Судьба зимней вишни Зарецкая Людмила
– Да, это я, добрый вечер, – тоненько проблеяла я, не справившись с волнением.
– Это Шаповалов. Мы с вами договаривались сегодня встретиться в «Павлине». Напоминаю, что через десять минут машина будет у вашего подъезда.
В ухо мне ударили короткие гудки. Оглушенная встречей с Корчагиным, я совсем забыла про магната. Забыла настолько, что даже не упомянула о нем, разговаривая с подругами. Они мне этого точно не простят. Особенно Лелька. Ни в какой «Павлин» я не собиралась, но сказать об этом мне было некому – телефона Шаповалова я не знала. Прятаться в квартире тоже было глупо.
Подумав секунд тридцать, я решила, что хуже не будет, если я выберусь на люди. В конце концов, ссора с губернатором не входила в мои планы. Да и знакомства в «Павлине» можно завести самые потрясающие.
– Сергунь, – промурлыкала я, заглядывая в комнату к Сережке. – Ты не против, если я по делам съезжу в ночной клуб?
– В какой? – спросил сын, не отрываясь от экрана компьютера.
– В «Павлин».
– В «Павлин», мам, по делам не ходят, – глубокомысленно изрек мой ребенок. – Это крутой тусняк. Там отрываются крутые мэны за большие бабки.
– Фильтруй базар, чувак, – поддержала разговор я. – Без обид, если я уеду?
– Не вопрос, мам, я за компом посижу, потом спать лягу. Ты во сколько будешь?
Одним из основных качеств моего тринадцатилетнего сына является основательность. Он сам никогда не нарушает данного слова, но и от других требует того же. Если я сейчас скажу, что вернусь в 8 утра, он спокойно ляжет спать, не дожидаясь меня. Но если я скажу, что вернусь в полночь, то пятнадцать минут первого он оборвет все телефоны, потому что будет сходить с ума от беспокойства. Плавали, знаем.
– К двум постараюсь быть как штык, – сказала я. – Во-первых, компания неинтересная. Во-вторых, завтра на работу.
К счастью, моя профессия обязывает знать дресс-код практически всех увеселительных заведений города. Я всегда подсказываю своим клиенткам, как им одеться, чтобы не попасть впросак.
К примеру, «Павлин» – это не то место, куда можно прийти в джинсах. Даже если они от Труссарди. Я быстро влезла в черное шелковое коктейльное платье – закрытое спереди и с большим вырезом на спине, забрала наверх волосы, похвалила себя за то, что не успела смыть косметику, слегка поправила макияж, вытащила из шкафа элегантные лодочки и норковый палантин. Вставила в уши бриллиантовые капельки, надела одно, но очень большое кольцо, брызнула немного духов… Я была готова к выходу в свет.
Когда я целовала Сережку перед уходом, телефон снова зазвонил.
– Вы опаздываете, Алиса Михайловна, – услышала я слегка укоризненный голос Шаповалова.
– Дамский каприз, Евгений Николаевич, – улыбнулась я. – Но я уже на пороге.
Перед тем как захлопнуть дверь, я услышала: «Мам, ты очень красивая», поэтому из подъезда выскочила, улыбаясь. Перед моим домом стоял лимузин. Черный и роскошный, как все лимузины. На открытую дверцу опирался Шаповалов, в руках которого был невообразимо роскошный, под стать лимузину, букет роз.
– Вы очень красивая, Алиса Михайловна, – услышала я второй раз за вечер и подумала, что все-таки жизнь – отличная штука. Даже если рядом с тобой совсем не тот мужчина, о котором ты мечтаешь.
Интересно, как это никто до сих пор не удосужился защитить диссертацию о том, почему любой среднестатистической женщине так важно произвести благоприятное впечатление на любого мужчину, случайно оказавшегося в ее поле зрения?
Казалось бы, с точки зрения формальной логики нам должно быть важно только то, что думает о нас любимый человек. Ну ладно-ладно… Пусть он и еще несколько потенциальных кандидатов в ухажеры. Запас карман не тянет. Мало ли как жизнь обернется.
