Русский сын короля Кальмана Гривина Вера
Это ее возмутило, и она сменила тон с любезного на язвительный:
– Тогда почему же мессир Бруно не защитил свой замок, а бежал?
Бруно вздрогнул, как будто его ударили, и, резко повернувшись, зашагал прочь.
– Кажется, он оскорбился, – удовлетворенно заметил Борис.
– Разве кузина его оскорбила? – принялся защищать свою даму сердца де Винь. – Она права: Бруно бежал, вместо того, чтобы защищать от неверных Эдесское графство…
Внезапно над головой Агнессы со свистом пролетела стрела, и почти сразу с той из-за скал появился большой турецкий отряд. Случилось самое страшное – нападение рядом с пропастью.
Борис сгреб Агнессу в охапку и засунул под ближайшую повозку. Затем он одной рукой натянул на голову шлем, а другой вынул меч. Де Винь тоже схватил оружие. Векша и Жиро быстро, как только могли, седлали коней. На счету было каждое мгновенье.
Пока крестоносцы приходили в себя, турки ворвались в лагерь. В схватку с напавшим неприятелем вступали не только рыцари и ратники: святые отцы, славя Иисуса, ринулись на врага; крестьяне-обозники кололи копьями лошадей и добивали упавших турок.
Вскочив в седло, Борис сразу же оказался в самой гуще сражения. Крестоносцы бились отчаянно. Разил мечом во все стороны граф Тоннерский. Умело действовал своим оружием граф Фландрский. Не успевший взобраться на коня де Шатильон ловко перепрыгивал с повозки на повозку, нанося при этом удары. Размахивал боевой секирой епископ Аррсский, а рядом с ним орудовал копьем пухленький монах, брат Готье. Стоял невообразимый шум от лязга металла, ругани, победных воплей, криков умирающих и конского ржания.
Короля и его свиту турки оттеснили на вершину одного из утесов. Людовик рубил головы и руки наседавшим снизу магометанам, а тамплиеры во главе с магистром де Баром спешили к нему на помощь.
А Борис увидел, как к де Шатильону подбирается сзади турок с увесистой булавой в руках. Рено же в пылу битвы не замечал грозящей ему опасности. Борис схватил валяющееся на повозке рядом с трупом ратника копье и метнул его в турка с булавой. Бросок получился удачный: пронзенный насквозь воин грузно повалился на землю, и только после этого де Шатильон заметил, от какой беды он спасен.
– Я твой должник! – крикнул Рено Борису.
Пока мужчины сражались, дамы и их служанки прятались, где могли. Но Агнесса не смогла долго оставаться в укрытии. Смелости ей было не занимать. В детстве, проведенном в замке, на который нападали и разбойники, и соседи-рыцари, она привыкла не поддаваться страху, а крестовый поход укрепил ее отвагу.
Выбравшись из-под повозки, Агнесса, к своей радости, увидела, что крестоносцы уже теснят неприятеля, а турки медленно отступают. Пятящихся мусульманских конников прикрывали сверху лучники, пускающие в христиан меткие стрелы.
В разгромленном лагере крестоносцев повсюду валялись трупы.
«Господи Иисусе! У нас еще не было таких потерь!» – ужаснулась Агнесса.
Сделав несколько шагов, она споткнулась об убитого турка и машинально подобрала его кривой меч. На глаза девушке попался сражающийся неподалеку от нее воин, и она узнала со спины рыцаря Конрада. Он отбивался от двух турок – одного с кривым мечом, другого с палицей.
«Я должна ему помочь», – решила Агнесса.
И словно в ответ на ее порыв рядом с ней остановилась оседланная лошадь без седока. Не раздумывая ни мгновенья, девушка вскочила в седло. Но не успела она тронуться с места, как перед ней возник Лупо верхом на своей рыжей кобылке, с обнаженным мечом в руке.
– Куда спешит малютка де Тюренн? – спросил он.
– Отстань! Мне не до тебя! – откликнулась Агнесса
– Ты, кажется, рвешься в бой… – начал шут.
В это время турецкая стрела попала рыцарю Конраду в правое плечо, и он, покачнувшись, уронил меч.
– Он убит! – взвизгнула девушка.
Бориса не убили, однако его жизнь висела на волоске. Лишившись оружия, он тут же получил по голове удар палицей, от которого у него потемнело в глазах. Сквозь пелену Борис видел, как оба его противника подняли свое оружие.
«Боже, не оставь раба своего!» – в отчаяние подумал он.
Но тут на турок набросились два крестоносца.
«Один, кажись, Лупошка… А с ним…» – мелькнуло в затуманенном мозгу Бориса, прежде чем сознание оставило его…
Когда он пришел в себя, бой уже закончился. Запах крови бил в нос. Отовсюду слышались стоны и вскрики. Словно в тумане было видно, как среди убитых и раненых бродят счастливчики, сумевшие благополучно пережить этот страшный день.
К лежащему на земле Борису подошли тамплиеры Бурбутон и де Флери.
– Мы займемся твоими ранами, рыцарь, – сказал Бурбутон.
«А где Векша? – с тревогой думал Борис, пока ему на голову и плечо накладывали повязки. – Почто его нет подле меня? Неужто старика убили? А может быть он тоже ранен?»
– Мессиры! – позвал слабый голос. – Не могли бы вы уделить и мне внимание?
Просьба исходила от де Виня. Бледный как полотно юноша сидел на земле, прижимая к груди залитую кровью левую руку, а из его правой ноги тоже сочилась кровь.
Де Флери занялся ранами молодого рыцаря.
– А король жив? – взволнованно спросил де Винь.
– Король, хвала Создателю, не пострадал, – ответил де Флери.
– Да, восславится милость Господа к нам! – обрадовался юноша.
Борис тоже почувствовал удовлетворение. Конечно, Людовик – плохой полководец, его действия зачастую вызывают недоумение, но, если бы он погиб, то в войске окончательно упал бы дух, и вряд ли крестоносцы смогли бы закончить этот поход.
Возле Бориса появилась Агнесса де Тюренн, без шлема, с растрепанными волосами и свежей царапиной на левой щеке.
– Как себя чувствует мессир Конрад? – жалостливо спросила она.
– Бывало и похуже, – отозвался Борис, у которого потеплело на душе от ее заботы.
– Раны мессира Конрада не опасны, – ревниво буркнул де Винь.
Агнесса бросила на своего поклонника уничижительный взгляд.
– Да, кузен, тебе и рыцарю Конраду, хвала Господу, повезло. А вот дядюшка мой, убит, упокой, Господи, его душу.
Де Виню стало стыдно за свою неуместную ревность, и он пожелал с виноватым видом:
– Да будет милостив Всевышний ко всем душам погибших в этом бою.
Послышался полный горести женский крик.
– Это графиня Тоннерская оплакивает мужа, – сказала Агнесса.
К де Виню подбежал его сюзерен, граф Суассонский, у которого лицо было покрыто ссадинами, а из-под шлема текла тоненькая струйка крови.
– Хвала Небесам, хоть ты, Ги, живой! А у меня половина ратников полегла, из них твоих семеро!
И, не смущаясь присутствием Агнессы, граф отпустил крепкое ругательство. Затем он удалился, гремя кольчугой, а де Винь обескуражено пробормотал:
– Теперь у меня не осталось ни одного ратника.
«Где же Векша?», – опять забеспокоился Борис.
Он огляделся, однако Векшу не увидел, зато заметил приближающихся короля и королеву. Свита венценосных особ состояла из одного Лупо. На голове шута белела повязка.
Де Винь попытался подняться.
– Не надо, не надо, рыцарь! – запротестовал Людовик. – Сиди!
Королева склонилась над Борисом.
– Что с ним? – спросила она у тамплиеров.
– Его жизни ничего не угрожает, – ответил Бурбутон.
Внезапно Людовик с гневом обрушился на жену:
– Вот чем все обернулось! Из-за прихоти королевы я потерял половину войска и лишился почти всей своей свиты!
– И своего дурака, – вставил Лупо.
– Я, король, вынужден был сражаться, как простой воин! – возмущался Людовик.
Шут снова влез:
– Дурак тоже сражался, как простой воин!
– Мое терпение заканчивается, дорогая! – шумел король. – Война – это не развлечение для дам! Как только мы доберемся до моря, я при первой же возможности отправлю вас домой. Собирайте бездельников со всего королевства, слушайте трубадуров и музыкантов, а здесь вам нечего делать! Дамы на пути по стезе Господней – это ненужная обуза и лишний соблазн для воинов!
Обиженная вспышкой мужа Алиенора изо всех сил старалась сохранить хладнокровие.
– Я подчинюсь воле короля, – тихо проговорила она.
