Тринадцатая редакция. Модель событий Лукас Ольга

– Ты очень изменилась… к лучшему, – промямлил Константин Петрович, борясь с желанием выставить защиту и, укрывшись под нею, убежать прочь от этой нелепой ситуации.

– Я ни капли не изменилась, – улыбнулась в ответ Вероника. Вот уж ей-то было комфортно и легко. – Просто я больше не стесняюсь при тебе быть собою. Я теперь вообще никого не стесняюсь!

– Тебе это очень к лицу.

– Н-да? – с сомнением в голосе произнесла Вероника. Причём по интонации было понятно, что в своей собственной неотразимости она нисколько не сомневается, а вот искренность собеседника ставит под сомнение. – Подозреваю, что ты, так же как и я, манкируешь встречами однокурсников. Я собираюсь ещё кофе с плюшками выпить, так что присаживайся ко мне, если хочешь. Или будешь просто стоять?

– Да, у меня образовалось свободное время между встречами, решил попить чего-нибудь согревающего и безалкогольного, – быстро сориентировался Константин Петрович.

– Из всего вышесказанного делаю вывод, что ты неплохо устроился. Поздравляю.

– Спасибо. Ты, надо полагать, тоже.

– Да. Только автомобиль всё никак не соберусь поменять. У тебя, кстати, какой?

– «Бентли», – ровным голосом ответил Константин Петрович, хотя душа его в этот момент пела и ликовала. – Вон там за окном стоит, видишь?

– Очень неплохо, – кивнула Вероника с видом педагога, вписывающего в зачётку слово «хор.». – По– моему это немного чересчур, но, говорят, отличная машина. А я ведь думала о тебе на днях.

– Ничего себе! – вздрогнул Константин Петрович. Вот будет номер, если ради спасения мира, ну или, по крайней мере, климатического равновесия на планете ему придётся ответить ей взаимностью. Это, конечно, будет исключительно рабочее задание, ничего личного. Но, может быть, Маша одна не справляется там, в Париже, и ей срочно, буквально сейчас, нужна помощь? Он готов сорваться и прилететь, а спасение мира… Ну, есть же ещё Лёва, Виталик и Шурик.

– Да, вспоминала. Думала, каким ты стал, чем занимаешься, как я на тебя отреагирую, если случайно встречу где-нибудь.

– Ну и как? – осторожно спросил Константин Петрович, высматривая путь к отступлению.

– Нормально. В смысле – хорошо. Удачно всё получилось, мне кажется. А ты как считаешь?

– Да, очень. Знаешь, я случайно оказался свидетелем вашего разговора с той барышней, которая только что шустро выпорхнула на улицу.

– Это моя подруга, она да, достаточно проворная, но не такая глупая, как кажется с первого взгляда.

– Я не об этом. Просто я, кажется, случайно услышал что-то…

– Ну, так никто ведь не мешает тебе это «что-то» забыть, – мягко, но с нажимом приказала Вероника.

– Я уже почти забыл. Просто знаешь, я тоже переживаю разлуку… как бы это сказать… Короче, моя девушка уехала работать в другую страну, и неизвестно, когда вернётся, а я не могу последовать за ней.

– А погода, конечно, не соблюдает взятых на себя обязательств, – глянув за окно, проговорила Вероника. Константин Петрович ошалело проследил за её взглядом. Снова пошёл снег. Он крупными хлопьями падал на асфальт и на припаркованные автомобили, совсем как в рождественской сказке, заявившейся к детям в апреле. Только вот беда – дети выросли уже.

– Да, погода не фонтан, – согласился он.

– Кстати, только между нами, у тебя в подчинении сколько человек? – неожиданно спросила Вероника.

– Се… Де.. Двадцать пять! – брякнул Константин Петрович.

– Н-да? – скептически поджала губы Вероника и снова поглядела в окно, на автомобиль Даниила Юрьевича.

– А сколько надо?

– Нисколько не надо, – покачала головой Вероника. – Мне мои сорок с лишним остолопов надоели уже так, что я иногда подумываю за диссертацию взяться и послать всех подальше. Ладно. Кофе пить мне что-то уже не хочется. Была рада и всё такое. Пиши, если что, а я пойду, пожалуй.

На столе моментально возник и тут же исчез счёт, а перед Константином Петровичем появилось меню. Вероника ушла, оставив официанту разумные чаевые, а своему бывшему однокурснику – визитную карточку со столь впечатляющими названиями фирмы и должности, что идея спасать мир при помощи любви уже не казалась господину коммерческому директору слишком искусственной. Хотя, если сказать по правде, задание он провалил. Вряд ли эта новая Вероника, роскошная, строгая и неприступная, заинтересуется человеком, который хоть и разъезжает по городу на почти что эксклюзивном автомобиле ручной сборки, но при этом руководит всего какими-то двадцатью пятью жалкими человечишками, из которых настоящими, не вымышленными людьми являются только шестеро (ну хорошо, пускай семеро, если считать Гумира).

Когда Константин Петрович вышел на улицу, от пушистой рождественской сказки не осталось и следа. С неба падал мокрый снег пополам с дождём, дул сильный, пронизывающий ветер. Хороший, свежий весенний ветер, заблудившийся в снегах.

