Женщина-трансформер Нестерина Елена

Она меня вертела. Она меня крутила. Она потащила меня в машину, выспрашивая о подробностях удивительного романа.

Врать теперь уже не хотелось. Но и правду – прекрасную правду, я не могла рассказать вообще никому. Поэтому врала – в основном, междометьями. И закатыванием глаз.

Так мы доехали до Женьки. Началась эпопея в отделении полиции её посёлка. Вообще-то, это только мне казалось, что будет эпопея. А всё прошло довольно быстро и мирно. Видя моё счастливое и виноватое лицо, ребята-полицейские просто пожурили меня, позвонили куда-то, а затем отправились со мной, Женькой и Анжелой в соседнее здание. Там закрыли моё дело и вернули вещи, которые, наверное, уже сто раз понюхали сыскные собаки – и напрасно, бедняги, бегали по окрестностям Женькиного дома, отыскивая мои следы. Небо, небо надо было нюхать!

Вечером мы прибыли в Женькин особняк-с и уселись отмечать. Жалко, что Лара – мать-героиня, не смогла приехать.

Да, я девчонкам так всё и рассказала, как планировала: временно сошла с ума, разделась, слезла с балкона по водосточной трубе и воссоединилась с ухажёром, который ждал меня за забором. Как перелезла через этот самый двухметровый забор-то? Настоящая любовь и не на то сподвигает. Почему не рассказала о кавалере раньше? Тогда никто бы меня не мучил наставлениями и не заставлял амурничать с добрым толстяком. А боялась сглазить свою любовь – вот почему не рассказала! Да! Всё было не очень определённо. А сейчас? Сейчас отлично. Сколько ему лет? Около сорока. Супер! Вау! Ненавижу «вау». Как зовут? Ромуальд. А как по-настоящему – не скажу. Познакомлю. Когда-нибудь. Сейчас рано. С деньгами? Не то слово – богат! Замуж зовёт? Всё к тому движется. Тем более вау. Вдвойне супер…

Ну наконец-то! Как же подруги были за меня рады! Мы пили на том же балконе, откуда я стартовала в счастье. От восторга я хорошенько набубенилась. В порыве любви к подругам и радостного ощущения, что они гордятся мной, я уже готова была показать им, кто я на самом деле. И уже даже к перилам пару раз подскакивала. Но всё-таки своими умильно-пьяными мозгами понимала: нельзя! Ведь цивилизованный мир удачных браков, корпоративного духа и карьерного роста меня не принял. Там ничего мне не удалось. Чего нельзя сказать о девчонках. И они рады моему вымыслу – потому что он уложился в понятие успешности. Но вот моя правда… Нет, они, может, её поймут. Только ведь ничего для них не изменится. Я буду жить со счастьем, в миллионы раз превосходящим все те радости, на которые могут рассчитывать они. Я буду летать. А они нет. Так что не стану их расстраивать. Пусть для девчонок я останусь очумевшей от любви дурочкой, которая тут же забыла всех подруг, столько лет вытиравших ей сопли и уверявших, что всё у неё будет хорошо! Пусть. Они это, по крайней мере, тоже поймут.

Правда, в одном месте я чуть не прокололась. Но всё-таки сумела вывернуться.

– Я всё понимаю, – сказала Женька, возвращаясь к моменту моего внезапного исчезновения. – Кроме одного. Что у тебя всё-таки с головой-то случилось? Ну, когда ты от нас убежала.

– А что?

– Ну вот ты на балконе в пять секунд разделась – скинула с себя всё, в том числе трусы, ломанулась к своему Арчибальду.

– Ромуальду.

– Допустим. И что?

– Ну… Мы с ним так договорились – что я предстану перед ним предельно естественной, буду как можно ближе к природе… – вдохновенно врала я. – Ну а чего?

– Говорю же: интересно как-то. И непонятно. Мы твоё барахлишко-то с девчонками подобрали. А на следующий день я на балконе твоё кольцо нашла. – с этими словами Женька сняла с пальца кольцо – моё кольцо! и положила его на стол. – Так, думаю, дело нечисто.

– Почему? Я ж говорю – решила остаться без всего, поближе к природе.

– А серьги тогда почему не сняла?

– Сняла. То есть… – вот тут я запнулась – потому что сейчас была в тех же серьгах, что и тогда, в день улёта.

– Почему такая непоследовательность? Ты ничего не подумай, мне просто интересно. – и Женька посмотрела в моё пьяное лицо с искренней заинтересованностью.

– Дык… Потому что… – начала я. И типа вывернулась. – Потому что мне ж кольцо Демьянов подарил! А я решила отправиться в новую жизнь без багажа прошлого.

И тут ахнула Анжелка:

– Погоди. Так ты говорила, что сама этот перстень купила. Что это твои первые бриллианты.

Блин. Колечко я правда купила сама, эти бриллианты действительно были моими первыми. Что делать?

– Врала, – не моргнув глазом, действительно соврала я.

– Да… – в один голос протянули подруги.

Я скроила на лице глупую улыбку обалдевшей от счастья врушки. Мне поверили.

Веселье продолжалось.

Утром, в состоянии лёгкого похмелья – того самого, которое начисто отбивает желание переживать, я уехала с Анжелой в Москву.

Вот моя работа, вот почти что дом родной. Пережёвывая огромный шмат жевачки, я поднималась по знакомой лестнице. К кабинету начальника. Начали попадаться сотрудники, считавшие меня погибшей или пропавшей… Привет! Я, да, я это! Здравствуйте!

Хорошая у меня была работа. Если вдруг не выгонят, буду особенно стараться. Хотя наглость, конечно, вот так вот пропадать и не ставить людей в известность. Я бы уволила такую раздолбайку. Не знаю, что сейчас меня ждёт…

А вообще, я, наверное, качественно тут работала. Так что, по крайней мере, на позитивную рекомендацию я могу рассчитывать – чтобы в других местах её показывать. Ну а что? Объём работы я выполняла большой. Правда, из-за своей благодушной общей дружелюбности почему-то стеснялась идти по головам. Думала – и так заметят, что я не лентяй. А может, уже бы и заметили – если бы я вот так не пропала? Эх, да чего теперь!.. Да, за все семь лет работы здесь я не стала начальником ничего, поэтому так ко мне и относятся все до сих пор – без особого уважения. Зато ценят креативность. И любят. Не те, конечно, кто не уважает. Но любят многие. Я же чувствую. У меня на хорошее ко мне отношение повышенная чувствительность. Если понимаю, что человек ко мне хорошо относится – я ему всё прощаю. И становлюсь преданная-препреданная.

Так я думала, пробираясь к кабинету начальника. И на мысли «Меня любят» открыла дверь.

Рад! Мне рады, правда! Что я нашлась, что живая. Звонок подружки внёс здесь ясность – что я всё ещё актуальна в мире живых, просто влюбилась и загуляла. И мне оформили отпуск. Правда, за мой счёт – очередной у меня был весь отгулян. Так что можно было продолжать работать.

Что я и сделала – метнулась к своему столу, включила компьютер. Как раз закончился обеденный перерыв, наш офис наполнился людьми.

А мне продолжали быть рады – какие же все тут у нас хорошие! Поскольку я о себе упорно ничего не рассказывала, а только счастливо улыбалась (что давалось мне легко и совершенно естественно), сотрудники принялись сообщать о том, что происходило здесь в моё отсутствие. Во-первых, два проекта из тех, что я вела, оказались очень успешными. Так что моими трудами, как бренд-менеджера, контора гордилась и получала от этого (не от гордости, а от трудов) хорошую прибыль. Оба этих успешных проекта – внедрение в мозги обывателей желания покупать всякое барахлецо. Успех! Удача! Мир изменил своё отношение ко мне! Вот уж воистину: изменись сам – и мир к тебе изменится. А я изменилась, ещё как изменилась!..

Да, работа. Во-вторых, в наших отделах рекламы и брендинга произошла реорганизация – так что часть работы с моих плеч перекатилась на плечики других сотрудников. Поэтому теперь вполне было чем их занять и хоть как-то оправдать те зарплаты, что они имели.

Ну и, в-третьих, в жизни личного состава нашей конторы изменения тоже были – о чём мне постепенно до конца рабочего дня и рассказали.

Так он и прошёл, этот день.

Домой, скорее домой! В славную маленькую квартирку. Что там сейчас, как там? Мама обещала позвонить хозяевам и попросить не применять ко мне суровых санкций, но кто их знает, что они там учудили. Выкинули мои вещи – или всё-таки терпят? Ключей-то у них от этой квартиры нет. Честные и принципиальные пожилые люди, у которых я снимаю эту квартиру, отдали мне все свои три комплекта.

Ну, что там?

А ничего. Всё нормально. Тихо в доме и спокойно, как будто я только утром укатила отсюда на работу. Первым делом я поставила заряжаться мобильный телефон, затем бросилась к телефону стационарному и стала звонить хозяевам.

Жизнь продолжала стелить передо мной ковровую дорожку. Всё было хорошо. Хозяева меня простили. Завтра с утра я повезу им деньги – за просроченный сентябрь. И за октябрь – ведь я плачу им каждое пятое число за месяц вперёд. Октябрь уже вот-вот, а раз я провинилась и задержала деньги, надо как-то реабилитироваться.

А деньги у меня были. Вот они, в коробочке, никуда не делись за время моего отсутствия. В сумку их.

Со сладострастным вздохом вернувшегося в объятия цивилизации путешественника я погрузилась в горячую ванну. Плохо было мыться в тазу. А в ванне… Я нырнула. Вынырнула. Повернулась на живот и прижалась лицом ко дну. Пустила пузыри. Всплыла. Перевернулась на спину. Красота.

Кинула в воду здоровенную «бомбу». «Бомба» зашипела, забурлила, наполняя воду своей солёной пользой и создавая эффект джакузи. Цивилизация. Москва. Блаженство.

Моё полотенце, моя пижама, мой тоник, мои кремы. Никогда, мне казалось, я не любила всё это раньше. Так сильно не любила, как сейчас.

Моё постельное бельё, моя подушечка, одеялко. Мой телевизор (ой, хозяйский, но всё равно типа как мой), пульт, новости, свет. Который щёлк – погас. Всё моё. Так славно, спокойно. Ох… Красота.

Я была одна, точно так, же, как раньше. Но почему-то счастлива. Неужели это возвращение домой так действует? Вряд ли. Сколько раз я возвращалась из командировок, посещая наши региональные представительства. И что было? Грусть, что меня тут никто не ждёт и не встречает – и надежда, что когда-нибудь кто-нибудь ждать и встречать всё-таки начнёт. Ох, эта мне надежда, мой ужас земной… Надеешься-надеешься, думаешь, что всё в жизни неслучайно, что всё как-то или вознаграждается, или имеет смысл. Но ни того, на самом деле, ни другого. И надежда так и остаётся просто надеждой. А бывают только чудеса.

Я перевернулась, неловко подогнув под себя правую руку. Ой, как она заныла. Так вот же в чём счастье-то! Я выскочила из кровати, встала посреди комнаты, широко взмахнула руками. Теперь ведь я такое оно, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Накинув куртку, я выскочила на балкон.

Вот он, мой балкон, где я проводила столько томительного времени. Какой всё-таки хороший с него вид. Это сейчас среди тёмной осенней ночи нельзя рассмотреть ничего, кроме разноцветных огней. Днём же отсюда видна Москва-река, небесный простор над ней и далёкие таможенные терминалы. А за ними шоссе – многочисленные огни в несколько рядов. В тёмное время суток мне всегда казалось, что туда, на тусклую далёкую речную воду подплывает «Титаник». И стоит, готовый отчалить. Жизнерадостно светятся ряды его иллюминаторов. Давай с нами, поехали! подмигивают они. Но я-то знаю, что это на редкость «везучий» лайнер, и поэтому связываться с ним нельзя. А он стоит, раскачивая бока с иллюминаторами в несколько рядов – как напоминание о том, что иногда мечты сбываются, но их результат может совсем не устраивать.

Плыть – не плыть, а подлететь к нему – пожалуйста. Подлететь, посмотреть, определить, из чего состоит макет придуманного мною сухопутного шоссейного «Титаника» – и домой. Нам теперь сам чёрт не брат!

Правда, холодно. Ветер ледяной. Я даже в куртке это ощутила. Замёрзну я или нет? На видоизменённую тушку ничего уже надеть не получится. Ну замёрзну – тогда, значит, полетаю недолго. И в люлю. На работу завтра.

Один взгляд на коробочку с линзами вызвал панику. Хватит мучить глаза. Вылетим в очках. Но как их надеть? До того, как я обернусь птицей? Не факт, что это произойдёт так, как я хочу. Ладно, попробуем в очках.

Аккуратно раздевшись и грохнувшись об пол, поздней осенней ночью я превратилась в птицу. Вещую-зловещую. Нет, очки не удержались на лице, кончиком дужки повисли на одном ухе, скользнули на пол. Эх, трещина по стёклышку пошла. Такие очки испортила… Ничего, отдам заменить стекло. Хорошо, что у меня есть ещё.

Я вернулась в человеческое состояние, нашла их. Повертела в руках. Упадут ведь тоже – и придётся лицом по полу возить, лапой-то я их на нос себе нацепить не смогу. Я не йог. Глаза я чесала в экстремальной ситуации, а потому смогла так извернуться.

Но смекалка у меня была. Креативный класс всё-таки.

Я кинула в рот одну за другой четыре подушечки жевачки. Прожевала. Получился крупный комок. Чпок! – приклеила его к дверному косяку балкона. А на жевачку уже налепила очки, раскрыв их дужки. Так что останется только ткнуться в них лицом, попасть дужками за уши. И лететь себе, вооружённой оптикой. Если удастся этот номер, на будущее куплю пластилина. И буду на пластилин очки к косяку крепить. Надо же – заколки и линзы держатся на мне в момент превращения, а очки нет. Наверно, нужны такие, с большими детскими заушниками. Или с резинкой вокруг головы – как у старичков. В общем, разберёмся.

Ха-ха, сейчас я буду птица в очках…

Побившись головой о косяк, я приладила дужки очков за ушами, сиганула в открытую балконную дверь.

О-о! Воздух подхватил меня. Засвистел, обрадовавшись крыльям, ветер. И ничего не холодно. Правда, шарфик и бюстгальтер бы не помешали, ну да ладно. Надеюсь, я не подхвачу птичьего гриппа. Вперёд!

Перед вылетом я посмотрела на часы – они показывали почти час ночи.

Надеюсь, никто не должен был видеть, как крылатая тень метнулась от балкона восьмого этажа и устремилась над старыми пятиэтажками, над зарослями кустов и вершинами деревьев, над хмуро блестящей водой. Вперёд устремилась.

Распался на части мой «Титаник», ряды огней рассыпались на отдельные фонари, что светили над дорогами, над складами и огромными контейнерами, над широким шоссе, по которому яростно мчались ночные машины.

Я летела к центру. И надеялась, что снизу меня не видно – ничем не подсвеченная, я должна была теряться на фоне чёрного беззвёздного неба.

Но как интересны, оказывается, крыши домов! Сколько на них всего понагорожено. А я и не знала. Поэтому принялась облетать крыши и внимательно их рассматривать. Прямо как зевака, который с любопытством пялится в чужие освещённые окна: а как вы там живёте? А у вас там так же, как у нас – или по-другому? Может, у вас лучше, у вас именно так, как надо – так что я посмотрю, позавидую, поучусь… Я, кстати, тоже могу в окна позаглядывать. Представляю, какой Кондратий хватит жителя квартиры этаже эдак на четырнадцатом, если к нему в окно вдруг сунется моя любопытная физиономия… Да достаточно и того, чтобы он просто увидел пролетающую мимо окон мою подозрительную фигуру. Но я не дам никому такой возможности. Нечего на меня пялиться.

Провода! Сколько раз у Глеба в каморке мне снилось, что я в ночном полёте над Москвой вовремя не реагирую и перерезаю себе шею этими проводами!.. Или запутываюсь в них, и меня бьёт током…

А тут как раз провод – вот он! От крыши одного дома к крыше другого. Опа! – я поднырнула под этот самый провод.

И лечу себе дальше. Наяву, а не во сне, это оказалось нестрашным. Отлично.

Ага, а вот кажется подстанция. Или как ещё называется целое скопление инопланетных фигур – трансформаторов, опор линий электропередач (так, наверное, называется то, к чему провода крепятся? Ну ничего-то я не знаю!), ещё какой-то непонятной фигни типа столбик-перекладина. И всё это переплетено натянутыми нитями проводов. Рискнуть? Какой там наш лётчик-ас любил нырять под проводами и пролетать под мостами? Кожедуб? Или Чкалов? Ничего-то не знает эта лётчица, новая ночная ведьма… Ну и ладно, как не знала, так и узнаю, погуглим, я люблю учиться. А сейчас мы возьмём не теорией, а практикой. Ну-ка, попробуем…

Я, сбавив скорость, снизилась. Оп-с! – под одну растяжку проводов. Уп-с! – под другую. Так, а тут вот совсем узко, пройдём вертикально. А тут резко развернёмся – и идём параллельно горизонту. Хорошо, что подстанция щедро освещается. Всё видно. Специально как для меня – тренировать смелость. А ну-ка – раз! Отлично! Страшно, аж лапы вспотели. Птицы же не потеют… Да ладно, это не пот, это адреналин, то есть, его излишки выходят. Или просто влажность.

Ой, а тут-то куда? Совсем низко и узко! Не упасть бы – а то не удастся взлететь. И как меня сюда занесло-то… Главное, не надо панически метаться, биться о столбы, постараться не запутаться в проводах – я ведь не знаю, меня ими порежет или током шандарахнет. А какое тут напряжение, я даже представить боюсь. Ну, артистка… Тихо-тихо-тихо… Надо смотреть на провода сбоку – так их видно, поблёскивают. А вот сверху они совсем не заметны. Осторожно. Спокойно.

Вот тут-то и должен пригодиться пилотаж. Попробую сделать «горку». Широкий взмах, поднырнуть под эту растяжку. Опа! Есть!

Ну надо же – как совпало! Только я взмыла вверх и оказалась вне нагромождения проводов, внизу хлопнула дверь, и на улицу выскочил дед. Который только меня и видел!

Я умчалась. С бурлящим в крови адреналином.

Нет, ну до чего же они хороши – ярко освещённые центральные улицы! Хороши – уже не такие загруженные, как днём. Я летела вдоль них. И думала о том, что те, кто сидят сейчас в несущихся машинах, точно так же довольны – тем, что всё пусто, а потому быстро. Быстро и пусто. Я мчусь, они мчатся. У меня адреналин. У них адреналин.

Высотки. Моя давняя мечта – прекрасные высотки. То, чем заканчиваются их шпили, находится очень высоко. С земли не рассмотришь. Я много раз пыталась разглядеть их – но кроме звёздочки в обрамлении веночка на вершине гостиницы «Украина» почему-то ничего не видела. Ну, так сегодня я это исправлю. Поднялась повыше. Вот они, светятся. Раз, два, три… Все семь. Четыре даже вечерами из окон моей квартиры видно. Так что полетели – посижу на вершинах и всё узнаю.

Первой по курсу оказалась высотка Кудринской площади. В смысле, площади Восстания. Или наоборот. Я полетала вдоль Садового кольца – как, всё-таки, светло в центре. Машины мчатся непрерывной вереницей. Время позднее совсем, и чего людям не спится?

Здание высотки подсвечивалось. Где-то на крышах стояли прожекторы и светили прямо на шпиль. И статуям света доставалось. И окнам. Интересно, те, кто в здешних квартирах живут, настоящей ночной тьмы не видят никогда?

Я набрала высоту – и, чтобы максимально не мелькать в свете этих прожекторов, спустилась на вершину здания вертикально. Звезда – это оказалась огромная звезда из чего-то гладкого, полированного. И очень грязного. Ноги мои – лапы мои скользили и не могли зацепиться за острый верхний луч звезды – а так хотелось оказаться на доминирующей высоте этого района. Растопырившись, я кое-как устроилась между лучами. Посидела минуты две, половила влажный верховой ветер. Огляделась – да и рванула снова вертикально вверх. Домой.

Думаю, остальные высотки такие же. Не полечу к ним. А вот куда мне теперь домой – непонятно. Если ориентироваться по метро, то от Баррикадной на юг. А потом… Нет, проще по улицам. Вот зоопарк. От него куда? Ах ты глупая коза да Илья Муромец! Полёт навигатора, тоже мне… Потерялась? А кому на работу завтра? Время-то идёт.

Я кружила и кружила, принимая один ночной проспект за другой, называя одно шоссе совершенно не тем, каким оно было, выискивала такие с земли простые, а с воздуха вдруг оказавшиеся сложными ориентиры…

Может, опуститься в каком-нибудь тихом дворе, обернуться человеком и просто поймать машину? Ага – куда, прелестная голышка, спросит водитель, вас довезти? В этом случае, кстати, можно договориться – объяснить, что поймали, обобрали, довезите домой, там я и расплачусь. Но домой-то я как попаду – без ключа? Мне один путь в квартиру – через балкон, как и выходила. Никакой дурак не станет ждать, пока я снова перекинусь в птицу, влечу в своё жилище, оденусь и уже обычным путём вынесу ему деньги.

«Ищи, ищи, ищи!» – командовала себе я. И, злясь на заляпанные мелкодисперсной грязью очки, которые не было возможности протереть, кружила над городом.

Конечно, нашла. Просто наконец догадалась полететь вдоль Москва-реки. И обнаружила склады-терминалы, выскочившие к берегу старые пятиэтажки и бодрый ряд наших башен. Какая тут моя квартира? Где родные окна? Ну, с этой задачей я легко справилась. Ба-бамс! – и вот я уже уселась на балкон. По-быстренькому прыг! – и в дверь. Прыгаю я, конечно, по-прежнему неуклюже. Ох, сейчас я все бумаги на столе себе заляпаю. Ну да ладно – в следующий раз буду умнее, не стану гнездиться на запачканных звёздах.

Со стола я подпрыгнула к потолку, сложила крылья – и треснулась об пол так, что наверняка соседи снизу решили: или у меня случился взрыв, или какого-то гиганта с кровати скинули. А может, и не решили, но точно проснулись.

Грязи на ногах не было. Наверное, она вся на столе осталась. Журналы и разложенные веером бумажки были в смешных неровных следах. Забавненько.

Мыться и спать. Почти половина шестого. Просплю. Опоздаю. На работе повесят. Наглеть не надо.

А летать хорошо.

Замечательно!

Тогда я решила не спать совсем. Помылась, оделась, наступило как раз шесть часов. Напилась чаю с вареньем и вечным хлебом (хорошая вещь вафельные хлебцы, лежат себе и не портятся). И дёрнула к метро. Повезла деньги хозяевам. Был шанс прийти на работу первой – хозяева жили на той же ветке, на которой находилась и наша контора, так что всё очень удобно складывалось.

Трудно летать ночью. Больше так далеко мотаться не буду. Только у себя в районе. Наверно…

Так, не спать, моя черешня! Метро убаюкивало. Я вытащила из сумки телефон, который с самого вечера так и не решилась включить. Почему-то казалось, что чем позже я попаду в интернет и в зону доступа средств связи, тем дольше продлится ощущение чуда…

Ого, сколько сообщений и почты пришло! Ага, вот мама меня ищет, вот с работы девчонки. Опаньки! Поглядите-ка, кто проявился! Давно пропавший с горизонта несостоявшийся кавалер. Ох, сколько от него сообщений в разные мессенджеры! Чего хочет? Общаться, пупсик. Опомнился.

Я усмехнулась и не стала отвечать ни на одно его послание. Опоздал, залётный. О чём он думал несколько лет назад, когда сначала пытался усиленно меня кадрить, а потом свалил в туман. Вернее, ему пришлось свалить – по моей инициативе. Особых чувств он у меня не вызывал – то ли потому, что был ну невозможно умный, по горшкам дежурный (ну никто, кроме него, не разбирался так же глубоко и широко в прямо-таки любых вопросах). Но разве он не видел, что тогда я была так одинока, так болезненно и глобально одинока, что преданнее человека, чем я, он не нашёл бы никогда! Предложил бы он мне тогда выйти замуж – я бы вышла. И в благодарность полюбила бы его, правда. И стала бы, как многие женщины в подобной ситуации, его недостатки превращать в достоинства, стараться, подстраиваться. Но нет – чего-то он испугался, хотя был разведён, и тела очень желал, я помню. Я старалась – так старалась понравиться ему, убедить в своей положительности. Не удалось…

А сейчас – фиг ему! Большую дулю с красным маком. Несмотря на то, что я одинока по-прежнему. Кстати, всё-таки, как он там? И зачем меня ищет? Но не буду отвечать, не буду.

С такими мыслями я доехала до хозяев, вручила им деньги, повинилась, чего-то наплела, пообещала, что больше такого не случится никогда…

И действительно – оказалась на работе первой.

В интенсивных трудах закончилась неделя. Я входила в курс дела – пропущено было много, часть моих проектов навсегда ушла к другим сотрудникам, с частью пришлось разбираться самой. Поступили новые. В работе с утра до вечера я чувствовала себя деловой и нужной. Пусть это просто работа, но она моя, а значит, делать её надо.

Приходила домой поздно, тут же валилась спать. Чтобы утром всё сначала. Нормальный бойкий ритм, моментально втянула меня привычная жизнь.

И казалось, что вообще ничего и не менялось никогда. Падая вечером в кроватку, я как-то совершенно забывала, что умею. Намыться, погонять по экрану новости, кино, прикольчики, отследить тренды – и спать. Вечерняя схема, отработанная годами. А умею-то я о-го-го! Но не до полётов было моей усталой тушке.

Но вечер четверга с ритма сбился. Антуан. Тот самый давний кавалер, тот самый умный-умный. Он дозвонился. И возник.

Мы сидели с ним в ресторане. Я улыбалась, слушала его, пила вино. И думала: надо же, кажется, ничего не изменилось. Тот же он, та же я. Даже, кстати, выгляжу явно лучше, чем тогда, когда мы с ним виделись последний раз. И он это улучшение отметил. А почему лучше выгляжу? Омолодилась? Нет же, потому что… Ха-ха-ха, потому что я теперь оборотень, Антошка! Демоническая женщина! Хоть об этом ты никогда не узнаешь!

А так всё то же, даже ресторан тот же – его любимый, Антуан в привычках постоянен. Но вот я, я… Эх, сидела же я тут когда-то и, помнится, всё переживала: так, он меня в ресторан привёл. Значит, хорошо относится. Это приятно, но… Придётся отрабатывать: вести себя так, как ему нравится, не злить его, во всём поддакивать. Да, и съесть поменьше, чтобы не подумал, что он меня этим осчастливил. Антуан у нас джентльмен, самой за себя даме платить не позволяет. А вот если бы я сама за себя платила, было бы проще, легче, ды-ды-ды-ды-ды…

Я какой-то всё-таки трусливый и сумасшедший элемент. Взять хоть те же мои переживания по поводу того, что за меня платят в общепите. Подобные мысли сидят в голове тех, наверное, кто когда-то был очень бедным. А я была. И поэтому боюсь оказаться нахлебником. И чувствовать себя обязанной боюсь. А главное, переживаю, что угощающий теперь имеет фору. Насколько проще ходить в кафе и рестораны с подружками! То ты подружке, то подружка тебе оплатит банкет, то каждый за себя, то просто общая сумма честно делится поровну. С коллегами вообще даже вопросов подобных не возникает. У мужчин, наверное, в кругу друзей так же всё просто. А тут сложно. Скучно, ох, скучно…

Пока Антуан говорил что-то длинное и глубокомысленное, у меня в голове пролетели все эти мысли. И, кажется, последние слова я вообще произнесла вслух.

– Я понимаю, что я нудный и тебя утомил… – покраснев, пробормотал Антон.

Ох, значит, всё-таки сказала. Ну как же мне не стыдно! И – в первый раз, кажется, со времён нашего с ним знакомства, мне было действительно не стыдно! Нет, что его пространные речи я часто не слушала, нагло думая о своём, это было. Но мне всегда неловко становилась: ах, думаю, всё-то прослушала, но поддакиваю и старательно хвалю его за что-нибудь! Но так ведь тогда я всё хотела ему понравиться – до такой степени, чтобы замуж позвал. Вот и подстраивалась. А сейчас не хочу! Не хочу даже пытаться попроситься к нему замуж.

Да потому что замуж мне совершенно не хочется. Оп! Вот на какой мысли я себя вдруг поймала. (Это вместо того, чтобы ответить Антуану, что же именно вызвало у меня скуку)… Я смотрела на Антуана и улыбалась. Наверное, мои глаза как-то особенно сияли. А может, улыбка приобрела новый вид. Не знаю. Я почувствовала упоение от того, что одна. Что сама по себе. Что имею право не стараться во что бы то ни стало понравиться человеку, которого я не люблю (а могла бы полюбить, как уже говорилось – в благодарность за созданную со мной семью. Или не могла бы – уже не важно). Что могу себе позволить не горевать о том, что так и не влилась в ряды счастливых замужних женщин. И что этим я НИЧУТЬ НЕ ХУЖЕ ДРУГИХ!

Я продолжала сидеть и улыбаться, мой торжествующий и счастливый взгляд поплыл куда-то за спину Антуану. Подумала: вот сейчас мы с ним поболтаем – и я домой, домой! Никакого благодарного секса, на который он рассчитывает. А ведь наверняка рассчитывает – и постарается предложить, ведь попытка не пытка. Да… Антуан, наверное, вообще не рад, что сегодня встретился со мной. Я что-то всё думаю и молчу, молчу и думаю. Вот теперь и ему, пожалуй, скучно. Но не всё же тебе, мой умник, лекции читать. Наверное, из-за этих лекций его жена и бросила.

– Ты какая-то другая, – интимно пробормотал Антуан и цапнул меня за руку. – Расскажи теперь, что у тебя творится.

Да конечно, расскажу… Я сообщила о том, что происходит на работе. Ухажёры не любят, когда им рассказываешь свои сны или про работу. Я это знала, и потому заливалась соловьём. Ага, скучаешь, паразит! Я про твои вагоны тоже слушала! И про штабельную укладку! И про…

– А в личной жизни? – всё-таки не выдержал, перебил.

– В личной всё прекрасно. Кипит, бурлит. А у тебя?

– А я тебя очень хочу. Вот сидим мы тут, я смотрю на эту шею, на эти губы, и думаю: да на фига это всё, поедем скорее ко мне.

Проходили. Вы, любезный, опоздали. Я сразу вспомнила, как я ездила к нему домой, хорошо там себя вела, как он был мил. Но даже жить вместе не предложил.

– А я, Антон, не женщина для развлечений, – эту фразу я заготовила ещё много лет назад. Но так и не сказала – всё время повод подходящий только наклюнется – и смазывается. Вот я и не произносила её. А теперь можно.

– Я это знаю, зайчонок, – от «зайчонка» у меня всегда подкатывает рвотный спазм. Как и от кошмара типа «котёнок», «зая», «солнце». Когда-нибудь я не смогу его сдержать.

И я поняла, что мне жалко Антуана. Не сильно так. Но жалко. Не орёл. Даже не павлин. И что я его отпускаю. Да, именно даже не его, а своё давнее безуспешное стремление постараться ему приглянуться с матримониальной целью. Решила, что больше не злюсь на него, и больше не ненавижу – за то, что он вроде как меня облизывал и обхаживал, но тут же беззастенчиво динамил. Хотя знал, сколько мне пора уже быть полноценной женой и матерью.

Ещё усмехнулась – вот я коза была! Злилась на человека и ненавидела его – а сама стремилась за него замуж! Ну зачем, зачем я унижалась? Наверное, у Антуана были ко мне светлые чувства – а я пыталась использовать их в корыстных целях. Позор.

Хотя сколько людей не по любви женятся! У меня эти примеры всегда стояли перед мысленным взором, когда я думала о своём будущем. И как хорошо, что судьба не дала мне выйти замуж по расчёту.

Ха, не только не только по расчёту – никак не дала. Хорошо, как же хорошо, что я теперь поняла – мне этого уже и не надо! Я умею летать, я женщина-трансформер, и это компенсирует всю остальную недостачу жизненных успехов. Да!

Антуан заметил мою усмешку – решил, что я вся в мыслях о ком-то неведомом. Вздохнул.

«Я прощаю тебя, прощаю за то, что ты боялся на мне жениться, – произнесла про себя возвышенный монолог. – Ты не переживай, Антошка, я не буду стараться за твой счёт устроить свою задницу. Прости, что пыталась. И молодец, что был твёрд и не связался со мной. Наверное, ты знал что-то большее про меня, знал, что со мной нельзя связываться, потому что я стану чудесным оборотнем… Нет, конечно, ты этого не знал, что за глупости!»

Монолог сменился мыслью. Антуан говорил-говорил, журчал, как самозабвенный попугайчик. А я думала. Во мне не было так называемой изюминки! А ведь даже наличие винограда, из которого получится в последствии этот самый изюм интересности, уже позволяет хватать подобную дамочку и тащить в ЗАГС. Мой виноград для получения изюминки не созрел. И, вполне возможно, даже не заколосился.

А чужой изюм виден невооружённым глазом. Лишь бы был. Тогда всё можно оправдать. Есть изюминка, и…

Жена – стерва: это бодрит!

Изворотливая хитрюга: берём. С такой по жизни не пропадёшь в битве за материальные блага!

Изменщица: а я и сам хорош. Или: раз моя любимая женщина так популярна, значит, мне досталась особо ценная особа! Нельзя отпускать! Тоже, стало быть, стимулирует…

Подлая тихушница: ой, не знаю, любящий мужчина это тоже как-то сможет оправдать…

Беспомощная неумеха и раздолбайка: это значит дева не от мира сего, ангел, чистый ангел…

Только таким как я, неопределённым личностям, оправдания нет. Виновата сама. Нельзя было на всех оглядываться и подстраиваться. Мужчина, как существо простое, тянется к чему-то определённому, ясному, сложившемуся. А услужливый туман «Женись, я хорошая!», который мотается у него перед глазами, в конечном счёте раздражает. Так что всё я поняла. Я такая. Но теперь уже пусть. Знание – сила. Не могу пока сказать, сила ли запоздалое знание.

… – Но нам же было хорошо вместе, ведь когда-то было. А ты тогда вдруг почему-то махнула хвостом. Своим очаровательным хвостиком. Я подумал – ну что за капризы. Но сейчас давно не сержусь. И очень хочу тебя, моя умница-красавица.

Бя-я… Учитесь, девушки, как не надо… В таком режиме мы с Антошкой общались всю дорогу. Джентльмен мчал меня ко мне домой. Как хорошо, что теперь он меня потерял.

– Мы ещё сходим с тобой куда-нибудь? Ведь сходим? Увидимся? И ты будешь не такая надутая, – бормотал он, пытаясь поцеловать меня на прощанье.

От «надутой» меня обычно тоже мутит, как от «заи». Вот опять – кекс меня бесил и бесит по всем статьям, а я пыталась выдаться за него замуж! Зачем? Да просто он подавал надежды – то про новых детей заговаривал (что хотел бы их завести, не намекая, что именно со мной, а просто как бы в пространство – но Анжелка, слышавшая это, сказала, что тут и дураку понятно, какую именно женщину Антоха имеет в виду), то про то, что я ему очень дорога, и он меня всегда помнит и непрерывно хочет. Для кого-то подобный текст, конечно, никакая не подача надежд, но я и это принимала за желаемое – и старалась, как уже упоминалось. Да…

А сейчас лезет целоваться – и я уворачиваюсь. Прогресс. Эх, дура я была раньше: он хочет поцеловать, а я – пожалуйста. Ведь не доставляло же никакого удовольствия – тык-тык мякенькими слюнявыми губками, коль-коль усиками. Но ЗАМУЖ, замуж! Типа привыкну. Люди же ко всему привыкают… Дура.

– Сходим, Антон, конечно!

Ничего, я только учусь. Поэтому не смогла сказать правду: иди на фиг. Опять перешла в щадящий режим. Научусь, научусь.

– У меня к тебе нежно… – на полном серьёзе, продолжая протягивать ко мне руки и губёшки для поцелуя, простонал Антуан. – О, как у меня к тебе нежно…

Это он сам придумал. В разгар особых чувств говорит. И уверен, что создал такой необыкновенно изящный стилистический оборот. Что я сейчас проникнусь и буду чувствовать то же, что и он. Что у меня тоже будет к нему нежно… Но у меня от слащавости этой фразы, естественно, бле-е-е…

Так что я выскочила из машины на улицу особенно быстро.

Ой, ну не могу, до чего смешно и противно. А ведь слова о чувствах – это так много, так важно. Слова, что говорят действительно любимые мужчины, наверняка отпечатываются – в мозгу ли, в сердце. Они будоражат, радуют. А это – фу…

И вообще я заметила, что нелюбимый виноват во всём, всегда. А любимому всё прощается. Вот такая приятная необъективность.

Машина с Антуаном умчалась. Счастливо тебе, Антон Артурович! И катись колбаской по Малой Спасской.

А я домой!

Мыться! Вода смыла всё. Утекли в сточные воды мои желания замуж. Очень правильно, что я сегодня встретилась с Антуаном!!! Теперь стало так спокойно и гармонично – как будто нет больше ни страстей в моей душе, ни бурь сомнений, ни гроз несбыточных грёз. Казалась я себе чистым белым голубем – нежным и безмятежным. Наверное, такое чувство приходит к монахиням после длительного поста или после окончательного прощания со скоромным страстным миром.

Засыпала я в своей кровати со счастливым ощущением самодостаточности. Так, торжественными шагами, вступают, наверное, в монументальную фазу жизни под названием «старая дева». Всё хорошо, мужчины сволочи, а лучшие друзья – интернет и вкусная еда.

Ну и – да! Да, да, да! Я не против.

Выходные я провела у родителей. Хорошие мои, милые труженики! Дай Бог им и таким людям, как они, спокойной и мирной жизни, чтобы здоровье, которое они лечат за мелкие копейки, не подводило, чтобы всё то, что происходит, не обижало и не угнетало их, чтобы радость – простая человеческая радость – озаряла их лица почаще!

Стыд перед добрыми моими родителями никуда не уходил. Но он присутствовал на фоне общей позитивности моего настроения, так что мама и папа его не замечали, радовались и просто сияли.

– Ну, у тебя как? – спрашивала мама. – Нас знакомить-то не обязательно. Тебе-то хорошо, скажи?

Уй, а я-то и забыла про своё враньё… Про сумасшедший роман!

– Хорошо! Видишь же, я какая спокойная!

– Да, это точно. – подтвердил папа. И спас ситуацию, сам того не зная.

– Мы рады за тебя, так рады! Ты так изменилась, так посвежела.

– И уверенности прибавилось. Правда.

Мы не расставались два дня. Как бы я хотела жить с ними! Только с мамой и с папой мне было хорошо по-настоящему. Но в нашем городке я когда-то так и не смогла найти себе дела. И поехала, как миллионы мне подобных, в Москву.

Не буду я маме с папой рассказывать про то, что у них дочка оборотень, хоть и с положительными наклонностями. Вот этого они не оценят никогда.

Я уезжала и видела их практически счастливыми. А дело ведь не только во мне – спокойной и довольной. Но и в наличии пресловутого любимого человека. Эх-ох-онюшки…

Я звонила спасителю-Глебу несколько раз. Аппарат абонента был стабильно выключен или находился вне зоны действия сети. Я отправила сообщение – что скоро приеду отдавать долг. И пришёл ответ: Глеб меня ждёт. Надо ехать. Я у него там полетаю. У-ух!