Куявия Никитин Юрий
Черныш с великой поспешностью бросился на пузо, замер, только косил благодарным глазом на родителя: ну, прикажи еще что-нибудь! Прикажи! Ты увидишь, какой я послушный, как люблю тебя, как делаю все, что только пожелаешь!
– Молодец, – наконец проговорил Иггельд. Он перевел дыхание, копчик ноет, сказал уже громче: – А теперь бегом, понял? Лапами, лапами. И – взлет! Понял? Вверх, вверх!
Он указал на пролетевших птичек. Дракон проводил их непонимающим взглядом, оглянулся на Иггельда, в глазах недоверие, потом вспыхнул восторг. Спина затряслась, скачки все ускорялись, прыжок, похолодевший Иггельд ощутил, что оторвались от земли, впереди выход из долины, навстречу бьет тугой холодный ветер, просто режущий, Черныш растопырил крылья, бестолково колотит ими, темные скалы не приближаются, ветер даже вроде бы относит обратно… зато поднимает, поднимает!
Черныш покачивался на растопыренных крыльях, Иггельд застыл, боясь шевельнуться и тем самым обрушить неустойчивого в воздухе молодого дракона. Свирепый ветер тугой волной бьет в грудь, отталкивает, но долина резко пошла вниз, скалы справа и слева начали укорачиваться, а когда совсем опустились, Черныш сделал осторожный поворот, ветер сразу подхватил их и погнал над долиной. Внизу быстро прошли зазубренные пики.
Он бросил осторожный взгляд вниз, в глазах потемнело. За его долиной, окруженной стеной скал, сразу бездна, темный провал, конец света…
Черныш в растерянности растопырил крылья, ветер нес его, как сорванный лист. Иггельд чувствовал, как там, в глубине, колотится большое совсем не драконье, а детское сердечко, ему страшно, ему жутко, закричал громко:
– Чернышка!.. Все хорошо!.. Я тебя люблю!.. А теперь возвращаемся!
Черныш от счастья перестал махать крыльями, они провалились в воздухе так, что зад Иггельда начал отрываться от спины дракона, а во всем теле появилось странное ощущение, которое никогда в жизни не испытывал. Черныш тут же отчаянно замахал крыльями, взлетевший к гортани желудок не только опустился, но и попытался протиснуться в кишечник, тело потяжелело.
– Домой! – прокричал Иггельд, лицо налилось свинцом, нижняя челюсть и язык едва двигались. – Домой!
Черныш тут же, словно ждал, развернулся и понесся обратно. К счастью, ветер утих сразу же, едва поднялись над вершинами гор, долину не искать, вот она, облепленная почти со всех четырех сторон отвесными скалами.
Едва скалы начали уходить вверх, появился ветер, разросся, по земле, отполировывая до блеска, скользили тугие воздушные струи. Черныша трепало, бросало из стороны в сторону, он растерялся, Иггельд орал, перекрывая ветер, чтобы развернулся против ветра, Черныш едва успел повернуть прямо перед стеной, где зиял широкий темный туннель, ветер попытался снова скинуть, поднять, почти удалось, но Черныш все-таки исхитрился подвигать крыльями, их наконец прижало к земле.
– Молодец, – похвалил Иггельд, едва двигая застывшими от страха губами. – Ты… молодец…
Черныш посмотрел на него круглыми от ужаса глазами. Его трясло от страха и усталости, лапы подогнулись, он сразу лег, вытянул шею и закрыл глаза. Бока вздымались часто, из груди доносились хрипы.
– Ты молодец, – повторил Иггельд. – Не лежи на ветру, простудишься. Пойдем, пора обедать.
Черныш кое-как поднялся и затрусил за ним, огромный и в то же время маленький и жалобный. Иггельд уложил его в пещере, хвалил, чесал, сам запихнул в пасть большой ломоть хорошо прожаренного мяса с диким луком.
Он вылетал на охоту все дальше, придирчиво высматривал горных баранов, туров, натравливал Черныша, а после победы хвалил, чесал и бил палкой по бокам, что Черныш просто обожал. Через три года это был молодой и очень сильный дракон. Ему еще не хватало боевого опыта, но по мощи уже превосходил всех, кого Иггельд видел в питомниках. Апоница наведывался все чаще, осматривал Черныша, подавал советы. Иггельд выслушивал всякий раз вежливо, но все чаще про себя думал, что старый смотритель говорит не совсем то. Они с Чернышом ушли далеко вперед, Апоница даже не представляет, что драконы могут намного больше…
Он однажды отослал Черныша на охоту прямо при Апонице, а пока они беседовали, Черныш вернулся с тушей оленя в лапах и положил перед Иггельдом. Апоница непонимающе смотрел, как дракон отступил от добычи и смиренно сел на задницу, насколько позволял короткий хвост.
