Последний оракул Роллинс Джеймс

Они двинулись дальше. Грей снова проверил рацию. По-прежнему ничего. Кто-то или что-то блокировало его сигнал.

Они торопливо дошли до главной лестницы и поднялись на второй уровень. Тут порядка было больше. Зеленые мраморные полы недавно отполировали, и серебристые звезды, которыми они были инкрустированы, ярко блестели. Отсюда отчетливо просматривались стеклянные двери основного входа. Они должны добраться до них раньше, чем…

Нет, слишком поздно.

За дверями показались мужчины с автоматами. Они были в темной форме с наплечными знаками различия.

Грей повел Элизабет и Ковальски обратно.

С первого этажа послышался яростный собачий лай. Потом испуганные крики рабочих.

– Что теперь? – спросил Ковальски.

От дверей выхода на Эспланаду зазвучал громкоговоритель:

– МИНИСТЕРСТВО НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ! ЗДАНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НЕМЕДЛЕННО ОСВОБОЖДЕНО! ВСЕМ НАПРАВЛЯТЬСЯ К ГЛАВНОМУ ВХОДУ!

– Сюда, – сказал Грей.

Он повел их в сторону, по направлению к самому большому экспонату на этом этаже. Это была абстрактная инсталляция, изображавшая американский флаг – пятнадцать полос из поликарбоната, напоминающего зеркало.

– Мы не можем все время бежать, – сказала Элизабет.

– Мы и не будем.

– Значит, спрячемся? – спросил Ковальски. – А как же быть с собакой?

– Мы не будем ни бежать, ни прятаться, – заверил его Грей.

Когда они проходили мимо флага, Грей – отдельными ломаными кусочками – увидел в его зеркальной поверхности, как мужчины в униформе выстроились вдоль выхода из музея непроницаемым кордоном.

Дальше их путь лежал мимо строительных лесов, на которых были свалены стройматериалы и рабочая одежда. Грей взял то, что было необходимо для осуществления его замысла. Кое-что он передал Ковальски, себе же оставил банку с краской и пластиковую бутыль с растворителем. Затем направился в коридор, начинавшийся под абстрактным флагом. Ковальски прочитал табличку на стене перед входом в новую галерею и присвистнул.

– Пирс, что вы задумали?

Коридор вел в сердце музея, туда, где были выставлены самые драгоценные экспонаты. Собственно говоря, именно ради них и была затеяна реконструкция.

Они вошли в длинный затемненный зал. Вдоль одной стены выстроились кресла, противоположная представляла собой стеклянную выставочную витрину. Даже бедлам, царивший позади них, казалось, стих из почтения перед историческим сокровищем, хранящимся за этим стеклом, одной из самых почитаемых национальных реликвий. Сложенный вчетверо, истерзанный пулями кусок хлопка и шерсти, он лежал в наклонной стеклянной витрине и, несмотря на то что его краски выцвели, оставался святыней американской истории – флаг, вдохновивший американцев на создание национального гимна.

– Пирс… – беспокойно окликнул его Ковальски, начиная понимать, что задумал начальник. – Это же звездно-полосатый флаг!

Грей поставил банку с краской на пол и принялся отвинчивать крышку бутыли с легковоспламеняющимся растворителем.

– Пирс, вы же не собираетесь… Даже чтобы отвлечь…

Голос Ковальски предательски дрогнул.

Не обращая на него внимания, Грей повернулся к Элизабет.

– Ваша зажигалка еще при вас?

20 часов 32 минуты

Сидя в офисе охраны Национального зоопарка, Юрий чувствовал, как на него неподъемным грузом навалились все его семьдесят семь лет. Никакие андрогены, стимуляторы и операции не могли бы облегчить той тяжести, что придавила его сердце. От леденящего страха все его конечности онемели и превратились в ноющие от боли куски свинца.

– Мы найдем вашу внучку, – пообещал начальник охраны. – Зоосад уже закрыт, и все занимаются ее поисками.

