пяти.

Данная предприимчивость вполне могла светить Николаю дисбатом. Но он, как-то быстро осознал главное правило подобных предприятий – надо делиться. Так что те кому, что-то надо было знать о проводимых махинациях – знали, получая свою долю. В том числе и прапорщик, который беря от Николая деньги, предпочитал закрывать глаза на хорошо отлаженную систему подпольного сбыта и просто уходил в очередной запой. В конечном итоге коммуникативные способности Николая и его незаконная деятельность привели к совершенно противоположному от ожидаемого результату. Он вернулся домой с деньгами, одетый в модную импортную одежду и в сержантском звании.

Самое удивительное, что Николая звали остаться в военной части и продолжить военную карьеру. До сих пор никому неизвестно, что заставило его отказаться и вернуться в небольшой родной городок. Общительный и веселый, но при этом закрытый будто бы вещь в себе, Николай предпочитал об этом молчать. Возможно, здесь и сказалось полное отсутствие честолюбия, как бы там ни было, строить карьеру военного он не захотел.

После возвращения из вооруженных сил, у Николая вдруг вспыхнул роман с Анютой Цымбал. Сухощавая, вздорная женщина она славилась любовью к мужчинам и выпивке, при этом не отличалась красотой. Близко посаженные к переносице глаза делали ее лицо похожим на мордочку крысы, сходство также придавали немного выдающиеся вперед зубы верхней челюсти. Пожалуй, единственно, что у нее было действительно красивым, это густые черные волосы, доходившие Анюте почти до поясницы. Хотя и они зачастую имели вид не мытый и неухоженный. Тем не менее обладая неутомимым зажигательным характером, страстью к всякого рода застольям и гулянкам, при этом совсем не усложняя себе жизнь рассудительностью, Анюта совершенно не испытывала дефицит ухажеров. Чем ей так приглянулся Николай остается загадкой. Как в принципе и не до конца понятно, что со своей предприимчивостью в ней нашел Николай, ведь Анюта была его старше практически на четыре года, да еще и сама воспитывала двоих малолетних детей, оставшихся от мужа, который однажды уехал в командировку и не вернулся. Лишь раз после его пропажи Анюта получила телеграмму с просьбой срочно выслать деньги переводом в город Изюм. Как бы там ни было отношения Николая и Анюты, начавшиеся сразу после его возвращения из армии, продлились еще много лет, наполненные постоянными сходами – расходами, ссорами, даже драками и вдруг неимоверными приступами любви.

Николай практически сразу переехал жить к Цымбал, невзирая на протесты матери и рассказываемые ей страшные слухи о любовнице сына, которые она вдруг с несвойственной ей ранее страстью к сплетням стала собирать по соседкам и знакомым. Отец же тогда уже серьезно болевший, поддавшись охватившей его флегматичности, никак не мог, а может и не хотел повлиять на решение сына.

Вернулся домой, Николай уже через пару месяцев, спустив на Анюту все свои сбережения, заработанные на махинациях с продуктами в армии. И практически сразу пошел служить в охрану на местную зону, променяв, таким образом, карьеру военного на непонятные перспективы службы в местах лишения свободы. Первое время его повышенная приспосабливаемость к жизненным обстоятельствам никак себя не проявляла. Николай угрюмо тянул лямку службы простого охранника, но спустя какое-то время, в доме стали появляться предметы необычайного труда заключенных. Это были деревянные шкатулки с удивительными вырезанными в ручную розами на крышках. Кухонные наборы. Столовые доски. Ножи с инкрустированными в ручку пластмассовыми цветами. Все это Николай умудрялся понемногу сбывать среди знакомых.

Но событие, произошедшее примерно, через год после того, как Николай стал служить в охране, значительно изменило его положение, раскрыв вдруг перед всеми его удивительный потенциал.

Из зоны, на которой служил Николай, сбежали двое очень опасных рецидивистов. Точнее сбежал в конечном итоге только один, так как другого охрана застрелила еще при попытке к бегству. Первый же словно сквозь землю провалился. На данный случай в подобных местах существует определенная схема. Охрана, поднятая по тревоге и взбодренная начальством, приступила к погоне и поискам беглеца. Но напасть на след заключенного в течение суток не удалось, что уже считалось чрезвычайным происшествием. По статистике, чем дольше беглецу, удается находиться на свободе, тем больше вероятность, что он скроется. К поиску была подключена оперативная часть, милиция и даже местные военные. Проверялись дороги и вокзал. В городе прессовались местные «малины» и все лица, стоявшие на учете у оперативников. С другой стороны преследователи с собаками, которые настойчиво отказывались брать след, все глубже погружались в лес, расположенный не далеко от зоны. Постепенно радиус поиска все сильнее расширялся, а через три дня стало ясно, что беглого вряд ли удастся найти. По крайней мере, пока он сам себя не выкажет. Что кстати тоже было маловероятно, уж, больно, опытным и матерым был зек.

Совсем по другому по этому поводу думал приехавший из области полковник. Он долго орал матом на собравшийся в кабинете начальника зоны старший офицерский состав, обещая их всех поставить раком. После его приезда поиски сбежавшего уголовника разгорелись с новой силой, но результатов никаких не давали.

Именно в этот момент на сцене происходящих событий и появился Николай. Что-то в произошедшем не давало ему покоя. Возможно, имея склад ума со свойственным ему ко всему подозрением, то ли рассуждая в чем-то, как преступник, или просто, наконец, устав от беготни по лесу, он пришел в опер часть и попросил дело сбежавшего заключенного. Скорее всего, дело простому охраннику никто бы не дал, но дежурившим в тот день опером оказался Игорь Охрименко, можно сказать друг детства самого Николая. Пожав плечами, и спросив: «И что же ты там такого хочешь найти?», Игорь протянул толстую папку Николаю.

Через пару часов Николай вернулся в опер часть обнаружив все таки кое что интересное.

– А скажи мне Игорюня, обратили ли вы внимание, на переписку беглого уголовника? – спросил он у Охрименко, и продолжил: – Выходит, что барышня, некто Зинаида Рафаилова, кстати, сама отбывавшая наказание в местах лишения свободы, и, которой он писал, пламенные письма живет в поселке рядом с зоной.

– Конечно, – серьезно ответил Игорь, – версия, что он скрывается у подруги по переписке, была первой. Дом ее обыскали, саму допросили, можно сказать с пристрастием. Да там и сам поселок прочесывали раз пять. Нет там беглого, уже наверно где-нибудь в Крыму, или, наоборот, на Урале.

– Странно, – тихо произнес Николай и покинул опер часть.

Тем не менее, существование подруги по переписке у сбежавшего заключенного, да еще и проживающей совсем рядом с зоной не давало ему покоя. И он сделал то, что, по его мнению, давно уже должны были сделать, но почему-то не сделали опера. Он решил проследить за Рафаиловой. Но так как особой физической силой Николай не отличался, а в случае если он бы оказался прав, и возникла необходимость уголовника обезвредить, пришлось в виде силы, за магарыч взять с собой двух здоровых сверхсрочников, уроженцев Западной Украины.

