Своими глазами (сборник) Веллер Михаил

Один за другим открывает он лари и сундуки вдоль стен, смотрит внутрь внимательно и придирчиво. Перегибается в ларь, сгребает со дна пару монет, взвешивает задумчиво на ладони и бросает обратно: монеты глухо стукают о пустое деревянное дно.

Выходит, ударив дверью.

123. В палате в окружении нескольких бояр срывается на крик:

– Дружине надо платить! Церкви надо платить! Корабельщикам – платить! Зодчим – платить! Кузнецам и оружейникам – платить!

Резко проходит к окну, перед ним расступаются.

124. Под окном, на волокушах – несколько мертвых тел, и кровь из ран запеклась на одежде.

– Чем платить? – негромко в пространство спрашивает Ярослав. – Их головами? Дать смердам зарезать себя, как баранов… – Оборачивается к боярам: – Не много ли добра скопили вы на моей службе?.. – соображает вслух.

Бояре испуганно пятятся.

125. Харальд во главе готовой к выступлению дружины своих викингов. Держит под уздцы коня.

– Они покажут дорогу, – Ярослав кивает на пару своих дружинников. – Городище сжечь, мужчин повесить, взять все. Везде брать половину. Где скажут, что ничего нет – убивай каждого четвертого, пока не отдадут то, что спрятали. Где поднимут на слуг князя оружие – убивай всех. Десятая доля дани – твоя. Иди и береги свою голову – она должна служить мне.

Харальд садится в седло.

Тянется прочь от города небольшая колонна воинов, и длинный обоз с телегами скрипит за ней.

По травянистой дороге в густой лес втягивается колонна.

126. Огороженное бревенчатой стеной селение, к которому подступает лес. Рассвет. В тишине – петушиный крик.

Яркий петух бьет крыльями и горланит на заборе.

И по этому звуку взрывается тишина: стук и треск выламываемых дверей, заполошные вопли женщин, мычание и блеяние скота, лязг оружия.

Дымы пожаров поднимаются над крышами.

Сквозь дым раскачиваются ноги повешенных на воротах.

Выносят из амбара викинги мешки с зерном и бросают на телеги.

127. Скрипит и стучит колесами обоз по узкой лесной дороге – нагруженные телеги тяжелы.

Хмурый, едет Харальд верхом во главе дружины.

Выезжают на широкую поляну с ручьем.

– Делайте лагерь, – командует Харальд и спешивается. – Мы будем отдыхать здесь. Пять дней.

– Скоро настанут холода, ярл, – возражает один из двух княжеских дружинников-проводников. – Надо торопиться собрать дань со всех.

– Не надо торопиться, – лениво отвечает Харальд. – Мы будем отдыхать здесь семь дней.

– Великий князь не будет доволен!

– Будет. Пусть подальше разнесется весть о нас и о том, что произошло. Тогда брать будет легко.

128. Глубокая осень, голые деревья, грязь. Деревушка, серые избушки, сжатое жнивье на холмистом поле.

Отчаянный крик, страх и ненависть в голосе:

– Варяги пришли!..

129. Хмурые безропотные мужики отворяют амбары и хлебы. Выносят зерно, выводят скотину. Тащат свертки холстов и бочонки с медом.

С одобрительным видом знатока дружинник-проводник дует на мех шкурки в принесенной связке пушнины.

На крошечной грязной деревенской площади у колодца сидит Харальд на деревянном массивном грубом стуле – демонстративно спиной к происходящему. Он в кольчуге и шлеме, опирается руками на упертый в землю меч в ножнах. Смотрит поверх крыш и ждет.

За жердяной изгородью, за углом дома смотрит на него кучка бедняг-мужиков:

– Вот этот – начальный над ними, тот…

– Новый-то сборщик хуже старых.

– Недодашь – убивает всех… И не слушает ничего.

130. Крупно: колесо телеги едет по колдобистой грязи, тяжело переваливается под грузом через кочки, едет, и скрипит немазаная ось… скрипит и едет.

131. Огонь костра. Ночь. Крупные хлопья снега опускаются с черного неба на шатер пламени и исчезают над ним.

Блики огня на лице Харальда, сидящего у костра. Он кутается в плащ. Рядом – седой викинг, и княжий проводник, и прочие греются вокруг огня: зима начинается.

– Заждался великий князь, – говорит проводник.

– Умен Ярицлейв, – раздумчиво отзывается Харальд.

– Премудрый. Книги читает! – проводник.

– Викинги конунгу дань берут, а крестьяне у доброго конунга защиты от викингов просят… И конунг хорош, и викинги плохи, и крестьяне покорны, и дань собрана. – Харальд.

– Настоящий конунг, – одобрительно ухмыляется седой викинг.

132. Зима, снег, солнце – длинный тяжелый обоз втягивается в Киев. Звонят колокола на звонницах, сбегается праздный люд – поглазеть. Зипуны, платки; снежками перекидываются и в верховых викингов кидают, попадают, смеются.

133. Княжеское подворье, распахнутые ворота амбаров и хлевов. Мычащих коров заводят в хлевы, блеющих овец; ржущих коней ведут в княжеские конюшни мальчишки-тиуны. Тащат маленькие тяжелые бочонки с медом и катят тяжелые кадки с пивом. До крыши встают в амбарах штабеля мешков с зерном. Подвешивают к крючкам под балки крыш связки пушных шнурок. И отдельно ссыпают в три сундука деньги: пригоршни медных монет в большой, щепоти серебряных – в средний, редкие и маленькие золотые монеты – в самый меньший.

У сундуков стоит в распахнутой собольей шубе, в заломленной собольей шапке – Ярослав. Позади него двое ведут запись: в руках у них дощечки, на дощечках расправлены куски бересты, и они пишут по бересте заостренными металлическими палочками. Внимательно тычут палочками в сторону складируемого добра, шевелят губами, торопятся и стараются.

Подходит Харальд.

– Тебя долго не было, – говорит Ярослав.

– У тебя большая страна, – отвечает Харальд философски. – Можно собирать дань хоть целый год. Если хватит амбаров, – хмыкает.

– Время копить добро – и время отдавать долю князю, – в том же философическом тоне отзывается Ярослав. – Пусть отдыхают до следующей осени. Жизнь – длинная, а бедным быть плохо.

Передергиванием плеч сбрасывает шубу, подхватывает и широким взмахом укрывает Харальда.

– Возьми с моего плеча, – дарит значительно. – Здесь холодные зимы. Если никто не согреет!.. – И хохочет собственной шутке.

134. Синий вечер, скрипучий снег, дымки над крышами, слабо мерцают маленькие окошки в бревенчатых стенах. Харальд проходит по пустой почти улице.

Навстречу поспешает мелкими шажками Лиза, Ярославна, сопровождаемая девкой-служанкой.

Поравнявшись с Харальдом, они обмениваются быстрым взглядом: нос ее уткнут в мех, так что видны только стрельнувшие глазищи.

Харальд запоздало и неловко слегка кланяется – когда она уже отошла, удаляясь. Продолжает движение – и через десяток шагов оглядывается: и она оглядывается тоже.

Любовь

135. Лиза в своей горнице. Входит девка.

– Харальд просил передать тебе. – Протягивает сверточек.

Лиза разворачивает большой тончайший шелковый с восточным узором платок, невольно вспыхивает, прикладывает к себе, смотрит, берет зеркальце. Девка восхищается.

– Отдай обратно, – через силу говорит Лиза и протягивает ей платок. – Передай, что мой отец богаче всех и у меня есть все, что я захочу.

Девка сокрушенно вздыхает, складывая платок.

136. – Он не отдаст за тебя дочь, – говорит старый викинг.

– Разве я плохой муж или зять? – гневно говорит Харальд и оглядывает себя, как бы убеждаясь в отсутствии изъянов.

– Я богат! – распаляется Харальд. – Я побеждаю всегда! На морях севера и юга – везде знают меня! И я – сын конунга! Кого Ярицлейв найдет лучше?

– Ты сочинил вису, – удивляется и посмеивается старый викинг. – Ты, наверное, решил стать скальдом.

– Что еще надо его дочери?.. И она сама смотрит на меня!

– Одну дочь Ярицлейв выдал за конунга франков, другую – за конунга мадьяр. Он великий и богатый конунг, а ты – морской ярл, хотя и сын конунга. Но корону твоего отца взял другой, а Ярицлейву корона нужна больше человека. Конунгу приходится думать о власти и стране. В этом сила.

– У меня будет корона, – тяжело обещает Харальд.

Вытягивает меч и перерубает стол.

– У меня будет много корон, – тяжело обещает он.

137. Пир в палатах Ярослава – дым коромыслом. Харальд – на почетном месте, по правую руку через пару человек.

Все стихают, когда он берет гусли. Распевный речитатив под перебор струн:

Стяг мой – черный ворон —
Вел драккар сквозь бури.
Пали в битвах франки
И бежали мавры.
Шестьдесят сражений
Меч мой мне выиграл,
От сокровищ взятых
Стал драккар тяжелым.

Одобрительный выкрик нетрезвого хора, сталкиваются кубки, плещет вино.

Гордо и «скромно» лицо Харальда. Боковым зрением следит он за Лизой.

Не обратив, похоже, внимания на его песнь, она тихо разговаривает о чем-то с соседней женщиной, беззвучно подсмеивается ее шутке, поднимается и как бы незаметно выходит из палаты, не обратив внимания на Харальда.

Лицо его твердеет, он делает знак слуге долить вина и придерживает рукой его наклоненный черпак, пока огромный кубок не наполняется через край.

– Здоровье воинов! – ревет он и осушает кубок до дна под рев товарищей.

138. В своей горнице Лиза за прялкой у окна сучит нить: играет и крутится веретено, свивается пушистая толстая нить.

Входит та же девка-служанка, достает сверток из-под одежд:

– Харальд велел передать тебе.

Лиза вспыхивает, разворачивает ларчик слоновой кости, раскрывает: на алом бархате лежит золотое с изумрудами колье тонкой работы. Щеки ее горят. Девка ахает и вылупляет глаза на редкостную роскошь.

Лиза прикладывает колье под шею и смотрит в поданное девкой зеркало. И отдает:

– Скажи ему, что такой подарок можно принять только от мужа. – Прерывисто вздыхает и тут же надменно задирает головку: – Совсем потерял ум этот викинг. Скажи ему, что дочь великого князя может выйти замуж только за великого князя.

Девка укоризненно и сочувственно мотает головой, пряча сокровище.

139. Тает пушистый снег на ветвях, голубеет серое небо, почки набухают на ветвях, проклевываются зеленые листья, и меж них – распускаются и дрожат на весеннем ветру яблоневые и вишневые цветы. Май.

Над днепровским обрывом, по молодой траве гуляют рядом Харальд и Лиза.

– Смотри – лебеди полетели! – показывает она.

– В Норвегию, – коротко говорит он.

– И зачем они туда летят. Ведь там холодно, да? – щебечет она.

– У них там гнезда. Там они выводят птенцов.

Подтекст откровенен. Идут молча.

– Что ты молчишь. Расскажи что-нибудь, – не выдерживает Лиза.

Помолчав, Харальд неловко выдавливает:

– Ты будешь моей женой?

– Нет! – хохочет она и убегает.

140. Спальня Ярослава, огонек масляного светильника. Ярослав и Ингигерда перед сном.

– Она любит его, – продолжает разговор Ингигерда.

– Она во всем послушна моей воле, – возражает Ярослав.

– Тебе кажется. Она выросла, и теперь ей нужен муж больше, чем отец.

– Он всего лишь викинг.

– Нет. Ты доверяешь ему дружину. Ты поручаешь ему налоги. Его отец был конунг и друг моего отца.

– То, что было – не важно. Его отец потерял корону. Он дал каким-то мужикам убить себя… разгромить!

– Она моя дочь, – горделиво говорит Ингигерда. – Она все равно сделает так, как хочет – даже если ты не отдашь ее. Знай это.

Насупленно помолчав, он:

– Она моя дочь. И будет делать то, что должна.

Гасит светильник. Они укладываются. Слабый отсвет луны на подушках, различимы лица в темноте:

– Хуже то, что его прозвали Жестоким, – вздыхает Ингигерда. – Я бы не хотела, чтобы у моей дочери был жестокий мужчина. Она добра и открыта…

– Она глупый вздорный ребенок! – чуть раздражается Ярослав. – А он – воин. А если воин суров и беспощаден – это правильно!

– Так он тебе нравится? – улыбается в темноте она.

– Он хороший воин, – бурчит Ярослав. – И только. – И поворачивается к ней.

В объятиях вдруг произносит, не отпускаемый мыслями:

– Поляки опять были на Горыни. Забрали дань с Дубровицы… Пусть сходит в Польшу.

– Побереги его, – просит она.

– Богу виднее.

Польский поход

141. По узкой речушке меж лесистых берегов идут на веслах драккары с воинами.

142. По ручью ведут викинги драккары бечевой: вереницей по берегу, таща корабль канатом; еле протискивается он в зарослях, ручей совсем узок.

148. Волок. По земле, на катках-бревнышках, подкладываемых под днище: две вереницы впряглись в два каната, тянут корабль, привязанный за форштевень, остальные облепили с боков, подталкивают. Довольно легко и споро идут по каткам легкие кораблики.

144. Бесшумно пристают ночью к берегу.

Крепость на холме над берегом, зубцы каменных стен, башни.

Падают на стенах несколько часовых: стрелами пронзается горло.

Трехлапые крючья забрасывают викинги на края стен, лезут вверх по веревкам. Спускаются внутрь, в город. Пробираются к воротам стен, режут стражу, открывают ворота.

Беззвучно проникают в город вооруженные отряды, движутся по узким улочкам меж каменных домов под остроугольными крышами.

145. Спальня князя в его замке. Парча, бархат, альков, иконы. Спит князь в пышных перинах, похрапывает и посвистывает носом.

Шум раздается за стенами, шум нарастает и близится, грохот, лязг, крики. Князь ворочается, просыпается, вскакивает в постели, вытягивает шею, хлопает глазами, зовет:

– Эй! Что здесь! Стража!

С грохотом распахиваются двери – в них вырастает Харальд с обнаженным мечом, за ним викинги. Стуча каблуками по каменному полу, проходит Харальд и встает посередине:

– Конунг Ярицлейв шлет тебе привет. И зовет в гости. Вместе с дарами. Теми, что ты взял в Дубровице.

Перерубает одним взмахом меча два столбика, поддерживающих альков в изножье. Шатер падает, под складками ткани барахтается фигура.

Викинги хохочут. Один шлепает плашмя мечом по заду, обрисованному тканью, из-под которой князь так неловко пытается высвободиться.

146. Рассвет. Князя со связанными руками выводят из дверей во двор замка. Тела перебитой польской стражи валяются во дворе.

Князя пихают в грубую колымагу, где уже сидят несколько богато одетых вельмож – руки связаны за спинами.

Ведут и молодую красивую девушку в разорванном наряде, вороные волосы блестящей гривой по плечам, почти закрывают бледное лицо.

– Не троньте дочь! – бессильно вскидывается князь.

Харальд сумрачно смотрит на девушку, делает знак:

ее отводят в сторону и сажают в такую же колымагу, непокрытую тентом наподобие примитивного фургона.

– Поджигайте все! – командует Харальд.

147. Перспектива узкой готической средневековой улицы – и метель из перьев и пуха, вылетающих из разбитых оконных проемов, кружит меж домов и над крышами, устилает все. И черные дымы пробиваются сквозь белую метель, выстреливают языки пламени.

148. Бесконечный, тяжело груженый обоз вытягивается из горящего города.

На белом коне с группой викингов едет Харальд вдоль обоза, хмуро глядя перед собой.

Обгоняя кибитки, встречается взглядом с княжной: она сидит у заднего бортика, смотрит на удаляющийся горящий замок, слеза ползет по бледной щеке, губы беззвучно шепчут молитву.

Харальд прерывисто вздыхает. Лицо его печально смягчается.

– Не бойся, – говорит он. – Ничего плохого с тобой не будет.

Несколько шагов едет рядом.

– Развяжите ее, – не глядя, приказывает он.

Идущий в оцеплении обоза дружинник приближается и на ходу ножом перерезает веревки на руках.

– Если захочешь убежать – твоего отца повесят, – по-прежнему не глядя равнодушно бросает Харальд и посылает коня рысью.

149. Движется по зеленой равнине меж дубрав длинный обоз с дружиной во главе.

Зеленое пространство делается полупрозрачным, желтовато-серым, превращается в старинную карту Польши, края пергаментного листа растресканы в ломких складках. Коричневые линии рек, угловатые латинские буквы надписей, крошечные рисунки крепостей обозначают города.

Боевая дружина, с викингами впереди, с Харальдом во главе, движется нам навстречу через этот фон, и черный ворон шевелит крыльями на стяге.

А на карте вспыхивают крошечными язычками пламени все новые крепости-городки, и тонкие струйки дыма курятся над ними: Пшемысль, Жешув, Люблин, Демблин. И наконец, долго чуть дымится и вот вспыхивает Варшава.

150. День, дубрава, лагерь, отдых: распряженные повозки, шатры, пасущиеся кони. Костер у огромного дуба, жарится мясо, на траве простая скатерь: вино, яблоки. Харальд, пара викингов, князь с дочерью – обедают.

– Киев – большой город, – говорит Харальд. – Будете жить у Ярицлейва, пока родственники не соберут за вас выкуп.

– А если не соберут – не будете жить у Ярицлейва, – добродушно улыбается седой викинг и разводит руками. – Конунг не любит бедных гостей. – И вместе со вторым викингом смеется шутке.

Князь натужно улыбается.

Кукушка кукует в лесу.

– Русы верят, что сколько сосчитает эта птица – столько проживет человек. Вам еще осталось долго, – утешает Харальд.

151. Кукушка кукует, но лес уже ночной. Полная луна. Прислонившись спинами к стволу огромного дуба, сидят почти рядом Харальд и польская княжна.

– Ты любишь своего жениха? – спрашивает он.

– Больше жизни.

– Почему же он не защитил тебя?

– Он был далеко. С посольством. За морем, у короля Англии.

– Когда-нибудь я убью короля Англии, – тяжело говорит Харальд.

– Ты очень жестокий. Тебе нравится убивать.

– Не всех. Если бы не он, я был бы сейчас конунг Норвегии. Но я еще буду им.

– Ты бы убил всех, кто тебе противился?

– Нет. Я получил бы корону после моего отца.

– Ты сын короля? – недоверчиво спрашивает он.

– Да.

Она смотрит на него долго и по-новому.

– Ты сильный и красивый, – говорит она. – У тебя есть жена?

– Нет.

– Почему? Многие девушки должны мечтать о тебе.

– Они мне не нужны, – помолчав, говорит он.

Она смотрит с сочувствием.

– А-а, – протягивает она. – Значит, та, которая тебе нравится, тебя не любит?

Он чуть вздыхает, чуть усмехается; помолчав:

– Как ты поняла?

– Это поняла бы любая женщина.

– Я не понимаю женщин, – признается Харальд.

– Это так просто, сын короля. Мужчина говорит и делает то, что он хочет. А женщина говорит и делает так, чтобы мужчина говорил и делал то, что она хочет.

– Как ты сказала? – переспрашивает Харальд и, морща лоб, соображает.

– Она из знатной семьи?

– Да.

– Она красива?

– Да.

– Она любит другого?

– Нет. Я не знаю…

– Она смеется над тобой?

– Да!

– И не принимает подарков?

– Да…

– И старается не смотреть, если ты видишь ее?