– Что это он?
– Олень, – объяснил Иггельд. В душе пело и плясало. – Обычный олень. Сейчас обдерем, вырежем лучшие куски, поджарим…
Апоница с оленя перевел взгляд на дракона.
– Но как же он…
– Что? Почему принес?
– Да…
– Мы же друзья, – объяснил Иггельд небрежно. – Одного сам съел, другого мне принес.
Апоница медленно приходил в себя. Бросил еще один изумленный взгляд на дракона, съязвил:
– А я думал, что ты готовишь на вас двоих!
– До этого еще не дошло, – ответил Иггельд, – хотя, если честно, он тоже предпочитает жареное. Ведь все, что останется, я даю ему. Ты увидишь, что он сперва выберет то, что зажарено с чесноком и травами, потом просто жареное, а сырые куски оставит на потом.
Апоница покачал головой.
– Не приучай к человеческой еде, – предостерег он. – Человек – свинья. Нет, человек не свинья, он в отличие от свиньи действительно ест все. А дракон на такой еде быстро спалит желудок. Тебе его не жалко?
– Жалко, – признался Иггельд, – потому и балую… Но, если не давать, обидится.
– Будь тверд, – посоветовал Апоница. – Для его же пользы!
– Но как ему объяснить, он же решит, что жадничаю.
– Будь тверд, – повторил Апоница. – Ухитряйся сочетать нужное с приятным. У тебя получается, Иггельд!.. Разве то, что он делает, он делает по своей воле? Я еще не видел драконов, чтобы не боялись воды!
Иггельд гордо и в то же время смущенно заулыбался.
– Я этого не знал, – признался он. – Думал, что Черныш такой урод. Вот и приучал мыться. Теперь его от воды не оттянешь. Правда, из-за рыбы.
– Рыбу они все любят, – согласился Апоница. – Только ни один дракон ради рыбы не полезет в ручей, даже если воды там по колено.
Прощаясь, обнял Иггельда, прижал к груди.
– Я стар, – сказал он со вздохом. – Увы, мне это уже не по силам. Но ты сделал великое дело! Даже если этот зверь тебя сожрет… следовало бы, конечно, ты ведь рушишь все, что дракозники накопили за тысячу лет… даже если сожрет, ты все же доказал, что твоим путем тоже можно идти. Не знаю, до каких пор. Может быть, он уже завтра осознает, что подчиняется крохотному слабому человеку, взъярится от унижения и сожрет тебя?.. Не знаю, не знаю. Но ты продвинулся уже очень далеко.
Иггельд проводил старого учителя до отдохнувших коней, на душе тоскливо. Похоже, старый учитель его слушал, но не услышал.
– Надеюсь, он все-таки меня не сожрет, – сказал он, стараясь, чтобы это звучало шутливо. – Друзей не жрут.
ГЛАВА 6
Он слишком хорошо знал случаи, когда детеныши крепких и сильных драконов вырастали слабыми и трусливыми. Это случалось чаще всего, когда в драке сталкивались чересчур неравные по силам, молодой дракон получал такую трепку, что помнил всю жизнь. Хуже того, при всей трусости они становились чересчур злобными, никогда не упускали случая напасть на более слабых. При виде сильных пускались наутек, не слушая никаких приказов. Остановить их удавалось только втыканием железного штыря в спинной мозг.
Еще когда крылышки Черныша были не крылышками, а жалкими культяпками, Иггельд наметил пути, по которым будут ходить, бегать, а потом и летать. А сейчас он смотрел на них сверху, со спины Черныша, с которым вылетали теперь каждый день на охоту и на прогулки. Долина оставалась внизу и позади, далеко впереди другая долина, впятеро больше, где Город Драконов и множество котлованов, но туда летать пока рано, хотя долететь уже смогли бы, пока что исследовали ближайшие горы, скалы, глубокие ущелья, опускались возле бегущих внизу горных речек и пробовали воду на вкус.
Сила в Черныше бурлила, но уставал быстро, это бегательные мышцы уже как стальные корни, а крылья еще нелетанные, неокрепшие, слабенькие. Иггельд понуждал опускаться на все удобные места, переводили дух, снова перелет через ущелье, через пропасть, а то и просто по кругу. Охотились, высматривая сверху стада горных баранов, козлов или оленей. Если от драконов даже тупые бараны давно научились прятаться в глубоких щелях, куда ни один дракон не просунет голову, то стрелы Иггельда догоняли на бегу, а если добыча успевала юркнуть в щель, Черныш садился рядом, а Иггельд нырял в пещеру и с торжеством выволакивал тяжелую тушу.
Постепенно исследовали все горы вокруг своей долины, убеждались, что пешим или конным попасть в нее можно только с одной стороны, там узкая горловина, один горный обвал мог бы перекрыть ее полностью. Правда, с другой стороны в стене гор длинная прямая дыра, через которую ветер и вырывается из тесной долины, но она выходит как окно на отвесной стене. От подножия до этой дыры карабкаться, как до луны, да еще и как туда попасть через нагромождение скал, через пропасти, ущелья…
Как-то нацелившись опуститься на удобное место – ровная такая длинная каменная плита, он в последний момент заметил отдыхающего в тени горного дива. Черныш уже хрипел, крылья дрожали, лететь в другое место поздно, и так обнаглели, переборщили, Иггельд сжался в ком, в голове промелькнуло все, что знал о горных дивах. Они вели род не от первого человека, созданного Творцом, а от восставших против Творца ангелов, их потомство было могучим, свирепым и одновременно слабым: чаще всего рождались безголовые или безрукие, а то и вовсе куски мяса, обросшие шерстью. А которые выживали, как выжили драконы, дивы, морские змеи или другие чудища, то либо оставались бесплодными, либо их преследовало то же проклятие: давать миру уродов. Когда-то они владели всем миром, а человек прятался в пещерах, но теперь вот драконы и все потомство восставших ангелов исчезает под натиском человека…
Черныш плюхнулся на плиту, лапы разъехались, больно ткнулся мордой, а пузом как прилип, почти расползся по ней, словно тесто по горячей сковороде. Тяжелое дыхание вырывалось с хрипами, бока раздувались, будто у стельной коровы, а потом схлопывались, будто исчезали вовсе. Он даже глаза закрыл от изнеможения, Иггельд чувствовал под ногами, как часто-часто колотится драконье сердечко.
Див хмыкнул, шелохнулся, Иггельд увидел между ног гиганта огромную дубину, сделанную из цельного дерева. Черныш, услышав незнакомый звук, открыл один глаз, тут же он у него стал как блюдце, распахнулись уже оба, на спине поднялись пока еще мягкие иглы гребня. Из горла вырвался предостерегающий рык. Див что-то проворчал, Черныш зарычал громче.
Иггельд сказал торопливо:
– Мы не враги!.. Мы сейчас уйдем… Переведем дух и уйдем!
Рычание Черныша стало угрожающим. Он косил одним глазом на папочку, показывая, что вовсе не боится этого огромного и лохматого, вот сейчас бросился бы и разорвал в клочья, как барана, вот только папа не позволяет…
Див проворчал громче, огромные мускулистые руки, каждая толще, чем бедро взрослого мужчины, сжали дубину крепче. Иггельд в страхе вскинул руки, взрослый дракон справился бы с горным дивом, но для молодого это чересчур, а если этот див просто стукнет дубиной по нежному пока что носу, дракон ошалеет от боли, запомнит и будет пугаться любой тени.
– Нам нечего делить! – крикнул ему Иггельд. – Мы сейчас уходим!
Див проворчал еще громче, Иггельд с облегчением разобрал хриплые рычащие слова:
– Тогда ухо…дите… Здесь охочусь я…
Черныш, осмелев, зарычал во весь голос. Если без драки, то можно сделать вид, что вот прямо сейчас он ринулся бы на этого верзилу и разорвал бы на мелкие кусочки, если его не удержит… папочка, держи меня крепче!..
Див нахмурился, проревел зло:
– Он что… всегда… такой?
– Какой? – переспросил Иггельд с неимоверным облегчением: если есть разговор, то уже не до драки, надо только говорить и говорить, а чем дольше говоришь, тем меньше желания начинать, так бывает даже у мальчишек, а взрослые должны быть еще умнее…
Див рыкнул:
– Хитрый.
– Он же совсем ребенок, – сказал торопливо Иггельд.
– Да?.. Ну, этот ребенок когда-то вырастет…
С каждым словом див произносил слова все отчетливее, Иггельду даже почудилось, что и во взгляде исподлобья появляется больше от человека, вытесняя звериное.
– Он таким и останется, – сказал Иггельд уже почти без страха. – В смысле, недрачливым. А это просто хорохорится. Драться он не любит. Ну мы пойдем, хорошо?
