Публичное одиночество Михалков Никита

Это Вы о матросах?

Да. К моему большому сожалению – это результат всеразъедающей демилитаризации. Ее мы наблюдаем начиная с суворовских и нахимовских училищ, где, как мне говорили, со стен снимают планшеты с русскими победами. То есть хотят привести училища к некой институции, которая готовит юных граждан по широкому профилю. Они могут стать офицерами, а могут – менеджерами или банкирами.

На мой взгляд, эта необязательность приводит к ужасающим последствиям. Если юноша либо отдан родителями, либо сам пришел отдать жизнь служению Отечеству и не ощущает обязательности стать офицером, – это практический подрыв офицерского корпуса.

Сегодня это очень большая проблема.

Вы имеете в виду, что суворовцы и нахимовцы отныне получают не военное, а гуманитарное образование? Для чего тогда предназначена современная армия? Может, она и вовсе не нужна? Есть атомная бомба – и достаточно.

Мне кажется, я знаю русский характер. Может быть, он ортодоксальный, может, патриархальный. Но я не вижу в менталитете уже ушедших жителей страны и ее современных граждан большой разницы. Поэтому постулат: «Мы им платим деньги, они будут воевать за эти деньги», – является абсолютно эфемерным, ошибочным.

Русский человек воевать только за деньги не будет никогда. Хотя он и любит деньги. Но даже если нанять русского человека открывать шлагбаум за большие деньги, пройдет время, и ему захочется не просто получать деньги, а чтобы его замечали, а лучше – приветствовали. А то возьмет – и не откроет шлагбаум, если его не будут уважать. Это метафора. Но русскому человеку нужно больше. Ему нужно уважение, нужно чтобы с ним разговаривали, чтобы он был услышан…

Чем Вы объясняете такие убийственные факты, как поборы старших командиров с военных летчиков и питание солдат собачьими консервами?

Это общая атмосфера. То же самое в образовании, медицине, тяжелом машиностроении, армии, авиации, торговле… Это составляющие некоего внутреннего разложения.

Невозможное стало возможным… Вы можете себе представить капитана Тушина из «Войны и мира», или адмирала Нахимова, или Василия Тёркина, собирающих мзду со своих подчиненных за то, что они у него служат?

В стране, где существуют уважение и достоинство, это невозможно…

Еще при Борисе Ельцине начались разговоры о том, что армией должно руководить гражданское лицо. Сейчас ею командует бывший бизнесмен от мебельной промышленности, затем – глава налогового ведомства. Как Вы считаете, этот опыт для Российской армии можно счтать удачным?

Все дело в поставленной задаче. Предположим: нужно разобраться в финансовых и коррупционных нарушениях, в целесообразной численности высшего командного состава, генералитета, в рациональном использовании рабочих мест. Это тяжелая рутинная работа, куда входят и сокращение, и переведение в другие «плоскости» огромного количества чиновников от армии, помощников, заместителей, управляющих – гигантской машины, которая проедала немереные государственные деньги. Если он это приведет в порядок, то это правильно и хорошо.

И все же было бы целесообразно, чтобы этим занимался первый заместитель министра – гражданский человек. А министром обороны был бы военный, который понимает и стратегию, и тактику военного искусства. А также красоту строя и красоту военной формы. При этом замминистра предлагал бы возможные варианты, из которых выбиралось бы то, что не провоцировало бы демилитаризацию армии, ее ослабление, ломку морального духа и ее нравственного состояния.

Так было бы правильнее. Сегодня для армии сделано очень многое. В частности, высвобождено большое количество денег. Честь этому и хвала. Но это не значит, что армейские устои нужно разрушать…

Давно идут разговоры о союзе Российской Федерации с Североатлантическим альянсом. Наши военные заводы уже делают патроны по стандартам НАТО, сейчас закупаются «Мистрали».

Я не специалист в этом вопросе. Могу говорить о духовной составляющей. К сожалению, не вижу, чтобы что-то изменилось со времен Александра III. Он говорил своему сыну: «Запомни, Ники, союзников у России нет, они боятся такой огромной страны. Наши союзники – это русская армия и русский флот!»

Что изменилось за это время? Разве у нас появились союзники, которые будут за нас жизнь отдавать?

