Там, где мы служили Верещагин Олег

– Вот так и гибнут в мирной обстановке. Прыгнет такой на шею – и кранты.

– Ты не болтай, а допивай, – приказал Иоганн, сидевший на столе. Он проверял дробовик – полуавтоматическую «сайгу» десятого калибра[17] с двадцатизарядным могучим барабаном. – Гоните девчонок из умывалки!

Вход в умывалку оказался в том же самом коридорчике. Там было два рожка и полочка, а вода стекала куда-то вниз. Джек страшно спешил, и Ласло, оказавшийся рядом, сказал:

– Не гони, что ты? Еще есть время.

Обнаружилось, что у него еще один ожог в четверть спины, а третий – снаружи на правом бедре. Джек не мог заставить себя сразу отвести взгляд от этих пятен, и Ласло спокойно пояснил:

– Фосфор. Попал под разрыв… Так ты у меня вторым номером?

– Наверное, – неуверенно сказал Джек. – Мы что, все-таки идем?

– Идем, весь наш взвод идет…

– …Магазины не снаряжены? – спросила русская новичков, ловко закрепляя на разгрузочном жилете открытую кобуру с пистолетом – 14-зарядным «браунингом хай пауэр» калибра 10 миллиметров. – Берите в ящике под столом, это дежурные… Жозеф, возьми упаковку к «двушке»[18].

Полное снаряжение Джек носил много раз. А уж оружие освоил – в том числе и это, русское, – еще до школы, что было в целом совершенно обычно для детей его времени даже в уже относительно «окультуренных» местностях. Но он все-таки очень удивился, увидев хорошо знакомый длиннолезвийный тесак – русский «бобр». Он-то считал эту штуку просто причудой командования лагеря для утяжеления снаряжения. Мало верилось, что сейчас пехотинцы ходят в рукопашную – не двадцать лет назад, в конце-то концов…

– Что смотришь, бери, – кивнул Дик, застегивая ремень. – Им можно дров нарубить, копать, тесать…

– …и драться, – с недоверчивой улыбкой сказал Джек. – У нас что, городская война кланов?

– К сожалению, придется им и драться, – не принял шутки Дик. – Иоганн, паек берем?

– На неделю, – коротко ответил сержант, закидывая дробовик за спину. – Капрал Золотова, раздать паек.

Коробки из серого прессованного картона были хорошо знакомы Джеку. Закрепив на рюкзаке сменный ствол к «печенегу» и перекинув на бедро запасную патронную коробку, англичанин поднялся на ноги, с удовлетворением ощутив, что нигде не тянет.

– Новогодние елочки, – буркнул Дик. – Лоун стар будет?

– А как же… Становись! – выпалил Иоганн.

Ласло быстро указал место справа от себя, рядом с Эриком, придерживавшим на бедре свой РПД[19]. Отделение подравнялось. Иоганн скользнул взглядом по лицам и кивнул:

– Так. Прыгнули.

Этот трюк новички знали, и ни единая деталь не брякнула, когда они сделали несколько прыжков на месте. Джек посмотрел вправо-влево, как всегда, не узнавая вроде бы знакомых людей в полном снаряжении. Роты снаряжались «с миру по нитке» обеими Империями, которые давали для них все самое лучшее – от человеческого материала до сапог особого образца. И солдат в полном снаряжении напоминал скорее боевую машину из фантастической книжки. Совсем недавно по экранам Земли «с шумом и громом» прошел фильм «Оруженосцы Справедливости», Джек его смотрел и, как и почти все его ровесники, попал под впечатление ленты сразу…

Война шла. И никто не знал, что войне не суждено будет кончиться, что она войдет в плоть и кровь этих ребят и никогда уже не оставит их в покое. А само слово «покой» превратится в проклятье, ругательство…

– …Отделение – смирно! Равнение – на середину! – резко рубил Иоганн. И, вскинув ладонь к каске, сделал шаг навстречу спускавшемуся в блиндаж офицеру в полевой форме.

