Как пальцы в воде. Часть 2 Горлова Виолетта

– Ну, может, администратор чего-нибудь… и у нас деловой ужин.

– Ты знаешь, я так тебе благодарен, что ты не надел этот…

– Дирндль, – подсказал Тодескини.

– Вот-вот, дирндль. Так что согласен быть даже юнгой на твоей яхте.

– Вот и славно. Когда я куплю яхту – подумаю об этом.

Время еще было, и мы решили прогуляться – устроить прелюдию перед предстоящим действом.

Начав свой маршрут с Правого берега, мы перешли Сену и прошли по древним улочкам острова Сан-Луи. Полюбовавшись химерами собора Нотр-Дам-де-Пари, пересекли еще один мост, ведущий к Левому берегу, и спустились на набережную Турнель, а затем подошли к пятиэтажной «Серебряной башне»(буквальный перевод – «Денежная башня»). У дверей нас встретил швейцар в наполеоновской ливрее. Практически все звезды, блистающие когда-либо на кинематографическом небосклоне, наряду с известными политиками, были здесь представлены, фотографиями на стенах: королева Виктория и Тина Тернер, Кеннеди и Боуи, Пикассо и Шварценеггер…

Мы зашли в обитый плюшем лифт. Другой служитель в смокинге поднял нас на последний этаж и нашему взору открылся умопомрачительный вид: собор Парижской Богоматери во всем своем блеске и величии. Мы видели каждый шпиль, каждую горгулью, каждую мансарду – все, что делает Париж самым красивым и кинематографическим городом мира.

Метрдотель провел нас к нашему столику. Воодушевленный такой экскурсией, я не скрывал своего восторга. Обычная бесстрастность Фрэнка здесь тоже претерпела серьезную метаморфозу: на его лице расцвела радостная, по-мальчишески восторженная, улыбка, будто он воочию встретил Санта Клауса с северным оленем в придачу.

Оказавшись впервые в этом знаменитом ресторане, мы все же выбрали из огромного ассортимента фирменное блюдо – Caneton a la Tour d'Argent («выжатую» утку), являющуюся визитной карточкой заведения. Утки здесь не простые, а с родословной. Выращивают их на фермах, на болотах Атлантического побережья вблизи Нанта с 1650 года. Там нет никакой промышленной деятельности, так что каналы, где разводят птицу, экологически чистые. С 1890 года «Башня» нумерует своих уток. Мы получили сертификаты с номерами «наших «птиц, достойные того, чтобы поместить их в рамочки. Поджаренную утку расплющивают знаменитым серебряным прессом, напоминающим орудие пыток времен испанской инквизиции. Спрессованную утку подают в восхитительном соусе из мадейры и коньяка, замешанном на утиной крови, куда постепенно добавляют pommes souffles, горячие картофельные шарики. Вторую порцию утки нам подали в виде обжаренных на огне ножек с легким гарниром, состоящим из разных сортов салата и ароматических трав.

Насытившись, мы так расслабились, что забыли не только о работе, но и о дальнейших своих планах. Моя совесть стала просыпаться после десерта из земляники и фисташкового мороженого. Когда мы подняли хрустальные бокалы с «Шато д'Икем», чувство долга тюкнуло меня по темечку, во всяком случае, мне так показалось. Фрэнк, заметив мою невысказанную боль и глубоко затаенную тоску в сухих глазах, мужественно взял на себя ответственность за начало консилиума. Но вначале мы выпили за успех нашего первого совместного расследования в Париже.

– Марк, я вот думаю, а почему наш, будем пока считать, доброжелатель не воспользовался анонимайзером?

– А что это?

– Это специальная программа, позволяющая скрыть ай-пи-адрес конкретного компьютера.

– Думаю, он будет играть в открытую.

Фрэнк задумчиво прожевал ягоду и неуверенно произнес:

– Полагаешь, он собирается с нами познакомиться?

– Необязательно, но, возможно. Скорее всего, он… кстати, почему – он? Быть может, это женщина. Или скорее – не один человек. Так вот, для доброжелателя важно, чтобы справедливость восторжествовала. – Фрэнк недоумевающе посмотрел на меня. – Ну, вероятно, «справедливость» в его понимании, – пояснил я. – Мы же не знаем, какие цели он преследует. Не исключено, что этот аноним хочет докопаться до истины, а может, и нет. Но, подозреваю, письма будут приходить и дальше. Только вот насколько они приблизят нас к истине?

Тодескини глотнул золотисто-соломенный напиток и восторженно провозгласил:

– Несмотря на то что я равнодушен к винам, но это, безусловно, одно из самых восхитительных, которых мне доводилось пробовать.

– Согласен. Гармоничный баланс кислотности и сладости. Мед, апельсин, миндаль и еще что-то.

– И послевкусие… длительное.

– Я предлагаю следующее. – Приятель поставил бокал на стол. – Будем считать, что автор этого послания дает нам понять, что убийцу нужно искать среди тех людей, которых смог вспомнить этот… как его?…

– Паскаль Ризи.

– Да. И по логике получается, что если Мишель была убита, то именно той девчонкой. На нее все указывает. Она заселилась за пару месяцев до убийства и съехала почти сразу после него. И потом, она была англичанкой.

– Но это совсем не значит, что убийца сейчас находится в Англии. К тому же она могла наврать, что приехала из Великобритании. Кстати, Фрэнк, что ты имел в виду, когда спросил меня о виктимологии?

– Ты согласен, что мертвым, даже если они были тебе дороги, не стоит все время петь дифирамбы?

– Я отнюдь не пою Лоре панегирики.

– Возможно, но в твоих словах о ней прослеживается некоторое… не знаю, как лучше сказать, ну что-ли… оправдание своего рода.

– Фрэнк, не ходи вокруг да около, – разозлился я. – Ты прав, Лора не была ангелом. И я не говорю, что она проводила свои расследования исключительно во имя торжества истины. – Я отпил большой глоток вина, даже не обратив внимания на его восхитительный вкус. – Она была амбициозной, решительной и, по-видимому, иногда жестокой. Ну а как ты хотел? В таком бизнесе по-другому нельзя.

Внимательно посмотрев на меня, Тодескини улыбнулся чуть снисходительно, пожав плечами, пояснил:

– Я с тобой абсолютно согласен: в нашем современном бизнесе, как в джунглях, среди хищников – выживает сильнейший. Но стоит ли тогда посвящать себя такой деятельности? – задумчиво проговорил он. – Хотя я сам-то чем лучше? – вздохнул хакер. – Ладно, сейчас не об этом речь. Мне кажется, да и ты так тоже считаешь, что вначале журналистку пытались запугать. Так?

– Да.

– Значит, это не было местью каких-то старых недругов мисс Кэмпион. Логично было бы либо почти сразу убить, либо перекрыть каким-то образом кислород в ее журналистской работе. – Он замолчал, подождав, пока подошедший официант уберет пустые креманки и поставит кофе.

– Несмотря на то что мы с тобой выбрали именно эту версию за основную, все-таки не понятно – почему в этот раз не было писем с угрозами?

– Марк, ты мыслишь иногда стереотипно. – Он встал из-за стола. – Я схожу отолью, а ты попробуй посмотреть на этот аспект под другим углом зрения.

Я попробовал. Наслаждаясь ароматным напитком, я вспомнил то, о чем уже размышлял не так давно. Ведь у меня было подходящее объяснение, просто я не довел его до финала. И когда мой приятель возвратился и, усевшись на свое место, с довольным видом принялся за остывший кофе (насколько я помню, Фрэнк предпочитал именно такой, чуть теплый напиток), я сказал:

– Полагаю, последние недруги Лоры изучили ее характер и знали, что угрозы на нее не действуют. Самолюбивая и рискованная журналистка всегда шла до победного конца. И они избрали другую тактику. – Я сделал паузу и допил кофе. Фрэнк выжидающе смотрел на меня, и лицо его было задумчивым.

– Думаю, логика их рассуждений сводилась к следующему, – продолжил я. – Слежка за Лорой действительно была, но какая-то странная, постановочная. Затем добавились галлюцинации и кошмары. Что делает нормальная женщина, случись с ней нечто подобное? Идет в полицию? Нет! Что она там скажет? Что за ней наблюдают, и ей постоянно что-то мерещится? И ее мучают ужасные сновидения? Каков будет ответ? Ты додумывай дальнейшее развитие сценария, а я пойду освобожу место для порции коньяка с еще одной чашкой кофе.

– Надо же. Ты мне сегодня дорого обходишься. Я так понимаю, что тебе с некоторых пор понравился «Курвуазье» ВСОП?

– Верно.

– Вы, мистер Лоутон, нагло пользуетесь моей щедростью и безотказностью.

Когда я возвратился, на нашем столике уже стояли два бокала, чуть наполненные коньяком, и две чашки эспрессо.

– Но Лора не пошла к врачу, – улыбаясь, Тодескини продолжил начатый мною рассказ после того, как я расположился в своем кресле. – Такое развитие сценария предполагал ты?

– Примерно. У нее, как тебе известно, был приятель-детектив, поэтому она обратилась к нему, дабы убедиться в чем дело: в слежке или в своем психическом расстройстве. Если оказалось бы, что слежки нет – Лора пошла бы к врачу.

– И тут все плохое прекратилось, – закончил Фрэнк мою речь. – Что ж, признаю, был не прав: ты можешь мыслить креативно. – Я тебе, кстати, приготовил небольшой сюрприз, но расскажу о нем попозже. И вот что хотел бы у тебя узнать. Только отнесись к моим откровениям чуть философски. – Сузив глаза, попросил он.

Глотнув коньяк и ощутив приятное тепло, легкую невесомость и беззаботную эйфорию, я понял, что в таком состоянии мне все будет казаться в «философском», то есть в розовом цвете.

– Если бы твоя приятельница не была такой тщеславной и самонадеянной, ее бы не убили. Так что, гордыня – действительно грех.

– Фрэнк, ну мы же говорили, в этом виде деятельности по-другому нельзя, – устало и чуть раздраженно проворчал я.

– Можно. Нужно знать чувство меры и не зарываться.

– А ты разве не такой? – парировал я.

– Не такой, поэтому имею право так говорить. – Он хмуро посмотрел на свои музыкальные пальцы, картинно обхватившие бокал с коньяком. – У меня тоже был соблазн – возомнить себя всемогущим… Но я вовремя остановился. А то бы мы здесь сейчас с тобой не сидели. И в лучшем случае осталась бы от меня горстка праха. – Фрэнк пригубил коньяк и задумчиво продолжил: – Успех, комплименты, преклонение или зависть окружающих – все это развращает тщеславие, которое в свою очередь требует все большего восхищения. В конечном итоге разгоревшийся огонь славолюбия уничтожает источник его породивший. Разве не так? – устало и чуть отрешенно спросил он.

– Возможно, – кивнул я, мне не очень хотелось вступать в дискуссию.

– Лора была богата и успешна, достаточно известна. Зачем она пускалась в рискованные предприятия? Люди забывчивы, а ей нужно было вновь и вновь вызывать их интерес к себе, ну и деньги, конечно, в этом деле играют совсем не последнюю роль, – Тодескини вздохнул и резюмировал: – Ладно, я просто хотел узнать, что ты думаешь на этот счет. Но если ты не хочешь говорить – не надо.

Я задумался.

– В принципе, ты прав… честно. Я тоже думал об этом, но, знаешь, как-то абстрактно, не применительно к конкретной личности, – сдержав зевоту, я попросил: – Фрэнк, давай, уже свой сюрприз. И поедем в отель, очень уж спать хочется.

– И это говоришь мне ты? Насчет сна? Да я уже готов и здесь прикорнуть, где-нибудь в уголке. – Он сладко зевнул, прикрыв нижнюю часть лица рукой. – Хочешь сюрприз… хорошо. Мне удалось кое-что узнать о нашем талантливом мистере Рипли, то есть Ларсе Слэйтере.

– То, что он родился во Франции? Так он этого и не скрывает.

– Мне удалось взломать его электронную почту.

– А что для тебя это представляло какую-то проблему?

– В том-то и дело, что нет. Но вот с почтой этого садовника возникли проблемы.

– Хорошая защита?

– Не то слово. Вот я и подумал, зачем обычному, пусть и талантливому ландшафтному дизайнеру такой серьезный уровень защиты?

– Может, он шпион? – пошутил я.

– Вполне, вероятно, – серьезно ответил Фрэнк. – Так что шутки здесь неуместны. А если учесть его близкую «дружбу» с миссис Теллер, правой рукой Элизабет, – получается интересная картинка потенциального промышленного шпионажа. И в свете этого – смерть профессора и пропажа дневника – мне видятся очень логично.

– Да, пожалуй. Но я так понимаю, что самое главное у меня впереди.

– За это мое «открытие», в общем-то, ты меня должен угощать коньяком.

– Без проблем. Только… давай завтра. Сегодня уже достаточно алкоголя. Тем более что мне завтра придется сесть за руль.

– Конечно, иначе я рискую заснуть в такси. Так вот… – Фрэнк не спеша допил коньяк и кофе и, расслабленно развалившись в кресле, продолжил: – Ларс переписывался с некой или неким Ниагарой.

– И что? Что в этом такого примечательного для нас?

– Два момента. Во-первых, переписка, зашифрована.

– Но, насколько мне известно, существуют программы как шифровки, так и расшифровки? – очень удивился я, пытаясь вспомнить когда-то мельком прочитанные сведения.

– Есть. Но эта переписка закодирована «своим», индивидуальным шифром, основанном на определенной (логической, ассоциативной, интимной и так далее) договоренностью между двумя людьми или группы людей. Посмотришь – поймешь. И вряд ли нам без дополнительных сведений удастся ее расшифровать.

– А второй момент?

– Мне пришлось долго выявлять место нахождения компьютера этой Ниагары. Ай-пи-адрес был скрыт анонимайзером. Но программа была устаревшей и мне все же удалось узнать географическую точку объекта.

– Ну и? – прошептал я, замерев в ожидании.

– Это Корсика. Город Корте.

– Почему ты сразу мне не рассказал? – взорвался я. – Ты разве не понимаешь, как это важно?

– Успокойся, Марк. В том то и дело, что понимаю. И если бы я тебе рассказал об этом днем, то на ужин сюда мы бы не попали. Ты бы с головой ушел в свое расследование, и мне бы тоже пришлось погрузиться в работу…

– Наше, Фрэнк, расследование, наше.

– Конечно наше! А я хотел немного расслабиться в первый день своего приезда в этот очаровательный город. Я не был в Париже больше года! Вот и не хотел нам испортить праздник.

– Мы сейчас едем в отель, и я этим займусь, – отрезал я.

– Тебе надо хорошо выспаться. Я не хочу наши с тобой жизни подвергать опасности.

– Высплюсь. «Напитаю» информацией подсознание и лягу спать. Фрэнк, и ты даже не понял, кто эта Ниагара – мужчина или женщина?

– Представь себе. Это всего лишь несколько строчек. Завтра сам почитаешь. И, может, сумеешь вычислить, – съязвил хакер. – Удалось прочитать немного, по-видимому, письма после прочтения сразу же удалялись.

– И ты не смог восстановить удаленные письма?

Тодескини взглянул на меня так, будто я сделал ему непристойное предложение.

– Марк, ответь мне, пожалуйста, ты сможешь на удаленном расстоянии от партнерши сделать ей ребенка?

Растерявшись, я не сразу сообразил, о чем это он. Но затем догадался:

– Смогу. Если у нее будет пробирка с моим эякулятом.

– То есть нужны дополнительные факторы. Вот и я смог бы восстановить удаленные файлы при определенных условиях. Как ты думаешь, что происходит при удалении файла?

– Файл должен остаться на жестком диске.

– Да. В файловой системе для него меняется один атрибут и таким образом он помечается как удаленный. При этом содержание файла по-прежнему остается на жестком диске, и его можно восстановить с помощью одной из множества программ. Есть способы безопасного удаления файлов без возможности их восстановления. Для этого разработано достаточно утилит-шредеров, которые с помощью несложных методик перезаписывают участки диска, на которых были расположены удаленные данные. Тогда даже при использовании технологий восстановления, при которых производится считывание данных непосредственно с магнитных носителей, восстановить удаленные файлы будет невозможно. Хотя и для таких случаев существуют лазейки. Но я думаю, что наши объекты: Ларс и Ниагара – удалили свою переписку обычным способом, отправив ее в корзину. Мне пока удалось вытащить переписку только за вчерашний день. И мне совсем не понятно, почему ее не стерли.

– Давай лучше вернемся к зачатию ребенка на расстоянии.

– Хорошо. Я смог бы восстановить письма, если бы у меня на это было больше времени.

– Или чей-нибудь компьютер.

– Да.

– А по-другому невозможно?

– Возможно. Если ты гениальный хакер или работаешь в спецслужбе. Нужно «просто» взломать сервер электронной почты. Я могу заняться и этим, но не знаю, надо ли?

Я задумался, и мои, уже почти уснувшие мозги оживились. Мне не терпелось заняться работой. Почувствовав адреналиновый смерч в крови, я возбужденно, но не очень громко, прорычал:

– Фрэнк, давай сейчас рассчитаемся и поедем.

– Подожди, Марк. Еще пара минут.

– Зачем?

– Я тебе еще не все сказал.

– Что?

– Тише, тише. Ты же среди людей! Не в джунглях! Меня интересует общение Лоры со Стюартом, вашим магом.

– Ну, если ты об этом, – сразу успокоился я, – меня этот факт и не очень-то удивил. Судя по телефонным звонкам, которые ты сам отметил, их общение не выглядело таким уж интенсивным. Ну передавал ей Кристиан сведения щекотливого характера, возможно, они и были любовниками… Но что из того? Круг знакомств Лоры был крайне широким: la noblesse oblige.

– А тебе не кажется, что у них с экстрасенсом мог опять возникнуть какой-то совместный проект… скажем, сомнительного рода и, как следствие этого, какой-нибудь конфликт, приведший к смерти журналистки?

– Я думал об этом… Такой вариант, конечно же, нельзя исключить, – вздохнул я огорченно. – Но нам нельзя распыляться, пытаясь одновременно отрабатывать все подходящие версии. Если уж не подтвердиться та, над которой мы работаем сейчас, будем рассматривать другие. Хотя очень бы не хотелось. Чтобы проверить эту версию, связанную со смертью Мишель… нам потребуется немало времени, – уныло констатировал я и допил кофе.

Всю дорогу домой мы молчали: очень уж насыщенным выдался день. Прежде чем попрощаться на ночь, Фрэнк принес мне распечатку переписки, которую ему удалось выяснить. На листке действительно было немного информации:

«Непентес: «Ты думаешь, что лилии мертвой лошади не нужны трюфеля?»

Ниагара: «Лилия мертвой лошади хочет раскрыть лживые часы. Ей могли быть интересны земляные черви, но не настолько, чтобы рисковать своим петухом и лягушкой».

Непентес: «Ну а Эйфелева башня?»

Ниагара: «Она действительно высокая, ей-по фигу. Главное, чтобы лягушатник плодился. А, может, все-таки мышеловка?»

Непентес: «Не знаю, возможно, лев. Он зарянку окучивает, будто та зовет его сеять углерод. Мог дать сыра».

Ниагара: «А свинья не кукует?»

Непентес: «Бывает кукует, но в этой норке – нет. Хрюшка убаюкивает мутинус собачий, поэтому лучше сделает себе обрезание, чем станет мешать смердящему рогу осьминога. Хотя напрасно ты ее так…»

Ниагара: «Кукольные глазки так же дружит с гиднорой…»

Поначалу прочитав эти странные записи, я подумал, что наш Ларс со своим абонентом просто дурачатся. Почему бы нет? В конце концов аналогичной переписки в Интернете не так уж и мало. Но… во всем этом просматривался смысл. Хотя, может, мне так хотелось думать.

Принимая душ, я пытался понять, откуда мне известны некоторые слова из этой переписки… То, что это латынь-несомненно, но что они обозначают? Термины? Озарение пришло вместо Морфея. Вскочив с постели, я включил ноутбук. Спустя пять минут я понял, что озарение меня не обмануло. В переписке были использованы название растений: непентес, мутинус собачий, кукольные глазки, лилия мертвой лошади, гиднора, смердящий рог осьминога. Я взял свой рабочий блокнот и выписал в него «расшифровку»:

«Непентес Аттенборо (Nepenthes attenboroughii) – растение Крысолов.

Даже самые безобидные из растений вида Непентес удивительны сами по себе. Но вид, который обнаружили в августе 2009 года потряс воображение даже опытных ученых. Этот вид считается самым большим плотоядным растением на Земле и способен питаться даже крысами.

Оно было обнаружено на горе Виктории в Филиппинах и названо в честь известного исследователя природы.

Мутинус собачий (Mutinus Caninus).

Пожалуй, сложно себе представить более уродливый гриб, чем этот. Эти грибы, с очень неприятным запахом, распространяют свои споры через слизь, которая образуется на конце и переносится мухами. Свое название, как несложно предположить, оно получило из-за сходства своего строения с определенной частью тела собак.

Гиднора Африканская (Hydnora africana).

Это растение не только неприятно на вид. Похожее на голову морской безглазой змеи, раскрывающей свою пасть, оно обладает отвратительным запахом, привлекающим насекомых.

Это растение-паразит, прикрепляющееся к корням растения-носителя, оно привлекает своим зловонием своих естественных опылителей – навозных жуков.

Лилия рода Арум (Helicodiceros muscivorus).

Эту лилию называют лилией мертвой лошади. Название говорит само за себя. Это огромный цветок, обладающий запахом гниющего мяса. Он привлекает насекомых, которые попадают в ловушку на некоторое время, а затем улетают, распыляя пыльцу вокруг.

Растение «кукольные глазки». Свое название оно получило благодаря своему необычному виду, напоминающему жуткую композицию из вырванных человеческих глаз, насаженных на штыри. Существует так же менее говорящее название этой жути – белый воронец. Растение не представляет смертельной опасности. Эти «милые» ягодки на красных ножках появляются на свет во второй половине лета. Но нужно заметить, что растение является ядовитым, так его применение в пищу может вызвать рвоту, тошноту, боли в животе, судороги и даже потерю сознания, но летального исхода в любом случае не предвидится, и это не может не радовать.

Гриб морской Анемон (Sea Anemone Mushroom) и «Смердящий рог осьминога» (Octopus Stinkhorn). Гриб, получивший название «смердящее рог осьминога», не только отвратительно выглядит, но и воняет, так, что не описать словами».

Проанализировав эту информацию, я сделал вывод, что все эти «прелестные» растения – плотоядны, отвратительно выглядят и еще «лучше» пахнут, кроме того некоторые из них смертельно ядовиты.

Все остальное тоже можно будет расшифровать, но пока действительно нет дополнительной информации для понимания того, что скрывается за этими экзотическими «цветочками».

…Мне снились «кукольные глазки». Эта «красота», похожая то ли на инопланетный сорняк, то ли на вкопанный в землю тотем с насаженными на него человеческими глазами, выросла у меня на груди и, протягивая свои тонкие корни-щупальца к моему лицу, пыталась изъять и мои органы зрения, дабы, по-видимому, пополнить ими свою «чудесную» коллекцию.

Никогда раньше я так не радовался наступлению хмурого и мрачного утра. После такого кошмара меня не огорчил бы даже разразившийся в моем номере ливень вкупе с громом и молниями.

Смыв в душе со своего тела вязкий пот ночного страха, я чуть воспрянул духом. А вскоре, после того, как мы с Фрэнком не очень плотно позавтракали у него в номере, мои страшные сновидения мне показались вполне невинными.

Чуть позже десяти утра на арендованном «пежо» мы выехали в Довиль, расстояние до которого составляло чуть больше трехсот миль. Вероятность, что мы сможем там поговорить с родственниками Мишель, была крайне мала. Но другого пути я не видел. Даже если не осталось никого из членов семьи мадемуазель Байю, должен же быть хоть кто-нибудь, кто сможет вспомнить покойную актрису или ее родственников.

Фрэнк любезно усадил меня за водительское кресло, но я и не сопротивлялся. Погода, несмотря на ее первоначальный, явно «ошибочный», посыл, приятно порадовала неожиданно ясным небом и ласковым солнцем, что показалось мне хорошим знаком. Легкий туман обещал рассеяться.

Первым нашим ярким впечатлением при подъезде к Руану, стал Руанский собор XII века. Туман еще не полностью развеялся и величайшее архитектурное творение, вдохновившее Моне, Флобера, было окутано дымкой. Мы с Фрэнком вышли из машины размяться и прикоснуться к окружающей красоте. Собор выглядел немного размытым и сливался с воздухом, облаками и небом. Я зачарованно смотрел, как ажурная готика менялась под воздействием света. Возникло удивительное чувство нереальности происходящего, наверное, именно такого ощущения и хотели добиться средневековые зодчие.

Спустя некоторое время, полюбовавшись собором, мы зашли в маленькое кафе перекусить горячими круассанами и кофе.

Следующий город, встретившийся нам на пути, был Онфлер – морские ворота Нормандии. Город – совсем не похожий на другие портовые города-оказался очень живописным, с деревянными церквями, яблоневыми садами и узкими улочками. В Онфере мы не стали останавливаться, хотя здесь можно было бы пообедать знаменитыми нормандскими устрицами и другими морскими деликатесами. От дегустации кальвадоса, воспетого Ремарком, тоже пришлось отказаться.

К Довилю мы приехали около двух пополудни. Этот респектабельный курорт почти и являлся конечной целью нашей поездки. «Почти», потому что нам нужен был его пригород.

Мягкий климат, роскошные отели, шикарные магазины, казино, конные бега, гольф-клубы, мировой чемпионат по поло, фестиваль американского кино, крупнейший аукцион лошадей… Колыбель роскоши и богатства. Когда я заработаю чуть больше денег – приеду сюда, чтобы в полной мере насладиться здесь скромным отдыхом.

Мы проезжали мимо изысканных вилл, сочетающий модерн, нормандский стиль, элементы готики и ренессанса. Остался позади известный во все мире ипподром La Touques, где проходят международные скачки.

Пик сезона – июль – сентябрь – уже прошел. Тем не менее октябрь смог нас порадовать теплой, удивительно красивой осенью. Природа здесь была вполне типичной для самой привлекательной части Нормандии: сосны, песчаные пляжи, леса, луга. Наслаждаясь погодой и открывающимся видом из окна, я совершенно абстрагировался от нашего расследования. Доселе дремавший Фрэнк вдруг встрепенулся и удивленно заметил:

– Знаешь, у меня такое чувство, что я уже все это видел… Хотя знаю точно, что ни разу здесь не бывал.

– Конечно. Ты же смотрел хотя бы один французский фильм? – рискнул я блеснуть своей эрудицией.

– Здесь снимаются фильмы?

– Да. А знаешь почему? – спросил я, надеясь, что уж этого он точно не знает.

– Не знаю. Но могу предположить, – усмехнулся Тодескини.

– Ну и?

– Находясь в состоянии дрема, я, тем не менее заметил дощатый настил на пляже, достаточно длинный. Вроде ты и на пляже, а идти комфортно. И море рядом. Снимать опять-таки удобно.

– Ты это знал, – мрачно буркнул я. – Ты не мог догадаться.

– Ну если тебе так легче, считай так, – ехидно улыбнулся мой помощник. – Я просто минуту назад вспомнил, что Клод Лелюш снимал здесь свою знаменитую картину «Мужчина и женщина». А проезжая мимо пляжей, я обратил внимание на этот настил. Сложил два и два. Логика, мой юный друг Ватсон, чистая логика.

– Я надеюсь, что твоя «чистая «логика блестяще проявит себя и в дальнейшем.

– Ты можешь надеяться, а я уверен, – парировал он, нахлобучив на голову синюю бейсболку и такого же цвета очки. – Долго еще? Что подсказывает навигатор?

– Еще минут пятнадцать, и мы будем на месте.

– Надо бы поесть. Может, заедем в какой-нибудь ресторан? Кто знает – сколько времени у нас займут дальнейшие поиски.

Сонливое состояние Тодескини сменилось активными двигательными движениями его шеи и головы в поисках какого-нибудь подходящего заведения. Вскоре Фрэнк заметил небольшой торговый центр. Припарковал машину на стоянке, мы вышли из нее и, слегка размяв легкую скованность тела, поднялись на второй этаж. В маленьком, но уютном кафе мы «слегка перекусили»: кальмарами в собственном соку с помидорами и шафраном на подушке из кукурузной поленты, седлом барашка с рагу из бобовых и яблочным пирогом с сабайоном на основе шампанского и лесных ягод. Насладившись такой отменной трапезой, мы отправились дальше, тем более что цель нашей поездки была совсем рядом.

Спустя десять минут сверившись с навигатором, я повернул на проселочную дорогу. Одетые плющом изгороди не скрывали высоких нарядных домов, разделенных садиками.

Мы подъехали к особняку из тесаного камня с голубым тентом над дверью, вполне современному и добротному, с аккуратным палисадником и ухоженным садом. Припарковав машину неподалеку от коричневых ворот и осмотревшись, мы подошли к металлической калитке. Осмотревшись и не найдя какого-нибудь переговорного устройства, вроде домофона, Фрэнк решительно нажал на звонок в виде эллипса с кнопкой– зрачком посередине. Интересно, кто автор такой «говорящей» детали? Во всяком случае, чтобы придумать звонок, напоминающий глаз, надо обладать своеобразным чувством юмора.

Открылась дверь дома, и стройная светловолосая девушка легко спустилась вниз по ступенькам. Из-за невысокой калитки мы могли наблюдать ее легкие, грациозные движения. Светло-голубое длинное платье создавало эффект летящей походки, казалось, что женская фигура плывет по воздуху. Когда девушка подошла к воротам и открыла калитку, мне стал заметен ее более зрелый возраст, чем я полагал поначалу. Бледная кожа, высокий лоб, правильные черты – в общем, приятное и располагающее лицо. Стрижка – «каре», светло-русые волосы уложены с нарочитой небрежностью. Но слегка жестковатый взгляд серо-голубых глаз, обозначившиеся носогубные складки, и решительный подбородок несколько нивелировали ее моложавость. Красивая женщина, лет сорока. Умелый макияж придавал ее образу зрелую чувственность, в котором легко просматривалось желание доминировать, а чуть выпуклая, «околоротовая» часть, лица говорила об импульсивности этой дамы.

– Добрый день, месье, – чуть удивленно и порывисто поздоровалась женщина. И я ощутил чуть пряный флер духов и… легкий запах алкоголя, хотя по ее внешности не было заметно, что женщина выпила. Импульсивность и нетерпеливость этой дамы я почувствовал сразу, несмотря на то что она пыталась себя сдерживать и внешне выглядела вполне спокойной. Обычно импульсивный человек мгновенно принимает решение, не задавая себе вопроса о его правильности своего выбора. И, по-видимому, стоящая перед нами женщина относилась к категории людей, которые могут семь раз отрезать, ни разу ни отмерив, хотя они любят поговорить; и для них в общении важен в большей степени сам процесс, нежели результат. Поэтому я оптимистично предположил, что здесь у нас состоится разговор, и как показало будущее, – не ошибся.

Мы представились. Я показал ей удостоверение частного детектива и объяснил причину нашего появления у ее, как впоследствии оказалось, дома.

Ей понадобилось менее секунды, чтобы принять решение.

Мадам Изабель Безансон, – ответила женщина низким тембром голоса а-ля Аманда Лир. Но в меццо-сопрано мадам Изабель я почувствовал некую искусственность. Возможно, она актриса или певица, и такая манерность в «подаче» голоса для нее естественна. – Прошу вас, пройдемте в дом, – пригласила нас дама.

По песчаной широкой дорожке мы последовали за женщиной, любуясь ее пружинистой походкой и «говорящими» бедрами. Миновав кованую скамейку и скульптуру гнома, «выглядывающего» из-под шарообразного куста вейгелы, мы подошли к крыльцу и поднялись по каменным ступенькам к входной витражной двери, которую хозяйка порывисто открыла.

Светлый холл впечатлял своими размерами и чрезмерным количеством деталей: различных светильников, фигурок, статуэток, шкатулок и какой-то еще «мелочью», чью «конкретность» трудно было определить с первого взгляда.

Пахло здесь как-то особенно, но вполне приятно – смесь свежести и цветов, с примесью чего-то химического-возможно, чистящего средства для ковров.

Проследовав за Изабель в конец коридора, мы зашли в огромную, изысканно обставленную гостиную. Дизайнерское решение интерьера комнаты было несколько смелым, на мой взгляд. Стены, потолок, портьеры и пол были выполнены в очень светлых кремовых и бежевых тонах, но цвет остальной обстановки – гранатово-бордовый – показался мне вызывающим. И еще одна тема присутствовала здесь – развешанные по стенам картины морских пейзажей, радовавшие глаз и, несмотря на некоторые устрашающие изображения, они даже успокаивали. Хотя, быть может, на мое восприятие так благотворно влияла тихо льющаяся музыка Вивальди.

Мадам Безансон предложила нам присесть. Я сел в «ягодное «кресло, а Фрэнк, с его длинными ногами, выбрал диван, обитый таким же светло-малиновым дамаском. Мраморный камин пока еще бездействовал, но «согревал» розоватым искусственным свечением, создававшим уют и мнимое ощущение тепла.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – спросила мадам Изабель «своим», оказавшимся чуть выше, чем у известной певицы голосом, тоже низким, с приятной шелестящей хрипотцой. – Мой супруг на работе. Составите мне компанию? – полуутвердительно спросила женщина, присев в кресло напротив Фрэнка. Поддержать даму, конечно же, было необходимо, дабы она стала разговорчивее. Впрочем, для мадам Безансон, возможно, выпивка не являлась обязательным условием для ее словоохотливости. Но если бы мы отказались – разговор вряд ли мог состояться в нужном для нас ключе.

– Не откажемся от какого-нибудь дижестива, – нагло опередил меня Фрэнк.

Хозяйка понимающе улыбнулась.

– Ну тогда я вам могу предложить кальвадос. Этот напиток считается королем дижестива. – Женщина подошла к барной стойке, на которой угадывались алкогольные напитки, наполнявшие разноцветные бутылки и не требующие охлаждения перед подачей.

Поколдовав у бара, мадам Изабель принесла на подносе бутылку кальвадоса, три коньячных бокала, плоское блюдо с виноградом и вазочку с конфетами. Поставив угощение на стол, она довольно улыбнулась. В ее чуть кошачьих грациозных движениях было что-то от верховной жрицы, и вся картина напоминала какой-то древний культовый ритуал.

Разлив по бокалам напиток и пригласив нас попробовать кальвадос и виноград из ее сада, она присела и первая подняла свой бокал:

– A votre sante, – мягко произнесла она и пригубила свой бокал.

Мы поддержали традиционный тост «на здоровье», чуть приподняв свои бокалы.

Кальвадос оказался приятным, с выраженным грушевым оттенком, хотя яблочный тон в нем тоже присутствовал.

– Я слушаю вас, – сказала женщина, подождав, пока мы сделаем по глотку напитка и оценим его, хотя она не очень афишировала свой интерес к нашей реакции.

Я выразил свое искреннее восхищением напитком, Фрэнк-тоже.

Мадам Безансон радостно заулыбалась и прокомментировала свое удовольствие, вызванное нашей похвалой:

– Это мое хобби. Я увлекаюсь приготовлением домашних наливок и бренди, для личного употребления конечно. И кальвадос, который вы сейчас дегустируете, – мой новый сорт домашнего бренди. Назвала я его «Изабель», – она засияла самодовольной улыбкой. Мне хотелось, чтобы этот напиток отражал мой противоречивый характер, но не нарушая гармонии и целостности моей натуры.

– Безусловно, вам это удалось, мадам Безансон, – безапелляционно заявил Фрэнк.

– Можно, просто Изабель, – растаяла винодел.

– Фрэнк, – заиграл улыбкой хакер.

– Марк, – просто сказал я.

– Мне очень приятно, что у меня в гостях так неожиданно, – она всплеснула красивыми тонкими кистями рук, – оказались такие приятные молодые люди. Только не знаю – смогу ли я вам помочь. И я не совсем поняла, в связи с чем вы приехали из Англии? – Она слегка приподняла темные ниточки бровей.

– Мы разыскиваем кого-нибудь из родственников семьи Сорель, которая здесь когда-то проживала. Им оставил небольшое наследство умерший в Англии родственник. Насколько нам известно, этот дом когда-то принадлежал им, – полувопросительно сказал я.

– Им принадлежал сарай, стоявший на этом месте, который мы превратили в дом. – Она надменно повела плечами, скривив в презрительной усмешке пухлые губы.

– Так уж и сарай? – усмехнулся Фрэнк. К моему удивлению, Изабель смутилась:

– Ну это как смотреть. Во всяком случае, мне казалось именно так. – Дама кокетливо стрельнула глазами. И уже твердо добавила: – Но по сравнению с тем, что вы видите сейчас, – она сделала левой рукой округлый плавный жест, указывающий на окружающую обстановку, – это был неказистый домишко. – Мы с мужем подыскивали не очень дорогой дом, но такой, который можно было бы перестроить заново. Агент предложил нам несколько вариантов, и мы остановились на самом оптимальном для нас.

– Скажите, а кто вел торги, выступая в качестве владельца дома? – оживился Фрэнк. – Супруги Сорель?

– Насколько я помню, нет. Была женщина, их дальняя родственница, которая являлась опекуншей девочки лет восьми, внучки супругов Сорель, которые к тому времени уже умерли.

– А что, мать девочки тоже умерла? – удивился я.

– Нет. Ее мать находилась в психиатрической клинике. – Изабель отщипнула виноградинку тонкими пальцами и медленно, картинно положила ее в полураскрытые блестящие губы.

Кого из нас она пытается соблазнить? – подумал я. Или, приняв нас за геев, решила проверить свои женские чары? Хотя Фрэнк был одет, как обычный провинциальный клерк, вынужденный экономить на качественном креме для бритья. Я выглядел получше, но, в любом случае, нам было далеко как до гламурно-женственных мальчиков, так и до стильно-мужественных метросексуалов.

– А что? Что-то не так? – Вдруг испуганно встрепенулась она. Все было абсолютно законно. Та женщина предоставила все необходимые документы. Мой муж-юрист и…