Див буркнул:
– Да ладно, отдохните еще. Его ж трясет…
Он поднялся во весь громадный рост, настоящая скала из костей и тугого мяса, рука подняла дубину – ствол столетнего дуба, сердце Иггельда остановилось, но див забросил дубину на плечо, повернулся и неторопливо двинулся по ущелью.
Черныш отдышался, Иггельд занял место на загривке, за спиной знакомо зашелестело, он оглянулся на медленно распускающиеся крылья, толчок едва не свернул шею: Черныш понесся быстрыми прыжками, с силой оттолкнулся и расправил крылья во всю ширь.
Тугие струи воздуха поддерживали, передавали из одних гигантских ладоней в другие ладони, покачивая по пути, Черныш некоторое время шел по ущелью, показывая, что никого здесь не боится: ни дивов, ни страшных застывших скал, похожих на злых зверей, сам грозно храпел и пробовал выпускать огонь из пасти, но пока что выплескивался просто горячий воздух.
Потом Иггельд издали рассмотрел темный шар воздуха на выходе из ущелья, заставил Черныша спуститься до самой земли, поднырнули, польстив самолюбию могущественного демона вихрей. Черныш что-то ощутил, но Иггельд разговаривал с ним громко и все время отдавал команды, которые выполнять Чернышу самому интересно, и так они вылетели на простор. Иггельд перевел дыхание, а Черныш уже радостно завизжал: крупное стадо туров неспешно двигается к лесу.
– Можно, – сказал Иггельд. – Если дотащишь до нашей пещеры, то завалим даже двух.
Дотащу, заорал Черныш молча, он повернул и часто-часто заработал крыльями.
Апоница прибыл усталый, через узкое место опять переносил вьюки на себе, молча сложил перед пещерой, на благодарности отмахнулся: не от себя, дракозники собрали, жалеют, а сам трижды обошел вокруг дракона. Брови его поднимались все выше. Иггельд перехватил недоумевающий взгляд старшего смотрителя, но Апоница ничего не сказал. Лишь когда отошли в сторону, Апоница спросил напряженно:
– Я вообще не понимаю, как будешь управляться с ним дальше. Сейчас – да, вы оба все еще два щенка. Два игривых беспечных щенка-балбеса. Для вас самое серьезное занятие – ловить собственный хвост. Но твой дракон взрослеет! А это все-таки дракон, дорогой Иггельд. Не кошечка, что с человеком не справится, потому и не задирается.
Иггельд пробормотал:
– У меня другие методы.
– Да знаю твои методы! Они действуют… пока еще. Но дальше? Самое надежное – вбитый штырь. Боль – это рычаг, которым заставляешь подчиняться любого сильного и хищного зверя. Можно, конечно, использовать систему веревок, ведь со штырем уже опоздали, но веревки… гм… сложно и ненадежно. В полете трудно рассчитать, с какой силой какую надо потянуть, за какую дернуть, а какой дать провиснуть.
Иггельд помялся, лицо было смущенным. Апоница смотрел требовательно, Иггельд сказал наконец:
– Я исходил из того, что мы – друзья. Друзьям не требуются шпоры или хлыст. Сколько бы мы ни говорили про коней как про верных друзей, но все-таки кони – верные помощники, а не друзья. А вот собака – друг. Помощниками управляем удилами, хлыстом, шпорами, а другу достаточно сказать слово… Мой Черныш, как и собака, – не раб, не помощник, а друг. Он слушается меня, потому что любит меня. Он помнит, что я носил его на руках, согревал, поил теплым молоком, сам жевал сырое мясо, а потом совал в его крошечный беззубый рот… Я для него – папа, хотя он уже побольше меня.
Апоница невольно оглянулся на эту гору-сыночка. Зябко передернул плечами.
– Да уж, – признал он. – Если уж побольше, то побольше. Но то, что делаешь ты, смертельный риск. Я могу принести дурман-травы, даже помогу вживить штырь. Поболеет не больше недели, он у тебя на диво живучий.
Иггельд покачал головой.
– Я лучше пойду на риск.
Апоница нахмурился.
– Понимаешь… – сказал он нерешительно, – я тебе верю, но это я… С драконами я имею дело вот уже сорок лет, к тому же помню, что мне рассказывали отец и дед, а они были лучшими в разведении драконов. Они говорили дивные вещи! Да, насчет того, как быстро драконы приспосабливаются, как легко вывести новую породу… Другие считают иначе. Словом, я просто тебя предупреждаю, что с драконом, который не… безопасен, тебя в город не впустят. Такой вольный дракон очень уж пугающее зрелище. Скажи, ты хоть раз видел обыкновенного коня, чтобы без удил? Ведь если снимают уздечку, то обязательно привязывают к коновязи. Если в степи, то даже верному вроде бы коню спутывают ноги, чтобы не убежал!.. А тут дракон, на котором ни узды, ни штыря боли!
