Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник) Мельников Руслан

Рыцари были облачены в кольчуги и пластинчатые панцири. В факельных огнях поблескивали начищенные наплечники, поножи, наручи и латные рукавицы. Глухие горшкообразные шлемы с узкими смотровыми прорезями целиком закрывали головы.

Дополнительной защитой служили рыцарские седла. Высокие передние луки прикрывали животы и бедра всадников. Задние луки, тоже поднимавшиеся выше поясницы, позволяли обрести надежный упор и высидеть копейный удар противника. Твердую, «влитую» посадку, рассчитанную на таранную сшибку, обеспечивали также широкие стремена, опущенные на всю длину ноги.

Рослые немецкие кони, защищенные плотными попонами, кольчато-чешуйчатой броней и стальными оголовьями, были значительно выше и крупнее татарских степных лошадок.

Тимофей окинул взглядом турнирных бойцов Бельгутая. Тоже в общем-то тяжеловооруженные конники. Лошади прикрыты латами. На всадниках – панцири-куяки, мало в чем уступавшие рыцарскому доспеху. Крупные, покрытые кожей металлические пластины защищали тело. Островерхие шлемы-духулги с назатыльниками и наушниками из нашитых на кожу железных блях закрывали голову и шею. На лица были опущены кованые личины-тумаги.

Но вот круглые щиты-халахи значительно легче и меньше рыцарских. Да и степняцкое седло-эмээл лишено высоких лук. А стремена подтянуты так, что ноги всадников сильно согнуты в коленях. Такая свободная посадка позволяет наезднику вертеться в седле и биться сразу с несколькими противниками. В беспорядочной конной рубке, когда враг повсюду – и справа, и слева, и спереди, и сзади, – это безусловное преимущество перед латинянским рыцарем, зажатым между седельных лук. Но только не в таранном ударе на копьях, которому татары не очень-то и обучены. Да и сами копья к тому же…

Короткие татарские жада не шли ни в какое сравнение с рыцарскими лэнсами[14], увенчанными коронелями. Собственно, исход турнира еще до его начала во многом был предрешен разницей в длине копий. Первая же сшибка свалит наземь большую часть всадников Бельгутая. Если не всех сразу. Даже ратовище, которое держал Тимофей – крепкое и длинное (на полтора-два локтя длиннее татарских), все же уступало по размерам немецким копьям. Нет, слишком сильно разнится сегодня оружие ристалищных бойцов. И слишком очевидна эта разница, чтобы воспринимать все происходящее как честную схватку.

Ладно, что будет, то будет. Тимофей еще раз проверил, хорошо ли сидит доспех, надежно ли затянуты ремни. Повел плечами, пробуя, не сковывает ли броня движений. Сам он был облачен в добротную тяжелую кольчугу с зерцалом во всю грудь, с длинными рукавами и с подолом по колено. Предплечья закрывали стальные наручи. На левой руке висел круглый щит – побольше татарского, но меньше латинянских. Голову защищал куполообразный шлем с полумаской и мелкокольчатой бармицей. Копье, плащ. Все…

Гнедой конь под седлом начинал нетерпеливо рыть землю копытом. Конь чуял настроение всадника.

Из императорского шатра вышел Феодорлих. Зрители вокруг ристалища оживились: сейчас начнется!

Император сел на походный трон. А вот Михеля при Феодорлихе в этот раз не было. Странно… Мага вообще нигде не видать. Наверное, воинские забавы не представляют интереса для колдунов. Что ж, так оно, пожалуй, к лучшему.

– Приготовиться! – Бельгутай требовательно тряхнул копьем.

На лишенном стального острия древке колыхнулся нойонский бунчук из черного конского хвоста. Под бунчуком выпирал изогнутый крюк.

Тимофей усмехнулся. Хитер татарин, ох, хитер… Правила турнира требовали снять с копий лишь боевые наконечники, о прочем не говорилось ни слова. И кто теперь посмеет в чем-либо упрекнуть Бельгутая, оружие которого тупое, как подобранный с земли дрын?

Феодорлих взмахнул рукой, подавая сигнал к началу бухурта. Хрипло и коротко протрубил одинокий рог. Первым с места сдвинулся рыцарский отряд. Как стоял – сплошной ровной линией – так и двинулся, переходя на рысь и постепенно наращивая скорость.

Десяток поднятых к небу копий опустились почти одновременно. Древка прижаты налокотниками к окольчуженным бокам, тупые коронели направлены на противника. Закованные в латы рыцари скачут, пригнувшись в седлах и прикрывшись щитами. Над конскими головами виднеются только глухие шлемы с темными прорезями смотровых щелей. Банеры яростно бьются на ветру. Плащи развеваются за плечами, будто крашеные крылья.

Нервно дернулись огни, потревоженные воздушной волной от проносящихся мимо всадников, испуганно заметались тени…

Латинянский строй не ломался. Рыцари наступали красиво, стремя в стремя, демонстрируя великолепную выучку боевых коней и искусство верховой езды. Каждый выбирал цель для своего копья. Лязгало железо. Били землю копыта. Германцы скакали молча. Безмолвные конные фигуры, закованные в латы, влитые в седла, зловещие и неумолимые, готовые смести любую преграду на своем пути, мчались по огненному коридору…

– Гхурах! – с уст Бельгутая слетел гортанный выкрик. Боевой клич и приказ одновременно.

– Гхурах-х!! – отозвались степняки, сгрудившиеся возле нойона.

И вновь тревожно колыхнулось пламя факелов. На этот раз в другую сторону.

Татары сорвались в галоп сразу, с места – столь быстро и слаженно, что Тимофей, не ожидавший подобной прыти, чуть подотстал от степняков. Ристалище огласилось визгом и дикими криками кочевников, не любивших сражаться молча.

Расстояние между двумя отрядами быстро сокращалось. Длинное, огороженное факелами поле казалось все меньше, все короче. С каждым конским скоком, с каждым мгновением, приближавшим противников друг к другу, Тимофей чувствовал нарастающее возбуждение близящейся схватки. Радость и азарт, азарт и радость…

Бельгутай вырвался вперед. Поднятое копье нойона с пышным конским хвостом было сейчас не только оружием, и Тимофей старался не выпускать его из виду.

Справа и слева мелькали цепочки огней. Стесненные по флангам границами узкого ристалища и принужденные к лобовому столкновению с врагом, чьи копья длиннее, щиты больше, а кони крупнее, татары тем не менее стремительно набирали скорость. Они тоже скакали, пригнувшись и укрывшись за щитами и лошадиными шеями.

Татары иступленно кричали.

В таком оре трудно было отдавать команды. Голосом – почти невозможно. Но не случайно к копью Бельгутая прикреплен приметный сигнальный бунчук.

Нойон резко взмахнул своим жада. Черный конский хвост на древке мотнулся вправо-влево. Это был знак. Татарские всадники, и без того не особо стремившиеся удержать строй, вовсе рассыпались. Настолько, конечно, насколько позволяло имевшееся в их распоряжении пространство. Они неслись по тесному ристалищу бесформенной кучкой, друг за другом, то разъезжаясь, то съезжаясь вплотную.

Рыцарские копья неуверенно дернулись из стороны в сторону. Латиняне, ожидавшие красивого и предсказуемого столкновения стенка на стенку, где каждый бьется с противником один на один, тоже попытались перестроиться на скаку и вынудить татарских всадников к привычной манере турнирного боя.

Но момент был упущен, и серии единоборств из бухурта не получилось.

Строй немецких рыцарей налетел на плотный комок степняков. Принял удар чуть правее от центра.

Хруст. Треск…

Два отряда сшиблись неподалеку от императорского трона. Если бы не плотная стена щитоносцев и копейщиков, выстроившаяся сразу за огнями и надежно прикрывавшая шатер Феодорлиха, до императора можно было бы добраться в несколько конских скоков. Повалить факелы, прорваться сквозь пламя, ткнуть тупым копьем в белеющее под золотой короной лицо. Но…

Лязг. Крик…

Но сейчас было не до императора. И все мысли были сейчас о другом.

Всхрап. Всхрип…

Всадники столкнулись с такой яростью, которая рождается не на потешных схватках, а лишь в настоящих сечах. Даже факельные огни с шипением дернулись от налетевших друг на друга бойцов.

Неожиданный маневр, предпринятый татарами, позволил запутать рыцарей и избежать разгрома с первой же сшибки. Немцы, скакавшие плотной шеренгой, не успели распределить между собой сбившихся в кучу кочевников.

В кого-то из татар ударило два, а то и три коронеля сразу. Кто-то, наоборот, воспользовавшись этим, сумел избежать сокрушительного удара и, проскользнув между длинных древков, достал противника сам.

