Англичанка Силва Дэниел

8

Корсика

Было время обеда, любимое время дня дона Орсати. Они с Габриелем перебрались на террасу, за стол, обильно заставленный яствами: местными хлебом, сыром, овощами и колбасой. Солнце светило ярко, и сквозь бреши в зарослях сосен Габриель видел аквамариновые проблески далекого моря. Привкус и запах маккии чувствовался во всем: в воздухе и в еде; казалось, даже дон Орсати испускает ее аромат. Налив Габриелю кроваво-красного вина в большой бокал, он отрезал несколько ломтей плотной колбасы. Из чего она, Габриель интересоваться не стал. Шамрон любил повторять: кое о чем лучше не спрашивать.

– Я рад, что мы вас не убили, – признался Орсати, поднимая бокал.

– Можете не сомневаться, дон Орсати, я вашу радость разделяю.

– Еще колбасы?

– Будьте так любезны.

Отрезав и положив на тарелку Габриелю несколько толстых ломтей, дон Орсати надел очки-половинки и взглянул на снимки неизвестного мужчины.

– Здесь он слегка не похож на себя, – произнес корсиканец. – Впрочем, я его узнаю.

– В чем различия?

– Прическа другая: ко мне он пришел тщательно прилизанный. Деталь несущественная и в то же время эффективная.

– Кем он представился?

– Назвался Полем.

– Фамилия?

– Если я верно понял, это и была его фамилия.

– На каком языке разговаривал наш друг Поль?

– На французском.

– Местный?

– Нет, говорил он с акцентом.

– С каким?

– Я не разобрал. – Дон нахмурил густые брови. – Чувство было такое, будто язык он учил по кассетам: говорил слишком правильно и вместе с тем делал ошибки.

– Вас, я так думаю, он не в телефонном справочнике нашел?

– Нет, Аллон, меня ему рекомендовали.

– Кто-то конкретный?

– Да, он назвал имя.

– Ваш прежний клиент?

– Обычное дело.

– Какую работу вы для него выполняли?

– Такую, когда в комнату входят двое, а выходит один. Не просите называть имя клиента, – быстро добавил Орсати. – Речь все же о моем бизнесе.

Габриель слегка кивнул, давая понять, что дальше в этом направлении копать не намерен – по крайней мере пока. Затем поинтересовался, с какой целью приходил незнакомец.

– За советом, – ответил дон.

– Насчет чего?

– Сказал, что ему надо переправить некий товар и что нужен человек на быстрой лодке – такой, который знает местные воды, ориентируется в них ночью и умеет держать рот на замке.

– Товар, говорите?

– Вы, наверное, удивитесь, но в подробности он не вдавался.

– А вы приняли его за контрабандиста? – в утвердительном тоне спросил Габриель.

– Корсика – основной перевалочный пункт наркотрафика с Ближнего Востока в Европу. Для протокола, – поспешил добавить Орсати, – наш клан героином не промышляет, хотя нам доводилось устранять наркобаронов.

– Разумеется, за плату.

– Чем крупней игрок, тем выше плата.

– И как, вы помогли нашему другу?

– Конечно же, – ответил дон и, понизив голос, добавил: – Случается, и нам надо перевозить кое-что под покровом ночи, Аллон.

– Кое-что – это трупы?

Дон пожал плечами.

– Как ни прискорбно, трупы – побочный продукт нашей деятельности, – философски изрек он. – Обычно мы оставляем их лежать на месте смерти, однако некоторые клиенты платят дополнительно за то, чтобы их враги пропали с концами. Наш излюбленный метод – отправлять тела в бетонных гробах на дно моря. Один бог ведает, сколько их там уже.

– Много ли заплатил этот Поль?

– Сотню тысяч.

– Как вы распределили гонорар?

– Половину мне, половину – лодочнику.

– Лишь половину?

– Пускай спасибо скажет.

– Узнав о пропаже англичанки, вы?..