Так что разговоры о вступлении в НАТО, может, и заманчивы. Но я не верю, что можно безоглядно идти на этот шаг, хотя бы имея опыт наших договоренностей о ПРО. Похоже, в НАТО на них, как говорил наш мичман Криворучко, «положили с прибором»…

Современный мир погружен в целую кучу проблем: с погодой, с продовольствием, с религиозными распрями и терроризмом. Не дай бог, но вполне может случиться какой-то военный катаклизм типа мировой войны с участием России. Вы как человек, который был в Общественном совете при Министерстве обороны России, посещал войска, с офицерами и солдатами говорил, можете ответить: у нас есть шанс выйти из этой войны без потерь?

Только на личном фантастическом героизме, интуитивном, природном. На генетической памяти мужества и жертвенности отцов и дедов. Таким блеснули в Афганистане бойцы 9-й роты и вошли в историю. (I, 155)

АРТЕМЬЕВ ЭДУАРД

(2012)

Вопрос: Всегда ли Вы знаете, что будете работать с Эдуардом Артемьевым над новой картиной? Бывали ли моменты сомнений?

Нет. У меня никогда сомнений не было.

У меня был только один случай в моей жизни, когда я работал не с Эдуардом Артемьевым. Это был, правда, тоже неплохой композитор – Франсис Лей; это было на картине «Очи черные». Леша написал замечательную музыку. (Кстати, для справки, Эдуард Николаевич Артемьев – в крещении Алексей, поэтому очень многие путаются и не могут понять, тот ли это Артемьев? Так что Леша Артемьев и Эдуард Артемьев – это один и тот же человек.) Мне не дали с Лешей работать, как я уже сказал, он написал замечательную тему, но итальянские и французские продюсеры решили, что для бренда, для саундтрека, для зрителя все-таки более известно имя Франсиса Лея. У него уже было тогда несколько платиновых пластинок. Поэтому он и писал музыку для этого моего фильма.

У меня никогда не было сомнений – работать мне с Эдуардом Артемьевым или нет. Он может все. Я считаю, что он гениальный композитор, потрясающий абсолютно человек. Невероятной доброты, трогательности, отзывчивости, совестливости. Вот если может быть святой в искусстве, то это – Леша Артемьев. Он бывает капризен, он бывает неудобен, он бывает жестко на чем-то настаивающий, но я никогда не видел, если он молчит, чтобы в нем не звучала музыка. Это удивительная вещь: где бы ни были, вдруг он что-то: м-м-м-м… «Леша, ты чего?» Он молчит. Выпиваем, разговариваем, он опять: м-м-м-м-м… «Леша?» – «А, ничего». И все! Музыка в нем звучит все время. Он – человек-музыка. Поэтому я думаю, что мне лично никто другой не нужен. Хотя я уважаю многих замечательных кино-композиторов, которые у нас есть и музыка которых мне очень нравится.

С Артемьевым можно говорить на птичьем языке, так же как с моими монтажерами, когда ты можешь сказать им: знаешь, здесь надо сделать чуть потеплее. Точно так же и в музыке. Артемьеву можно сказать: слушай, надо чуть похолоднее, понимаешь, если мы здесь такой накал дадим, то к концу мы уже не поднимем зрителя до финала в этой эмоции. И скажем, я редко видел композитора, который так жесток к своей музыке…

Для Артемьева музыка – все, что звучит. Это гениальное его свойство. У нас были ситуации, когда мы замечательный музыкальный кусок заменяли просто тем, как о блюдечко бьется чашечка в руках у Лены Соловей. Это было сильнее, чем любая музыка. Но понимать это, ощущать это – для этого нужно быть Артемьевым.

И Артемьев абсолютно прав: все, что звучит – музыка. Все – шаги, писк птицы, телефонный звонок и так далее, и так далее…(XV, 70)

АСТАФЬЕВ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (2005)

Он вправе был многое сказать, на что не имели права другие…

Астафьев был человек очень эмоциональный, взрывной, очень категоричный. Я не думаю, что он сидел и выдумывал – как бы ему поправильней выразиться, как бы сформулировать…

Говорил, что думал.

Он быстро остывал, он был человек раскаивающийся… Вообще замечательный был человек. Настоящий русский большой писатель. (II, 49)

АСТРОЛОГИЯ (2009)

Вопрос: Вы свою жизнь по звездам сверяете?

По звездам? А как это?

Ну то есть с астрологией.

Да нет, ну что вы. Я верю в Бога. Мне хватает.

И еще я верю в имена. Когда человека называют при рождении близко к именинам какого-то святого – это очень мощное определение жизни.

Меня зовут Никита. Никита – победитель, изгоняющий беса и населяющий веру. Вы посмотрите, какое количество людей меня не переносят и не могут объяснить почему.

Что я тебе сделал плохого? Украл у тебя что-то? Обидел тебя, оскорбил? Это на уровне, совершенно не связанном с материальными ценностями. Ты приговорен к энергетике этого имени.

Мой духовник сказал: «Это, Никита Сергеевич, демонов немощные дерзости». Не мерзости, а дерзости.

Гениально!

Чем больше клевещут, тем чище душа.

Я когда это понял – никаких вопросов! Все нормально. (I, 136)

АТМОСФЕРА (2007)

Скрупулезность создания атмосферы и есть основа режиссуры. Говорю от своего имени и опираюсь на обожаемого мною человека

Михаила Чехова, гениально сформулировавшего: мудрость, содержательность, стилистика спектакля, фильма зависят от духа – от идеи. Красота, или уродство, или грубость зависят от тела, от всего того, что мы видим и слышим. Но жизнь, огонь, обаяние, привлекательность зависят исключительно от души – от атмосферы.

Ни дух – идея, ни тело – форма не могут дать жизнь спектаклю или фильму, а только атмосфера.

Что это такое?

Вот сколько раз у вас случалось в жизни, что вы собрались, предположим, вчетвером, сели за стол, начали разговаривать, выпивать, закусывать. И все у вас так хорошо, трогательно. И приходит пятый – милый хороший человек, который ничего плохого не сделал, и вы к нему очень доброжелательно относитесь, но все разрушилось, все пропало. Один сказал тогда: ну ладно, я пошел, второй, третий… Почему? Потому что в ту созданную вами атмосферу влетел совершенно инородный элемент. Он внес ту энергетику, которая убила ваше состояние, нажитое, когда вы общались друг с другом.

Так и атмосфера в кадре имеет принципиальное значение. (XIII, 3)

Атмосфера в кадре

(2002)

Атмосфера, на мой взгляд, единственное, чему нельзя подражать, именно поэтому кинематограф является великим искусством. А создание атмосферы, когда появляется возможность подключить биологическую память зрителя, мне кажется, для художника самая большая проблема.

Вот, к примеру, гениальный рассказ Чехова «Именины» (жаркий день в деревенской усадьбе, пикник, женщина на сносях) весь построен на тончайших атмосферных деталях. Или, помните, в его повести «Жена», когда доктор Соболь лежит на диване, сгущаются зимние сумерки, и в темной комнате сереют только его толстые пятки.

То есть это визуальный ряд такой силы, что сразу же включается биологическая память. Но мы не можем представить себе, чтобы зимой на диване лежал человек без носков. Это нереально. По биологической памяти: зимним вечером человек, если он не пьяный, не может снять носки и лечь лицом к стене без одеяла с голыми ногами. Точно так же, когда говорят слово «мороз», вы можете сразу представить – пар изо рта, заледенелые окна, снег на улице. Но это не образность, а биологическая память. А когда мы говорим: замёрзший, ледяной, покрытый инеем замок и розовые влажные губы ребенка – это образ! Помните в детстве эти жестокие шутки, когда ребенку кто-то говорит: «Поцелуй замок!» И он послушно целует, а к железу прилипают клочки кожи. В таком случае биологическая память становится частью образа.

Кто-то считает прямое влияние на зрителя самым сильным. Скажем, снимают чистую порнографию…

А кто-то знает, что отражение сильнее луча. Помните, например, в картине Годара «На последнем дыхании» есть любовная сцена под простыней, почти полностью перекочевавшая в картину Бертолуччи «Последний император»? Она заставляет наше мышление включать биологическую память и буквально существовать под этой шелковой простыней. А дальше включается сама атмосфера, закатное солнце и так далее, и тому подобное…

Как-то довольно жарким летним днем, когда я отвозил моего сына Тёму в Филатовскую поликлинику, я остался сидеть в машине, которая стояла задом к входной двери. Передо мной была дорога, по которой ходили люди и проезжали редкие на территории поликлиники машины. Представьте себе такую монтажную фразу. Жена с сыном выходят из машины, я смотрю на них в зеркало, они входят в дверь, и я начинаю читать книгу. Хлопает дверь. Я смотрю перед собой. Никого. Я смотрю в зеркало, из поликлиники вышла женщина с четырехлетним ребенком. Пока они идут мимо моей машины, по дороге проезжает задом «скорая помощь» и скрывается за углом. Женщина с ребенком поворачивают туда же.

Проходит несколько секунд, и они возвращаются обратно, она волочит за собой ребенка, закрывая ему глаза и в ужасе оглядываясь. Я не видел, что там случилось, но отражение произошедшей за углом трагедии я видел в реакции матери и ребенка, и это было в моем воображении. В моем воображении – машина наехала на коляску, мозги на асфальте – было намного сильнее, чем, надеюсь, то, что произошло в реальности.

То есть все то, что оказывается как бы за кадром твоего восприятия, может превратиться в художественный образ, и тогда все зависит от уровня интеллекта и фантазии художника, потому что это и есть та самая часть невидимого мастерства, которая в результате и определяет ценностный уровень картины. Помните гениальную находку Трюффо: зареванная женщина вскакивает в машину, закрывает дверь, включает двигатель и «дворники», потому что из-за слез не видит дороги.

Но так как героиня находится в состоянии аффекта (а биологическая память очень сильна), она автоматически включает «дворники», которые по сухому стеклу начинают работать.

Такое возможно только в том случае, когда режиссерское мышление идет не за прямым ходом как таковым, не за сюжетом, не за осязаемым объектом, а за отражением этого образа, которое включает биологическую память зрителя.

Потому что иначе невозможно объяснить человеку, почему героиня, если нет дождя, включила «дворники», но каждый, кто бывал в подобной ситуации сильнейшего нервного стресса и при этом садился за руль, может соединить свое внутреннее состояние, объект съемки и энергию героини, которая не понимает, что происходит, но в то же время автомат ее существа подсказывает ей, что для того, чтобы ехать, нужно включить щетки, иначе ничего не видно.

На мой взгляд, это один из ярчайших примеров настоящего ремесла. (XIII, 1)

Атмосфера за кадром (2002)

С точки зрения режиссерского ремесла знание распределения энергетики как внутри кадра, так и на протяжении всего фильма имеет грандиозное значение. При этом атмосфера в кадре не может существовать отдельно от атмосферы за кадром. Она является ее продолжением.

От артиста, который утром поругался с директором картины потому, что за ним не прислали машину или у него холодный номер в гостинице, на съемочной площадке нельзя требовать ничего.

Даже если он обманет зрителя, он не сможет обмануть вас, а вы, в свою очередь, не сможете обмануть зрителя, потому что это перетекающий процесс, из кадра в кадр.

Все вы знаете, что такое съемочная группа, и особенно в экспедиции. Насколько люди устают друг от друга… Ведь когда актер играет перед кинокамерой, его зрителями становится только съемочная группа. Театральный актер может выдать свой энергетический импульс прямо в зал и тут же получить его обратно, если он точно попал. Реакция зала для него – новый стимул, адреналин. Он полетел. И без этого полета, без этого отрыва от земли практически невозможно сделать ничего серьезного. Конечно, всегда можно что-то сыграть, но сыграть то, что артист и сам не понимает, как он это сыграл, получается только тогда, когда его импульс услышан зрителем.

Поэтому атмосфера на съемочной площадке имеет огромное значение. Один раз я выгнал из группы человека, который во время съемки посмотрел на часы – мол, когда будет обед. Все. Он не мог работать в нашей команде, потому что не делился своим вниманием, своей энергией с артистом перед кинокамерой.

Артист обязан получать ответ извне. Это не значит, что все вокруг него должны смеяться или плакать, но концентрация группы должна быть только на том, что происходит перед камерой. Это умножает энергию в кадре, которая потом воздействует на зрителя. Меня, например, больше интересуют не слезы в глазах актера, а их рождение. Когда актер в драматической сцене не знает, что ему играть, он сразу плачет, и все охают: ох, как он играет! А у него просто легко текут слезы, и все балдеют. Настасья Кински, к примеру, чуть что – сразу плачет. Однако сами по себе слезы еще ни о чем не говорят.

Но это отдельный разговор… (XIII, 1)

Атмосфера в обществе (2008)

Мы живем в эпоху голых королей, которым никто не говорит, что они голые. То ли некому сказать, то ли все остальные тоже не одеты. Появилось целое сообщество людей, живущих по своим, отдельным законам. В этом сообществе считается, что Сергей Зверев может влиять на умы (или на что он там влияет) с экрана телевизора, а образ Ксюши Собчак – идеальный образец для десятилетних девочек.

Можно доносить в Интернете, можно оскорблять в Интернете, можно подслушивать и распечатывать чужие разговоры…

Интервьюер: Ваш пафос по поводу Собчак понятен, вот только почему на открытии Московского Международного кинофестиваля она сидит в первом ряду?

А я откуда знаю?

Вы – президент ММКФ.

