Скалолаз Нестеров Михаил

Ни тот, ни другой не знали, что мысли их текут в одном направлении. Шеель, уходя, бросил взгляд на высокого парня с пулеметом. Почему он не стал стрелять в него, для Ларса так и осталось тайной. В тот миг с него слетела шелуха военного, и он показался немцу хранителем гор, их патрульным. Казалось, он распознал в немце своего собрата – альпиниста и преданного горам человека. Он показался немцу индейцем, словно их разделял каньон.

И все же Шеель уходил не последним. Он крикнул боевику: «Прикрой!» и начал спускаться.

Для Курочкина он стал грудной мишенью, потом, когда над землей стала видна только его голова, – натурально однодольной.

Вооруженный «калашниковым» боевик отстрелял по Сергею длинной очередью. Разведчик не спешил распрощаться с «дегтяревым» и походил с ним на Рембо. Не хватало разве что ленты, проходящей, как по направляющим валикам, по рукам. С гортанным криком скалолаз кинулся вперед:

– Упал! На землю! Убью!

На мгновение он подавил противника бешеным напором. В следующий миг тот очухался и отстрелялся длинной очередью. Сергей видел, как ствол «калаша», из которого практически невозможно попасть при стрельбе очередью, ведет по диагонали вправо и вверх. Пригибаясь, Сергей приближался к противнику с левой стороны, и непрерывный поток пуль следовал в метре от него. А когда до боевика осталось десять метров, швырнул в него семикилограммовый пулемет. Как по заказу: в этот момент «калашников» лязгнул затвором, выбрасывая последнюю гильзу.

Словно в растерянности, Курочкин схватился за рукоятку ножа, выдернул его из ножен и повел перед собой лезвием. На манер Брюса Ли пальцами свободной руки поманил противника:

– Слабо?

Таджик усмехнулся. И бросил автомат. Теперь у него море времени. Он даже успел бросить взгляд на кромку склона, за которой скрылся его командир. Снова встретившись взглядом с русским разведчиком, он, пользуясь благоприятным моментом, особенно не торопясь, потянулся к кобуре.

Курочкин поменял хват ножа с обычного на обратный, присоединил к нему свободную руку так, будто хотел вонзить нож себе в грудь.

Прицельная дальность ножа – двадцать пять метров. До боевика – не больше восьми. И только сейчас противник понял все, увидев в торце рукоятки черное отверстие. Он вскинул вооруженную пистолетом руку в тот момент, когда Сергей выстрелил. И опустил руку.

Пуля попала боевику точно между глаз, в заросшее переносье. Он рухнул на колени, глядя перед собой. Затем его голова наклонилась набок и словно потянула тело за собой.

Курочкин вложил нож в ножны, вынул из кобуры пистолет и подполз к кромке наклонной морены. Он ожидал услышать предупредительные выкрики, выстрелы внизу, увидеть товарищей. Но те что-то медлили. Вот головной боевик преодолел последний пролет моста и перекатился в сторону, давая дорогу очередному. А этим очередным был сам Тохаров.

«Неуловимый Тохаров», – выдавил сквозь зубы Сергей.

Он прицелился в главаря банды из автоматического пистолета. С таким же успехом мог взять на мушку из стреляющего ножа. Длина склона семьдесят метров. Прицельная дальность у «стечкина» впечатляющая, но вряд ли попадешь одиночным выстрелом. Очередью – тем более.

Курочкин выстрелил, привлекая внимание к себе. Каждую секунду он ожидал увидеть внизу бойцов из своего подразделения. Еще дважды выстрелил, держа на мушке Тохарова. Убрал голову, когда Тохаров и еще двое боевиков подняли автоматы. Тотчас в двух метрах над кромкой просвистели пули.

В двух метрах. Косые они, что ли? Удивлению Сергея не было предела. Ну ладно бы один промахнулся, а тут трое. Какое-то коллективное косоглазие. Или автоматы у них бракованные, с гнутием ствола, как в «Стажерах» братьев Стругацких.

И тут Курочкин понял, почему они промахнулись. Они намеренно брали выше цели, чтобы не попасть случайно в камни, нависшие над ними, в камни, которые они с такой осторожностью оставили позади.