Наблюдатели, одетые по гражданке, заняли свой пост после обеда. Они расположились в небольшом овраге напротив старого покосившегося дома Рафаиловой, скрытым от глаз древним прогнившим забором и палисадником. Как назло примерно, через час из серых, густых и низких, покрывших осеннее небо облаков, заморосил мелкий, противный дождь. Сверхсрочники до этого мирно лузгавшие семечки, засуетились, намекая, что по такой погоде неплохо было бы употребить бутылку из обещанного магарыча прямо сейчас чисто в профилактических целях, но Николай молчал. Охваченный азартом он будто бы охотничий пес чувствовал добычу и как никогда был уверен в своей правоте.

– Не, Мыкола, трэба цэ, ще пляшечку добавить в связи с погаными погодными условиями, – не унимался один из сверхсрочников.

– Будет, все будет, – сквозь зубы цедил Николай.

Предчувствие его оправдалось уже через несколько часов. Рафаилова вышла из своего двора, когда на улицу опустились первые сумерки, держа в руках небольшой сверток, завернутый в газету. Она заспешила в центр поселка, все время подозрительно оглядываясь по сторонам. Когда Рафаилова скрылась за поворотом, Николай дал сигнал сверхсрочникам и устремился за ней следом.

Пройдя центр поселка, Зинаида дошла до двухэтажных многоквартирных домов построенных здесь лет десять назад. На детской площадке расположенной во дворе одного из домов она вдруг остановилась осматриваясь по сторонам. Затем прошла по площадке, обошла по кругу детскую горку в форме ракеты, устремившей свой взгляд в небо, и выкрашенную голубой краской, уже правда потрескавшейся и местами облезшей. Наконец она покинула площадку и направилась в сторону дома. Наблюдавший за ней из-за угла Николай сперва не смог понять всех странных действий выполняемых Рафаиловой, но, тем не менее, насторожился, чувствуя чутьем зверя, что разгадка прямо перед его глазами. Он остановил, уж было вновь устремившихся за Рафаиловой сверхсрочников, и внезапно осознал, что именно было не так. С детской площадки она уходила без свертка.

Николай устремился к площадке. Сверхсрочники последовали за ним. Свертка нигде не было. «Рафаилова заходит на площадку со свертком в руках, – думал Николай, стараясь восстановить картину перемещения Зинаиды, – обходит вокруг ракеты. И выходит с другой ее стороны уже без свертка!». Он обошел горку по кругу не заметив ничего необычного. Старая горка, каких полным полно во дворах Союза. Неухоженная и давно некрашеная. По корпусам самого конуса изображающего ракету повсеместно сквозь потрескавшуюся краску проступила ржавчина. И тут в сгущающейся темноте он заметил, что конус не сплошь состоит, из одного листа метала. В самом низу была заплатка, хорошо подогнанная, но не приваренная сваркой. Хотя так, же выкрашенная в голубой и поэтому не бросающаяся в глаза с первого взгляда. Еще и песок возле латки казался только, что взрыхленным. «При желании в отверстие подобного размера легко мог пролезть взрослый человек, да и места в конусе, чтобы там находиться вполне бы хватило», – думал Николай. Он кивнул сверхсрочникам головой, чтобы те подошли ближе. Ухватился за выступающий край латку, и слегка ее, раскачав, без затруднений вытянул из песка. Затем достал из кармана куртки ручной фонарик и посветил внутрь ракеты. Из темноты на него уставилось бледное лицо с недобрыми глазами беглого заключенного. Как не странно он даже не сопротивлялся, когда его из ракеты вытаскивал один из сверхсрочников. Лишь улыбался стиснув зубы, от чего его улыбка больше походила на звериный оскал и наконец, бросил:

– Вот Зинка сука, привела все-таки хвоста.

В конечном итоге оказалось, что зек практически никуда и не собирался убегать. Покинув зону, он преодолел несколько километров до поселка бегом и спрятался в месте указанном ему подругой по переписке, то есть в детской ракете. О побеге они условились в переписке благодаря специально разработанному шифру, который проморгали опера, просматривающие письма зеков. В этой ракете уголовник собирался дождаться, когда все уляжется, и поиски его прекратятся, чтобы потом уже беспрепятственно отправиться дальше. Зинаида же тайком кормила его. Пожалуй, план зека имел все шансы на успех, если бы в него не вмешался случай в виде областного полковника, а потом уже и Николая.

Полковник же узнав, как все обстояло на самом деле устроил страшный разгон в опер части обещая всех уволить, а кое-кого и посадить. Но делал это он, кривя душой, лишь для того, чтобы нагнать страху на подчиненных и в конечном итоге так и не выполнил своего обещания. В принципе он остался доволен тем, что беглого зека удалось схватить, как выходило теперь, после его приезда. То есть можно сказать под чутким руководством самого полковника.

Узнав же, что задержание осуществил обычный охранник со сверхсрочниками, он долго орал на начальника зоны: «А какого хера такие парни у тебя в простых охранниках бегают?»

Среди личного состава зоны поплыли слухи, даже о каком-то ордене, который наверняка наградят Николая за поимку беглого. Но все оказалось проще. Спустя несколько дней после отъезда полковника, Николая перевели на лейтенантскую должность. А потом через некоторое время отправили на обучение в школу милиции.

Таким образом, после произошедшего Николай существенно усилил свои позиции среди сотрудников колонии и сделал ощутимый карьерный шаг, хотя и заимел несколько недоброжелателей в опер части. Что в принципе при особенностях его характера было не очень хорошо. Тем не менее теперь у Николая начались какие-то новые, темные совершенно непонятные родным дела. Хотя дома все так же появлялись ручной работы доски и ножи, он их больше не продавал и часто раздаривал знакомым просто так. При этом временами Николай вдруг начинал сорить деньгами и его видели то в ресторане при единственной городской гостинице, то покупающим для Анюты какие-то дорогие вещи в промтоварах. Но в семье об этом было мало, что известно, прежде всего, потому, что в моменты своего финансового благополучия Николай чаще всего перебирался жить к Цымбал. Затем спустя какое-то время, в очередной раз, разругавшись с ней в пух и прах, возвращался в родительскую квартиру.

В тот момент, когда Артем начал свои занятия в институте, Николай как раз проходил этап очередного расставания с Цымбал. Он страшно пил и шатался неизвестно где, чем вызывал недовольство матери. Тем не менее, Артем никак не пытался влиять на брата. Он воспринимал его целиком со всеми недостатками, как когда-то в детстве. И хоть Николай довольно рано потерял для него непоколебимый авторитет старшего брата, Артем его любил. Что было необычным и для Николая, который в принципе никем в семье особо не интересовался, он тоже любил своего брата, сильным и нежным чувством берущем свое начало в далеком детстве.

Поэтому и сейчас наблюдая за братом, Артем все еще видел в нем школьника, который учился на три класса выше и из-за, которого ему частенько влетало. Вообще учится со старшим братом в одной школе сомнительное удовольствие. С одной стороны, конечно почет и уважение среди одноклассников обеспечен, ведь твой брат старшеклассник и может запросто оттягать любого обидчика за ухо. С другой стороны учителя, после очередной выходки Артема первым делом сообщали о случившемся Николаю, а тот в свою очередь доносил родителям. Особенно Артему запомнился случай произошедший с ним в классе пятом или шестом, в любом случае тогда он уже стал для большинства Фартовым. Как-то раз Артем умудрился получить двойку по русскому языку, причем в дневник. Конечно же, опасаясь гнева отца, который настойчиво следил за успеваемостью своих сыновей, Фартовый решил уничтожить улику и просто вырвал лист с двойкой из дневника. Учительница же по русскому языку, зная о характере Артема, решила подстраховаться и рассказала о полученной двойке Николаю. Тот в свою очередь, недолго думая передал слова учителя отцу.

Вернувшегося из школы Артема встретил загадочно ухмыляющийся Николай, а затем подошел и отец.

– Как дела в школе сынок? – невинно поинтересовался он.

– Все хорошо пап, – соврал Артем.

– Что-то, я давно у тебя дневник не проверял, покажи мне его, пожалуйста, – продолжил отец.

С дрогнувшим сердцем Фартовый долго рылся в школьном портфеле, но поняв, наконец, что проверки дневника ему не избежать, он взял его и протянул отцу.

Тот долго с недоумением перелистывал страницы и наконец, сказал:

– Насколько мне известно, у тебя за сегодня должна стоять двойка по русскому языку, но ее нет.

Затем он присмотрелся к последнему, заполненному рукой Артема листу, и возмутился:

– Ты ж, что это лист из дневника вырвал?!

Последовавшее за этим наказание было по отцовскому суровым, хотя и несло в себе огромную педагогическую силу. Отец выдал Артему денег на парикмахерскую, заставив его отправиться туда самостоятельно и подстричься под ноль. На следующий день лысый Фартовый вызвал в школе шквал насмешек. Все вокруг понимали, что его лысая голова стала следствием полученной им двойки и насмехались над ним в открытую. Николай же и вовсе не мог угомониться и все время повторял:

– Не ну ты и, правда, Фартовый, такую стрижку себе отхватил.

Тем не менее отец преподнес Артему весьма ощутимый урок. Цель его, как позже понял Фартовый была не в том, чтобы наказать его за двойку, а отучить раз и навсегда врать родителям. И эта цель была достигнута. С этого момента он ни разу не соврал, ни отцу, ни матери.

На брата же Артем обижаться долго не мог. И спустя какое-то время обиду сменяло чувство глубокой привязанности. Так было раньше, так осталось и теперь.

Глава 3.2

Видимая в мечтах новая жизнь действительно с головой захватила Артема. Он рьяно погрузился в учебу, да так, что с начала первого семестра стал, чуть ли не лучшим студентом в группе. Нельзя сказать, что учеба давалась ему легко. Многие знание получаемые в институте, казались скучными и бесполезными. Но закаленный службой в спецназе Артем, давно для себя уяснил, что практически бесполезных знаний не бывает вовсе. Он был уверен, что все зависит от человека и его способностей применить необходимые знания в нужный момент.

Когда вдруг нападала ипохондрия и нежелание понимать, что-либо накрывало с головой, Артем, зачастую вспоминал свои первые дни в спецназе.

Три дня, что их гоняли по лесу, лил неимоверный ливень. На Артеме, как и на одиннадцати таких же бедолагах невозможно было найти сухой нитки. Промокшие до основания, мучимые голодом, валящиеся от усталости они к обеду, наконец, оказались во временном лагере, расположенном на опушке леса. Лагерь представлял из себя скопление из десятка военных палаток и небольшую армейскую кухню, на которой из-за дождя ничего не готовилось. Поэтому бойцам спецназа участвующих в учениях, и проживающих в палатках три дня приходилось довольствоваться сухим пайком.

Наконец жестоко терзавший все эти три дня молодняк сержант, разделил группу на две части и, указав им их палатки, разрешил отдыхать, приказав, правда, прежде привести себя в порядок. Мокрые и оборванные с килограммами грязи на армейских ботинках, предчувствуя долгожданный отдых молодые солдаты устремились к палаткам. Но вдруг идущий впереди группы в которой находился Артем, замер приподняв полог закрывающий вход в палатку. Прямо у входа лежало белоснежное полотенце, ступить на, которое грязным ботинком просто не поднималась нога. Вообще было не понятно, что необходимо предпринять. Перепрыгнуть через полотенце, так же означало обляпать его грязью с ботинок. А сзади на солдата уже наступали другие, стремясь по скорее скрыться от казалось пропитавшего до костей дождя. И солдат принял решение, он перепрыгнул через полотенце, затем прошел в угол палатки и замер не понимая, что к чему. Все это время за ним не отрываясь следили шесть пар глаз, матерых спецназовцев, отслуживших здесь уже около года. Вскоре с проблемой в виде белого полотенца столкнулись еще четверо будущих бойцов. Все они приняли решение подобное предшественнику и перепрыгнули полотенце. Идущий последним в группе Артем приподняв полог палатки на мгновение замер, оценивая ситуацию. Перед ним лежало белое полотенце, в одном углу толпились его товарищи по несчастью, а с другого на него уставились бойцы спецназа. Он рассудил логически, как его всегда учил отец. Если полотенце лежит при входе, там, где обычно находится коврик для вытирания ног, то оно, скорее всего для этого туда и положено. Артем ступил на белоснежную ткань, и тщательно вытерев ноги, прошел вглубь палатки. На несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Наконец спецназовцы вдруг разразились громкими подбадривающими фразами:

– О, наш человек!

– Малой иди сюда, теперь это твоя койка, – позвал Фартового один из спецназовцев указывая на верхнюю полку двухъярусной кровати. Как позже узнал Артем, данное место среди спецназовцев по-своему считалось престижным.

Этой ночью, из-за полотенца пороли всех новичков, кроме Фартового. Логика спецназовцев была проста. Они отнеслись к прибывшим со всей душой и даже не пожалели полотенца о которое вытирали лицо, бросив им под ноги, для того, чтобы те вытерли грязь с ботинок. Новички же в свою очередь, как бы побрезговали и выказали невиданное неуважение к обитавшим здесь бойцам, вышагивая в нечистой обуви практически по их дому. Это был первый урок, который преподнесли старики молодым. А еще раньше, этим теперь уже закаленным спецназовцам, в пору их неопытности, так же пришлось его проходить. Фактически он означал – начинайте думать головой, без этого здесь не выживешь. Со временем, урок с полотенцем преподавал вновь прибывшим, уже сам Фартовый, особенно в бытность свою сержантом.

Экзекуция происходила на нижнем ярусе самой близкой к выходу из палатки кровати. Молодых заставляли снять штаны, укладывали долго и беспощадно лупили армейским ремнем по пятой точке.