– …само собой, заподозрил неладное. А уж увидев фото Поля в газетах… – Дон умолк ненадолго. – Скажем так, мне стало неприятно. Меньше всего хочется проблем с законом. Это, знаете ли, вредно для бизнеса.

– Вы принципиально не похищаете молодых людей?

– Как и вы, я полагаю.

Габриель не ответил.

– Не хотел вас оскорбить, – искренне извинился корсиканец.

– Я и не обиделся, дон Орсати.

Дон положил себе на тарелку жареных перцев и баклажанов, полив их маслом собственного производства. Габриель отпил вина и, похвалив его, как бы между прочим спросил имя лодочника.

– Ситуация очень деликатная, – предупредил Орсати. – Я с этими людьми веду дела, и если кто-то из них проведает, что я сдал их человеку вроде вас, Аллон, дела мои могут разладиться.

– Даю слово, дон Орсати, они не узнают, где я раздобыл информацию.

Орсати это заверение ничуть не убедило.

– Чем так важна эта девчонка, если за ней посылают великого Габриеля Аллона?

– Скажу только, что у нее могущественные друзья.

– Друзья? – Орсати недоверчиво покачал головой. – Если в деле участвуете вы, то все не так просто.

– Вы очень мудры, дон Орсати.

– У маккии нет глаз, – загадочно произнес корсиканец.

– Мне нужно имя лодочника, – тихо произнес Габриель. – О нашем разговоре он не узнает.

Орсати поднял бокал кроваво-красного вина и посмотрел через него на солнце.

– На вашем месте, – сказал он, немного погодя, – я бы обратился к человеку по имени Марсель Лакруа. Вдруг он знает, куда отправилась девчонка, покинув Корсику.

– Где мне его искать?

– В Марселе. Лодку он держит на приколе в Старом порту.

– С какой стороны?

– С южной, напротив художественной галереи.

– Как называется лодка?

– «Лунный танец».

– Как мило.

– Можете не сомневаться: ни Марселя Лакруа, ни его нанимателей милыми не назовешь. Будьте осторожны в Марселе.

– Вы, наверное, удивитесь, дон Орсати, но мне это не впервой.

– Верно, однако вам давно полагается быть мертвым. – Орсати вернул Габриелю талисман. – Наденьте его, он защитит не только от сглаза.

– Признаться, я думал, нет ли у вас чего посерьезнее?

– Например?

– Например, пистолета.

– Есть кое-что получше, – улыбнулся дон.

Дорога перешла в грунтовую тропу, и Габриель, проехав по ней немного, увидел старого козла – точно там, где и сказал искать его дон Орсати, у резкого поворота влево, в тени трех древних олив. Увидев приближение Габриеля, животное поднялось на ноги и дерзко вскинуло украшенный рыжей бородой подбородок; козел был пегий, отмеченный шрамами от многочисленных схваток, как и сам Габриель.

Габриель проехал еще немного вперед, надеясь, что козел отойдет в сторону и даст проехать без боя. Однако животное не сдвинулось ни на йоту. Тогда Габриель взглянул на выданную доном Орсати «беретту» девятого калибра. Пистолет, заряженный, лежал на переднем пассажирском сиденье; один выстрел промеж выщербленных рогов – и зверюга умрет. Однако Габриель не спешил браться за оружие, ибо козел – как и старинные деревья – принадлежал дону Касабьянке. Если с поганой шкуры козла упадет хоть волосок, прольется кровь, начнется вражда.

Габриель дважды посигналил, однако козел не сдвинулся с места. Тогда, тяжело вздохнув, Габриель выбрался из салона и попытался воззвать к разуму животного: обратился к нему сначала на французском, затем на итальянском, а потом и вовсе на иврите. В ответ козел опустил голову, нацелившись Габриелю в живот. Габриель, убежденный, что лучшая защита – это нападение, принялся размахивать руками и орать как блажной. Пораженный, козел быстро ретировался – шмыгнул в заросли маккии.

Габриель бросился к раскрытой дверце машины, но, заслышав звук, похожий на пение пересмешника, остановился и обернулся в сторону охряной виллы на склоне холма. На террасе стоял блондин в белом и – насколько мог судить с такого расстояния Габриель – безудержно хохотал.

9

Корсика

Человек, ожидавший Габриеля на вилле, не был корсиканцем – по крайней мере, родился не здесь. Его звали Кристофер Келлер и вырос он в семье из верхушки среднего класса, в Кенсингтоне. Впрочем, на Корсике об этих подробностях знали только дон Орсати и горстка его приближенных. Для остальных островитян Келлер оставался просто Англичанином.

Более интригующей истории, чем история прибытия Кристофера Келлера на Корсику, Габриель, можно сказать, не слышал, а это уже о чем-то говорило. Единственный сын четы врачей с Харли-стрит, Келлер еще в раннем возрасте дал понять родителям, что не намерен идти по их стопам. Увлеченный историей – особенно военной, – он мечтал стать солдатом. Родители воспротивились, и пришлось на время уступить их требованиям. Юный Келлер отправился в Кембридж, где стал изучать историю и восточные языки. Студент из него получился блестящий и вместе с тем неспокойный – на второй год как-то ночью Келлер пропал без следа. Через несколько дней он, стриженный «под ноль», в форме цвета хаки объявился в отцовском доме – уже как солдат британской армии.

После курса молодого бойца Келлера определили в пехотную часть, однако его высокий интеллект, прекрасные физические данные и характер волка-одиночки быстро привлекли внимание спецназа ВДС. Прибыв в херефордский штаб полка, уже через несколько дней Келлер понял: он нашел свое призвание. Еще никто не зарабатывал столько очков на «бойне» – печально известном полигоне для отработки прямого контакта с врагом и спасения заложников, тогда как инструкторы по рукопашному бою отмечали в рапортах: никто еще не проявлял таких потрясающих инстинктивных способностей к отнятию жизни. Кульминацией обучения стал марш-бросок на сорок миль с полной выкладкой по продуваемым всеми ветрами вересковой пустоши Брекон-Биконс – проверка на выносливость, которую некоторые не переживали. Нагруженный рюкзаком весом пятьдесят пять фунтов и штурмовой винтовкой в десять фунтов, Келлер побил рекорд на тридцать минут. Его достижение так и осталось непревзойденным.

Первоначально его прикомандировали к роте «Сэйбр», специализирующейся на ведении мобильных боевых действий в пустыне, однако вскоре карьера Келлера сделала еще один крутой поворот – когда пришел человек из военной разведки. Ему нужен был особенный солдат, способный вести тщательное наблюдение и выполнять другие опасные задания в Северной Ирландии. Его впечатлили лингвистические способности Келлера, талант импровизировать и соображать на ходу. Келлера спросили: интересно ли ему новое предложение? В ту же ночь он собрал нехитрые пожитки и отбыл из Херефорда в Шотландское высокогорье.

Во время учебы Келлер вновь поразил учителей. Годами силы британской безопасности и разведки бились над проблемой множества диалектов Северной Ирландии: в Ольстере враждующие кланы могли распознать врага по произношению, и то, как человек произнесет пару фраз, решало – будет он жить или погибнет ужасной смертью. Келлер развил способность идеально копировать интонации, менять их в мгновение ока: в одну минуту он разговаривал, как католик из Армы, в следующую – как протестант с Шэнкил-роуд в Белфасте, в третью – как католик из поселка в Бэллимерфи. Он больше года провел в Белфасте, выслеживая известных членов ИРА, подслушивая и собирая полезные сведения. Сама природа такой службы вынуждала Келлера неделями обходиться без связи с кураторами.

Миссия в Северной Ирландии прервалась внезапно – когда глухой ночью, в Западном Белфасте Келлера похитили и увезли на отдаленную ферму где-то в графстве Арма. Там его обвинили в шпионаже. Келлер понял: ситуация безвыходная, и решил отбиваться. Покидая ферму, он оставил там четыре трупа матерых террористов ИРА. Причем двоих буквально порвал на куски.

Келлер вернулся в Херефорд, надеясь на длительный отдых, то есть работу в качестве инструктора. Однако мечтам не суждено было сбыться: вскоре, в августе 1990 года, Саддам Хусейн вторгся в Кувейт. Келлер поспешил вновь присоединиться к роте «Сэйбр», и в январе 1991-го их забросили на запад иракской пустыни – искать ракетные комплексы «Скад», что терроризировали Тель-Авив. Один такой Келлер со своей командой отыскал ночью 28 января в сотне миль к северо-западу от Багдада; передал координаты командирам в Саудовской Аравии. Спустя полтора часа в небе, низко над пустыней, промчалось звено коалиционных истребителей-бомбардировщиков. Однако, по ошибке, они атаковали не ракетный комплекс, а роту спецназа ВДС. Официально в новостях сообщили о гибели всей команды, в том числе и Келлера. В его некрологе ни слова не было сказано о задании в Северной Ирландии и четырех зарезанных им террористах в графстве Арма.

Впрочем, официальные власти понятия не имели, что Келлер выжил, не получив ни царапины. Он чуть было не радировал в штаб – хотел запросить эвакуацию, но передумал. Взбешенный некомпетентностью командования, он покинул место трагедии пешком. Скрываясь под туникой и головным платком жителя пустыни, обученный скрытому перемещению, Келлер миновал позиции сил Коалиции и улизнул в Сирию. Оттуда автостопом отправился на запад: через Турцию, Грецию и Италию – на Корсику, где его с распростертыми объятиями встретил дон Орсати. Дон выделил ему виллу и женщину, чтобы скорее исцелиться от боевых ран, а затем – дал работу. С европейской наружностью и опытом службы в спецназе ВДС Келлер запросто выполнял задания, оказавшиеся не по зубам обычным головорезам Орсати. Один из таких контрактов включал имена Анны Рольфе и Габриеля Аллона; совесть не дала завершить дело, а профессиональная гордость вынудила оставить талисман – тот самый, что Габриель сжимал сейчас в руке.

Как ни странно, Габриель встречался с Келлером за много лет до столкновения – когда Келлер и несколько командиров СВДС приезжали в Израиль, перенимать опыт по борьбе с терроризмом. В последний день Габриель неохотно согласился тайно прочесть лекцию об одной из своих самых смелых операций: как в 1988-м он ликвидировал Абу Джихада, второго человека в ООП, прямо у того на вилле в Тунисе. Келлер сидел в переднем ряду и ловил каждое слово Габриеля; потом, во время группового фотографирования, встал рядом с ним. Габриель – дабы скрыть свою внешность – надел очки и шляпу, зато Келлер смотрел прямо в объектив. Это была его последняя фотография.

И вот мнимый покойник встречал Габриеля на пороге своего корсиканского убежища. Келлер был на голову выше Габриеля, шире в груди и плечах. За двадцать лет местное солнце придало его лицу цвет седельной кожи, а море обесцветило волосы. Правда, глаза остались прежние – синие, они принадлежали тому самому человеку, что так пристально смотрел на Габриеля во время лекции, а потом – казалось, совсем в другой жизни – пощадил его дождливой венецианской ночью.

– Я бы предложил пообедать, – с английским акцентом произнес Келлер, – но вы, кажется, подкрепились в доме Орсати.

Келлер протянул руку. Под белой шерстью пуловера бугрились тугие канаты мышц. Помедлив мгновение, Габриель ответил пожатием. Казалось, все в Келлере – от похожих на тесаки рук до мощных, как взведенные пружины, ног – создано для профессии наемного убийцы.

– Что еще рассказал дон? – спросил Габриель.

– Достаточно, чтобы я понял: без прикрытия вам к человеку вроде Марселя Лакруа не подобраться.

– Полагаю, вы его знаете?

– Он как-то подвозил меня.

– До или после?

– И до, и после. Лакруа мотал срок во французской армии, потом чалился в одной из самых страшных тюрем страны.

– Впечатлить меня пытаетесь?

– «Поэтому и говорится: если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет»[4].

– Сунь-цзы, – узнал цитату Габриель.

– Вы сами цитировали эти строки во время лекции в Тель-Авиве.

– Так вы все-таки слушали меня.

Габриель прошел в просторную гостиную, заставленную грубой мебелью в белой – в масть хозяину – обшивке. На каждой плоской поверхности лежали стопки книг. На стенах висели дорогие картины, включая малоизвестные работы Сезанна, Матисса и Моне.

– Нет охранной системы? – спросил, оглядываясь, Габриель.

– А зачем она?

Габриель подошел к картине Сезанна – пейзажу, написанному в холмах близ Экс-ан-Прованса, – и нежно провел по холсту пальцем.

– Вы неплохо устроились, Келлер.

– Не жалуюсь.

Габриель промолчал.

– Не нравится, как я зарабатываю себе на жизнь?

– Убиваете людей за деньги.

– Как и вы.

– Я убиваю во имя родины, – возразил Габриель. – И то в крайнем случае.

– А мозги Ивана Харкова по мостовой Сен-Тропе вы тоже во имя родины размазали?

Габриель обернулся и посмотрел Келлеру прямо в глаза. Любой другой сжался бы под пристальным взглядом Габриеля, но только не Англичанин – он спокойно сложил руки на груди и слегка улыбнулся уголком рта.

– Похоже, зря я пришел, – сказал Габриель.

– Я знаю игроков, знаю местность. Надо быть дураком, чтобы отказаться от моей помощи.

Габриель не ответил. Келлер дело говорит: он станет отличным проводником во французском криминальном подполье. Что до его физических и тактических навыков – они, без сомнения, пригодятся.

– Я не смогу вам заплатить, – предупредил Габриель.

– Не в деньгах дело, – успокоил его Келлер. Оглядев свою прекрасную виллу, он добавил: – Зато перед отбытием вы должны ответить на кое-какие вопросы.

– У нас пять дней. Потом заложница умрет.

– Для нас с вами пять дней – целая вечность.

– Я вас внимательно слушаю.

– На кого работаете?

– На британского премьера.

– Вот уж не думал, что вы с ним знакомы.

– Ко мне обратился агент британской разведки.

– От имени премьер-министра?

Габриель кивнул.

– Как премьер связан с пропавшей девушкой?

– Включите воображение.

– Господи боже…

– Он тут совсем ни при чем.

– И кто этот друг премьер-министра в кругу разведки?

Помедлив немного, Габриель все же честно ответил. Келлер не сдержал улыбки.

– Знаете его? – спросил Габриель.

– Мы с Грэмом служили в Северной Ирландии. Он профи с большой буквы, но, – поспешил добавить Келлер, – как и все в Англии, считает меня погибшим. То есть не узнает, что мы с вами работали в связке.

– Не узнает, даю слово.

– Мне нужно еще кое-что.

Келлер протянул руку, и Габриель вернул ему талисман.

– Странно, что вы его сохранили.

– Я сентиментален.

Надев амулет, Келлер улыбнулся и сказал:

– Идемте. Я знаю, где раздобыть вам новый.

Синьядора жила в покосившемся доме посреди деревни, недалеко от церкви. Келлер приехал без предупреждения, однако женщина его визиту нисколько не удивилась. Ее сухие ломкие волосы скрывал черный шарф под цвет платья. Тревожно улыбнувшись, она бережно погладила Келлера по щеке, а после, коснувшись тяжелого креста на шее, взглянула на Габриеля. В ее обязанности входило спасать людей от порчи и сглаза, а тут – было видно по ее испуганному лицу – Келлер привел в ее дом само воплощение зла.

– Кто этот человек? – спросила она.

– Друг, – ответил Келлер.

– В Бога верит?

– В другого.

– Как его имя, Кристофер? Настоящее имя?

– Габриель.

– Габриель – как Гавриил, архангел?

– Да, – подтвердил Келлер.