Спецназовец не знал, в чем причина задержки его Икс-группы, но даже короткой перестрелки не мог допустить. Он сделал то, от чего сам был на волоске, затаившись на вертикали под карнизом.

Он перекатился к убитому боевику, расчетливыми движениями освободил его разгрузку от гранаты, выдернул кольцо и разжал пальцы. Когда рычаг запала отлетел в сторону, Сергей бросил «лимонку». Перекатившись на прежнее место, глянул вниз. Вовремя. В этот миг рванула граната. Вторая снизу секция моста взлетела на воздух. Боевики Тохарова попадали, как снопы; кто-то успел отстрелять из автомата вверх.

На секунду показалось – взрыв оказался холостым, нужного эффекта Сергей не добился, хотя даже взрывпакет мог поставить крест на бандгруппе Сухроба Тохарова. И вдруг почувствовал дрожь под руками.

Скалу зазнобило, подобрал определение Курочкин. Потом ее затрясло. Вниз покатился один камень, увлекая за собой и собирая по пути другие… Прошли считаные мгновения, а камнепад, набрав свою силу, тотчас иссяк, выдохся.

Сергей встал во весь рост. Каменная волна схлынула, оставляя за собой безопасную подошву. По ней, безбоязненно ступая на валуны, вниз сбежал Курочкин, на ходу вынимая пистолет. После такого мощного, хотя и скоротечного схода камней в живых вряд ли кто остался, и все же спецназовец был готов к любым неожиданностям. И первой неожиданностью стала тошнота, подобравшаяся к горлу быстрее, чем он оказался внизу. Он еле сдержал приступы рвоты, не отдавая себе отчета, почему он противится организму. Может, причина в товарищах, которые дали знать о себе криками и выстрелами в воздух.

В воздух. Почему в воздух? Сергей охал, натужно вдыхал, кусал костяшки пальцев. Был готов извернуться и укусить локоть, лишь бы скрыть слабость.

В следующую секунду он чуть не вскрикнул от удивления. В тридцати шагах севернее этого места он увидел человека. С первого же взгляда узнал в нем альпиниста и военного, егеря. И выстрелил в его сторону. Вскочил на ноги и бросился за ним, недоумевая: какой изворотливостью нужно обладать, чтобы уйти из-под шквала камней. О навыках речь не шла в принципе.

– Стой! – Курочкин выстрелил, целясь выше цели на добрый метр, будто отдавал должное. – Стой!

В ответ – короткая автоматная очередь.

Сергей на ходу переключил флажковый предохранитель в режим «авт» и отстрелял в беглеца очередью. Тот упал, как подкошенный. Когда Сергей приблизился к нему, держа на мушке, Ларс Шеель ожил. В его движениях не было стремительности, но они были оптимальны, для того чтобы снести противника подсечкой и не получить в ответ пулю. Курочкин падал, вскинув руки и отпуская рукоятку пистолета, Шеель вставал, готовый к завершению атаки. Вскинув автомат для выстрела, он одарил соперника последней улыбкой: Курочкин тянулся рукой к пистолету. Чтобы взять его, прицелиться и нажать на спусковой крючок, ему потребуются секунды, тогда как Шеелю хватало одного мгновения.

Он смотрел только на одну руку, которой спецназовец отвлекал его от другой. Его пальцы уже обхватили камень, который, возможно, скатился с самого верха. Он бросил камень, резко подаваясь назад. Шеель выстрелил. Пуля прошла в сантиметре от тела Сергея, а камень, брошенный им, угодил немцу в голову. Теперь преимущество было у Курочкина. Но едва он поднялся с земли, как снова напоролся на атаку противника. Шеель резко сблизился с ним и попытался захватить за шею. Из такой позиции у него были все предпосылки отправить противника на землю и сломать ему шею. Но Курочкин автоматически выполнил контрприем из боевого самбо, называемый передним переворотом. Он присел и захватил немца за бедро. Выпрямляясь, не без труда оторвал от земли и повернул головой вниз так, что она оказалась между ногами. В следующий миг он отпустил его, отбрасывая от себя ноги.

Ларс Шеель, несмотря на видимую тучность, оказался проворным – не как змея, но как удав. Он вовремя и в нужный момент подтянул голову и сорвал планы спецназовца. Он приземлился на плечи, а не на голову, как рассчитывал Курочкин. А дальше скользнул на спине между его ногами. И нанес удар ногой из выгодного положения. Сергей не успел сгруппироваться. И вообще не ожидал, что лежащий на спине противник способен выгнуться и ударить.

Удар пришелся точно в нос, так, что в голове зашумело. Затем «зазвенело» в паху, когда Шеель, выгибаясь дугой, въехал ему в пах коленом.

Только теперь Сергею выпал шанс провести по-настоящему качественный контрприем. Шеель буквально вынудил его подогнуть колени и повалиться на него спиной. Фактически Сергей придавил его. И тут же оглох от резкого выкрика. Шеель не упускал ничего, пустил в ход даже свой голос, крикнув противнику в ухо. Сергей запрокинул голову и сильно ударил Шееля затылком. И еще раз, чувствуя, что его удар достиг цели.

Скатившись с него, он наконец-то вооружился «стечкиным». Взяв немецкого егеря на мушку, он, тяжело дыша, покачал головой, подражая то ли красноармейцу Сухову, то ли майору, который кричал что-то в двадцати метрах позади:

– Ты руки-то подними.

Он попытался разглядеть лицо этого человека, но не смог. Тот с ног до головы был присыпан известковой пылью и походил на громадный пельмень. Отдельно лицо его походило на котлету по-киевски – с кровью.

По истечении нескольких секунд командира «Красного спасения» окружили егеря. Они смотрели на него не без интереса. А на своего товарища, который в одиночку угробил банду Тохарова, ноль внимания. Как будто так и надо.

– Сдаюсь, – выговорил Шеель, поднимая руки. – Не стреляйте. Я иностранный подданный.

Майор Рогозин присвистнул. Приблизившись к Курочкину, он выпятил губу и похлопал подчиненного по плечу. К его «подвигу разведчика» он прибавил поимку иностранного агента:

– Поздравляю. Ты отбил у меня охоту назвать эту операцию «Спасение рядового Курочкина». Хорошо поработал, Сережа, чистенько, без швов. Доволен своей работой?

– Очень устал, товарищ майор.

Рогозин понимающе покивал головой. Не скоротечная физическая работа стала причиной усталости, а эмоции, новые чувства, привыкнуть к которым невозможно. Курочкин был не из тех людей, которым требовалась помощь психолога. Тут главный психолог он сам, а помощники психолога – его товарищи. Даже командир не вправе был вмешиваться. Хотя бы потому, что представлял «противную» сторону: он отдал приказ на ликвидацию.

Сергею не давал покоя один вопрос. Он быстро очухался от скоротечного поединка и, покачав головой, сказал Шеелю:

– Как ты от камней-то ушел? Вот этого я не пойму, хоть убей.

– Камнепады – моя слабость, – ответил Шеель, морщась от боли: сержант Камбаров завел ему руки за спину и замкнул на них «браслеты». – Тебя еще в проекте не было, когда я проходил моренами.

Похоже, командир «Красного спасения» также пытался представить себе образ своего визави, и также тщетно. Тот был загримирован и походил на собирательный образ крутого спецназовца. Ростом под два метра. Не верится, что он поднялся по вертикальной скале. Шеель представил, как эта разукрашенная жердь встает на цыпочки и хватается за карниз, переваливает свое тело на плато. Такие великаны рождены для другого: крушить камни и скалы.

Рождены.

Когда Сергей повернулся к нему вполоборота, Ларс Шеель, шевеля губами, прочел на его плече: «Одаренный от природы».

И спросил:

– Чем ты одаренный, верзила, ростом, что ли?

Курочкин улыбнулся:

– Разве ты еще не понял?..

3

– Поминки оказались невеселыми, – мрачно сострил Рогозин, избегая смотреть Курочкину в глаза.

Они прощались. Скорее – навсегда. И оба понимали это.

Майор не припомнил таких грустных проводов. Через него прошло много солдат срочной службы. Он воспитал не одного классного егеря. Ляпал их с нуля, быстро, но качественно, как Бог из «Божественной комедии», однако без юмора. Но еще ни разу на его языке не вертелась строчка из песни: «Опустела без тебя земля». Опустеет. Горы затоскуют по Сереге Курочкину. Может быть, он любил горы потому, что в отряд пришел уже классным скалолазом. За его плечами суровые горы Скандинавии, Большой Кавказ, Восточные Альпы. Майору хотелось спросить: «Ну как там горы в Скандинавии, очень высокие?» Он знал ответ, но хотел услышать продолжение. Красиво там, черт возьми. Ну как словами передать красоту Скандинавских гор, вершины Гальхёпиггена? Это надо видеть. Даже с закрытыми глазами можно почувствовать их красоту. И об этом майор Рогозин знал. Он не поднимался на Казбек, но видел его. Закрывал глаза и все равно видел. Видел на склонах луга, которых нет и в раю, а выше них – снега, такие чистые, что небо кажется грязным покрывалом. Счастливые люди живут рядом с великой горой. Им неведомы зависть и злость. Чему завидовать, когда ты каждый день любуешься вершиной сказочной горы. Скрывает ли она под собой несметные сокровища? Может быть. Никто об этом не знает. Цветы красивы на лугах. Когда ты срываешь цветок, ты забираешь у него душу. Они мертвые в букете, в венке. И гора умрет, если вгрызутся в нее трактора и машины.

У майора было свое представление о душе. Душа, на его взгляд, – это нервы. Он часто шутил по этому поводу: «Нервный человек – душевный человек». И добавлял, когда его не понимали (а его в этом вопросе никто не понимал): «А что такое?»

– Вот такая пингвинация, Серега. Жалко, с Камбаровым ты не попрощался. Обещал вернуться наш сержант. – Майор улыбнулся. – О чем это я? Все обещают вернуться, встретиться на гражданке, но редко кто сдерживает обещание. Кстати, вот о чем хотел тебе сказать. – Он взял Курочкина за рукав и покрутил пуговицу с красной звездой. – Иностранца, которого ты взял на плато, скорее всего, отпустят на свободу.

– Я уже начал забывать о нем, – улыбнулся Курочкин. – Я не знаю, кто он, и не хочу этого знать. Не хочу знать его имени. Мне достаточно одного Тохарова.

Майор легко понял Курочкина. Он из той редкой породы людей, у которых напрочь отсутствует беззастенчивое хвастовство. Он никогда не скажет: «Я ликвидировал банду Тохарова». Никогда не добавит: «Задержал иностранного агента». Постарается об этом забыть. А вот о чем часто будет вспоминать, так это о покоренных им вершинах. Рогозин не сомневался, что Курочкин будет стоять на пике Кения, Мак-Кинли, Эвересте – почему бы нет.

Сергей, чтобы не обидеть майора, спросил, подбирая слова:

– Нашего иностранца отпустили… за отсутствием состава преступления?

– Даже юристы не говорят так официально. Все гораздо проще. Его обменяют на подполковника нашей внешней разведки. Взяли мы не простую птицу. Его разыскивает Интерпол. Я, честно говоря, замучился писать рапорта. Последний отчет накатал неделю назад, когда к нам приезжал полковник Мотов с Лубянки. Собственно, переписал старый отчет, но без упоминания в нем иностранца, как будто и не было его. Спросил у полковника: «Перестарались?» И представил нашего клиента в камере пыток, на дыбе, в окружении палачей. Мотов качает головой: «Жив. Готовим обмен. Уедет скоро на родину. Но ты постарайся об этом быстрее забыть. И бойцам своим скажи: не было никакого иностранца. Взяли банду Тохарова, состоящую из таджиков». Остальное домыслить было просто. Обмен, как говорится, неравноценный. Нам возвращают предателя, а мы отдаем международного преступника, которого разыскивают за терроризм. Место ему за решеткой, а мы его – на свободу. Поэтому заставили меня изменить рапорт. Но в нем остался ты – как штурмовая группа, – улыбнулся Рогозин.

Майор не знал, что в этом деле российские спецслужбы зашли еще дальше. В планировании обмена самое активное участие принимал глава нацистской партии Германии, лидер тюрингской земельной организации, близкий друг Ларса Шееля.

В молчании прошла минута.

– Ну что, будем прощаться? – спросил майор. – Ты домой первым делом?

Курочкин покачал головой:

– В Москву, товарищ майор. Армейский клуб выделяет мне однокомнатную квартиру, надо бы посмотреть.

– У тебя тоже свои секреты?

– Конечно. Могу поломаться. Мол, не нравится квартира – низковато для меня, «Динамо» предлагает вариант получше. До армии я в Москве угол снимал. Учился, спортом занимался. Институт надо заканчивать в нормальных жилищных условиях. – Курочкин не выдержал и рассмеялся над последними словами.

Этот разговор состоялся в душанбинском аэропорту. Курочкин улетал самолетом на родину не один. Спецрейс был предназначен для военнослужащих из Московского погранотряда и мотоманевренной группы из состава 201-й дивизии. Всего набралось семьдесят шесть человек.

– Не забудь московский адрес прислать, – предупредил майор. – Буду в столице, остановлюсь у тебя. Ты как, не против? – Не дав Курочкину ответить, Рогозин приблизился к нему и с заговорщицким видом сказал: – Не соглашайся на однокомнатную квартиру, Серега. Ты им нужен, а не они тебе. Их много, и все они безликие. А ты один, и ты – уникален. Нет такого второго человека на Земле. Главные достоинства скалолаза – это маленький рост, маленький вес. Подтянуть себя, когда ты весишь пятьдесят килограммов, несравненно легче, чем при весе под центнер. А ты справляешься с этим легко, как будто действительно весишь пятьдесят кило. Напиши мне об этом, когда о тебе и твоей уникальности напишут в журнале. И не забывай торговаться, Петруха, Восток – дело тонкое.

Напоследок из майора снова вылез красноармеец Сухов.

Он завидовал Курочкину. Альпеншток – вот самое грозное оружие, которое он возьмет в руки. А майор поведет нового бойца в учебный лагерь, расскажет, как на этом плато рядовой Курочкин брал банду Тохарова…

– Долой оружие, – бросил под нос майор.

– Что, товарищ майор? – не расслышал Сергей.

– Я говорю, впереди у тебя целая жизнь. Каждый день придется что-то выбирать, а назад пути нет. Больше верь в людей, чем в организации, пусть даже они свои, «родные». Не позволяй никому возлагать на себя большие надежды – отвечать придется по-крупному.

Майор имел право напутствовать своего подчиненного, вылупившегося из яйца цвета хаки, в отеческом стиле. Родителей Сергей лишился в одиннадцать лет. Он сопереживал ему как человеку, но не мог сделать этого еще вчера, когда Курочкин был солдатом. Нашел много общего с этой темой в «Кресте» Александра Бригенца:

– «Устал сопереживать листьям, натренированно падающим мимо земли… Но благовоспитан». Прощай, Серега.

Это были последние слова начальника «Х-группы», обращенные к подчиненному. Рогозин смотрел вслед самолету, взмывшему в небо, подобно ягнятнику, громадной, устрашающей своими размерами птице…

4

Обмен состоялся в лучших советских традициях.

Шеель не чаял когда-нибудь снова проехаться в «Волге», несмотря на то что в чешских городах «Волга» – не редкость. И вот он сидит на заднем диване между оперуполномоченными российской госбезопасности, смотрит прямо перед собой, и непонятно, заканчивается ли его взгляд на лобовом стекле – как мертвое отражение открывшейся впереди панорамы, или простирается дальше отражения, которого Шеелю мало. Эффект перевернутого зеркала. Смотришь в него (а себя не видишь) и выбираешь по желанию, на чем остановиться. Это и есть «слепой» взгляд. Взгляд в никуда. Но все же Шеель смотрел – в будущее, к которому он питал особые чувства, нежнее, чем к самым приятным моментам прошлого.

Мост. Шеель улыбнулся. В голову лезут «послабления»: «Помнишь мост через Эмс, который после взрыва лишился пролета?» – «Это классика. Помнится, в воду упал автобус…» Шеель видит только действие, память отсекает все, что лишено динамики. А может быть, это воля командира не дает ему увидеть жертвы, десятки смертей.

Никакого моста не будет. Просто мост – символ обмена, символ свободы, символ сотрудничества и разведки. В 1962 году на границе Западного и Восточного Берлина советский разведчик, сын немецкого революционера, рожденный в Великобритании, возвращался в страну, которая стала ему второй родиной, сейчас же эта земля встречала предателя, который в выборе второй родины зашел слишком далеко. «Слишком далеко», – повторил Шеель.

Машины заехали на летное поле аэродрома в Быкове и остановились в десяти метрах от трапа.

Прошло десять, пятнадцать минут. Шеель спросил, нарушая тишину, воцарившуюся в салоне «Волги»:

– Долго будем сидеть?

– До вечера, – ответил, не скрывая злости, российский чекист.

– У тебя точные сведения? – спросил Шеель. И не сдержал своих чувств: – Лично тебе я досадил в прошлой жизни? За что ты готов плюнуть в меня ядом? За то, что не можешь обуздать свои чувства? А это значит, ты не умеешь работать. Или эта работа – не для тебя.

– Точные сведения, – ответил оперуполномоченный, не меняя тона. – Могу назвать источник: одна баба сказала.

– Только одна? Ты сказал об этом с такой уверенностью, будто не менее десятка баб тебе сказали о расписании спецрейса.

Шеель шесть месяцев просидел в камере следственного отделения «Лефортово», подтянулся по русскому языку, но так и не избавился от привычки говорить в дословном переводе. Собеседникам казалось, что он создал для себя образ и воплощал его в сценической игре. Войдя в роль, говорил строго по тексту. Ни на шаг от избранной линии поведения. Он знал свое дело, не косил под дурачка. Зачем, когда актерская маска стала оптимальным вариантом прикрытия. Это несмотря на то что он нашел ответ для себя в том, что учил русский через чешский. И вот сейчас он, глядя на сопровождающих, прикинул, как бы они выглядели в серых плащах, под которыми – ножны с кинжалами. Прикинул, что мог ему сказать один из них «литературным языком» самого Шееля:

«Глава Национал-демократической партии содействовал в аресте предателя – подполковника нашей внешней разведки, перебежавшего за рубеж. За свои услуги он потребовал расплатиться натурой, и мы приняли решение обменять тебя, командира „Красного спасения“, не имеющего для разведки практической ценности, на дорогостоящую информацию. Предатель будет доставлен на родину и осужден».

Малость занудной показалась Шеелю речь российского чекиста. Его отчего-то не покидала мысль о том, что, несмотря на вычурную многословность, одетую в смирительную рубашку, чего-то не хватало, скорее всего – заключительного слова. И Шеель вдруг нашел его. Повернув голову к сопровождающему, который сидел от него по правую руку, Ларс поставил заключительную точку:

– Хайль Гитлер!

Опер хмыкнул и обменялся с напарником красноречивым взглядом. И все же не удержался от реплики с места:

– А вроде бы взрослый мужик. Сорок шесть, если он не скрывает свой возраст. Даже в России нет такого дурдома, который вместил бы одного такого дурака. Можешь передать своим, что мы ушли в недельный запой, когда узнали, что обменяем такое ничтожество, как ты, на…

– На такое же ничтожество, я понял, – перебил его Шеель.

В беседе с главой фирмы, вербующей «собак войны» в Пешаваре, он вскользь упомянул о страховке за плечами: если он попадет в дерьмо, партия сумеет его отмыть. В этом деле было одно слабое звено: он выбрал длинный и опасный путь в Таджикистан и обратно, идя на поводу у своей страсти к горам. Его манила тяга к приключениям. В офисе «Дипломатического корпуса» он откровенно лукавил, говоря, что «пограничный человек», живший в нем, навсегда остался в семидесятых годах. Он и сейчас искал себя в экстремальных ситуациях, грезил горными вершинами и девственными облаками.

«Одна баба» откровенно подвела оперативника: по истечении двадцати минут к машине подошел неприметный тип лет сорока и постучал согнутым пальцем по стеклу:

– Выходим.

Шеель ступил на трап. Незнакомец шел впереди, за ним следовал сам Шеель, замыкали шествие оперативники, касаясь руками его спины.

– Налево, – последовала команда.

Арестованного провели в хвост самолета. Шеель прокомментировал это:

– Я знаю, что здесь самое безопасное место. – И поднял скованные наручниками руки.

Сопровождающий ухмыльнулся и покачал головой, прежде чем отомкнуть «браслеты».

Ларс откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Понадеялся, что время в полете пролетит незаметно. Улыбнулся, мысленно повторив: «Время в полете пролетит…»

Он понял, что теперь ему ни к чему эфемерные чувства, словно он заглянул в будущее, – он точно знал, что будет через двадцать, тридцать минут, через два с половиной часа. Самолет взмоет в воздух, ляжет на курс, приземлится в аэропорту близ Праги, сменит одного пассажира на другого и вернется в Москву. Он полагал, что первым, кого он увидит, будет майор чешской госбезопасности Йозеф Янчула – куратор и посредник между госбезопасностью и «Красным спасением». И сегодня у майора будет повод напиться и заплетающимся языком завести нескончаемый монолог:

– Ты думаешь, хамас где? А-а-а!.. Не знаешь! На Западном берегу Иордана. А кто его поддерживает? Не знаешь? А-а-а!.. Ну а вса… сва… вас, немцев, кто поддерживает? Мы! Чехи!.. Мы вас кор-мим! Кормим. Вы кушаете наш хлеб! Знаешь, почему?.. Политика! Э– э-э… Ты мелко плаваешь! Ты знаешь, что такое политика госбезопасности? Это государство в государстве. Мы – Ватикан. А может, ты хочешь в Китай, Иорданию?..

Самолет приземлился в аэропорту города, «расположенного на пяти холмах», когда бортовые часы показывали начало девятого вечера. Шеель за время полета поел, не без самодовольства замечая, что камбуз работал только на него, подремал, раз двадцать зевнул, пока не получил замечание:

– Бросай, не то пасть порвешь.

Очутившись на трапе, поймал себя на странной мысли: его обманули. Самолет покружил и сел на той же полосе. Не будет никакого обмена, впереди его ждет камера в «Лефортове». А вот и Йозеф Янчула.

Чешскому майору Шеель улыбнулся, как родной сестре. Тот ответил более сдержанно: приподнял и тут же опустил кончики губ. У него ответственная миссия. Он снова выступал в качестве посредника, был тем самым мостом, о котором размышлял недавно Ларс Шеель.

– Пошли, – услышал он команду и сделал первый шаг к реальной свободе.

Навстречу ему сделал шаг человек, которого Шеель больше никогда не увидит, но часто будет вспоминать с чувством не в свою пользу: «Как дешево стоит жизнь человека». И даже существенная прибавка «в такие минуты» не сможет сгладить чувства поражения.

Он смотрел на него и напрасно пытался встретиться с его взглядом. Его визави смотрел под ноги, словно в любой момент был готов провалиться. Именно так интерпретировал немец поведение предателя от российской разведки.

И – рукопожатие Янчулы.

– Рад видеть тебя, Ларс, – приветствовал его на немецком майор. – Полгода прошло…

Шеель ответил по-русски:

– Хули так долго?

Янчула обиделся. До самого Жатеца хранил молчание. С насупленными бровями принял приглашение зайти в дом «красного командира». Прождал его минут десять. Это время ушло у Шееля на общение с заскучавшей командой.

Удобно устроившись в любимом кресле, Ларс прикурил сигарету. Говорил так, будто виделся с майором вчера, и тот успел ему надоесть.

– И вообще, Йозеф, что ты хотел услышать? Слова благодарности? За что? За то, что довез меня из пражского аэродрома в Дом рыбака? Ты же не таксист. Тебе не приходило в голову, что тебя использовали дважды?

Страницы: «« 123

Читать бесплатно другие книги:

Для всякого исследователя, который решается говорить о личности и о жизни Иисуса Христа, существуют ...
В течение более чем двадцати веков священные тексты вызывали непонимание, замешательство и вводили в...
«Роскошный и чувственный, как драгоценный шелк, эротический детектив!»«Вы ни за что не угадаете глав...
«Если вы зачитывались романами Стига Ларссона и Ю Несбё – эта книга для вас! Если вас не шокирует от...
В книге собраны истории жизни и деятельности величайших банкиров мира – основателей крупнейших между...
В этой книге в интересной форме и понятным языком объясняются основы финансов и личных сбережений. Ч...