Военспец. Чужое лицо Корчевский Юрий

Андрей, закрыв глаза, повторил текст письма.

– Занятно! Стало быть, свадебку по маю играть будут, после Пасхи. Хотя у католиков Пасха раньше. Ладно, спасибо. Ты периодически, скажем – раз в неделю, заглядывай.

– А сейчас что делать?

– Ничего. Князь Шуйский людьми занимается. Бояр, у которых дружины есть, подговаривает, прощупывает, чтобы в нужный момент выступили. Поляков можно только силой сломить, уничтожить или из Первопрестольной изгнать. Без них самозванец – ничто, с ним справимся легко.

– Быть по сему. – Андрей откланялся.

Надвигалась зима. Уже замерзала грязь по ночам, низко над городом плыли свинцовые тучи, грозя дождём или снегом.

На следующий день снег и в самом деле выпал, укрыв всё белой пеленой и принеся с собой лёгкий морозец. Народу на улицах сразу поубавилось. У кого была возможность – сидели по домам.

И торговому люду плохо. На кораблях ходить уже опасно: лёд крепкий со дня на день на реках встанет, и ежели вморозит лодью или ушкуй – жди до весны. На телегах обозами с товаром уже не поедешь, а на санях – рано, снега мало. Только конные ещё передвигались по дорогам. Лошади попонами укрыты, на всадниках тулупы, зипуны или шубы – в зависимости от достатка.

А через два дня повалил снег, шедший без перерыва три дня и наваливший сугробы по пояс. Дороги стали непроезжими, на улицах – лишь узкие тропинки, протоптанные прохожими. А после ударили морозы, довольно изрядные для начала зимы – до двадцати градусов. И если коренное население к такой зиме было привычно, то поляки отчаянно мёрзли. Если раньше ляхи бесчинствовали, отбирали ценности, то теперь беззастенчиво забирали у прохожих тулупы и шапки.

Народ возмущался – каково остаться на улице зимой в рубахе и поддёвке, без верхней одежды? Ляхов и так не любили за их драчливость и чванливость, а теперь и вовсе возненавидели. Они сами рыли себе яму, даже не понимая этого. Считали, что у них хватит сил подавить любое недовольство – и это имея всего две тысячи наёмников!

Через неделю после снегопада улицы в столице расчистили, за городом проложили санные пути.

Наум, в доме которого квартировал Андрей, засуетился.

– Чего на печи сидеть? Денег домой никто не принесёт, – сказал он Андрею. – Думаю с обозом за солью идти – цены поднялись. Да завсегда так! Как неурожай али замятня – так в первую очередь дорожают хлеб и соль.

– Ты мне это для чего говоришь?

– Да как же? А обоз кто будет охранять? Мы же с тобой как уговаривались? Моя крыша и харч, а ты, значит, охрану несёшь.

Уговор такой на самом деле был, делать зимой нечего, и Андрей согласился.

– Когда выезжать думаешь?

Наум почесал затылок:

– У меня всего трое саней, а путь неблизкий. Как сговоримся с возчиками, так сразу и тронемся. Пару, а лучше трое саней еще нужно нанять, чтобы не зря ноги бил. Лошадка-то – она больше пяти мешков не потянет. Возничий, груз, снег – это не летом на подводе.

Андрей отправился на торг. Кафтан у него был, но это не одежда для зимы – весь день придётся находиться на морозе. Он купил овчинный тулуп, шапку из лисы, а хорошо подумав – ещё и валенки. Теперь ему никакой мороз не страшен. Вот только в валенках идти удобно и тепло, но удар ногой, случись необходимость, не нанесёшь.

Он подкупил свежего пороха в лавке – явно польского происхождения, у нашего зёрна не такие. Видимо, приворовывали поляки казённое имущество, продавали на сторону.

Дома проверил оба пистолета, наточил нож. Саблю бы ещё, но её не скроешь. На ножи ляхи внимания не обращали – их носили все. А пистолеты под тулуп убрать можно, чтобы в глаза не бросались. У Наума взял топор, наточил его до бритвенной остроты. Лес таким топором рубить плохо, затупится в момент, а для боя накоротке или метнуть в цель – в самый раз. Вот теперь он готов.