Юрия оставили в офисе наедине с молодой блондинкой, которой было не больше двадцати пяти. На ней была форменная одежда работников зоопарка песочного цвета, а на лацкане рубашки приколота карточка с ее именем: «ТАБИТА». Присутствие Юрия заставляло девушку нервничать. Она не знала, как вести себя наедине с человеком, которого постигло такое горе. Табита встала из-за стола и подошла к нему.

– Может быть, вы хотите кому-нибудь позвонить? – спросила она. – Кому-то из родственников?

Юрий поднял голову и несколько долгих секунд изучал взглядом девушку, ее щечки, напоминавшие спелые яблоки, думая о том, какая долгая жизнь лежит перед ней. Он осознал, что и сам был не многим старше, когда выпрыгнул из разбитого грузовика в Карпатских горах. Как бы ему хотелось, чтобы того дня никогда не было и он не нашел бы тот цыганский поселок!

– Так вы хотите позвонить? – снова спросила девушка.

– Да, – ответил Юрий по-русски и медленно кивнул.

Сколько же можно откладывать неизбежное? Он уже и так побеспокоил Мэпплторпа – для того, чтобы не столько доложить о случившемся, сколько заручиться содействием полицейских властей. Но тот слушал невнимательно и постоянно отвлекался, поскольку командовал охотой за тем, что у них украли.

Мэпплторп обронил какую-то фразу относительно дочери профессора Полка, но Юрия сейчас все это уже не интересовало. Главное, американец обещал объявить желтый уровень тревоги с целью найти пропавшую девочку. Будут мобилизованы все ресурсы округа Колумбия и соседних округов. Ее необходимо найти!

Саша…

Перед глазами Юрия стояло ее круглое личико и светлые глаза. Нельзя было отходить от нее ни на шаг. Оставалось надеяться только на то, что она попросту заблудилась. Однако в парке, полном зверей, даже лучший из сценариев таил в себе опасность. А вдруг кто-то похитил ее, увел обманом? В ее нынешнем состоянии девочка уступчива, податлива, ее можно уговорить на что угодно. Юрию приходилось сталкиваться с изрядным числом педофилов. На раннем этапе существования Муравейника они попадались даже среди его сотрудников. Ведь там было так много детей! Слишком много детей. Без ошибок было не обойтись.

Но не все посягательства на детей относились к категории «ошибок».

Юрий мысленно шарахнулся от этой мысли.

Табита принесла радиотелефон.

Юрий мотнул головой и достал свой сотовый.

– Спасибо, но мне нужно сделать международный звонок, – пояснил он. – В Россию. Ее бабушке. Я позвоню по своему телефону.

Табита понимающе кивнула.

– Тогда не буду вам мешать, – сказала она и вышла в соседний кабинет.

Оставшись один, Юрий набрал международный номер. Маленький электронный чип, разработанный специалистами российской разведки, заставит сигнал отразиться от целой серии ретрансляционных башен, благодаря чему его будет невозможно отследить. Параллельно с этим устройство будет шифровать разговор.

Он боялся этого звонка, но не мог ждать дольше. Муравейник необходимо предупредить, но сейчас у них там раннее утро, нет еще и четырех часов. Тем не менее уже после второго гудка на вызов ответил отрывистый и резкий голос:

– В чем дело?

Юрий представил себе женщину на том конце линии, свою начальницу, доктора Савину Мартову. Они вдвоем нашли детей, организовали Муравейник, но благодаря своим связям в КГБ Мартова обошла Юрия по служебной лестнице и стала главной. В России часто говорили: из КГБ не уходят. Что бы ни думали западные лидеры, то же относилось и к нынешнему российскому президенту. Он до сих пор окружал себя бывшими сотрудниками советской разведки, в результате чего бразды правления оказались в руках у выходцев из спецслужб.

Доктор Савина Мартова не являлась исключением.

– Савина, у нас тут крупные проблемы, – заговорил он по-русски и сразу же представил себе, как застыло ее лицо.