Так Джек увидел впервые командира пятого штурмового взвода лейтенанта Фишера. И окаменел.

Наверное, лейтенант был молод. Даже скорее всего – молод, офицеры Рот чаще всего немногим старше солдат. Но сейчас невозможно было сказать точно, сколько ему лет. На фиолетово-буром лице, состоящем словно бы из узлов, видны три щели – серые глаза и безгубый рот, словно прорезанный лезвием.

Вскинув руку, Фишер сказал ровным, поставленным навсегда командирским голосом:

– Слава Солнцу… Вольно.

– Отделение – вольно! – Поворачиваясь, Иоганн бросил руку вниз, пошел за спиной лейтенанта, медленно шагавшего вдоль строя.

Перед Густавом Фишер остановился. Не поворачиваясь, спросил:

– Почему не по форме, сержант?

– Это новичок, товарищ лейтенант. Прибыл вместе с еще одним вчера вечером.

– Ясно. Прошу прощения, солдат. – Лейтенант сунул руку в нарукавный карман, достал что-то. – Представьтесь.

– Рядовой – гранатометчик Густав Дембовский, Русская Империя!

– Ну что же, Густав. Это, – он взялся за рукав с эмблемой, – славная эмблема наших войск, и носить ее – большая честь. Но есть еще и эмблема роты «Волгоград». Носи ее, помня о тех, кто погиб, не уронив славы роты.

Поляк оказался неожиданно сентиментальным. Обеими руками он поднес вещь, поданную лейтенантом, к губам.

– Клянусь.

Фишер пошел дальше. На миг замер перед Ласло, вроде бы сощурил глаза, они малость потеплели… Потом шагнул – и застыл перед Джеком, рассматривая его в упор. Жутковато, если честно, было смотреть на это почти нечеловеческое лицо. Джек подсознательно ждал запаха паленого мяса.

– Тоже новичок?

– Рядовой – второй номер «печенега» Джек Брейди, Англосаксонская Империя!

– М-м-м? Я тоже англосакс… Бери нашу эмблему, земляк. И носи с честью.

На руке лейтенанта – на безымянном пальце – Джек увидел тяжелый стальной перстень, рунированный лигатурой «сигел-этэль»[20]. Фишер был хускерлом «Фирда» и, значит, совершенно точно – дворянином! А то, что он протягивал, оказалось треугольным черным шевроном с золотой фигурой – женщина рвалась вперед, воздевая над головой длинный прямой меч.

– Пришьешь на первом же привале, – тихо шепнул Ласло.

Фишер, между тем, закончив обход, кивнул швейцарцу:

– Командуйте, сержант, – и вышел из блиндажа.

– Построение снаружи – разойдись! – выкрикнул Иоганн, делая отмашку рукой к двери…

…Сейчас, днем, Джек мог оценить позиции. Плотность обороны десятой была невелика – два взвода на километр, но это вполне искупалось технической насыщенностью обороны, усиленной минными полями. Слева и справа от бетонированных траншей с ячейками для тяжелого оружия и дотами лежала санированная зона, выбитая до гладкости того же бетона и перерезанная ходами сообщения – от жилых блиндажей и складов к обороне. На плацу под алым флагом Рот стояло уже первое отделение. Настроение, кажется, у них было неплохое – Джек уловил «хвост» разговора:

– «…Открывай, говорить будем!» – «А вас там сколько?» – «Трое…» – «Вот и болтайте, вам что, троих мало?» – И хохот в десять глоток.

– Второе зенки протерло! – раздался боевой клич. Все разом повернулись к подходившим:

– Свинство это, ребята, водку жрать по-крысячьи…

– У них в рюкзаках пиво есть, это точно…

– Угу, а лагерем встанут отдельно, чтобы не делиться…

– Смотрите, смотрите, братцы, по-пол-не-ни-е!

– Ага, это они ночью атаку красных отбивали…

– А я слышал – просто фонариком светили, толчок искали…

– Кто бы это говорил! – спокойно, но с каким-то коварством ответил русский-гитарист. – Вовка, ты что, позабыл, как месяц назад всю ночь оборону в сортире держал? Бандосы когда вокруг ползали? Маленькие такие, серенькие… Ящерицы называются. А ты, Штефко? Кто мне сапоги облевал, когда дерьмо за кишки принял, не подумал, что они из разных мест вообще-то вываливаются?!

Хохот стал всеобщим. Под его прикрытием к строю присоединились 3-е ударное отделение и отделение огневой поддержки, на которые тут же тем не менее посыпались не всегда безобидные подначки. Джек старался запомнить товарищей по взводу, но новые лица путались, смешивались… Ничего, со временем впечатаются в память не хуже штампов на бланках… Переступив с ноги на ногу, англичанин спросил у Ласло:

– А где лейтенант так обгорел?

– Фосфор, – коротко ответил венгр.

А Эрих справа тихо добавил:

– Ласло его из-под разрыва и вытащил.

Венгр поморщился:

– Да ладно… Вечно ты, Эрих…

– Баф стик![21] – резкий, почти злой выкрик заставил всех вздрогнуть. Лейтенант, широко шагая, приближался к строю. На плече его качалась крупнокалиберная – 7-го охотничьего[22] – «сайга» с плоским магазином.

Темноволосый сержант из первого отделения четко скомандовал:

– Взвод – смирно! – отчеканив шаги навстречу командиру, отдал честь: – Товарищ лейтенант…

– Вольно.

– Взвод – вольно! – повернувшись, скомандовал сержант.

– В строй.

– Есть! – Сержант вернулся на место.

– Задача обычная, – лейтенант начал без предисловия, встал перед строем, передвинул «сайгу» на грудь и скрестил на ней руки в перчатках без пальцев и панцирных брассардах[23]. – Недельное патрулирование. Глубина – двадцать километров. Командирам отделений – последняя проверка готовности. – Словно бы потеряв интерес к происходящему, он вынул из РЖ[24] «уоки-токи»[25] и с кем-то связался.

– Третье ударное готово! – почти сразу крикнул огненно-рыжий крепыш, пробежав вдоль строя.

– У него всегда все готово, – буркнул Эрих.

Анна поддержала немца:

– Он своих погубит, этим кончится… Эй, ты снаряжение проверяешь или меня зажимаешь?

– Пытаюсь заставить тебя заткнуться, – тихо сказал Иоганн. – Не новичок, так чего каркаешь?

– Каркай не каркай…

– Первое отделение готово! – доложил темноволосый. Джек внутренне напрягся, но Иоганн совершенно невозмутимо, ничуть не увеличив темп, продолжал проверку. Фишер сам занялся «огневиками».

– Второе ударное готово! – отрапортовал Иоганн. И подмигнул своим. Фишер кивнул. Очевидно было, что вся эта процедура лишь проформа…

– По машинам! – выкрикнул лейтенант. Команда удивила, но, повернувшись, Джек увидел четыре «элефанта»[26], подошедшие к блиндажам. – На броню!

– По машинам! На броню!

– По машинам! На броню!

– По машинам! На броню!

Дело было знакомым до мелочей. Сколько раз он вот так репетировал посадку-высадку на самом разном – от такой редкости-экзотики, как самолет, до легких джипов! Иоганн оседлал пушки. Елена и Анна устроились по обе стороны башни, подняв стволы к небу. Эрих и Андрей, повернув пулеметы влево-вправо, уселись на корме, остальные расположились по бортам.

– Мазл![27] – гаркнул Фишер с головной.

БМП, рявкая, качнулись синхронно на гусеницах, выбрасывая призрачные, быстро рассеивающиеся облака газа, пошли за головной с установленным интервалом.

Беспричинно хорошее настроение охватило Джека. Денек был хороший, не холодный, безветренный, нет-нет да и проглядывало в сплошном сизом пологе стремительно бегущих туч солнце – в вышине ветер не прекращался. На холмах зеленело – подсознательно привычная человеку зелень почти вытеснила вымороченную, противную рыжину мутировавших растений. Кругом были свои, и, кажется, у него уже появился по крайней мере один друг. Джек посмотрел в спину Дика, сидевшего впереди с «двушкой» на коленях, и новозеландец обернулся. Дружелюбно кивнул и улыбнулся, словно хотел спросить: «Что?» Джек улыбнулся в ответ и сказал:

– Вот мы едем… А снайперы? Те, что ночью?

– Днем они дальше в холмы уползают, – пояснил Дик. – Они не такие дураки, чтобы днем тут оставаться. У них есть мотоциклы, на каждом – водитель, пулеметчик и снайпер… А ночью возвращаются.

– А наши снайперы? Они тоже в холмы ползают?

– Больше лежат.

– А как же?.. – Джек указал на спину Анны.

– Она отделенный снайпер. А те – ротного подчинения, классом повыше.

– Лучше стреляют?

– Да нет, не в этом дело. Маскируются лучше, передвигаются… Их специально учат.

– Мы что же, будем за снайперами гоняться?

– Там всякого дерьма хватает… Смотри, пехотинцы из «Херлатинга»!

Навстречу шла колонна конфедеративных стрелков – так же обмундированных, только в беретах вместо шлем-касок и с тульскими «АКМ», а не с «АК-103». Весьма оскорбительные выкрики и жесты так и посыпались с обеих сторон:

– А-а, пехота драпает с фронта!

– По бабам – шагом марш!

– Мотопехота – потому что шагать неохота!

– Опять зайцев стрелять поперлись!

– Гусеницы не спустили?!

– Гусеницы мы подкачаем, а вот у вас каблуки поспускают – тогда как?!

Ну и всякое такое… Могло показаться, что пехотинцы и штурмовики готовы перервать друг другу глотки. На деле это были всего лишь шутки, пусть и не всегда безобидные.

– А чего мы молча-то?! – крикнул вдруг Иоганн, когда машины разминулись с колонной пехоты. – Андрей, ты голос потерял?! Найди!

– Ему комар в рот спикировал! – бросил Эрих. – Вот интересно: столько полезного передохло, а комары все пережили…

– Спой, только что-нибудь… – Жозеф повертел в воздухе ладонью.

Джек приготовился услышать что-нибудь вроде вчерашнего, но, к его удивлению, песня была совсем другой.

Так он понял, что здесь забывают о погибших, помянув их. И больше не вспоминают. Это коробило…

Лишь позднее он поймет: так делают, чтобы не разорвалось сердце…

…Когда, со значением посматривая на краснеющих девушек, все хором закончили песню, Ласло выкрикнул:

– Эй, мы еще успеем спеть «Наши Боги»! Давай, Андрей!

– Послушай, – с непонятной улыбкой сказал Дик. – Ты ее скоро выучишь. На нескольких языках. И не только выучишь…

Он не договорил что-то – что-то очень важное.

Русский устроился удобнее, потом решительно перебрался на нос и встал там в рост, ловко держа равновесие и играя на гитаре. Так его было слышнее, и БМП перла вперед, словно украшенный странной носовой фигурой корабль, а Андрей пел – зло, ясно и громко:

В колонне тут и там подхватили – так же зло и в то же время весело:

…Джек не сводил глаз с поющего Андрея. И чувствовал только одно: как напряглось все тело – в каком-то темном, страшном порыве. И вздрогнул, когда Дик вдруг громко сказал:

– Смотри! Вот они – холмы Крэйн!

Так Джек впервые увидел Крэйн. Десять тысяч квадратных километров холмов, названных в честь вождя переселенцев-англосаксов, прибывшего сюда, еще когда банды считали себя тут полновластными хозяевами.

Холмы шли гряда за грядой, одинаковые, как спины каких-то животных, безлесые, покатые. Кое-где белесо тускнели выходы камня. Примерно с середины холмов в низины спускались молодые рощицы, кое-где петляли речушки.

Холмы были красивы. Может быть, родившимся полвека назад они показались бы бедными и скучными, но Джек, не избалованный красотами природы, первым воспоминанием детства которого были заснеженные набережные, только-только начавшие расчищаться развалины и мертвые черные деревья, был восхищен. И вдруг – как варварский мазок кандинщины посреди великого полотна Мастера! – черные, выгоревшие коробки. Три… десять… пятнадцать… Джек сбился со счета. Вертолет, винтами вниз висящий на скалах. Еще один – лежащий в траншее, пропаханной своим собственным весом и скоростью при падении. Третий – переломленный пополам, как моделька, которые любит делать младший братишка Джека.

Не верилось, что тут могли быть бои. И все-таки они здесь были. Горелое железо говорило об этом красноречивее любых слов.

Фишер соскочил с головной машины, покачался на носках, осмотрелся. Джек напрягся, ожидая команды, но лейтенант, повернувшись корпусом, махнул рукой:

– Хватит броню греть. Слезайте.

– Ничего себе, – удивленно сказал Густав, спрыгивая.

Джек передвинул автомат под руку и огляделся. До первых холмов было метров пятьдесят, не больше, и позади ревели, удаляясь, движки БМП. В холмах им нечего делать.

Сорок человек остались на нейтральной полосе.

– Первое отделение – налево, второе – направо, расстояние обычное, – распорядился Фишер. Иоганн сказал:

– Товарищ лейтенант, у меня двое новичков…

– Выполняйте, Херст.

– Да, товарищ лейтенант. За мной, быстро. – Швейцарец добавил что-то по-своему и подбросил «сайгу» стволом на плечо.

Медленно приближаясь к холмам – наискось, – они прошли метров семьсот, не меньше. Иоганн остановился и буркнул:

– Может, он и прав. Учиться-то надо… Так. Джек, отдай ствол и цинк Ласло, пойдешь справа… слева с Андреем. Жозеф, отдай упаковку Дику, пойдешь справа с Эрихом. Хелен, вперед с Ласло. Темп ходьбы обычный. Разбежались. Чтоб нам провалиться.

– Чтоб нам провалиться.

– Чтоб провалиться.

– Чтоб провалиться.

– Пошли, Джек. – Русский указал стволом взятого наперевес пулемета на склон холма и зашагал первым.

– А зачем ствол отдавать? Я привык, не тяжело, – сказал Джек, догнав русского.

Тот ответил, не поворачиваясь:

– Если тебя убьют, то до ствола и цинка еще поди доберись. Кстати, он и слева тебя пустил потому, что с этой стороны наши за холмами идут. Ты не обижайся. – Он обернулся, и Джек пожал плечами: мол, за что? – А вот я страшно обижался, когда он меня вот так же ставил… Вот здесь и пойдем.

Джек посмотрел вверх. До гребня холма оставалось еще метра три некрутого подъема.

– А туда не поднимемся? С гребня видней…

– Видней, – кивнул Андрей. – Если бы то просто холмы… ну, как сопки у нас – так и пошли бы. А тут смотри – между сопками молодой лес.

– Ну и что? – не понял Джек.

– Ну и соображай. – Андрей приостановился, не опуская пулемета. – Допер?

– Допер, – кивнул Джек. – Снизу, из рощ, нас на гребне будет видно, как терьера на снегу. А мы в рощах никого не увидим. А нас ведь за этим и послали…

– Подсекаешь. По-шли… А самое главное, Джек, запомни: в таких холмах не верят ушам. Если стреляют за спиной, значит, могут стрелять где угодно. Хоть под ногами.

С этого момента он умолк. Шагал впереди, метрах в десяти, и его спина – кстати, не такая уж широкая – была совершенно неподвижной. Он смотрел вниз, в распадок, где кипела неожиданно яркая в тусклом окружающем мире зелень переходящих одна в другую рощ.

Шли долго, не меньше часа, в полной тишине. Внизу, чуть позади, иногда взлетали птицы – там двигался головной дозор и основная часть отряда. Да и на противоположном холме, в сотне метров справа, иногда различалось движение – Эрик и Жозеф. Они двигались небыстро, равномерно, и на фоне склона холма были практически незаметны.

– Поглядывай на тот гребень, – бросил вдруг Андрей. Хотел еще что-то сказать и вдруг упал на колено. – Оппа! Прикрой.

Джек уже понял: сейчас его единственная задача – от и до выполнять все, что скажут. Упав на левое колено, он нацелил автомат на рощу внизу.

– Хорошо ходят, – сказал Андрей. – Иди посмотри. Стоянка. Как подошли – пес его… А вот как свалили – смотри. – И, отойдя чуть в сторону, достал «уоки-токи».

След мотоцикла на траве прочитывался легко. И направление его Джек мог определить. Ну и…

– Ну и что? – спросил он. – Это мотоцикл снайпера ждал?

– М… угу. – Андрей вертел в пальцах веточку.

– А нам-то что? – добивался Джек. – Умотали они, и…

– Выхлопным пахнет. Принюхайся.

Джек добросовестно понюхал:

– Н-не…

– Пахнет, пахнет. Все другие запахи этот забил… А вот веточка, которую махди грыз. Пахнет от нее гнилыми зубами. И влажная. От слюны. Полчаса назад они тут были… Палочку эту, – он подкинул веточку и бросил ее в сторону, – грыз махди лет двадцати пяти, безалаберный, но с хорошей реакцией. Ниже меня на голову.

Джек, слушавший все эти разглагольствования как откровение, грустно сказал:

– Так я никогда не смогу.

– Не сможешь, – неожиданно сказал Андрей. – Этому надо с детства… даже не учиться, просто жить среди этого. Я ведь родился знаешь где? На Дальнем Востоке. Знаешь, как наша деревня называется? Занадыровка. А стоит на сопке Амба над речушкой Каюк. Не шучу, честно! – Он засмеялся, но Джек не понял, в чем юмор. – Отец меня на охоту с шести лет брал… Дик – тот тоже умеет, но похуже меня. И все-таки многому можно научиться. И научишься. А пока пошли-ка дальше. Впереди бой.

– Бой? – Джек нахмурился.

– А как же… Днем они долго не ездят, боятся наших вертушек. Значит, заныкались неподалеку. А неподалеку – Файран. Деревушка такая… если это можно назвать деревушкой… Вот там они и есть. – Он сделал шаг и весело сказал: – Так и воюем. Теперь главное – не напороться.

Они зашагали дальше. Но теперь Джек шел, словно на пружинах. О том, что впереди бой, было сказано так буднично, так спокойно… И ничего не изменилось кругом. А что должно было измениться? Природе-то на людей наплевать, особенно после того, они с нею сотворили в последние полвека. Люди могут резать и стрелять и друг друга, и кого угодно посреди вот таких холмов, в рощице, на берегу ручейка – и их крики, их боль, их кровь так и останутся их. Предельно чужими и холмам, и рощице, и ручейку…

– А остальные? – не выдержал Джек, поневоле рыская стволом по зелени внизу. – Остальные отделения?

– Файран на нашем пути, чуть вправо. Мы там и одни справимся. Махди там не больше полусотни.

Еще один урок. Соотношение 5:1 не в нашу пользу тут считается самое то для победы сил добра.

Джек поймал себя на том, что считает шаги. Это было глупо, он просто хотел чем-то занять мозг. «Тридцать шесть… тридцать семь… первая деревня в здешних местах, которую я увижу… сорок два… или сорок три?.. пусть сорок два… сорок семь… каким будет бой? Как я себя покажу? А Густав? А если меня убьют?.. Сорок девять… пятьдесят… Было много тех, кого убивали в первом бою…»

Усилием воли он заставил себя смотреть по сторонам. И увидел взлетевшую над рощей в паре сотен метров впереди стайку птиц.

– Эндрю. Птицы.

– Вижу, молодец. – Русский остановился. – Там кто-то тоже идет. Если человек стоит неподвижно, то птицы не беспокоятся так… Охотники или…

– Или? – Джек помимо воли облизнул губы, нервно поправил ремни шлема.

– …Или махди. Что все равно. Тут все – враги. Скверно… Ага!

«Ага» относилось к Эриху, который сигналил – вытянул руку с двумя разведенными пальцами, указывающими вперед и вниз. Потом махнул вперед, и Андрей заметно расслабился.

– Пошли.

– А эти? – Джек мотнул головой вниз.

– Их уже нет. Это был сигнал Анне. Теперь – все. Тихо. Чуть вниз.

Андрей двигался абсолютно бесшумно, и Джек старался ему подражать. Вроде бы получалось…

«Да когда же этот Файран?! Сколько можно так идти?! А мне страшно. Мне просто страшно, вот что все это такое… Раз мне страшно, значит, я трус? Страшно ли Андрею? Знает ли он, что мне страшно, что я трус?»

– Джек, – еле слышно, не останавливаясь и не поворачиваясь, сказал Андрей, – держись спокойно. За нами из кустов секут. Справа, двойная развилка, шиповник.

– Никого не вижу, – скосив глаза, ответил англичанин.

– Я тоже. Чую. Остановись и поправляй снарягу. Сосчитаешь до десяти – рви на кусты, он без оружия.

Удержав вопрос, Джек кивнул и, остановившись, сказал довольно громко:

– Иди, я догоню, – и начал возиться с клапанами подсумков на груди.

– Поскорей. – Андрей зашагал дальше, водя по сторонам стволом пулемета. Джек продолжал вертеть подсумки. И считал.

Неужели там правда кто-то есть?

А если не один?

Или один, но с оружием, и он, Джек, побежит прямо на выстрел?

Девять.

Десять.

Прыгнув в сторону и вперед, Джек метнулся к кустам, перехватив автомат для стрельбы. Он услышал, как захрустели кусты – кто-то бросился прочь. Джек прыгнул вперед, подобравшись в прыжке, прошиб кусты телом, приземлился с перекатом и увидел удаляющуюся спину в сине-зеленом драном халате, под которым отчетливо ходили лопатки.

Чувство, охватившее Джека при виде этой спины, трудно передать. Поднимая автомат, он поймал на мушку эту бегущую спину и уже знал, что очередь в три патрона, тренированно отсеченная на «двадцать два»[29], раздробит позвоночник. Как на манекене-мишени…

Андрей появился перед бегущим так, словно вырос из-под земли. И встал, улыбаясь.

Человек в халате едва не врезался в него… но затормозил. Попятился, метнулся назад. И замер, увидев целящегося Джека.

Англичанин опустил автомат. Весь азарт пропал начисто. Это был мальчишка лет десяти-одиннадцати, чернокожий, замурзанный, с каким-то комом грязи вместо волос, в штанах, видневшихся из-под халата и не доходивших до щиколоток босых ног. Ребята из северных и западных графств Островов, в свое время поразившие Джека полупервобытным видом, по сравнению с этим… существом могли показаться принцами. Глаза черного мальчишки затравленно поблескивали.

– Тьфу ты, – раздосадованно сказал Джек и положил автомат стволом на плечо. Мальчишка метнулся влево. Джек – вправо. Мальчишка – вправо. Джек – влево и топнул ногой. – Ух!

Тот повернулся и сжался, увидев Андрея. Русский поднес к губам указательный палец, потом согнул ладонь приглашающим жестом.

Чернокожий подошел к русскому, и Джеку вдруг почудилось что-то знакомое… Ах да! Так к змее подходят разные там лягушки, как в фильмах на уроках биологии. Видно, что идти не хотят… и не могут не идти. Неужели тут так боятся белых?..

Джек моргнул. Произошло что-то… что-то странное. Чернокожий словно бы обнял Андрея за бедра… потом пополз вниз, запрокидывая голову, словно молящийся с картинки в исторической книжке, и руки соскользнули по ногам Андрея. Тот отступил, чуть толкнул ногой – и мальчишка тихо скорчился у сапог пулеметчика. Неподвижный. Мертвый.