В принципе практика избиений была неотъемлемой частью философии спецназовцев. Особо яро в данном плане, в палатке, в которой теперь жил и Артем, действовали три крепыша – Хмурый, Синица и Кусок. На следующий день после экзекуции, они решили, что все-таки не хорошо, что один из молодых остался не выпоротым. Об этом Хмурый и объявил Артему, когда он вернулся с очередного марш броска, приказав снять штаны, и ложиться на кровать. Фартовый сделал вид, что подчиняется приказу и потянулся к ремню, а затем действовал по вечно выручающему принципу своего тренера по рукопашному бою – бей первым. Резким хуком он мгновенно отправил в нокаут находящегося ближе всех к нему Куска. И не давая спецназовцам опомниться, отправил прямой в челюсть Синице. Больше ничего сделать Фартовый не успел. К делу быстро подключились остальные трое спецназовцев из стариков, и Артем не заметил даже, как оказался на земле, прикрывая от ударов голову. Били его наверно минут пятнадцать.

После этого Артем затеял увлекательнейшую игру. Где бы он не встречал Куска, Синицу или Хмурого по одному, он сразу же бил их в челюсть. Конечно, после этого неизбежно следовало групповое избиение Фартового, но он не уступал и на следующий день вновь лупил в челюсть кого-то из троих. Дошло до того, что они даже стали его обходить, стараясь не оказаться с Артемом на одной тропе лицом к лицу. А совсем скоро Фартового и вовсе оставили в покое и перестали избивать.

Поэтому справившись с подобной троицей, практически еще в юности, Артем не мог представить себе задач, которые были бы ему не по плечу. И такие трудности, как недающиеся с первого раза институтские науки никак не могли его запугать.

С выработанной годами в спецназе привычкой, Артем не мог проводить время бесцельно. Как и раньше, день его начинался в шесть утра с физических упражнений. Далее следовал завтрак и институт пять дней в неделю. Вечерами он штудировал книги имевшие непосредственное отношение к его будущей профессии. Лишь некоторые субботние вечера он оставлял для встреч с Танькой. Проводя остальное свободное время в основном в городской библиотеке. Нельзя сказать, что сложившимся положением Танька была довольна. Она все чаще раздражалась и устраивала скандалы по пустякам, обвиняя Артема в невнимательности к себе.

– Почему мы должны жить по твоему расписанию Артем? – спрашивала она. – Почему не можем встречаться, как обычные люди, ходить в кино или на танцы в ДК? Почему я должна ждать субботы думая, придешь ты в этот раз или нет?

Но Артема отношения с Татьяной полностью удовлетворяли. И он просто не желал ничего в них изменять.

Особое место в жизни Фартового, так же заняла и его тренерская работа. Первое время Артем старался обучить своих учеников тому, что, как он считал, может пригодиться в реальной жизни, и при необходимости спасет им жизнь. Он учил их отражать нападение нескольких противников, защищаться от угроз ножа, палки, разбитой бутылки. При этом многие приемы, которые своих учеников заставлял отрабатывать Фартовый, носили глубоко не спортивный характер. Здесь были грубые болевые захваты, удары в пах, по глазам или в горло – признанные за годы службы в спецназе, как самые эффективные. Но после того, как на городских соревнованиях одного из его учеников дисквалифицировали за запрещенный болевой прием, а двое заняли призовые места, обеспечив, таким образом, себе участие в областном первенстве, систему обучения пришлось срочно перестраивать. Теперь Артем старался учить своих ребят, менее агрессивному ведению боя, рассчитанному специально для соревнований, где битва в основном шла за очки. С двумя ребятами шестиклассником Сашей по прозвищу Миля и девятиклассником Игорем, прошедшими в областное первенство Фартовый стал заниматься дополнительно отдельно от основной группы. Особую ставку он делал на Милю, а вернее на его потрясающую скорость. Маленький и складной Саша передвигался молниеносно. Его руки и ноги взлетали с огромной скоростью, быстро нанося удары противнику. При этом оппонент просто не успевал следить за ним. Казалось только, что находившийся перед ним Миля вдруг оказывался сбоку и, нанеся четкие и резкие удары, быстро перемещался в другую сторону. Его скорость великолепно подходила для спорта, теперь Фартовый старался дать Миле технику и выносливость.

Сложнее дело обстояло с Игорем. Вроде бы все у него было и сила удара и техника, и хорошая обучаемость, но чего-то не хватало. Со временем Артем понял, что не хватало парню стержня, или уверенности в себе. Таких в армии Фартовый видел много. И как показывал опыт, они погибали первыми.

Глава 3.3

В воскресный день назначенных соревнований, ребята, участвовавшие в первенстве и те, кто пришли их поддержать ждали Фартового на автобусной остановке возле школы. За ними должен был прибыть транспорт из ДОСААФа, с Всеволодом Владимировичем и ребятами из других школ так же прошедшими в первенство. Дожидаясь автобуса Фартовый вдруг поймал себя на мысли, что он заметно нервничает. Он не находя себе места вышагивал по остановке действительно переживая за своих ребят, и все время думал, что забыл научить их чему-то важному, чему-то, что на соревнованиях им может пригодиться.

Наконец возле остановки притормозил бело синий «экарус», в проеме его двери показался, как всегда улыбающийся Всеволод Владимирович.

До спортивного комплекса расположенного в областном центре доехали почти за час, под не прекращающийся гомон ребят. Далее последовали необходимые формальности – регистрация, квалификация спортсменов по весовым категориям и жеребьевка. Наконец заместитель начальника исполкома по вопросам молодежи и спорта объявил о начале соревнований. Первым из команды Артема на бой должен был выйти Игорь, которому во время квалификации существенно не повезло. Он оказался в группе спортсменов старше и существенно тяжелее себя, имея всего лишь около полу килограмма лишнего веса, не позволившего попасть в более легкую группу.

Насчет Игоря, Фартовый оказался прав. Увидев перед собой противника, который во многом превосходил его физически, парень испугался и расклеился. В принципе в бое за очки, сила и физические данные не имеют главенствующего значения. Чтобы победить подобного противника Игорю бы хватило скорости и техники. Но он потерял самообладание. Поэтому бой больше походил на избиение. Противник Игоря набрасывался на него, сея сокрушительные удары, тот же даже не предпринимал попыток контратаки и лишь прикрывал свое тело от ударов перчатками. Когда Игорю присудили поражение, Артем вдруг поймал на себе недовольный взгляд Всеволода Владимировича.

Зато Миля порадовал от души. Со свойственной ему скоростью он крушил противников одного за другим. Конечно он не провел не одного болевого захвата и не побеждал нокаутом, зато стабильно выигрывал по очкам с существенным отрывом от противников. Так он добрался до полуфинала, а затем и до финала. В финальном поединке Миле противостоял противник практически аналогичный ему самому.

Такой же маленький, быстрый и подвижный. Их бой походил на сражение сказочных людей, слишком быстрых для реальности. Но в итоге Миля все-таки проиграл с минимальным отрывом по очкам, тем не менее, став серебреным призером первенства. Так у команды учеников Фартового появилась первая награда. Поэтому возвращаясь, домой в автобусе, все под тот же дружный гомон подростков, он был переполнен чувством выполненного долга и гордости, за себя, как за тренера и за Милю, как за своего спортсмена.