На улице была настоящая апрельская вьюга. Наташа смотрела на неё, прижавшись носом к оконному стеклу, и не могла оторваться, хотя, говоря по-честному, дел у неё было достаточно. Но дела могут подождать, правда-правда, а снежная симфония наверняка вот-вот закончится. Наташа вспомнила, как они летом все вместе ходили смотреть на танцующие под музыку фонтаны; нашёлся бы сейчас какой-нибудь сумасшедший осветитель и добавил бы в этот кружевной калейдоскоп разноцветных лучей. Впрочем, тогда бы она просто поселилась на подоконнике, а это пока не входило в её планы. А природа будто нарочно расстаралась, пытаясь произвести на неё впечатление. Сначала с неба летели белые перья. Они кружились в воздухе, медленно опускались на землю и обещали покой и умиротворение. Вскоре перья превратились в восхитительные хлопья белой пены, пытавшиеся заполнить все свободные от снега щели и выбоины в стене напротив. Подул ветер. Снежные хлопья замерли в воздухе, а затем полетели вверх, словно кто-то встряхнул земной шарик. Сугробы под окном не уменьшались, но снег улетал в небо.

Ветер сменил направление и принёс из холодных стран стаю каких-то белёсых насекомых, скорее всего ледяных ос, которые бились о стекло хитиновыми брюшками и настырно пытались проникнуть в помещение. Нужно было во что бы то ни стало уберечь себя и остальных от этих страшных тварей, укус которых превращает человека в ледяную скульптуру, но вьюга манила, колдовала, завлекала, и вот уже Наташа, сама того не желая, отодвигает в сторону жалюзи, забирается на подоконник, с трудом проворачивает медные шпингалеты и распахивает окно настежь. Осы врываются в приёмную, но жалить никого не спешат: здесь, в тепле, они неопасны и даже беззащитны.

– Это что ещё за сквозняк? – строго спросил неожиданно возникший в дверях Лёва, и осы тут же исчезли, превратились в обычный снег.

Наташа поспешно захлопнула окно и спрыгнула на пол.

– Как твоё ухо? – быстро спросила она, чтобы скрыть смущение.

– Ага, – почесал в затылке Лёва, – я как раз пришёл к тебе, чтобы уточнить, как твоё человеколюбие.

– Так себе, – призналась Наташа.

Разведчики понимают друг друга с полуслова: когда у Лёвы болит ухо, когда Наташа превращается в маленького и жестокого диктатора всея планеты, следует оглядеться по сторонам – наверняка где-то поблизости бродит носитель желания.

– А что, у нас в доме кто-то чужой? – немного помолчав, спросил Лёва.

– У нас гости? – из коридора сквозь неплотно прикрытую Лёвой дверь просочился Виталик. – Давайте же скорее пить, петь, плясать и веселиться, а то садю-га Цианид полагает, что я – робот-автомат, который получает истинное наслаждение от однообразной и тупой деятельности.

– Никаких особых гостей у нас нет, – поубавила его прыть Наташа, – просто Марина с Галиной в своём кабинете отбирают студентов для работы на книжной ярмарке. Вернее, Марина отбирает, а Галина сразу на месте их тренирует, и в процессе этой тренировки отсеиваются те, кого не отфильтровала Марина.

– Многих отфильтровали уже? – злорадно потёр руки Лёва.

– Ну, порядочно. Они проходят такие расстроенные! Я им кофе предлагаю, так они отказываются, бедняжки. Но того, кто нам нужен, среди них не было.

– Тайны? – спросил Виталик. – Как интересно! Пойду помогу старушкам тренировать персонал, уверен, со мной дело пойдёт быстрее!

– Тогда, наверное, мне будет лучше побыть здесь? – неуверенно спросил Лёва, когда за Техником захлопнулась дверь. – Чтобы поддержать тебя, когда «наш гость» появится.

– Как хочешь, – пожала плечами Наташа и принялась вытирать пол: от снежных ос возле батареи остались небольшие лужицы. – Ты не подумай, я не смотрю в окно целыми днями, пока никто не видит, просто хотела успокоиться. Глядишь на снежинки, и это как-то расслабляет.

– Зачем оправдываться? По-моему, люди уделяют слишком мало внимания красоте природы, а если их застанешь за этим занятием, придумывают оправдания. Хотя стыдиться тут нечего. Наоборот, этим гордиться надо.

– Гордиться тем, что ты бездельничаешь, когда все работают? – с удивлением спросила Наташа и на всякий случай протёрла идеально чистый подоконник.

– Нет. Тем, что ты умеешь видеть то, чего не видят другие. Почему японцы ходят смотреть на цветение сакуры и даже сделали из этого целый ритуал, а питерцы, например, не ходят смотреть на то, как по Неве сходит лёд? Хотя это зрелище по медитативности и величественности не уступает сакуре. Так и вижу – суббота, ледоход. На всех набережных сидят горожане, целыми семьями. Пьют из термосов горячий чай, едят бутерброды. Покрепче тоже что-нибудь пьют. А лёд идёт.

– Они увлекутся тем, что пьют и едят, и пропустят весь ледоход, – фыркнула Наташа.

– Найти бы такого человека, с которым можно поделиться этим вот ледоходом, – мечтательно произнёс Лёва и выразительно взглянул на свою собеседницу. Но Наташу больше волновала невидимая невооруженным глазом пыль на этажерке с посудой.

Тем временем в приёмную вернулся Виталик.

– Ну что, помог? – саркастически поинтересовалась Наташа. – Или тебя выгнали?

– Я сам ушёл, – с достоинством ответил тот.

– Что, девушек там симпатичных не было? – догадался Лёва.

– Не знаю, – рассеянно ответил Техник, – не заметил. Да, наверное, были.

– Так зачем же ты туда тогда ходил? – удивилась Наташа.

– Ну, может быть, правда – помочь надо? Пойду ещё раз посмотрю, – сомнамбулически пробормотал Виталик и почему-то двинулся в сторону кофейного автомата.

– Эй, ты чего? – обеспокоенно спросила Наташа. – Ты здоров вообще?

– Да, да. Просто у меня очередное разочарование на личном фронте, пройдёт уже к вечеру. Я бы отвлёкся на какое-нибудь интересное дело, но добрый Цианид велел отчёт за квартал переделать. Я немного побуду с вами и уйду.

– Бедный Виталик. Хочешь, я поглажу тебя по голове? – предложила Наташа.

– Лучше ударь меня по этой голове чем-нибудь тяжёлым и квадратным. Чтоб я в следующий раз думал.

– Как же тебе помочь? Мне так хочется, чтобы все мы были счастливы, – воскликнула Наташа, продолжая простодушно не замечать выразительных Лёвиных взглядов. – Вы обратили внимание, что в каждом фильме и в каждой книге происходят поразительные любовные истории? К тому же у всех нас наверняка есть знакомые, у которых такие истории случались и в жизни, только почему-то эти знакомые – не мы.

– У нас если что и было, то давно просвистело мимо и превратилось в воспоминания, – уныло подтвердил Виталик, решительно тыкая пальцем в панель управления кофейным автоматом.

– Ну, знаете, – вмешался Лёва, – фильмов и книг в мире всё-таки гораздо меньше, чем человеческих пар. Зачем снимать кино и писать книги о неслучившемся? Кому это интересно? У каждого есть целая куча историй про то, как могло бы быть, но не стало. Вам интересно будет смотреть на такое в кино? Вряд ли. То ли дело – когда и могло, и стало.

– Хотя, если подумать, у каждого в прошлом была история, достойная небольшого фильма, – слегка приободрился Виталик. – У меня, к примеру, таких историй было довольно много. Но фильмов о них не сняли, так что я лишён возможности пересматривать их каждый вечер в такие унылые времена, как сейчас, когда ничего не предвещает появления на горизонте женщины моей мечты.

– Ребята, я не об этом, – покачала головой Наташа, – я о такой любви, о которой не забудешь, даже если о ней никто не снял фильма. Интересно, существует она в природе?

– Ещё как существует. Просто любовь в том виде, в каком она водится в мире – а её очень немного, то есть, ровно столько, сколько надо, – отличается от костыля, которым пользуются сценаристы для того, чтобы объяснить нестыковки в сюжете, – пустился в рассуждения Виталик. – Скажем, нам непременно нужно, чтобы некий герой среди ночи встал и пошёл через город – и тогда он встретит в подворотне злодея или найдёт там клад или ещё что-нибудь сюжетообразующее. В другое время злодей и клад недоступны, но как заставить героя вылезти из тёплого гнёздышка – особенно если он жаворонок – и пойти в тёмную ночь? Надо придумать ему любовь, которая иррационально выдернет его на улицу, где притаился сюжетообразующий злодей или клад.

– Но ведь и в жизни возможны нестыковки, – перебил его Лёва. – Человек запланировал жизнь на три года вперёд, а тут такая любовь из-за угла – опа! И все планы насмарку.

– Это не любовь. Это священное безумие, – пояснил Виталик.

– А если это безумие сбивает правильные планы? Какое же оно тогда священное?

– Правильные планы сбить невозможно. То, что действительно важно, герой не упустит никогда, даже если его накормить лучшими в мире мухоморами. Но, повторяю, любовь тут совершенно ни при чём. Этот ингредиент – из совсем другого набора юного алхимика.

– А где продаются такие наборы? – с некоторым интересом спросила Наташа.

– Любовь не продаётся! – покачал головой Виталик, выпивая залпом чуть ли не половину чашки кофе. – Внимательно смотри по сторонам, и найдёшь искомое.

– По сторонам? – разочарованно протянула Наташа. – Но тут только ты и Лёва.

– А я уже ухожу! – с нажимом произнёс Виталик и в самом деле благородно удалился.

Вскоре после того как Виталик исчез, в приёмную ввалились довольные сёстры Гусевы.

– Всем стоять, я делаю защиту! – выкрикнула Галина. – Ну что, кукусики, дурью маетесь? А мы-то тем временем такое выгодное дельце провернули!

Выгодное дельце заключалось в следующем: среди студентов, мечтавших поработать на книжной ярмарке под знамёнами крутейшего издательства «Мегабук», обнаружился носитель. Это была юная скромная барышня, мечтавшая доказать своим родителям, что и она кой-чего в этой жизни стоит и вполне уже способна сама зарабатывать деньги. Родители не давали ей никаких шансов: учёба в университете, дополнительные курсы, занятия спортом, свидания с одобренным семьёй молодым человеком занимали всё свободное время бедной крошки. Но вот наступила практика, и у девочки появился неслабый шанс вкусить трудовых будней сполна. Однако интрига заключалась в том, что эта старательная ученица совсем не умела работать – только учиться. Так что зоркие Марина с Галиной, живо отделившие носителя от простых претендентов, должны за неделю научить это незамутнённое дитя хотя бы азам.

– То есть смотрите, какая тройная выгода, – с гордостью пояснила Марина, – мы нашли хорошего работника. Работник этот готов трудиться за копейки, лишь бы обрести вожделенный опыт. И наконец, обретая опыт, он исполняет своё желание!

– А теперь, Разведчики, шагом марш из приёмной. Мастер-класс закончен, – неожиданно подытожила Галина.

– Что такое? – нахмурился Лёва.

– Уйдите отсюда куда-нибудь ненадолго, а то нам носителя пора выпускать, – пояснила Марина. – Она у нас там, в кабинете сидит, бедняжка, ждёт якобы решения высшего начальства, хотя всё и так решено. Мы просто решили поберечь ваши нежные нервы и чувствительные уши.

– А если девочка не научится работать за неделю, что тогда? – осторожно спросила Наташа.

– Тогда мы отдадим бедняжку на съедение Константину Петровичу! – ухмыльнулась Марина. – У него и мёртвый поднимется из гроба, выкопается из земли и возьмётся за дело с энтузиазмом.

Джордж поднялся к себе, чтобы вздремнуть пару часов, но стоило ему только погрузиться в тёплый и солнечный мир сновидений, как телефонный звонок решительно втянул его обратно. Звонили снизу, из кафе, – значит что-то срочное: они же знают, что он сегодня спал всего три часа.

– Слушаю вас, – страдальчески произнёс Джордж.

– Сейчас машина доставки придёт, а возле чёрного хода замело так, что ей не встать. Помнишь, как было в тот раз, когда они развернулись и уехали, а нам потом пришлось платить неустойку. Сделай что-нибудь, ты же хозяин! – крикнула в трубку его заместитель и личный тиран.

Умеет он всё-таки устраиваться в жизни: если не родители им помыкают – так Димка, не Димка – так Алексей Яковлевич, не Алексей Яковлевич – так эта фурия.

– Хорошо. Сейчас попрошу у дворников лопату и пойду разгребать снег, – покладисто ответил Джордж.

Когда он руководил папиным рестораном, всё было просто. О таких проблемах, как не доставленные по причине снежных заносов продукты, он даже и не подозревал. О других, впрочем, тоже. Давно это было, кажется, пять столетий назад.

Джордж потянулся и поднялся с дивана.

Он снимал квартиру на третьем этаже того самого дома, в подвале которого они с Димкой и Анной-Лизой поселились этой зимой. Теперь в этом подвале было его, Джорджа, персональное, личное, собственное (а не папино) кафе.

Он подошел к окну: угловой эркер, с широченной витриной посередине и двумя узкими бойницами по бокам, был его любимым наблюдательным пунктом. Он выглянул в левую бойницу: снежная сказка, да и только. Перешёл к правой: ну точно, все подъезды замело, в самом деле, придётся идти за лопатой.

Через день после того, как старый шемобор Эрикссон умчался в неизвестном направлении, прихватив своего свежеиспечённого раба Диму Маркина, Джордж уже подписывал с собственником подвальчика договор долгосрочной аренды. Такова участь любого, кто по милости мунга или шемобора второй ступени и выше становится Хозяином Места. Всё плывёт ему будто бы прямо в руки, всё происходит как бы само собой, стоит только приступить к обустройству будущего Места, где все люди, нелюди и сомневающиеся смогут отдохнуть под его защитой. Но стоит свернуть в сторону – и удача моментально от него отвернётся. Впрочем, Джордж и не думал сворачивать. Он не рассуждал о том, что он будет делать, справится ли, не надоест ли ему, – он поочерёдно с благодарностью принимал всё, что падало ему в руки. Он не знал, что у него получится в итоге, но заранее любил своё детище. Здесь, в этом подвальчике, людям будет хорошо. Они станут приходить сюда, чтобы поговорить, перекусить, пересидеть дождь, выпить кофе, спрятаться от суеты. Место, конечно, не самое бойкое – об этом ещё предыдущий владелец предупреждал, но зато поблизости нет ничего похожего. «Кому надо – те узнают, – решил Джордж. – А кто не узнает – тем не надо».

Первыми о будущей кофейне узнали студенты-художники, мечтавшие расписывать стены квартир и клубов узорами собственного сочинения. Они заглянули в подвал – потому что дверь была открыта, внимательно оглядели свежеоштукатуренные стены и признали их условно годными для творческого безумия.

