Серебреник. Отец и сын Акаев Исмаил

I

Настал день сборов. Ибрагим, как и все призывники, уже прошел военно-медицинскую комиссию и выслушал наставления военного комиссара. Каждому призывнику после прохождения последней медицинской комиссии в Грозном вручали приписное свидетельство, в котором предписывалось явиться в определенный день и час в районный военкомат для переклички и получения военного билета, а уже оттуда – на сборный пункт. Приписное свидетельство было датировано 2 ноября 1979 года. Чечено-Ингушетия из года в год, во время весеннего и осеннего призывов в армию, постоянно перевыполняла план по набору призывников. На Кавказе считалось позором среди молодежи уклонение от службы в армии. Ежегодно весной и осенью, в определенное время, ежедневно уходили эшелоны с призывниками.

Первого ноября в доме Заурбека устроили молодежные проводы. Вечером, после заклания жертвенного барана, старики провели молитвенный обряд – моулид. Кто не имел возможности прийти попрощаться с Ибрагимом утром, перед отправкой на сборный пункт, сделал это накануне вечером. Все желали ему удачи, звучали напутственные слова. Старики советовали не терять голову и рассудок, ни при каких обстоятельствах, желали доброго пути и счастливого возвращения домой по окончании службы.

Ночью семья осталась в своем кругу. Многие обещали вернуться утром, чтобы еще раз попрощаться с Ибрагимом. Спать легли поздно. Но, как и всегда в тревожные ночи, в доме снова не спали только двое. Не был спокойным сон и у Хеды.

Рано утром Заурбек, совершив утреннюю молитву, вышел во двор, чтобы встретить односельчан, желающих попрощаться с его сыном. Люди шли к дому Заурбека, женщины несли Ибрагиму подарки и продукты в дорогу – так принято у чеченцев. Ибрагим отшучивался: «Вы на два года службы заготовили мне провизию. Тут на всю армию хватит! Как же я все это довезу? Нужно у министра обороны заказать железнодорожный состав».

Провожать Ибрагима до сборного пункта должны были поехать его мать, а также старший брат Саид, сестра Зарган и несколько ребят из числа его родственников. Когда все вышли во двор и начали готовиться к отъезду, Заурбек остался в доме, зная, что сын обязательно зайдет к нему в комнату попрощаться наедине, втайне от провожающих. У чеченцев не принято, чтобы отец открыто выражал свои чувства к собственным детям, особенно к сыновьям.

Когда Ибрагим зашел к отцу, тот сидел на деревянном топчане и читал молитву, в которой просил у Всевышнего удачного пути для своего сына. Ибрагим, молча стоял и ждал, пока отец закончит молитву. Заурбек встал и сказал сыну: «Ибрагим! Я надеюсь, что у тебя все будет хорошо, и не забывай писать матери письма о себе и о своих делах. Ты знаешь, она очень тебя любит и переживает за тебя».

– Я это знаю и буду всегда об этом помнить, – ответил Ибрагим.

Заурбек сделал шаг к выходу, Ибрагим тут же отступил в сторону, чтобы пропустить отца вперед. Так он был воспитан и таков обычай – уступать дорогу старшим.

Заурбек, выйдя во двор, поблагодарил всех пришедших проводить Ибрагима и обратился к старшему сыну Саиду: «Езжайте тихо. Будьте осмотрительны в пути. Не гоните машину. Да будет ваш путь свободным (марша гIойла)!» Это означало, что Ибрагиму и тем, кто поедет провожать его, можно садиться в машины и трогаться в путь. С этими словами Заурбек развернулся и пошел в дом.

В райвоенкомате, куда прибыли призывники Урус-Мартановского района, военный комиссар выстроил их перед зданием военкомата. Он изъял у каждого приписное свидетельство, вручил всем военные билеты и произнес традиционную напутственную речь, в которой говорилось о высоком долге служения социалистической Родине, о благородной миссии советских солдат. После этого, как по мановению дирижерской палочки, загремел военный духовой оркестр, который стоял чуть поодаль от строя призывников. Трубы под барабанную дробь выдували знаменитое «Прощание славянки».

Призывников погрузили в автобусы и повезли в Грозный, на центральный сборный пункт. Провожающие последовали за ними, кто на своем автотранспорте, кто на специально предоставленном автобусе.

Сборный пункт окружал высокий кирпичный забор, по верху которого была натянута колючая проволока. Сделано это было для того, чтобы подвыпившие провожающие не смогли проникнуть на территорию, подведомственную Министерству обороны. Вход охранялся солдатами и сержантами внутренних войск. Здесь проходила как бы граница между гражданским миром и миром военных. По периметру сборного пункта росли высокие тополя. У парадного входа перед сборным пунктом был ухоженный сквер, в котором на одеялах и газетах расположились провожающие. У взрослых в глазах были тревога и печаль и не удивительно, вдруг их «ребенка» отправят в Афганистан?! А молодежь веселилась.

Молодости несвойственно чувство страха, да и печаль у нее недолговечна. Молодости жизнь представляется как сплошной праздник, с песнями и танцами, анекдотами и шутками. Умудренная жизненным опытом зрелость и старость знают, что жизненный путь человека усыпан не только розами, но и шипами от них, и что подчас в жизни шипов больше, чем роз.

Наконец были произведены все необходимые формальности, после чего провожающим дали возможность попрощаться с призывниками уже на территории сборного пункта. Толпа устремилась вовнутрь. Каждый старался сказать своему сыну, брату, родственнику или другу самое сокровенное, самое важное перед долгим расставанием. Все, смеясь и плача, делали над собой усилие в тщетной надежде вспомнить и сказать самые важные, самые нужные слова. Перед разлукой не отходила ни на шаг от Ибрагима его уже седая, красивая и нежная нана (мама). Нет, так и не вспомнит и не скажет она этих самых сокровенных слов своему сыночку, а все последующие два года долгими днями и ночами будет перебирать их в уме, не находя нужных. Она будет нежно трогать, поглаживать своими материнскими руками все вещи, в которых он ходил дома. По-настоящему способна любить только мать, но ее язык не в состоянии передать трепет сердца, крик души, муку и тревоги каждой клеточки ее слабого женского существа о своем чаде. Это выше ее сил. Но внимательный и любящий сын может прочитать в глазах матери все, что она не смогла выразить словами. Растерянный взгляд Хеды блуждал по толпе провожающих, постоянно останавливаясь на Ибрагиме. Она видела, как некоторые матери, обнимая своих сыновей, несдержанно рыдали. Но она обещала себе, что не позволит, чтобы ее сын, ее кровиночка, заметил в такой трудный для него день ее слезы – ему будет тяжело их видеть. Он всегда был добр и нежен с ней, и если она не скроет от него свою печаль, то он будет себя корить, что явился виновником ее слез и печали. Она не расстроит его, она покажет ему себя сильной, и тогда ему будет легче служить, хотя ей будет очень сложно скрыть от его проникновенного взгляда свою тоску. Вдруг она встрепенулась, и ее напряженный взгляд устремился в одну точку. Она увидела знакомую фигуру. Хеда узнала Хаву – чернобровую красавицу, дочь Ахмеда, их односельчанина. Стройная как лань, с лебединой шеей, с красивым лицом, с черными, как смоль, косами и румянцем во все щеки, Хава была настоящей красавицей. Хеда всегда мечтала о том, чтобы она стала женой Ибрагима. Он же, когда она ему делала намеки по этому поводу, отшучивался.

Хава провожала в армию своего брата. Заметив, что Хеда наблюдает за ней, Хава упорхнула, как встревоженная пташка, в толпу. Хеда улыбнулась и сказала Ибрагиму:

– Видел, какая скромница на тебя глядела, пока мы ее не обнаружили? Смутилась, милая, и упорхнула. Ибрагим, покраснев, сделал слабую попытку оправдаться, но, не сумев совладать с собой под напором насмешливых глаз матери, сестры Зарган и брата Саида, отвернулся. Хеда же снова заметила вслух:

– Хава красивая и умная девушка, из хорошей семьи и уважаемого рода.

При выборе невесты у чеченцев большое значение придавалось тому, из какого она рода. Это был не просто каприз, а установившаяся на основе жизненного опыта традиция у чеченцев. Жизнь подтверждала правило, согласно которому «яблоко от яблони не далеко падает». И вековые наблюдения людей, не знакомых даже с азами генетики, привели их к выводу о том, что только хорошее зерно способно давать хороший урожай и что только хорошая мать может вырастить хороших детей.

Объявили построение призывников. Ибрагим нежно обнял мать, брата и сестру, схватил свой вещмешок и побежал в строй.

Провожающих попросили выйти за территорию сборного пункта. Счетчик времени стал отсчитывать срок службы Ибрагима. А провожающие, зная, что новобранцев повезут на железнодорожный вокзал, ринулись туда.

Вечером того же дня с сотней других призывников Ибрагима привезли на железнодорожный вокзал. Их разместили по плацкартным вагонам, провели перекличку и дали команду машинисту электропоезда трогать. Провожающие бежали по перрону вслед уходящему составу, махали руками ребятам, выглядывавшим из открытых окон вагонов, кричали что-то напоследок, передавали в протягиваемые руки пакеты с разными сладостями, сигаретами, продуктами. А поезд, быстро набирая скорость, начал свой бесконечный перестук колес, оставляя за собой, километр за километром, бескрайние просторы страны Советов. За окном менялись ландшафты. Деревья избавлялись от своего летнего наряда, желтые листья один за другим падали на землю, покрывая ее своим золотым нарядом, а поезд, равнодушно врезаясь в предвечерние сумерки, шел и шел. За окнами мелькали леса, поля и реки. Иногда он останавливался на промежуточных станциях, чтобы пропустить железнодорожные составы.

Согласно установкам Министерства обороны, призывника как можно дальше удаляли от родных мест. Так, юноши с Кавказа служили в глубинных и окраинных районах СССР, тогда как контингент солдат, служивших на Кавказе, был собран преимущественно из сибиряков и украинцев. На первый взгляд, в этой дорогостоящей «рокировке» не было смысла. Но только спустя много лет Ибрагим понял, что это была глубоко продуманная и проверенная опытом политика.

Понимание этого пришло к Ибрагиму, когда он стал наблюдать по телевизору за событиями, предшествовавшими падению советской империи. Это были события в Баку, Тбилиси, Вильнюсе, где происходили столкновения армии с мирным населением. В рядах оборонявшихся были только местные жители, в рядах наступающей армии – только солдаты, выходцы из других регионов Советского Союза.

Понимание этого стало крепнуть, когда Ибрагим начал наблюдать за происходящим в России в период становления и укрепления власти Бориса Ельцина. Он был уверен в том, что за рычагом управления танка, с грохотом несущегося по улицам Москвы, не мог сидеть москвич, и москвич не способен был направить дуло на белоснежное здание парламента и выстрелить по нему. Понимание этого окончательно укрепилось в его сознании, когда он стал свидетелем «убийства» столицы его республики города Грозного.

Злой умысел военного командования заключался не в том, что они хотели отправить призывника подальше от малой родины, а в том, что они, изучив и зная психологию человека, предусматривали возможность возникновения неординарной ситуации, разрешение которой требует применения военной силы. Тут материальные затраты Министерства обороны по перевозкам и переброскам призывников с одного конца страны в другой, из одной республики в другую с лихвой окупались в один момент. Ведь не станет солдат, если он, конечно, не сумасшедший, расстреливать дома и улицы, деревья и памятники города, по которому он бегал в детстве, в котором родился и в котором живут его близкие и друзья. Нет, не расстреливали Грозный и его жителей выходцы из Чечено-Ингушетии, а если все-таки среди этих палачей и были такие, то имя им не люди, а некое другое, неведомое.

II

На одиннадцатые сутки эшелон с призывниками прибыл на Дальний Восток, в Хабаровск. Прямо с железнодорожной станции их погрузили на встретившие их военные грузовики и повезли в N-скую часть.

Ибрагим попал в школу сержантов. После ее окончания ему предстояло по распределению служить сержантом в какой-нибудь части. Учеба в этой школе занимала полгода из двух лет армейской службы.

Солдатская жизнь Ибрагима текла однообразно, как это обычно бывает в армии в мирное время. С командирами и товарищами он общался столько, сколько требовали его армейские обязанности, за исключением тех конфликтов между солдатами разного периода службы, которые происходят в любой армии. Бывало всякое, но Ибрагим имел достоинство и смелость постоять за себя и своих товарищей.

Их иногда избивали старослужащие, но и они не оставались в долгу. Однажды на тактических учениях один из старослужащих сержантов решил показать перед остальными свое превосходство над Ибрагимом. Но, получив сильный удар в челюсть, мгновенно утратил былой гонор и презрительное отношение к молодым курсантам.

Постоянные учения, штудирование воинских уставов, физическая подготовка – воинская служба давалась нелегко. Ибрагим, получивший до армии хорошую физическую закалку, отличные знания в школе, достойно переносил все тяготы армейской жизни. Ни строгий распорядок дня, ни изнурительные физические упражнения не могли поколебать его воли, а, наоборот, закаляли ее. Даже болезненные для его самолюбия придирки командиров и сержантов этой школы он старался не воспринимать слишком близко к сердцу. Казалось, что денно и нощно эти командиры и сержанты следили за курсантами, придираясь ко всем мелочам. А курсанты все упорнее закаляли себя, повторяя: «То, что нас не убьет, сделает нас более сильными».

Ибрагим сначала не мог понять, почему командиров интересуют такие мелочи, как, например, застегнуты ли все пуговицы на гимнастерке, чем курсант занимается в свободное время, с кем общается, о чем говорит. В школе сержантов были люди разных национальностей. Из чеченцев был один Ибрагим. Курсанты, разделившись по землячествам, сообща защищали интересы друг друга. В том, что это необходимо, Ибрагим убедился, когда произошла драка между азербайджанцами и армянами.

Причиной ссоры, приведшей к драке, явился отказ азербайджанца по имени Арсен чистить туалет. Свой отказ он мотивировал тем, что сержант Самвел, армянин по национальности, незаконно, с целью унизить, посылает именно его, а не армянина из своего взвода, который, будучи в наряде, должен был чистить туалет. Из-за этого Самвел ударил кулаком Арсена в лицо. За того вступились его земляки-азербайджанцы и избили Самвела, за которого, в свою очередь, вступились армяне. Так инцидент перерос в групповую драку на этнической почве. После вмешательства офицеров драка была остановлена, но только до поры до времени, так как обе стороны пригрозили друг другу мстить до победного конца. Таким образом, конфликт мог дойти до кровопролития. Тут выход нашел Ибрагим, предложив противоборствующим сторонам честный и мужской поединок – один на один. На поединок должны были выйти виновники конфликта – армянин Самвел и азербайджанец Арсен.

Несмотря на то, что сержант Самвел отслужил год и три месяца, а Арсен – всего лишь три месяца, прав был Арсен, и Ибрагим видел его правоту и готовность отстоять ее любой ценой.

Загнанный как зверь в угол, Арсен представлял собой опасность для Самвела, но тот этого не замечал, чувствуя себя защищенным как старослужащий. Самвел рассчитывал также на неписаные законы «дедовщины».

Арсен был страшно напуган предложением Ибрагима, хотя был сильнее, что не могло ускользнуть от взора такого опытного борца, как Ибрагим. Он поверил в Арсена и не ошибся. Решительность в глазах Арсена и брезгливость в лице Самвела вызывали у многих симпатию к первому. После вечернего отбоя, когда уже многие уснули, четыре человека – Арсен со своим секундантом Ибрагимом и Самвел со своим «секундантом» Толганом, узбеком по национальности – вошли в умывальную комнату, размеры которой позволяли двум противникам развернуться почти как на ринге. Удары можно было наносить кулаками и ногами по всему телу, и только одно правило – лежащего не бить. Если не отнести этот случай к мистике, то за пять-шесть секунд поединка Самвел был нокаутирован Арсеном ударом в челюсть.

На следующий день, как ни странно, офицеры части сделали вид, что им ничего неизвестно о ночном поединке. Впрочем, они всегда закрывали глаза на теневую сторону армейской жизни.

Только на занятиях замполит, как бы, между прочим, заметил:

– Вот если бы все решали межнациональные проблемы, как это делает Тасуев Ибрагим, давно бы наступил мир во всем мире.

Сказано это было явно с сарказмом, но Ибрагим сделал вид, что он не понял о чем речь. К сожалению, для Ибрагима и многих других инцидент на этом не закончился. Самвел снова настроил своих земляков против Арсена, и ему была устроена засада в темном коридоре казармы, после чего началась групповая драка, «стенка на стенку», между армянами и азербайджанцами. В результате получили увечья почти все участники драки. Разбирательство этого инцидента проводилось военным дознавателем в течение месяца. Виновниками и зачинщиками были признаны Самвел, Арсен и Ибрагим. Командир учебной части, видимо остерегаясь широкой огласки, ограничился легким наказанием – они были посажены на несколько суток на гауптвахту.

Несмотря на то, что Ибрагим держался особняком, его независимый нрав и способность при необходимости постоять за себя были замечены не только сослуживцами, но и командирами и офицерами.

Относительно независимым может быть только тот, кто очень богат, либо имеет большую власть. Убедиться в истинности этих аксиом жизни Ибрагиму пришлось, как говорится, «на собственной шкуре».

Всем, кто служил в армии, тем более в советской, известно, что офицеры не любят независимых солдат. Задача командиров – сломить молодого человека, то есть подчинить, и как они сами говорят, «отучить от гражданки» и сделать из него послушное существо, слепо и беспрекословно выполняющее требования устава и командира.

За «перевоспитание» Ибрагима взялся замполит роты капитан Литвинов. Он всячески придирался к нему. Юноша был уже на грани срыва, но его сослуживцы заметили и предупредили надвигавшуюся драму.

Сержант Юрий Крутов к моменту призыва в ряды СА был отчислен из Московского автодорожного института с третьего курса. О причине отчисления он не любил рассказывать, и никто ее толком не знал. Среди сослуживцев Юрий выгодно выделялся своей интеллигентностью, подтянутостью. Призванный в армию на полгода раньше Ибрагима и уже окончивший эту школу, он, по решению командования, остался служить и воспитывать молодых курсантов. Юрий был интересным собеседником, играл на гитаре, умел остроумно шутить. Словом, был «своим парнем» в любой компании. Неслучайная беседа Юрия и Ибрагима продолжалась долго. Юрий открыл Ибрагиму глаза на многие вещи, предложил ему свою дружбу и поддержку, что было встречено последним с большим удовольствием и благодарностью. С этого дня они начали часто общаться, у них оказалось много общих интересов.

В курсантских трудах и заботах, в монотонной жизни, которую лишь изредка разнообразили мелкие перепалки между курсантами, прошло полгода. Последняя неделя прошла под знаком подготовки территории части к праздничному мероприятию, посвященному торжественному выпуску курсантов школы. С утра и до самого отбоя курсанты носились по территории части, белили бордюры, красили заборы, подметали. Все кругом и так блестело, но таковы правила «игры» у военных – вдруг нагрянет военная инспекция из штаба округа, и потому чистоте и порядку не должно быть предела. Наконец, все готово – военный городок украшен различными транспарантами, знаменами, кругом все чисто и опрятно. Командование и выпускники школы сержантов готовы к майским торжествам. Экзамены по всем пунктам и правилам сданы под строгими взорами экзаменаторов. Присвоение званий и награждение различными значками за отличие в службе курсантов и поощрение сержантов и офицеров различными подарками, очередными званиями, отпусками с побывкой на родине приурочены на завтра – Первое мая, день Всемирной солидарности трудящихся. Утром на десять часов был назначен военный парад и шествие трудящихся по центральной городской площади имени Ленина.

В СССР военные парады проводились в воинских частях в ознаменование всех революционных праздников и важных событий государственного и военного значения.

III

Утром 1 Мая, несмотря на моросящий дождь, состоялся парад.

Вечером уже на территории учебной части, в Доме культуры офицеров, началось торжественное мероприятие со всей помпезностью, на какую способны военные. После официальной части состоялся праздничный концерт с участием ансамбля части, а также артистов местной эстрады.

Концерт проходил с «огоньком». Выпускникам и семьям офицеров это действо доставляло большое удовольствие. Особенно радовались выпускники – ведь через несколько дней им предстоит стать командирами. Они будут нести уже вполне самостоятельную службу, от них будут зависеть судьбы и, быть может, жизни их подчиненных. А сейчас, после шестимесячной военной учебы, им нужно немножко расслабиться. И от концерта они получают большую разрядку, заряд бодрости и прилив новых сил.

Посещение подобных мероприятий было традицией в семьях военных. Вместе с другими членами семей офицеров на торжество пришла и жена заместителя командира части по политической работе Вера Степановна со своей дочерью Ольгой. К ним в компанию напросился замполит роты капитан Литвинов. В отличие от других младших офицеров, командиров взводов и рот, Литвинов был холостяком. Дочь замполита части, подполковника Тарасова, нравилась Литвинову, и он всячески пытался угодить ей и ее родителям.

Литвинов был личностью приметной. Два года назад он с отличием окончил военное училище. Отец его занимал высокую должность в генштабе, и потому Литвинов вышел из стен училища уже старшим лейтенантом, а через два года ему досрочно присвоили звание капитана. Надо отметить, что природа не обделила капитана ни ростом, ни красотой, ни тщеславием. Учеба в престижных школах Москвы, высокопоставленные родители, помимо заметных знаний, способствовали развитию в нем таких свойств, как высокое самомнение, спесь, тщетно скрываемую под маской служебного долга. Капитан смотрел на всех свысока, ему казалось, что все окружающие – курсанты, сержанты и офицеры – должны беспрекословно выполнять любые его прихоти.

Несмотря на свой ум и внешнюю притягательность, капитан имел мало друзей среди сослуживцев. Да и те, которые ходили в друзьях у капитана, делали это отнюдь не бескорыстно. Сам же Литвинов видел себя уже в генеральских погонах в генштабе в окружении услужливых подчиненных, готовых выполнить любое его мимолетное желание. Литвинову для полного счастья не доставало лишь красивой невесты, такой, как Оленька Тарасова.

Будучи единственным ребенком в семье, Ольга с самого рождения была окружена всесторонней заботой, вниманием и любовью родителей. Они, как говорится, души не чаяли в своем чаде и делали все от них зависящее, чтобы она выросла, не нуждаясь ни в чем. Ольга получила музыкальное образование, с увлечением занималась плаванием, теннисом. Проблемы в школьном образовании родители решали с помощью репетиторов. Это позволило ей, девочке от природы способной и умной, с отличием окончить школу и без каких-либо протекций поступить в Хабаровский университет, на экономический факультет. Хотя Ольга и не была кричаще красивой, но ее ладная фигура, искрящиеся жизнью и молодостью, глаза не позволяли мужчинам без внимания пройти мимо нее. При всем этом, уже через несколько минут общения с ней, нельзя было не заметить, что она имеет чувствительную и отзывчивую душу, скрываемую под маской вечной насмешницы и хохотуньи. Как правило, чрезмерная любовь родителей портит детей, делает их эгоистами, но на Ольге это не отразилось – наоборот, она вобрала в себя все хорошее, чтобы в последующем щедро одарить им своего избранника и своих будущих детей, а также отвечать взаимностью родителям.

«Сверхчеловек» Литвинов не мог обмануть чувствительную и нежную душу Ольги. И поэтому она тактично отклоняла все его попытки завоевать место в ее сердце.

Ухаживания капитана не были секретом для матери Ольги. Она предвидела блестящую карьеру капитана и потому всячески поощряла его ухаживания, желая устроить будущее своей дочери. На этот праздник Ольгу привело нежелание обидеть мать. Нельзя сказать, что она откровенно скучала, но и особого восторга от этой воинской церемонии не получала. Ее воображение занимал один сержант, на которого она обратила внимание еще в самом начале торжественного мероприятия. При взгляде на него Ольга поняла, что еще никогда не встречала такого красавца. Она обратила внимание на его непосредственность и на то, что он отнюдь не кичится и даже не чувствует свою привлекательность. Ольга сделала невольное сравнение между капитаном Литвиновым и сержантом-незнакомцем: сравнение получилось не в пользу первого.

– Конечно, ростом и сложением они внешне похожи, – рассуждала Ольга, – но дальше они рознятся: капитан светловолосый, голубоглазый красавец, но в его лице проглядывается какая-то недоработка, какая-то небрежность природы, тогда как в сержанте все безупречно. Тонкое аристократическое лицо, во всем облике чувствительная гармония и законченность. Весь он, от волнистых черных волос и изумительно красивых карих глаз до изящных с длинными пальцами рук, настоящее совершенство. Не может быть, чтобы этот сержант не осознавал, как богато одарила его природа. Но как просто он себя ведет.

Воображение девушки еще долго было занято новым объектом ее внимания, и, пожалуй, только окончание концерта прервало ее фантазии. В сопровождении матери и капитана Литвинова Ольга отправилась домой. Капитан любезно предложил себя в провожатые в тот момент, когда отец Ольги, подполковник Тарасов, предупредил жену и дочь, что ему необходимо задержаться еще на час. У подъезда дома Тарасовых Литвинов галантно распрощался с дамами и пошел обратно в часть. Всю дорогу Ольга рассеяно слушала словоизлияния капитана и облегченно вздохнула, лишь, когда капитан откланялся.

Следующая неделя жизни Ольги прошла в грезах и фантазиях, связанных с сержантом.

Образ, начинающий бледнеть, воскрес также неожиданно, как появился в первый раз. Только позже, когда пришло расставание и прошло время, Ольга поняла, что ее вела к нему сама судьба. Судьба, единственно желанная и счастливая, какая только может быть у женщины. Судьба, которая является мечтой всякой женщины. К величайшему сожалению, настоящее счастье не бывает долговечным.

Командование учебной части предложило Ибрагиму остаться при школе для работы с призывниками. Юрий тоже хотел, чтобы его товарищ был с ним рядом. Ибрагим с радостью согласился. Он стал заместителем командира взвода в звании сержанта. Юра был уже старшиной роты, в состав которой входил взвод Ибрагима. Служба шла – день прошел и слава Богу, как говорят солдаты.

Знакомство Ольги и Ибрагима состоялось вскоре, и оно было романтическим в самом хорошем смысле этого слова.

IV

Был август. Уже несколько дней на небе не было ни облачка и солнце пекло невыносимо. Трава и деревья в городе были покрыты тонким слоем пыли, и с утра в этот воскресный день дул теплый ветер. Спасение можно было найти лишь в городском парке, возле прудов и цветочных клумб, где могучие деревья заслоняли собой от горячих лучей солнца, тем самым даря людям тень и прохладу.

В полдень, после длительного сна, Ольга и ее подруга Галина, созвонившись по телефону, договорились встретиться в парке и погулять вдвоем. Через несколько часов, порядком проголодавшись, они зашли в кафе «Уют». Во время каникул, когда делать было нечего, подруги часто проводили здесь свое свободное время. Отдохнуть и перекусить в кафе девушкам не удалось – помешало назойливое внимание двух подвыпивших юнцов. Они решили уйти. Выйдя из кафе и отойдя от него на приличное расстояние, Ольга с Галиной присели на скамейку. Но не тут-то было! Пьяные юноши, сразу же последовавшие за ними, подошли к ним и начали предлагать познакомиться и вместе покурить. Девушки не знали, что им делать. Путь к отступлению был отрезан. Оставалось только звать на помощь, но они не знали, как на это отреагируют преследователи – могут ударить или оскорбить. Эти тревожные мысли были прерваны новыми действующими лицами, положившими конец если не надвигающейся драме, то уж, вне всякого сомнения, большим неприятностям для девушек.

Подошедшие были в военной форме. Их сильные и подтянутые фигуры не вызывали у хулиганов желания особенно долго с ними спорить, и они быстро удалились. Оправившаяся от шока Ольга узнала в одном из спасителей «своего» сержанта. Это был Ибрагим.

Получив увольнение, Ибрагим и Юрий искали место в городе, где можно было интересно провести время. Их не тянуло на дискотеки или на концерт. Идти в кино также не хотелось из-за сильной жары. И они решили пойти в парк, в котором можно было бы спокойно погулять, поговорить и отдохнуть. Но встреча с хулиганами и последовавшие за этим события внесли значительные изменения в планы друзей.

После того, как пьяные юнцы ретировались, Ольга и Галя искренне поблагодарили своих спасителей. Для такого опытного молодого человека, как Юрий, было очевидно, что девушки не прочь познакомиться с ними. Но Ибрагим, не искушенный в делах подобного рода, считал, что их миссия окончена, и был готов в присущей ему скромной манере принять от девушек благодарность и продолжить прогулку вдвоем с Юрой. Тот же знаками и незаметным для девушек толчком в спину дал ему понять, что намерен продолжить беседу. Ибрагим уступил желанию друга. Юрий в корректной форме предложил свое общество девушкам, которые с удовольствием приняли это предложение. Они представились. Юра начал свою атаку на сердца девушек, и с этой ролью он прекрасно справлялся, применяя в своей тактике эрудицию и прежний опыт. Ибрагим скромно отмалчивался, чем вызывал недовольство своего друга и большой интерес со стороны Ольги. Свое недовольство Юрий выразил шуткой:

– Девчата, вы на него не обижайтесь! Мой друг совсем недавно спустился с гор за керосином, а кто-то забыл поднять его обратно по веревке, и поэтому он несколько диковат. Но парень он хороший, и чтобы это понять, нужно его немножко растормошить. Заинтересованная Ибрагимом Ольга начала потихоньку брать инициативу в свои руки и выводить его из отстраненного состояния. Сначала Ибрагим ограничивался односложными ответами, но потихоньку становился все более общительным и открытым. Разговор с Ольгой стал его занимать. Когда выяснилось, что Ибрагим – чеченец, Ольга сказала, что о чеченцах она почти ничего не знает, представляет их лишь по произведениям Толстого, Пушкина, Лермонтова, а об их выселении знает от отца, который рассказывал об этом, когда они всей семьей смотрели по телевизору передачу о великом мастере танца Махмуде Эсамбаеве.

Ольга попросила Ибрагима рассказать ей о своей родине. Поначалу он не знал, о чем говорить и хотел ограничиться несколькими словами, но потом увлекся и не мог остановиться. Воспоминания, дремавшие в Ибрагиме и съедающие тихой тоской его сердце, проснулись, а проснувшись, забурлили и потребовали выхода наружу. Он начал рассказывать Ольге о фантастическом чувстве, которое он всегда испытывал, когда встречал утро в горах. Несмотря на то, что на протяжении всей своей недолгой жизни, он каждое утро наблюдал одну и ту же картину, он не мог перестать восхищаться этой красотой.

– Утро в горах всегда ясное, свежий ветерок нежно наполняет легкие. Когда ты вдыхаешь утреннюю прохладу, она кажется осязаемой. Если медленно поднимать взгляд над крышами домов нашего села, – рассказывал Ибрагим, – то сначала показывается зеленое предгорье с густой нежной травой и редкими деревьями посреди этого зеленого «моря», потом картина переходит плавно в лесистые горы, а все выше и выше – в седые снежные скалистые высокие горы. Зеленое царство горных лесов пробуждается пением птиц и яркими лучами солнца. Когда смотришь на этот лес, кажется, что солнце по отдельности здоровается с каждым деревом, с каждым живым существом, так как лучи солнца один за другим падают на это бесконечное число деревьев. За лесистыми горами выше облаков видны очертания чисто-белых гор, которые, кажется, плывут в небе рядом с облаками. Такое впечатление, что эти облака ушли от своего далекого и бесконечного неба для того, чтобы вести свою вечную игру с полюбившими их горами».

Рассказывая, Ибрагим как будто бы перенесся на крыльях своих воспоминаний в родные пенаты и, стоя у крыльца своего дома, созерцал эту картину и вслух радовался волшебной красоте отчего края. В его рассказе чудилась чарующая музыка, в которой радость сменялась грустью, грусть – торжественной одой природе. Музыка эта завораживала и волновала, как будто она была сочинена самими величественными горами. Гений природы неизмеримо выше гения человека. И, пожалуй, ни один великий композитор не может передать в своей музыке звучание воздуха, бесконечный шелест листьев, журчание горного ручейка, нежную прохладу родника или грохот бурлящей лавины реки Аргун, стремящейся вниз с гор по Аргунскому ущелью, которой до сих пор не было никакой преграды, чтобы в устье воссоединиться с буйным Тереком и влиться в синее Каспийское море. Передать такое не под силу даже художнику, несмотря на обилие красок и богатую фантазию. Хотя слова Ибрагима начинали свой путь из самых недр его романтичной души и с грустной торжественностью слетали с его уст, ему не хватало слов, чтобы передать всю красоту его родных мест. Ибрагим, решив, что словами ему не удастся полноценно передать всю полную, яркую, достойную поэзии ритмику гор, замолчал и задумался.

Рассказ захватил Ольгу. Ей показалось, что он спел торжественную оду своей родной земле, и эта песнь была прекрасна. Долго продолжалась беседа молодых людей. Они узнавали мир друг друга, а значит, и друг друга. Время увольнения подходило к концу, но, судя по глазам молодых людей, можно было твердо сказать, что встреча прерывается не навсегда, а до первого удобного случая. Ребятам нужно было возвращаться в часть, но предварительно они вызвались проводить девушек домой.

Проводив Ольгу и Галю до угла их дома, Ибрагим с Юрой попросили у них номера телефонов и обещали, что при первом же удобном случае позвонят им. Молодые люди не знали, когда они получат очередную увольнительную и поэтому не могли назначить точное время свидания.

…Солнце ярко светило в окно. Оно пробивало себе дорогу сквозь плотные жалюзи на окнах. Мерно гудел вентилятор, разнося по спальне небольшую прохладу. Ольга нехотя привстала с кровати. Она бы еще час-другой с удовольствием поспала, но жара согнала ее с постели. Девичьи фантазии и душная ночь не давали ей долго уснуть. Только несколько предутренних часов были отданы сну. Из-за того, что она не выспалась и к тому же не знала, чем будет заниматься днем, настроения у Ольги не было. Она приняла привычный утренний душ, привела себя в порядок и пошла на кухню. Закончив свой нехитрый завтрак, она пошла в гостиную и, включив телевизор, уселась на диван. Передачи были, как всегда, пресными. По телевизору показывали надоевшую до тошноты борьбу за рыбу в крае, борьбу за уголь в преддверии отопительного сезона и другие довольно нудные вещи. Выключив телевизор, она еще немного помаялась, а потом позвонила Галине. Разговор, начавшийся о погоде и скуке, плавно перешел на вчерашних знакомых. Эта тема оказалась интересной и для Ольги, и для Галины. Телефонный разговор занял более часа, и к концу они договорились о встрече. Вечером девушки немного погуляли, а потом, присев на скамейку в парке, стали обсуждать своих новых знакомых. Каждая считала именно своего избранника лучше и совершеннее. Тема явно доставляла удовольствие обеим. Они начали гадать, когда же ребята позвонят им и позвонят ли вообще. Девушки решили, что они точно позвонят и при первом же увольнении попытаются с ними встретиться. Галина предложила Ольге, если Ибрагим с Юрой не объявятся в это воскресенье, они сходят к ним в часть. Предлог мог быть любым: либо посещение отца Ольги по срочной надобности, либо простой визит к капитану Литвинову. Но Ольга от этой идеи отказалась, объяснив подруге, что отцу это явно не понравится.

Бедные ребята и представить себе не могли, что одна из девушек, Ольга – дочь замполита части, подполковника Тарасова. Об этом при встрече не было сказано ни слова.

I

Прошла неделя. От ребят, как говорится, ни слуху ни духу. В томительном ожидании звонка прошло и второе воскресенье. Наконец, Юрий позвонил Галине и сообщил, что на этой неделе в субботу они придут с Ибрагимом в парк на то же место, где они встретились в первый раз. Девушка была от счастья на седьмом небе и, казалось, искала ступеньки на «восьмое». Она не стала звонить Ольге, а побежала к ней с радостной вестью. Галина позвонила в квартиру, но дверь никто не открывал. Ей не терпелось, и она вновь и вновь нажимала на кнопку звонка. Вдруг она услышала шум поднимающегося лифта и подумала, что это, возможно, Ольга возвращается домой. И она не ошиблась. Из лифта вышла Ольга с мамой. Галина, словно не замечая Веру Степановну, бросилась обнимать и целовать подругу. Ольга сразу же догадалась, в чем причина ее визита и ликования. Ее мать молча стояла, удивленно глядя на подруг. Потом, не выдержав, сказала:

– Ой, глядите у меня! Возьму ремень отца и выпорю обеих.

Несмотря на суровое выражение ее лица, девочки не переставали смеяться.

Свидание состоялось в субботу, как и условились. Ребята пришли с цветами, и подруги пришли в восторг от такого внимания. Гладко выбритые лица молодых людей, выглаженная парадная форма, до блеска начищенные ботинки и их бравая выправка все больше и больше восхищали девушек. Они мило им улыбались, как будто знали друг друга вечность. Решили посидеть в кафе. Поели мороженого, выпили бутылку шампанского. После этого погуляли в парке и, как часто бывает у людей, к которым неумолимо приближается чувство влюбленности, говорили друг с другом обо всем и ни о чем одновременно. Приятное общение продолжалось до самого вечера. Такие ни к чему не обязывающие встречи происходили еще несколько раз.

Ибрагим с Юрой, обсуждая очередное свидание, пришли к единому выводу, что прогулки вчетвером менее романтичны, чем прогулки по двое. Поэтому встретившись в очередной раз, они пошли гулять парами. Ибрагим с Ольгой решили посидеть на скамейке в тихом месте. Молодости свойственно торопиться в своих чувствах – молодым представлялись свои чувства кристально чистыми, забывая порочность в безудержности. В Ибрагиме боролись две грани: грань его воспитания и грань слепой страсти к этой милой девушке. Голос разума настойчиво звучал в голове: «Остановись, беги, уходи, одумайся, не прикасайся к ней, не греши, не открывай врата ада…». Но сила слепой плоти влекла к ней, манила, разрушая его изнутри. Чувствительная Ольга, замечала в нем странности, которые она относила к некой робости ее возлюбленного. Сама была неменьше испугана своих девичьих порывов к нему, воспитанная в строгих моральных требованиях в своей семье. Гармония плоти и разума молодых, разбивалась на волнах безумства молодости. Страсть стремительно несла их к безрассудству и неосознанным действиям…

Трудно сопротивляться магнетизму запретного плода. Дьявол-искуситель пожирал, еще неокрепшие души молодых, завлекая в свои сети, где мораль целомудрия и благонравия уступала силе безумства – посредством вкушения запретного. Поистине, сладость греха проходит, но остается наказание за него. Задушевные беседы о прошлом и настоящем, рассказы о просмотренных фильмах, прочитанных книгах не могли удовлетворить пробуждающийся любовный голод влюбленных. Их захватил вихрь желаний, который неумолимо требовал выхода наружу. Сначала робко, затем все крепче и настойчивее Ибрагим сжимал руку Ольги, потом обнял ее за плечи и притянул к себе. Она положила голову на его плечо и посмотрела ему глаза. Они звали, ласкали, в них была нежность и любовь. Губы потянулись к губам и слились в нежном поцелуе. Впервые в жизни губы Ибрагима коснулись девичьих губ, воспламеняя жаром незнакомых ощущений все его тело. Он жадно глотал ее горячее дыхание. Первый поцелуй пьянил, обжигал и сводил с ума. Она содрогалась от пылких прикосновений губ Ибрагима. Он был так нежен с ней, с этой милой, хрупкой девушкой, которая разбудила в нем неведомые доселе чувства.

Сила любви – это божественная способность понимать, чувствовать друг друга без слов. Любовь всегда озаряется светом слез, страстей, надежд, эгоизма и обид. Любовь пронизывает влюбленных от костей до мозга, от пят до кончиков волос. Влюбленные витают над бездной, отдают все и, ничего не требуя, умоляют друг друга быть, не исчезать, не оставлять, не покидать. И каждый, кто испытывал эти чувства, тонет в них, отдает свою душу, свои слезы, свое сердце. Любовь и смерть несовместимы. И только она, всепобеждающая любовь, заставляет говорить саму смерть языком любви, и только такая любовь называется человеческой. И лишь человек, одаренный божественным даром, способен на высокую любовь. С любовью ко всему сущему может относиться человек только доброй души.

Отношения Ибрагима и Ольги становились все крепче с каждым днем. Они встречались при каждом удобном случае и использовали для встреч все имеющееся у них свободное время. Несмотря на разный родной язык, разное вероисповедание и разный социальный статус, Ольга и Ибрагим безудержно любили друг друга. Занятые своими чувствами, они почти ничего не замечали вокруг себя; не замечали, что тучи вокруг них начали потихоньку сгущаться, что они становились объектом для сплетен и пересуд.

Гром разразился после того, как Ибрагим побывал у Ольги дома. Ее отец с матерью уехали в отпуск на юг, на Кавказ. Она осталась одна. Ольга не сразу смогла решиться пригласить Ибрагима к себе домой – боялась переступить черту, отличающую благородную девушку от легкомысленной женщины, хотя и безумно любила его. Но страсть взяла верх.

С утра она закупила все необходимые продукты. Приготовила хороший обед. Сервировала стол. Ее старания не остались незамеченными и неоцененными Ибрагимом. Блюда ему понравились, особенно яблочный пирог. Звучала тихая, нежная музыка. Они сидели на диване, наслаждаясь музыкой и обществом друг друга. Ибрагим потянулся к Ольге, и тут ее руки обвили его шею, а его руки сжались у нее за спиной. Их губы встретились. Ее губы, живые, теплые и такие желанные, ответили на его поцелуй. Она обвила его руками так, словно больше никогда в жизни не отпустит…

Ибрагиму казалось, что она – воск в его руках, и в ней сплетены все его желания. Изнурительная внутренняя борьба, тщетное старание сохранить душу в чистоте и силой воли подавить желание, оказались напрасными. Время уже не отсчитывало секунды, оно захлестнуло его. Оно потеряло смысл. Он ощущал ее, но не как отдельное от него существо, а как нечто единое и целое с ним. Никогда уже ему не забыть встречного порыва этих губ, всех сокровенных складок этого тела, словно изваянного скульптором.

Он познал, что значит быть мужчиной и что значит обладать любимой. Она же чувствовала себя неизмеримо счастливой и ни о чем не жалела. Впервые в жизни она испытала минуты такого полного неизмеримого счастья, которое она только что получила с ним, со своим любимым. Она готова была отдать своему Ибрагиму все, всю себя без остатка, не требуя ничего взамен и не претендуя ни на что. Такова сила любви.

Счастье – как сон, счастье – как молния. Время обладания им быстротечно. Время разлуки неотвратимо. И уже боль в глазах влюбленных. Она проводила его до дверей. Он обнял ее и сказал: «Ты самое нежное и прекрасное создание, к которому я когда-либо прикасался. Ты моя нежность».

II

В тот же день, когда родители Ольги вернулись из отпуска, сердобольные соседки рассказали матери Ольги о ее свиданиях с каким-то кавказцем. Вера Степановна, зная характер своей дочери, втайне от нее узнала о нем все. Дальнейшие расследования привели ее к выводу, что дело может зайти слишком далеко, и она решила поделиться с мужем. Отец Ольги нашел самым легким выходом из этой ситуации отправить Ибрагима подальше от Хабаровска. Заместитель командира по политической части подполковник Тарасов Николай Петрович слыл среди сослуживцев, как офицеров, так и солдат, человеком жестким, требовательным к себе и к подчиненным. Но дочерью своей дорожил больше всего, больше, чем партийным билетом, и готов был сделать все ради ее счастья и благополучия. Но иной раз слепая ревность к своим родным и близким, чрезмерная любовь к своим детям портят им всю жизнь. Тарасов лично знал Тасуева Ибрагима как лучшего из своих солдат, но даже представить себе не мог, что этот чеченец может понравиться его дочери. Его дочь, его Оленька, влюбилась в какого-то бесперспективного кавказца, у которого к тому же предки были депортированы за пособничество гитлеровской Германии. Этого он не мог допустить.

И через две недели старший сержант Тасуев Ибрагим был в приказном порядке включен в список добровольцев, готовившихся к отправке в Афганистан. Об этом Ибрагим узнал буквально за пару часов до отправки, что лишило его возможности попрощаться с Ольгой.

Поведав Юре о своей беде, Ибрагим попросил его попрощаться за него с Ольгой и передать ей, что он обязательно вернется к ней или за ней. Юра с сожалением посмотрел на него:

– Я не смогу выполнить твою просьбу, так как тоже еду с тобой. Но не переживай. Мы это поручим сержанту Сереге Крушинскому из Москвы, и он это сделает любой ценой. Так что готовь свое послание.

Ибрагим снял висевший у него на шее талисман – серебряную монету. Это был царский серебреник. Он разрубил ее пополам, и получилось два полумесяца. Первую половинку он повесил себе на шею, а на второй проделал дырочку, надел ее на тоненькую веревочку и положил в конверт с письмом, которое передал с благодарностью за услугу Сергей Крушинский. Талисман был подарен ему матерью в день отправки в армию. Она хранила его с юных лет, пронесла даже через высылку в Казахстан. Хеде, матери Ибрагима, эта монета досталась в свою очередь от ее матери. Бабушка Ибрагима, мать Хеды, не раз закладывала ее за банку молока на чужбине. Но каждый раз при первой же возможности выкупала.

Юра с Ибрагимом отбыли в Афганистан. Ольга после получения письма с талисманом долго страдала и плакала, несмотря на утешения родителей. Они ей часто повторяли, что если бы Ибрагим ее по-настоящему любил, то никогда бы не отправился добровольцем в пекло войны.

Ольга так и не узнала, что разлучили их ее мать и отец. Она надеялась и ждала его, перечитывая письмо, написанное им перед отправкой в Афганистан. Она многое не могла понять. Но верила, верила и любила. Где-то в какой-то книге она вычитала, что древние греки считали, что безумная любовь – грех перед Богами, что Боги начинают ревновать и разлучать влюбленных. Ольга была склонна винить себя в этой разлуке, так как считала, что безумно любит Ибрагима.

Со временем она стала замечать, что в ее организме начали происходить процессы, которые говорили о том, что у нее будет ребенок. Она твердо решила сохранить его. Ольга была полна решимости защитить, сберечь своего ребенка, их с Ибрагимом сына. Она была почему-то уверена, что у них непременно родится сын. Сын, которого так хотела она от Ибрагима. Как бы ни повернулась судьба в будущем, она теперь знала, для чего и кого будет жить. Непременно ее сын станет врачом или учителем, как мечтал Ибрагим – стать учителем. Она верила, что все будет хорошо. Обязательно вернется ее Ибрагим, отец ее сына. В этом она была уверена твердо.

Ольга сидела на диване и читала книгу, подаренную Ибрагимом, «Кавказские поэмы» М. Ю. Лермонтова. Она читала поэму «Измаил-Бей»:

Глаза Ольги наполнились слезами, и вдруг она зарыдала от обиды, от несправедливости. «Ну почему, за что меня разлучила судьба с моим милым?» – причитала она.

У Ольги была фотография Ибрагима, на которой он был запечатлен во время принятия присяги – с автоматом в руках, на фоне знамени части. Она хранила ее в книге, подаренной Ибрагимом. Не выпуская из рук фотографию и время от времени поглядывая на нее, она продолжала читать, и слезы капали на ее страницы. Особенно ей понравился один отрывок из этой поэмы, и она решила переписать его в свой дневник, в котором она изредка делала важные для себя записи:

III

Неприветливая страна Афганистан. Да и кто станет встречать-привечать тебя, если ты пришел на эту землю сеять раздор и смерть. Ибрагим вспомнил свой спор с Саидом и понял, что тот был прав. Разговоры об интернациональном долге, о помощи афганцам по их просьбе были рассчитаны на обывателя. Это стало очевидным уже через несколько дней после прибытия в Афганистан. Ковровые бомбежки городов и сел, убийство мирных жителей не имели ничего общего с пропагандируемой благородной миссией советского солдата. Средневековые города и села, жалкий быт, дикая природа – всё это было родным для афганцев и чуждым для советских воинов. Этим и объяснялось то, кажущееся невероятным на первый взгляд, почему все мирные днем афганцы ночью брали в руки оружие и шли на борьбу с врагом. Конечно, были и те, кто приветствовал и поддерживал Советскую Армию, но таких было значительно меньше.

Смутное, еще не до конца осознанное чувство неправедности творимого им, не помешало Ибрагиму показать себя настоящим солдатом. Он смело шел навстречу опасности, легко переносил все тяготы военной службы на войне. Ему, кавказцу, легче, чем другим, давались многодневные горные переходы, легче переносилась жара.

В тяжелом бою под Кандагаром отделение, которым командовал Ибрагим, отличилось. В течение шести часов, не потеряв ни одного человека, они удерживали занимаемую высоту. За мужество, проявленное в этом бою, Ибрагим был награжден орденом, а также краткосрочным отпуском на восемь дней. Это была высокая награда. Ибрагим от отпуска отказался, так как в это время был ранен его лучший армейский и боевой друг Крутов Юрий, который служил в том же батальоне, где и Ибрагим, но только в разведроте. Его взвод попал в засаду, Юрий был ранен в грудь – пуля прошла навылет через спину, задев левое легкое. Потеряв много крови, он чудом остался в живых. Боевые товарищи вынесли его из засады. После ранения Крутова Ибрагим был переведен на его место заместителем командира разведвзвода.

За тот год с лишним, что Ибрагим провел в Афганистане, произошло много всего. Была боль утраты, когда гибли боевые товарищи, была радость приобретения новых друзей, была кровь и смерть. Всего этого было более чем достаточно. Казалось, что этот ад не кончится никогда. Ибрагим писал домой письма и получал ответы. Но, ни на одно письмо, отправленное им Ольге, ответа не было, отчего он серьезно переживал. Также не было ответа и на письма, которые он отправлял в свою учебную часть своим друзьям, которые остались там. Ибрагим не понимал, что происходит. На письма Крутова к Галине также не пришло ни одного ответа. Юра в разговорах на эту тему пытался успокоить Ибрагима, объясняя ему, что замполит части Тарасов, очевидно, хорошо постарался изолировать свою дочь от нежелательного общения с чеченцем. Они решили разобраться во всем этом на «гражданке». После ранения и лечения Крутов был сразу же демобилизован по состоянию здоровья.

После небольшого ранения в бою Ибрагим получил очередную награду – медаль «За отвагу». Пролежав в госпитале месяц, он был выписан. Вскоре подошел конец срока службы, и Ибрагим был демобилизован в звании старшины. С военного аэродрома под Кабулом он летел до Москвы с офицерами, сержантами, рядовыми и ранеными. Военно-транспортный самолет летел тяжело, словно нес на себе груз смерти.

Люди на борту были мрачны, словно они оставили на чужой земле что-то главное, важное для них, может быть, частицу человеческой доброты, а может быть, и всю человечность, оставив себе только злобу и черствость. Каждый из них думал о том, как он встретится с близкими и родными, что будет рассказывать им. Они так долго ждали этого часа, чтобы покинуть чужую землю, где они сеяли только смерть и злобу. А возможно, кому-то из них, из офицеров, придется по долгу службы вернуться назад, чтобы потерять там и саму жизнь. Они летели на свою родину опустошенные, хотя им перед отправкой домой, на плацу, было сказано, что они с честью и достоинством выполнили свой интернациональный долг и что их Родина СССР никогда не останется в долгу перед своими героями, воинами, отдавшими святой долг. Тогда все они испытывали чувство гордости. Но как только их самолет взлетел в небо, и рядом с их бортом показались сопровождающие истребители-штурмовики, люди вдруг перестали смотреть друг другу в глаза. Они почти все опустили головы и о чем-то задумались. Некоторые офицеры достали из поклажи водку и закуску и пытались, шутя развеять атмосферу отчужденности, разогреть стальную холодность. Но все оставались замкнутыми.

I

Сойдя с поезда «Москва-Грозный» на перрон железнодорожного вокзала Грозного, Ибрагим подошел к таксисту и объяснил ему куда ехать. Радости встречи с родиной, казалось, не было предела. Он ехал в такси по осенне-утреннему Грозному и во все глаза смотрел по сторонам. Он как будто впервые видел эти улицы, дома, спешащих по своим утренним делам людей.

Проехали город. Вдоль трассы лежали поля, а впереди, словно преграждая машине путь, стояли горы. Чем ближе подъезжали к селу, тем яснее открывалась великолепная панорама, созданная природой. Уже отчетливее стали виднеться лесистые горы, покрытые желто-золотистым осенним ворсом. За ними возвышались скалистые снежные горы. Мирная, спокойная Чечня во всей своей красе встречала Ибрагима. Дома не знали, что он приедет именно в этот день, но ждали.

Ибрагим ехал домой, радуясь, что наконец-то он увидит родителей, брата, сестру, друзей и родственников. Но радости от предстоящей встречи мешала грусть, которая не покидала его с того самого момента, когда он узнал, что произошло с Ольгой. В Москве Ибрагим навестил Крутова. Тот был очень рад встрече, рад тому, что его друг вернулся с войны целым и невредимым. После крепких объятий он поведал ему о печальной новости, которую узнал из письма Галины. Она сообщила, что письма от Ибрагима и Юрия они не получали, видимо благодаря отцу Ольги, а сами они не знали куда писать. Они даже в отчаянии обратились к капитану Литвинову, но его обещания помочь не оправдали их надежд. Ольга носила под сердцем ребенка Ибрагима. Никакие уговоры и угрозы не смогли заставить ее избавиться от внебрачно зачатого ребенка. При родах она скончалась, врачи не смогли спасти даже ребенка. Родители Ольги переехали в Ленинград на новое место службы.

Читая письмо, Юрий рыдал, а Ибрагим молча его слушал, устремив в никуда свой взгляд. Боль пронизывала его всего с ног до головы, а сердце разрывалось. Он был уверен, что это он убил ее, он винил только себя. Винил за то, что, защищая интересы гнилой политики государства, не смог, не сумел защитить свою любовь, своего ребенка. Почему он должен жить? Почему он жив? Почему его не убили? За что его так жестокого карает судьба? Его вдруг словно прорвало. Он начал срывать с себя ордена, погоны, сорвал китель, начал его топтать…

Юрий схватил его за грудки и со всей силы встряхнул, чтобы привести в себя. Он усадил Ибрагима в кресло и налил ему стакан воды. Ибрагим отпил пару глотков. Юра взял из холодильника бутылку водки и предложил ему выпить, помянуть Ольгу и ребенка. Ибрагим ответил, что у них, у чеченцев, спиртным не поминают умерших.

Юрий сообщил ему, что на днях должна приехать Галина и что они решили пожениться и будут рады видеть его на свадьбе. Сообщая другу эту новость, Юрий пытался скрыть свою радость, а сказал это как бы, между прочим, давая этим понять, что и в горе, и в радости они вместе на всю жизнь.

На следующий день они купили Ибрагиму кое-что из гражданской одежды, так как Ибрагим решил, что он больше никогда не наденет военную форму, а ордена и медали он оставил на память своему другу. Потом они поехали на Курский вокзал и, там попрощавшись, обещали писать друг другу, ездить в гости и расстались.

…Машина подъехала к селу. Живописное предгорное село уже пробудилось и жило своей утренней жизнью. Бегая по дворам, кудахтали куры в поисках пищи, важно шествовали гуси, овцы, жалобно блея, спешили на луга, где они, несмотря на позднюю осень, могли нащипать себе на прокорм высохшую траву.

Радуясь жизни, с палками наперевес бегала и играла в понятные только детям игры, неугомонная детвора. Обсуждая на ходу извечные женские темы, с ведрами на коромыслах шли на родник и возвращались с родника женщины. Любуясь идиллией сельской жизни, Ибрагим чуть не прозевал свою улицу. Наконец машина выехала на Береговую улицу, где он жил. Веселого нрава и обладающий определенной предприимчивостью таксист, решил выжать с этого извоза максимум пользы, а заодно, конечно, стать вестником добра. Усиленно нажимая на клаксон сигнального гудка машины, он ехал по улице на малой скорости. Удивленные люди выглядывали из своих домов, а детвора, получив взамен своей игре новую игру, приветствовала рулады, издаваемые клаксоном.

Подъехали к дому Ибрагима. На улицу выбежали все его родные. А впереди, конечно, самая родная и красивая на свете – нана (мама). И только отец не вышел. Даже в такую минуту мужчина должен оставаться мужчиной. Горе и радость он должен встречать достойно, по мере сил сдерживая свои эмоции, не показывая их людям, в том числе и своим домочадцам. Таксист, заслонив дверь машины со стороны Ибрагима, во всеуслышание заявил:

– Из самого Грозного в целости и сохранности я привез вам сокровище в виде статного красавца, которого вы ждали целых два года. Он утверждает, что он ваш сын и едет из армии домой. Хоть он и не в военной форме, судя по вашим глазам, я склонен ему верить. Но для полной уверенности, мне нужно доказательство.

Хеда, хотя ей и не терпелось обнять сына, вынуждена была поддержать шутливый тон таксиста. Она заявила, что готова отдать все, лишь бы жестокий таксист освободил ее сына. Таксист согласился в обмен на барана отдать Ибрагима. Торг состоялся – баран в багажнике такси. Таксисту повезло, что овцы из хозяйства Заурбека еще не были выпущены на выпас. Несмотря на все уговоры, задержаться веселый таксист отказался. Он открыл дверь машины, из которой со счастливой улыбкой выскочил Ибрагим и бросился в объятия матери. Выгрузив с заднего сидения чемодан, таксист лихо развернулся и исчез в облаке пыли, оставив его и его родных наедине со своим счастьем. Шумно радуясь встрече, семейство вошло в дом, потом в комнату, где в тщетных усилиях скрыть свои чувства сидел Заурбек. Ибрагим с позволительной его возрасту горячностью и несдержанностью бросился к отцу и заключил его в свои объятия. Слезинка-правда, слезинка-предательница появилась на глазах Заурбека. Их внутренние чувства были не заметны для остальных, они были глубоко уважительны и взаимны, и достойны понимания между отцом и сыном.

Отец почувствовал, что его сын изменился, стал другим. Было похоже, что эти два года проведенные в армии оставили неизгладимую печать на его сыне.

– Спаси Аллах душу моего сына, мысленно произнес Заурбек.

В доме Тасуевых праздник. Настежь открыты ворота. И в горе, и в радости чеченцы всегда открывают свои ворота. Открытые ворота – символ счастья и горя и свидетельство того, что чеченцы одинаково принимают как радость, так и беду. Видя открытые ворота, друзья идут в дом, чтобы разделить с его жильцами горе и радость. И не только друзья, но и соседи, односельчане, прохожие – все те, кто хочет быть сопричастным в радости и горе. Сегодня в доме Заурбека радость, и к нему пришли соседи, родственники, друзья и односельчане. Почти все принесли подарки. Но что значат для Заурбека и его семьи подарки, когда судьба уже сделала им самый большой подарок в виде живого и невредимого Ибрагима, вернувшегося с афганской войны. Обычай требует отправления благодарственной молитвы – моулида – в честь возвращения Ибрагима, а затем – увеселительные мероприятия. Отдавая дань религии, в первый вечер провели моулид, заколов жертвенного бычка. На следующий день, предварительно разослав гонцов к родственникам и друзьям, собрали всех на синкъерам (вечер веселья).

К приходу гостей все приготовления к празднику были завершены. Для желающих подкрепиться до или после бурных танцев были накрыты столы, которые ломились от изобилия всевозможных блюд, закусок и фруктов; на отдельных столах имелись и горячительные напитки для желающих. Несмотря на обилие спиртного, ни один из присутствующих на празднике никогда не позволит себе выпить лишнего – иначе позор на всю жизнь.

Вечером во двор Заурбека начала стекаться молодежь. Парни и девушки шли отдельными компаниями. Девушки присаживались на стулья, а более молодые, не вступившие еще в возраст невест, встали позади сидящих; напротив них поодаль чинно выстроились молодые люди – потенциальные женихи. Чуть в стороне, но в поле зрения девушек, устроились мужчины. Для тех, кто был связан узами брака, – это место приятного времяпровождения; для других, вдовцов и прозевавших молодость мужчин, для которых надежда еще не умерла, о чем свидетельствуют их заинтересованные взгляды в сторону девушек, – это место, где есть возможность выбрать себе спутницу жизни. Кто знает, кому уготовано найти здесь, на этом празднике, свою единственную и своего единственного. Но кто-то найдет. Ведь помимо всего прочего, вечеринка на селе – самая живая ярмарка женихов и невест, и здесь начинаются знакомства, приводящие к супружеству.

Лихая гармонь разворачивает свои меха. И с первой барабанной дробью начинаются танцы. В начале тамаде приходится назначать танцующие пары. Все скромничают, азарта еще нет, и танцоры еще не вошли в раж. Через пару танцев тамаде уже приходится сдерживать желающих показать свое мастерство и удаль в зажигательной лезгинке и соблюдать строгую очередь, которая может быть нарушена только в том случае, если на вечеринку внезапно придет гость из другого села или города. Каждому вновь подошедшему гостю отдается предпочтение – уважение. Выскочив в круг, танцор делает несколько па, стараясь подчеркнуть свое мастерство и удаль в танце; при последнем па он плавно приостанавливается перед девушкой, которую он хотел бы пригласить на танец. Словно лебедь выплывает она в круг. То коршуном кружит вокруг нее кавалер, то орлом взлетает он над ней. Идет лихая игра танца, лихая игра лезгинки. Вечеринка оживает с каждым танцем. Кто хочет посидеть за столом и выпить, тот уходит к столам; кто хочет танцевать, тот возвращается в круг танцев, и так почти до глубокой ночи.

Танец имеет особое значение в жизни чеченского народа. Танцами, которыми люди отмечают приятные моменты в своей жизни чеченцы не раз встречали беду, тем самым давая знать как велика их любовь к жизни. Чеченка Дади Айбика вошла в историю своим последним победным танцем, который она совершила на развалинах своего павшего села Дади-Юрта.

Закончились праздники, посвященные возвращению Ибрагима. Следующая неделя была посвящена поездкам в гости к родственникам, которые по тем или иным причинам не смогли приехать на эти торжества. В их числе есть больные и немощные; есть и такие, кто обязан, согласно требованиям этикета, ждать прихода в гости к ним самого Ибрагима – это уважаемые старейшины и старики.

Начались будни гражданской жизни Ибрагима. В течение трех дней после возвращения домой он должен был зайти в районный военкомат и встать на воинский учет как демобилизованный в запас, а также посетить паспортный стол для регистрации.

В военкомате военный комиссар сделал ему замечание по поводу отсутствия военной формы. Там же ему выдали льготную книжку участника войны, выполнившего интернациональный долг в Афганистане. Дома он ее забросил куда-то и никогда больше не видел, как будто сквозь землю провалилась, да он ее никогда и не искал. Несколько раз его вызывали в общество ветеранов Афганской войны, но он так и ни разу туда не пошел.

Однажды его вызвали в МВД республики и предложили работу в органах милиции с перспективой поступления по направлению в юридический институт или школу милиции. Долго уговаривали, но он отказался, ссылаясь на здоровье, хотя был физически здоровым и сильным. В Министерстве внутренних дел удивлялись его отказу: люди давали большие взятки, чтобы туда устроиться, а он отказывается даже тогда, когда его просят, чуть ли не умоляют, обещая большое будущее и карьеру на этом поприще. Но Ибрагим был неумолим. Он твердо знал чего хочет. Он хотел стать учителем русского языка и литературы. До поступления, то есть до начала вступительных экзаменов, оставалось более полугода. И всю зиму и всю весну он готовился для поступления в Чечено-Ингушский государственный университет, на филологический факультет.

II

Летом Ибрагим поступил в университет. При поступлении он не стал пользоваться льготами, предоставляемыми ему как воину-интернационалисту, чем вызвал уважение к себе приемной комиссии. Не акцентировал он внимание и на том, что состоял в КПСС, хотя члены партии имели преимущество при зачислении в институт. Коммунистов в республике боялись и любые неправомерные действия по отношению к ним карались жестоко верховной властью.

Начались студенческие годы. Благодаря тому, что он принимал в жизни университета активное участие, занимаясь общественной работой, а также благодаря жизненной активности, лед на сердце Ибрагима начал потихоньку оттаивать. В университете он занимался дзюдо и самбо, был старостой группы, членом партийного комитета университета.

Постижение азов профессии давалось ему легко, без особых усилий с его стороны. Этому способствовало главным образом то, что Ибрагим рано определился со своей профессией, и поэтому смог получить в школе основательные знания по выбранной специальности.

Университетская жизнь была очень интересной и содержательной. Чуть ли не каждый день происходило знакомство с классиками мировой литературы. Ибрагим настойчиво постигал богатство русского языка для того, чтобы в последующем нести свет своих знаний людям. Будучи студентом второго курса, уступая настойчивому желанию родителей, он женился. Избранницей его родителей стала та девочка Хава, которая несколько лет назад провожала своего брата в армию в тот же день, когда уходил служить и Ибрагим. Хеда, мать Ибрагима, очень долго и настойчиво уговаривала его жениться, в конце концов он сдался, и свадьба состоялась.

Невеста к этому времени уже окончила медицинский институт в городе Орджоникидзе, в Осетии. Она была достаточно красивой и милой. В период знакомства и в первые годы супружества он не испытывал к ней тех чувств, которые зовутся любовью. Его отношения к ней носили ровный, взвешенный характер. Лишь после рождения первенца Ислама Ибрагим начал по-другому смотреть на свою жену Хаву, начал замечать в ней массу положительных качеств и, главное, высокую жертвенность ее любви к нему. Осознание этого, помноженное на сладкий, нежный детский лепет Ислама, начало давать свои положительные всходы. В итоге получилась ладная семья, на зависть врагам и в пример друзьям.

После окончания университета Ибрагим по распределению пошел работать в среднюю школу города Грозного. Школа была современной и новой постройки. Коллектив принял его хорошо – этому, вероятно, способствовало то, что Ибрагим легко вступал в контакты с людьми и был отзывчивым человеком.

Передавая знания детям, он знал, что одним из столпов, на которых держится государство, является образование. От него зависят остальные три составляющие – здоровье, культура и экономика. Осознание роли своей профессии в дальнейшем росте человека как личности не давало ему идти ни на какие послабления в работе. К каждой мелочи он относился серьезно и ответственно. Его рвение не осталось незамеченным дирекцией школы. Уже через три года Ибрагим был назначен заместителем директора школы по учебной части. Он не захотел быть освобожденным от преподавательской работы и совмещал эти должности. Первые два года его семья жила на частной квартире. Потом он, по ходатайству городского отдела народного образования, получил земельный участок и начал строить дом. Большая часть семейного бюджета Ибрагима и Хавы уходила на его строительство. Но, несмотря на это, они не бедствовали – помогали родители. Так и жила эта обычная советская семья: Ибрагим учил детей, Хава лечила людей. Один только Ислам не был обременен обязательствами перед обществом. У него были свои детские заботы. Окруженный любовью родителей, дедушек и бабушек, он рос здоровым и любопытным мальчишкой. Очень часто, когда в доме Ибрагима случалась «запарка», Ислама забирали в село дед с бабкой. Через три года после начала строительства дом был построен. Он получился добротный, со всеми удобствами. Справили новоселье и заодно рождение девочки у Ибрагима с Хавой.

I

Впереди была светлая и счастливая жизнь. Но непонятные не только обывателю, но даже интеллигенту Ибрагиму события, лавиной хлынули на советских людей. Каждый день стал приносить все новые потрясения. Казалось, вечно нерушимый гигант по имени СССР, построенный ценой усилий и жизней миллионов людей, начал с непонятным ускорением рушиться и, наконец, рухнул.

Народ находился в состоянии, близком к шоку. Всюду встречались нахмуренные и озабоченные лица, и только дети оставались веселыми и беззаботными.

События 18 августа 1991 года принесли в Чечено-Ингушскую АССР (ЧИАССР) новые беды. Зашаталось кресло под секретарем обкома КПСС Завгаевым, первым чеченцем за всю историю существования СССР, занявшим этот пост. Москва обвинила его в выжидательной позиции, которую он якобы занял по отношению к ГКЧП. Очевидно, Завгаев стал неугодным Москве.

Организованная в мае 1990 года Вайнахская демократическая партия сыграла роль катализатора политических процессов, в дальнейшем произошедших в ЧИАССР. В июле 1991 года на политической арене республики появился до того времени никому не известный генерал Джохар Дудаев. Единственное, что о нем знали в народе, это то, что он один из немногих чеченских генералов, что жена у него русская, что он из тейпа ялхарой и что его родственники проживают в поселке Катаяма. Разумеется, этого было недостаточно для того, чтобы выдвинуть Дудаева на роль лидера. Но Джохар Дудаев, бывший комендант военного гарнизона в городе Тарту (Эстония), был избран председателем Объединенного конгресса чеченского народа (ОКЧН) в городе Грозном, очевидно, не без помощи Москвы.

После позорного краха ГКЧП пробил час ОКЧН. На улицах Грозного начали собираться сначала малочисленные, а затем все более многочисленные митинги. Этим, отнюдь не большим группировкам, удавались акции, которые, казалось бы, под силу только целым дивизиям. Произошел захват МВД, КГБ по странному, на первый взгляд, стечению обстоятельств. На страже этих столпов государственности стояли по несколько сотрудников, которые даже не все имели на руках табельное оружие. Захват произошел бескровно. Армейские части никакого участия в пресечении этой вакханалии безвластия не принимали.

Ибрагим был свидетелем разгрома Дома политпросвещения. Он видел, как подогретая кликушескими призывами толпа народа хлынула на это здание. По его периметру стояла охрана из сотрудников МВД, но вооруженные милиционеры спасовали перед абсолютно безоружной толпой. Охрана даже не сделала слабой попытки успокоить людей.

Сознание Ибрагима начало проясняться, когда он стал свидетелем приезда в Грозный из Москвы группы Хасбулатова, которая оказывала посильную помощь Дудаеву. Вне всякого сомнения, она имела полномочия и задачу привести его на Олимп власти в Чечне на смену Завгаеву. Стало понятно, почему Завгаев, как говорится, без боя сдавал все свои позиции, одну за другой.

В сентябре 1991 года, уже в соответствии с новой конституцией, Чечено-Ингушская Республика (ЧИР) была провозглашена независимым государством. 15 сентября 1991 года, после самороспуска Верховного Совета ЧИР, образовался Временный совет, который был признан Москвой законным органом власти до новых выборов. По согласованию между Временным советом исполкома ОКЧН и советом депутатов всех уровней Ингушетии состоялось деление ЧИР на Чеченскую Республику (ЧР) и Республику Ингушетии (РИ). 27 октября 1991 года в Чеченской Республике прошли выборы президента и парламента, окончательно оформившие образование нового государства.

Ингушский народ посредством общенародного референдума оформил свой возврат в состав РСФСР. Федеральный центр молчал. И только в ноябре 1991 года Верховный Совет РСФСР сделал заявление о том, что он не признает выборы в Чеченской Республике.

II

Много тропинок и троп в горах. По ним ходят звери и изредка человек, и то, большей частью, охотник. Эти тропы называются звериными. Есть тропы, по которым ходят или ездят горцы из одного села в другое, из одного района в другой, из одной страны в другую. Когда исчезает из глаз тропа, по которой идет горец, он должен, прежде всего, оглянуться назад, посмотреть по сторонам, чтобы по направлению пройденного пути, по приметам вокруг узнать, куда идти дальше.

Но корень добра и зла есть образование. Причем, чем фундаментальнее, чем глубже это образование, тем глубже корни добра. Образованные люди объединяются в образованные группы, образованные группы – в образованное общество. А общество – это народ. Чем образованнее народ, тем меньше он подвержен злу, тем больше у него сил творить добро. С высокого Олимпа, откуда веками исходило то добро, то зло для чеченского народа, с высокого Олимпа, называемого носителем и гарантом российской государственности, чеченскому народу была предложена идея свободы и независимости, которая была желанна, несбыточна и далека. Предложи жаждущему в пустыне глоток живительной влаги, разве он откажется? Но не опасен ли плен любви? Ни погибелен ли он, этот плен?

Интеллигенция – люди благоразумные. Ей грезятся призраки. Призраки прошлого. Это прошлое не совсем ясное и отчетливое в своих очертаниях. Эта интеллигенция помнит, как уничтожались яркие контуры прошлого, живые свидетельства истории. В годы депортации чеченцев и ингушей на кострах, которые становились все ярче и сильнее, уничтожались страницы прошлого, книги, джайны и тептары. Это было убийство памяти народа. Это было зло, более глубокое, чем депортация народа. Обрывочны теперь исторические сведения о прошлом чеченского народа.

Не каждая теория является аксиомой. С острым желанием дойти до истины, с острым желанием донести до мира всю правду о своем народе трудятся ученые-историки, чеченцы по национальности. Важно знать свою историю. Народ должен иметь проводника, помогающего ему идти по пути своего развития как обществу, как цивилизации; находить путь без губительных революций; с наименьшими общественными катаклизмами встать в русло развития и созидания. Особую опасность для малых наций и народностей несут в себе эпохи революций, эпохи перехода от одной общественной политической формации к другой. В этих условиях малым нациям и народностям необходимо спокойствие духа, которое позволяет ясно смотреть на мир и жизнь и оставаться твердым во всех превратностях мира. В мире, как и в жизни, сильный попирает слабого, сильный пользуется слабостью слабого.

Интеллигенция, по классическому определению – это прослойка общества. В силу объективных причин чеченская интеллигенция всегда была малочисленной. В силу объективных и субъективных причин она не была сплоченной в своих взглядах на исторические реалии. Невозможно в эпоху великих перемен, когда ломается десятилетиями привычный уклад общественного бытия, сохранить ясность мышления, способность всестороннего анализа происходящего. Сделав робкую попытку повлиять на происходящие в Чечне процессы через средства массовой информации и столь же робкую попытку повлиять живым словом на массы через митинги, оппозиционная часть интеллигенции ушла в тень. Другая же ее часть стала незримым для широких масс катализатором этих процессов, его невидимой пружиной. Она незримо стояла позади выдвинувшихся и выдвинутых лидеров и направляла их, корректировала их движения и мысли, разрабатывала перспективные планы строительства нового чеченского государства. Она, именно она, вела чеченский народ, а не лидеры. Но куда, к чему?