Военспец. Чужое лицо Корчевский Юрий

– Хорошо такого осведомителя иметь. Только сомневаюсь, что это поляк. Ляхи католики и в православный храм не пойдут.

– И тут угадал.

– Подожди, дай подумать.

Андрей прикинул:

– Козак.

Батюшка восхитился:

– Неужто сам додумался? Как?

– Насчёт ляхов ты понял, а кто ещё, кроме поляков, знал о юродивом? Их союзники – козаки.

– Тоже наёмники. И я не исключаю, что часть из них католическую веру приняла, а этот – православный, и в храм к тебе ходит.

– Логично. Знаешь, что это слово обозначает?

– Знаю. Козака отдашь?

– А это как понять?

– Познакомь. Мне полезен может быть.

– Да ты кто таков? Не много ли на себя берёшь? – взъярился батюшка.

– А говорят – священники не волнуются, всегда спокойны. Врут, наверное.

Священник остыл.

– Похоже – не один ты! Кто за тобой?

– Сильные люди, не хотят они самозванца на троне видеть. Да и не в этом главное. За веру они боятся. Наша вера от отцов, дедов и прадедов пришла, как ей изменить?

– Истинные слова слышу! Наконец-то о вере заговорил! А то всё царь да самозванец… Церковь Отрепьеву цену знает – грош в базарный день. Для веры нашей угроза!

– Вот и я о том же. Одно дело делаем. Только бояре да князья ещё и о стране думают. Отрепьев страну на куски порвёт, лучшие земли полякам отдаст. А землицу-то самодержцы наши веками собирали!

Священник пристально всмотрелся в Андрея:

– Правду ли ты сказал? Можно ли тебе верить?

– Всё правда. Больно видеть, как поляки по Москве да по Кремлю ходят, как по своей земле. А самозванец хуже предателя. Грешно в церкви да в Пост Великий говорить об этом, но он смерти заслуживает.

– Бог рассудит! А с козаком поговорю я. Согласится ли помогать – не ведаю.

– Только обо мне пока ни слова.

– Понимаю. А скажи-ка, большая ли сила за тобой?

– Я мелкая сошка, воин. Но недовольных много. Думаю, самозванцу недолго осталось.

– Твои бы слова – да Богу в уши. Большое испытание он рабам своим послал. Только думаю, не всю правду ты мне сказал. Не простой ты воин, для простого знаешь много.

– Батюшка, я сказал, что мог.

– Хорошо. Загляни ко мне через седмицу. Бог тебе в помощь!

Перекрестившись на образа, Андрей вышел. Не ошибся он, священник имеет в Кремле неплохого осведомителя. Только закавыка одна есть. Несмотря на то, что он обладает кое-какой информацией, пользы от неё нет. Информация ведь только тогда полезна, когда даёт пищу для анализа и последующих действий. А за священником силы нет. Это как парализованный человек: мозг работает, а руки-ноги не действуют.

Если информацию собирать из разных источников, может сложиться цельная картина, тогда и предпринять что-то дельное возможно, ударить в уязвимое место. Среди боярства много выжидающих, приценивающихся к власти.

Самозванец, придя к власти, сделал разумный ход – практически никого не казнил, не устраивал массовых казней. В ссылки неугодных отправлял – да, это было. Тем самым боярство от себя не оттолкнул, а за ними – деньги, люди. Стало быть, умён, да и советчики грамотные нашлись. На Руси всегда были противоборствующие боярские роды, стремящиеся встать поближе к трону. Близость к самодержцу – это чины, должности, власть, неплохие доходы. Но ни один род дворянский надолго не возвышался. И цари не вечны – к тому же жёны их то умирали, то они сами их в монастырь ссылали. А раз царица другая, то и родственники её к трону приближались, сменяя прежних фаворитов.

Роды по-мелкому друг другу пакостили – оговаривали перед царём, принижали деяния. Иногда это приводило к опале, и даже земли, ранее дарованные, могли отбираться. Но на жизнь не посягали. Сегодня один род приближен, завтра – другой. А если казни учинять, так и родов на Руси не останется.

Поэтому к самозванцу присматривались, но отторжения, неприятия, лютой ненависти он пока не вызывал. Впрочем, если бы бояре знали о том, что он задумал, они бы организовали ему отпор значительно раньше. Но не обладали они всей полнотой информации, жили сегодняшним днём. У русского человека в те годы была одна опора, один стержень – вера православная и десять заповедей. И посягательство самозванца на святое для народа ему бы не простили. Но пока о планах, да и то не обо всех, знал очень узкий круг лиц – не считая ближнего окружения самозванца.

Неделя прошла в ожидании. Чтобы занять себя чем-то, Андрей помогал Науму: грузил товар из амбара, помогал его раскладывать в лавке, и даже поторговать успел, правда – под приглядом Наума. Купец товар оптом скорнякам не отдал, торговал шкурками сам – так получалось выгоднее. Торговля – дело хитрое. Там копейку сэкономил, в другом месте дешевле купил, глядишь – прибыль появилась. Не научишься считать выгоду – прогоришь.

Через седмицу, как и уговаривались, Андрей поднимался по ступенькам храма. Предводителю нищих, стоящему на паперти, бросил несколько копеек. Тот улыбнулся:

– Всё сладилось?

Андрей кивнул.

Священник вёл службу, в церкви было многолюдно.

Ждать пришлось недолго, но он так и рассчитывал – прийти к окончанию. Пока сам на паперти стоял, расписание служб выучил.

Дождавшись, пока прихожане выйдут, подошёл к приделу.

– Заходи, сын человечий.

– Доброго здравия, отец Матвей!

– Вовремя. Только вчера с нужным тебе человеком виделся. Он не против встречи. Завтра здесь, у меня, в пять часов пополудни.

– Вот спасибо!

– Не благодари. Одно дело делаем, Веру и Русь спасаем от порождения дьявола.

– Ты о самозванце?

– А о ком же ещё? Ты не смотри, что у него рогов и копыт нет и серой от него не пахнет. Без проделок дьявола тут не обошлось.

– Хочешь сказать, что ему в могилу осиновый кол вбить надо?

– Не помешает.

Священник говорил на полном серьёзе и нисколько не подвергал сомнению тот факт, что самозванца надо убить. Хотя в Нагорной проповеди говорилось: «Не укради, не убий, не возжелай жены ближнего своего» – и много ещё чего.

На следующий день, прямо с торга Андрей заявился в храм. В церкви было пустынно, до вечерней службы было ещё время.

Он прошёл в придел, постучался в дверь. За ней слышался разговор, довольно невнятный.

Открыл дверь сам отец Матвей.

– Вовремя, заходи.

– Здравствуйте.

На скамье сидел козак – с чупруном на голове, в необъятных шароварах, в бекеше; козачий длинный колпак он крутил в руках.

– Знакомьтесь. Григорий. А это – Мыкола.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Я вас оставлю. – Священник удалился.

Повисла напряжённая тишина.

Андрей кашлянул:

– Ты вроде из козаков, что с поляками пришли?

– Я не «вроде», я есаул козачий! – горделиво выпятил грудь козак.

Ну да, самомнения ему не занимать.

– Пусть так. Думаю, мы оба можем быть друг другу полезны.

– Хотелось бы знать – в чём?

– Надеюсь, ты понимаешь, что самозванец в Кремле сидит непрочно? Как только его с трона скинут – а это произойдёт непременно, – возьмутся за поляков и козаков. Вряд ли кто живым из города уйдёт.

– За нами сила! – горделиво сказал козак.

– Есаул, брось, не на Лобном месте стоишь. У князей да бояр в Подмосковье воинов опытных хватит. Русские запрягают долго, зато ездят быстро.

Есаул держал себя чванливо, смотрел свысока, и разговор пошёл как-то не так.

– Ошибаешься! Царь Дмитрий весной на полячке женится, король шляхту с воинами пришлёт.

– Король Сигизмунд зол на Дмитрия, спит и видит, как бы самозванца скинуть. И воинов не даст. Знаю, хочешь сказать, что воевода Мнишек, отец невесты, приведёт с собой наёмников.

– Ты много знаешь для простолюдина.

– А кто тебе сказал, что я простолюдин?

Козак немного стушевался – он судил по одежде. А на Андрее – ни шубы дорогой, ни шапки, ни украшений вроде перстней или золотых цепей.

– Ага, понял, внимание привлечь не хочешь. А я сдуру имя своё тебе назвал.

– Так и я имя своё сказал – но не фамилию и не чин, – слукавил Андрей.

Гордыня с козака слетела. Кто перед ним – неизвестно. Для простолюдина умён и знает то, о чём осведомлены немногие, практически – только люди, приближённые к самозванцу. Поэтому с ним надо держать ухо востро – вдруг человек ещё пригодится?

– Что предлагаешь?

– Денег не дам. Ты за деньги сочинишь всё, что в голову взбредёт.

Козак недовольно засопел.

– Есаулу не веришь?

– Ноне люди и повыше чином самозванцу с потрохами продались, только как потом своим детям в глаза смотреть будут? Опозорят свой род. А тебе за помощь предлагаю жизнь. Согласись, это самое дорогое, что у тебя есть.

Есаул посидел в раздумье, понурив голову, и вроде случайно взялся за рукоять сабли.

– И не думай!

Он поднял голову: прямо в лицо ему смотрел ствол пистолета.

С этого момента козак ещё больше укрепился во мнении, что перед ним не простолюдин. Те носили кастеты, ножи, топоры – но никак не пистолеты.

– Хорошо, согласен, – выдавил он. – Если что интересное узнаю – как тебя найти?

– Искать не надо. Передай батюшке Матвею, что видеть меня хочешь, а на другой день и приходи – в это же время.

– Устраивает, – вздохнул козак.

– По мелочам не дёргайся. Ну, удачи тебе, есаул.

Хоть и с гонором, но козак согласился на сотрудничество. Ничего, ещё спасибо говорить будет, что согласился.

Из храма Андрей направился к дому Голицына – вдруг новости интересные есть? Однако слуга его дальше ворот не пустил.

– Князь в нетях. Куды уехал – не знаю, – ответил он на вопрос Андрея.

– И давно его нет?

– С утра.

Стало быть, князь в городе.

Пришла весна. Дороги за городом развезло, а московские улицы покрывал слой снега, перемешанный с водой. Прохожие жались к домам, но проезжающие кибитки, повозки и кареты всё равно обрызгивали их водой.

Потом набухли почки на деревьях, снег моментом сошёл и прилетели перелётные птицы.

Через батюшку Матвея Андрей изредка получал записки, написанные корявым почерком, где иногда сообщались пароли для беспрепятственного выезда через польские заставы. Но на встречу есаул его не приглашал.

Однако в середине апреля, когда Андрей пришёл в храм, батюшка отозвал его в сторонку и огляделся вокруг:

– Известный тебе человек срочно хочет увидеться с тобой.

– Где и когда?

– Сегодня же. Он после пяти часов будет.

– И я буду.

Неужели есаул узнал нечто важное? Андрей набрался терпения. Два месяца козак ничего существенного не сообщал, подождём ещё три часа.

Андрей подоспел немного раньше, и перед ним на ступени поднялся есаул.

– Мыкола! – окликнул его Андрей.

Козачий есаул обернулся, узнал Андрея и спустился.

– Пойдём, друже, пройдёмся, разговор есть.

Они прошли в ближайший переулок. Есаул огляделся по сторонам, хотя в этом не было необходимости – переулок был пуст.

– Из Польши выехали Марина, царская невеста, и её отец, Юрий. С ними несколько сотен воинов, сколько – не знаю. И обоз большой. Вроде как в конце апреля обещают быть.

– Ещё что?

– Не знаю. Нам, козакам, поляки не очень доверяют. Балакают по-своему, а как подходим – замолкают. Случайно разговор подслушал.

– Спасибо, сведения полезные. Похоже, события начинают разворачиваться. Где тебя можно найти в случае нужды?

Есаул помялся:

– У Арбатских ворот – у нас там застава. Но только в крайнем случае.

– Думаю, такой случай вскорости представится. Постарайся после приезда Мнишеков надолго с заставы не отлучаться.

– Мне ведь приказать могут, дело военное, а я служивый.

– Понял.

Мужчины пожали друг другу руки. Теперь, в эту встречу, есаул вёл себя просто и естественно, без гордыни. Небось от поляков нахватался дурных манер.

Сразу после встречи Андрей направился к Голицыну.

На этот раз князь оказался во дворце, однако слуга проводил Андрея только до кабинета.

– Сейчас князь занят, обождём.

– Не князья ли у него?

– Допустим. – Слуга посмотрел подозрительно. И в самом деле, откуда Андрею знать? Коней с богатой упряжью или колясок на переднем дворе не было.

– А ты скажи князю, мол, Григорий пришёл с важными известиями. Глядишь – и войти позволит.

– Тебе – к князьям? Да меня выпорют на конюшне!

– Так если не скажешь, тоже выпорют.

Слуга потоптался, потом обречённо махнул рукой, постучался и вошёл. Послышались голоса, и слуга тут же вышел, вытирая рукавом вмиг вспотевший лоб:

– Заходи! И чем ты люб князю?

Андрей не ответил – он уже вошёл и закрыл за собою дверь.

Как он и ожидал, все трое заговорщиков были здесь, восседая вокруг стола в креслах. На столе стояли кувшин вина и три серебряных кубка.

– Здравствуйте, князья!

– Хм, Григорий! Давненько тебя видно не было. Садись. Али важное что узнал?

Андрей сел на скамью у стены.

– Обоз с обоими Мнишеками уже в пути, к концу апреля будет в Москве. С ними – несколько сот воинов. Сколько – сказать не могу, не знаю.

Князья переглянулись.

– Только что об этом говорили. Похоже, самозванец всерьёз решил жениться. Только нам, дворянству и народу, царица иной веры не нужна. Ты знаешь, что невеста требует провести обряд по католическому канону?

– Пока не ведаю.

– Нам это на руку, народ православный и Церковь сей манир не примут.

Голицын обратился к Шуйскому:

– Тебе не кажется, князь, что надо силы к Москве выдвигать?

– К Первопрестольной идут псковичи и новгородцы. Правда, самозванец хотел их на Крым направить. Через две недели они будут здесь. Только он строго-настрого приказал в город их не вводить, видать, боится. Требует, чтобы в окрестных деревнях для отдыха разместились.

– Их и используем, – вставил Куракин.

– Э! Ведь заставы на всех дорогах! Тропинками пройти можно, но они узкие, не для войска.

– Разве такую силу заставы удержат? Сомнём!

– Шумно получится. Да пока драться будут, гонца к наёмникам послать успеют.

– Князья, позвольте слово молвить.

Похоже, об Андрее князья забыли.

– У меня есаул козачий есть, надо с ним переговорить. Он главный на заставе. Если согласится, пропустит войско.

– Наш пострел везде поспел! Продолжай.

– Денег я ему не обещал, но жизнь сохранить – это обязательно.

– Условие принимаем – так ему и передай. Он пропустит наших и пусть сразу уходит верхами от беды. Мы-то его не тронем, но представляешь, что будет, когда народ за поляков возьмётся? Он же будет всех без разбора на вилы и ножи поднимать – и ляхов, и козаков. Объясни ему это.

– Завтра же переговорю.

– И нам одной заботой меньше. О деталях переговорим позднее.

– Подождите, – подал голос Шуйский. – А если этот есаул нас продаст? Начнут Григория пытать – что за войска и зачем в Москву входят? Григорий же пыток не выдержит, а нас на плаху положат, головы полетят.

Наступила тишина – князья осмысливали сказанное. Класть голову на плаху никому не хотелось.

– Не схватят, – заверил Андрей. – Отбиваться буду, лучше в бою погибну!

– Можно подумать, что других не брали! Набросятся внезапно, руки скрутят – что тогда?

– Не выдам, – твёрдо ответил Андрей.

И боязно князьям было, и войска в город желательно ввести тихо, без боя, чтобы поляки да прочие наёмники к отпору приготовиться не успели. Врасплох-то застать куда лучше, потерь меньше. Только и жизнь свою вверять Андрею и неизвестному им есаулу не хотелось. Есаул при всём желании их выдать не сможет – он их не знает. Вот батюшку Матвея может – как и его, Андрея.

Хорошенько поразмыслив, князья дали согласие – тут уж Андрей на их решение повлиять не мог. Сам бы захватил Кремль и самозванца, только войска у него нет. Как говорится – бодливой корове Бог рога не дал.

Следующим же днём Андрей отправился к Арбатским воротам. Улица была перегорожена деревянными рогатками, рядом с ними – пешие козаки, слева – изба для самой заставы.

Андрей подошёл смело.

– Мне бы есаула вашего увидеть.

– Не есаула, а пана есаула!

– Прошу прощения – конечно же, пана!

Что-то быстро козаки переняли обращение на польский манер…

– Иди в избу. Только пан есаул не в духе с утра. Не хочешь под горячую руку попасть – лучше не ходи.

Но Андрей всё-таки пошёл. В полутёмных сенях взвёл курки у обоих пистолетов и прикрыл их полами кафтана.

Причина плохого настроения есаула сразу стала ему понятна, как только он вошёл.

На деревянном столе стояла бутыль мутного самогона, лежал крупно нарезанный кусок сала и краюха пшеничного хлеба. Слышал Андрей, что козаки ржаным хлебом брезгуют – де для смердов он.

Есаул был пьян. Другой вопрос – насколько? Стоит ли с ним говорить в таком состоянии?

– День добрый, пан есаул!

Есаул уставился на Андрея налитыми кровью глазами.

– Ты кто?

– Григорий. Неужто запамятовал?

– Выпить хочешь, Григорий?

– Только пригублю, за компанию.

Есаул щедро плеснул из трёхчетвертной бутыли с узким горлом в оловянную кружку.

– Тогда пей! Закусывай салом. Знатное сало, вчера у деревенщины отобрали.

Вот же гады! Андрей сделал пару глотков. Самогон, или, как его называли, – перевар, был тёплым, сильно отдавал сивухой, и пить его было противно. А вот сало и в самом деле оказалось великолепным – в меру солёным, с прослойками мяса.

Андрей съел кусок сала с душистым, свежим куском хлеба.

– Почто пришёл? – Есаул смотрел на него, не мигая, тяжёлым взглядом.

– Соображать способен или мне завтра прийти?

Есаул пьяно икнул:

– Ты с кем говоришь? Сейчас высечь прикажу!

– Не успеешь, застрелю.

Андрей сказал это спокойно, но руку на рукоять пистолета положил.

– Пошутил я, – сразу дал задний ход козак. – Уж и пошутковать нельзя?

– Тогда слушай и больше так не шути. Речь о твоей жизни идёт.

Есаул сразу как-то подобрался и даже вроде протрезвел.

– Что делать надо?

– Как раз ничего. Просто людей через заставу в город втихую пропустишь, и всё.

– Всё?

– После этого берёшь своих людей и уходишь из города. Совсем. Лучше верхами, чтобы подальше уйти.

– Круто! А если у вас не получится, тогда я дезертиром стану со своими людьми?