Буря мечей Мартин Джордж
– У его величества кораблей не осталось, зато у Салладора Саана их много. Королевские суда сгорели на реке, а мои нет. Ты получишь корабль, дружище, и будешь моим капитаном, так ведь? Будешь ходить между Браавосом, Миром и Волантисом темной ночью, невидимый, и возвращаться ко мне с шелком и пряностями. Наши кошельки лопнут от золота.
– Ты очень добр, Салла, но я обязался служить моему королю, а не твоему кошельку. Война продолжается, и Станнис остается законным наследником престола по всем законам Семи Королевств.
– Что проку в законах, когда корабли сожжены. И своего короля, боюсь, ты найдешь сильно изменившимся. С самой битвы он никого не хочет видеть и не выходит из своего Каменного Барабана. Всеми делами занимается королева со своим дядей Алестером, который именует себя десницей. Королева вручила ему королевскую печать, которую он ставит на все бумаги – вот и на мой пергамент тоже. Только вот королевство, которым они правят, маленькое, бедное и скалистое. В нем нет золота – даже такой малости, чтобы уплатить долг верному Салладору Саану, из рыцарей остались лишь те, кого мы приняли на борт, а из кораблей – только мой маленький храбрый флот.
Давос скрючился в приступе кашля. Салладор хотел помочь ему, но он махнул рукой и вскоре оправился.
– Как то есть – никого не видит? – просипел он. Собственный голос показался ему слабым и хриплым, и каюта на миг поплыла перед глазами.
– Никого, кроме нее. – Давосу не нужно было спрашивать, о ком Салладор говорит. – Дружище, ты себя изнуряешь. Тебе требуется постель, а не Салладор Саан. Постель, теплые одеяла, горячий компресс на грудь и побольше вина с гвоздикой.
– Ничего, – тряхнул головой Давос. – Рассказывай, Салла, я должен знать. Никого, кроме Мелисандры?
Лиссениец с сомнением посмотрел на него и неохотно продолжил:
– Всех остальных стража отсылает прочь, даже королеву и маленькую принцессу. Слуги приносят еду, но к ней никто не прикасается. – Он подался вперед и понизил голос. – Я слышал странные разговоры о голодном огне в чреве горы и о том, как Станнис с красной женщиной спускаются туда вместе поглядеть на пламя. Там будто бы есть шахты и тайные лестницы, ведущие в самое пекло, где только она может бывать безнаказанно. Немудрено, что старик после этаких ужасов есть не может.
Мелисандра. Давоса пробрала дрожь.
– Это все красная женщина сделала. Она наслала огонь, пожравший нас, в наказание за то, что Станнис отправил ее восвояси, и чтобы доказать ему, что без ее чар ему нечего надеяться на победу.
Салладор взял из миски сочную оливку.
– Ты не первый, кто это говорит, дружище, но на твоем месте я не стал бы говорить такое вслух. Драконий Камень прямо кишит людьми королевы, у которых слух острый, а ножи еще острее. – Он сунул оливку в рот.
– У меня у самого есть нож – мне его капитан Хоран подарил. – Давос вынул кинжал и положил его на стол. – Нож, чтобы вырезать у Мелисандры сердце. Если у нее оно есть.
Салладор выплюнул косточку.
– Давос, дорогой мой Давос, не говори таких вещей даже в шутку.
– Это не шутка. Я намерен убить ее. – Если ее можно убить обыкновенным человеческим оружием. Давос сомневался в этом. Он видел, как старый мейстер Крессен влил яд в ее вино, собственными глазами видел, но когда они оба, мейстер и женщина, выпили из отравленной чаши, мейстер умер, а красная жрица – нет. Однако нож в сердце… даже демонов можно убить холодным железом, так поется в песнях.
– Опасные это разговоры, дружище. Мне думается, ты все еще болен морем, и мозги у тебя запеклись от жара. Ложись-ка ты в постель и отдыхай, пока не окрепнешь.
«Или пока моя решимость не ослабнет». Давос встал. Он действительно чувствовал жар и головокружение, но это пустяки.
– Ты старый предатель и негодяй, Салладор Саан, и все же ты мой друг.
Лиссениец погладил свою заостренную серебристую бороду.
– Ну вот и останься со своим добрым другом.
– Нет, я пойду. – Давос закашлялся.
– Куда ты пойдешь? Посмотри на себя! Кашляешь, весь дрожишь, сам тощий и хилый. Куда тебя несет?
– В замок. Моя постель там, и сын мой тоже.
– И красная женщина, – с подозрением молвил Салладор. – Она тоже в замке.
– И она. – Давос спрятал кинжал обратно в ножны.
– Ты, контрабандист луковый, что ты смыслишь в тайных убийствах? Ты же болен, ты даже кинжал свой не удержишь, знаешь, что с тобой сделают, если схватят? Пока вы горели там, на реке, королева сжигала изменников тут. «Слуги тьмы», называла она этих бедолаг, а красная женщина пела, когда горели костры.
Давоса это не удивило – ему казалось, что он знал это заранее.
– Она взяла из темниц лорда Сангласса, – предположил он, – и сыновей Губарда Рамбтона.
– Вот именно, и сожгла их, и тебя тоже сожжет. Если ты убьешь красную женщину, тебя сожгут ради возмездия, а если тебе не удастся ее убить, тебя сожгут за попытку убийства. Она будет петь, а ты будешь вопить, пока не умрешь. А ведь ты только-только вернулся к жизни!
– Я для того и вернулся, чтобы сделать это. Положить конец Мелисандре из Асшая и всем ее козням. Зачем еще, по-твоему, море выплюнуло меня обратно? Ты знаешь Черноводный залив не хуже меня, Салла. Ни один капитан с головой на плечах не поведет свой корабль через копья сардиньего короля, рискуя пропороть себе днище. «Плясунья Шайяла» не должна была там появиться.
– Это ветер, – громко заявил Салладор, – противный ветер, только и всего. Он загнал ее слишком далеко на юг.
– А кто его послал, этот ветер? Салла, Матерь говорила со мной.
– Твоя мать умерла, – заморгал лиссениец.
– Небесная Матерь. Она даровала мне семерых сыновей, а я позволил сжечь ее. Она говорила со мной. Мы сами призвали огонь, сказала она. И тени тоже. Я отвез Мелисандру на лодке в подземелье Штормового Предела и видел ужас, который она родила там. – Он до сих пор видел в страшных снах, как тень, цепляясь черными руками за ляжки жрицы, вылезает из ее раздутого чрева. – Она убила Крессена, и лорда Ренли, и отважного человека по имени Кортни Пенроз, и сыновей моих тоже убила. Давно пора, чтобы кто-нибудь убил ее.
– Вот именно, «кто-нибудь» – только не ты. Ты слаб, как ребенок, и воин из тебя плохой. Останься, очень тебя прошу; мы поговорим, ты съешь что-нибудь, а потом мы, глядишь, поплывем в Браавос и наймем для этой цели Безликого, так ведь? Но ты сейчас должен сесть на место и поесть.
Он делает все еще более трудным, устало подумал Давос, хотя дело с самого начала было труднее некуда.
– Месть сидит у меня в животе, Салла, и не оставляет места для еды. Отпусти меня. Ради нашей дружбы, пожелай мне удачи и дай мне уйти.
Салладор встал.
– Ты плохой друг, вот что. Когда ты умрешь, кто повезет твои кости и пепел твоей леди-жене, кто скажет ей, что она потеряла мужа и четырех сыновей? Бедный старый Салладор Саан, кто же еще. Но будь по-твоему, храбрый сир рыцарь, ступай, коли в могилу не терпится. Я соберу твои кости и раздам сыновьям, которые у тебя еще остались, – пусть носят в мешочках у себя на шее. – Он сердито махнул на Давоса унизанной перстнями рукой. – Ступай, ступай, ступай.
Давосу не хотелось уходить от него так.
– Салла…
– Сказано, ступай. Или оставайся, но если уж идешь, то иди.
И Давос ушел.
Путь от «Богатого урожая» к воротам замка был долгим и одиноким. Портовые улочки, где прежде кишели солдаты, матросы и простой люд, опустели. Там, где раньше под ноги подворачивались визжащие свиньи и голые ребятишки, шмыгали крысы. Ноги у Давоса были как кисель, и кашель трижды вынуждал его останавливаться и отдыхать. Никто не пришел ему на помощь и даже не выглянул в окошко, чтобы посмотреть, в чем дело. Окна и двери стояли запертые, и больше половины домов были отмечены знаками траура. На Черноводную отплыли тысячи, а вернулись сотни. «Не один я потерял сыновей, – думал Давос. – Да помилует Матерь всех павших».
Дойдя до ворот замка, он и их нашел запертыми. Давос застучал кулаком в утыканное железными заклепками дерево. Ему никто не отвечал, но он стучал снова и снова. Наконец наверху, между двумя горгульями, появился человек с арбалетом.
– Кто там?
Давос задрал голову и сложил руки около рта.
– Сир Давос Сиворт к его величеству.
– Пьян ты, что ли? Ступай прочь и перестань дубасить в ворота.
Ну что ж, Салладор его предупреждал. Давос попробовал по-другому.
– Пошлите тогда за моим сыном. Это Деван, королевский оруженосец.
– Кто ты, говоришь, такой? – нахмурился стражник.
– Давос, Луковый Рыцарь.
Голова стражника исчезла, но вскоре вернулась.
– Убирайся, Луковый Рыцарь погиб на реке. Его корабль сгорел.
– Корабль сгорел, но я жив и стою перед тобой. Капитан ворот все еще Джейт?
– Кто?
– Джейт Блэкберн. Он меня знает.
– Не знаю такого. Его и в живых небось нет.
– Ну а лорд Читтеринг?
– Этого знаю. Он сгорел на Черноводной.
– Уилл Крючок? Хал-Боров?
– Все мертвы, – сказал часовой, но его явно одолело сомнение. – Подожди-ка, – промолвил он и снова исчез.
Давос стал ждать. Никого не осталось, тупо думал он, вспоминая белое брюхо Хала, вечно выпиравшее из его засаленного дублета, и длинный след от рыболовного крючка на лице Уилла, и то, как Джейт снимал шапку перед всеми женщинами, пятилетними и пятидесятилетними, высокородными и простыми. Они утонули или сгорели, вместе с его сыновьями и тысячью других, и теперь продолжают гореть в аду.
Стражник вернулся и сказал:
– Идите к калитке, вас пропустят.
Давос повиновался. Стражники, впустившие его, были ему незнакомы. Вооруженные копьями, они носили на груди лису в цветочном венке, эмблему дома Флорентов. Давоса провели не к Каменному Барабану, как он ожидал, а под арку Драконова Хвоста, в Сад Эйегона, и сержант велел ему подождать здесь.
– Его величеству известно, что я вернулся? – спросил Давос.
– Будь я проклят, если знаю. Сказано – ждите. – И караул удалился.
В Саду Эйегона приятно пахло сосной и повсюду стояли высокие темные деревья. Сад окружали высокие колючие изгороди, в нем цвели дикие розы, а на заболоченном клочке земли росла клюква.
Давос не мог взять в толк, зачем его сюда привели.
Потом он услышал перезвон колокольчиков, детский смех, и из кустов вдруг выскочил шут Пестряк. Он мчался что есть мочи, а за ним гналась принцесса Ширен.
– Ну-ка вернись, Пеструшка, – кричала она. – Вернись сейчас же.
Увидев Давоса, дурак встал как вкопанный, и колокольчики на его жестяной шапке с оленьими рогами прозвенели: динь-дон, клинь-клон. Перескакивая с ноги на ногу, он запел:
– «Кровь дурака, и кровь короля, и кровь из девичьего лона – брачные цепи не хуже скуют, чем крепкие цепи закона». – Ширен совсем было догнала его, но в последнее мгновение он перескочил через высокий папоротник и исчез между деревьями. Принцесса помчалась за ним. Это зрелище вызвало у Давоса улыбку.
Он откашливался в перчатку, когда сквозь изгородь проскочила еще одна маленькая фигурка, врезалась прямо в него и сбила его с ног.
Мальчик тоже упал, но тут же вскочил.
– Ты что здесь делаешь? – осведомился он, отряхиваясь. Угольно-черные волосы падали ему на плечи, но глаза, как ни странно, были синие. – Ты не должен загораживать мне дорогу, когда я бегу.
– Верно, не должен. – Давос привстал на колени и скрючился в новом приступе кашля.
– Ты нездоров? – Мальчик взял его за руку и помог подняться. – Может, мейстера позвать?
– Ничего. Это просто кашель. Скоро пройдет.
– Мы играем в дев и чудовищ, – сообщил мальчик. – Я изображаю чудовище. Детская забава, но моей кузине нравится. Тебя как зовут?
– Сир Давос Сиворт.
Мальчик смерил его недоверчивым взглядом.
– Вы уверены? Вид у вас не очень-то рыцарский.
– Я Луковый Рыцарь, милорд.
Синие глаза моргнули.
– Который плавал на черном корабле?
– Вы знаете эту историю?
– Вы привезли дяде Станнису рыбу еще до моего рождения, когда лорд Тирелл держал его в осаде. – Мальчик вытянулся во весь свой рост и представился: – Я Эдрик Шторм, сын короля Роберта.
– Оно и видно. – Давос понял это почти сразу. Уши у парня оттопырены, как у Флорента, но волосы, глаза, челюсть, скулы – все это баратеоновское.
– Вы знали моего отца?
– Я видел его много раз, бывая с вашим дядей при дворе, но мы ни разу не разговаривали.
– Отец научил меня сражаться, – гордо заявил Эдрик. – Он навещал меня почти каждый год, и мы иногда устраивали учебные бои. В мои последние именины он прислал мне боевой молот, совсем как у него, только поменьше. Но мне велели оставить его в Штормовом Пределе. Это правда, что дядя Станнис отрубил вам пальцы?
– Только последний сустав. Пальцы остались при мне, просто стали короче.
– Покажите.
Давос снял перчатку, и мальчик внимательно осмотрел его руку.
– А большой палец он не стал рубить?
– Нет. – Давос закашлялся. – Его он оставил в целости.
– Ему совсем не следовало рубить вам пальцы. Это нехорошо.
– Я был контрабандистом.
– Но ведь именно поэтому вы сумели привезти ему рыбу и лук.
– За лук лорд Станнис посвятил меня в рыцари, а за контрабанду урезал мне пальцы. – Давос снова надел перчатку.
– Мой отец не стал бы трогать ваши пальцы.
– Вам виднее, милорд. – Роберт был не такой, как Станнис, это верно. Мальчик похож на него – и на Ренли тоже. Эта мысль вызвала у Давоса беспокойство.
Эдрик хотел сказать еще что-то, но тут они услышали шаги. Сир Акселл Флорент шел к ним по садовой дорожке с дюжиной стражников в стеганых кафтанах, с огненным сердцем Владыки Света на груди. Люди королевы, подумал Давос, и на него снова напал кашель.
Сир Акселл коренаст и мускулист, с мощными руками, грудь у него колесом и ноги тоже, а из ушей растут волосы. Он приходился королеве дядей и уже лет десять служил кастеляном Драконьего Камня. С Давосом он всегда обращался учтиво, зная, что тот пользуется расположением лорда Станниса. Но теперь в его голосе не было ни учтивости, ни тепла.
– Я думал, вы утонули, сир Давос. Как вам удалось спастись?
– Лук не тонет, сир. Вы пришли отвести меня к королю?
– Я пришел отвести вас в темницу. – Сир Акселл сделал знак своим людям. – Отберите у него кинжал – он хотел убить им нашу госпожу.
Джейме
Джейме заметил гостиницу первым. Она приютилась в излучине южного берега, и два ее длинных низких крыла тянулись вдоль реки, как будто открывая объятия плывущим вниз путникам. Нижний этаж был из серого камня, верхний из побеленного дерева, крыша грифельная. Джейме разглядел и конюшню, и увитую плющом беседку.
– Дым из труб не идет, – сказал он, – и света в окнах нет.
– Гостиница была еще открыта, когда я проезжал здесь в последний раз, – вспомнил Клеос Фрей. – Тут варят отменный эль. Может быть, в погребе еще что-нибудь сохранилось.
– Тут могут быть люди, – сказала Бриенна. – Как живые, так и мертвые.
– Ведь ты же не боишься мертвецов, женщина?
– Меня зовут…
– Знаю, Бриенна. Разве тебе не хочется поспать в мягкой постели, Бриенна? Здесь безопаснее, чем на реке, к тому же не худо было бы выяснить, что здесь случилось.
Она не ответила, но миг спустя направила лодку к ветхому деревянному причалу. Сир Клеос спустил парус, а когда они ткнулись носом в сваи, вылез и привязал лодку. Джейме в цепях неуклюже выкарабкался вслед за ним.
В конце причала на железном шесте висела облупленная вывеска. Она изображала некоего коленопреклоненного короля – он сложил руки, как бы принося клятву верности. Джейме посмотрел на нее и засмеялся.
– Лучшего приюта мы не могли найти.
– Это что, какое-то особенное место? – с подозрением спросила женщина.
– Это гостиница «Коленопреклоненный», миледи, – ответил ей Клеос. – Она стоит на том самом месте, где последний Король Севера преклонил колени перед Эйегоном Завоевателем в знак того, что сдается. Он, полагаю, и нарисован на вывеске.
– После поражения двух королей на Огненном Поле Торрхен повел своих людей на юг, – подхватил Джейме, – но, увидев Эйегонова дракона и величину его войска, он проявил благоразумие и склонил свои обмороженные колени. – Он остановился, услышав ржание. – По крайней мере одна лошадь в конюшне есть. – (А больше ему и не нужно, чтобы оставить женщину позади.) – Давайте-ка поглядим, кто есть дома. – И Джейме, не дожидаясь ответа, нажал плечом на дверь.
Сделав это, он увидел прямо перед собой заряженный арбалет, который держал крепкий парнишка лет пятнадцати.
– Лев, волк или рыба? – осведомился стрелок.
– Мы надеялись на каплуна, – сказал Джейме, слыша, что его спутники вошли вслед за ним. – Арбалет – оружие трусов.
– Это не помешает мне пустить стрелу тебе в сердце.
– Возможно. Но прежде чем ты успеешь зарядить его снова, мой кузен выпустит твои кишки на пол.
– Не надо пугать парня, – сказал сир Клеос.
– Мы ничего тебе не сделаем, – сказала женщина. – И у нас есть деньги, чтобы заплатить за еду и питье. – Она выудила из кошелька серебряную монету. Парень бросил подозрительный взгляд на нее и на кандалы Джейме.
– Почему он у вас в оковах?
– Я убил парочку лучников, – сказал Джейме. – У тебя эль есть?
– Есть. – Парень опустил арбалет на дюйм. – Расстегните пояса и сбросьте их на пол – тогда вас, может, и накормят. – Он подобрался боком к окну с толстыми, ромбом, стеклами и выглянул наружу. – У вас на лодке парус Талли.
– Мы плывем из Риверрана. – Бриенна расстегнула пояс с оружием, и он звякнул об пол. Сир Клеос последовал ее примеру.
Из погреба вылез мужчина с желтым рябым лицом, с мясницким тесаком в руках.
– Вас трое? Есть конина – на троих как раз хватит. Кляча была старая и жилистая, но мясо еще свежее.
– А хлеб? – спросила Бриенна.
– Сухари и черствые овсяные лепешки.
– Вот честное заведение, – усмехнулся Джейме. – Здесь подают только черствый хлеб и жесткое мясо, зато открыто в этом признаются.
– Гостиница не моя. Хозяина я похоронил на заднем дворе, и женщин его тоже.
– Это ты их убил?
– Стал бы я говорить про них в таком разе. – Мужчина сплюнул. – Это сделали волки либо львы – какая разница? Мы с женой нашли их уже мертвыми и так понимаем, что дом теперь наш.
– А где же твоя жена? – спросил Клеос.
– Зачем это она вам понадобилась? – подозрительно прищурился мужчина. – Нет ее тут… и вас тоже не будет, коли ваше серебро окажется фальшивым.
Бриенна бросила ему монету. Он поймал ее на лету, попробовал на зуб и спрятал.
– У нее еще есть, – сообщил парень с арбалетом.
– Вот и ладно. Ступай, мальчик, вниз и принеси мне луку.
Парень вскинул арбалет на плечо, окинул гостей угрюмым взглядом и скрылся в погребе.
– Сын твой? – спросил Клеос.
– Приемный. Мы с женой взяли его к себе. У нас своих двое было, но одного убили львы, а другой помер от поноса. А у мальчика Кровавые Скоморохи убили мать. В наши дни нужно, чтобы кто-то сторожил тебя, пока ты спишь. – Мужчина указал тесаком на столы. – Можете присесть.
Очаг давно остыл, но Джейме все равно выбрал стул поближе к нему и вытянул под столом свои длинные ноги. Цепи сопровождали звоном каждое его движение. Экий мерзкий звук. Скоро его терпение кончится, и он обмотает их женщине вокруг шеи – посмотрим, как ей это понравится.
Человек, который не был хозяином гостиницы, зажарил дочерна три огромных куска конины и подрумянил на ветчинном сале лук, что почти искупило черствые лепешки. Джейме и Клеос пили эль, Бриенна – сидр. Парень сидел чуть поодаль, на бочонке с сидром, держа на коленях заряженный арбалет. Рябой тоже налил себе кружку эля и сел рядом с ними.
– Что там нового в Риверране? – спросил он Клеоса, принимая его за главного. Тот взглянул на Бриенну, прежде чем ответить.
– Лорд Хостер плох, но его сын стойко обороняет броды на Красном Зубце от Ланнистеров. Там произошло несколько сражений.
– Теперь повсюду сражения. А вы далеко ли путь держите, сир?
– В Королевскую Гавань. – Клеос вытер сало с губ.
– Дураки же вы после этого, – фыркнул рябой. – Я слыхал, король Станнис стоит под самыми стенами города. Говорят, у него сто тысяч человек войска и волшебный меч.
Джейме скрутил цепь между запястьями, жалея, что не может разорвать ее пополам. Показал бы он тогда Станнису, куда засунуть этот волшебный меч.
– На вашем месте я держался бы подальше от Королевского тракта, – продолжал рябой. – Там незнамо что творится – и волки тебе, и львы, и разные другие шайки, которые нападают на всякого, кто подвернется.
– На вооруженных людей этот сброд напасть не осмелится, – презрительно молвил сир Клеос.
– Прошу прощения, сир, но я вижу только одного вооруженного человека, который путешествует вместе с женщиной и пленником в цепях.
Бриенна мрачно уставилась на рябого. Ох, не любит она, когда ей напоминают, что она женщина. Джейме снова скрутил свою цепь. Холодное, твердое, неподатливое железо. Кандалы стерли ему запястья в кровь.
– Я собираюсь спуститься по Трезубцу до самого моря, – объявила женщина. – В Девичьем Пруду мы найдем лошадей и поедем через Синий Дол и Робби. Так мы сможем избежать самой гущи боевых действий.
Хозяин дома покачал головой.
– До Девичьего Пруда вам по реке не добраться. Милях в тридцати отсюда сгорела и затонула пара лодок, и Зубец мимо них еле-еле струится. В том месте разбойники подстерегают всех, кто пытается проплыть через завал; такие же места есть и ниже, у Россыпи и Оленьего острова. Лорда-молнию тоже в тех краях видели. Он переправляется через реку где хочет, туда и сюда, не сидит на месте.
– Что это за лорд-молния? – спросил Клеос.
– Лорд Берик, с вашего позволения. Его так прозвали за то, что он наносит удар внезапно, как молния с ясного неба. Говорят, будто смерть его не берет.
Все умирают, если проткнуть их мечом, подумал Джейме и спросил:
– Торос из Мира все еще с ним?
– Ага. Красный жрец. Говорят, он наделен волшебной силой.
Ну что ж – он мог пить наравне с Робертом Баратеоном, а это почти сродни волшебству. Торос как-то сказал королю при Джейме, будто стал красным жрецом потому, что на красном винных пятен не видно. Роберт тогда заржал так, что оплевал элем шелковую мантию Серсеи.
– Я не хотел бы вмешиваться, – сказал Джейме, – но, возможно, Трезубец – не самая безопасная для нас дорога.
– Вот и я говорю, – согласился хозяин. – Если вы даже Олений остров минуете, не встретившись с лордом Бериком и его жрецом, остается еще Рубиновый брод. По моим последним сведениям, его держат волки лорда-пиявки, но эта новость уже устарела. Может, теперь там снова львы, или лорд Берик, или кто угодно.
– А может, и никого нет, – вставила Бриенна.
– Если миледи хочет рискнуть головой, чтобы в этом убедиться, я ей мешать не стану… только на вашем месте я бросил бы реку и двигался по суше. Если держаться подальше от больших дорог и прятаться под деревьями ночью… я, конечно, вам все равно не завидую, но авось и проскочите.
Женщина засомневалась.
– Нам понадобятся лошади.
– Они тут есть, – заметил Джейме. – Одну я точно слышал.
– Есть, – согласился хозяин. – Как раз три, будто нарочно, да только они не продаются.
– Еще бы, – не сдержал смеха Джейме. – Но все равно покажи их нам.
Бриенна нахмурилась, но рябой выдержал ее взгляд, не мигая.
– Показывай, – неохотно подтвердила она, и все встали из-за стола.
Конюшню, судя по запаху, давно уже не чистили. Кучи соломы и навоза, над которыми роились жирные черные мухи, высились повсюду, хотя лошадей было только три: бурый крестьянский коняга, древний белый мерин, слепой на один глаз, и резвая верховая кобылка, серая в яблоках.
– Не продаются ни за какие деньги, – объявил их предполагаемый владелец. – Бурый уже стоял здесь, когда мы с женой пришли, как и тот, которого вы нынче съели, белый сам пришел как-то ночью, а кобылку мальчик поймал – она бегала на воле, под седлом и в уздечке. Сейчас покажу.
Седло, украшенное серебром, было когда-то расписано в розовую и черную клетку, но краска почти вся стерлась. Джейме не помнил, чьи это цвета, но пятна крови узнал без труда.
– Ну, хозяин не скоро за ней явится. – Он осмотрел ноги кобылы и пересчитал зубы у мерина. – Дай ему золотой за серую вместе с седлом, – посоветовал он Бриенне, – серебряного оленя за плуговую лошадь, а за мерина еще и приплатить бы полагалось.
– Не отзывайтесь с таким пренебрежением о вашей лошади, сир. – Женщина раскрыла кошелек, который дала ей леди Кейтилин, и достала три золотых. – Даю тебе дракона за каждую.
Рябой заморгал и протянул руку к золоту, но тут же убрал ее.
– Не знаю, право. На золотого дракона верхом не сядешь, если понадобится уехать, и не съешь его, если голод настанет.
– Можешь взять в придачу нашу лодку, – сказала женщина. – Будешь плавать на ней вверх или вниз, куда захочешь.
– Дайте-ка попробовать это золото на вкус. – Он прикусил каждую из монет. – Гм. Настоящее вроде бы. Значит, три дракона и лодка?
– Он тебя грабит, женщина, – беззлобно заметил Джейме.
– Нам понадобится еще и провизия, – сказала она, пропустив это мимо ушей. – Сколько сможешь дать.
– Есть лепешки. – Он зажал золотые в кулаке и потряс, блаженно улыбаясь их звону. – И копченая рыба, но за нее придется заплатить серебром. Постели у меня тоже не даровые – вы ведь, поди, на ночь захотите остаться.
– Нет, – тут же отрезала Бриенна.
– Женщина, – нахмурился хозяин, – ведь не поедете же вы ночью по чужой местности, да еще на незнакомых лошадях. Забредете еще в болото или который-нибудь из коняг ногу сломает.
– Ночь будет лунная, и мы без труда найдем дорогу.