Перебиты, поломаны крылья Колычев Владимир

Он устремил взгляд на закрытые ворота, сосредоточенно поджал губы – всем своим видом показал, что ему пора. Но Нила не торопилась выходить из машины.

– Я еще тебя спросить хотела, – неуверенно сказала она.

– Да.

– Мама твоя говорила, что ты работаешь оперуполномоченным в тюрьме.

– Допустим.

– Это как бы сыщик, я правильно понимаю?

– Ну, в общем-то, да. Оперативная часть следственного изолятора осуществляет оперативно-розыскную деятельность. Я понятно говорю?

– Думаю, что да. Поэтому и спрашиваю, может быть, ты мне поможешь?

– Чем?

– Я же говорю – Илья не убивал. Кто-то другой это сделал, может, муж убитой... Окулов его фамилия, имя-отчество – Антон Борисович. Вот бы провести расследование... Я понимаю, это не твое дело, но я бы заплатила тебе. Нет, не как должностному лицу, а как частному детективу. В точности по прейскуранту.

– А этот Окулов – он что, тоже у нас сидит?

– Ну нет, конечно. Он-то дома сейчас. Илья в тюрьме, а он дома...

– Боюсь, что я ничем не могу тебе помочь. Мы работаем исключительно со спецконтингентом, то есть с заключенными. А теми, кто на воле, занимается уголовный розыск управлений внутренних дел.

– Но ты же в школе милиции учился.

– И что?

– Ничего... – стушевалась Нила. – Я понимаю, не твоя специализация, да и времени, наверное, нет...

– Совершенно верно. А Илье я помогу... Извини, тетушка, мне уже пора. Начальство ждет.

Андрей взял деньги в конверте, сим-карту для сотового телефона, выпроводил из машины родственницу и только после этого подъехал к воротам следственного изолятора. Закончилась командировка, началась рутинная работа. И еще Илья, будь он неладен.

Не нравился Андрею этот парень. Не то чтобы скользкий, но явно хитро выточенный. Не сказать, что типичный альфонс, но было в нем что-то от приспособленца-приживальца, а иначе бы он и не женился на богатой тетушке. Да и вообще, как можно всерьез относиться к мужчине, который нигде не учится и не работает?.. И еще убийство на его совести... Но в любом случае следовало разобраться во всей этой истории, и даже не ради тетушки, а из соображений служебного долга. Что ни говори, а Илья теперь – представитель арестантского мира, Андрей обязан был знать, что творится у него на душе...

Илья лежал на нарах и отчаянно чесался. Кожу снаружи он расчесывал до красных язв, больно, но хоть какое-то облегчение. Но еще больше донимал подкожный зуд. Липкий, вонючий дух камеры, давно немытое тело, ощущение безнадеги – все это жутко действовало на нервы, отсюда и внутренняя чесотка. Хотелось вскочить с нар, волчком закружиться по камере, как будто от этого могло наступить облегчение. Но Илья только порывался подняться с нар и всякий раз возвращался обратно. Здесь хоть мерзко, но это, по сути, обжитый им мирок, крохотный, размером в полтора квадратных метра, но свой. А вокруг сдержанно-враждебный мир, по камере бродят люди, с которыми так не хотелось смешиваться. Подвиг Александра Матросова казался ему детской забавой по сравнению с тем, на что приходилось идти ему для того, чтобы справить банальную нужду. Ему казалось, что легче лечь грудью на амбразуру, чем накрыть собой едко-вонючий дючок, да еще на глазах у десятков людей. Жуть...

В плотном и раздражающем гуле голосов он не услышал, как открылась входная дверь, но до слуха донеслась его фамилия.

– Теплицын, на выход!

Илья лихорадочно вырвал сумку из-под головы, не обращая внимания на Кирилла, с интересом глянувшего на него, спешно направился на выход, где ждал его конвойный.

– Руки за спину, лицом к стене, – поигрывая дубинкой, но без особой злобы распорядился огромный рыжий детина с хитро-наглыми глазами.

Илья перебросил сумку через плечо, исполнил команду. В тюремном коридоре воздух отнюдь не горной хрустальной чистоты, но никогда он еще не дышал с таким удовольствием, как сейчас. И кислорода здесь побольше, и вони поменьше...

Конвойный повел Илью вдаль по гулкому и, как ему казалось после темноты камер, ярко освещенному коридору. Перед каждой поперечной решеткой остановка с неизменным тыканьем в стену. По железной ржавеющей лестнице поднялись на следующий этаж. Здесь решеток было поменьше, а в административном крыле здания их не было и вовсе. Интерьер побогаче. Хорошо выкрашенные масляной краской стены, плотно побеленный потолок, деревянные двери, отливающие лаком, таблички, таблички...

– Стоять! Лицом к стене!

Илью снова ткнули носом в стену, но все же он успел заметить табличку на двери. «Заместитель начальника оперативной части».

Конвойный открыл дверь, подтолкнул Илью к проходу.

Просторный светлый кабинет с большим окном, забранным декоративной решеткой, хороший косметический ремонт, грубая казенная мебель, массивный сейф какой-то старинной конструкции. Аккуратные занавески на окнах, на стенах пышные лианы в цветочных горшках. Чувствовалось, что хозяин кабинета уважает домашний уют и обстановку.

– Здравствуйте, гражданин Теплицын, – насмешливо и чуточку свысока посмотрел на него Андрей Сизов.

Он был хозяином этого кабинета, и он восседал за старым тяжеловесным столом с толстыми дубовыми ножками. Наглаженная форма офицера внутренних войск, капитанские погоны, эмблемы, выдающие принадлежность к органам юстиции. Аккуратная стрижка, строгая осанка, опрятный внешний вид – так и должен был выглядеть офицер, чья привычка следить за собой впиталась в кровь с курсантской скамьи.

– Здравия желаю, гражданин начальник, – буркнул Илья.

Он еще толком не знал, как относиться к Андрею – как к другу или к врагу.

К своим друзьям он его причислить не мог при всем своем желания – нет у них общих неформальных точек соприкосновения. Но и врагом он не может быть, как-никак родственник жены и не похож на сволочного человека. Хотя, если верить тому же Кириллу, оперативники на то и существуют, чтобы делать арестантам гадости.

– Ну зачем же так? – усмехнулся Андрей. – Ты еще не осужден и не ограничен в гражданских правах. Можешь называть меня просто: товарищ капитан Сизов. А можешь еще проще, Андрей... Только сам понимать должен – отношения наши простыми никак не назовешь. Ты по ту сторону решетки, я по эту. Обвинение тебе предъявлено, назначен следователь по твоему делу... В общем, влип ты, Илья, крепко влип...

– Да знаю.

– Нила просила тебе помочь, по-родственному, так сказать.

– Чем ты мне можешь помочь?

– Деньги она тебе передала... Даже не знаю, что делать. Тебе отдать не имею права, положить на лицевой счет, а какой в том толк? Заключенные отовариваются в ларьке раз в неделю, и каждый раз надо заявление на имя начальника тюрьмы писать. А так надзиратель по тройной цене все что угодно принесет, что, мягко говоря, не поощряется администрацией. Но жизнь есть жизнь... Тебе деньги отдам. Но если их вдруг обнаружат, никому ни слова, от кого получил. Договоримся?

Не думал Илья, что Андрей может так смотреть в глаза – в упор, энергетически мощно, с рентгеновской проницательностью. Как будто читал его мысли, красной бегущей строкой отражающиеся в душе. С виду вроде бы обычный парень, а силы внутри столько, что на нескольких человек хватит. Он еще молодой, а уже производит впечатление матерого тюремного волкодава.

– Договоримся, – подавленно кивнул Илья.

Он действительно готов был играть с Андреем по правилам, которые он установил. Да и не глупый он, чтобы подставлять его – даже не опера, а замначальника оперативной части. В миру должность эта плевая, а в неволе – очень большая величина. Если Илья его подведет, вряд ли он сам серьезно пострадает, но уж точно лишит его своей поддержки...