Как и Юрий, она также прибегала к хирургии, гормональной терапии и косметологии, но с гораздо более впечатляющим результатом. Ее волосы были по-прежнему темными, черты нисколько не увяли. Сегодня она могла бы сойти за сорокалетнюю, и Юрий, кажется, знал почему. В отличие от него Савина не находилась в состоянии непрекращающейся войны с собственной совестью, не мучилась чувством вины. В глазах этой женщины светилась уверенность в правоте своих взглядов и поступков. Глубинную суть этого обмана можно было обнаружить, лишь заглянув глубоко в ее глаза. Никакие лекарства не могли замаскировать холодный расчет, поселившийся в них многие годы назад.

– Ты еще не нашел то, что у нас украли? – жестким тоном спросила она. – Я уже слышала о том, что Полк ликвидирован. Так почему же…

– Дело в Саше. Она пропала.

На другом конце линии воцарилось молчание.

– Савина, ты слышишь меня?

– Да. Я только что получила отчет от одного из работников спального корпуса, вот почему, несмотря на ранний час, я уже на ногах. Они обнаружили три пустые койки.

– Кто? Кто из детей пропал?

– Константин, его сестра Киска и Петр.

Савина рассказывала о том, что поиски ведутся по всему Муравейнику, но для Юрия ее голос звучал глухо, словно она говорила из глубокого колодца. Его мысли были заняты другим.

Петр.

Это был Сашин брат-близнец.

– Когда? – выпалил Юрий. – Когда они могли исчезнуть?

Савина коротко вздохнула.

– На вечерней поверке, как доложила дежурная сестра-хозяйка, все были на месте. Значит, они пропали в течение последнего часа.

Юрий посмотрел на часы.

Примерно в то же время, когда исчезла Саша.

Было ли это простым совпадением, или Петр каким-то образом почувствовал опасность, грозящую сестре? Может, это заставило его запаниковать? Но прежде Петр никогда не демонстрировал подобных способностей. Его талант эмпатии был силен, особенно когда дело касалось животных. И все же, являясь близнецами, они были гораздо ближе друг другу, нежели обычные брат и сестра. Эти двое даже разговаривали на своем особом, непонятном для остальных языке.

Юрий прижимал к уху трубку, а в голову ему лезли мысли одна страшнее другой. Например, о том, что событиями управляют какие-то неведомые силы, чья-то загадочная рука.

Но чья?

– Найди девочку! – выкрикнула Савина, заставив Юрия отвлечься от невеселых дум. – Найди, пока еще не поздно. Ты знаешь, что должно произойти через два дня.

Он знал. Знал даже слишком хорошо. Произойти должно было то, чему они посвятили многие десятилетия напряженного труда, ради чего совершили столько актов жестокости. И все это во имя…

Сбоку от него хлопнула дверь. Вернулся начальник охраны зоопарка. На его загорелом лице было угрюмое выражение, в котором сочетались огорчение и тревога.

– Я найду ее, – твердо проговорил Юрий в трубку, адресуясь скорее себе, нежели начальнице, а затем закрыл телефон, повернулся к высокому мужчине и спросил, перейдя на английский: – Вы отыскали мою внучку?

– Увы, нет. Мы прочесали весь парк, но не нашли никаких следов девочки.

У Юрия упало сердце.

Начальник охраны, казалось, колебался, и, когда он заговорил снова, его голос звучал нерешительно:

– Однако я должен вам кое-что сказать. Поступило сообщение о том, что девочку, которая подходит под описание вашей внучки, посадили в фургон у южного выхода из зоопарка.

Юрий вскочил со стула. Его глаза округлились.

Охранник поднял руку, призывая его к терпению.

– Полиция округа Колумбия уже занимается этим. Возможно, это ложный след. А больше мы пока ничего не можем сделать.

– Вы обязаны что-то делать!

– Мне очень жаль, сэр. Мне также сообщили, что кто-то из ФБР приказал организовать для вас охрану. Они вот-вот прибудут сюда и отвезут вас в ваш отель.

Юрий понял, что без Мэпплторпа здесь не обошлось.

– Благодарю вас. Спасибо вам за все, что вы сделали. – Юрий подошел к двери и взялся за ручку. – Я… Мне нужно на свежий воздух.

– Разумеется. Снаружи есть скамейка.

Юрий вышел из офиса охраны. Увидев скамейку, он направился к ней, но, оказавшись вне зоны видимости из окон конторы, садиться не стал, а прошел мимо скамейки и направился к выходу из зоопарка.

Юрий не имел права оказаться под контролем Мэпплторпа. Даже теперь. Этот дурак знал лишь малую толику того, что происходит. Юрий сообщил ему ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы разжечь интерес разведывательных кругов США. Они даже не подозревали, как изменится мир через несколько дней.

Он должен найти Сашу раньше Мэпплторпа.

И сделать это можно было только одним способом.

Пройдя на выходе из зоопарка через полицейский кордон, Юрий остановился и набрал номер на своем сотовом, вновь задействовав систему шифрования. Как и до этого, ответили почти сразу, но на сей раз – автоответчик.

– Вы позвонили на международный коммутатор «Арго инкорпорейтед». Пожалуйста, оставьте сообщение…

Эта компания являлась прикрытием «Ясонов», а псевдоним «Арго» было выбран потому, что так назывался корабль мифического Ясона. При мысли о том, насколько это глупо, Юрий, дожидаясь сигнала автоответчика, сокрушенно покачал головой. Несколько часов назад он убил одного из них, но теперь сам нуждался в помощи тайного общества американских ученых. И он знал, как связаться с ними. В годы холодной войны тогдашние противники вели незримую войну за технологическое превосходство, причем ученые каждой из сторон пользовались неограниченной поддержкой военного истеблишмента и разведывательных служб. В качестве оружия в этой войне применялся не только интеллект, но и самые подлые средства: диверсии, насилие, шантаж. Однако при этом ученые с обеих сторон пользовались определенной свободой действий и независимостью от вояк. За несколько десятилетий они усвоили две вещи. Во-первых, у них есть много общего, и, во-вторых, что еще важнее, существует определенная черта, через которую не переступит ни одна ни другая сторона.

Когда такое понимание сформировалось окончательно, были разработаны способы взаимодействия. В частности, так называемая тревожная кнопка. Вот и сейчас Юрий назвал свой зашифрованный сотовый номер и произнес кодовое слово, принятое еще во время холодной войны:

– Пандора.

20 часов 38 минут

Из зала Звездно-полосатого флага валили клубы дыма.

Грей и его спутники стояли в коридоре, соединяющем зал Флага с центральным залом музея. Предварительно они натянули комбинезоны маляров и скрыли лица под респираторами. Для убедительности Грей даже обрызгал комбинезоны свежей краской.

Он наклонился и заглянул в зал Флага. От дыма щипало в глазах, но ему удалось разглядеть пламя, танцующее на лужах растворителя, который он разлил по деревянному полу. В следующий момент ожила противопожарная система и с потолка во все стороны брызнула вода. Взвыла сирена пожарной сигнализации.

Грей подождал еще несколько секунд, желая убедиться в том, что стеклянная витрина, в которой хранился флаг, осталась сухой. Он знал, что витрина представляет собой герметичную камеру, главной задачей которой являлось сохранение национальной реликвии для грядущих поколений. Теперь она защитит флаг от дыма и воды.

Убедившись в том, что святыне ничто не угрожает, он переключил внимание на центральный зал. Снова послышались крики рабочих. Они и без того были напуганы предупреждением о возможном взрыве бомбы, а тут еще дым и рев пожарной сигнализации.

Грей выглянул в центральный зал и посмотрел в сторону выхода. Предупрежденные через мегафон о необходимости воспользоваться именно этим выходом, мужчины и женщины толпились возле него, толкаясь и наступая друг другу на ноги. В руках у многих были рюкзаки и ящики с инструментами. Паника толкала людей к дверям, где каждого выходящего методично обыскивали вооруженные мужчины и обнюхивали две немецкие овчарки.

– Пошли, – сказал Грей.

Под прикрытием дыма и царящего кругом страха они присоединились к рабочим на выходе, предварительно разойдясь по одному, чтобы спецназовцы не признали в них ту троицу, за которой они бегали по тоннелям. Влиться в паникующую толпу было все равно что прыгнуть в бушующее море у скалистого берега. Их толкали, пинали, лягали, сдавливали со всех сторон. Грей старался не упускать из виду двоих своих товарищей по несчастью.

Людская масса постепенно несла их к выходу. Несмотря на толкучку, вооруженным мужчинам каким-то образом удавалось поддерживать на выходе некое подобие порядка. Обыски продолжались, но теперь уже носили более поверхностный характер. Возбужденные шумом и сутолокой, собаки лаяли и натягивали поводки.

Грей крепче ухватился за сумку, висевшую у него на плече, и переместил ее на грудь. Если понадобится, он пробьет себе дорогу сквозь вооруженную цепь, как бык, как нападающий в американском футболе в последнем рывке к воротам.

Посмотрев вбок, он увидел, как толпа вынесла Элизабет через двери и бросила прямо в руки спецназовцев. Ее торопливо обыскали и велели уходить. Когда женщина проходила мимо одной из собак, та разразилась лаем и стала рваться с поводка. Нет, животное не опознало ее запах. Просто овчарка была возбуждена и сбита с толку происходящей суетой. Заглушить запах Элизабет помогли дым и свежая краска на комбинезоне. Она пошла прочь от кордона и скрылась в сумерках Эспланады.

На очереди был Ковальски. Чтобы сделать маскировку более достоверной, в каждой руке он нес по банке с краской, с помощью которых расчищал себе путь. Его тоже обыскали. Солдаты даже открыли банки.

Грей затаил дыхание. Скверно. Паника скомкала процедуру обыска, но не до такой степени, как он рассчитывал.

Досмотрев Ковальски, один из спецназовцев махнул рукой, веля ему уходить в сторону Эспланады.

Грей вышел из дверей и наткнулся на ладонь человека в черной форме.

– Руки вверх! – скомандовал тот.

Приказ был подкреплен стволом автомата, упершимся Грею в грудь.

Чужие руки проворно ощупали его с головы до ног. К счастью, Грей предусмотрительно отстегнул от лодыжки кобуру с пистолетом и бросил ее в мусорную урну в музее.

И все же…

– Откройте сумку!

Грей понимал, что протестовать или сопротивляться бесполезно. Он бросил сумку на асфальт, расстегнул ее и достал единственный находившийся в ней предмет – электрическую шлифовальную машину. Тот, кто его обыскивал, перевернул сумку и потряс ее над тротуаром, желая убедиться, что в ней ничего не осталось, а затем махнул рукой, веля Грею убираться прочь.

Проходя мимо собаки, Грей заметил мужчину в костюме, стоящего поодаль. На нем не было бронежилета, зато в его ухе было закреплено телефонное блютус-устройство. Мужчина отдавал незримому собеседнику какие-то приказы, и было очевидно, что он тут главный. Грей сразу вспомнил, что видел этого же человека в погрузочной зоне Музея естественной истории. Поравнявшись с ним, Грей скосил глаза на служебную карточку, прикрепленную к нагрудному карману пиджака, и прочитал три буквы: АВР. Агентство военной разведки.

Значилось на карточке и имя ее владельца: «МЭППЛТОРП».

Пока загадочный Мэпплторп не обратил внимания на проявляемый к его персоне интерес, Грей ускорил шаг, направляясь к Эспланаде. Вскоре он присоединился к двум остальным, поджидавшим его в отдалении от музея. Со стороны они не могли выглядеть подозрительно: трое обычных работяг, собравшихся поболтать во время перерыва.

Грей вновь постучал по микрофону рации. Он пытался поднять «Сигму» по тревоге. Наконец ему ответил знакомый голос:

– Грей! Куда ты запропастился?

Это был Пейнтер Кроу.

– Нет времени объяснять, – ответил Грей. – Мне нужна машина без опознавательных знаков. Пусть остановится на углу Четырнадцатой и Конститьюшн.

– Сейчас будет.

Направляясь к оговоренной точке эвакуации, Грей протянул руку в сторону Ковальски. Великан отдал ему одну из банок с краской.

– Мне противно даже нести эту гадость. Прямо мурашки по коже.

Когда банка оказалась у него, Грей вздохнул с облегчением. На дне ее лежал странный маленький череп. Грей справедливо рассудил, что вряд ли кому-то захочется шарить рукой в густой латексной краске, особенно если банку несет рабочий, чей комбинезон заляпан этой же краской. После того как череп очистят, возможно, они наконец сумеют получить хоть какие-то ответы.

– У нас получилось! – торжествующе произнесла Элизабет.

Грей промолчал.

Он знал, что до завершения этой истории еще очень далеко.

Через полмира от Вашингтона, в темной комнате без окон, проснулся мужчина. На стоявшей рядом панели круглосуточно работающих приборов светились маленькие огоньки. Он узнал моргание и ритм электрокардиографа, его нос уловил запах антисептика и йода. Ошеломленный, он резко дернулся на кровати. Огоньки поплыли перед глазами разноцветными испуганными рыбками.

Эта картинка вызвала к жизни что-то важное. Воспоминания.

Огоньки в темной воде…

Он пытался сесть, но локти были привязаны к поручням кровати. Больничной кровати. Он даже не мог оторвать руки от одеяла. Обессилевший, он снова упал на подушку.

«Я что, попал в аварию?»

Сделав вдох, мужчина вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Это было какое-то тревожное, щекочущее чувство. Он повернул голову и с трудом разглядел прямоугольник дверного проема. На пороге стояла темная фигура. Вот она двинулась, послышался звук шагов по кафельному полу, а затем шепот на незнакомом языке. Судя по звучанию слов, это был русский.

– Кто здесь? – хрипло спросил он.

Его гортань горела, словно он хлебнул кислоты.

Молчание. Темнота была неподвижна, словно смерть.

Задержав дыхание, он ждал.

Внезапно у двери вспыхнул свет. Он слепил, причинял боль глазам. Мужчина инстинктивно попытался поднять руку, чтобы заслонить глаза, забыв о том, что руки привязаны к кровати.

Он беспомощно моргал. Свет исходил из маленького фонарика-ручки, и благодаря ему он увидел, как в его комнату крадучись вошли три маленькие фигуры. Дети. Фонарик держал мальчик лет двенадцати или тринадцати. Другой рукой он заботливо обнимал за плечи девочку на год или два младше его. Последним шел маленький мальчик, не старше восьми лет. Они подошли к кровати – боязливо, словно приближались к логову льва.

Самый высокий мальчик, который явно был их вожаком, повернулся к самому маленькому и что-то сказал ему по-русски. Слов было не разобрать, но, судя по интонации, это был вопрос. Он назвал своего спутника именем, напоминавшим английское Питер. Младший кивнул, указал на кровать и забормотал что-то на русском, причем в голосе его звучала уверенность.

Мужчина повернулся на кровати и наконец сумел с усилием прохрипеть:

– Кто вы? Что вам нужно?

Старший заставил его замолчать, направив ему в лицо луч фонарика, и с тревогой посмотрел на открытую дверь. После этого дети разделились. Старший мальчик и девочка принялись распутывать ремни, которыми были примотаны к кровати его конечности, а самый младший продолжал стоять на прежнем месте с широко открытыми глазами. Как и его спутники, он был одет в широкие штаны, темно-серую водолазку, а также курточку и вязаную шапочку того же цвета. Мальчик смотрел прямо на него, и это раздражало, поскольку мужчине казалось, будто ребенок читает что-то у него на лбу.

Когда его руки оказались свободны, он сел. Комната снова поплыла перед глазами, но не так сильно, как в первый раз. Чтобы обрести равновесие, он провел рукой по голове и обнаружил, что его череп совершенно лыс. Несколько швов, которые он нащупал за левым ухом, утвердили мужчину в его первоначальном предположении. Вероятно, он действительно попал в аварию и ему обрили голову для проведения хирургической операции. И все же ощущение лысой головы под собственной ладонью почему-то казалось до боли знакомым и естественным.

Прежде чем он успел разрешить в уме эту дилемму, мужчина поднес к глазам вторую руку. По крайней мере, попытался. Потому что она заканчивалась культей в районе запястья. От испуга и неожиданности его сердце гулко забилось. Авария, в которую он попал, видимо, была поистине страшной. Его целая рука гладила аккуратные стежки швов за ухом, как будто читая азбуку Брайля. Да, несомненно, это следы недавней операции. Однако его культя выглядела давно зажившей и даже огрубела. Он как будто почувствовал отсутствующие пальцы и от охватившего его отчаяния сжал их в невидимый кулак.

Старший мальчик отступил от кровати.

– Пойдем, – проговорил он на английском языке.

Из того, как скрытно действовали его избавители и какой таинственностью было обставлено его освобождение, мужчина сделал вывод о возможном существовании некоей опасности. Одетый в больничную пижаму, он спустил ноги на холодный кафельный пол. Комната снова пришла в движение.

– О-о-ох…

К горлу подступила тошнота.

– Скорее! – поторопил его старший мальчик.

– Подожди, – простонал мужчина, хватая ртом воздух, чтобы утихомирить желудок. – Объясни, что происходит.

– Нет времени, – сказал мальчик и двинулся к двери.

Он был неуклюжим, словно состоял только из рук и ног. Он пытался говорить властным тоном, но ломающийся голос выдавал его юный возраст и владеющий им страх. Приложив ладонь к груди, мальчик представился:

– Меня зовут Константин. Ты должен идти. Пока не стало поздно.

– Но я… Я не…

– Да. Ты растерян. Пока же знай: тебя зовут Монк Коккалис.

Усмехнувшись, мужчина покрутил головой.

Монк Коккалис.

Это имя ему ничего не говорило. Он собрался возразить, исправить эту ошибку, но вдруг осознал, что его память обезоружена, а в том ее месте, где должно было находиться его имя, остался холостой патрон. Сердце сжалось, превратившись в болезненный комок, охватившая его паника мешала видеть. Как такое возможно? Мужчина снова пощупал швы за ухом. Он получил удар по голове? Оказался контужен? Он пытался отыскать внутри себя хоть какие-то воспоминания помимо тех минут, которые, проснувшись, провел в этой комнате, но там, где он искал, не было ничего. Сплошная пустыня.

Что же произошло?

Он вновь посмотрел на электрокардиограф, от которого к его груди тянулись провода. В углу стоял измеритель кровяного давления, рядом – металлический шест для капельниц. Но если он в состоянии назвать все окружающие предметы, почему ему не удается вспомнить собственное имя? Он шарил в своем прошлом в поисках чего-то, за что можно уцепиться, но за пределами этой комнаты царила пустота. У него больше не было памяти.

Самый маленький из детей словно почувствовал отчаяние, охватившее взрослого, и подошел к кровати. Свет от тонкого фонарика отражался в его голубых глазах. Монк, если это действительно было его имя, почувствовал, что малыш знает о нем больше, чем он сам. Словно доказывая это, мальчик прочитал все, что творилось у него в душе, и произнес единственные слова, которые могли заставить его подняться с кровати. Протянув руку ладонью вверх, будто прося милостыню, он сказал:

– Спаси нас.