Иггельд сказал несчастным голосом:
– Но ты же не испугался?
– То я, – повторил Апоница. – Я тоже немного сумасшедший. Но у других нет ни сумасшедшести, ни такого знания драконов. Любой убоится, когда увидит твоего зверя.
Иггельд подумал, сказал:
– Коня – да, привязывают. А собаку?
Апоница покачал головой.
– Собаку… Собак тоже привязывают в чужих местах. Не потому, что убежит, собака хозяину верна, но чтобы народ не распугивать.
– Тогда мне суждено жить вне людных мест, – ответил Иггельд кратко.
– А проживешь?
– Сейчас же как-то живу?
Апоница проглотил слово, что уже вертелось на языке, пожал плечами, смолчал.
Черныш тогда еще со второй попытки научился справляться с ветром, использовать, садился, сперва хоть и трепещущий от ужаса, но уже без риска разбиться о каменные стены, а потом и вовсе привык, ветер перестал замечать, просто использовал его, как дети используют снежную горку. Горка хоть и мешает, закрывая вид из окна родного дома, зато можно покататься. Черныш быстро усвоил, что чем сильнее встречный ветер, тем круче и стремительнее получается взлет.
Иггельд с высоты орлиного полета осматривал такие измельчавшие горы, в груди долгое время растекался холодок сладкого ужаса. Черныш в потоках воздуха то приподнимался, то опускался так резко, словно до этого шел по твердой земле, а потом вдруг в пропасть, раскачивался из стороны в сторону, с боку на бок, приходилось приучать себя сидеть неподвижно, не пытаться помочь молодому дракону удерживать равновесие, не перегибаться на противоположную сторону, как страстно хотелось.
Через пару недель осмотрел Черныша, дал отдохнуть, покормил, сказал:
– Пора кое-кому утереть нос! Как ты думаешь?
Черныш преданно смотрел в глаза и скреб каменную землю шипастым хвостом. Иггельд уселся на спину, теперь там всегда наготове широкий непродуваемый плащ из кожи для защиты от встречного ветра, Черныш дождался разрешения, лапы с силой оттолкнулись от земли. Если навстречу ветру, то хватало одного сильного прыжка вверх, и тут же надо растопыривать крылья, ветер тут же сдуру подхватывает, не понимая, что им этого и надо.
Город Драконов лежал намного ниже, Черныш послушно шел над вершинами гор, посматривал с недоумением на папочку, но тот всякий раз указывал направление, в котором ничего интересного не было. Зато вскоре показались зеленая долина, множество домов, темные ямы котлованов, Черныш тут же заинтересовался, вытянул шею.
– Правильно, – похвалил Иггельд. – Именно туда и летим. Ты у меня умница, глазастенький.
Сердце стучало, он не верил глазам: оказывается, долина, а в ней и Город Драконов, совсем рядом, а он как долго добирался, едва не замерз по дороге, помял Чернышика за пазухой! Да и Апоница всякий раз добирается к нему с огромным трудом, лошади едва не падают. Как все близко для тех, у кого крылья…
Он колебался: с драконами надо на восточную часть долины, где котлованы. Всякий наездник опускается к своему дракону в котлован, садится в седло, проверяет, насколько дракон слушается команд, затем дает знак работникам, те начинают крутить огромные колеса. Металлическая сетка неспешно отодвигается, наездник дает команду дракону взлетать. И возвращаются всегда снова в этот же котлован. Тут же накрывают сеткой, наездник покидает своего зверя уже в корзине.
– А, ладно, – решил он вслух. – У нас нет своего котлована, а в чужой не полезем! И… вообще! Ты не их дракон, а мой. Не нравится, тут же уйдем.
Народ привычно задирал головы, когда пронеслась широкая тень дракона, начал разбегаться. Иггельд направил дракона прямо на городскую площадь. Крылья взметнули ветер и облачко пыли, когти скрежетнули по камням. Черныш не лег, а стоял, гордо и настороженно оглядываясь по сторонам. Красиво вырезанные ноздри часто-часто раздувались, схлапывались, маленькие уши подрагивали, глаза возбужденно блестели – столько народу еще не видел, такие запахи еще не слышал.