– Только ведь хозяин, упырь какой-нибудь, захочет сюда налепить кошечек и девочек, нечего тут ловить, – безнадёжно махнул рукой самый опытный художник, получавший больше всех отказов.

– Хозяин, конечно, упырь, – отозвался со стремянки Джордж, – Но он в ступоре и не знает, что сюда лепить. Может быть, вы знаете?

– Может, и знаем, – хитро ответил самый опытный художник, – Но на слово же никто не верит. Все сначала требуют эскиз. А потом говорят – отлично! Просто гениально! Только вот тут сделайте попроще. Здесь цвета поменяйте. Тут не надо зауми. И обязательно нарисуйте поверх всего кошечек и девочек!

– Да не надо эскизов. Просто покажите, что вы вообще рисуете.

Посмотрев работы художников, Джордж заявил, что если он и потребует от них эскизы – то только для того, чтобы припрятать лет на десять в своём сейфе, а потом продать с аукциона за бешеные деньги.

– То есть можно приходить и рисовать, что ли? – не поверил самый опытный.

– Ну да. Только скажите мне, сколько это будет стоить.

– Без эскизов и за деньги? – уточнил он. – А в чём подвох?

– Если хотите, лично вы рисуйте эскизы. Десять штук в масштабе один к одному. И работайте бесплатно. Без отдыха, выходных и перекуров. А с остальными мы договоримся отдельно, – устало ответил Джордж.

И тут все поняли, что он не шутит.

В доме, гостеприимно приютившем у себя маленького и неопытного Хозяина Места, жила девочка Катя, которая очень любила свою квартиру, и чудесный вид из окна, и лестницу со щербатыми ступеньками и высокими перилами. Не так давно её любовь даже спасла весь дом от сноса. К счастью, об этом не знал никто, кроме Константина Петровича. Иначе соседи целыми днями судачили бы о том, что Катька-то, слыхали, своим заветным желанием дом спасла. А вот напрасно сделала, потому что нам хорошую квартиру в Озерках давали вместо этой, а тут и водопровод барахлит, и отопление на ладан дышит, и вообще непонятно, как доживём до этого хвалёного капремонта.

О том, что Джордж теперь – Хозяин Места тоже, впрочем, знал только шутник Эрикссон. Иначе жильцы дома шептались бы по-другому: вы слышали, что у нас в подвале опять кафе будет? Нет? Сходите-сходите. Там хозяин со странностями. Да. Говорят – Хозяин Места. Не знаю, что это такое. Какой-то хозяин какого-то места. Клад, наверное, закопал и помалкивает где. Да какой у него клад, что за наивность! Хозяин Места на ихнем жаргоне означает – пахан. Обыкновенный бандит.

Однажды, когда художники самозабвенно раскрашивали стены, а обыкновенный бандит, пристроившись в углу, нарезал им бутерброды и варил кофе на газовой горелке, в подвал спустилась та самая девочка Катя. Ну, интересно же – что это в её доме затеяли, а ей не доложили?

Когда она вошла, Джордж колдовал над туркой, вспоминая уроки Майи-Кайзы и надеясь приготовить что-то невероятное. Потому что невозможно оставаться обычным человеком, когда вокруг царит творческое безумие: сразу как-то хочется тоже если не в пляс пуститься, так хотя бы сотворить какой-нибудь крохотный, пускай и недолговечный, шедевр.

– Фея-кофея! – восхищённо сказала Катя.

– Что-что? – повернулся к ней Джордж.

– Ой. Я думала, ты – тётя, – смутилась Катя. – А почему ты не рисуешь?

– Не умею.

– И поэтому тебя заставили готовить?

– Кто ж меня может заставить! Я тут самый главный. А ещё мне иногда позволяют подтаскивать краски и мыть кисти, но сейчас все кисти в порядке, и красок тоже нужное количество.

– По-моему, ты не самый главный, – недоверчиво покачала головой Катя и ушла.

– Слушай, чувак, а название у этого места есть уже? – через некоторое время спросил у Джорджа один из художников. – Мы решили вывеску сделать тебе в подарок. Фор фри. Просто за то, что ты такой зачетный пацан.

– Название? – задумчиво повторил Джордж. – А давайте пусть будет «Фея-кофея»? Нормально вообще звучит?

– Самое то, – уверенно кивнул художник, – мы примерно так и думали.

Даже в налоговой инспекции это название не вызвало возражений. «ООО „ФЕЯ-КОФЕЯ“» – значилось в документах.

Через неделю «Фея-кофея» открылась. Джордж был вне себя от счастья: он не просто руководил, он был везде одновременно, а ещё находил время на то, чтобы постоять за барной стойкой и приготовить посетителям что-нибудь особенное.

Однажды, разобравшись с основными делами, он самозабвенно колдовал над туркой: нужно было приготовить сладчайший, но не приторный нектар для грустной барышни, – как вдруг раздался резкий и неприятный голос:

– Ну, понятно. Кофе двадцати родов, и одно заветренное пирожное на закуску. Куда ты меня притащила?

– Мама, давай уйдём, если тебе здесь не нравится.