Глава 3.4

На следующий за соревнованием день, в понедельник, Артем сидел в аудитории, наблюдая, как лучи октябрьского солнца нежно окутывают белоснежные волосы Светланы, придавая им сходство с божественным нимбом. Пара закончилась и сейчас Светлана, стоя к нему спиной списывала формулы, с доски облокотившись на преподавательский стол. Сквозь ее вязаное платье отчетливо проступали эстетически прекрасные формы. Тонкие, белые будто бы выточенные из мрамора щиколотки заключенные в капрон, возвышались из черных полуботинок, на маленьком каблуке. В аудитории уже никого не осталось. Лишь она и Артем, застывший на студенческой скамье, с головой погрузившийся в любование прекрасным и неведомым созданием. Наконец он вышел из оцепенения, встал и подошел к Светлане.

– Свет, а пойдем сегодня в кино, – широко улыбаясь, произнес Артем.

Она испугано вздрогнула, резко оторвавшись от тетради, подняла взгляд своих карих глаз на Артема, и плавным движением, поправив скользнувший на лицо белоснежный локон, произнесла:

– Ой, Артем ты напугал меня. Я думала тут уже никого нет. Ты что-то мне говорил?

– Да, я приглашал тебя вечером в кино, – все так же широко улыбаясь, спокойно ответил Артем.

Света вдруг смутилась и на ее гладких и белых щеках вспыхнул, розовым румянец. Не много робея, она произнесла:

– А что идет?

– Кинг-Конг жив, – ответил Артем.

Она замялась в нерешительности и наконец сказала:

– Я бы правда хотела, но у меня подруга. В общем, мы живем вместе в одной комнате в общаге, ну и дружим с детства. Она практически никуда не ходит, а сегодня у нее день рождения, она обидится, если я с ней не побуду.

– Ничего страшного, бери подругу с собой, – предложил Артем.

– А, что может это и не плохая идея, – ответила Света.

– Ну, тогда я жду вас без четверти семь у кинотеатра, – сказал Фартовый.

– Договорились, – улыбнувшись, произнесла Светлана и вновь погрузилась в свои записи.

Покидая аудиторию, Артем задавал себе единственный вопрос – почему он не сделал этого раньше? Почему давно уже не пригласил куда-нибудь Светлану? Он не спускал с нее глаз с начала семестра, но отчего-то ничего не предпринимал. Хотя наверняка знал, что их сближение рано или поздно станет свершившимся фактом. Тем не менее, этот самый необходимый первый шаг, Артем постоянно откладывал на потом, обманывая себя тем, что на данный момент есть уйма первостепенных дел. И он действительно, находил себе занятие, отдаваясь учебе и тренерской работе.

Пожалуй, еще ни к одному свиданию Артем не готовился столь тщательно. Он долго выбирал, какой надеть свитер, наконец, отчаявшись, даже пытался влезть в свой выпускной костюм, который был мал и надрывно трещал по швам. Затем три раза чистил щеткой свое драповое пальто и до блеска отражающего свет лампочки натер ботинки.

Вечером в половине седьмого, чисто выбритый и пахнущий одеколоном брата, Артем вышагивал возле кинотеатра сжимая в руках букет из семи красных гвоздик. По мнению Артема, Светлане больше бы импонировали розы, но приобрести у цветочников, что-то кроме вечного символа праздника советского пролетариата не удалось.

Слегка смущающаяся и от того более очаровательная Света, появилась ровно без четверти семь. На ней было кашемировое пальто, цвета кофе с молоком. Карие глаза, слегка подведенные тушью, с любопытством смотрели на Артема, когда он протянул ей свои гвоздики. Полные, подкрашенные не яркой помадой губы разошлись в приветственной улыбке. Света пришла все с той же невзрачной подругой, с которой Фартовый увидел ее впервые в фойе института. А та еще прихватила с собой своего двоюродного брата. Чудаковатого очкарика, одетого в темно коричневую вельветовую куртку и серые в клетку штаны, которые были слегка коротки. Протянутые цветы Света не взяла сказав:

– Ты, наверное, что-то перепутал, день рождение сегодня у Кати, ты наверное ей хотел подарить букет.

Артем чуть не хлопнул себя по лбу, но сдержался, лишь про себя отругав свою забывчивость. Затем справившись с минутным замешательством, произнес:

– Конечно, ты права, Катя поздравляю тебя с днем рождения.

Он протянул ей гвоздики.

Катя в ответ не произнесла не слова. На ее настолько серьезном лице, что оно казалось хмурым, не появилась даже тени улыбки. Но цветы взяла. На мгновение в воздухе повисла тишина, пока, наконец, под свой контроль ситуацию не взяла Светлана.

– Где же мои правила хорошего тона? Я же даже вас не познакомила, – улыбаясь, проговорила она.

– Ребята знакомьтесь это Артем. С ним мы учимся в одной группе, – обращаясь к Кате и ее брату, продолжила Света, после указав рукой на своих друзей, она произнесла: – Артем, это моя лучшая и любимая подруга Катя и ее двоюродный брат Толик. Катя учится в нашем же институте на архитектора, а Толик в техникуме на радиомеханика.

Толик шагнул вперед, протягивая свою руку. Артем крепко пожал ее проговорив:

– Очень приятно.

Катя все с тем же серьезным видом буравила его своими маленькими глазками.

– Ой, что мы стоим, там же все билеты раскупят! – громко воскликнул Артем.

И молодые люди устремились в кинотеатр.

В кассу кинотеатра действительно выстроилась довольно большая очередь. Артем занял место в ее хвосте и, простояв минут десять, купил всем билеты. Ребята ждали его в очереди у гардероба, сняв верхнюю одежду и держа ее в руках. Света оказалась в черном шерстяном платье плотно обтягивающем ее стройную фигуру. Непроизвольно Артем залюбовался ею. Наконец сдав одежду и получив взамен круглые алюминиевые номерки, компания прошла в кинозал, который оказался заполненным почти полностью. В основном здесь находились молодые люди приблизительно лет до двадцати пяти. То тут, то там Артем заметил парочки решившие провести свидание в кино. Барышни в этих парах так же сжимали в руках букеты из красных гвоздик.

Практически сразу после того, как ребята заняли свои места, в зале погасили свет. Подруги сели рядом, Артем же оказался с лева от Светланы, а Толик соответственно справа от Кати. Сеанс начался с небольшого документального сюжета о достижениях Перестройки, а затем сменился сюжетом о войне в Афганистане. Наконец в кадре появилась гигантская горилла.

Примерно через десять минут после начала сеанса, от изображения на экране Артема отвлек резкий шум. Распахнулась входная дверь и в зал ворвалась компания из троих парней, громко переговаривающихся, и видимо не совсем трезвых. Они заняли места прямо за Толиком.

Рассевшись, парни не унимались и принялись комментировать фильм, временами заливаясь громким хохотом.

– Молодые люди, вы не могли бы вести себя потише, – не выдержал Толик.

Он проговорил это шепотом, обернувшись к парням и нелепо поправляя пальцем очки.

– О, ботан. Ты че ботан давно по зубам не получал, – сказал один из парней сидящий в центре компании. И для убедительности поднес к лицу Толика здоровенный кулак.

В дело вмешалась Катя.