Борису тем временем стало хуже, и он впал в забытье…
Глава 11
В пути
От сильного толчка раненый пришел в себя и открыл глаза. Вокруг были качающиеся бурые скалы на фоне серого неба. Повернув голову, Борис понял, что он едет в повозке. Болела голова, ныло тело, а в ушах назойливо звучал тоненький звон. Раненый невольно застонал, и тут же над ним склонился с лошади Лупо.
– Мессиру Конраду нужна помощь?
– Ты же не можешь убрать камни с дороги, чтобы меня не трясло, – проворчал Борис.
– Не могу, – согласился шут.
Послышалось ржание.
– Коня мессира Конрада я привязал к повозке, – объяснил Лупо.
Борис устремил взгляд на возницу в надежде, что это Векша, однако повозкой управлял крестьянин-обозник.
– А где Векша? – с замиранием сердца спросил раненый.
– Он погиб, упокой Господи его праведную душу, – ответил шут.
Бориса обожгло болью утраты и горечью одиночества. Так случилось, что за короткий период времени он потерял обоих слуг, хранивших ему верность многие годы, несмотря ни на какие обстоятельства. И Угрин, и Векша знали Бориса с детства; с их гибелью для него обрывалась последняя связь с далекой родиной.
Лупо, видя, как тяжело рыцарь переживает гибель своего оруженосца, учтиво отъехал в сторону.
Спустя немного времени, послышались крики:
– Сарацины!
– К бою!
– Вперед!
Возница остановил повозку.
– А ты не желаешь вступить в битву? – спросил раненный у сохраняющего спокойствие Лупо.
– Это не битва, а всего лишь стычка. Нет смысла рисковать головой, я ее итак едва не лишился.
Только теперь Борис заметил свежий шрам на лбу у шута.
«А ведь Лупошка спас меня от верной гибели. Кажись, с ним был еще кто-то».
– Спасибо тебе, Лупошка. Ты выручил меня.
– Это когда же? – недоуменно спросил Лупо.
– Когда в меня стрела попала.
– Ах, да! – вспомнил шут.
– А кто еще был с тобой? Я не успел разглядеть.
– Агнесса де Тюренн, – огорошил Лупо Бориса.
– Как же вы с двумя матерыми турками справились?
– Повезло нам. Primo44, сарацины слишком увлеклись, оставив незащищенным свой тыл. Secundo45, одному из них угодила в спину стрела его же собрата по вере. Tertio46, другого сарацина я и малютка де Тюренн одолели с Божьей помощью.
Борис проворчал по-русски:
– До чего ты дожил, Борис Кальманович? Девица тебя от гибели выручает!
Как только шум боя сменился победными криками, повозка тронулась с места, и Борис забылся глубоким сном. Разбудил его голос короля:
– Значит, жизнь рыцаря Конрада вне опасности?
– Рыцарь Конрад с Божьей помощью быстро пойдет на поправку, – уверенно ответил другой голос.
Открыв глаза, Борис увидел короля и магистра тамплиеров де Бара.
«За что мне столько чести?» – удивился раненый.
– Господь к тебе милостив, рыцарь Конрад, – сказал Людовик, заметив, что рыцарь очнулся.
– Милостив, – согласился Борис.
Людовик решил навестить раненого рыцаря Конрада потому, что испытывал стыд за свой недавний приступ гнева. Если чужеземец воспринял выходку короля, как ревнивый припадок (чем она в действительности и являлась), его надо было во что бы то не стало разубедить.
– Может, тебе что-нибудь нужно? – заботливо осведомился Людовик.
– Нужно – подал голос Лупо. – Рыцарь Конрад потерял в бою своего оруженосца и остался без слуг. Дозволь мне, Людовик, служить храброму рыцарю, хотя бы, пока он не оправится от ран.
– Служи, – согласился король. – Я обойдусь без дурака, тем более, что нам сейчас не до шуток.
Он пожелал раненому скорейшего выздоровления и ушел вместе с де Баром. Как только король и магистр удалились, Лупо засуетился вокруг повозки.
– Мессир Конрад наверное, устал лежать?
– У меня затекли спина и ноги, – пожаловался Борис.
Приняв с помощью шута сидячее положение, он увидел, что лагерь крестоносцев находится в бесплодной долине, среди голых холмов, а суровые скалистые горы остались на востоке. Дул холодный, пропитанный сыростью ветер.
«Видать, море уже недалече», – предположил Борис и поежился.
Лупо набросился на возницу:
– Эй, ты, куча дерьма! Хватит зад чесать! Разведи огонь, свари похлебку, поставь шатер! А самое главное – позаботься о мессире рыцаре!
Крестьянин бросился исполнять повеления. Он развел костер, расстелил недалеко от огня волчью шкуру, помог вместе с Лупо раненому перебраться на нее с повозки и начал варить похлебку. Пока готовилась трапеза, шут рассказывал Борису о последствиях памятного боя:
– Мы лишились немалого количества рыцарей, ратников, лошадей и мулов. Это чудо, что нас всех не перерезали, как цыплят! В таких ситуациях всегда ищут виновных, и наш добрый король взвалил всю вину на графа Мориенского. Будто не сам Людовик, исполняя волю королевы, устроил привал…
– Далеко ли еще до моря? – прервал его Борис.
– Нет, недалеко, но люди и лошади выбились из сил. Даже мулы падают от усталости.
Вскоре сварилась жидкая похлебка, в которой плавали лишь редкие крупинки, и не было ни капли жира. Лупо скептически посмотрел на булькающее варево.
– Если так кормят рыцарей, значит, скоро совсем станет нечего есть. И так уже полно голодных, – проговорил он, показывая глазами на стоящих неподалеку от их шатра троих обозников, которые благоговейно следили за паром, исходящим от похлебки.
– Они хотят подкормиться запахом нашей пищи, – отметил Борис.
– А ну, пошли прочь! – крикнул шут на крестьян, а когда те исчезли, сказал печально: – А на побережье мы попадем в зависимость от милостей греков и армян. Если же они не пожелают помогать нам, то доблестным воинам Христа придется поедать друг друга.
Подкрепившись, они отдали остатки пищи вознице. Когда Борис собрался немного вздремнуть, Лупо вдруг сказал ему с усмешкой:
– К мессиру Конраду гость пожаловал.
Повернув голову, Борис увидел де Шатильона. На красивом лице Рено было безмятежное выражение.
– Этому щелкоперу все нипочем, – проворчал Лупо.
– Приветствую тебя, рыцарь Конрад! – воскликнул де Шатильон.
– Здравствуй, Рено, – ответил Борис.
Устроившись на камне, Рено затрещал, как сорока:
– Я пришел поблагодарить тебя за помощь в бою. Со мной такое часто бывает – увлекаюсь, разя врага, и не замечаю опасности. Но какой же великолепный удар ты нанес! Копье пронзило сарацина и едва не выскочило из него!
Лупо откровенно морщился, слушая словоохотливого юнца, Борис же не спускал глаз с блестевшего на руке де Шатильона перстня. Заметив это, Рено припомнил, как он, будучи в стельку пьяным, залез по ошибке в чей-то шатер, а когда протрезвел, обнаружил у себя золотой перстень.
«Дьявол и преисподняя! Неужели я взял перстень у рыцаря Конрада?»
– Мессир Конрад интересуется этой вещицей? – заискивающе спросил де Шатильон.
Борис молча кивнул.
Оглядевшись по сторонам, Рено сказал:
– Честно говоря, я нашел этот перстень, но говорю всем, что это моя военная добыча.
Лупо язвительно спросил:
– Не укажет ли благородный рыцарь де Шатильон место, где валяются драгоценности?
– Отойди, Лупошка! – велел Борис. – Дай нам поговорить наедине.
Оставшись вдвоем с Рено, он сообщил:
– Этот перстень потерял я.
Де Шатильон пожал плечами.
– Я, конечно, верю благородному рыцарю…
– Этот перстень подарил мне киевский князь Мстислав, а надпись на нем гласит: «Помоги, Господи, рабу Своему Борису».
– Борису? – удивился Рено.
– Так меня звали в Киеве.
– А-а-а! – протянул де Шатильон.
– Князь Андрей подтвердил бы мои слова, но к сожалению он покинул войско вместе с королем Конрадом и его племянником Фридрихом.
– Князь Андрей? – напряг память Рено. – Ах, да! Это похожий на сарацина приятель Фридриха Швабского.
– Он самый, – подтвердил Борис. – Князь Мстислав его родной дядя.
Де Шатильон вздохнул. Ему все-таки очень не хотелось расставаться с перстнем.
– Я, Рено, вовсе не жадный, – задушевно заговорил Борис. – Но эта вещь дорога мне, как память о князе Мстиславе, упокой его Господи. А тебе я подарю, в знак нашей дружбы, вот это.
Он вынул из заветного мешочка на поясе золотой перстень с аметистом и латинской надписью «Deus tecum»47. Это был подарок князя Мазовии Болеслава Кудрявого, которым Борис дорожил меньше, чем памятью о князе Мстиславе Владимировиче.
Де Шатильон задумался. Конечно, первый перстень был дороже второго, однако все же стоило согласиться на обмен, ибо рыцарь Конрад может обратиться к королю, и неизвестно, чью сторону примет Людовик.
– Ладно! – решился Рено. – В знак нашей дружбы и в благодарность за свое спасение, я согласен на обмен.
Когда обмен состоялся, де Шатильон, не сдержавшись, полюбопытствовал:
– Должно быть, эта вещица немало для тебя значит?
– Это дар князя Мстислава, чью память я чту, – сухо повторил Борис.
Не добившись откровенности от рыцаря Конрада, Рено попрощался с ним и удалился. Не успел один гость скрыться из вида, как к Борису пожаловали еще двое – де Винь и тамплиер Бурбутон. Ги прихрамывал, его левая рука была перевязана.
Храмовник поменял Борису повязки и ушел, а де Винь остался.
– Как поживаешь, Ги? – спросил Борис. – Раны болят?
– Уже почти не болят, – ответил юноша. – Вот только нелегко управляться одной рукой.
– А твой Жиро тебе не помогает?
– Жиро, да будет милостив Господь к его душе, погиб в злосчастном бою.
– И я потерял там своего Векшу, упокой его Господи.
– Теперь я живу среди тамплиеров, – продолжил де Винь, – и хочу вступить в их орден. Мой сюзерен, граф Суассонский поворчал немного, но все же благословил меня на служение делу нашей веры в рядах тамплиеров.
– А что скажут твои родители?
– Они скончались, упокой их Господи.
– Кто же управляет твоими владениями?
– Свои земли я сдал в аренду аббатству Сен-Жень, – сообщил де Винь, поднимаясь.
– Уходишь? – спросил Борис.
– Да, я пойду. Желаю мессиру Конраду скорейшего выздоровления.
Когда юноша скрылся за шатрами, Лупо проговорил осуждающе:
– Значит, де Винь все-таки решил стать тамплиером.
– Чем ты недоволен? – удивился Борис. – Тамплиеры – хорошие воины.
– Несомненно рыцари ордена Храма лучшие из сброда, собравшегося под стягами нашего короля: они строго подчиняются великому магистру и своему уставу, не грабят единоверцев, скромны и неприхотливы, сведущи в искусстве врачевания…
– И все-таки ты их почему-то не любишь.
– Честно говоря, я их боюсь, – признался шут.
– Мне казалось, что ты никого не боишься?
– Я без страха донимаю остротами короля, королеву, прочих знатных особ и даже святых отцов, но нипочем не решусь задеть шуткой рыцарей ордена Храма.
– Чем же они тебя так пугают?
– Своей непогрешимостью, а еще тем, что они, соединив монашеский устав с золотом и оружием, становятся все более и более грозной силой.
– Но эта сила защищает христианские святыни.
– Но ей уже тесно на Святой земле, и она потихоньку расползается по всему христианскому миру.
– Не по всему, – возразил Борис. – Они есть там, где церковь подчиняется Риму.
– Верно! – согласился Лупо. – Туда, где церковь греческого толка, орден не пускают – и правильно делают.
Пока они беседовали, совсем стемнело. Лагерь давно спал, и лишь шаги часовых тревожили ночную тишину.
– Дурак он и есть дурак! – рассердился на себя шут. – С ним заговоришь вечером, он и рад проболтать до утра.
Лупо разбудил возницу и вместе с ним перенес раненого в шатер. Завернувшись в шкуру, Борис попытался уснуть, однако возобновилась боль в плече, да и тело постоянно затекало, а переворачиваться было трудно. Лупо тоже бодрствовал и вскакивал всякий раз, стоило раненому пошевелиться или застонать. Только под утро Борису удалось ненадолго забыться сном.
На рассвете крестоносцы двинулись дальше. По небу метались рваные тучи, посыпая путников мелким дождиком. Дул пронизывающий ветер. Борис лежал под теплой шкурой, поглядывая с сочувствием на дрожащего от холода Лупо. Судя по молчанию шута, настроение у него было самое отвратительное.
Неожиданно к повозке подъехала на гнедой лошади Агнесса де Тюренн. Ее глаза блестели, а щеки пылали.
«Не захворала ли она», – забеспокоился Борис.
– Как себя чувствует мессир Конрад? – поинтересовалась девушка и краска на ее лице стала еще гуще.
– Мне уже лучше, – ответил Борис с такой теплотой в голосе, какой сам от себя не ожидал.
Читать бесплатно другие книги:
