Демоны зимних ночей Леонтьев Антон

– Я выяснил, в случае его смерти мы заграбастаем не меньше пятнадцати миллионов долларов! Подумай только, Мари! Этих денег нам точно хватит до конца жизни! У него нет ни единого наследника, и ты, как его жена, получишь все! Колчестер страдает сахарным диабетом, и, несмотря на то что производит впечатление здоровяка, на самом деле тяжело больной человек. Его смерть через пару месяцев никого не насторожит!

Мари не потребовалось идти на особые ухищрения, чтобы заставить Томаса сделать ей предложение. Он на коленях просил ее руки и преподнес свадебный подарок – кольцо с розовой жемчужиной.

Свадьбу сыграли в Нью-Йорке, а затем молодожены отправились в турне по Соединенным Штатам. Жан сопровождал их, и когда Колчестер засыпал, Мари навещала любовника в его номере.

– Я больше не могу! – жаловалась на мужа маркиза. – Он рыгает за столом, чавкает и не умеет держать вилку! Его отец был мошенником и умер в тюрьме!

– Зато его сын добился успеха и богат до чертиков, – успокаивал ее Жан. – Потерпи немного, если Колчестер скончается через неделю после свадьбы, это вызовет подозрения. Необходимо подготовить благодатную почву.

Прибыв в Филадельфию, в особняк, забитый пыльными и безвкусными вещами, Мари начала изображать преданную и любящую жену. На публике она преданно смотрела в глаза Томасу, твердила на плохом английском всем, что безумно «happy with my little Tom» [3], и обязательно вставляла фразу о том, что ее супруг небрежно относится к своему здоровью и сахарной болезни.

Наконец, выждав почти полтора года, Жан счел, что настал момент для кончины третьего супруга Мари. Он протянул «любимой кузине» порошок, похожий на тальк.

– «Пудра наследства», – не без ехидства заметил Лареми, – ее изготовил мой знакомый аптекарь. Это идеальное средство для убийства. Подсыпь это своему благоверному в тарелку с супом, и мы получим все его денежки!

Мари так и сделала. За ужином Томас восторгался тыквенным супом, который был сдобрен лошадиной дозой яда. В три часа ночи особняк содрогнулся от мощного рыка. Мари, которая в последние несколько недель под предлогом неважного самочувствия перебралась в отдельную спальню, поняла, что яд подействовал. Вообще-то она рассчитывала на то, что обнаружит супруга утром мертвым, а вместо этого он перебудил весь особняк.

Она заспешила в спальню к Томасу. Колчестер корчился на ковре и орал:

– О, у меня кипит в желудке! Черт возьми, что же это такое! Срочно доктора!

Набежавшая прислуга не дала Мари возможности изолировать мужа и обречь его на неминуемую кончину. Кто-то уже послал за врачом. Мари встретила медика в холле и сказала:

– Мне кажется, что Томас помутился рассудком. Наверняка это острый приступ сахарного диабета!

Врач, который обнаружил американца в бессознательном состоянии, заметил:

– Это совсем не похоже на приступ сахарного диабета, миссис Колчестер. Я бы сказал, что это... отравление!

– Отравление? – испуганно пробормотала Мари.

Этого только не хватало! Ведь аптекарь обещал, что яд подействует очень быстро и не вызовет никаких нежелательных и подозрительных симптомов. А врач говорит об отравлении.

Прибыл и «любимый кузен» Жан, который, как мог, утешал Мари. Томас скончался только ранним утром. Доктор немедленно информировал полицию и высказал свои подозрения. Мари тряслась от страха, когда узнала, что тело супруга увезли на вскрытие.

– Они найдут в его теле яд, Жан! – кричала она, запершись с любовником в кабинете мужа. – И им не составит труда понять, кто же отравил Томаса!

Жан опасливо оглянулся на дверь и прошептал:

– Мари, не кричи так громко! Аптекарь уверял меня, что яд нельзя обнаружить. Все обойдется!

Утром следующего дня, когда весть о том, что Томас Колчестер стал жертвой отравления, разнеслась по всему городу, в особняк пожаловали высокие полицейские чины. Мари, облаченная в черное платье, нервно теребила бриллиантовую брошь. По лицам незваных гостей она видела, что дело плохо.

– Миссис Колчестер, – сказал начальник полиции, – мы вынуждены сообщить вам ужасную новость. Ваш супруг, достопочтенный Томас Колчестер, стал жертвой гнусного убийства!

– Не может быть! – воскликнул «кузен» Жан, который присутствовал при конфиденциальном разговоре, не желая оставлять ни на минуту без присмотра «несчастную вдову».

– К сожалению, это так, мистер граф, – сказал главный патологоанатом Филадельфии. – Я лично проводил вскрытие...

– Ах! – Мари закатила глаза и сделала вид, что брякнулась в обморок.

Жан с негодованием воскликнул:

– Какая бестактность и черствость! Как вы можете в присутствии моей кузины, которая понесла столь тяжелую утрату, вести речь о таких ужасных вещах!

Мари привели в чувство при помощи нюхательной соли. Полулежа на кушетке, она срывающимся голосом произнесла:

– Прошу вас, продолжайте, я хочу знать всю правду!

– А правда такова, миссис Колчестер, – заявил патологоанатом, – что ваш супруг был отравлен смесью таллия, свинца и болиголова. Убойная штука, скажу я вам, впервые сталкиваюсь с подобным.

– Вы уверены? – с тревогой спросил «граф» Жан. – Возможно, это несчастный случай...

– Сомневаюсь, – ответил глава городской полиции, – кто-то изготовил эту токсическую смесь и намеренно подбросил ее в пищу мистера Колчестера. И мы приложим все усилия, чтобы выяснить, кто именно! Вы ведь не возражаете, миссис Колчестер, чтобы мы провели в вашем особняке обыск?

Мари в ужасе уставилась на полицейского. Тот, не мигая, смотрел на нее. Он знает! Он все знает!

– Это неслыханно! – побелев, запричитал «кузен» вдовы. – Что вы себе позволяете, ведь пойдут слухи...

– Слухи уже пошли, – отрезал шеф полиции, – и в ваших же интересах, господин граф, убедить свою кузину согласиться на обыск особняка. Уверяю вас, я могу добиться ордера от судьи, но одно дело, если вы добровольно позволите нам осмотреть дом и выйти на след убийцы, и совсем другое, когда санкцию дает судья. Вам ведь нечего скрывать от нас?

– Подождите хотя бы до похорон, – залепетала Мари. В шкатулке на ее туалетном столике лежал конверт с остатками «порошка наследства».

– Думаю, дорогая кузина, господа совершенно правы, нам необходимо разрешить им провести обыск немедленно, – сказал весомо Лареми. Мари ничего не понимала. Или Жан хочет, чтобы ее через полчаса арестовали как мужеубийцу?

– Повторяю, кузина, вы должны дать согласие. – Жан стиснул локоток Мари. Она закивала головой и выдавила из себя: – Господа, вы можете делать все, что считаете нужным!

– А вам, милая кузина, необходим бокал минеральной воды, я принесу, – сказал Лареми и выскользнул из комнаты. Он вернулся через пять минут. Полицейские тем временем начали обыск. Мари лежала на кушетке и дрожала.

– Что ты наделал, – прошептала она. – Жан, это наш конец!

Лареми потрепал ее по щеке и ответил с самодовольной улыбкой:

– Милая кузина, не стоит так волноваться, уверяю тебя, что нам нечего бояться!

Раздался топот, дверь в гостиную распахнулась, на пороге возник шеф полиции с сияющей физиономией. В руках он держал небольшой конверт с остатками порошка.

– Миссис Колчестер, мы нашли важнейшую улику! Доктор уверен, что в этом конверте – остатки яда, которым отравили вашего супруга.

Мари сделалось дурно. Если бы не Жан, который разрешил полиции провести обыск, то все бы обошлось! Она прошептала:

– Я уверена, что для этого найдется самое невинное объяснение... Все дело в том, что...

У нее пересохло в горле. Шеф полиции, словно этого не замечая, продолжил:

– Убийца схвачена! Благодарю вас, миссис Колчестер, вы и ваш кузен, мистер граф, оказали неоценимую помощь следствию!

Мари решительно ничего не понимала. Что имеет в виду полицейский? Судя по всему, он не собирается ее арестовывать, но если он говорит, что убийца схвачена...

– Кто бы мог предположить, что мистер Колчестер будет отравлен вашей горничной! – продолжал начальник полиции. – Это уникальный случай!

Жан кашлянул и заметил:

– Я должен кое-что сообщить вам, уважаемый шериф. Несколько дней назад я стал свидетелем бурной сцены между этой самой горничной и мистером Колчестером. Бессовестная девица требовала от него... у меня не поворачивается язык произнести это в присутствии моей любезной кузины... Но ради торжества правосудия я готов на все! Так вот, она хотела, чтобы Томас немедленно развелся с моей кузиной и женился на ней, в противном случае она заявляла, что или обнародует их любовную связь, или... Или убьет его!

Мари не верила своим ушам. И как яд оказался у горничной? Ее осенило – Жан подсунул девушке конверт, когда выходил, чтобы принести бокал воды. Мари бросило в жар, а затем в холод.

Лареми как ни в чем не бывало продолжал:

– Шериф, я готов сделать официальное заявление и выступить в качестве свидетеля обвинения. Мне ужасно жаль дорогую кузину, но, похоже, она – единственная, кто не знал, что мистер Колчестер заводит на стороне интрижки и флиртует с горничной!

Шериф погладил усы и произнес:

– Мистер граф, опираясь на ваше свидетельство, прокуратуре не составит труда выиграть процесс. Я приношу вам самые глубочайшие соболезнования и благодарю за неоценимую помощь следствию!

Полицейские распрощались и удалились. Жан, заняв позицию около окна, комментировал происходящее:

– Они выводят горничную, она плачет и кричит... На руках у несчастной наручники. Сомнений нет, дорогая кузина, что эта мерзавка отравила вашего разлюбезного супруга.

– Но ведь из-за нас в тюрьму отправится невинный человек, – в страхе произнесла Мари. – Жан, может быть...

Лареми со смешком заявил:

– Ты предпочтешь рассказать полиции правду? Тогда на месте этой горничной окажешься ты, разлюбезная моя кузина. Никто не будет церемониться с тобой, тебя приговорят к многим годам каторги, а то и к смерти.

Мари заплакала. Ей было жаль бедняжку горничную, но Жан был абсолютно прав. У них нет другого выхода: если бы полиция не «наткнулась» на улики в комнате служанки, она бы всерьез принялась за обработку вдовы покойного. А так следствие завершилось, не успев и начаться.

Американская газета «Philadelphia Chronicle», 16 мая 1897 года:

МЕСТЬ ПОДЛОЙ ГОРНИЧНОЙ:

СЛУЖАНКА ОТРАВЛЯЕТ ХОЗЯИНА!

«Молодая и безутешная вдова, миссис Колчестер, до замужества – маркиза де Вальтруа, со скорбным негодованием поведала нам о страшном злодеянии, которое учинила в ее доме ревнивая горничная. Бесстыжая девица попыталась соблазнить мистера Колчестера и, получив отпор, прибегла к помощи поистине убойного аргумента – яда! Шокированная общественность требует для отравительницы самого жесткого наказания!»

Жан сдержал свое слово и выступил свидетелем обвинения на шумном процессе. Никто не поверил горничной, которая сквозь слезы твердила одно и то же – она никогда не состояла в любовной связи с хозяином и не думала отравлять его. Предыдущая хозяйка, на которую работала девушка, подлила масла в огонь, заявив, что уволила ее из-за того, что та приставала к ее старшему сыну и подворовывала. Этого вполне хватило, чтобы двенадцать присяжных вынесли единодушный приговор: «Виновна». Суд отметил особую циничность преступления и приговорил девицу к тридцати пяти годам тюремного заключения. Спустя полгода несчастная скончалась от воспаления легких.

Горничная стала еще одной жертвой на пути преступной парочки к вожделенному богатству. Каково же было разочарование Жана и Мари, когда адвокаты огласили завещание усопшего мистера Колчестера.

Все свое состояние он отписал нескольким приютам для бездомных и филантропическим организациям. «Милая супруга Мари» получала небольшую ежегодную ренту, а также огромный и аляповатый портрет матушки мистера Колчестера.

Жан был вне себя, он, как разъяренный тигр, ходил по комнате из угла в угол и поливал грязью покойного Колчестера. Мари методично пересчитывала деньги: их капитала хватит всего на три месяца привычной жизни, а затем наступят тяжелые времена.

– Судьба словно смеется над нами! – сказал Лареми. – Мари, нам нужно действовать!

Они немедленно принялись за поиски четвертого супруга. Маркиза де Вальтруа и ее «кузен», «граф» де Лареми, покинули Филадельфию и отправились в столицу Америки, город Вашингтон. Газеты взахлеб писали о несчастной, понесшей трагическую потерю бертранской аристократке, отмечая ее «непередаваемую» красоту и «европейский» шарм.

Мари и Жан регулярно появлялись на всех значимых приемах, их цель была найти новую жертву. Как назло, жених никак не объявлялся. Деньги стремительно подходили к концу, Мари думала над тем, что совсем скоро придется возвращаться в Европу – причем не на роскошном лайнере в каюте первого класса, а на переполненном старом корыте в трюме ниже ватерлинии.

На последнем званом ужине Мари судорожно осматривалась в поисках человека, который смог бы принести ей и Жану избавление от нищеты и финансовую независимость. Все мало-мальски богатые американские сенаторы были давно женаты, и никто из них не хотел разводиться ради маркизы из Европы.

– Ваше сиятельство, – услышала она французскую речь и обернулась. Перед ней замер худощавый, облаченный во все черное мужчина лет пятидесяти. – Разрешите выразить мне соболезнования в связи с постигшей вас утратой. Шарль Буарже к вашим услугам!

Буарже оказался послом Бертрана в Новом Свете. Он весь вечер проговорил с Мари, и она была уверена – посол на нее клюнул! Шарль не был женат, поэтому неудивительно, что обратил внимание на знаменитую соотечественницу.

Мари, в совершенстве владевшей искусством обольщения, не составило труда вскружить голову незадачливому послу, и три месяца спустя, не дожидаясь завершения траура по Томасу Колчестеру, они сыграли пышную свадьбу.

Мари сделалась госпожой посольшей и переехала в роскошный особняк – дипломатическую миссию Великого княжества Бертранского. Ее «кузен» Жан получил место личного секретаря посла. Первым делом мошенники убедились в том, что Буарже составил завещание в пользу жены. Он не был богатым человеком, и его смерть могла принести им не более ста тысяч франков.

– Как мы измельчали! – стенала Мари. – Этих ста тысяч хватит едва ли на полгода! А что дальше, Жан?

Лареми предложил хитроумную комбинацию: Мари окольными разговорами склонила посла к тому, чтобы он застраховал свою жизнь в ее пользу на миллион. Однако возникло непредвиденное препятствие: полис не выплачивался в случае убийства и самоубийства.

– Никто не должен заподозрить в смерти Шарля злого умысла, – размышлял Жан. – У тебя не так давно скончался очередной супруг, и новая смерть обязательно вызовет недоверие и подозрения.

– Но что ты предлагаешь? – спросила Мари. Жан изложил ей свой план. Он был до гениального прост.

– Твой супруг-посол должен скончаться далеко от Америки, – заявил Жан.

Мари недоверчиво спросила:

– Но как это сделать?

«Кузен» пояснил:

– О, нет ничего невозможного, Мари. Кажется, через месяц твой благоверный собирается в Бертран для консультаций с великим князем. Думаю, самое время тебе в очередной раз надеть траур!

Шарль заказал билеты на «Кронос», сетуя, что его дорогая жена по состоянию здоровья не может отправиться в путешествие. Мари протянула мужу пузырек с желатиновыми капсулами.

– Дорогой, это новое патентованное средство, которое как рукой снимает желудочные колики. Надо принимать по одной утром и вечером.

Почти все капсулы, за исключением нескольких на самом верху, были нашпигованы стрихнином. Жан верно рассчитал, что, если господин посол скончается по пути в Европу или даже уже прибыв в Бертран, никто не посмеет связать его кончину с женой, оставшейся за тысячи миль в Америке.

– Как я тебя люблю, дорогая! – сказал Шарль, целуя жену. Мари даже всплакнула – Буарже ей нравился, но им с Жаном требовалась миллионная страховка.

– Я вернусь через три недели, и мы снова будем наслаждаться семейным счастьем! – произнес посол, и Мари воскликнула:

– Доброго пути, мой любимый. И не забудь ради меня регулярно принимать желудочные капсулы!

Больше мужа Мари никогда не увидела. Два дня спустя вышли экстренные выпуски газет с аршинными заголовками.

Британская газета «The Times», 9 ноября 1898 года:

«КРОНОС» ЗАТОНУЛ!

БОЛЕЕ ДВЕНАДЦАТИ СОТЕН ЖЕРТВ!

САМЫЙ БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ ПОКОИТСЯ НА ДНЕ АТЛАНТИКИ НА ГЛУБИНЕ 63 000 ФУТОВ!

«Непотопляемый лайнер отправился на дно! «Кронос» стал жертвой гигантского айсберга! Мир ужаснулся: тысяча двести жертв в результате самой крупной катастрофы на море!»

Лайнер напоролся в тумане на ледяную гору и затонул в Атлантике, унеся жизнь многих пассажиров. В числе без вести пропавших был и Шарль Буарже, посол Великого княжества Бертранского в Соединенных Штатах. Мари так и не узнала, скончался ли ее супруг от капсулы со стрихнином, утонул или погиб от переохлаждения в ледяных водах океана – неделю спустя, когда окончательно стало ясно, что в числе двухсот спасшихся Шарля нет, она предъявила страховому обществу требование о выплате миллиона долларов.

Но страховая компания разорилась, потому что и прочие родственники погибших желали получить весомые выплаты. Директор общества объявил о финансовой несостоятельности и пустил себе пулю в лоб.

– Мы снова остались ни с чем! – вопила Мари. – Шарль завещал мне все свое состояние, но это всего лишь сто тысяч франков. Жан, нам нет счастья в Америке, я хочу немедленно вернуться в Европу!

Они снова оказались в Бертране. Мари подвела неутешительный итог: ей почти двадцать четыре, она четырежды вдова, а денег как не было, так и нет! И ко всему этому она еще и беременна!

Жан не хотел ребенка, но поделать ничего не мог. Мари знала, что это – отпрыск Лареми, однако во избежание скандала заявила, что беременна от покойного Шарля. В феврале 1899 года она родила девочку, которую нарекли Маргаритой.

Мари сняла небольшую виллу на окраине княжества и попыталась изображать из себя заботливую мать. Ее хватило ненадолго. Заботы о малышке Маргарите тяготили Мари, ей хотелось развлечений, балов и новых нарядов.

Ее регулярно навещал епископ Бертранский, который крестил Маргариту. А однажды святой отец сразил Мари признанием:

– Маркиза, я вас люблю!

Он был готов сложить с себя церковный сан, чтобы иметь возможность жениться на Мари. Жан одобрил эту идею.

– Епископ – наследник крупного состояния, Мари, у него не меньше трех миллионов. Если он сам плывет к нам в руки, то глупо не воспользоваться подобной возможностью.

Весть о том, что епископ Бертранский покидает лоно церкви и женится на скандально известной маркизе де Вальтруа, стала сенсацией. Жители княжества разделились на два лагеря – одни проклинали Мари, называя ее ведьмой и обвиняя в том, что она околдовала кроткого священника, другие поддерживали, заявляя, что настала пора женского равноправия и прошло время церковных догм.

Ватиканская газета «L’Osservatore Romano» о сложении епископом д’Арбиньяком церковного сана, 1 июня 1900 года:

ИЗ ПАВЛА В САВЛЫ!

«Подобный прискорбный инцидент вызывает горечь, непонимание и даже негодование – как может служитель господа отказаться от своей высокой миссии, поддавшись мирским соблазнам и женским чарам? Его святейшество папа Лев XIII рассматривает возможность отлучения бывшего епископа от церкви...»

Бывший епископ, в миру Антуан д’Арбиньяк, вместе со своей женой и падчерицей поселился на вилле недалеко от великокняжеского дворца. Молодой властелин Бертрана, Мишель-Оноре II, проводил политику отделения церкви от государства и покровительствовал сбросившему ризы прелату.

Мари занялась богоугодными делами, открыла столовую для нуждающихся, где те могли получить миску с горячим супом или кружку какао. Вместе с Жаном они планировали очередную смерть – экс-епископ выполнил свою роль, отписал все свое состояние супруге, и никто и ничто не могло помешать Мари после его кончины сделаться чрезвычайно богатой вдовой.

Перед тем как отравить д’Арбиньяка, Мари опробовала различные яды на нищих, которые питались в столовой. Смерть нескольких бродяг не привлекла особого внимания, зато она знала, какая отрава действует быстрее всего и не оставляет следов.

Бывший епископ стал личностью поистине легендарной, люди по-прежнему видели в нем церковного иерарха и почитали едва ли не за святого. Мари, его жена, тяготилась подобной ролью, и более всего ее злило, что Антуан без зазрения совести тратит деньги направо и налево, помогая всем, кто только обращается к нему за помощью.

– Дорогая, – сказал он как-то, – я хочу пожертвовать двести тысяч на обустройство приюта для сирот. Ты ведь не возражаешь?

Мари, чувствуя, что находится на гране обморока, проскрипела:

– Антуан, прошу тебя, хорошенько подумай, прежде чем идти на такой шаг! Двести тысяч – это огромная сумма, поэтому...

– О, ты права, моя любимая жена! – воскликнул бывший епископ. – Сумма большая, но недостаточная! Я пожертвую полмиллиона! Мари, как ты добра и прозорлива! Я каждый день благодарю господа за то, что он послал мне тебя!

Мари была вынуждена наблюдать за тем, как Антуан д’Арбиньяк отписал полмиллиона франков детскому приюту.

– Жан, – торопила она любовника, – так не может больше продолжаться, вскоре он приведет к нам в дом прокаженных и сумасшедших и заявит, что им там самое место! Нам надо немедленно действовать!

Экс-епископ пил на ночь теплое молоко.

– Дорогой, – протягивая мужу стакан, сказала Мари, – вот твой любимый напиток.

Она наблюдала за тем, как Антуан осушил его до дна. А следующим утром она обнаружила в кровати рядом с собой бездыханное тело. Горе подданных Бертрана не поддавалось описанию: все, от мала до велика, скорбели, когда узнали о внезапной смерти бывшего епископа. Врачи констатировали сердечную недостаточность, а Мари со слезами на глазах во время похорон заявила:

– В который раз подтвердилась мудрость, что господь забирает к себе самых лучших в расцвете сил!

Ее ожидания оправдались – ей достались остатки состояния д’Арбиньяка. Мари была разочарована, она получила меньше миллиона. Этих денег хватило на два с половиной года развеселого существования.

Наконец настал момент, когда Жан Лареми, снова просаживавший в рулетку и покер огромные суммы, сказал:

– Мари, у меня на примете есть новый супруг, директор игорного траста. Он очень богатый человек, думаю, после его смерти нам не придется больше заботиться о куске хлеба. Ему принадлежит три самых крупных казино в Бертране, а их ежегодный оборот – многие миллионы франков.

Мари снова отправилась на охоту. Господин директор игорного траста был непоседливым, желчным человечком. Он едва доставал Мари до плеча своей макушкой, увенчанной подозрительно черными волосами, которые оказались париком. Завоевать его внимание было не так-то просто: все пятьдесят пять лет своей жизни он посвятил выстраиванию империи казино, и времени интересоваться матримониальными вопросами у него просто не было. Он всегда куда-то спешил, даже ел на ходу и не мог усидеть на месте более трех секунд.

И все же через полгода отчаянных усилий директор сделал Мари предложение: голоском-стаккато, подпрыгивая и вертясь во все стороны, он заявил:

– Милая, вы должны стать моей женой! Венчание через две недели, займитесь этим, а мне пора!

И он, как шарик в рулетке, укатился прочь. Мари была довольна, на этот раз Жан оказался прав: месье директор был одним из самых богатых людей княжества. Его смерть принесет ей не только изрядное наследство, но и контрольный пакет акций игорного траста, который контролирует самые прибыльные казино Бертрана.

– Мы не успеем потратить все деньги, потому что глупые и охочие до легкой наживы люди будут постоянно оставлять в принадлежащих нам заведениях все новые и новые миллионы, – радовался Жан.

Мари ощутила признаки новой беременности. И опять отцом ребенка был Лареми: у ее супруга не оставалось времени на интимное общение. Мари правильно рассудила, что если директор скончается в то время, когда она будет ходить с большим животом, то это только поможет ей отвести от себя подозрения.

Отравить мужа оказалось нелегко. Он практически не бывал дома, проводя дни и ночи в казино и контролируя безотказную работу созданной им империи развлечений. Поэтому Мари послала мужу кусок торта, нашпигованный строфантином.

Но вместо супруга скончался один из его помощников, который съел торт: у господина директора даже на это не было времени, и он оставил сдобную отраву у себя в кабинете.

Мари возлагала большие надежды на празднование дня рождения мужа, она подсыпала ему в шампанское цианистый калий, но супруг, выслушав тост в свою честь, и не подумал отхлебнуть из бокала, а, поставив его на стол, произнес:

– Милая, я в восхищении от твоих стараний, но мне пора!

На третий раз все получилось. Муж с легким сердечным приступом слег на несколько дней, а заботливая жена кормила его куриным бульончиком. Ложку за ложкой она запихнула в директора игорного траста убойную дозу настойки белладонны. Через два часа Мари в шестой раз сделалась вдовой.

По привычке облачившись в черное и утирая сухие глаза платочком, она выслушивала монолог доктора, который убеждал ее, что симптомы смерти ее супруга не похожи на кончину от сердечного приступа.

– О, если это не сердечный приступ, значит, что-то иное, например, удар или больные почки, – сказала Мари, не сомневаясь, что ей и в этот раз удастся выйти сухой из воды. В конце концов, у нее была обширная практика в области отравлений.

– Я думаю, что это нечто иное, – сказал доктор и добавил: – Например, отравление! Поэтому я не могу подписать свидетельство о смерти вашего супруга, пока не будет произведена детальная экспертиза.

– Ах, какой кошмар! – закатила глаза Мари. – Вы хотите разрезать несчастного! Ведь и так понятно, что его смерть – это результат постоянных перегрузок! Организм просто не выдержал такого ритма жизни!

Появился «кузен» Жан, который взял доктора под руку и сказал:

– Моя дорогая кузина хотела сказать, что полностью поддерживает ваше намерение позволить истине восторжествовать. Но перед тем, как вы отправитесь в морг, господин доктор, не откажитесь ли отобедать с нами?

На свою беду, доктор не отказался. Мари поставила перед ним тарелку с грибным супом (он содержал по большей части бледные поганки) и сказала:

– Приятного аппетита, господин доктор!

Несчастный эскулап скончался за столом, так и не докушав грибной супчик. Мари заявила прислуге, что господину доктору стало плохо.

– Наверняка он принял близко к сердцу кончину моего возлюбленного мужа. Какое горе, какое горе!

Но, несмотря на красноречие Жана, полиция не пожелала довольствоваться таким нелепым объяснением второй смерти в особняке маркизы де Вальтруа в течение одних суток. Мари, на восьмом месяце беременности, металась по вилле, уничтожая улики, пока полицейские совещались в столовой, осматривая тело доктора.

Затем наступило затишье. Мари и Жан перевели дух. Полиция заявила, что доктор, и в этом нет ничего удивительного, скончался от застарелой болезни сердца.

– Ура, дорогая моя! – Лареми похлопал Мари по округлившемуся животу. – Это наше последнее преступление. Ты выйдешь замуж в седьмой раз, и на этот раз за меня. Но учти, милая, я не люблю грибной суп!

Их арестовали два дня спустя глубокой ночью. Мари проснулась от оглушительного стука и грубого, навевающего ужас крика:

– Немедленно открыть, полиция!

В спальне, где она и Жан нежились под одним одеялом, вдруг возникли облаченные в темно-зеленую форму с золотыми пуговицами чиновники полицейского ведомства. Мари, набросив на себя халат, дрожала от страха. Жан, бледный и с горящим взором, путано объяснял, что зашел к «кузине» всего на минутку, чтобы узнать, «как у нее дела».

– И поэтому вы оказались в кровати у маркизы де Вальтруа? – осведомился с циничной улыбкой один из чиновников и протянул Мари лист бумаги, под которым стояла размашистая чернильная подпись.

– Постановлением генерального прокурора Великого княжества Бертранского вы, мадам де Вальтруа, и вы, месье Лареми, незаконно именующий себя графом де Лареми, подлежите аресту по обвинению в убийстве господина директора игорного траста Доминико Феррата и доктора медицины Лодовико Чичиньоли! Вас надлежит доставить в полицейский участок, где вы будете подвергнуты допросу!

Мари никак не могла поверить, что всему настал конец. Она надеялась: арест окажется ошибкой, их отпустят, и начнется прежняя беззаботная жизнь. Вместо этого ее поместили в тесную вонючую камеру, а затем в течение десяти часов допрашивали пятеро следователей. И только то, что она упала в обморок, прервало истязание.

У Мари случились преждевременные роды, тюремный врач помог появиться на свет еще одной дочери. Ребенка она не видела, его сразу унесли прочь.

– Я хочу видеть мою дочь! – кричала Мари.

Следователь отвечал:

– Если хотите видеть дочь, признайтесь во всех совершенных преступлениях.

– Я не совершала никаких преступлений, – твердила Мари, которая, казалось, и сама уверовала в это. Она никогда не рассматривала то, что делала, с точки зрения закона. Ей просто хотелось получить деньги очередного мужа, и она избавлялась от него, как от надоедливой мухи.

– Не совершали? – изумленно повторил следователь. – А ваш любовник и сообщник Жан Лареми утверждает обратное. Экспертиза показала, что ваш последний супруг, господин директор игорного траста, был отравлен! На днях будет произведена эксгумация тел бывшего епископа д’Арбиньяка, а также второго супруга, банкира Луи Созаро. Касательно кончины вашего первого мужа, маркиза де Вальтруа, у нас имеются показания двух его кузин, которые под присягой подтвердили, что в ночь, когда он испустил дух, они слышали крики и стоны и видели, как вы со служанкой, кстати, позднее кем-то убитой, уничтожали следы преступления. А ваш американский супруг Томас Колчестер? То, что он стал жертвой отравления, хорошо известно, но вы отправили на каторгу и обрекли на мучительную смерть несчастную и ни в чем не повинную, оклеветанную девушку! Кроме того, вы убили доктора, который был готов вскрыть ваши злодеяния. Маркиза, вы – глубоко безнравственная и падшая женщина! У вас есть шанс сохранить себе жизнь, если вы немедленно во всем признаетесь!

Мари, которая находилась в полубессознательном состоянии после тяжелых родов, призналась во всем. Ее перевели в тюрьму, Святую Берту, одинокий замок на голой скале, расположенный на крошечном островке в бухте княжества. Она поняла, что стала знаменитостью: десятки женщин, которые отбывали там наказание за жуткие преступления наподобие мужеубийства, подпольных абортов и проституции, относились к ней с благоговением и небывалым уважением.

Еще бы, ведь это «та самая» маркиза де Вальтруа, «черная вдова», порождение сатаны и убийца восемнадцати человек! Следствие было уверено, что на самом деле жертв куда больше, но доказать это оно было не в состоянии.

Мари встретилась с Жаном на очной ставке: из самоуверенного молодого красавца с черными усами и офицерской статью он превратился в седого, косматого, заросшего клочковатой бородой старика, который твердил, что ни в чем не виновен.

– Это все она, она, она! Убийца! Это она соблазнила меня, с этого все и началось! Она! Поверьте и сохраните мне жизнь! Она заключила союз с нечистым! Уверен, она бы и меня отравила!

Жан указывал на нее трясущимся пальцем с крючковатым желтым ногтем и, пуская изо рта слюни, валил все грехи на Мари. Она так и не поняла – то ли он действительно тронулся рассудком, то ли так убедительно играл роль буйнопомешанного, желая избежать гильотины.

Гильотина – вот о чем шептались в Святой Берте. «Старая мадам» ждет свою подружку – еще никогда доселе в Бертране не казнили женщину. И все шло к тому, что Мари-Маргарита де Вальтруа станет первой, чья тонкая шейка хрустнет под трехсоткилограммовым лезвием.

Мари держалась вызывающе. Она поняла, что терять ей нечего. Она и так вошла в историю, газеты всего мира писали о ней, на Лазурное побережье пожаловало не меньше ста репортеров из сорока стран, чтобы лично наблюдать за грандиозным судебным процессом.

Публика была в восхищении от обвиняемой. Казалось, люди пленены ее многочисленными преступлениями, а по княжеству прокатилась волна отравлений: многие женщины, подражая маркизе, избавлялись от опостылевших супругов, престарелых родителей и несносных соседей.

Мари приняла приговор безропотно. Она знала, что остается последняя инстанция – великий князь Мишель-Оноре, который слывет либералом. Он может помиловать ее и даровать ей жизнь: но что это за жизнь в Святой Берте в течение последующих сорока или пятидесяти лет?

Более всего Мари угнетало то, что она не может видеться с дочерьми. Раньше она не уделяла им должного внимания, но теперь ей хотелось прижать девочек к груди и просто помолчать. Следователи объявили, что она лишается материнских прав, а дети передаются в ведение Министерства социальных реформ.

– Вы не имеете права видеть их, маркиза, – было заявлено ей. – Государство приложит все усилия для того, чтобы девочки обрели новые семьи и навсегда забыли о том, что у них была преступная мать!

После оглашения смертного приговора Мари доставили в Святую Берту и заперли в одиночной камере. Привилегия обреченных на свидание со «старой мадам» заключалась в том, что зарешеченные окна «каменного мешка» выходили на княжество. Мари видела сверкающие дворцы, виллы и казино.

Ведь все это могло бы принадлежать ей! Но вместо роскошной жизни ей суждена смерть. Она не боялась гильотины, ей было невыносимо больно сознавать, что ее дочери, Маргарита и Мари, вырастут без нее и никогда не узнают, кем была их мать. Но, может быть, это и к лучшему?

Миновало три дня. Ранним утром, когда сизый туман окутал остров и заползал в камеры, а кости ломило от сырости и октябрьского холода, тяжелая железная дверь камеры с пронзительным скрипом распахнулась. Мари всю ночь не могла сомкнуть глаз и задремала только на рассвете.

На пороге возник директор тюрьмы в сопровождении охранников.

– Госпожа маркиза де Вальтруа, вам известно, что сегодня в полдень состоится ваша казнь? Сейчас вам подадут завтрак, а затем помогут одеться. У вас имеется последнее желание?

Мари содрогнулась. Пришла пора умирать!

– Я хочу провести хотя бы пять минут наедине с моими дочерьми, – произнесла она внезапно севшим голосом.

Директор тюрьмы качнул головой и ответил:

– Это невозможно. Однако... Ваши дочери будут присутствовать во время процедуры...

– Нет, я не хочу, не желаю, запретите это! – взмолилась Мари.

– Таково постановление суда, и не в моих силах его отменить, – сказал директор. Он потрепал Мари по плечу и добавил: – Мужайтесь, госпожа маркиза. У вас все еще есть последний шанс – его высочество великий князь Бертранский Мишель-Оноре с супругой будут присутствовать при приведении приговора в исполнение, а это значит, что он в любой момент может остановить казнь и помиловать вас!

Мари подали ее последний завтрак: вместо обычного ржаного хлеба и плохо проваренного зеленого картофеля, перемешанного с рыбьей чешуей и костями, перед ней стояла фарфоровая тарелочка с тремя булочками, мармелад, сливочное масло, сыр «Пармезан» и серебряный кофейник, наполненный ароматным напитком.

На грубый лежак положили накрахмаленное белое платье и черный чепец. Одежда приговоренной к смерти!

– Желаю вам приятного аппетита! – произнес директор тюрьмы и удалился. Железная дверь за ним захлопнулась, и Мари с тоской посмотрела на поднос с завтраком.

Ее последним завтраком. Или все же великий князь Мишель-Оноре помилует ее?

Коста-бьянкская газета «El Mercurio de Elparaнso», 4 октября 1903 года:

КАЗНЬ МАРКИЗЫ МАРИ-МАРГАРИТЫ ДЕ ВАЛЬТРУА!

БУДЕТ ЛИ ПОМИЛОВАНА ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ ОТРАВИТЕЛЬНИЦА?

«Стоит чудесный день, какой часто выдается на Лазурном побережье в начале октября. Солнце разогнало густой утренний туман, мерно плещется море. Пора отдыха и неги. На сегодня назначена казнь маркизы Мари-Маргариты де Вальтруа и ее сообщника Жана Лареми.

Ваш покорный слуга присутствует на площади подле собора Святого Иоанна: светломраморная громада устремлена в небо, сверкают золотые кресты. Святой Иоанн считается небесным патроном Бертрана и династии Гримбургов – Иоанном звался первый великий князь, коронованный в 1329 году. Площадь в форме морской звезды оцеплена конными полицейскими. Поглазеть на кровавую казнь собралось не менее пяти тысяч человек: если учесть, что население крошечного княжества всего семь тысяч, то можно представить, какое значение предается сегодняшнему событию.

Публика в нетерпении. Я нахожусь в секторе для представителей прессы. Получить пропуск и оказаться свидетелем казни было не так-то просто: можно подумать, что ожидается какое-то важное и памятное событие в истории княжества, а не мрачная и трагическая церемония приведения в исполнение смертного приговора.