– Вы в общественном месте, так, что ведите себя, пожалуйста, культурно, а не как гориллы, – сымпровизировала она, заступаясь за брата и, по-видимому, думая о Кинг-Конге.

– Слышь ты институтка, ты кого гориллами назвала, – среагировал крайний слева.

Заинтересованный тем, как же парочка Светиных друзей справится с ситуацией, Артем решил пока не вмешиваться.

Но возле скандалящих появился контролер зала, пообещав выгнать всех с сеанса, если они не замолчат, и припугнул милицией. Парни притихли. Но Артем замечал, как тот, что находился в середине, то и дело потягивался, как бы невзначай задевая Толика ладонью.

Толик молчал, демонстрируя гордо распрямленной спиной свое полное презрение.

На самом деле этот фильм Артем уже видел. Он ходил на него с доконавшей своими упреками Танькой в прошлую субботу. Поэтому Фартовый не особо следил за тем, что происходит на экране, то и дело, поглядывая на Светлану. Она смотрела кино с серьезным выражением лица, не отводя взгляда. Ее красивые губы были слегка приоткрыты, а в особо напряженные моменты она вздрагивала и плотно губы сжимала.

В середине сеанса, вдруг осмелевший Артем взял ее за руку. Она вновь сжала губы и тихонько высвободила свою руку, даже не посмотрев на него. На ее лице освещенном экраном Артем различил проступивший румянец.

Не смотря на все отговорки Кати о том, что она считает подобные празднование старыми пережитками, место, которым на свалке, после сеанса было решено сходить и отметить ее день рождения в кафе расположенном в здании напротив кинотеатра, с холодным названием «Снежинка».

Молодые люди заказали две бутылки «алиготе» и мороженное. Им подали пиалы с длинными ножками под серебро, с тремя аккуратными шариками пломбира, хорошо политыми розовым сиропом.

Разговор, прерываемый тостами за здоровье, успехи в учебе и прочее, в основном затрагивал собой сюжет просмотренного фильма и темы связанные с учебой. Толик подвыпив сухого вина, вдруг разрумянился и стал очень разговорчивым. Артем, удобно расположившись на стуле, лишь изредка вставлял слова, поддерживая беседу, и любовался Светой.

– А у нас в части была такая шутка, – рассказывал Толик, как оказалось, он даже успел отслужить в армии радистом, где-то в Прикарпатье. – У призывника в военкомате спрашивают – мол, какой твой любимый фильм? Тот отвечает – про Штирлица. И его сразу отправляют в Афганистан, связистом. У другого спрашивают, а у тебя? Тот говорит Кинг-Конг. И его сразу отправляют в стройбат.

Закончив историю Толик, залился, каким-то визгливым смехом. Девушки его поддержали сдержанными улыбками.

– Ребят, а я вот вспомнила тот сюжет, что показывали перед фильмом о наших парнях в Афганистане. Ведь многие из них наши ровесники, – внезапно сказала Света, и, переведя взгляд на Артема, спросила: – А ты Артем, ты служил?

– Да, конечно, – спокойно ответил Фартовый и отправил в рот очередную ложку пломбира.

– А где? – не унималась она.

– Да в разных местах доводилось побывать. Ничего интересного, так обычная служба, как служба, – уклончиво ответил он.

– А у нас в части была история, – вовремя вмешался в разговор Толик. – Ну, как не то, чтобы у нас и свидетелем, этой истории я не был. Но рассказывали, что произошло это не далеко от нашей части. В общем, скажем, гуляла у нас одна байка. В Прикарпатье отличная природа, леса шикарные и соответственно очень много охотничьих угодий. В общем собрались как-то генералы на охоту, на кроликов. А егерь этих самых кроликов позабыл приготовить, так как был запойным и пил до этого неделю. Ну, теперь светило ему лишится места, чего егерь очень не хотел. Был у егеря серьезный выводок кошек. В общем взял он кроличьи шкуры и привязал их к кошкам. Получилась отличная кроличья семья. Теперь представьте удивление слегка принявших на грудь генералов, когда они вскинули карабины, а все кролики вдруг полезли на деревья. Говорят, многие из них зареклись больше не пить никогда.

Теперь смеялась вся компания.

Просидев в кафе до закрытия, молодые люди вдруг вспомнили, что завтра все-таки на учебу. А девчонки заспешили скорее в общежитие, в которое уже в принципе опоздали, так как часы Артема показывали почти 22–00.

– Ох, и влетит нам от коменданта, – запричитала Катя.

Толик и Артем, само собой, вызвались проводить девушек до общежития.

Улица встретила прохладой последнего дня октября. Одинокие фонари уныло освещали пожухлую траву на клумбах, беззастенчиво отражаясь в редких лужах, сохранившихся от дождя прошедшего в воскресенье. Света посильней укуталась в пальто, и решила уже не спешить, раз они и так опоздали в общежитие, которое закрывалось в десять вечера. Сбавив темп, они с Артемом постепенно отставали, от мчавшей на всех парах Кати в сопровождении Толика.

– Надо же было так забыться, даже не знаю, пустят ли нас теперь в общежитие, – смущенно проговорила Света.

Вслед за Толиком и Катей они свернули к институтской аллее, скрытой в темноте и не освещенной ни одним фонарем.

Начало следующих событий Артем пропустил, засмотревшись на Свету, он среагировал лишь, когда услышал крики Кати, доносящиеся из глубины аллеи. Тогда они заспешили к едва различимым в темноте людским силуэтам.

Все оказалось банально и просто. Трое парней, поскандаливших с Толиком и Катей в кинотеатре, решили наказать институтских ботанов. Они проследили за молодыми людьми, до кафе. Затем путем не сложного умственного заключения, решили, что те однозначно будут возвращаться в общагу, через аллею, ведь так было короче. Здесь парни и устроили засаду, в процессе ожидания, по-видимому, употребляя алкоголь.

Артем подоспел к месту, когда Толик уже оказался на земле, а трое его резво пинали ногами. Катя стояла чуть в стороне, крича: «На помощь». Фартовый разбросал нападающих в разные стороны и встал над Толиком.

– О еще один, сейчас мы и ему морду начистим, а телок ваших отдерем, – нагло заявил один из парней.

– Попробуй, – спокойно ответил Артем, а через мгновение прямым ударом ноги отправил его в ближайшие кусты.

Замах ножа-бабочки из-за спины он почти пропустил, что вполне могло ему стоить жизни. Лишь в последний момент, Артем уловил отблеск на стали, стремительно приближающегося к нему оружия. Фартовый успел лишь подставить руку, чувствуя как нож вспарывает рукав пальто и кожу. Далее он свободной рукой перехватил кисть нападающего, при этом успев среагировать на подоспевшего третьего парня, врезав ему на отмах локтем раненой руки и вероятнее всего сломав тому нос. Фартовый завершил болевой захват руки с ножом первого нападающего, остановив себя в тот момент, когда уже могла сломаться кость и добавил ему ударом кулака в голову, отключая сознание парня.