Так нет же. Даже искоса брошенный, слегка заинтересованный взгляд прошедшего мимо мужчины заставляет наше сердце трепетать от восторга. Ну надо же, оглянулся, заметил, оценил!
Почему мы прихорашиваемся перед приходом сантехника? Почему кокетливо повязываем на шею косыночку перед визитом к стоматологу? Если он мужчина, разумеется.
Лично я думаю, что таким нехитрым образом мы повышаем свою капитализацию. Не в глазах объекта страсти (хотя чем большему количеству мужчин мы нравимся, тем сильнее тот, единственный, должен ощущать свое счастье). В своих собственных глазах. Чем больше мужчин оборачивается нам вслед, тем выше мы себя ценим и… тем дороже продаем. В эмоциональном плане, естественно.
Глава 4
Крик «Павлина»
Помните, что под павлиньим хвостом скрывается обычная куриная гузка. Так что меньше пафоса, господа.
Фаина Раневская
В «Павлине» оказалось шумно и как-то бестолково. Лично я не люблю лишней помпезности. В конце концов, это ночной клуб, а не Дворец съездов, поэтому лепнина и позолота тут явно лишние.
Вокруг было много полных мужчин в возрасте и полураздетых женщин без возраста. Их платья, открывающие больше, чем прикрывающие, тянули на несколько тысяч баксов. Бриллианты блестели в ушах, зубах и пупках. В воздухе висел удушливый запах смеси разнообразных вечерних духов. У меня тут же заболела голова.
– Я заказал столик в ресторане, – склонился к моему уху Шаповалов. – Затем, если вы захотите, можно посмотреть шоу-программу. Сегодня выступает Тарзан. Желаете в казино, на танцпол, в бар? Только скажите, и я сразу все исполню.
– Пойдемте в ресторан, – сказала я. – В конце рабочего дня мне не хочется ничего, кроме тишины.
Мы прошли в маленький уютный зал. Перед входом я задержалась у зеркала, чтобы поправить прическу. Мой спутник остался стоять, придерживая открытую дверь. В этот момент в холл выскочила невысокая худенькая девушка в сильно декольтированном платье. Бросив взгляд на одиноко стоящего Шаповалова, она подошла к нему и что-то спросила.
Его лицо исказила брезгливая гримаса, он кратко бросил девушке несколько слов и зашагал по направлению ко мне. Худышка сначала немного опешила, потом проследила за ним взглядом, увидела меня и разочарованно отвернулась.
– Кто это? – спросила я, когда Шаповалов взял меня под руку.
– Одна из местных шлюх, – с яростью в голосе ответил он.
– Да вы моралист… – удивилась я.
– Пойдемте в ресторан, Алиса Михайловна, оставим разговор о моей морали на потом, – неожиданно серьезно ответил магнат.
На столике не стояло ничего, кроме еще одного букета цветов.
– Какую кухню вы предпочитаете? – спросил мой спутник. – Я не стал заказывать, боясь, что не угадаю.
– А из чего выбирать? – поинтересовалась я.
– Сразу видно, что вы никогда не были в «Павлине», – улыбнулся Шаповалов.
– Не была, – призналась я. – Никто не приглашал.
– Здесь есть любая кухня. Кавказская, японская, русская, итальянская, французская. Любое меню на выбор.
– Тогда японскую, – решила я. – Не могу пройти мимо лишней возможности отведать суши.
Через пять минут мы сделали заказ.
– Так вам интересно, почему я не люблю проституток? – поинтересовался Шаповалов, когда отошел официант.
– Честно признаться, не очень, – ответила я. – Но нам ведь все равно надо о чем-то разговаривать.
– А вы достаточно прямолинейны, – засмеялся мой спутник. – И все-таки мне хочется вам обо всем рассказать сразу, чтобы вы не мучились в догадках, к примеру, о том, почему я обратился в ваше агентство.
Как и все нормальные люди, я был женат. Мы с моей женой Еленой познакомились еще в институте. У нас была студенческая свадьба, потом завешанная пеленками комната, сначала в институтском общежитии, потом в заводском.
Мы очень хотели детей, поэтому с разницей в два года у нас родились две дочери. К тому моменту я уже руководил цехом, мы переехали в трехкомнатную квартиру.
Потом производства начали закрываться, и я ушел в бизнес. Как видите, у меня все получилось. Но как очень многие бизнесмены, я нашел деньги и практически потерял семью. Мне было очень некогда, поэтому с детьми жена крутилась сама, как могла. Я искренне считал, что если я перевез семью в отдельный дом с бассейном в подвале, если моя жена может не работать, а дочери учатся в самых престижных школах, то мой долг перед ними выполнен. А потом…
Шаповалов повертел в руках палочки для суши, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и продолжил…
– Потом я влюбился. С Верочкой меня познакомили на каком-то банкете. Она была… волшебная. Такая хрупкая, как статуэтка. И волосы. У нее были длинные гладкие волосы цвета воронова крыла. Ей было двадцать, всего на два года больше, чем моей старшей дочери. У нее были какие-то проблемы с матерью. Та болела, и на лечение требовались деньги. Много денег. Я давал, потому что для нее мне было ничего не жалко.
Она очень быстро забеременела и почему-то страшно этому обрадовалась. Я говорил, что не могу развестись, потому что у меня двое детей и мы с женой сто лет вместе. Что она поддерживала меня, когда я карабкался на вершину, и сейчас, когда я стою на этой вершине, я не могу отплатить ей черной неблагодарностью.
– Ты не понимаешь, – отвечала Верочка, закрывая мне рот ладошкой. – Это просто не имеет значения. Теперь вообще ничего не имеет значения. Потому что теперь никто больше не сможет мной командовать. Я свободна, совершенно свободна.
Я действительно ничего не понимал. Но Верочка была счастлива, и меня это полностью устраивало. Мы договорились, что я куплю ей квартиру и буду во всем помогать.
– Знакомый сценарий, – прокомментировала я. – Впрочем, что бы мы, женщины, ни говорили, а все равно каждой из нас хочется стать законной женой.
– Может быть, – рассеянно согласился Шаповалов. – Но не в этом случае. Я очень много работал тогда, поэтому не сразу заметил, что с ней что-то происходит. Она то щебетала как птичка, то заливалась слезами. Ее настроение менялось по нескольку раз на дню. Я списывал это на беременность. И дарил довольно щедрые подарки, чтобы компенсировать свое отсутствие рядом.
Правда открылась где-то за месяц до родов. Я не был у Верочки на квартире около двух недель, мотался по командировкам. А когда пришел, обнаружил ее без сознания. Рядом валялся шприц.
Я вызвал «Скорую» и отвез ее в больницу. Я, дурак, все еще ничего не понимал, пока доктор, которому я сунул пятьсот долларов, не сказал мне, что у Верочки передоз. Моя девочка была наркоманкой.
Она пришла в себя через пару часов и во всем мне призналась. На игле она сидела уже около трех лет. Чтобы заработать на дозу, ей пришлось заняться проституцией. Работали они только в дорогих ночных клубах вроде этого и в ресторанах. Полученные от клиентов деньги девушки меняли на наркотики.
Когда Верочка забеременела, хозяйка, на которую она работала, отпустила ее в обмен на очень крупную сумму. Именно эти деньги я и давал якобы на лечение матери. Все мои подарки Верочка продавала или обменивала на новую дозу.
Кроме того, давясь слезами, она рассказала мне, что хорошо знает мою старшую дочь. Та работала с ней в одной бригаде и тоже сидела на героине. Я думаю, Алиса Михайловна, что вы можете себе представить мой ужас.
– Боюсь, что нет, – ошеломленно призналась я. – О таком страшно даже подумать, а уж пережить…
Шаповалов посмотрел в мои круглые от ужаса глаза, словно проверяя какое-то свое предположение, и замялся:
– Зря я начал об этом. Явно не светская беседа.
– Нет уж, продолжайте, – потребовала я. – Такие истории нельзя прерывать.
– Как зовут эту мерзавку, – спросил я у Верочки, – ту, которая посадила вас на иглу, получив дармовую рабочую силу?
– Мы называли ее Мадам, – ответила Верочка.
Я оставил ее в больнице и помчался домой, чтобы поговорить с дочерью. Мы с Еленой трясли ее, как грушу, пока она во всем не призналась. Мы решили, что назавтра увезем дочь в Европу, в лучшую из клиник. Елена и девочки должны были отправиться вместе с ней. Подальше от нашего города.
Утром я узнал, что ночью Верочка умерла в родах. У меня остался сын, рожденный матерью-наркоманкой. Пришлось во всем признаться жене. Поймите меня, Алиса Михайловна, я не мог бросить этого мальчика на произвол судьбы.
Елена согласилась усыновить ребенка и забрать с собой в Европу. Ему тоже требовалось серьезное лечение. Однако со мной она развелась. Вот уже год моя бывшая жена и мои дети живут в Бельгии. Дочь удалось вылечить от наркозависимости. Сын подрастает, хотя его здоровье все-таки оставляет желать лучшего.
Весь этот год я жил один. Мне нужно было время, чтобы оправиться от всего того, что случилось. Но я здоровый мужчина, мне всего сорок два, и я не могу больше оставаться в одиночестве.
Знакомиться в ресторанах, на улице я теперь боюсь. Мне все время кажется, что я снова могу увлечься не той женщиной. Вячеслав Аркадьевич посоветовал мне обратиться к вам, потому что у вас все клиентки проходят через руки психолога, а он не может не заметить наркозависимости.
Так я оказался в вашем агентстве, и вы произвели на меня очень сильное впечатление. Поэтому мы с вами здесь.
Исповедь Шаповалова меня потрясла. Слушая его рассказ, я даже немного поплакала.
– Вы хотите сказать, что та девушка в коридоре – тоже наркоманка? – спросила я.
– Все девушки, работающие в дорогих клубах, работают на эту самую Мадам. И со всеми она рассчитывается наркотиками, – ответил он. – Поверьте, я имею неплохие возможности, так что попытался вывести эту женщину на чистую воду, но потерпел полное фиаско. Она законспирирована почище Штирлица.
После этого разговора любимые суши показались мне какими-то невкусными. Мы покинули ресторан и заглянули в бар, где в этот день выступал Тарзан. Признаюсь, обычно красивое мужское тело не оставляет меня равнодушной, но тут в моей душе не дрогнуло совершенно ничего. Более того, вид визжащих женщин, которые пытались заглянуть стиптизеру под полотенце, обернутое вокруг талии, вызвал у меня тошноту.
Я сказала Шаповалову, что мне нужно обдумать все то, что он мне рассказал, и попросила отвезти меня домой. Он согласился. Когда мы шли к выходу, я снова заметила ту маленькую худенькую девчушку, которая подходила к моему спутнику перед его исповедью. Она стояла в углу холла и о чем-то умоляла высокую статную женщину в умопомрачительном платье.
Женщина показалась мне смутно знакомой, но ее лица я не видела, поскольку она стояла ко мне полубоком. Внезапно она резко повернулась и скрылась за какой-то шторой. Худенькая девушка с отчаянием посмотрела ей вслед, заплакала навзрыд и начала сползать по стене вниз. Я рванулась к ней, чтобы помочь, но Шаповалов дернул меня за руку и практически силком вытащил на улицу.
– Не вмешивайтесь, Алиса Михайловна! – сказал он. – От этих тварей нужно держаться подальше. Тем более такой женщине, как вы.
Ночью он опять плакал во сне. И вновь проснулся, испытывая крайнее раздражение, искренне считая эти слезы постыдными.
В его сне худенькая девушка с усилием встала с холодного кафельного пола и подошла к окну. Почему-то оно не было закрыто решеткой, как у нее в палате, как во всех остальных помещениях, где она успела побывать. Наверное, потому, что это был этаж исключительно для персонала. Что-то типа общежития, куда поселяли медсестричек, окончивших училище и не захотевших возвращаться в родные деревни. Глупые… Там у них был шанс остаться людьми, а не превратиться в червей.
Читать бесплатно другие книги:
