Архипелаг Гудлак Кваченюк-Борецкий Александр

12

Сюзи все больше впечатляла Романа. Рядом с ней было как-то легко и спокойно у него на душе. Словно само ее присутствие лишний раз убеждало его, что, в сущности, дела обстоят не так уж и плохо. Ему даже невольно рисовались картины их будущей совместной жизни. И, конечно же, не в России, а где-нибудь там, на Багамах или Гавайях, куда все ездят по турпутевкам и, где его нога, обутая в ботинки сорок третьего размера, ни разу пока что не ступала. «Ничего, ничего! – тешил себя зряшной надеждой он. – Настанет и наш черед! Уже доберусь я до этих самых паштетов из антилопы Гну и виски с содовой…» Но где-то в глубине своей темной души он понимал, что не видать ему этих самых Мальдивов, как собственных ягодиц! И проблема не в том, что глаз на затылке нет…

Он любовался на изгибы ее молодого женского тела, слушал, как она что-то негромко напевала, гладя на завтра его рубашку, и ему хотелось, чтобы так было всегда. Он даже смирился с тем, что она доставала его своими постоянными расспросами про его работу. И ему приходилось врать про эту самую работу, что на ум взбредет. Не мог же он сказать ей, кем он являлся на самом деле. Но Сюзи, словно чувствовала, что он многого не договаривает, и это ее невольно настораживало.

– Ты ведь знаешь, женщины – народ любознательный!

Бабы на работе интересуются, много, мол, твой заколачивает? Какая у него – должность? А я ничего им в ответ сказать не могу. Секретная, говорю, у него должность! А – какая, не вашего ума – дело… А бабы: «Да, она сама, поди, про него ни черта не знает! Хмыря у себя в хате приютила! Змея подколодного на груди пригрела… Погоди, заползет он в твою бедную душу, потом никакими клещами его оттуда не вытянешь… Будешь выть по-волчьи, судьбу проклинать, да поздно будет!» Дуры, я им говорю. Хорошего человека за версту видать! И, чем это, он – хорош, интересуются?

– А, ты – что?

Они сидели на диване. Приобняв Сюзи, Роман поцеловал ее в губы, чтобы скрыть некоторое замешательство.

– А, как ты думаешь?.. Что есть, то и говорю! Молодой! Хорош собой! Ухоженный, говорю. Можно сказать, с иголки одет. И деньги – всегда при нем.

Роман с облегчением вздохнул. Его самолюбию льстило, что Сюзи – о нем самого наилучшего мнения. Когда она смотрела на него, взгляд ее излучал тепло и нежность. Время от времени в ее светло-серых глазах вспыхивало тайное желание, которое, как не стремилась, она не могла в себе побороть.

Тимур строго-настрого предупреждал его, чтобы он не светился!

– Мне придется убрать тебя, а потом твою бабу, если ты проколешься и потянешь меня за собой!

И это была не шутка.

И все-таки настал тот момент, когда, ради того, чтобы быть рядом с ней и не вызывать никаких подозрений на счет собственной весьма таинственной особы, ему пришлось начать лгать.

Он попытался вновь поцеловать ее, но она вдруг довольно холодно отстранилась.

– Зачем мне мужчина, который и на полногтя не желает приоткрыть мне свою истинную сущность?..

– Разве, тебе станет легче, если я скажу, где и кем я работаю?

– Вот именно!

– Ну, хорошо!.. Будь, по-твоему!.. Я… Инженер человеческих душ!

– Кто, кто?

Сюзи прыснула в ладонь от смеха.

– Ну, вот видишь! Ты уже смеешься!

Усилием воли, стерев с лица улыбку, Сюзи спросила:

– Что значит «инженер человеческих душ»? Психолог, что ли? Или, погоди, психотерапевт!

– Ну, вроде того!

– Так, ты в психушке работаешь?

– Да, нет! – как мог, съезжал с темы Роман.

– Тогда, кем?

– Любопытная – ты, сильно!

– А у тебя так прямо и язык отвалится, про свою секретную работу мне все, как на духу, рассказать…

– Да, в наркологическом диспансере я работаю! В частном!

Это Тимур его надоумил. Мол, если баба твоя будет любопытничать, что за фрукт? Чем на жизнь промышляешь? Придумай что-нибудь такое, о чем тебе самому не хотелось бы особенно распространяться. Но профессия твоя должна быть престижной и хорошо оплачиваемой.

Сюзи с любопытством и некоторой долей сомнения одновременно уставилась на Романа.

Но тот казался, как никогда, серьезен. Под ее пытливым взглядом ни один мускул лица его не дрогнул.

– Ой! Ну, да?!

Сюзи, хотя и не сразу, а после того, как переварила то блюдо, каким потчевал ее Роман, наконец, как будто бы и впрямь поверила ему.

– А ты знаешь, у меня подруга… Тоже – торгашка… А у ней муж – забулдыга… Ты не можешь его… Ну, это… Сам понимаешь… От алкоголизма раз и навсегда избавить?

Он почему-то совсем некстати, а, может быть, наоборот, вспомнил про метательный нож… Настоящий гарпун! Как-то вместе с Тимуром они выехали за город. Тимур первым метнул нож. Лезвие без труда, словно в масло, вошло в ствол дерева ровно наполовину. Потом настала его очередь… Когда он шел на очередное дело, Тимур каждый раз снабжал его новым ножом, ничем не отличавшимся от прежних, которые по настоянию своего шефа оставлял на месте преступления…

– Избавить? Я избавить ото всего могу…

– Неужели?

Сюзи посмотрела на Романа восхищенными глазами. Кажется, теперь она больше ни капли не сомневалась в нем. Она и вправду считала его вполне порядочным и преуспевающим человеком. Человеком научного склада ума. …Он все чаще замечал на себе ее влюбленный взгляд.

– Вообще-то ты меня сильно не афишируй. Не люблю я этого!

Его чрезмерную скромность Сюзи была склонна отнести скорее к числу достоинств нежели к недостаткам.

После секса она гладила его поросшую редкими волосками грудь мягкой ладошкой.

– Тебе хорошо со мной? – спрашивала она.

– А тебе? – как можно безразличнее отвечал он вопросом на вопрос, стараясь не смотреть при этом в ее светло-серые омуты.

«А она – ничего! – думал он про себя. – Очень даже ничего, если не сказать больше! Особенно в постели! Ну, просто супер, какая милашка!»

Только по прошествии месяца их совместной жизни, он, кажется, как следует, рассмотрел ее. И теперь она казалась ему даже красивой! Не меньше. Эти вьющиеся каштановые волосы, обнимавшие ее худенькие плечи, слегка вздернутый нос… Кончик его все время двигался, если она что-нибудь говорила. Губки – сердечком, точно у какой-нибудь сказочной принцески из мультяшек!

– Почему ты не даришь мне цветов?

– Это – что?.. Твое заветное желание?

– Ну, можно сказать и так…

– А какие – твои самые любимые?

На следующий день он купил ей золотую цепочку.

Тимур деньгами его особенно не баловал, но и шибко не скупился. Уровень жизни поддерживал, как надо. Дровосек это принимал, как должное. «Наемный убийца – это все равно, что камикадзе! Сегодня жив, а завтра…» – полагал он. Но о том, что будет завтра, ему думать не хотелось.

13

– Ты проводишь меня? – спросила Ксю, когда они вышли из ресторана.

После выпитого в голове у Белова немного шумело. К тому же, в мозгу то и дело прокручивалась навязчивая мелодия фирменного саундтрека, которую за вечер музыканты исполняли, по меньшей мере, трижды: «Бангладеш, Бангладеш! Хочешь, пей, а, хочешь, ешь! Апельсины и коньяк! Лучше – водки!.. Это – факт!» Причем «факт» слышалось как «фак».

– Ну, прямо, черт его знает, что такое! – с усмешкой пробормотал себе под нос Белов.

– Ты что-то сказал? – спросила его Ксю.

Решительно обхватив Дэна рукой за талию, она так плотно придвинулась к нему всем телом, что он явственно ощутил ее тепло. Он пристально посмотрел на нее. Она была хороша. Все также хороша, как и прежде. А, может, даже лучше! Ее длинные ресницы были широко распахнуты, а глаза… Глаза, казалось, даже в полумраке излучали какой-то особенный мягкий и таинственный свет.

– Кто бы мог подумать, что через столько лет, мы вдруг вот так, совсем неожиданно, встретимся снова! Бывают же на свете чудеса!

– Ты думаешь, это – случайность?

– А – ты? Разве, нет?

Белов с сомнением пожал плечами.

– Наверно, нам суждено было встретиться вновь! Вот только…

Дэн замялся.

– Что «только»? Ты в чем-то сомневаешься? Ты не можешь простить мне того, как я обошлась с тобой в наше последнее свидание?

То, как она об этом спросила, заставило его ощутить невыразимый прилив нежности. Он вдруг остановился и, грубо притянув ее к себе, поцеловал в губы.

– Ты?.. Я…

Ничего подобного Ксю не ожидала. В этот миг она поняла, что Дэн был уже совсем не тот, что прежде. Он стал мужчиной. Настоящим мужчиной. А она… Она, кажется, этого не учла.

Ксю тогда не пришла на стрелку, которую забил Чернов для них троих.

– Ну-ну!.. – только и сказал Чернов.

И Белову в очередной раз послышалась в его тоне скрытая угроза.

Белов хорошо помнил, как он и Ксю пошли на вечерний сеанс кинофильма в клуб, который был переполнен зрителями до отказа. А когда свет в зале стал гаснуть, он с удивлением увидел, как на свободное место рядом с Ксю, опустился кто-то.

– Привет! – угрюмо пробубнил он.

Это был Чернов!

Фильм оказался великолепным! Они сидели рядышком, зачарованно глядя на оживший под лучами кинопроектора широкоформатный холст и, держась за руки. Макс же, расположившись по левую руку от Ксю, все время пялился на экран и, словно не замечал их. Все было прекрасно до того самого момента, когда фильм закончился, и толпа повалила к выходу. Дэн лишь на секунду выпустил ее ладонь из своей, а когда повернул голову, девушки рядом с ним уже не было. Макса – тоже!

Он ждал ее на улице до тех пор, пока все не вышли из клуба. Не понимая, как он и Ксю могли потерять друг друга в толпе, Дэн кинулся обратно в клуб. Быть может, не выдержав давки, она осталась там в ожидании того, пока последний зритель не покинет зал. Тогда можно будет, никого не пихая локтем, спокойно выйти наружу. Но свет в помещении был потушен.

– Ксю! – без всякой надежды, что она его слышит, крикнул он в пустоту, где не было видно ни зги.

Еще какое-то время он шарахался впотьмах по залу, пока вошедшая туда и направившая на него луч фонарика контролер не выставила его за дверь, на улицу. Не зная, что делать, Белов во весь дух помчался на другой конец села, к дому, где жила Ксю. Было уже довольно сумрачно. И все же еще издали он заметил ее силуэт.

– Ксю! Постой! Это – я! Да, погоди же, говорю!..

Но вместо этого, оглянувшись, Ксю метнулась к калитке и скоро исчезла за ней.

– Вот – блин! Да, что с ней такое стряслось! – недоумевал Дэн.

Он решил зайти к ней в дом, чтобы все выяснить… Однако, как только, приблизился к крыльцу, очертания которого словно растворились во внезапно окутавшей все вокруг мгле, кто-то бросился на него оттуда с кулаками. Через секунду Дэн лежал ничком на земле.

– Ах, ты, ублюдок! Ну, погоди же, я тебя сейчас так отделаю! Век меня помнить будешь!..

Клацая зубами от страха, Белов вскочил на ноги и был таков.

На следующий день, старательно прикрывая ладонью синяк под глазом, Дэн всячески делал вид, что ничего особенного не случилось… Мол, с кем не бывает!..

– Так тебе и надо, телку колхозному! Будешь знать, за кем волочишься!

Чернов не таил своего злорадства.

– Папашка-то ее, заявление в милицию написал, как будто бы на его дочь после того сеанса в кино какой-то тип напал.

– Какой еще тип?

– А я, откуда знаю?! И вообще, никто и ничего толком не видел. Темно ведь было! Только, говорят, потом он почему-то передумал делать то, что намеревался вначале. Отпустил девку, не солоно хлебавши… Платье только на ней в нескольких местах порвал. Да, еще пообещал ей напоследок, что непременно они свидятся…

– Врешь! Быть такого не может!..

– Еще как, может!

Дэн не знал, что и думать.

– У тебя такое лицо, как будто ты конец света увидел!

Макс словно издевался над ним.

– И потом… Чего мне врать-то? Уже вся деревня об этом только и судачит…

Надо сказать, разговор с Максом посеял в Белове еще большую тревогу…

После он не раз замечал, как при виде Ксю взгляд Чернова, словно затухший костерок при дуновении ветра, вдруг живо загорался. Но не придавал этому значения… Ведь Ксю даже кивком головы не удосуживалась обменяться с Максом при встрече…

– Ну, и как у тебя – с ней? – не в первый раз с нарочитым безразличием интересовался Чернов.

– Да, никак! – сквозь зубы отвечал Дэн.

– Ну, ладно тебе байки рассказывать! Ты мне-то, как лучшему своему другу, скажи, по чесноку: скрутила она тебя по рукам и ногам? Только башкой пока что шевелить и можешь! Погодь, еще не то будет…

– А, что будет?

– А вот увидишь! От папаши ее ты уже по мусаку получил? Что, не так, скажешь?

– Подумаешь! Это ни о чем не говорит!..

– Говорит! Еще как говорит! Причем, о многом…

– Например?

– Да, о том, что не любишь ты ни себя, ни ее…

– Что ты такое несешь?!

От злости Дэн едва не подпрыгнул на месте.

– Плохо мне без нее! Ты понял? Совсем невмоготу! А, когда провожаю ее до дому, то, не только звук ее голоса… Шорох платья болью в сердце отзывается!.. По ночам спать не могу! Только о ней и думаю!

В ответ Чернов брезгливо скривил рот.

– Что ты в ней нашел, скажи?

Но Белову казалось, что он не до конца искренен. Что Чернов по-прежнему неравнодушен к девушке, которая из них двоих предпочла Белова. А говорит так, чтобы не выказать своих истинных чувств. А возможно, ревнует его к ней! Как друга, близкого друга, конечно.

Но все это и многое другое Белов уже более отчетливо понял потом. Много лет спустя. Тогда же на заре юности он был доверчив и наивен, как дитя, и практически все, кроме откровенной лжи, принимал за чистую монету. Он свято верил в настоящую пацанскую дружбу.

Даже не попрощавшись с Хитруком и Галинкой, которые по известной только им одним причине задержались в ресторане, Белов и Ксю направились по ярко освещенной улице, как будто бы совершенно позабыв о цели их пути.

– Ну, и, куда мы – теперь? – спросил Дэн, втайне надеясь на большее, чем недавний поцелуй и прогулка по вечернему городу.

Ксения склонила голову на его плечо, и он почувствовал, что она хочет того же, что и он.

– Ты проводишь меня?

Одной рукой обхватив за плечи, другой, он осторожно сжал ее теплую, легко поместившуюся в его пятерне, ладонь.

– Я всегда думал о тебе с тех пор, как мы расстались!..

Примерно, через полчаса или, немногим более того, они оказались у цели.

Это был обыкновенный деревянный барак, который находился на окраине города. Когда они подошли к двери, не говоря ни слова, он переступил порог вслед за ней и не выходил из дома уже до самого утра.

14

Записав на всякий случай адрес свидетелей, так удачно подвернувшихся ему под руку, Арсен сунул блокнот во внутренний карман.

– При необходимости вызову! – предупредил он. – А ты…

Но, оглядевшись по сторонам, он понял, что немой бесследно исчез.

– Тьфу ты! – выругался он. – Куда этот чертов бомж мог подеваться?..

Переверзев, аж, побагровел от негодования, когда на следующее утро Радеев изложил ему суть дела.

– Найти немого свидетеля! Немедленно найти!.. Экий ты, Арсеша, млин, лопух придорожный!

Радеев и сам понимал, что дал изрядного маху. Но от этого ему было не легче.

– Виноват, товарищ капитан! Вот только лопухом и прочими видами флоры и фауны прошу меня не называть!

Арсен начинал тихо ненавидеть своего шефа, когда тот, сознательно, а, возможно, и нет, но все ж таки переходил на личности.

– Кажется, мы уже с вами говорили на эту тему… Это не этично!

Словно в раздумье над непосильной задачей, Переверзев наморщил лоб, испещренный мелкой сетью морщин, которой, точно радаром, он улавливал сигналы извне.

– Ну, да! Говорили! А выводов-то ты не сделал! Значит, кто – ты, тогда, скажи мне? Молодец-огурец? Или лучок с кулачок?

Арсен с досадой отметил про себя, что, видимо, Никанорыч в этот раз окончательно с пригорка съехал, забыв затянуть на роликовых коньках шнурки.

– И не егозись! По сторонам, как ненормальный, не зыркай, словно огреть меня по башке хочешь тем, что под руку попадется! Хватит мне одного маньяка!..

В ответ Радеев лишь сокрушенно вздохнул.

– Вот придете вы однажды в прокуратуру! Шагнете за порог кабинета. А он – пустой! «Да, где ж, этот Радеев? – подумаете. – Опять, поди, на работу опаздывает!» И вдруг с удивлением обнаружите, как посреди следовательской комнаты прямо из-под пола растет вот этот самый лопух!.. Или там… Лучок с кулачок!..

– Хм…

Лишь теперь Арсен обратил внимание на темные круги под глазами Переверзева, словно кто их тушью нарочно подрисовал…

– Ну, и к чему ты мне тут сказки всякие сочиняешь?

– Это – не сказки! Мысли-то материализуются!

Переверзев с сомнением чмокнул сочными губами.

– Тогда, почему оттого, что я каждую ночь думаю, как изловить душегуба, он не ловится?

– Наверное, крючок – маловат, и наживка никуда не годится!

– А может, на этого крокодила не крючок нужен… К тому же, ему, что не наживляй, ни чем не побрезгует! Даже дерьмом!

– Интересно, что он добром считает, если останки людей и те норовит в мусорный бак скинуть?..

Их спор наверняка бы продолжился, если бы в это время на пороге кабинета неожиданно не появилась секретарь самого Докучаева. Оба понимали, что прокурор ни с того, сего не станет, таким образом, подчиненных, словно морковь из грядки, за чубы из кабинетов выдергивать, чтоб головомойку устроить. Значит, случай был особый!..

– Снова – труп?!!

На этот раз прокурор самолично выехал на место преступления. Переверзев и Радеев сопровождали его.

– Где обнаружили останки? – угрюмо поинтересовался Докучаев у одного из оперативников, когда они прибыли на место.

– В этом контейнере! – тотчас ответил тот.

– Опять – женщина?

– Нет, мужчина!..

Оперативник замялся.

– Что – еще? Говорите, если есть, что сказать!..

Тот согласно кивнул.

– Скорее всего, бездомный…

Это был тот самый мусорный контейнер, возле которого днем ранее Арсен опрашивал случайных свидетелей. Точнее, свидетелем убийства изрезанной на куски очередной жертвы из числа представительниц женского пола мог быть лишь один из них. Тот самый, как воду канувший, бомж. Но теперь он как будто бы нашелся. Говорить он и прежде не мог. Но хотя бы мог хоть как-то изъясняться при помощи жестов…

– Бездомный, говоришь?

– Ну, да. Небритый. Одежка кое-какая. Обувка стоптанная…

– Тьфу, ты! – разозлился Докучаев. – Хватит мне преждевременно излагать тут детали!.. Вы все поняли?

И он вперил свой взор, точно гвоздь вбил меж надбровных дуг Переверзева. У того ни с того, ни с сего даже в висках заломило.

– Подробный отчет о происшествии – завтра ко мне на стол. Это, похоже, ваш клиент!

– Видал бы я таких клиентов… – всю обратную дорогу недовольно бурчал, словно сам с собой разговаривал, Петр Никанорович.

15

– Круто, да?!

Глаза Ксюхи восторженно блестели, когда, хвастаясь, она показывала одноклассникам свой дневник. За год по всем предметам у ней были круглые пятерки.

– Вот повезло!

Подружки радовались за нее и в то же время завидовали, даже не пытаясь скрывать своей зависти.

«Что значит, повезло?» – думал Макс. Он не знал, что такое везение или невезение. Его родители, пока были живы, пили, можно сказать, безбожно. По-черному. И не потому, что фамилия была такая! Пьяные они ужасно ссорились и ругались. А после одной из ссор, которая, как ни странно, как будто бы закончилась примирением, их не стало. Максу на всю жизнь врезалось в память, как отец, замахнувшись, ударил мать кулаком. Та упала на пол. Размазывая слезы и кровь по лицу, она кричала:

– Ну, бей! Бей! Врежь мне еще… Говнюк!

Но отец налил полный стакан водки и, залпом выпив, вышел из дому.

– Правильно, пошел вон! Ступай к шлюхе своей, Беловой! Может она приголубит тебя… Потаскуха эта!..

Почти каждая ссора родителей заканчивалась тем, что мать бранила свою якобы соперницу. Но Белова жила с мужем.

Уже позже, достаточно повзрослев, Макс узнал от старшего брата Фомы, что их отца и мать Дэна Белова что-то связывало прежде. Возможно, это была юношеская любовь, от которой воспоминания и то не осталось. Старший брат рассказывал, что что-то у них там не заладилось, и Белова, которая в девичестве, конечно же, носила другую фамилию, выбрала в спутники жизни того, с кем была счастлива уже много лет подряд. А отец… Отец хотя и женился на их матери, прежнюю любовь никак не мог забыть. Брак не принес ему счастья. Из-за этого, в конце концов, он и спился. Мучаясь рядом с ним, как полагал Макс, пила и его мать.

…Выловили трупы родителей в реке несколько дней спустя после того, как Фома в органы заявление подал. Трупы были почему-то в одежде… Но никто и ничего толком выяснять не стал… А до этого кто-то из селян рассказывал, что нашел на берегу пустые бутылки из-под водки. Как раз неподалеку от места, где утопленников к берегу прибило.

– Ну, вот допились! – размазывая слезы по лицу, никак не мог успокоиться Фома.

Он часто конфликтовал с родителями, безжалостно прожигавшими свою жизнь. Особенно с отцом, которому грозился физиономию начистить, чтобы мать не обижал.

А еще Макс узнал от старшего брата, что кто-то из предков Черновых… Был черносотенцем… Ну, был и был!.. Невидаль какая! Жил Макс со старшим братом вдвоем. Тот в местном совхозе трактористом работал. В свободное от работы время в местном клубе секцию рукопашного боя преподавал. Прежде-то он служил в спецназе. После ранения его комиссовали.

– Обучу тебя рукопашному бою, и ты в спецназ служить пойдешь! – обещал Фома младшему братцу.

Фома был очень сильный, но вместе с тем стройный и хорош собой. Почти все девчонки села втайне сохли по нему и были не прочь завести с ним роман. И Фома, честно говоря, пользовался этим. Девчонок менял, как прикид, когда по выходным ходил в клуб на танцы, что не особенно нравилось деревенским парням. И не только им.

– Хорошо хоть на замужних не зарится! – поговаривали в деревне.

Деревня была большая. И частенько в местный клуб досуг провести приезжали ребята из соседних сел. Точнее небольших близлежащих поселков, разбросанных там и сям. Приезжали в основном те, у кого был собственный транспорт. Впрочем, некоторые приходили пехом, даже если нужно было пройти километра три, а то и пять. Понятно, что клубов там, где они проживали, не было, да и не могло быть вовсе.

Как-то Макс вернулся домой со школы пораньше и неожиданно для себя застал старшего брата, сидевшего за столом с ручкой в руках. Перед ним лежал белый лист бумаги, и он что-то на нем писал.

Наступил апрель, и на улице было еще довольно прохладно. Но окно в комнату почему-то было распахнуто. Макс подошел к окну, чтобы его закрыть.

– Не май – месяц!.. Чего окно-то раззявил?

Бросив в него нечаянный взгляд, Макс вдруг увидел то, чего ему лучше бы не видеть вовсе! Он прямо-таки опешил, едва не сиганув через подоконник в сад… Это была она! Во всей округе ни у кого из девчонок не имелось точно такого же светло-коричневого дождевика. Она быстро шла вдоль кустов смородины, и ее темные волосы, раскиданные по плечам, взвевались кверху при каждом ее шаге. От картины представшей перед его взором, в груди у Макса тупо заныло.

– Ты – что, мемуары пишешь?

Макс никогда не видел Фому даже с книжкой в руках, и, уж, тем более, за таким серьезным занятием, как изложение собственных мыслей при помощи ручки и бумаги. Письма же с места прежней службы он присылал примерно раз в год, а то и того реже.

– Какие еще мемуары! Скажешь, тоже… Корешку моему письмецо решил отправить, чтоб в гости заехал. Повидаться бы надо!

Что на это мог сказать Макс? Надо, так надо!

16

Тимур встречался с Дровосеком в основном на квартире. Но иногда, в порядке исключения, заказывал столик на двоих в ресторане. Ему надо было, чтобы Дровосек стал для него открытой книгой. Он должен был получше нащупать струнки его эго, на которых он мог сыграть именно ту мелодию, которую ему вздумается. Для Тимура важным казалось видеть своего выпестыша в реальном свете и понимать, во что превращается это орудие убийства. Эта машина, которая пока что еще чувствует, как человек, но зачастую думает, как робот. Назрела необходимость вживить в его серое вещество, словно в системное плато, собственную программу. Что-то вроде чип-тюнинга! Еще одной извилины, доминирующей над всеми остальными!.. И время от времени проверять, как она работает. Какие ее рефлексии требуют дополнительной регулировки, а, значит, его непосредственного вмешательства, а какие доведены практически до совершенства.

Это Тимур подтолкнул его к разного рода размышлениям о смысле жизни.

Они сидели в ресторане и пили мартель «Экстра» со вкусом орехов. За столиком рядом, по правую от Дровосека руку, присоседились довольно молодые особы. Видно, они уже были изрядно навеселе, так как, то и дело, раздавался их громкий хохот.