Все смешалось – германские рыцари и нукеры Бельгутая, обломки турнирных лэнсов и выроненные жада степняков, падающие щиты и слетающие с голов шлемы. Затрепетали огни и запрыгали тени. Взвилась поднятая бойцами пыль. Повалились первые сбитые всадники. Большей частью – татары: иначе в этой схватке, увы, быть не могло.

Вот один степняк, приняв таранный копейный тычок в нагрудные пластины куяка, соскальзывает с седла. Вот второй, наткнувшись стальным забралом-личиной на массивный коронель, кубарем катится по земле. Вот третий, нелепо взмахнув рукой с разбитым щитом, валится набок и волочится за стременем. А вот и четвертый, сам удержавшись в седле, рухнул вместе с лошадью, сбитой широкогрудым рыцарским жеребцом.

Зато там вон, справа, сверзился наземь немец в рогатом шлеме. И на левом фланге копыта низкорослого татарского конька уже топчут рыцарский плащ и треугольный латинянский щит.

Бельгутай налетел на германские копья в числе первых, однако сумел усидеть на лошади. Причем не просто усидеть. В нойона было направлено два копья. Одно целило в грудь. Второе – в забрало-тумагу. Нанести сокрушительный удар в голову намеревался Зигфрид фон Гебердорф. Лицо дерзкого юнца скрывал горшковидный шлем, зато напоказ были выставлены геральдические львы на щите и нагрудной котте.

Копья ударили почти одновременно. И от обоих Бельгутай увернулся, резко бросив тело вправо и на миг зависнув у бока приземистой степной лошадки, подобно вьючному мешку. Коронели мелькнули над опустевшим седлом. Длинные древка стукнулись друг о друга и разошлись. А Бельгутай вновь взлетел на коня, забрасывая щит на плечо, отпуская повод и обеими руками хватаясь за свое короткое копьецо.

Колоть тупым оружием Бельгутай не стал. Бесполезно, да и не было на это времени: промахнувшиеся немецкие рыцари уже проносились мимо, ворочая тяжелые турнирные лэнсы, выискивая за спиной ханского посла другие менее верткие и ловкие цели. Однако, прежде чем германцы умчались дальше, копье посла резко ушло в сторону и назад.

Бунчук нойона черной кистью мазнул по воздуху. Конский хвост на татарском жада хлестнул по рыцарскому доспеху. Изогнутый металлический коготь впился в латы. Бельгутай зацепил копейным крюком рыцаря, скакавшего справа.

Дернул…

Сдернул!

Седло с высокой спинкой не помогло немцу. Над изогнутой седельной лукой блеснули золоченые шпоры. Латинянин на полном скаку грохнулся наземь.

«Жаль, не Зигфрид!» – промелькнуло в голове Тимофея.

И вдруг что-то произошло. Краем глаза Тимофей заметил, как Бельгутай дернулся, словно от вражеской стрелы, ужалившей в спину. Краем сознания удивился. Не было ведь никаких стрел! И не было видимых причин, которые могли бы заставить кочевника так пошатнуться в седле. Выронить оружие. Судорожно вцепиться в повод…

Но татарский нойон уже ускакал за распавшийся немецкий строй, и Тимофей забыл о Бельгутае. Пришел его черед уворачиваться от копья-тарана с массивным железным копытом на конце. Украшенный львами рыцарь избрал новой мишенью посольского толмача.

На Тимофея мчался Зигфрид фон Гебердорф. Что ж, пришло время проучить спесивого мальчишку! Опьянение боем захлестнуло Тимофея, растворило в мелькающих факельных огнях и рыцарских гербах.

К счастью, после неудачной атаки на Бельгутая немец не успел как следует довернуть тяжелое турнирное оружие. Тимофей исхитрился сильным взмахом своего копья отбить направленный в лицо коронель. Щит, подставленный под неопасный уже – скользящий – удар, отбросил рыцарский лэнс еще дальше.

А ратовище Тимофеева копья, закрутившись по инерции в руке, легло поперек седла, перегораживая путь немецкому жеребцу. Было лишь мгновение, доля мгновения, на принятие верного решения. Еще меньше – на действие. Но Тимофей успел среагировать.

Бросив повод, оставив щит болтаться на левом предплечье и полностью доверившись верному гнедку, он перехватил копье, как мужик хватает в драке оглоблю. Удерживая древко в поперечном хвате двумя руками, Тимофей достал-таки германца. Копье прогудело над стальным налобником рыцарского коня и, словно дубина, обрушилось на голову всадника. Ударило тупым концом по смотровой щели шлема-ведра.

И как ударило!

Бу-у-у…

Зудящий болезненный импульс в руках. Передающийся через ладони хруст дерева и разлетающаяся перед глазами щепа.

…у-у-у…

И гулкий – будто по колоколу колотушкой! – отзвук латинянского шелома, охоженного ратовищем.

…у-у-ум!

В тот момент Тимофей ничего больше не видел, не слышал, ничего не чувствовал и ни о чем не думал. Главное для него в тот момент было, что…

Бу-у-ум-м-м!!!

Голова рыцаря откинулась. Сбитый шлем закувыркался в воздухе. Оглушенный всадник мотнулся всем телом назад, потом, отброшенный высокой спинкой седла, – вперед. Потерял стремя. Утратил равновесие. Молодой барон Зигфрид фон Гебердорф мешком повалился наземь.

Еще бы не повалиться! Тимофей вложился в этот удар полностью, целиком и без остатка. Отстранившись от всего остального. Позабыв обо всем на свете. Даже о том, о чем забывать не следовало. Даже в пылу настоящей сечи. И уж тем более в никчемной горячке потешного турнирного боя.

Расплата пришла незамедлительно.

Пока Тимофей тонул в безумном исступлении схватки, был нанесен ответный удар. Внезапный и неотразимый. Удар не крепкой рукой, не тупым коронелем, вышибающим человека из седла и мозги из черепа. Не боевым мечом и даже не предательской стрелой, пущенной исподтишка.

ВЗГЛЯДОМ!

Его ударили в тот момент, когда он бил сам. И в тот, и в следующий. И чуть позже. Его ковыряли и терзали, точно и метко вгоняя незримые клинья под шлем, под черепную коробку, под надежную магическую защиту, поставленную Угримом, но требовавшую и присутствия его, Тимофея, воли и силы. Воли и силы, которые сейчас были направлены на другое: на бой и победу.

Именно поэтому он пропустил удар. Поэтому не сразу понял, что происходит. Отчего вспыхнула в голове нестерпимая боль. Что за багровая искристая муть разорвалась в глазах. И чьи очи вдруг открылись в нем. Внутри него…

Понимание пришло лишь несколько мгновений спустя. Пристальный взгляд немигающих черных глаз, проникавший через его глаза, безжалостно и бесцеремонно копошившийся в его мыслях и чувствах, принадлежал Михелю Шотте. Колдун в красных одеждах, укрывавшийся за пологом императорского шатра, теперь стоял возле трона Феодорлиха. Латинянский маг стоял и смотрел. Из-за стены телохранителей-щитоносцев, из-за факельных огней.

ВСМАТРИВАЛСЯ.

Боль, потрясение и отчаяние оказались столь велики, что Тимофей едва удержался в седле. Пошатнулся, как Бельгутай. (Видимо, нойону тоже здорово досталось… То же и досталось!) Но все-таки усидел на коне, подмял боевое исступление, собрал волю в кулак, выпихнул прочь чужой взор, закрылся снова.

Поздно? Слишком поздно? Или все же не очень?

С зубовным скрежетом он гадал про себя, что сумел, а чего не смог выведать проклятый колдун, проникший за Угримову защиту. И где-то в глубине души понимал: Михель теперь знает все, что ему было нужно узнать.

…Через рыцарскую стенку удалось прорваться лишь четверым посольским воинам. Бельгутай, Тимофей и еще два нукера, достигнув противоположного края ристалища, где воткнутые в землю факелы образовывали огненный тупик, развернули коней, огляделись.

На месте недавней сшибки лежали люди и билась степная кобылка с поврежденными ногами. Шесть татарских воинов были повержены копьями и потоптаны конями. Трое неподвижны. Трое слабо шевелятся. Однако среди павших степняков валяются и немецкие рыцари. Четверо. Один не подает признаков жизни.

И что теперь? Брать новые копья и продолжать? На потеху императору, на радость императорскому колдуну?

Тимофей видел, как Михель склонился к уху Феодорлиха. Император внимательно выслушал мага, кивнул, небрежно махнул рукой. Хриплый звук рога возвестил об окончании бухурта. Все ясно. К чему продолжать бой, который уже выполнил свое предназначение?

Полтора десятка слуг и оруженосцев, опрокинув факелы, уже бежали к поверженным германцам. Несколько нукеров Бельгутая спешили к сбитым товарищам.

Тимофей покосился на ханского посла. Откинув защитную личину, тот хмуро наблюдал за суетой на турнирном поле. Смотрел Бельгутай туча-тучей. На выступающих скулах ходили желваки. Злобно щурились, отражая факельное пламя, глазки-щелки.

Нойон встретился взглядом с Тимофеем. Понимание без слов проскользнуло между ними. Потом прозвучали слова.

– Я ошибся, Тумфи, – процедил Бельгутай. – Не нужно было соглашаться на этот турини.

– Михель? – тихо и коротко спросил Тимофей.

– Он, – скрипнул зубами Бельгутай. Степняк хлестнул ненавидящим взглядом по красной фигуре у императорского трона: – Пр-р-роклятый шаман!

Феодорлих поднялся с трона и направился к шатру. За ним последовал Михель. Видимо, ни того, ни другого больше не интересовал турнир. Что ж, у императора и мага имелись дела поважнее. Им будет теперь, что обсудить.

Кто-то уже прокричал о победе «благородных германских рыцарей», хотя победа эта была еще не окончательной и не безусловной. От шатра Феодорлиха к Бельгутаю и Тимофею спешил рыцарь в дорогих доспехах и богатых одеждах. Приблизившись, посланник императора вежливо, но твердо попросил посольских воинов, усидевших на конях, покинуть ристалище вслед за теми, кто был выбит из седел.

– Его величество велел передать, чтобы вы никуда не отлучались из лагеря, – сказал немец. – Вас известят, когда его величество пожелает с вами встретиться.

– А его величество пожелает? – с сомнением спросил Тимофей.

Теперь-то?! После всего-то?!

– Его величество пожелает, – холодно было обещано ему.

Шесть немецких рыцарей с видом победителей уже торжественно объезжали поле. Желтые огни факелов отражались в начищенных доспехах. Зрители ликовали.

Тимофей переводил Бельгутаю слова германца.

– Возвращаемся в лагерь, – бросил нойон и зло взмахнул плетью.

Тимофей нагнал его уже за ристалищем.

– Что ты намереваешься делать, Бельгутай?

– Ждать, Тумфи. Ты же слышал волю императора.

– Чего?! – Тимофей аж сплюнул в сердцах. – Чего ждать-то?!

– Я совершил ошибку, и Хейдорх узнал то, чего ему знать не следовало, – посол вздохнул. – Но случившегося не переиначишь, и теперь я должен понять, что предпримет император, обладая полученным знанием.

В императорском шатре, отделенном от внешнего мира плотным пологом и колдовским словом, говорить можно было без опаски. Но все же император и маг вели беседу вполголоса.

– Итак, Михель, что тебе известно теперь? – обычно бесстрастный и невозмутимый повелитель Священной Германо-Римской империи Феодорлих фон Гуген с трудом сдерживал нетерпение. – Какова истинная цель посольства?

– Возможно, я узнал не все, ваше величество, – Михель начал издалека. – Магический щит открылся ненадолго, и времени было немного. К тому же должен предупредить: я искал ответы лишь на те вопросы, которые счел наиболее важными.

– Не тяни, – поморщился Феодорлих, – говори, что узнал.

– Ханскому послу поручено разведать удобные для конницы подступы к Вебелингскому замку, – перешел к делу Михель.

Феодорлих нахмурился.

– Кроме того, – продолжал колдун, – он должен был осмотреть крепость снаружи и, по возможности, изнутри, найти слабые места в обороне и выяснить, какая часть замка охраняется лучше всего.

– То есть где хранятся Черные Мощи?

– Верно, ваше величество. Похоже, кто-то ищет способ добраться до Реликвии.

– Та-а-ак! – губы Феодорлиха недобро искривились. – Выходит, я поступил правильно, не пустив послов к Вебелингу. Огадай все-таки готовится к войне.

– Да, ваше величество, – склонился маг, – вы поступили мудро. Судя по всему, степные варвары намереваются выступить походом на Вебелингские земли. Они знают о мощах.

– И о том, где искать Реликвию… – Щека императора дернулась.

– Это неудивительно, – прошелестел голос мага. – Я с самого начала предупреждал: чем чаще мы используем во благо империи силу Черных Мощей, тем больше привлекаем к ним внимание посвященных.

Феодорлих поморщился.

– Помню, помню. Думаешь, кто-то из посвященных оказался при ханской ставке?

– Очень похоже на то, ваше величество. Возможно, это случайность, а может быть, нет. Возможно, о местонахождении нашей Реликвии кроме татар никому больше не известно, а может, прочие хранители древней тайны просто затаились до времени и выжидают. Здесь ничего нельзя сказать наверняка…

Император задумался.

– Михель, способны ли Черные Мощи и твоя магия остановить татарский набег?

– Только в том случае, если у татар нет такой же Реликвии.

– А она… – Феодорлих облизнул пересохшие губы, – она у них есть?

Император уперся в мага тяжелым взглядом. Михель не отвел глаз.

– Может она у них быть?

– Я склонен полагать, что, скорее, да, чем нет, – ответил чародей.

– Ладно, – проговорил после недолгой паузы Феодорлих, – теперь расскажи о посольском толмаче. – С ним как? Ты сумел проникнуть сквозь его защиту?

– Да, ваше величество, – склонил голову маг.

– И что? Этот русин посвящен в тайну мощей?

– Нет, не похоже. Его задача – следить…

– За кем? – удивленно поднял брови император. – За мной?

– В первую очередь – за ханским послом.

– Интере-е-есно, – задумчиво протянул Феодорлих. – Оч-ч-чень интересно. Значит, толмач шпионит за послом…

– Это еще не всё, ваше величество, – осторожно заметил Михель.

– Говори, – кивнул император.

– Татарский посол, помимо всего прочего, тоже получил похожее задание.

– То есть? Какое?

– Наблюдать за толмачом. Вернее, не столько наблюдать, сколько исподволь расспрашивать его и вызнавать обо всем, что возможно узнать.

Феодорлих недоуменно покачал головой.

– Ничего не понимаю! Толмач следит за послом, а посол за толмачом?

– Именно так, – подтвердил Михель.

– Хм… В поведении толмача есть смысл, если русины хотят побольше узнать о планах татар. Но зачем это нужно ханскому послу?

– Через толмача он пытается получить информацию о князе, пославшем русина.

Император задумался.

– А откуда он вообще взялся, толмач этот?

– Из Ищерского княжества, ваше величество.

Феодорлих наморщил лоб, вспоминая:

– Ищерское… Ищерское… И-ще-ра… Погоди, Михель, а не об этих ли землях докладывали наши лазутчики при купеческих обозах? – оживился император. – Не там ли правит князь-маг… как его… Агрим… Урим…

– Угрим, ваше величество, – подсказал Михель.

– Да, точно! – кивнул Феодорлих. – И что ты обо всем этом думаешь?

Придворный маг потер лоб и, чуть сдвинув на затылок красный колпак, начал рассуждать:

– Возможно, ищерский князь посвящен в тайну Черных Мощей, и ему известно, какая Реликвия спрятана в Вебелингском замке, или он догадывается об этом. Кроме того, у Угрима могут быть основания полагать, что татары тоже обладают мощами, либо ценными сведениями о них. В таком случае отправить сюда вместе с ханским посольством верного человека – разумное решение. Правда, русский князь-маг использует своего посланника, не открыв ему сути дела. Угрим менее силен, чем татары, и, видимо, поэтому более осторожен. В свою очередь, татары также могут подозревать, что Угрим знает о мощах нечто, неизвестное им. Но, вероятно, полностью в этом они все-таки не уверены. А поскольку силой у опытного колдуна ничего не выпытать, степные варвары, полагаясь на хитрость, взяли в посольство русского толмача.

– Взяли, осознавая, что берут лазутчика? – усмехнулся император.

– При определенном умении и ловкости из чужого лазутчика можно вытянуть ценные сведения незаметно для него самого, – ответил Михель. – Кроме того, чужому соглядатаю можно преподнести выгодную ложь под видом истины, а это тоже немаловажно.

Феодорлих вздохнул:

– Похоже, хан Огадай – опасный враг. Да и Угрим этот тоже непрост, даром что владеет клочком земли с захудалое герцогство.

– Да, ваше величество, – согласился Михель, – это серьезные противники.

В словах мага прозвучало что-то неприятно-настораживающее. Феодорлих заглянул в глаза советника.

– Скажи прямо, Михель, мне есть, о чем беспокоиться?

– Чтобы обеспечить себе безмятежное спокойствие, беспокоиться нужно всегда, ваше величество, – развел руками маг. – Черные Мощи не только дарят великое могущество своему обладателю, но и являются причиной тревог. И так будет до тех пор, пока существует опасность, что кто-то другой владеет такой же Реликвией. Чтобы раз и навсегда развеять все треволнения, следует собрать разбросанные по свету мощи под своей рукой. А уж тогда…

– Я знаю, что будет тогда, – оборвал его Феодорлих. – Ты уже говорил мне об этом, Михель, и не раз!