Золотой шут Хобб Робин

Я чудом не пролил вино.

– И что тебе удалось узнать?

– Все так, как мы и ожидали, – словно стараясь меня утешить, ответил он. – Про принца и его мать никто ничего не говорит. Никаких сплетен про тебя. Прошел интересный слух о том, что Сивил Брезинга разорвал помолвку с Сайдел Грейлинг, поскольку кто-то из членов ее семьи якобы Одаренный. На прошлой неделе изгнаны из Баккипа серебряных дел мастер, наделенный Даром, его шестеро детей и жена. Леди Эзомаль страшно этим недовольна, потому что она заказала у него два кольца.

Да, и еще: леди Пейшенс держит в своем поместье Одаренных птичниц, и ей плевать на то, что об этом всем известно. Кто-то обвинил их в том, что они заколдовали охотничьих соколов, а леди Пейшенс заявила, что Дар на такое неспособен. А потом она пригрозила жалобщику, что, если он не перестанет напускать своих соколов на черепах, живущих у нее в саду, она прикажет выпороть его на конюшне и ее совершенно не интересует, чей он кузен.

– Да, Пейшенс, как всегда, разумна и рассудительна, – заметил я с улыбкой, и Шут кивнул. Потом я покачал головой и сказал: – Если ненависть к Одаренным будет продолжать разгораться, Пейшенс окажется в серьезной опасности. Иногда я жалею, что она столь отважна и часто забывает об осторожности.

– Ты ведь по ней скучаешь, правда? – мягко спросил Шут.

– Да, скучаю, – тяжело вздохнув, ответил я.

Даже от этих слов у меня сжалось сердце. Я не просто по ней скучал. Я ее бросил. Сегодня я ее видел – одинокую стареющую женщину, окруженную только верными служанками.

– Но ты не допускаешь возможности дать ей знать, что тебе удалось спастись и ты остался жив?

Я покачал головой.

– Как раз по тем самым причинам, о которых я только что сказал. Пейшенс не знает, что такое осторожность. Она не только объявит эту грандиозную новость во всеуслышание, но и пообещает выпороть на конюшне всякого, кто не будет радоваться вместе с ней. Разумеется, после того, как сначала строго отчитает меня за неслыханное поведение.

– Разумеется.

Мы оба печально улыбались, как люди, которые на миг позволили сердцу помечтать о том, чего боится разум. В камине горел огонь, и его языки лизали свежее полено. За закрытыми ставнями завывал ветер, возвещавший о приближении зимы. Я вдруг подумал, что совсем к ней не подготовился – оставил в саду свой урожай и не позаботился, чтобы мой пони не голодал холодными зимними днями. Впрочем, это были дела другого человека в другой жизни. Я знал, что здесь, в Оленьем замке, мне не нужно бояться зимы. Я должен был бы чувствовать себя спокойно и уверенно, а мне все казалось, будто меня лишили чего-то очень ценного и важного.

– Как ты думаешь, принц придет на рассвете в башню Верити?

Глаза Шута были закрыты, но он повернул голову в мою сторону.

– Понятия не имею. Он все еще танцевал, когда мы ушли.

– Наверное, мне нужно туда пойти – на случай, если он все-таки придет. Я уже жалею, что предложил это. Лучше бы я отправился в свою хижину и навел там порядок.

Он издал нечто среднее между вздохом и согласием, потом подтянул ноги и устроился в кресле, как ребенок. Колени оказались рядом с подбородком.

– Я иду спать, – заявил я. – И тебе советую.

Он издал еще один неопределенный звук, и я застонал. А потом отправился в свою каморку, снял покрывало с кровати, принес в комнату и закутал в него Шута.

– Спокойной ночи, Шут.

Он тяжело вздохнул в ответ и подтянул покрывало.

Я задул все свечи, кроме той, что взял в свою комнату. Поставив ее на маленький сундук, я со стоном сел на жесткую кровать. Спина отчаянно болела там, где был старый шрам, я не мог долго стоять неподвижно, а вот ездить верхом и работать было значительно легче. В маленькой комнате оказалось душно и одновременно холодно, неподвижный воздух пропитали запахи, собиравшиеся здесь в течение последних лет ста. Мне совсем не хотелось ложиться тут спать, и я подумал, а не подняться ли по лестнице, чтобы отдохнуть на широкой и мягкой постели Чейда. Только вот для этого требовалось преодолеть ужасно много ступенек.

Я стянул роскошное одеяние и даже попытался аккуратно его сложить. Забравшись под тонкое одеяло, я дал себе слово попросить у Чейда денег, чтобы купить по крайней мере еще одно, которое не кусалось бы так ужасно. И проверить, как идут дела у Неда. А потом извиниться перед Джинной за то, что я не выполнил своего обещания и не пришел к ним сегодня вечером. Избавиться от своих записей, оставшихся в хижине. Объяснить моей Вороной, как она должна себя вести. И научить принца пользоваться Силой и Даром.

Я сделал глубокий вдох, выдохнул, заставив себя хотя бы на время забыть о своих заботах, и погрузился в сон.

Сумеречный Волк.

Зов прозвучал совсем слабо, словно легкий дым, принесенный ветром. Не мое имя. Имя, данное мне кем-то другим. Но это вовсе не значит, что я должен на него отзываться. Я решил не обращать внимания на призыв.

Сумеречный Волк.

Сумеречный Волк.

Сумеречный Волк.

Так Нед дергал меня за полу рубашки, когда был маленьким. Настойчиво и упрямо. Так комар жужжит тебе в ухо темной ночью, когда ужасно хочется спать.

Сумеречный Волк.

Сумеречный Волк.

Голос не собирался оставлять меня в покое.

Я сплю.

Неожиданно, как это бывает во сне, я понял, что сказал правду. Я спал, и мне снился сон. Сны – это ерунда, они не имеют никакого значения. Ведь так?

Я тоже. Только во сне я могу до тебя дотянуться. Разве ты этого не знаешь?

Мой ответ, казалось, сделал ее призыв громче. У меня возникло ощущение, будто она в меня вцепилась.

Нет, я не знал.

Я огляделся по сторонам, и мне показалось, будто я узнаю место, где оказался. Стояла весна, и ближайшие ко мне яблони были в цвету, я слышал, как жужжат пчелы, перелетая от цветка к цветку. Мои босые ноги щекотала мягкая зеленая трава, а легкий теплый ветерок играл волосами.

Я столько раз побывала в твоих снах и наблюдала за тем, что ты делаешь. Вот и решила, что могу пригласить тебя в один из своих. Тебе нравится?

Рядом со мной стояла женщина. Нет, не женщина, девушка. Кто-то. Я не знал наверняка. Я видел ее платье, и миниатюрные кожаные туфельки, и загорелые руки, но все остальное скрывал туман. Мне никак не удавалось разглядеть лицо. Что же до меня… Я смотрел на себя словно со стороны, но был совсем не похож на собственное изображение из зеркала. Высокий, с роскошными седыми волосами, которые ниспадали на спину и прикрывали лоб… Очень сильный, сильнее меня настоящего. Под ногтями черные полоски грязи, во рту острые зубы. Мне стало не по себе. Я почувствовал опасность, впрочем, она угрожала не мне. Почему же я не могу вспомнить, что мне угрожает?

Это не я. Это неправильно.

Она мягко рассмеялась.

Если ты не позволишь мне видеть тебя настоящего, тогда тебе придется стать таким, каким я тебя представляю. Сумеречный Волк, почему ты не приходишь? Я по тебе скучаю. Я почувствовала, что ты испытал сильную боль, но не знаю, в чем ее причина. Ты ранен? Или болен? Мне кажется, что тебя стало… ну, как будто меньше, чем раньше. Ты устал и постарел. Я скучала по тебе и твоим снам. И боялась, что ты умер, ведь ты больше ко мне не приходил. У меня ушла целая вечность, чтобы понять, что я могу с тобой связаться, а не ждать твоего появления.

Она болтала, точно ребенок, а я испытал очень реальный и холодный страх. Казалось, меня окутал туман, пробравшийся в мое сердце, а потом я увидел, что он со всех сторон окружил мой сон. Каким-то образом, сам не зная как, я его вызвал, сделал плотнее, превратив в защитную стену. Я попытался предупредить ее.

Это неправильно. И плохо. Отойди, держись подальше от меня.

Так нечестно, заплакала она, когда стена тумана надежно нас разделила. Теперь ее мысли долетали до меня словно издалека и были едва слышны. Посмотри, что ты натворил с моим сном! Мне с таким трудом удалось его создать, а ты все испортил. Куда ты уходишь? Ты самый настоящий грубиян!

Я разорвал с ней связь и понял, что могу проснуться. На самом деле я уже проснулся и, спустив ноги с кровати, провел рукой по торчащим в разные стороны коротким волосам. Я почти приготовился к обычной головной боли, но она, будто молния, промчалась по моему телу и безжалостно набросилась на мозг. Я делал глубокие вдохи, стараясь успокоиться и торжественно пообещав себе, что на сей раз меня не вырвет. Когда прошло немного времени, минута или полгода, я принялся упрямо и напряженно укреплять свои защитные стены. Неужели я проявил неосторожность? Неужели усталость и Дым их разрушили?

Или моя дочь настолько сильна, что может их обойти?

V

Общие печали

Рис.1 Золотой шут

Они были точно дождь из драгоценных камней;

Их крылья, покрытые чешуей, сияли, словно самоцветы.

Глаза метали молнии, крылья рассекали воздух.

Драконы пришли.

Они были такими ослепительно-яркими, что не остались в памяти.

Словно тысячи песен зазвучали одновременно.

Когти и челюсти рвут врага.

Король вернулся.

Старлинг Бердсонг, «Призыв Верити»

Моей щеки коснулся воздух, и я устало открыл глаза. Я задремал, несмотря на открытое окно и промозглое утро. Внизу, прямо передо мной, билось о берег море. Волны с белыми шапками перекатывались под серым небом. Я со стоном встал с кресла Верити и подошел к окну. Отсюда открывался поразительный вид – крутые скалы и лес, подступивший к самым стенам замка. В воздухе пахло грозой, ветер был пронзительно-холодным. Солнце уже поднималось над горизонтом, оставив далеко позади рассвет. Принц не пришел.

Я нисколько не удивился. Дьютифул, скорее всего, еще крепко спит после вчерашнего праздника. Совершенно естественно, что он забыл о нашей встрече или, проснувшись, подумал, что ее можно отложить, и снова уснул. Однако я все равно испытал разочарование, и не только потому, что принц посчитал сон важнее наших уроков. Он сказал, что встретится со мной здесь, и не пришел. И не просто не пришел, а даже не сообщил, что не придет, и я зря потратил время и силы, отказавшись от столь необходимого мне отдыха.

Такое легкомыслие – не самый страшный грех для юноши его возраста, но то, что не страшно для обычного молодого человека, недопустимо для принца. Мне очень хотелось хорошенько его отчитать. Чейд или Баррич непременно именно так и сделали бы. Я грустно улыбнулся. По правде говоря, разве я в его возрасте был лучше? Баррич, утверждая, что я могу проспать все на свете, постоянно приходил к моей двери рано утром, чтобы я не пропустил своих боевых тренировок с топором. А теперь я и сам был бы не прочь разбудить принца громким стуком в дверь, да личина слуги не позволяла.

Так что мне пришлось удовлетвориться запиской, оставленной мною на пыльном маленьком столе, стоящем рядом с креслом. «Я пришел, а вас не было». Коротко и точно. Принц наверняка поймет, что это выговор. И никакого имени. Такое послание вполне мог оставить сердитый паж для какой-нибудь нерадивой горничной.

Я закрыл окно и вышел так же, как пришел сюда, – воспользовавшись декоративной панелью, украшавшей камин. Лаз был довольно узким, и мне пришлось потратить немало сил, чтобы закрыть его за собой. Моя свеча погасла, и я стал спускаться по длинной темной лестнице. Сквозь крохотные щели во внешней кладке стен, пропускавшие внутрь холодный ветер и серые тени дня, пробивался лишь тусклый свет.

Спустя какое-то время я вышел на ровную площадку, окутанную непроглядным мраком. Она показалась мне длиннее, чем я помнил, и я обрадовался, когда мне удалось нащупать ногой следующую ступеньку. В конце лестницы я двинулся не в ту сторону и, когда в третий раз уткнулся носом в густую паутину, понял, что заблудился. Тогда я повернул назад и через некоторое время оказался в комнате Чейда, только на сей раз дверью мне послужил стеллаж с вином. Я вспотел, весь перепачкался и страшно разозлился.

Чейд, который сидел в своем любимом кресле у камина, вздрогнул от неожиданности и поставил на стол чашку с чаем.

– А вот и ты, Фитц Чивэл, – воскликнул он, и в этот самый миг на меня обрушилась волна Силы.

Ты меня не видишь, песья вонючка.

Я покачнулся, и мне пришлось ухватиться за край стола, чтобы удержаться на ногах. Не обращая внимания на Чейда, который хмуро меня разглядывал, я сосредоточился на Олухе. Дурачок-слуга с перепачканным сажей лицом стоял у рабочего очага. Из-за приступа головокружения мне показалось, будто его силуэт пляшет и извивается. Если бы ночью я не восстановил защитные стены, чтобы оградить себя от неловких попыток Неттл связаться со мной, думаю, ему бы удалось сделаться для меня невидимым. Я сжал зубы и сказал:

– Я тебя прекрасно вижу. И всегда буду видеть. Но это вовсе не значит, что я сделаю тебе больно, если, конечно, ты не станешь на меня нападать или вести себя невежливо.

Мне ужасно хотелось применить против него Дар, ударить в него могучей животной силой, но я сдержался. Силой я тоже пользоваться не стал, иначе мне пришлось бы убрать защитные стены и открыть ему, на что я способен. «Сохраняй спокойствие, – приказал я себе. – Ты должен победить себя, и тогда тебе удастся справиться с ним».

– Не нужно, Олух! Прекрати. Он хороший. И может здесь находиться. Это я сказал.

Чейд разговаривал с ним, словно с трехлетним ребенком. И я, хоть и понимал, что маленькие глазки, сверкавшие злобой на круглом лице, не светятся интеллектом, равным моему или любого другого нормального человека, вдруг почувствовал возмущение, которое Олух испытал, оттого что Чейд так себя с ним ведет.

Не отводя взгляда от Олуха, я сказал Чейду:

– С ним не нужно так разговаривать. Он не глуп. Он… – Я попытался отыскать подходящее слово, чтобы объяснить Чейду то, что вдруг почувствовал. – Он просто другой, – закончил я не слишком охотно.

Ну, например, как лошадь отличается от кошки, а животные не похожи на человека. Но он не хуже нас. Я почти чувствовал, как его разум устремляется в сторону, противоположную той, в которой работал мой, придавая значение вещам, казавшимся мне неважными. Точно так же, наверное, я не видел ничего особенного в чем-то, что он считал значительным.

Олух некоторое время хмуро разглядывал меня и Чейда, а затем взял метлу, ведро с пеплом и углями из очага и вышел из комнаты.

Когда он скрылся в одном из потайных ходов, я успел уловить его последнюю мысль:

Песья вонючка!..

– Я ему не нравлюсь. И он знает, что я Одаренный, – пожаловался я Чейду, усаживаясь на другой стул, а потом раздраженно добавил: – Принц Дьютифул не пришел на встречу со мной в башню Верити сегодня утром. А сказал, что придет.

Мне показалось, что старик не обратил ни малейшего внимания на мои слова.

– Королева хочет тебя видеть. Прямо сейчас.

Сегодня Чейд надел простой, но очень элегантный голубой костюм, однако на ногах у него были мягкие меховые тапочки. Наверное, после танцев болят ноги, подумал я.

– Зачем? – спросил я, вставая, чтобы последовать за ним.

Мы подошли к стеллажу для вина и открыли потайную дверь.

– Олух, кажется, нисколько не удивился, увидев, как я сюда вошел, – заметил я.

Чейд пожал плечами.

– Вряд ли ему хватает ума удивляться подобным вещам. Думаю, он вообще не обратил на это внимания.

Я задумался над его словами и решил, что он, скорее всего, прав.

– А почему королева хочет меня видеть?

– Потому что она мне так сказала, – язвительно заметил Чейд.

Я больше не задавал вопросов, просто шел за ним и молчал. Я не сомневался, что у Чейда голова болит не меньше моего. Мне было известно, что он принял какое-то средство, чтобы справиться с похмельем, но еще я знал, насколько сложно такие средства составить. Иногда легче пережить страшную головную боль, чем пытаться создать лекарство.

Мы проникли в личные покои королевы, как делали это множество раз прежде. Чейд задержался на мгновение, чтобы убедиться, что там нет ненужных свидетелей, затем мы вошли в туалетную комнату и дальше в гостиную королевы, где нас ждала Кетриккен. Она встретила нас усталой улыбкой, а мы церемонно поклонились.

– Доброе утро, моя королева, – поприветствовал ее Чейд за нас обоих.

Кетриккен жестом пригласила нас войти.

В последний раз, когда я здесь был, взволнованная Кетриккен ждала нас в скромной, я бы даже сказал – суровой, комнате и все ее мысли занимал пропавший сын. Сейчас же гостиную украшали ее работы. Посреди маленького стола на подносе со сверкающими речными камешками лежали шесть золотых листьев. Три горящие свечи источали аромат фиалок. Шерстяные ковры прогоняли зимний холод, а на стульях я заметил мягкие накидки из овчины. В камине ярко горел огонь и кипел чайник.

Оглядевшись по сторонам, я сразу вспомнил родной дом Кетриккен в горах. Она также приказала накрыть маленький столик. В чайничке был горячий чай, но я заметил только две чашки.

– Спасибо, что привел Фитца Чивэла, Чейд.

Иными словами, она вежливо попросила Чейда оставить нас наедине. Он снова поклонился – пожалуй, немного более скованно, чем в первый раз, – и вышел тем же путем, что привел нас сюда. Я остался стоять перед королевой, пытаясь понять, что все это означает. Когда за Чейдом закрылась дверь, Кетриккен неожиданно тяжело вздохнула, села за стол и жестом показала мне на стул.

– Пожалуйста, Фитц. – Она произнесла это так, словно приглашала меня отбросить в сторону формальности.

Я уселся напротив нее и принялся внимательно разглядывать мою королеву. Мы с ней были примерно ровесниками, но время обошлось с ней гораздо милосерднее, чем со мной. Прошедшие годы исполосовали мое лицо шрамами, а ее коснулись лишь мимолетно, оставив легкие морщинки около глаз и губ. Сегодня она надела простое зеленое платье, которое великолепно оттеняло ее бирюзовые глаза и золото волос, уложенных в незамысловатую прическу. Я не заметил ни украшений, ни косметики.

Забыв о церемониях, Кетриккен сама налила мне чай и поставила передо мной чашку.

– Если хочешь, бери печенье, – сказала она, и я с радостью воспользовался ее предложением, поскольку не успел поесть.

Впрочем, необычная интонация и чуть хриплый голос встревожили меня, и я поставил на стол чашку, которую поднес к губам. Кетриккен отвернулась от меня, стараясь не смотреть мне в глаза. Я заметил, как взволнованно трепещут ее ресницы, и вдруг по щеке скатилась одинокая слеза.

– Кетриккен? – встревоженно спросил я.

Неужели случилось что-то такое, о чем я не знаю? Может быть, ей стало известно, что нарческа не хочет выходить замуж за ее сына? Или она получила очередную угрозу, связанную с Даром?

Кетриккен вздохнула и неожиданно посмотрела мне в глаза.

– О Фитц, я позвала тебя сюда вовсе не затем, чтобы… Я надеялась, что смогу сама справиться… но мне так жаль. Всех нас. Когда мне сообщили, я уже знала. Я проснулась на рассвете, потому что почувствовала… произошло что-то очень важное. Я поняла: что-то исчезло, разрушилось… – Кетриккен попыталась откашляться и не смогла. По ее лицу текли слезы, и она хрипло проговорила: – Я не могла понять, что случилось, но, когда Чейд рассказал мне о твоей потере, все сразу стало ясно. Я ощутила его уход, Фитц. Я поняла, что Ночной Волк нас покинул.

И тут Кетриккен всхлипнула, уронила голову на руки и разрыдалась, как ребенок, который больше не может сдерживаться.

А мне отчаянно захотелось бежать из ее комнаты. Я почти сумел справиться со своим горем, а она снова разбередила рану. Несколько мгновений я сидел, не в силах пошевелиться, окаменев от боли. Ну почему она не могла просто промолчать?

Но Кетриккен, похоже, не заметила, каково мне.

– Годы проходят, но такого друга забыть невозможно.

Она слегка раскачивалась на своем стуле, но так и не подняла головы и говорила, казалось, обращаясь к самой себе. Я едва различал ее слова, невнятные из-за слез.

– Никогда в жизни я не испытывала такой привязанности к животному – только когда мы вместе покинули замок. Мы шли и шли вперед, а он всегда был рядом, убегал на разведку, потом возвращался и проверял, нет ли погони. Он стал для меня чем-то вроде живого доспеха; когда он появлялся, я знала: он проверил дорогу впереди и уверен, что нас не поджидает никакая опасность. Без него я не выдержала бы и не смогла бы быть такой храброй.

Когда мы отправились в путь, он казался частью тебя. Но потом я узнала его по-настоящему. Узнала, какой он отважный, и верный, и сильный. У него даже было чувство юмора. Порой, в особенности в каменоломне, у меня возникало ощущение, будто только он один меня понимает. И не в том дело, что я могла прижаться к нему, спрятать в его шерсти лицо и выплакаться и он бы никому не сказал. Он радовался моим победам. Например, когда мы охотились вместе и я сделала удачный выстрел, я почувствовала его одобрение, словно он хотел сказать, что я… заслужила право на жизнь и могу остаться в этом мире. – Кетриккен вздохнула. – Я никогда его не забуду, и мне всегда будет его недоставать. А ведь мне так и не удалось его повидать перед тем…

У меня кружилась голова. По правде говоря, я не знал, какие отношения их связывали. Ночной Волк умел хранить свои тайны, а еще мне было известно, что королева Кетриккен предрасположена к Дару. Я это чувствовал, когда она медитировала. И всегда подозревал, что ее врожденная «связь с природой» имела бы другое, менее красивое название в Шести Герцогствах. Но она и мой волк?..

– Он с вами разговаривал? Мысленно?

Кетриккен покачала головой, но так и не подняла ко мне лица. И я едва разобрал ее слова.

– Нет. Но я чувствовала его в своем сердце, когда остальной мир перестал для меня существовать.

Я медленно встал и обошел маленький столик. Я собирался только погладить Кетриккен по плечу, но, когда я к ней прикоснулся, она резко поднялась и бросилась мне на грудь. Я прижал ее к себе, и она заплакала, уткнувшись мне в плечо. И тут, как я ни сопротивлялся, на глаза мне навернулись слезы. Ее горе – не жалость и сочувствие ко мне, а истинное горе, вызванное смертью Ночного Волка, – выпустило на свободу мою печаль, позволило и мне предаться скорби. Боль, которую я пытался скрывать от тех, кто не смог бы понять всей глубины моей потери, неожиданно прорвалась наружу.

Мне кажется, я только тогда понял, что мы поменялись ролями, когда Кетриккен ласково подтолкнула меня к своему стулу и протянула свой крошечный и совершенно бесполезный платочек, а потом ласково поцеловала в лоб и щеки. А я продолжал рыдать и никак не мог успокоиться. Кетриккен стояла около меня, прижав к груди мою голову, гладила волосы и не мешала плакать. А еще она грустно вспоминала моего волка и говорила о том, как много он для нее значил, но я почти не слышал слов.

Кетриккен не пыталась успокоить меня и не сказала, что все будет хорошо. Она знала, что уже не будет. Но когда наконец мои слезы иссякли, она наклонилась и поцеловала меня в губы, словно пыталась излечить от тяжелой болезни. Ее собственные были солеными от слез. В следующее мгновение она снова выпрямилась и тяжело вздохнула, как будто сбросила с плеч тяжелый груз.

– Твои волосы! – пробормотала она и попыталась пригладить торчащие в разные стороны пряди. – Мой бедный Фитц! Как же ужасно мы тебя использовали! Использовали вас обоих. Я никогда не смогу… – Казалось, она почувствовала, как пусты слова. – Но… пей чай, пока он еще не остыл.

Кетриккен отошла от меня, и через некоторое время мне удалось взять себя в руки. Она уселась на мой стул, а я взял ее чашку и принялся пить чай. Чай не успел остыть. Прошло совсем мало времени, но у меня возникло ощущение, будто в моей жизни произошло что-то очень важное. Когда я сделал вдох, мне показалось, что воздух полностью наполнил легкие, – я не испытывал ничего подобного вот уже много дней. Я взглянул на Кетриккен, она взяла мою чашку и улыбнулась мне. От слез ее глаза и нос покраснели, но для меня она в тот миг была прекрасна как никогда.

Так мы и сидели некоторое время. В чай были добавлены какие-то специи, которые придавали сил и успокаивали. На тарелках лежали пышные булочки с колбасой, маленькие кексы с фруктовой начинкой и овсяное печенье – очень простая и вкусная еда. Мы оба боялись, что стоит нам заговорить – и наша боль снова прорвется наружу… Впрочем, молчание не тяготило нас. Мы сидели и ели. Я встал, чтобы согреть чайник, а когда чай заварился, наполнил наши чашки. После довольно долгого молчания Кетриккен откинулась на спинку стула и тихо проговорила – так, словно наша беседа не прерывалась:

– Теперь ты понимаешь, что «болезнь» принца – мое наследство.

Мне было интересно, сумеет ли она прийти к такому выводу. Она сумела, и теперь боль и печаль в ее голосе заставили меня ей сочувствовать.

– Среди Видящих и раньше попадались Одаренные, – напомнил я ей. – Например, я.

– А твоя мать жила в горах. По-моему, тебя передали Верити в Мунсее. Тебя родила женщина из Горного Королевства. Я вижу ее наследство в твоих светлых волосах, а еще ты очень быстро вспомнил язык своего детства, когда приехал в Джампи. Если горы оставили на тебе такой след, почему не другой? Возможно, ты получил Дар в наследство от матери. Может быть, эта магия присуща жителям Горного Королевства.

Я подошел к самому краю пропасти под названием «правда», когда сказал:

– Я считаю, что Дьютифул мог получить Дар как от отца, так и от матери.

– Но…

– Не имеет никакого значения, кто оставил ему в наследство Дар, – перебил я свою королеву. Мне очень хотелось перевести разговор на другую тему. – У мальчика он есть, и нам нужно решить, что с этим делать. Когда Дьютифул попросил меня научить его пользоваться Даром, я пришел в ужас. Теперь я понимаю, что он прав. Ему необходимо знать все, что известно мне про оба вида магии.

Кетриккен просияла.

– Значит, ты согласился заниматься с ним?

Да уж, я и в самом деле отвык от жизни при дворе. Или, печально подумал я, за прошедшие годы королева сумела понять, что мягкость и хитрость откроют ей тайны, которые не удалось узнать даже коварному Чейду. Скорее – второе, поскольку Кетриккен легко прочитала выражение моего лица.

– Я ничего не скажу принцу. Если он хочет, чтобы это осталось вашим секретом, так и будет. Когда вы начинаете?

– Как только принц сумеет выкроить время.

Я не хотел выдавать Дьютифула и сообщать Кетриккен, что он пропустил первое занятие.

Она кивнула, предоставив мне самому решать эти вопросы, затем откашлялась и сказала:

– Фитц Чивэл, я позвала тебя потому, что намерена… улучшить твою жизнь. Насколько это в наших силах. К сожалению, я не могу обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь. Но если мы в состоянии что-нибудь для тебя сделать, мы обязательно сделаем. Ты играешь роль слуги лорда Голдена, и я прекрасно понимаю почему. Однако мне больно видеть, что принц, человек, в чьих жилах течет кровь Видящих, прячется от своего собственного народа. Итак, чего ты хочешь? Может быть, приготовить для тебя комнаты, куда ты будешь приходить, никем не замеченный, и где все будет так, как тебе нравится?

– Нет, – ответил я быстро и, спохватившись, что такой короткий ответ прозвучал слишком резко, добавил: – Будет лучше, если все останется так, как есть. Мне удобно.

Я знал, что замок никогда не станет мне домом и пытаться что-то изменить бесполезно. Неожиданно я подумал, что дом – это место, которое ты с кем-то делишь. Каморка в конюшне, где мы жили вместе с Барричем, или моя хижина, где рядом со мной были Ночной Волк и Нед. А как насчет апартаментов Шута? Пожалуй, нет. Мы оба постоянно помнили о том, что должны соблюдать осторожность, сдерживаться и вести себя в соответствии со своими ролями.

– …отдала приказ об определенной сумме денег, которые ты будешь получать ежемесячно. Чейд за всем проследит, а сейчас я бы хотела передать тебе вот это.

И моя королева положила передо мной кошелек, маленький мешочек из ткани, украшенный вышивкой в виде стилизованных цветов. Монеты громко звякнули, когда он лег на стол. Сам того не желая, я покраснел, поднял голову и увидел, что щеки Кетриккен тоже порозовели.

– Неприятная ситуация, верно? Но пойми меня правильно, Фитц Чивэл. Я плачу тебе не за то, что ты сделал для меня и моего сына. Никаких денег не хватит, чтобы за это заплатить. Но мужчине нужны деньги, и я считаю, что тебе не подобает просить их, когда возникает нужда.

Я ее прекрасно понял, но не сдержался и сказал:

– Вы и ваш сын имеете ко мне самое непосредственное отношение, моя королева. И вы совершенно правы. Никакие деньги не компенсируют того, что я для вас делаю.

Другая женщина восприняла бы мои слова как укор, но в глазах Кетриккен я увидел гордость, когда она мне улыбнулась.

– Я горжусь нашим родством, Фитц Чивэл. Руриск был моим единственным братом. И никто и никогда не сможет мне его заменить, но ты стал мне близок, как никто другой.

Мы с ней прекрасно поняли друг друга. У меня потеплело на сердце, оттого что Кетриккен признала меня своим родственником благодаря кровной связи, существовавшей между мной, ее мужем и сыном. Давным-давно король Шрюд первым приблизил меня к себе, заключив со мной сделку и подарив серебряную булавку, чтобы закрепить ее. Но булавка и король уже в прошлом. Неужели сделка по-прежнему остается в силе? Король Шрюд предъявил на меня свои права скорее как король, нежели как дед. А теперь Кетриккен, моя королева, назвала меня родственником и братом. Она не пыталась заключать со мной никаких сделок. Ее возмутило бы предложение установить условия, определяющие мою верность ей и трону Видящих.

– Я хочу рассказать сыну правду о тебе.

Моя тихая радость мгновенно улетучилась.

– Прошу вас, моя королева, это знание несет в себе опасность и является тяжким грузом. Зачем взваливать его на плечи принца?

– А почему наследник Видящих не имеет права на это знание?

Между нами повисло напряженное молчание, затем я сказал:

– Возможно, чуть позже.

Я почувствовал облегчение, когда Кетриккен кивнула, но уже в следующее мгновение она проговорила:

– Я сама пойму, когда наступит подходящий момент.

Потом она потянулась через стол, взяла меня за руку и перевернула ее ладонью вверх. Положив что-то мне на ладонь, она сказала:

– Когда-то давно у тебя была маленькая серебряная булавка с рубином, которую тебе подарил король Шрюд. Она указывала всем, что ты имеешь к нему самое непосредственное отношение и его двери всегда для тебя открыты. Я хочу, чтобы ты носил эту вещь и знал, что все осталось по-прежнему.

Я увидел на длинной булавке крошечную серебряную лисичку, которая подмигивала мне зеленым глазом. Лиса сидела, обвернувшись роскошным хвостом, готовая в любой момент сорваться с места. Она была великолепна.

– Вы сделали ее сами.

– Я польщена, что ты помнишь, как я люблю работать с серебром. Да, я сделала ее сама. А лиса – напоминание о том, кем благодаря тебе я стала здесь, в Оленьем замке.

Я расстегнул свою голубую рубашку слуги и прикрепил брошку с внутренней стороны. Снаружи ничего не было видно, но, когда я снова запахнул рубашку, я почувствовал прикосновение к груди крошечной лисички.

– Это для меня честь, – проговорил я. – А поскольку вы сказали, что считаете меня близким человеком, почти братом, я задам вопрос, который наверняка задал бы Руриск. Осмелюсь спросить, почему среди ваших придворных дам по-прежнему остается та, что однажды покушалась на вашу жизнь? И на жизнь вашего будущего ребенка.

В глазах Кетриккен появилось искреннее непонимание. Затем, словно кто-то толкнул ее в бок, она вздрогнула.

– Ты имеешь в виду Розмари.

– Да, Розмари.

– Это было так давно… Очень давно, Фитц. Знаешь, я смотрю на нее и даже не вспоминаю о том, что тогда произошло. Когда Регал вернулся в замок в конце войны красных кораблей, Розмари была в его свите. Ее мать умерла, и она… на нее никто не обращал внимания, словно все о ней забыли. Сначала я не хотела иметь рядом с собой ни ее, ни Регала. Но существовали определенные условности, которым мне следовало подчиняться, а его подобострастные извинения и клятвы в верности еще не рожденному наследнику и мне были… полезны. Они служили объединению Шести Герцогств, поскольку Регал привез с собой правителей Тилта и Фарроу. А мы отчаянно нуждались в их поддержке.

После войны красных кораблей Шесть Герцогств могли легко погрузиться в пучину гражданской войны, – продолжала королева. – Между герцогствами существует множество противоречий, а Регал обладал влиянием, которое заставило остальных правителей встать на мою сторону. Потом Регал умер, так странно и так страшно. Естественно, пошли слухи, будто я приказала его убить за то зло, что он причинил мне в прошлом. Чейд настойчиво убеждал меня, что я должна предпринять ряд шагов, которые привязали бы ко мне его сторонников. Я послушалась его совета. Первым делом я отправила леди Пейшенс в Тредфорд, поскольку считала, что мне необходима поддержка тамошней знати. А остальные владения Регала распределила среди тех, кого мне особенно требовалось умаслить.

– А что сказал на это лорд Брайт? – спросил я.

Я не встречался с лордом Брайтом, но знал, что он был наследником Регала и сейчас являлся герцогом Фарроу. Большая часть из того, что они «распределили», вне всякого сомнения, составляла его наследство.

– Мне удалось компенсировать его потери. После того как он бездарно организовал оборону Бакка и Баккипа, его положение стало весьма шатким. Он не мог слишком рьяно протестовать, поскольку, разумеется, не унаследовал от Регала влияния, которое тот имел на аристократов. Однако я сделала так, что он остался доволен своей судьбой, но и обеспечила его владения хорошим правителем, гораздо лучшим, чем был бы он сам. Прежде всего я позаботилась о том, чтобы он научился некоторым полезным вещам – кроме вина и нарядов.

Будучи герцогом Фарроу, лорд Брайт практически постоянно живет здесь, в Оленьем замке. За его землями в Тредфорде следит Пейшенс, она обладает здравым смыслом и первым делом наняла толковых управляющих. Пейшенс присылает ему подробные отчеты каждый месяц. По моему приказу Брайт просматривает их с одним из моих казначеев. Важно, чтобы он не только понял, что в них написано, но и был удовлетворен тем, как идут дела. И мне представляется, что он доволен.

– Подозреваю, его жена имеет к этому самое непосредственное отношение, – предположил я.

Кетриккен очень мило покраснела.

– Чейд счел, что он совсем успокоится, если женится. Кроме того, ему давно было пора обзавестись наследником. Будучи холостяком, он мог стать причиной определенных волнений при дворе.

– И кто ее выбрал? – Я постарался, чтобы мой голос прозвучал не слишком холодно.

– Лорд Чейд предложил нескольких девушек из хороших семей, которые обладали… необходимыми качествами. После этого я позаботилась о том, чтобы их представили лорду Брайту. И чтобы семьи узнали, что я буду очень довольна, если герцогу понравится какая-нибудь из возможных кандидаток. Они очень старались, однако лорд Брайт сам принял решение. Я лишь проследила, чтобы он получил возможность выбрать…

– Девушку, которая не слишком амбициозна и управляема. Дочь человека, верного королеве, – договорил я за нее.

Кетриккен посмотрела мне в глаза и едва заметно вздохнула.

– Да. Ты считаешь, что я поступила неправильно, Фитц Чивэл? Ведь именно ты стал моим первым наставником в науке придворных интриг.

– Нет, не считаю. По правде говоря, я вами горжусь. Я видел лорда Брайта вчера на празднике. Он производит впечатление человека, довольного жизнью, – улыбнувшись, ответил я.

Кетриккен снова вздохнула, на сей раз с облегчением.

– Спасибо. Потому что я по-прежнему очень ценю твое мнение, Фитц Чивэл. Мне бы не хотелось опозориться перед тобой.

– Сомневаюсь, что такое возможно, – ответил я совершенно искренне. И тут же решил вернуться к тому, с чего мы начали. – А Розмари?

– После смерти Регала большинство его сторонников вернулись в свои владения, а некоторые отправились посмотреть на новые, которые я им подарила. Розмари стала никому не нужна. Ее отец умер до ее рождения. Мать унаследовала его титул и стала леди Селеффой из Пихтового Леса, но это всего лишь красивые слова. Пихтовый Лес – крошечное бедное поместье с небольшим особняком, где, по моим сведениям, давно никто не живет. Если бы леди Селеффа не оказалась в свите Регала, она бы никогда не попала ко двору. – Кетриккен вздохнула. – Итак, Розмари осталась сиротой в восемь лет, да еще и королева ее не жаловала. Думаю, не нужно иметь слишком богатое воображение, чтобы представить себе, как с ней обращались в Оленьем замке.

Я поморщился, потому что еще не забыл, как обращались со мной при дворе.

– Я пыталась о ней забыть. Но Чейд не мог этого допустить. Как, впрочем, и я сама.

– Она представляла для вас опасность. Не слишком хорошо обученный наемный убийца, которого Регал воспитал в ненависти к вам. Ее нельзя было оставлять в замке.

Кетриккен помолчала немного, а потом сказала:

– А теперь в твоих словах я слышу Чейда. Нет. Все было гораздо хуже. Рядом со мной жила маленькая девочка, до которой никому не было дела. И я винила себя в том, что она стала тем, кем стала. Постоянное напоминание о моем равнодушии и жестокости. Если бы я обращалась с ней иначе, Регалу не удалось бы завоевать ее сердце.

– Если только он не завоевал его еще до того, как здесь появился.

– Но даже и в этом случае мне следовало вести себя иначе. А меня слишком сильно занимали мои собственные дела.

– Совершенно верно, но Розмари не ваша дочь.

– Ты забываешь, Фитц, что я выросла в горах, где меня учили быть Жертвенной для своего народа. Не королевой в твоем понимании, а гораздо большим.

– Значит, вы решили оставить ее здесь, – заключил я.

– Чейд сказал, что я должна либо оставить ее при себе, либо избавиться от нее. Его слова привели меня в ужас. Отнять у ребенка жизнь за то, что ему приказали сделать взрослые? А потом я все поняла. Убить ее было бы милосерднее, чем истязать равнодушием и невниманием.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга – о том, как раскрыть скрытые способности своего мозга и использовать их для обретения здо...
Патрик Ленсиони в своем фирменном стиле рассказывает об одной из самых болезненных и недооцененных п...
Миф похож на мир тем, что в него можно вселиться и жить. Есть авторы, которые помогают человеку обус...
Во все времена были люди, которые не могли жить в покое. Им вечно не сидится на месте, и поиск прикл...
Роман «Наше счастливое время» известной корейской писательницы Кон Джиён – трагическая история о жес...