– Мне здесь нравится. Но мне не нравится, как тут кормят. Ты посмотри на этот доисторический бутерброд! А этот артефакт эпохи палеолита как бы салат у них, понимаешь?

– Мама, пожалуйста!

– Можете приготовить лучше? – не глядя на посетительницу, поинтересовался Джордж, осторожно передавая грустной барышне чашу горячего пряного напитка.

– Конечно, могу, иначе бы я помалкивала!

– Мама, прекрати, или я уйду.

Джордж взглянул на мать и дочь. Они, видимо, решили поговорить в спокойной обстановке. Сюда часто приходят именно за этим: люди ведь чувствуют, что на территории, принадлежащей Хозяину Места, они находятся под его защитой.

– А не могли бы вы, например, с завтрашнего дня выйти на работу и готовить так, как вы умеете? – из озорства поинтересовался Джордж.

Не то, чтобы он хотел разозлить эту дамочку. Конечно, было бы забавно посмотреть, как она подпрыгнет до потолка, а потом прочитает ему гневную отповедь. Но дамочка прыгать не стала и гневаться тоже не соизволила, а вместо этого проговорила с сожалением:

– Если бы ты, мальчик, решал кадровые вопросы, тебя бы тут не поставили.

– А если именно я решаю такие вопросы – и сам себя сюда поставил? – ухмыльнулся Джордж.

Дама окинула его оценивающим взглядом:

– Вот сомневаюсь я что-то. Но если именно ты их решаешь, то именно я с завтрашнего дня выхожу на работу поваром. Хоть забесплатно.

– Мама, он же тебя сейчас на слове поймает! – воскликнула дочка.

Джордж пригляделся: кажется, он уже видел эту девушку раньше. Маша Белогорская (эта встреча случилось задолго до того, как она уехала в Париж) перехватила его взгляд и закатила глаза, давая понять, что теперь он от её матушки так просто не отделается. Бывшего владельца ресторана «Квартира Самурая», одноклассника прекрасного вампира Дмитрия Олеговича, она конечно же не узнала.

– Вот не думай, что ты умнее матери! Мала ещё! Если он поймает меня на слове – значит он тут в самом деле главный. А если он главный и при этом умеет сносно кофе варить, значит, заведение не совсем пропащее и работать в нём можно, – рассудительно сказала Елена Васильевна.

– А с вами можно работать, или вы всегда на взводе? – поинтересовался Джордж, передавая турку своему напарнику, студенту-художнику, которому так понравилось то, что они сделали, что он решил здесь немного поработать. – Конечно, ловить вас на слове я не буду и возьму на испытательный срок на полную ставку. Но будет жаль, если все ваши понты останутся только понтами.

– Понты-ы? – задохнулась мадам Белогорская. И прочитала Джорджу долгожданную отповедь, на которую он нарывался с самого начала.

С тех пор никто не может похвастаться, что видел в «Фее-кофее» заветренное пирожное или доисторический бутерброд.

Елена Васильевна стала правой рукой Джорджа. Они отлично поладили друг с другом: сын, опасавшийся, что не оправдает надежды родителей, и мать, постоянно придиравшаяся к своей дочери, вплоть до того самого дня, когда та сорвалась и улетела в Париж.

Время от времени ноги сами приводили Джорджа к Мутному Дому, в котором когда-то располагался его (да ладно, его, папин, конечно же) ресторан. Он смущался, шагал в темноту ближайшей подворотни и дворами убегал подальше от этого места. Ему ведь ясно дали понять, что без него здесь всем стало только лучше.

Всем, кроме чудо-кондитера Павла. Тот был фанатом и мастером своего дела и потому загибался от однотипной стряпни при новом хозяине. Но уйти не мог – в других заведениях было всё то же самое, а тут хотя бы платили не хуже, чем при прежней власти. Но по ночам ему снились фантастическая выпечка, неожиданные начинки, сказочная глазурь. Однажды, когда Павел возвращался с работы, к нему подошел Георгий Александрович, бывший хозяин, который как будто бы то ли погиб на пожаре, то ли пропал без вести.

– Привет. Ну, как работается? – спросил Джордж.

Павел хотел отмахнуться от него и сказать «Нормально», но почему-то ответил честно:

– Плохо. Очень мне там плохо.

– А я открыл кофейню. Здесь, неподалёку. Она маленькая, почти семейная. Одна столетняя финская колдунья научила меня варить кофе, и я варю его. Суровая леди Елена командует на кухне. А ты, я помню, делал вкуснейшие сладости. Хочешь к нам? Только платить буду гораздо меньше, чем раньше, уж извини.

– А делать можно всё, что захочу? – недоверчиво спросил Павел.

– Нужно. У нас такая сказочная кондитерская получилась. То ли из-за названия, то ли просто я такой… Странный. Но сладости у нас пока самые обычные, хотя и добротные. А хочется добавить в них немного твоего волшебства.

После того как Павел приступил к работе, в кафе повадились восторженные юные создания. А когда рассказы о «Фее-кофее» вышли за пределы Интернета, к Джорджу в гости наведались бывшие товарищи по партии «Народный покой»: Костыль и его ребята. Во время последней встречи товарищ Костыль спас товарища Егория от неминуемой расправы, и его стоило бы поблагодарить уже хотя бы за это.

– Здорово, Горе-Егоре! – гаркнул Костыль.

– Привет. Что-нибудь закажете или просто так посидим? – поинтересовался тот, выбираясь из-за барной стойки.

– А что, защитить-то тебя ни от кого не надо? А то люди всякие бывают, – перешёл прямо к делу Костыль.

– Ну, не знаю. Пока вроде бы никаких проблем не было.

– А могут быть, – со значением сказал Костыль. – Люди-то всякие бывают.

Его ребята покивали: мол, да, бывают такие плохие, скверные люди, которые требуют денег с простодушных владельцев кафе. Но Джордж уже не был тем домашним мальчиком, который в пику папаше записался в партию «Народный покой» и долгое время пополнял её кассу из своего кармана.

– Знаешь, а ведь охранники нам нужны, тут ты прав, – спокойно сказал он, присел за ближайший столик и жестом предложил бывшим товарищам сделать то же самое. – Если посоветуешь кого-нибудь из своих, то обещаю подумать над его кандидатурой.

– Эй, эй, – хрустнул костяшками пальцев Костыль, – меня возьми. Начальником охраны.

– Ты сам не захочешь. У нас заведение маленькое, придётся выполнять массу разных поручений.

Товарищ Костыль внимательно оглядел помещение. На первый взгляд ему здесь понравилось.

– Что это за гопника ты приволок? – в сердцах воскликнула Елена Васильевна, увидев Костыля. – Где только нашёл такого?

– Ша, леди, – решительно заявил тот, – я на испытательном сроке. Поэтому, если будете меня доставать, я сильно обижусь и уйду. Но перед этим буду ещё сильно скандалить.

– Значит, когда испытательный срок закончится, тебя можно будет доставать, я правильно поняла? – потёрла переносицу Елена Васильевна.

– А к тому времени либо я обижусь и уйду, либо вы меня полюбите, – здраво рассудил Костыль.

Стоило трудоустраивать эту разношёрстную компанию, чтобы каждый занимался своим любимым делом, а бедному сиротке, владельцу кафе, вместо благодарности доставалась самая неблагодарная, грязная работа, вроде разгребания снега. Когда Джордж, утопая в жалости к себе, несчастному, подошёл к чёрному ходу, чтобы оценить заносы, Костыль уже приволок из дворницкой две совковые лопаты и вместе с напарником расчищал подъезды.

– И вот надо было меня будить, если вы сами справляетесь? – поинтересовался «бедный сиротка».

– Конечно, надо. Вдруг она не скажет, что это мы, – гордо объявил Костыль. – Героев должны знать в лицо! Там ещё Павел какой-то тортец испёк. Пойди посмотри, пока весь не сожрали.

«Уже в Париже. Устроилась работать в „Макдоналдс“» – вот какую SMS послала Маша Белогорская своим коллегам по Тринадцатой редакции и Елене Васильевне. «Что-то больно близко от дома, почему не в Америке? У нас-то „Макдоналдсов“ ведь нет!» – немедленно отреагировала мать. Конечно же она всё приняла на свой счёт: дочка, с детства приученная к здоровой пище, вырвалась из-под контроля и устроилась в самом что ни на есть аду главным ворошильщиком пекла!

Коллеги отреагировали менее бурно: они-то уже знали, куда едет их дорогая Маша. Таким образом, она сообщила, что всё идёт по плану.

Когда Кастор, делано покашливая и озабоченно качая головой, объявил питерским мунгам, что он отправляет одного из них в Париж – впрочем, есть одно «но», – и на некоторое время умолк, каждый придумал тысячу и одно ужасное «но», и только Константин Петрович оказался ближе всех к разгадке. «Неужели придётся работать в филиале транснациональной корпорации?» – пробормотал он. «Можно и так сказать», – ухмыльнулся Кастор.

«Макдоналдс» содержит немало мунговских ячеек по всему миру и взамен получает поддержку, о которой конкуренты даже и не мечтают (потому что у них не настолько развита фантазия, и вообще, они серьёзные люди и в сказки не верят).

– Скажите, а «Кока-кола» – тоже за нас? – спросила Наташа.

– Нет. Они всё больше по шемоборам, – ответил Кастор.

– Но как же так? – удивилась Разведчица. – Ведь «Кока-кола» продаётся в «Макдоналдсе»?

– Ну, продаётся, и что! Есть и более странные союзы. Не отвлекайте меня, пожалуйста, иначе кое-кто поедет в Париж без должной подготовки.

В аэропорту Шарль де Голль Машу встречал будущий коллега и будущий друг Жан. Он усадил её на мотороллер, прикрепил к багажнику чемодан и рюкзак и сорвался с места. Легенды, сказки и истории проносились мимо Маши со свистом, она даже по сторонам глядеть боялась: вот будет смеху, если она в первый же день зазевается и свалится на мостовую, под колёса автомобилей. Придётся парижанам искать себе очередного более собранного «защитника».

– Наконец-то можно нормально провести совещание! – с облегчением вздохнул шеф парижских мунгов. – Знакомьтесь, это Мария, наш новый сотрудник. Мария, пожалуйста.

Точно копируя Константина Петровича, она выставила защиту и сдержанно кивнула: мол, порядок, можно начинать. Ну а дальше всё было как дома: новые коллеги по очереди рассказали о том, как у них идут дела с носителями, кто-то попросил помочь разобраться с трактовкой желания, кто-то похвастался, как с утра обтяпал дельце. Со временем все эти люди приобретут индивидуальные черты, и Маша сможет отличать их друг от друга, но пока что она запомнила только Жана – весёлого парня, встретившего её в аэропорту.

После совещания новые коллеги по очереди подошли к ней, представились и выразили надежду, что в Париже ей понравится. Более многословным оказался только будущий друг.

– Жан и Мария, как это мило, – воскликнул он и схватил её за руку, увлекая за собой через служебные помещения на улицу, где ждал верный мотороллер. – Мне поручили тебя опекать, но даже если бы не поручили, я бы всё равно это сделал, потому что я самый толковый парень. Жить будешь у моей мамы. Она меня практически на порог не пускает, но тебе будет очень рада, она всё ещё надеется меня женить. А, да, я – гей, поэтому насчёт поцелуев – только в щёчку, как любимого братика. У тебя есть братик? И у меня нет, у меня зато есть две сестры, старшие, меня воспитывали одни женщины, и вот я такой, какой я есть. Кстати, угадай, кто я в нашей команде?

– Наверное, Техник? – предположила Маша.

– Надо же, с первого раза. Теперь нас, толковых, будет двое. А как догадалась?

– У нас в Питере тоже очень толковый Техник был. Не замолкал даже по ночам.

– Со мной, сразу предупреждаю, у тебя ничего не может быть, поэтому сообщаю: по ночам я молчу. Если не веришь, приведу пол-Парижа свидетелей.

– Спасибо, я верю. Ты не бойся, я не буду к тебе приставать. Моё сердце осталось в Петербурге.

– Боже, как это романтично! И ты что же, будешь ему писать? Или ей? Скажи, подруга, а ты не лесбиянка ли? Ты мне как-то сразу так понравилась, как только я тебя увидел в аэропорту. Нет? Ну и тоже неплохо, значит, с тобой можно будет о парнях поговорить. Запомни главные правила выживания в нашем фастфуде: всегда улыбаться, когда принимаешь и выполняешь заказ, и во всём слушаться шефа. Он, конечно, выглядит как старый хрыч, но на самом деле ему можно доверять. Он действительно сечёт фишку. Есть ещё вопросы или едем?

– Скажи, а когда у вас идёт собрание, кто стоит за прилавком?

– За прилавком? Другая смена стоит. У нас же не все в теме, некоторые просто работают.

– А как же они… то есть мы… уединяемся. «Извините, другая смена, вам сюда нельзя, у нас секреты»?

– Зачем? У нас профсоюз. А им в него совсем и не хочется, у нас правила такие идиотские нарочно, – подмигнул Жан. И неожиданно спросил: – Знаешь, почему мы подружимся?

– Потому что ты обаятельный, – уверенно сказала Маша.

– Это не повод для дружбы. И вообще, мы с тобой очень разные. Я обаятельный, ты воспитанная. Но мы идём по одной дороге. С разными целями, но всё же.

– По какой дороге?

– По дороге под названием «Я хочу двигаться вперёд». Потом полюбуешься на наших. Они засахарились в своём воображаемом могуществе. Ходят по городу, как ожившие статуи из Лувра, и несут на головах своё бесконечное превосходство над другими. Да чего я рассказываю, у вас, наверное, то же самое! – махнул рукой Жан и решительно оседлал мотороллер.

«У нас по-другому, – подумала Маша, аккуратно усаживаясь за спиной у своего невероятного возницы. – Но пройдёт немного времени, и я буду думать „у нас“ про здесь. А про наших – „там, у них“».

На какое-то мгновение мир показался ей огромным и неприветливым, и тут неожиданно пришла SMS от Константина Петровича: «Важный вопрос, без которого наши лоботрясы не могут заняться делом: у вас там действительно называют биг-мак – лё биг-мак?» – и мир снова стал самим собой. А потом завертелся ещё быстрее и с огромной скоростью помчался вперёд: Жан решил компенсировать время, потраченное на разговоры.

Виталик перемещался по приёмной то быстрыми перебежками, то медленным шагом, оглядывался по сторонам, простукивал полки и стены, принюхивался даже, и при этом, что удивительно, молчал. Наташа сидела за конторкой, шелестела договорами и не обращала на него внимания: подумаешь, человеку побегать хочется, для здоровья полезно. Денис вообще гантели в кабинет притащил, а со следующей зарплаты собирается купить тренажер, потому что надо же куда-то девать эту смешную зарплату.

Когда Виталик от отчаяния начал простукивать пол, из кабинета шефа величаво выплыл Константин Петрович, аккуратно прикрыл за собою дверь, сдул с неё несуществующие пылинки и строго спросил:

– Ты чего тут шаришься?