И Наум готовился: сала прикупил, сухарей ржаных, в каждую подводу по мешку овса определил для лошадей – всё равно подводы пустые. Горячая вода да крыша над головой только на постоялых дворах, то есть утром и вечером, на ночёвках. А днём подхарчиться салом в самый раз – оно не даст замёрзнуть на морозе.

Через пару дней тронулись в путь. Поляки на заставе увидели пустые сани и останавливать не стали – лень было подходить.

Лошади бежали бодро, только пофыркивали. Морозец лёгкий, по ощущениям – градусов десять, но возничие заботливо накинули на животных попоны. Себе спокойнее. Простудится лошадь, воз не потянет – только на бойню и сдать. Потому и воду на постоялых дворах грели, давали лошадям пить тёплую.

Едва к исходу второго дня одолели полсотни вёрст, как случилось первое происшествие. Сзади раздались разбойничий посвист, крики.

Андрей обернулся. Обоз догоняли трое верховых, судя по одежде – козаки.

Запорожцы, в зависимости от политических пристрастий их гетманов, были то на польской стороне, то на русской, а то и сами по себе, враждуя при этом со всеми государствами. Но при любом раскладе они занимались грабежами не хуже разбойников. Вот и теперь встреча с ними не предвещала ничего хорошего.

– Наум, опасайся! – крикнул Андрей. Сам он сидел на последних санях, а Наум – через сани от него, почти в середине обоза.

Андрей достал пистолеты, взвёл курки и накрыл их рогожей. Топор лежал рядом, прикрытый полой тулупа – даже руку тянуть не надо.

Стоит ли говорить, что верховые быстро догнали обоз?

Андрей заметил, как козаки вытянули сабли из ножен. Подводы пустые, товара нет, однако у купца деньги на покупку соли. А козаки – народ тёртый, для них пустой обоз даже лучше. Товар-то поди ещё продай – с деньгами проще.

– Стой, хлопчики!

Один из козаков сразу направил своего коня к голове обоза – купцы обычно занимают место там. Двое остановили коней в середине, жадными глазами осмотрели сани. Товара не было. Да они издалека это видели, просто убедиться хотели.

– Кто купец?

Наум медлил. Отдать деньги – значит остаться без товара.

И тут Андрей подал голос:

– Ну я!

Лучше принять удар на себя. Козак спрыгнул с лошади и направился к Андрею. Физиономия его не сулила добра: глаза были зло прищурены, на губах – кривая ухмылка.

– А вот мы сейчас посмотрим, что ты за купец!

К слову сказать, отличить по одежде Андрея от Наума было невозможно – такой же тулуп, шапка и валенки.

– Деньги сам отдашь или помучиться хочешь?

– Сам отдам. – Андрей расстегнул полушубок.

Козак думал, что купец сопротивляться начнёт, отговариваться, что денег нет, и даже заулыбался, расслабился. Андрей же выхватил из-за пояса пистолет и с пяти шагов выстрелил козаку в грудь.

Клуб сизого дыма закрыл козака, а когда он поднялся, козак лежал на спине. Он силился ещё что-то сказать, но изо рта текла кровь. Лицо на глазах бледнело – жизнь с каждой секундой покидала козака.

Грохот выстрела, неожиданный для возничих и козаков, на мгновение ввёл всех в ступор.

Тем временем, придя в себя, к нему скакал второй козак, замахиваясь саблей. Андрей схватил второй пистолет, лежащий на санях под рогожкой. Тело козака было закрыто лошадиной мордой, а в голову, да ещё на скаку, попасть было трудно.

Андрей вскинул пистолет и выстрелил в голову коню. Против всадника пешему сражаться трудно, а коли козак без коня останется, шанс есть.

Конь пролетел по инерции пару метров, передние ноги его подогнулись, и он завалился на бок, придавив козаку ногу.

Всё, пистолеты разряжены. Андрей схватил с саней топор – теперь это единственное оружие. А от головы обоза уже гнал коня последний из козаков. Он не видел, что произошло, только слышал выстрелы, однако понял, что дело плохо: двое его товарищей убиты или ранены, а обидчик их жив.

Когда прозвучали выстрелы, один из возничих успел вытянуть из саней запасную оглоблю. Летом в подводе их никто не возил, а зимой брали одну на весь обоз. В холода да после дождливой осени древесина в лесу влажная, ни на костёр не годна, ни для того, чтобы из неё оглоблю сделать. Вот возчик и успел сунуть её под ноги жеребцу. И как только исхитрился, в последнее мгновение. Ещё бы доля секунды – и конь проскакал бы мимо. Только споткнулся конь об оглоблю и перекувыркнулся через голову.

Андрей кинулся к козаку, которого придавила лошадь. Да не к дальнему, а к тому, под которым лошадь убита. Тот стонал, но ногу из-под лошадиной туши успел наполовину вытянуть. Андрей тюкнул его по голове топором, утихомирив навсегда, и бегом кинулся к другому козаку.

Конь, которого возничий сбил оглоблей, уже неловко поднялся; козак тоже шевелиться стал. Кабы не снег, смягчивший удар, он себе все рёбра переломал бы, а то бы и шею свернул. Но шок от сильного удара ещё был – козак бессмысленно таращил глаза. Чёртовы валенки, бежать в них по снегу одно мучение!

Козак успел сесть и уже слепо шарил вокруг себя в поисках сабли.

Однако Андрей в доли секунды оказался рядом. Отшвырнув саблю валенком, приставил к шее козака нож. Козак, хоть и не в себе был, замер, и только глаза ещё больше округлились и стали чумными.

– Хоть немного соображаешь?

– С трудом. Ударился сильно.

– Я тебя не гнал. Сколько вас было?

Вопрос важный – втроём козаки за Москву не забрались бы.

– Сотня.

– Остальные где?

– По деревням шарят. Пожрать да выпить ищут, да денег.

– С поляками пришли?

– С ними. Денег они обещали, да не дали.

Времени не было, надо было уходить. Андрей и этого козака зарубил, ударив топором по шее. Возничие только ахнули – они с ужасом наблюдали за происходящим со стороны.

Андрей обыскал убитого, снял пояс с ножнами и сунул туда саблю – пригодится ещё оружие. Козацкий конь стоял рядом, только переднюю ногу слегка поджимал, не наступая на неё, видимо повредил.

Андрей обернулся к возничему:

– Сними с коня седло и сбрую, положи в сани.

Он собрал с козаков сабли и сунул их под сено в розвальни.

– Чего рты раззявили? С мёртвого коня сбрую снимайте.

– А с этого?

Конь козака, убитого выстрелом в грудь, спокойно стоял в сторонке.

– Я на нём поеду.

Андрей достал из кармана ржаной сухарь, подошёл к коню и протянул сухарь ему. Конь понюхал угощение, осторожно взял сухарь мягкими губами и захрустел.

– Уже лучше, почти познакомились, – подал голос Наум. – Тела убитых в сторонку оттащите да снежком закидайте. Шустро!

Возничие потащили убитых к леску, а Наум подошёл к Андрею:

– Думал, плакали мои денежки. А без них – только домой возвращаться.

– Отбились. Ты возничего поблагодари, что помог вовремя – оглоблю под ноги коню сунул.

– Арсений это. Сметливый мужик.

– Копейку лишнюю дай ему, не жлобись. А то неизвестно ещё, как всё повернулось бы.

– Не забуду. Эй, вы там! Скорее!

Возничие вернулись к обозу. Теперь о схватке напоминал лишь труп коня.

– С этим-то что делать? – указал на хромого коня один из возничих.

– Пусть стоит. Далеко не уйдёт, а хромой – кому он нужен?

Обоз тронулся.

Пальцы у Андрея мелко тряслись, отходили после выброса адреналина. То, что он устоял один против троих козаков – везение. Это не разбойники. Выучка есть, сноровка, боевой опыт. И наглости хоть отбавляй. Самоуверенность их сгубила.

За остаток дня отъехали прилично – вёрст десять. Заночевали на постоялом дворе – перед ним Наум остановил обоз.

– Кто откроет рот насчёт козаков – сам удавлю, – предупредил он. – Козаки своих искать будут. Хотите домой вернуться живыми – молчите ради Христа.

Возничие дружно кивнули – вернуться домой хотели все. Поездка только началась, и ещё неизвестно, как закончится. Путь долог, всякое может случиться.

В трапезной купец, на радостях, что деньги сохранил, угощение выставил – похлёбки целый котелок да жареного поросёнка и пирогов. Зная прижимистость Наума, Андрей удивился – как это он расщедрился?

Однако же угощение пришлось по вкусу: готовили на постоялом дворе отменно, и кости поросёнка обглодали едва ли не до зеркального блеска.

Потом отправились спать. Возничие – в людскую, там многолюдно, но дёшево, зато тепло. А сам купец с Андреем – в комнату на втором этаже. Купец снял её для себя, но Андрей был охранником, а Наум боялся за деньги. Только в комнате Наум спал на кровати, а Андрей – на широкой скамье.

Утром, пока возничие приводили лошадей в порядок – почистили, проверили подковы, накормили-напоили, – Андрей зарядил пистолеты. Да и холодного оружия, лежавшего на санях, теперь было полно.

Плотно позавтракав, они тронулись в путь. За сотню вёрст от столицы о поляках да козаках только слухи бродили, живьём никто их не видел.

Через два дня поднялся низовой ветер, началась позёмка, и возничие посоветовали Науму остановиться на постоялом дворе.

– Полдень только, – упорствовал купец.

– Буря скоро будет, буран – и так уже санный путь переметает. Заблудимся и замёрзнем.

Скрепя сердце Наум согласился. Возничие опытные, попусту говорить не будут.

Ближайший постоялый двор был почти полностью занят. В людской едва место для возничих нашлось, и комнатушку лишь малюсенькую удалось снять.

Наум возмутился сперва.

– Меня, купца, – и в такой угол определил! – наступал он на хозяина.

Тот лениво зевнул:

– Не хочешь – не бери. К вечеру буран будет, дня два, должно, продлится. Вскорости за этот угол цена вдвое будет, уехать никто не сможет. На полу в трапезной спать за удачу почитать будут.

Купец побурчал для приличия, но комнату взял.

И в самом деле, на постоялый двор заезжали обозы. От крыльца уже и ворот не было видно из-за падающего снега. Да не мягкие снежинки летели, а колючие, лицо секли до крови.

В конюшню уже по две лошади в денники ставили – не оставлять же коней на улице.

Народу с каждым часом прибавлялось, люди занимали свободные места уже в коридорах. Все хотели поближе к печке, а по коридорам гуляли сквозняки. Теперь Наум радовался, что успел снять хоть такую комнатушку. Спать в коридоре, как другим пришлось, ему не хотелось. И ладно бы, на одну ночь, а то ведь хозяин обещал на два-три дня. Врёт, поди, шельма!

Но буря действительно продолжалась три дня. И как только хозяин угадал? Прислуга с ног сбилась. Народу много, на кухне еду приготовить надо и на столы принести. Съедалось всё быстро. Едва успев поесть, тут же уступали место за столом другим. Хоть и тесно было и прислуге приходилось поворачиваться, хозяин потирал руки – деньги к нему в калиту сыпались потоком.

Внезапно вспыхнула драка. Двое купцов, каждый при помощи возчиков, не поделили стол. Сначала возникла словесная перепалка, потом стали друг дружку таскать за волосья, не трогая бороды. То уже совсем обида, за неё виру платить надо. Затем зуботычины пошли.

Возничие тоже в драку полезли.

Вмешались хозяин с вышибалой – здоровым амбалом, и начали растаскивать дерущихся. Но то ли амбал переусердствовал, то ли извечная непонятная солидарность сработала, но обе дерущиеся группы переключились на хозяина и вышибалу. Трактирщик уже и не рад был, что вмешался.

Андрей наблюдал за побоищем с лестницы второго этажа – они сами успели поесть спокойно.

На помощь хозяину прибежала прислуга.

Драка грозила перерасти во всеобщую битву с пострадавшими, битьём посуды и разрушением мебели, но тут Андрей достал пистолет и выстрелил в потолок. Лестницу затянуло дымом, запахло серой.

Выстрел драку прервал, все застыли на месте, а Андрей уже вытащил из-за пояса второй пистолет.

– Клянусь, если кто-то сейчас продолжит драку – застрелю на месте. Вышибала, обоих купцов вытолкай на улицу и дверь за ними запри, пусть остынут на морозе. Как помирятся, впустишь.

Получив неожиданную поддержку, амбал схватил обоих купцов за ворот тулупов, вытолкал на крыльцо и закрыл дверь на засов.

Возничие побрели в людскую, с опаской поглядывая на Андрея. Массовой драки удалось избежать, и мебель осталась целой.

К Андрею подошёл хозяин, левая щека его вздулась от удара.

– Шпашибо, – прошамкал он, – обедать жа мой счёт будешь.

Да для Андрея это неважно, всё равно на довольствии у купца.

Пока он шёл по коридору к комнатушке, постояльцы перед ним уважительно расступались. Последствия драки могли быть очень печальными – и не только из-за травм и увечий. На помощь хозяину могли прибежать повара. Не уследишь за печью – а их на кухне две, стрельнёт уголёк на пол – быть пожару. Рядом с жилым домом конюшня, амбары – и всё деревянное, займётся огнём – не потушить.

Андрей чертыхнулся. Пороха и свинца для пуль не так много, чтобы их тратить на драки.

Буран улёгся. Самые нетерпеливые тут же стали запрягать лошадей в сани и выехали со двора. Сугробы намело лошадям по брюхо, и санного пути вовсе нет, снежная целина. Ехать по такой – только лошадей мучить, и потому Наум решил повременить до завтрашнего утра – пусть проезжающие след пробьют.

Всё же утром они выехали. Санные следы уже в трёх направлениях от постоялого двора шли.

К вечеру добрались до замёрзшей Волги. Дальше уже было проще. На льду снежный покров небольшой, снег на реках ветром сдувает. И ехать удобно: лёд ровный, не заблудишься. Одно плохо – в полынью или промоину угодить можно, потому смотреть за санным следом надо и к берегу близко не подъезжать – там лёд тоньше всего.

По Двине добрались до Сольвычегодска. А там купцов уже полно, со всех волостей. Соль – товар ходовой. Солевары круглый год работают не покладая рук. Товар летом судами забирают, зимой – обозами, а в распутицу, осенью и весной, солевары на амбар работают. Только запасы быстро разбирают, когда у купцов возможность приехать случается. Цена на соль не падала никогда, все смуты, неурожаи только спрос увеличивали.

Соль не только на стол нужна – как без неё рыбу засолить, капусту заквасить, шкуры выделать? Даже сало без соли долго не улежит. Потому купцы соль смело брали и никогда в проигрыше не были. Наум сюда и раньше наведывался – знакомцы были.

За час они загрузились и тут же отправились в обратный путь. Наум рассчитывал к январю, до сильных морозов, вернуться.

Добрались без приключений. Соль Наум сдал оптом, отдохнули дома неделю, и новый поход – в Нижний Новгород. Зимой на торгу там охотники со многих заимок собираются, мех оптом дешевле купить можно. Зимний мех всегда выше летнего ценился, у него подшёрсток густой, греет лучше.

Отправились на четырёх санях. Шкурки – товар лёгкий и дорогой, на одних санях целое состояние под рогожей прячется.

Санный путь сначала пролегал по земле, потом на Волгу вышли. Тут движение оживлённое: не успел скрыться из виду один обоз, как вдали уже виден другой. Нижегородская ярмарка славится не только на Руси – тут из самых дальних уголков купца встретить можно. И литвины, и немцы, и татары, и малороссы – и даже персы.

Купец научил Андрея выбирать качественные шкурки: мездру осмотреть, подшёрсток, на что обращать внимание. Андрей слушал и смотрел с интересом. Вроде и не купец он, а в жизни пригодиться может, знания за плечами не носить.

На ярмарке ему случай интересный запомнился. Татарин приценивался к овчинным тулупам, цену хотел сбить. И выделка-де плохая, и нитки гнилые. Мастеровой слушал-слушал и не на шутку разозлился:

– Глаза разуй! Где ты плохое видишь? Нитки гнилые?

Ремесленник бросил тулуп на снег, наступил на него ногами и дёрнул рукав изо всей силы. А уж силой скорняка Бог не обидел. Затрещал тулуп, и рукав оторвался. Да только не по ниткам разрыв прошёл – те выдержали, разрыв прошёл по самой цельной овчине.

Татарин попытался в толпу затереться, да окружающие не дали, вытолкали в круг, к скорняку. Кричать стали:

– Опозорить мастера хотел? За тулуп плати полную цену, да за доброе имя, что опорочить желал!

Пришлось татарину полновесным серебром платить. Репутация мастера дорого стоила, впрочем, как и купца.