Народ пугливо прятался за домами и в дома, он слышал, как с лязгом захлопывают на запоры двери. Из дома берича Теодорика вышел высокий рослый человек, Иггельд узнал его сразу. Ратша ничуть не изменился, только стал заметно меньше ростом, в короткорукавной кольчуге, на поясе блистали металлическими бляшками ножны широкого меча.
– Иггельд, – проговорил он издали, негромкий голос гулко прокатился по затихшей площади. – Апоница много о тебе рассказывал… Так это и есть твой заморыш? В прошлый раз он был совсем крохотным.
– Погляди, какой заморыш, – предложил Иггельд с обидой. – Сладишь ли?
Ратша без страха рассматривал дракона. Тот по незаметному для других движению руки Иггельда сел на зад, в такой позе грудь особенно широка, могуча, а передние лапы – толстые и крепкие, как колонны, поддерживающие своды дворцов.
– Да, – сказал наконец Ратша, – я не наездник и не смотритель, но скажу, что это боевой дракон!.. Он весь из мускулов. Его пустить против вражеского войска – половину перебьет сразу.
Иггельд поморщился.
– Ты воин, – ответил он как можно уклончивее, – а я нет.
– Но дракон боевой, – заявил Ратша уверенно. – Не опасно его так?
– Он спит рядом и ест со мной из одной миски, – возразил Иггельд. – Как он может быть опасен?
– Кто знает, что у него на уме, – пробормотал Ратша. – Вон какая пасть… такой если хватит…
– Ты его сам скорее хватишь, – сказал Иггельд. Он нервно оглядывался. – Черныш, сидеть!.. Что они все прячутся?
Ратша оскалил зубы. Взгляд твердый, но по-прежнему дружелюбный, смеющийся.
– Иггельд, Иггельд… Даже не замечаешь, как ты вырос!.. А изменился? Раньше и ты бы спрятался, если бы вот так на площадь дракон… Забыл, где они живут? Не в пещерах, как ты, а в домах.
– Ты же не испугался, – пробормотал Иггельд.
– Я, – усмехнулся Ратша. – Я по свету такое успел повидать… Но если правду, то испугался и я. Меня и сейчас трясет. Нет, не снаружи, а там, внутри. Но если выкажу страх, то что же тогда остальным?..
– Ратша…
Он махнул рукой.
– Да успокойся, успокойся. Я же понимаю, будь он опасен, ты бы не сел на нем здесь, посреди города. Ты-то человек мирный и не рисковый. Но одно дело знать, другое… гм…
Иггельд сказал внезапно, эта идея только сейчас пришла в голову, безумная, но показалась осуществимой:
– Знаешь, пока Апоницу позовут… он наверняка в котлованах, давай пока полетаем?
Ратша смотрел на него пристально.
– Как это? У меня крыльев нет.
– На Черныше, – объяснил Иггельд горячо. – А что? Ты же никогда не видел горы… и город сверху?
Ратша посмотрел на дракона, снова перевел взгляд на него, глаза стали очень серьезными.
– Ты всерьез?
– А почему нет? Ведь на драконах перебрасывали очень важных людей, не слыхал?
Ратша усмехнулся.
– Слыхал. Но я не настолько важный. Впрочем, если ты уверен…
– Уверен, уверен!
Черныш по его знаку послушно опустился на каменную землю пузом. Ратша зашел почти с хвоста, дракон повернул голову и следил за ним настороженно, в глазах вроде бы голодные искорки. Иггельд подал руку, пристегнулся, сказал виновато:
– Извини, не подумал, но тебе надо держаться за меня.
Ратша поинтересовался:
– И что, меня это должно обидеть?
Иггельд двинул пяткой, Черныш поднялся. В самом деле, мелькнула мысль, когда-то он держался за Ратшу, как за дерево, а сейчас такое, просто неловко… Черныш повернулся, выбирая место для разбега, здесь нет встречного ветра, да и на спине вдвое тяжелее, пошел мощными скачками, оттолкнулся. По бокам чуть сзади сидящих выросли крылья, развернулись с одновременным мощным хлопком. Ратша охнул, ощутив непривычную тяжесть. Черныш снова и снова сильно бил крыльями, их поднимало выше и выше, простор уже не только сверху, но впереди и по бокам тоже – небо, голубое чистое небо, странно синее, с густой синевой, хотя с земли казалось голубым, воздух непривычно морозный при обжигающих лучах солнца…
Иггельд услышал, как за спиной громко ахнуло. Пальцы Ратши впились ему в пояс, сдавили.
– Это же… как высоко!
– Черныш, – крикнул Иггельд, – хватит карабкаться вверх, голову разобьешь о небо!..
Дракон послушно растопырил крылья. Иггельд чувствовал, не оборачиваясь, что Ракша легонько склоняется то на левый бок, то на правый, рассматривает проплывающие далеко внизу горы. Отсюда Город Драконов и долина выглядят жалким зеленым пятнышком, горы смотрятся оскаленными потемневшими челюстями с неровными, хоть и сверкающе белыми зубами. Отсюда даже виден далекий край гор, там уже зеленеет бесконечный простор равнины, а сами горы легли на ровную зеленую гладь, как исполинская подкова, выгнулись, захватывая часть пространства.
– Страшно, – донесся из-за спины голос. – Страшно… И как здорово! Это же какая красота…
Иггельд спросил с неловкостью:
– Нравится?
– Еще бы. Страшная красота. Подумать только, чего человек лишен… а какие-то вороны…
– Вороны сюда не залетают, – ответил Иггельд с обидой. – Сюда не всякий орел…
– А что орел? Люди, да – орлы! Эх, Иггельд, никто не ждал от тебя такого.
Черныш медленно поворачивался, раскинув крылья. Солнце уже опускалось за край, они видели, как внизу сперва от высоких гор пролегли длинные черные тени, расчерчивая залитый ярким светом мир, потом тени удлинились, разрослись и затопили весь мир тьмой. Там, на земле, уже ночь, а здесь еще сверкающий день, солнце светит ярко, и еще непривычно то, что солнце бьет лучами почти снизу, золотит брюхо дракона, просвечивает пурпуром крылья, зажигает рубиновым огнем глаза.
Ратша за спиной судорожно вздохнул.
– Какая жуткая, нечеловеческая красота… А вы, наездники, такое видите всякий раз!
Иггельд сказал с неловкостью:
– Ну, не всякий… Если только вечером вот так. Да и не всегда небо ясное. Вчера так вообще были тучи.
Он постучал по боку Черныша, тот сделал вид, что не услышал, Иггельд постучал сильнее, требовательнее, послышался вздох, словно Черныш тоже любовался прекрасным зрелищем заката, тела внезапно стали легче. Ратша ахнул и крепче вцепился в пояс Иггельда.
– Это он слишком круто снижается, – торопливо объяснил Иггельд. – Можно бы и по длинной дуге… если бы перевозили беременную тцарицу…
Ратша выдавил ему в затылок:
– Я пока не беременный. И вроде еще не тцарица.
– Тогда терпи, – ответил Иггельд и сам удивился, что так уверенно разговаривает с могучим Ратшей, самым сильным воином их края, идолом мальчишек. – Быстрее будем на месте.
– На каком?
– Откуда прилетели, – ответил Иггельд.
– А-а-а, – протянул Ратша. – А я думал, он несет нас в драконье гнездо. Как добычу.
Иггельд раскрыл рот, чтобы объяснять, спорить, доказывать, бороться с невежеством, захлопнул, догадавшись, хоть и не сразу, что воин так шутит, а у него, у Иггельда, с пониманием шуток всегда происходит что-то не так. Не так понимает или не понимает вовсе.
Горы разрастались, раздвигались, уже не видно далекой зелени, горы от края мира и до края, вон наконец знакомый хребет, вершины поднимаются навстречу падающему дракону… ну не падающему, но крылья подобрал почти наполовину, проваливается сквозь бьющий снизу ветер, так тонет большой плоский камень: не мчится вниз, а идет медленно, плавно, покачиваясь из стороны в сторону.
Иггельд предостерегающе постучал по спине – не увлекайся, чувствовал за спиной сдавленное дыхание Ратши, да и у самого сердце почти остановилось. Черныш наконец начал выдвигать крылья шире, еще шире, ветер снизу становился все тише, наконец Черныш поплыл на растопыренных парусах, ветра уже нет, желудки опустились на место.
И все равно зеленая долина выглядела маленькой и жалкой в сравнении с грозным величием холодных гор. Домики совсем крохотные, ямки котлованов едва заметные в полутьме, а освещенные дома выглядят отсюда как слабые светлячки.
Черныш сделал полный круг, выбирая место для посадки. На площади находился только один человек, он сидел на пустой опрокинутой бочке, а когда Черныш снизился, из-за домов вышли еще люди, их лиц Иггельд в полутьме не рассмотрел: Черныш закрыл крыльями. Ветер теперь в лицо, затем спина вздыбилась, Ратша охнул и крепче ухватился за Иггельда, это Черныш опустился на зад, но не проехался, обдирая еще мягкую плоть, а как прилип, крылья с сухим треском потянулись на спину.
