Архипелаг Гудлак Кваченюк-Борецкий Александр

9

Она сидела за столиком напротив него. Дэн смотрел на нее и не мог отвести глаз. В груди у него так и щемило.

– Так, говорите, учились вместе? – пытала их дотошная Галинка.

– Хо-хо! Ну, вроде того…

Ксения была просто обворожительна… Она, то ли кокетничала с Дэном, то ли, по-прежнему, чувствуя свою власть над ним, давала ему понять, что еще не все потеряно.

Дэн молча следил за движением ее губ, когда она что-то говорила, и с трудом улавливал смысл слов. Воспоминания о прошлом вихрем налетели на него, завертев волчком, так, что он даже после третьей выпитой рюмки никак не мог придти в себя… И Белов мысленно перенесся лет на пять-шесть назад…

– Да, ты такой же, как Чернов! Ничуть не лучше!

Ксю, рванувшись, высвободилась из объятий Дэна.

– Скажи, что такого тебе сделал Макс, что ты, до сих пор, ненавидишь его?

– А – то!

– Гм…

В душу Белова закралось подозрение.

– Может быть, он… Как это правильно сказать? Чем-нибудь обидел тебя? Ну, не считая того случая у речки… Так, я с ним поговорю. Друзья – мы, все-таки или …?!

На лице Дэна застыл немой вопрос.

– Нет, не обидел!.. Так, самую малость! Подумаешь, слегка придушил и чуть, было, не изнасиловал!

И, словно почувствовав легкую ломоту в висках, Ксю легонько коснулась их пальцами.

– Никто не спорит! То, что он сделал, это – мерзко!.. Но, если ты не имеешь к нему особенных претензий…

Помолчав, Дэн, как бы, между прочим, добавил:

– На губу ему тогда пять швов наложили… По-моему, так, вы – в полном расчете!

– Ну, да! Расчет ведь в долларах производили!

– Если, не это, тогда – что?

– А тебе не обязательно знать!..

Она как будто нарочно пыталась посеять в нем сомнения. Это был искусный ход. Терзаясь ими, он будет все время думать о ней. Он не заметит, как она прочно поселится в его сознании, а потом постепенно целиком и полностью завладеет им. Она будет повелевать наивным и доверчивым воздыхателем, как своим болванчиком. Ведь он этого хочет?

Дэн вновь попытался привлечь ее к себе и поцеловать на прощание. Но Ксю со смешком ловко увернулась от его неуклюжих притязаний.

Всякая история любви начинается с того, что он пытается завладеть ею, и, как бы банально это не звучало, сделать своей… Своей собственностью. В конце концов, она позволяет ему это, наперед просчитывая ходы, и полагая, что все будет в точности наоборот.

– Не в этот раз!

– Ты меня с ума сведешь!

– Это – лучше, чем с Черновым якшаться!

Лицо Дэна слегка вытянулось от огорчения.

– Я не могу выбирать между девушкой и другом! Как ты этого не понимаешь?

Ксю фыркнула прелестными губками, словно лошадка, нечаянно забредшая на скошенный лужок: тщетно пытаясь ухватить пучок травы, она лишь тыкалась мордой в острые стебли.

– А придется!

Девушка хитро прищурилась. При этом ее длинные темные ресницы сделались еще темней. Они стали походить на полоску горизонта, за которую только что зашло солнце. Но небо все еще светлело над ним.

– Подумай об этом на досуге!

И Ксю, юркнув в калитку, мелкими частыми шажками направилась к дому. Он ждал, что, взойдя на крыльцо, она обернется и хотя бы махнет ему рукой на прощание. Но Ксю почему-то не сделала этого.

10

Когда он появился во второй раз в доме того, кого намеревался целиком и полностью подчинить себе, то назвал себя Тимуром.

– Мы, что теперь – Тимур и его команда, что ли?..

– Ага! Галстуки на шеи будишь вязать… До хрипоты!..

Тимур скрипнул зубами.

– А как – твое погонялово?.. Ксива есть?

– А, как же! – охотно кивнул хозяин квартиры, так что у него и в самом деле что-то хрустнуло в шее.

– Впрочем, наплевать! Я буду звать тебя Дровосеком.

– Почему «Дровосеком»?

На лице убийцы собственной жены мелькнуло удивление.

Стоя в прихожей возле зеркала, он повернул голову и мельком глянул в него: черные с едва приметной проседью волосы, зеленые глаза, с легким изломом брови… Узкие красиво очерченные скулы. Чуть выдвинутый вперед подбородок… Немного привести себя в порядок, и мог бы стать лицом какой-нибудь известной фирмы!.. А не…

– Потому! Хочу так, и – все!.. Ты ведь свою… Не знаю, как ее… Точно чурку на дрова, порубил!.. Буратино, что ли, из нее хотел сделать? Папа Карло – ты, наш!..

Усмешка искривила губы Тимура.

– К тому же дача у меня есть за городом. Там печное отопление. Дрова мне колоть будешь! И мне – польза и ты заодно потренируешься на бескровном материале.

– Ну, и ладно! Дровосек, так Дровосек!

«Слава богу, хоть гомосеком не назвал!» – подумал про себя хозяин квартиры. – Хотя, если считать, что всякая живая, пока что, тварь – ходячая вязанка дров, для убийцы вполне подходящее погонялово.

Новоиспеченный Дровосек был не так туп, как это могло показаться на первый взгляд! Он полагал, что, в конце концов, имя прирастает и становится сущностью того, кому принадлежит.

Новое имя. Новая судьба. Но Тимур не ограничился только этим… Немногим позднее он заставил Дровосека посещать тренажерный зал и бассейн…

– Терпеть не могу качков! И плавать я не умею! – поначалу сопротивлялся тот.

– Чтобы делать это, ты должен быть в хорошей форме!

– И много мне еще не по своей специальности работать придется?

Но Тимур посмотрел на него так, что раз и навсегда отбил у того охоту задавать какие бы то ни было вопросы.

Свою квартиру Дровосек сдал внаем, а сам переехал в ту, которую приготовил ему Тимур. В отличие от прежней эта хатенка была значительно лучше обставлена. Впрочем, в прежней, по настоянию Тимура, был также наведен марафет. Правда, что и как там делалось, Дровосек представления не имел. Ему было сказано не совать свой поганый нос в бывшую собачью конуру, где он был прописан. Тимур предупредил, что скоро выпишет его оттуда. На этот раз Дровосек ни о чем спрашивать у него не решился. Зато кое в чем другом он значительно преуспел.

Это с согласия Тимура в его жизни появилась новая женщина.

– У тебя баба-то есть? – как-то раз как бы, между прочим, поинтересовался он.

И с издевкой уточнил:

– Взамен прежней?

Таким образом, рабовладелец его души сам повернул разговор в нужное русло.

– Да, присмотрел я давеча одну… Купи-продай тут, в местной забегаловке, промышляет!

– Ты смотри, на хату ее не води! Понял? – предупредил Тимур. – Узнаю, труба тебе будет, паровозная с гудком и стуком колес…

Но, благо, у Сюзи была собственная квартира. Мать у ней недавно почила с миром, а сама она пребывала в статусе, что называется, старой девы. После трех недель знакомства он даже засобирался на ней жениться.

Сюзи, очень норовистая и крикливая бабенка, тем не менее, прекрасно готовила. Вообще, хозяйкой являлась отменной. Все в ее доме блистало чистотой, и Дровосеку это очень нравилось. Наконец-то, рядом с ним оказалась достойная его и еще довольно молодая женщина. Сероглазая шатенка с тонкой талией и упругой девичьей грудью… Когда Сюзи вечером приходила с работы, и они принимались за ужин, он почти с нежностью и в то же время с каждым днем все более возраставшим желанием обладать ею, смотрел на нее и про себя думал: «Дай бог, чтоб эту решить не пришлось!» Она поначалу смущалась его откровенных взглядов.

– Ты чего это на меня так пялишься?

– Как? – прикидываясь простачком, спрашивал он.

– Как будто живьем сожрать хочешь? Тебе – что, щей моих – мало?

– А что? Сегодня – только щи? Второго не будет?

Хохотнув, Сюзи спешила к плите.

– А это – тебе чем не второе?

Она ставила тарелку с пловом или чем-нибудь еще на стол.

– А – третье?

Тотчас, словно по мановению волшебной палочки, взору Дровосека являлась чашка с компотом.

– С четвертым, я думаю, придется до ночи повременить…

И Сюзи смотрела на своего ухажера таким откровенным взглядом, что у него сразу куда-то пропадал весь аппетит.

– Если честно, то ради него я с охотой отказался бы от первых трех блюд!

Дровосек не лукавил.

– Скажи, но почему я тебя раньше не встретил? – искренне досадовал он.

– А я почем знаю! Стало быть, так на роду твоем написано…

– Угу! – для вида соглашался он. – Еще бы! Для того он, род этот, и существует, чтобы непременно что-нибудь на нем да написать! Загогулину какую-нибудь накарябать! А мы потом майся всю жизнь!

Она не знала, всерьез он это говорил или у него была такая манера шутить?

– А почему тебе такое странное имя дали? – спросил он у нее на третий день их знакомства.

– Странное?

– Ну, да? Почему не назвали, как всех? Мария или Любаня, например?

– Если бы я была, как все, разве, тебе от этого легче бы стало? И потом, чем тебе мое имя не нравится?

Сюзи от огорчения даже заметно расстроилась.

Он тотчас поспешил поправиться.

– Ну, что ты! Нравится. Очень нравится!

Она сосредоточенно посмотрела на него. Нет, взгляд его не лгал! От этой мысли щеки ее слегка порозовели от удовольствия.

– Ты, наверно, нарочно говоришь мне сперва неприятные вещи, чтобы потом вдруг одним словом расположить к себе! Странный у тебя способ завоевывать женщин!

– Да, я их не завоевываю! – поспешил оправдаться он, с удивлением замечая за собой, что изо всех сил старается произвести на Сюзи благоприятное впечатление. – Я их…

Думая о своем, он, кажется, вовремя остановился.

– То есть, я хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать!

Он даже вздохнул от облегчения.

– Просто маме так взбрело в голову! Вот она и назвала меня Сюзи! В честь Сьюзен Сарандон! Знаешь такую?

– Ну, так еще бы… – промямлил он, даже понятия не имея, о ком шла речь.

– Мама моя, царство ей небесное, романтиком по жизни была. А на старости лет, тем более, от телевизора не отлеплялась. Все в него таращилась, будто в этом треклятом ящике хотела что-то особенное разглядеть!

– Гм… Ничего удивительного!

– Ты так считаешь?

– Еще бы! Что еще под конец жизни делать, кроме, как Голливудские фильмы смотреть… Это – намек!

Про Голливуд он сказал потому, что его бывшая тоже этим грешила, когда была в здравом уме. То есть, трезвая…

– Какой еще – намек? – спросила она.

– Как бы тебе это объяснить?.. Продавцы телевизоров и те, кто начиняют их всякой хитроумной мишурой, как бы дают нам понять, что кроме ящика в этой жизни большинству из нас ничего не светит. Поэтому предлагают в один смотреть, чтобы потом… В другой сыграть!..

– А ты, Рома, большой шутник! – рассмеялась она, часто заморгав ресницами, чтобы осушить невольно навернувшиеся на глаза слезы.

Во время знакомства он представился ей Романом, хотя его настоящее имя, конечно же, было совсем иным. Он соврал ей по вполне понятным причинам…

Дровосек совсем не прочь был пофилософствовать. Тем более, что Сюзи с полуслова понимала его.

– К тому же, разве плохо, что вместе с западным образом жизни к нам пришли новые, хотя и чуждые слуху, имена?

– Чуждые?

– Это – поначалу! А после того, как я узнал тебя…

– Ну-ну!

Губы Сюзи едва заметно дрогнули в иронической усмешке. Глядя на нее, он подумал, что жить в этом мире и впрямь становилось тесно. Все перемешивалось, перепутывалось между собой, накладывалось, как трафарет одно на другое… Наверное, именно поэтому на его пути повстречался этот тип… Тимур!.. Ощущая рядом с собой тепло и тонкий аромат молодого и прекрасного женского тела, который исходил от Сюзи, он отчасти был ему благодарен. Дровосек наперед знал, что рано или поздно им станет не по пути. А это значит, что один из них умрет.

– Я ведь не спрашиваю, почему тебя назвали именно так, а не иначе?

11

Уже третий день подряд Арсен обходил квартиры близ лежащих домов, возле которых в мусорном баке нашли очередную, самую последнюю жертву. Он считал это делом совершенно бесполезным, но с Переверзевым спорить не стал.

– Найди мне хоть какую-то зацепку! – требовал тот. – Хоть что-то найди! Иначе Докучаев с нас обоих шкуру снимет… Ножичком для заточки карандашей!.. Ты меня понял?

Проклиная тот час, когда в нем впервые созрело осознанное желание поступить на юридический факультет местного университета, Радеев, обрядившись для пущей важности в полицейскую форму, с утра до вечера шастал по подъездам, требовательно тарабаня в квартиры жильцов и старательно нащупывая нить, потянув за которую, он смог бы размотать весь клубок, в уголовном кодексе именуемый особо тяжким преступлением. Но никто и ничего не мог ему сказать относительно того, каким образом порубленный на куски труп оказался в контейнере с отходами.

На четвертый день, основательно умаявшись, Арсен присел на лавочку покурить.

– М м м… у у у! – неожиданно промычал кто-то возле самого его уха.

Едва не поперхнувшись дымом, Арсен поднял голову. Напротив него стоял неряшливо одетый тип. Лицо у него было опухшее и небритое. От бомжа исходил такой ужасный запах, что Радеев едва не блеванул прямо себе под ноги. Приставив два пальца к губам, бомж произвел выразительный жест.

– Чо мычишь, как буренка? С утра не доили, что ли?

Молча взяв сигарету, бомж прямиком направился к мусорным бакам. Радеев еще какое-то время наблюдал за ним.

– Эй, постой! А ну, постой тебе говорю!

Нехотя остановившись, бомж не сразу обернулся на оклик… На физии его отчетливо читались неуверенность и страх.

– И давно ты – тут?.. Я имею в виду… Обитаешь здесь давно? – приблизившись на безопасное расстояние к бездомному, чтобы ненароком вновь не учуять ту отвратительную вонь, которую бродяга распространял вокруг, спросил Радеев.

Весь скукожившись, точно сушеный гриб, и, раскрыв, то ли от удивления, то ли по какой иной причине рот, бомж некоторое время молчал.

Арсен второпях вынул из кармана сотню.

– Тебе нужны деньги?

В глазах бомжа, напополам со страстным желанием тотчас завладеть деньгами, зажглось недоверие.

– Скажи, ты ночью, ровно три дня назад, никого здесь не видел?

Но странный собеседник Радеева, словно не понимая, чего от него хотят, продолжал упорно молчать.

– Ты ведь наверняка по ночам здесь в мусорных баках отходы фильтруешь?.. Какую-нибудь черствую корку себе выискиваешь, чтоб с голоду не сдохнуть!

Но бомж, словно забыв обо всем на свете, машинально потянулся рукой к тому, что обещало ему сытный ужин. А то и выпивку в придачу…

– Э э э… Нет, друг любезный! Так не годится…

Уличный бродяга тотчас отдернул руку, точно ее ошпарили кипятком.

– Что – взамен?

Бомж пристально посмотрел на Арсена. Только теперь сыщик обратил внимание на то, как именно был одет уличный пилигрим. На нем, точно на вешалке, мешком висела, то ли куртка, то ли пальто грязного цвета. С неровными краями рукава были оторваны до локтей. Погрузив в карманы похожие на две кочерги, которыми за минуту до того рьяно шуровали притухшую печную золу, длани, вскоре из одного из них бомж с опаской извлек какой-то предмет. С первого взгляда нельзя было точно определить, во что он был обернут. Было ли это девичьим платком из ситца, узоры которого уже нельзя было различить, или же мерным лоскутом ткани, какие хозяйки используют для бытовых нужд до того, как он станет никому не нужным, лоснящимся от грязи, тряпьем?..

– Что это? – подозрительно спросил Радеев, который, как ни старался, не мог перебороть в себе брезгливость.

Не долго думая, человек из ниоткуда протянул сверток Арсену. Тот, взяв его, осторожно, словно ладонь его отягощала граната, которая, если нечаянно выдернуть чеку, могла в любую секунду взорваться, потянул за конец тряпки. Вскоре он сжимал в руке рукоять метательного ножа. Точно такой же в качестве вещь-дока хранился в сейфе у Переверзева.

Радеев даже присвистнул от удивления.

– Ты это… Где нашел?

Бомж указал на мусорный бак.

«Мог бы и не спрашивать! – с досадой подумал про себя сыщик. – И без того понятно, где!»

Только теперь Радеев обратил внимание на то, что бездомный до сих пор не сказал ему ни слова, обходясь жестами.

– Ты – что? Немой, что ли?

В ответ бедняга открыл рот и указал на обрубок языка.

– Да а а!.. Кто ж это тебя – так? Уж, не наш ли маньяк, ненароком, к этому руку приложил?

Немой, согласно кивнув, указал на нож.

– Правильно, правильно, гоните его с нашего двора в шею! – бойко залопотала проходившая в это время мимо Радеева пожилая женщина. – Вы, наверное, из полиции?.. Мало того, что он тут возле наших мусорных контейнеров безобразит, так еще напьется и по ночам спать не дает!

– Да, что вы говорите?

– А, вы думаете, я лгу?.. Примерно, с неделю назад, а может и более того, он тут такой концерт закатил… Орал за полночь так, будто его режут! Не верите, у моих детей спросите… Они в ту ночь, как раз, с гостей возвращались и все видели и слышали!

– А …? – хотел, было, спросить Радеев.

– Да, вот и – они!

Обернувшись, сыщик увидел высокого парня и девушку. Когда они приблизились, она продолжая держать его под руку, еще плотнее прижалась к нему, словно боялась, что, если ослабит хватку, то совершит в своей жизни самую непоправимую ошибку: улучшив момент, ее голубок рванется из опостылевших пут и навсегда упорхнет от нее… И, конечно же, никакая полиция ей тут не поможет!

– Лейтенант Радеев!

Арсен показал удостоверение.

– Вот, сынок, расскажи товарищу лейтенанту про тот самый случай, а то гражданин из полиции, может, думает, что я тут сказки про белого бычка ему рассказываю… Шляются тут по ночам всякие отбросы общества, спать добрым людям не дают!..

– Вам знаком этот гражданин?

Парень, глянув мельком на бомжа, согласно кивнул.

Немой то ли в знак протеста, оттого, что, как ему казалось, его незаслуженно оскорбили, то ли еще по какой причине вновь промычал что-то нечленораздельное себе под нос.

– Да, еще бы! В ту ночь… Как сейчас помню! Это было больше недели назад… В прошлое воскресенье!.. Он орал тут на всю улицу, как сумасшедший! Вот он как раз возле этих мусорных контейнеров тогда пьяный в стельку валялся…

– А что, если это был не он? Ночь ведь на дворе была, и вы не можете точно утверждать…

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Но я-то был трезвый. И, к тому же, как раз мимо легковушка проезжала. Фары у нее еще таким неоновым светом горели. Светло-голубым… Так, что все вокруг еще лучше, чем днем было видно. Я, даже не смотря на его ор, вместо того, чтобы рот ему заткнуть, пожалел беднягу. Лицо у него все было в крови… Подумал, еще, что сильно ударился он обо что-то, когда падал…

– А номер? Номер машины ты не запомнил…

Парень скорчил язвительную мину.

– А зачем, мне – это?

Радеев заметил, как девушка легонько толкнула парня в бок.

– Ну, что ж, вам придется все это еще раз мне рассказать в прокуратуре…

Арсен достал из кожаной папки чистый бланк повестки, которые он на всякий случай всегда имел при себе.

– Я… Я заметила последние две цифры!

Радеев с удивлением посмотрел на девушку.

– Почему только две?

– Потому, что все остальное было заляпано грязью…