Ну и что? Я билеты не распределяю, фейс-контроль на входе не устраиваю. Кто-то ее пригласил, она публичная фигура. Я вообще не о ней конкретно сейчас говорю, а об атмосфере в обществе. Бог с ней, пусть приходит, пусть хоть на сцене сидит. Ксения Собчак не виновата – она востребована и пользуется своей востребованностью. Вам нравится? Получите. Не нравится? Переключите на другой канал.

Плюрализм – это когда плохое перестают отличать от хорошего. И то и другое имеет право на существование. Писатель, создавший роман «The Тёлки», может считаться явлением. Моя дочь Надя его предыдущую книгу не только не дочитала до конца, чего с ней отродясь не бывало, но даже выкинула в помойку – чтобы дома не было.

Я понимаю: провокация – очень полезная вещь с точки зрения бизнеса. Не понимаю другого: взрослые люди, имеющие детей и работающие в подобном жанре либо в пиаре этого жанра, они хотят, чтобы их дети жили так, как это показывают в соответствующих телепрограммах или описывается в подобных книгах? Конечно, нет. Более того, каждый уверен, что именно его ребенку уготована другая участь. Что на родительские деньги, пусть не лучшим образом заработанные, этот ребенок поедет учиться, вырастет культурным, образованным человеком. Но так, знаете ли, и наркобароны думают. Однако их дети тоже подсаживаются на наркотики…

Вот это я считаю высшей формой цинизма – рассказывать о других, о ком-то, кто тебя совершенно не волнует, отстраненно, с холодным сердцем, с холодным носом, как будто ведешь репортаж из кунсткамеры.

А я рассказываю про себя. И фильм «12» снимал о себе. Это мы. И я такой же. Во мне живут все эти герои. Смог бы я так поступить, как мой «дядя Николай»? Может быть, и нет. Скорее всего, что нет. Но очень хотел бы. (I, 129)

Атмосфера в политике

(2002)

Я абсолютно уверен, что политика – это очень во многом режиссура.

Только в случае политики актерами является народ, а съемочной площадкой является страна. Потому-то руководство страны, в частности президент, и должны создавать атмосферу в стране.

Атмосфера, как таковая – одно из самых главных, что должно быть. Потому что, создав правильную атмосферу, можно довести до людей именно тот смысл, который ты хочешь до них донести. Ударить ли их шоком информации, мягко ли рассказать, чтобы не теряли надежды…

Вспомните, как вынуждены действовать, скажем, ребята из МЧС, разговаривая с человеком, который собирается выпрыгнуть из окна. Ему хочется «в лоб дать», чтобы он дурака не валял, а они его расспрашивают о детях, о том, что он сегодня делал. Они работают с ним как психологи, для того чтобы подобраться к нему, усыпить его внимание и бдительность и тем самым не дать ему совершить смертный грех самоубийства.

Атмосфера – это принципиально!

Она заключается в том, что если, скажем, проводить диспансеризацию детей, то ее результатом должны быть не только реальные факты, которые мы получим, но еще и мощнейшая психологическая работа с населением, когда каждая мать, каждый отец (для которых самым главным и важным в жизни является их ребенок) почувствуют к себе внимание страны, внимание президента.

Это имеет принципиальное значение для создания хотя бы временно той самой атмосферы, о которой я говорю и которая нам необходима как воздух.

Поэтому я считаю, что, собственно, вся задача культуры, ее главная задача – это создание атмосферы.

При этом я абсолютно не исключаю критики и противодействия властям… Но дело в том, что для того, чтобы быть «за» или быть «против», в любом случае необходима атмосфера.

Ибо атмосфера оппозиции только тогда является созидательной, когда эта атмосфера органична, а не является плодом популистских желаний тех или иных лидеров или «маленько порулить», или побыть на вахте «у главного руля».

Я думаю, что понятие «атмосферы», задача «создания атмосферы» имеет для всех нас огромнейшее значение… (IX, 1)

АФОРИЗМ

(2009)

Вопрос: Есть знаменитый афоризм Марка Твена: «Милостью Божьей в нашей стране есть такие неоценимые блага, как свобода слова, свобода совести и благоразумие никогда этими благами не пользоваться». Вам не кажется, что это очень точно описывает нынешнюю ситуацию в нашей стране?

Очень люблю Марка Твена, но то, что им сказано, сказано им о его стране, об Америке, которая, по мнению некоторых людей (и я с ними согласен) является, в отличие от нас, не страной, а проектом.

Поэтому и афоризм Твена больше подходит проекту, а не стране. (XV, 41)