– Вижу, что договоримся, – снисходительно улыбнулся Андрей. – Будут тебе деньги. И с Нилой по телефону поговоришь. Чуть позже. Сначала мы с тобой поговорим, для порядка, так сказать. А может, и для пользы дела... Я ознакомился с материалами твоего дела. Ты убил девушку, с которой у тебя когда-то была любовь, я правильно понял?

– Ну, правильно, да. Любил я Эльвиру, – кивнул Илья. – Она из армии меня ждала, потом казус был, расстались мы. Она за Окулова вышла, я с Нилой сошелся, в общем, раскидала нас жизнь... Погоди, а почему ты утверждаешь, что я ее убил? – не сразу, но дошел до Ильи подвох заданного вопроса.

– Есть признательные показания с твоей росписью.

– Это неправда. Я чистосердечно признался, чтобы облегчить свою участь. Но я откажусь от показаний...

– Но твою Эльвиру этим не вернуть, – жестко усмехнулся Андрей.

– Неужели ты думаешь, что это я ее убил?

– А почему я должен думать иначе?

– Не должен, – поник Илья.

Если бы Андрей приходился ему родным братом, даже столь близкое родство не смогло бы обязать его верить человеку, который сам признался в убийстве.

– Если убийство действительно совершил ты, я все равно посоветовал бы тебе отказаться от своих показаний.

– Так и я о том думаю! – взбодренно кивнул Илья.

– Ты не так меня понял, – совсем неутешительно покачал головой Андрей. – Пока не поздно, я бы посоветовал тебе написать по-настоящему чистосердечное признание. С подробным указанием всех деталей происшедшего...

– А я разве не подробно написал?

– Подробно. Но это не признание, это сочинение на вольную тему. На вольную тему в условиях неволи... Ты пишешь, что не хотел убивать Эльвиру, что это не ты, а твои эмоции столкнули ее в воду...

– Я не сталкивал ее в воду. Но да, написал признание. Но я же говорю, что сделал это для того, чтобы облегчить свою участь...

– Это не признание, это отговорка, которая еще больше настроит против тебя судью. Есть одно обстоятельство, которое ставит на тебе крест. По материалам дела следует, что убийство совершено с целью ограбления. С потерпевшей сорваны сережки, возможно, золотая цепочка с кулоном и кольцо, которое изъяли у тебя при обыске. А ты говоришь про какие-то чувства и эмоции. Сказать, какую картинку для себя нарисует судья? Сначала ты вступил с потерпевшей в интимную связь, возможно, изнасиловал, затем ты ограбил ее и затем уже убил...

– Но это неправда!

– Не знаю. Но показания все равно измени. Чтобы логика в них была. Пусть она и страшная, но она должна вписываться в общую картину...

– Но я не убивал!

– Можешь все отрицать, твое дело... Кстати, есть еще одна возможность облегчить свою участь.

– Как?

– Встать на путь исправления прямо сейчас.

– Это как?

– Заключенный, вставший на пусть исправления, обязан следить за порядком в камере и обращать внимание начальства на факты, не отвечающие требованиям внутреннего распорядка, – саркастически-официальным тоном, с каверзной улыбкой на плотно сведенных губах проговорил Андрей.

– Я знаю, как называются такие заключенные. Стукачом хочешь меня сделать?

– Ну зачем так сразу! Я всего лишь предлагаю принять к рассмотрению вариант возможного сотрудничества – со всеми вытекающими, выгодными для тебя последствиями. Суд учтет твою благонадежность, а начальник следственного изолятора оставит тебя отбывать срок в отряде хозобслуги, а это – послабление режима и в конечном итоге условно-досрочное освобождение...

– А если я откажусь?

– Отказаться – твое право, а мое право – заставить тебя принять мое предложение. Но в силу родственных, так сказать, чувств заставлять я тебя не буду. Ну а если ты вдруг сам захочешь, отговаривать тебя не стану.

– Не захочу.

– Тогда закроем тему.

– А что такое условно-досрочное освобождение, я знаю.

Андрей призвал Илью остановиться, но тот продолжал по инерции.

– Что ты знаешь?

– А человека одного знаю. Он по условно-досрочному освободился, а потом его нахал какой-то в лицо ударил. Так нахалу ничего, а Кирилла в тюрьму, срок досиживать будет...

– Это он тебе такое сказал? – усмехнулся Андрей.

– Да.

– Сказать можно все, что угодно. Не верь в тюрьме никому. Даже мне не надо верить... А то, что на условиях досрочного освобождения можно загреметь в тюрьму за административное правонарушение, такое – да, бывает... Как, ты говоришь, зовут его?

– Кирилл.

– А фамилия?

– Э-э, Матюшин.

Илья не раз слышал, как Кирилла окликают по фамилии, но не знал, надо ли было рассказывать о нем Андрею.

– С тобой по этапу пришел?

– Да.

– Погоди, я сейчас.

Андрей вышел из кабинета и очень скоро вернулся с картонной папкой в руках. Личное дело подследственного Матюшина Кирилла Вадимовича.

– Ударили его, говоришь? – вчитавшись в дело, с ухмылкой спросил Андрей. – А это смотря кто кого ударил. В ограблении он подозревается. Телефон сотовый у человека забрал. Сначала ударил, а потом забрал. На месте преступления задержан, с поличным...

– А первый раз за что его посадили? – удивленно спросил Илья.

Он не думал, что Андрей врет насчет мобильного телефона. Зачем ему это?.. Зато выходило, что Кирилл соврал. Но ведь он и сам предупреждал, что нельзя ему верить.

– Так, сейчас... Осужден на восемь лет строгого режима за изнасилование... Был преподавателем филиала социального института в нашем городе, изнасиловал студентку четвертого курса, так, Воротынскую Юлию Николаевну... А тебе он что рассказывал?

– То же самое.

– Хоть здесь не соврал... Неприятный момент, скажу тебе. За изнасилование у нас не очень жалуют...

Андрей продолжал изучать личное дело.

– Так, под следствием находился в нашем изоляторе, осужден семь лет назад. Я тогда еще здесь не работал... Ты с ним задружил, да?

– Ну, что-то вроде того.

– Плохо, – озадачился Андрей. – Может быть, даже хуже, чем я думаю...

Он достал из кармана телефон, протянул ему.

– Я сейчас уйду, а ты пока с Нилой поговори. Пообщайся.

В этот раз Андрей отсутствовал дольше – минут пятнадцать, не меньше. Зато вернулся в благодушном настроении.

– Нормально все с этим твоим Матюшиным, братва признала его невиновным. Суд признал одно, а братва другое. У суда одно наказание, у братвы другое. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – удрученно кивнул Илья.

Он уже знал, что насильников в тюрьме опускают. И тех, кто с опущенными якшается, наказывают так же. И если с Кириллом что-то неладно по этой части, то Илья тоже мог оказаться в касте неприкасаемых. Но раз с Кириллом все в порядке, то бояться, казалось бы, нечего. Но сам факт существования в тюрьме столь мерзких и чудовищных по своим последствиям порядков повергал в унылое отчаяние.

И разговор с женой радужных надежд не вселил. Общие слова, общие обещания, ничего конкретного. «Люблю, жду, скучаю...» Илья искренне заверил ее, что если выйдет на свободу, то ни за что больше не разочарует ее. Искренне верил, что так и будет. Но когда он выйдет, вот в чем вопрос. И выйдет ли вообще.

– Плохо тебе, понимаю, но ты сам во всем виноват, – развел руками Андрей. – За то и расплачиваешься...

– За чужую вину расплачиваюсь, – обреченно вздохнул Илья.

– Не знаю, не знаю... – недоверчиво и жестко усмехнулся Андрей.

Он вызвал конвоира и велел ему отвести Илью на сборку.