Артем замер и осмотрелся. Один из нападавших в отключке. Второй сидел на земле, прижимая руки к носу и поскуливая, из под пальцев у него бежала не различимого в темноте цвета, кровь. Третий из кустов так и не появился. Толи Фартовый ему здорово заехал, то ли он наученный опытом друзей решил больше не испытывать судьбу. Толик уже поднялся с земли. Он стоял, опираясь на Катю, и оба они таращились на Артема, да так, что белки их глаз отчетливо виднелись в темноте.

К нему подошла Света, протягивая белый платок.

– Держи у тебя кровь идет, – дрожащим голосом произнесла она.

И Фартовый почувствовал тепло липкой жидкости стекающей по руке. Не понятно было, как она смогла разглядеть это в темноте.

– В разных местах говоришь, служил, ничего интересного, никогда не видел, чтоб так троих уделывали за полминуты, – произнес Толик, подходя к Артему, хромая и все, также опираясь на Катю.

Фартовый не ответил.

– Пойдемте быстрее в общежитие, там, на проходной телефон есть, может быть Артему нужна медицинская помощь.

На стуки в дверь комендант общежития долгое время не реагировал. Наконец послышался сварливый мужской голос:

– Нечего стучать, все равно не впущу. Правила для всех писаны. В 22–00 общежитие закрывается. И все тут. Ночуйте где хотите. Идите туда где до этого шатались.

– Пожалуйста, откройте. На нас хулиганы с ножом напали. Тут человек ранен. Надо срочно в скорую звонить, – заголосила Света.

Щелкнул замок, и из-за двери показался невзрачный бородатый мужичек. Он недоверчиво всматривался в молодых людей. Наконец заметив весь пропитанный кровью платок, который Артем прижимал к руке, произнес:

– Эка тебя парень угораздило.

И впустил всех на проходную общежития.

Катя и Толик, удостоверившись, что рана у Артема не опасная, разошлись, сославшись, на то, что завтра с утра необходимо быть на занятиях. Толик не смотря на то, что его втроем катали по земле, практически не пострадал. Он отделался лишь, разбитой губой и очками. Ну и еще конечно уязвленным самолюбием.

– Ты уверен, что не стоит вызывать скорую, – спросила Светлана, обрабатывая рану Артема, сперва перекисью водорода, а потом йодом, который ей принес комендант.

– Уверен. Рана пустяковая. Видишь, кровь уже остановилась, за пару дней все затянется. Вот пальто жалко, нормально не зашьешь, – ответил Фартовый.

Сидя на стуле на проходной, он с удовольствием наблюдал, как Света проявляет о нем заботу. Она осторожно ватой, наносила йод на рану, а затем нежно дула, чтоб не щипало. Поддавшись волне возникшей к ней нежности, Артем накрыл ее свободную руку ладонью. Света вдруг напряглась и отстранилась, выдернув руку.

– Зато комендант вас впустил и даже не отругал, – скрашивая неловкость момента, произнес Фартовый.

– Да, – улыбнувшись, ответила Света. – Наверно мне надо идти, пока он не опомнился.

– Хорошо, – сказал Артем, вставая со стула.

Они стояли друг напротив друга, пристально всматриваясь в глаза. Он в необычайно, глубокие – карие, слегка наивные и теперь немного нежные. Она в зеленые, загадочные, манящие какой-то тайной и скрывающие в себе, как сегодня смогла убедиться Света – решимость, а может быть даже жестокость. Наконец она, опустив взгляд, тихо произнесла:

– До завтра.

Затем развернулась и быстро зашагала по коридору.

– До завтра, – бросил ей вслед Артем и, подождав пока Света, скроется из виду, направился к выходу.

Несмотря на саднящую руку, Артем шел домой в приподнятом настроении. Его голову не покидали мысли о Свете. Он вспоминал, как она забавно поправляет все время сползающий на лицо локон. Как мягко произносит слова своим насыщенным голосом. И как вдруг загадочно улыбается, задумавшись над чем-то своим. Как смеется, ходит, наконец, ест мороженное. А потом, о том, как она нежно дула на его рану. При этих воспоминаниях сердце Артема наполнялось теплотой, радостью и легкой щемящей тоскою в ожидании завтрашнего дня. Теперь завтра вдруг перестало быть просто следующим за сегодняшним днем. Завтра он вновь увидит ее, и от этого этот день превращался в мыслях Артема в волшебный. Теперь стало понятно для чего это завтра ждать.

Простившись с Артемом, Света быстро поднялась по лестнице на третий этаж. Прошла по плохо освещенному коридору корпуса, мимо замершей в темноте общей кухни. Казалось весь корпус, да и само общежитие, давно уже погрузилось в глубокий сон. На секунду Света замерла перед комнатой триста три, и наконец, вошла в нее. Здесь они жили вместе с Катей. В принципе комната была рассчитана на троих, о чем и свидетельствовала третья кровать, но у девочки по имени Марина, что-то случилось в семье, еще в начале семестра и она съехала, а к ним так, почему-то, больше никого и не подселили. Обстановка помещения, не смотря на то, что здесь жили две девушки, была более чем спартанская. Под единственным окном, выходящим во двор института, расположился старый массивный письменный стол, для занятий. Заваленный сейчас различными книгами по архитектуре, он освещался небольшой красной настольной лампой. В правом от него углу громоздился, не менее древний, чем стол шкаф, с покосившимися дверцами. А под оставшимися свободными стенами ютились три кровати. Вот пожалуй и все. Если не считать странного, самодельного, сделанного, по-видимому, из корзины абажура. И наскальной живописи в виде загадочного вида зданий и пейзажей, которые в наследство на светлых обоях, покрывающих стены комнаты, оставили бывшие ее обитатели – мальчики архитекторы. Да еще плюс единственный деревянный стул возле стола и вешалка, прикрепленная у входа, в виде набитых в доску гвоздей.

«Комнате отчаянно не хватает уюта и ухода», – только оказавшись здесь, в который раз отметила Света. И вновь пообещала себе провести генеральную уборку и наконец, обзавестись шторами и каким-нибудь паласом. Дело в том, что Кате было практически все равно в каких условиях жить. Любой уборке она предпочитала учебу. Да и у Светы все как-то не доходили руки.

Вот и сейчас, уже переодевшись в смешную детскую пижаму с медвежатами и подготовившись ко сну, Катя сидела на кровати поджав под себя ноги, грызя яблоко и читала учебник по архитектуре. На носу ее красовались огромные круглые очки, которые в жизни носить она стеснялась, не смотря на то, что без них очень плохо видела.

Услышав, звук открываемой двери, Катя оторвалась от учебника и бросив на Свету увеличенных очками и оттого немного смешной взгляд, произнесла:

– Ну, как там Кинг-Конг? Жив?

Света прошла по комнате и вдруг почувствовав сильное утомление рухнула на кровать. Немного помассировала виски, стараясь, избавится от пришедшей с нервной усталостью, головной болью. А затем ответила:

– Мне кажется зря ты так Катя, все-таки Артем пострадал, защищая, нас всех, а прежде всего тебя и Толика.

– Ну, Толику тоже досталось. Вон как ему губу расквасили, – заметила Катя.

– Все верно, – ответила Света, и продолжила: – Вот только, Толик свои увечья получил, имитируя для хулиганов боксерскую грушу, а Артем, спасая его от данной участи.

– Интересно, а что ты его так защищаешь, он тебе понравился, что ли? – не унималась Катя.

– Не знаю, может быть, – сказала Света.

– Ох, и нашла в кого влюбляться. Мне он показался таким весь из себя красавец и удалец. Ну, прям бравый солдат Швейк. Человек с великолепной выправкой, стальными нервами и холодным сердцем. Ко всему прочему, по-моему, все перечисленное доставляет ему незабываемое удовольствие самолюбования, – резюмировала Катя.

– А мне он показался очень надежным, храбрым и уверенным в себе. И еще немного грустным, где-то там глубоко внутри. Как будто он несет в себе какую-то тайну или знания, которыми и не хотел, обладать, но и не может с ними расстаться, – не согласилась Света.

– Подруга, ты несешь романтическую чушь в стиле ничего не видавшей и перечитавшей любовных романов девы из девятнадцатого столетья. Прямо письмо Татьяны – Евгению Онегину, – съязвила Катя.

– Может, ты и права, – ответила Светлана и добавила, – Давай спать, а то завтра пары проспим.

Света поднялась с кровати и, повесив пальто на вешалку, погасила лампу. Затем уже в темноте, разбавляемой светом расположившегося в институтском дворе фонаря, казалось подглядывающего в комнату девушек, через голое окно, она разделась, бросив одежду на стул, и залезла под одеяло.

Не смотря на позднее время, обе девушки не спали, упрямо буравя потолок своими глазами, они предавались размышлениям и мечтам. Кате грезилась ее будущая, после институтская жизнь, с великолепной карьерой и великими свершениями. Света же отдалась воспоминаниям, иногда вдруг хаотично возвращаясь в своих мыслях к Артему, а затем вновь сползала к образам из прошлого.

Светлана родилась в семье удивительно схожих по мировоззрению людей. Она стала их первой, самой старшей из трех дочерей, что конечно самым серьезным образом отразилось на ее детстве. Папа и мама Светы познакомились во время учебы в институте торговли и поженились на пятом курсе. Мама работала в ОРСе экономистом, отец руководил одним из цехов местного молокозавода. Вся жизнь их была наполнена достатком и стремлением к материальным благам, вперемешку с удовольствием демонстрировать все перечисленное в избранных, понимающих в этом толк общественных кругах. Они считали себя людьми, немного другого, высшего порядка, отличающимися от обычных работяг и обывателей. Вернее, скорее всего так считала, только мама. Испорченную сложившимися в торговой среде отношениями, ее довольно часто заносило. Отец, же являлся действительно хозяйственным мужиком и всегда был чем-то занят, практически все свое время он проводил на работе. Если же оказывался дома, то и тут находил себе дело, не брезгуя и физическим трудом, связанным с домашним обиходом. Лишь изредка, на праздники он позволял себе расслабиться в компании друзей и любимого, контрабандного кубинского рома.

До рождения Татьяны – средней сестры, на Светлану у родителей практически не было времени, и у нее даже была приходящая няня, которая так же занималась делами по хозяйству и готовила. Явление для того времени довольно не обычное. В семь лет, Свету отдали не только в обычную, но еще и в музыкальную школу на класс фортепиано. А спустя год еще и на бальные танцы, в кружек существовавший при Доме Культуры. И вот здесь мама вдруг страстно принялась контролировать успеваемость своей дочери, требуя от нее отличных результатов. И Света старалась из-за всех сил, став круглой отличницей в школе и получая постоянные похвалы от своих преподавателей по фортепиано и танцам. А спустя еще год, не смотря на долгий перерыв, мама родила Таню. Теперь помимо образовательных аспектов, в жизни Светланы появились и дела домашнего характера, данное положение еще сильней усугубилось, когда спустя три года, мама повторила свой подвиг и родила третью дочь – Ирину. В конечном итоге сложилось так, что разница в возрасте с младшей сестрой у Светы составляла двенадцать лет, а с средней – девять.

Данные жизненные обстоятельства сформировали в Светлане, деятельный характер и разносторонне развитый интеллект, правда, практически лишили ее детства и друзей. Единственной подругой ее стала Катя, с которой они познакомились в музыкальной школе, где та так же осваивала фортепиано. Вообще не понятно, что объединяло стройную, симпатичную девчонку с карими глазами, становившуюся все милее с каждым годом и обещавшей стать настоящей красавицей, с невзрачной, подслеповатой и вечно стесняющейся своих очков Катей. Но раз встретившись, они вдруг стали не разлей вода, и даже пообещали друг другу оставаться лучшими подругами всю жизнь.

Пожалуй, самыми светлыми моментами своего детства, Светлана считала время, проведенное у бабушки, которая жила не далеко от города в поселке. Оказавшись здесь на летних каникулах, и при удачно сложившихся обстоятельствах, без кого-то из малолетних сестер, она наконец могла полной грудью ощутить все прелести беззаботного детства. Здесь было все и хождение с дедом в лес по грибы и купания в речке в знойные дни, и чуть позже встреча рассвета в компании с песнями под гитару. Местные ребята, как-то по особенному относились к Свете, с некоторой завистью называя ее «городской».

Именно здесь Светлана узнала все прелести дружбы и юношеской любви. Тогда ей уже исполнилось четырнадцать, и Света вдруг, как-то необычайно быстро стала превращаться в красивую, пусть и юную, девушку. На парня, которого все по смешному называли Кешка, она долгое время не обращала никакого внимания. Пока однажды, расположившись на берегу реки под деревом с книгой в руках не залюбовалась вдруг его крепкой и хорошо развитой фигурой. Произошло это в тот момент, когда Кешка стремительно бросился с обрыва в воду, выставив перед собой руки. Он резко, но плавно погрузился в реку, затем вынырнул и поплыл в ее сторону, как заправский пловец, загребая руками.

– Привет, что читаешь? – спросил Кешка, выбравшись из воды и прыгая на одной ноге, чтобы вытекла вода, попавшая в ухо.

Света показала ему обложку книги, которую читала, внезапно почувствовав, как к лицу ее приливается кровь, заставляя щеки пылать предательским румянцем.

– У, Джек Лондон, он мне тоже очень нравится, – сказал Кешка.

С этого дня и началась их дружба, переросшая в дальнейшем в первую юношескую любовь.

Кешка был старше Светы на два года и жил на одной улице с ее бабушкой, в старом покосившемся доме лишь с мамой. Куда испарился отец, никто не знал, ни сам Кешка ни его мать. Мама его работала в колхозе, и жили они бедно, имея, правда небольшое хозяйство, которым постоянно приходилось заниматься Кешке. Не смотря на это, в сельской школе, в которой он учился, он числился среди твердых хорошистов и активистов. Кешка любил читать научную фантастику и, прищурив глаза, залихватски исполнял песни под гитару, нежно сжимая ее в своих грубых от постоянного труда, руках. Светлана настолько восхищалась его внутренним миром, что могла проводить с ним все свое время, часами слушая очередную историю, вычитанную Кешкой в какой-нибудь книге, которые он специально выписывал в районной библиотеке.