Ратша шумно выдохнул, Иггельд расстегивал ремни, руки почему-то дрожали. Ратша исчез, а когда Иггельд соскользнул по гладкому боку на землю, Ратша уже без всякой боязни стоял почти у самой морды Черныша. Подошел Апоница, хлопнул Ратшу по плечу.
– С посвящением!.. Раньше не летал?
– Только с ложа на пол, – признался Ратша.
– Ну и как, понравилось?
– С ложа на пол?
Оба рассмеялись, подошли Шварн и Чудин. Поздравили Ратшу, тот поворачивался гордый, указал на подошедшего Иггельда:
– Вы хоть узнаете в нем того заморыша, что унес за пазухой другого заморыша?.. Признаете дохликов, что ушли умирать в горы?
Апоница внимательно всматривался в Иггельда, сказал торопливо:
– Пойдемте ко мне в дом. Как я понимаю, ты готов отдать его в котлован…
Иггельд ахнул, что его так поняли, отшатнулся, прокричал:
– Да как же… да ни за что! Апоница, как ты мог… Как мог на меня такое?.. Да чтоб я друга в темницу?
Он задохнулся от возмущения, грудь ходила ходуном, разводил руками, не мог отыскать слов, только побагровел, кончики ушей вспыхнули. Апоница смотрел пристально, наконец тяжело вздохнул, уронил взгляд.
– Ладно, прости… Истолковал так, как будто ты… уже не совсем сумасшедший. Ладно, что будет, то будет. А чего не будет, того и не будет. Пусть этот летающий… заночует в моем дворе. Ничего не разрушит?.. Ладно, даже если и разрушит. Пойдем, здесь все-таки городская площадь. И хотя город существует благодаря драконам, но все же… порядки все ужесточаются.
– Черныш, – сказал Иггельд. – За мной!
Он видел, как все четверо напрягаются, как деревенеют лица, а улыбки застывают, когда горячее дыхание из нависающей над ними пасти дракона развевает волосы. Черныш добросовестно шел следом, очень близко шел, желая быть в стае всемогущих людей, гордый тем, что приняли, что тоже с ними, и только жаль, что другие драконы не видят, что он идет, тоже человек, вместе со всеми.
Во дворе Апоницы сперва пришлось загнать в сараи трех свиней, увести коня и шугнуть кур. Черныш лег возле колодца, голова с вытаращенными глазами оказалась возле ведра. Апоница вздохнул, но ничего не сказал, широким жестом пригласил всех в дом.
Уже на крыльце оглянулся, спросил с глубоко упрятанным беспокойством:
– А его не надо привязывать… хотя бы к коновязи?
– К коновязи?
– Да, это глупо, он и всю конюшню на себе утащит, но хотя бы… чтобы он видел?
Иггельд сказал с упреком, хотя раздувался от гордости:
– Посмотрите на него! Разве похоже, что он собирается убежать?
Черныш приподнял голову, видя, как все четверо рассматривают его с крыльца. Хвост заскреб по земле, а голова приподнялась. Иггельд увидел, что дракон готов сорваться с места, уверенный, что с ним хотят играть, крикнул поспешно:
– Лежать!.. Сторожи!
Черныш замер, на морде готовность не пропустить никого во двор, бдить и не пущать, Апоница вздохнул:
– А что он сторожит? И от кого?.. Ладно, постараюсь предупредить всех домашних, чтобы ни под каким предлогом не выходили.
ГЛАВА 7
В просторном доме Апоницы собрались в самой большой комнате, он устроил настоящий пир: велел сестре, что жила в его доме взамен давно умершей жены, достать из подвала острый вантийский сыр, мясо молодого теленка, отваренное в редких травах, что придавали особый пряный вкус давно привычному мясу, на столе появился и кувшин вина, но Иггельд, как с неудовольствием заметил Апоница, ел драгоценное мясо так же безучастно, как и обычное, а сыр глотал, не смакуя и даже не разжевывая.
Да что это я, спохватился он, я уже постарел, по-настоящему постарел, стал ценить вкусную еду и питье, а этот молодой и горячий пока не знает и не ищет удовольствия во вкусной еде, для него высшая радость – драконы! А для меня… разве не так?
В просторной комнате один светильник горел у дверей, другой на столе, оба давали слабый оранжевый свет, зато в широкое окно смотрела огромная полная луна и заливала комнату ярким светом ночного солнца. Светильник же подсвечивал лица снизу, делая их странными и незнакомыми, по стенам двигались широкие пугающие тени.
Читать бесплатно другие книги:
