Машины Российской Империи Крамер Иван
Сверху упал ремень с карабином на конце, я подхватил его и пристегнул к скобе на груди. Отец что-то сказал. Я мотнул головой, показывая, что не слышу. Он сдвинулся ко мне, наклонил голову и повторил громче:
– С днем рождения, Алек МакГрин!
Надо же – не забыл, даже в этих обстоятельствах. Приятно.
– С ночью, – сказал я.
– Что?
– С ночью рождения. Сейчас ночь, до дня еще дожить надо.
– Ничего, доживем. Подарок ждет в купе. У тебя есть веская причина вернуться целым и невредимым.
Сверху настойчиво дернули, мы подняли головы, папа посветил фонариком, пристегнутым к кожаной эполете на плече. Над нами тоже загорелся свет, возникла голова мамы в шапочке и гоглах.
Я полез первым. Стало темнее, когда Генри погасил фонарик. У них с Джейн фонари были обычные, электрические, фирмы «Губерт», основанной в Америке русским эмигрантом. А у меня – свой собственный, он лежал в просторном кармане на бедре. Это мое изобретение, сделанное еще на первом курсе Технического училища. Фонарь в форме пули, внутри емкость с газом и горелка, вспыхивающая от искрового воспламенителя. Шикарная вещь, моя гордость, только почему-то родители предпочитают обычную электрическую чепуху. А ведь у моего фонарика есть и еще одно свойство, очень, я считаю, полезное, хотя ни разу пока не использованное. Всегда мечтал сделать это и посмотреть, что получится, жаль, что не было повода, но я не оставляю намерения попытаться хотя бы раз. Тем более что второго раза уже не будет, свойство это, так сказать, одноразовое.
Наконец мы достигли крыши. Джейн даже в шапочке и Костюме для Ночного Проникновения с Возможным Применением Акробатики, который вообще-то грубоват и мешковат, смотрелась симпатично. И с виду была очень боевитая и деловая. Я понадеялся, что выгляжу не хуже.
– Поезд в преисподнюю, – пошутил отец. Я скорее угадал, чем услышал его слова.
Ветер стал еще сильнее. Его вой сливался с грохотом состава в протяжную, оглушительную песню. Мы распластались на вагоне, мама подползла ближе и заговорила, отчетливо артикулируя. Хотя доносились лишь обрывки фраз, смысл был ясен.
– Движемся, как договорились. Я впереди, Алек второй, Генри третий. Все правильно пристегнуты?
Мы оглядели себя. Я был пристегнут к маме, а отец – ко мне. Покивали друг другу. Джейн хлопнула меня по плечу и стала разворачиваться в сторону паровоза.
Поползли. По краям вагонной крыши торчали покатые выступы с решетками, хвататься за них оказалось удобно, упираться ногами тоже, двигались мы резво, вот только ветер мешал. Спасали перчатки и очки, хотя щеки уже пылали. Генри было тяжелее всех из-за притороченного к спине кофра, который работал как небольшой парус.
Когда достигли края вагона, Джейн вытащила из чехла, вшитого сзади в куртку, толстый стержень, раздвинула, превратив в телескопическую лесенку. Положила ее на крышу перед собой и толкнула вперед. Другой конец лестницы лег на край следующего вагона, и мама поползла дальше.
Двигалась она ловко, умело, быстро – при взгляде на нее я вдруг вспомнил цирковую афишу с улыбающейся девушкой на канате. Это было совсем не к месту здесь и сейчас, на крыше мчащегося сквозь ночь поезда, но я помимо воли представил себе маленькую Джейн, еще ребенка, взлетающую на трапеции. Она ведь начала выступления семилетней девочкой, родители ее были акробатами по фамилии Визарди – знаменитыми Летающими Визарди – и разбились, упав из-под самого купола, когда кто-то из конкурентов цирка Гарибальди подпилил стойку. Маленькая Джейн этого не видела, она в тот момент спала в своей кроватке. С цирком она исколесила всю Европу, была и в России, даже за Уралом, даже до Китая доезжала. А потом корабль, на котором труппа переплывала Красное море, затонул. Мама единственная спаслась. Ей было семнадцать; в портовом городе под названием Суакин, куда она доплыла вконец обессилевшая, прямо на берегу к ней пристали какие-то бродяги… и сбежали, когда в их грязные лица уставился ствол пистолета. Оружие держал высокий черноволосый юноша, назвавшийся Генри МакГрином. Он случайно увидел незнакомую мокрую девушку на берегу в окружении бродяг и пришел на помощь. Моему отцу тогда не было и двадцати.
Сейчас мама кажется более строгой и сдержанной, чем он, реже смеется и временами бывает почти чопорной, но при взгляде на нее мне иногда видится та смешливая девчонка-акробатка из погибшего цирка. Ведь она до сих пор частенько в порыве чувств может взять да и сесть на шпагат прямо посреди нашей гостиной. А в отце, добродушном здоровяке, нет-нет, да и проглянет тот молодой бродяга, бросивший старый, скучный родовой дом и ушедший в большой мир на поиски приключений и новой жизни, а нашедший женщину своей жизни – Джейн Визарди, через много лет превратившуюся в петербургскую жительницу.
Я полз по раздвижной лестнице, и сердце замирало в груди. Внизу был узкий грохочущий провал, а в нем короткий коридор с окошками, вкусно именуемый «суфле». Его накрывала выпуклая железная крыша, состоящая из подвижно скрепленных полос, и сверху напоминающая спину железной гусеницы. Спина эта была в паре метров ниже и едва угадывалась в темноте, и если свалиться на нее, то точно не удержишься.
Генри, перебравшись по лестнице следом, подтянул ее, сложил, передал мне, а я передал маме. Снова поползли.
Впереди виднелся темный обзорный купол вагона-ресторана. Темный – вот так! Добытые мною сведения верны, и хотя ресторан еще работает, купол закрыт. Мы двигались к нему, старательно хватаясь за выступы. Ветер иногда приносил из-за купола клочья дыма, они черными призраками проносились мимо.
Без приключений миновали четвертый вагон, а за ним и третий. Купол закрывал переднюю часть состава. На краю вагона-ресторана Джейн остановилась и громко, чтобы перекрыть вой ветра и грохот колес, сказала:
– Придется двигаться по краю. Видите, между куполом и краем остается небольшое расстояние? Поползем слева.
Мы взяли курс к краю вагона, но мама вдруг остановилась и несильно лягнула меня, чтобы я последовал ее примеру.
Купол, как я понял еще на перроне, был не круглый, а продолговатый. Этакий покатый киль из стекла и железных ребер. Под ним в центре крыши виднелся проем с ведущей вниз лесенкой, а вокруг стояли диванчики. И на одном из них сидел в мечтательной позе юный граф Юрий Федорович Кушелев-Безбородко.
Джейн растерянно оглянулась на нас. Сзади донесся голос Генри:
– Чего это он? О чем мечтает?
– Обо мне, – ответил я.
– Что? – удивились оба.
Я отмахнулся:
– Неважно, что делаем?
Ясно было: стоит графу повернуться, и он увидит нас. Ох, и удивится, наверное!
– Обогнем с другой стороны, – решила Джейн.
Мы попятились, развернувшись, благо прямо за куполом ветер был слабее, поползли в обход, а точнее, в обгиб. Вскоре справа, совсем близко, оказался край вагона. Под ним проносился склон насыпи, озаренный светом из окон ресторана, а дальше была темная земля. Ветер стал сильнее и резче. Когда половина купола осталась позади, Джейн снова лягнула меня. Да что ж такое! Мы замерли, глядя влево. Граф Безбородко зашевелился на диванчике, сменив позу, почти уже повернулся к нам. Сейчас увидит! В этот миг моя правая рука скользнула, и я с придушенным воплем сорвался с вагона.
Рывком натянулись ремни, я повис. Поток воздуха прижал меня к стенке, как котлету лопаткой к сковороде. Руки и ноги сами собой раскинулись, лицо вдавилось в стекло. Штора за ним была сдвинута, открывая мне отличный вид на вагон-ресторан. Приглушенный свет, наряженные господа и дамы… Официант, ловко удерживая поднос одной рукой, идет между столиками. Прямо за окном сидит знакомый бородатый господин в обществе двух дам – тот, из нашего вагона. А я распластался, выпучив глаза под гоглами, будто лягушку проглотил, и сам весь, как лягушка на столе препаратора, прижатый к стеклу, весь такой плоский-плоский – вишу в полуметре от них и ничего не могу сделать!
Ремни дернулись, потянули вверх. Уловив движение, бородач повернул голову и увидел меня. Медленно на пьяном лице его начало проступать неземное удивление. Он поперхнулся шампанским, поставил бокал и кулаками протер глаза. Тут наверху поднатужились и вздернули меня обратно на крышу.
Сердце истошно колотилось в груди. Бородатый меня заметил! Что делать?! Он поднимет шум! Хотя он пьяный… Вцепившись в выступ вентиляции, я поперхнулся ветром и закашлялся.
Спереди и сзади мама с отцом напряженно смотрели на меня. Покашляв, я пожал плечами и сделал жест: ползем дальше. Все равно ведь сделать ничего нельзя, остается только ждать реакции из вагона.
Уже начав двигаться, я вспомнил о графе и покосился на купол. Кушелев-Безбородко стоял коленями на диване, оттопырив в нашу сторону обтянутый панталонами зад, смотрел вдаль, где, надо полагать, видел нежный лик прекрасной ирландки Абигаил Уолш, проступающий в ночной мгле.
Вскоре купол остался позади. Никто не раскрывал окна ресторана и не пытался выглянуть вверх через край вагона, никто не появлялся в куполе, не лез на крышу. Может, бородатый господин решил, что это пузырьки шампанского разыгрались в его голове, и припавшее к окну в ночи пучеглазое чудище ему привиделось.
Ветер доносил запах дыма. Еще минута – и мы достигли крыши радиовагона. Джейн поманила нас, мы сблизили головы, и она сказал:
– Остался последний этап. Все всё помнят? Генри, ты первый.
Мы перепристегнули ремни так, чтобы отец оказался во главе нашего маленького отряда, и снова поползли. Впереди высилась огромная труба «Самодержца» – будто Темная Башня, куда по бесплодным землям пробирается Чайлд-Роланд. Поэзию в целом я не очень одобряю за общую смутность и нелогичность, но творение поэта по имени Роберт Браунинг запало мне в душу еще в детстве своей мрачной завораживающей красотой.
Дым чернильными кляксами вылетал из трубы. Мы преодолели половину вагона, когда пошел мелкий дождь. Ну вот, только его не хватало! Из-за скорости капли летели параллельно земле. Влага начала расплываться по гоглам, это мешало, но до края вагона доползли без приключений.
Паровоз был заметно выше вагонов – темный утес, увенчанный башней-трубой. Грохот еще усилился, я почти оглох, даже уши немного заболели. Глухие раскаты пульсировали в них, отдаваясь дрожью в груди.
Генри включил фонарик на плече и соскользнул с края в пространство между вагоном и паровозом. Ремень дважды дернулся – это означало, что он благополучно достиг крыши суфле. Когда я последовал за ним, Джейн присела на краю вагона и крепко уперлась руками. Пошире расставив ноги, я верхом устроился на покатой крыше; Генри был слева – повис на ремне у стены. Идущий к нему ремешок дернулся, едва не стащил меня вниз, но сразу натянулся тот, что шел ко мне от Джейн. Из-за края суфле показалась голова отца, рот открывался и закрывался.
– Не слышу! – я покачал головой, затем подался к нему и сказал громче: – Не слышу тебя!
Генри заполз немного повыше.
– Тут нет окна! В этом суфле нет окон!
Раздался тихий стук – мама спрыгнула позади меня. Села в той же позе, оседлав суфле. Идущий от нее ремень ослаб, я откинулся назад и повторил сообщение отца.
– Это плохо, – сказала она.
Висящий сбоку Генри, судя по выражению лица, считал так же. Я произнес так, чтобы слышали оба:
– Спокойно. Не забывайте, что свой комплект инструментов для Ночного Проникновения с Возможным Применением Акробатики я готовил сам.
Половину слов они, скорее всего, не разобрали. Не дожидаясь ответа, я достал из кармана на лодыжке ножницы по металлу, стащил с них защитный чехол и громко клацнул. Лицо отца преобразилось, а мама чмокнула меня в вязаную шапочку на макушке.
– Алек, ты гений! – донеслось сзади. – Впрочем, неудивительно.
Генри схватился за мою куртку, улегшись животом на краю, сказал:
– Главное, чтобы под нами никто не прошел. Хотя этот риск был и раньше.
– Вы снова говорите очевидное, – проворчал я. – А уже без двадцати два.
Крыша состояла из гнутых полос тонкого металла, которые сдвигались, когда состав проходил по изгибам рельс. Раскромсать ножницами, а после отогнуть край одного сегмента не составило труда. За пять минут я вскрыл его, как консервную банку, прорезав неровный круг, согнул железо и посветил вниз. На полу этого суфле ковровой дорожки не было – чтобы паровозная бригада, все эти кочегары, машинисты и смазчики не пятнали ее своими грязными сапогами.
Отец спустился первым, отстегнулся, вытащил револьвер и шагнул к двери радиовагона. Я спрыгнул за ним, потом Джейн. Все мы включили фонари. Из-за грохота говорить в коридоре было невозможно, вернее, – говори, пожалуйста, только тебя никто не услышит. Пока я сматывал ремень, Джейн тоже достала револьвер и направила его на дверь, ведущую в паровоз.
Вытянувшись на цыпочках, я загнул обратно металл, чтобы следы проникновения не так бросались в глаза. Генри, подняв гоглы на лоб, с револьвером на изготовку шагнул в радиовагон. Там было темно, из суфле мы увидели, как отец поводил туда-сюда фонариком. Поправил висящий за спиной кофр и сделал приглашающий жест.
Мы вошли следом, Джейн закрыла дверь. Первый этап операции завершился: мы были внутри радиовагона. Начиналось самое главное.
2
Небольшой тамбур был целиком обит темно-вишневой тканью, в свете фонарей казавшейся почти черной. Под ногами она пружинила, как подушка.
Джейн первым делом повернула меня к себе, задрала мои гоглы на лоб, тревожно заглянула в глаза, осмотрела лицо, потом, отступив, окинула взглядом с ног до головы.
– Ты ничего не повредил, когда упал с вагона? Все цело?
В глазах ее было беспокойство. Я ответил:
– Все в порядке, иначе я бы сказал. Все, все, соберись, Джейн!
Она закатила глаза и пробормотала:
– Мое собственное чадо призывает меня собраться!
Генри, вставший у второй двери, за которой начиналась радиорубка, негромко произнес:
– Мне не пришлось работать отмычками, дверь в тамбур была не заперта. Надеюсь, эта тоже.
– Вилл Брутман или кто-то еще может быть внутри, – указал я.
– Если так – свяжем их и кляп в рот, – жестко сказала Джейн. – Но скорее всего они все в паровозе. Это же его первый серьезный рейс.
У меня сильно саднило колено, которым за что-то зацепился, когда падал, но я на это наплевал, болит – и черт с ним. Хоть мы и добрались сюда, впереди самый важный этап операции, и за ним еще третий акт игры: возвращение в наш вагон. А поезд идет на всех парах, и до купола Всемирной Выставки недалеко… Надо действовать планомерно, четко и быстро.
Я так и сказал родителям. Серьезно напомнил обоим, что расслабляться рано, что все еще не позади, все только начинается, а потому – к делу!
Вторая дверь тоже оказалась не заперта. И внутри радиовагона никого не было. На потолке тускло горели лампы, окна скрыты под заслонками; отдельных купе здесь не было, перегородок тоже – мы видели дверь другого тамбура. Справа пол вагона устилал ворсистый ковер без узоров, слева к стенам прикручены столы и лавки. Между ними высились железные шкафы, а в центре стояла большая радиостанция.
Я шагнул к ней. Массивная, угловатая, высотой с меня; от крышки в потолок уходит решетчатая труба со жгутом проводов внутри, сбоку торчит полукруг деревянной столешницы. На ней телеграфный ключ, блокнот и ручка-самописка. Рядом с установкой – выступающая из стены лавка без ножек, с выгнутой спинкой.
Мы выключили фонарики. Подождали, привыкая к слабому свету ламп. Левый угол вагона был отгорожен под гардероб, там висели плащи и черное пальто Вилла Брутмана. На полочке лежали шарф, котелок и два кепи.
Подойдя к радиоустановке, Генри стащил со спины кофр, положил на столешницу. Джейн прикрыла дверь в тамбур, а я повернулся вправо, разглядывая то, что находилось в углу напротив гардероба.
Там на ковре стоял застеленный брезентом поддон, служивший подставкой для высокого металлического цилиндра. Он был гладкий посередине и ребристый в нижней и верхней частях, на боку его виднелся монтировочный люк, запертый на цифровой замок.
– Что за ерунда? – удивился я, подходя к агрегату. – Зачем тут замок?
– Вероятно, Брутман не хотел, чтобы кто-то заглянул внутрь? – предположил Генри.
– Ну да, вероятно, так. Но шифр у нас есть, не зря же мы банк грабили?
Джейн, помахав затянутой в вишневую кожу памятной книжкой Брутмана, тоже приблизилась к агрегату и стала листать страницы. Еще в купе изучив похищенную из «Царь-Банка» книжку, она теперь выглядела вполне уверенной. Поглядела на замок, сдвинула брови, провела пальцами по наборным кольцам с цифрами, снова перелистнула несколько страниц, сверилась – и стала вводить код.
Со щелчком люк раскрылся. Встав плечом к плечу, мы заглянули внутрь. Ну вот – насос, подумал я. Так и знал. Насос как насос, двухцилиндровый. Хотя, что это за вторая железная дверца в верхней части, причем необычно длинная и узкая? И еще один цифровой замок на ней… Как-то очень странно: устраивать сейф внутри парового насоса.
– Я нашел схемы! – позвал Генри, и мы подошли к нему. Он успел вскрыть самый большой железный шкаф в дальнем углу вагона, вытащить оттуда несколько папок и засаленных тетрадей, разложить их на ближайшем столе. Я спросил:
– Вы знаете, от чего питается радиоустановка?
– От пяти серно-цинковых батарей с последовательным подключением. Этот вопрос я изучил.
Раскрыв одну папку, он ткнул пальцем:
– Вот схема этого агрегата.
– Двухцилиндровый, – прочел я, сощурившись в неярком свете. – Нагнетательный воздушный насос… То есть – тандем, цилиндры высокого и низкого давления… Работает от паровой машины, ну понятно… Правильно, это тот, который стоит в углу. Под верхним цилиндром в нем вроде сейфа, такой длинный железный ящик с замком, и это очень странно. Джейн, сможешь его вскрыть?
– По-моему, вот этот код от него, – сказала она, уставившись в памятную книжку.
– Э, погодите-ка! – я потянул к себе толстую тетрадь, которую отец только что открыл. – Вот же!
– Что? – не поняли они.
– Да вот! – я показал на схему, начертанную в тетради, а потом – на цилиндр в углу.
Они помолчали, и Джейн произнесла многозначительно:
– Алек, хочу тебе напомнить, что мы многое сделали для твоего образования и оплатили учебу в Техническом училище, одном из самых престижных и дорогих учебных заведений России.
– Но, к сожалению или к счастью, сами мы в нем не обучались, – хмыкнул Генри.
Мама заключила:
– К счастью, я уверена – к счастью.
Я пожал плечами:
– Хорошо, тогда слушайте. На поезде стоят воздушные тормоза. С их концепцией вы знакомы? Сжатый воздух идет от насоса, который работает от пара из котла. Из схемы, начертанной в этой тетради, совершенно однозначно вытекает, что тормозная система «Самодержца» работает от насоса-компаунда новейшей разработки германского консорциума «TechnoLux». Вот здесь это написано. Компаунд! – я погрозил родителям пальцем. – Он лучше, у него штоки на разных осях, а еще такое подвижное коромысло…
– Лучше чего? – перебил Генри.
– Агрегата, что стоит в углу. Потому что агрегат этот – просто двухцилиндровая паровая машина, совмещенная с компрессором, в смысле, тандем-компрессор, у которого поршни в общем штоке… – видя глубокое, сосредоточенное непонимание на их лицах, я заключил: – Ну, короче, это вообще не то! Невозможно паровоздушный насос-компаунд «Самодержца» заменить тандем-компрессором, что стоит в углу. Нет, возможно, но это… это просто глупость какая-то!
– То есть Вилл Брутман в последний момент перед отбытием приказал поставить здесь некий запасной агрегат, который вообще, как бы сказать, и не запасной? И на «Самодержце» не нужен? – внес ясность отец.
– Вот именно. Даже если бы по каким-то совершенно непонятным мне соображениям они бы решили поставить здесь запасную машину – там должен был находиться насос-компаунд. А в углу стоит тандем-компрессор. По-моему, у Брутмана просто в последний момент под рукой не нашлось компаунда. Ну или другого варианта, чтобы скрыть от посторонних взглядов сейф. Монтировать его в один из этих шкафов он побоялся, внутрь могли заглянуть. Все дело в сейфе, понимаете? Компрессор – только прикрытие, камуфляж.
Генри склонился над листом вощеной бумаги, где была схема паровоздушного насоса, а Джейн сказала:
– Ой!
Мы посмотрели на нее. Она ощупывала памятную книжку Брутмана, мяла пальцами вишневую обложку. Я спросил с подозрением:
– Что?
– Там что-то есть. Под обложкой. Она плотная, поэтому я сразу не… Подождите-ка…
Мама взрезала обложку ножиком, запустила под нее пальцы – и вытащила свернутый лист бумаги-восковки. С шелестом развернула. Я выхватил у нее лист, оглядел, чертыхнулся и положил на схему, что была начертана в большой тетради.
Две схемы совпадали. Почти.
– Мне это кажется крайне интересным! – хмыкнул отец. – Поглядите, разве это – типичный элемент для данного агрегата?
На схеме, что обнаружилась под обложкой записной книжки, кроме прочего, было нарисовано нечто, похожее на поганку с тонкой ножкой. Не просто нарисовано, а обведено жирным овалом, от которого кверху отходило несколько зигзагов-молний. Причем если вся схема была создана с помощью чертежных инструментов, то поганка с молниями намалевана поверх нее – от руки, грубо.
Я глянул на агрегат в углу, на схему, и решил, что поганка четко накладывается на сейф под кожухом. То есть непонятная штуковина пряталась под длинной дверцей за монтировочным люком.
– А кстати, – сказала Джейн. – Смотрите, на этой схеме в уголке что-то написано, совсем мелко. Может, код от сейфа внутри насоса? – Она склонилась над схемами. – Не могу понять. Латынь, что ли? В Училище ведь преподают латынь? Алек, прочти.
Настала моя очередь вглядываться. Буквы были очень мелкими.
– Сол… – пробормотал я. – Что же там… А, солярис. Солярис рецептум, гм.
– Что это значит?
– Ну, «солярис» – солнечный или световой. – А «рецептум» на латыни значит «приемник».
– Световой приемник?
Я пожал плечами:
– Получается, так.
– Там еще третье слово.
Я взял у мамы фонарик, посветил на схему и сказал:
– Последнее слово – «детонатиус». Не понимаю. Давайте просто введем этот код, и всё.
Подойдя к насосу, я набрал шифр на крошечном замочке внутреннего сейфа. Дверца раскрылась с тихим скрипом.
Внутри была стеклянная трубка с утолщением вверху, прикрепленная железными скобами к задней стенке кожуха. Она напоминала высокую поганку с прямой ножкой и светилась густым сине-зеленым светом.
– Вот она, эта штука с латинским названием, – объявил я. – Солярис рецептум детонатиус. Эти же слова служат кодом от сейфа.
Лица подошедших ко мне родителей были удивленными и встревоженными. Джейн хмурилась. Генри осторожно постучал по трубке кулаком в перчатке и сказал:
– Не могу понять, что за материал. Похоже на стекло, но…
– Но какое-то неправильное стекло, – заключила мама. – И что там внутри? Свет красивый, только, видите, неравномерный. Изумрудные и бирюзовые волны… почему-то мне эта вещь не нравится. Она внушает тревогу. И напоминает поганку.
Я заметил:
– Она ни с чем не соединена – ни проводов, ни трубок, – тогда в чем ее функция? И еще не могу понять, как ее при необходимости вытащить. Скобы не отвинчиваются, они приварены к кожуху. Их что, перепиливать надо, чтобы достать этот «рецептум»?
Пока они обдумывали мои слова, меня посетила новая мысль, я приподнял брови, оглядел родителей и просил:
– Слушайте, а не выглядим ли мы сейчас, как троица ослов?
– Это почему же? – ощетинилась Джейн.
– Но ведь нам нужно передать Мистеру Икс схему насоса? – я показал на восковку в ее руках. – Могли бы сделать это раньше, нет? Она же, получается, все время была у нас, еще с банка.
– Во-первых, ее нужно было для начала обнаружить под обложкой, – возразил Генри. – Во-вторых, Мистеру Икс необходима не только схема, но и словесное описание того, что мы увидели внутри насоса. Описание этого, гм, гриба.
Покачав головой, я еще раз окинул «гриб» взглядом и вернулся к радиоустановке. И обнаружил, что отец поставил свой кофр на полукруглую столешницу с телеграфным ключом, причем успел раскрыть его.
Содержимое кофра поразило меня еще в купе. Но тогда родитель так толком и не объяснил, что это там внутри; вернее, объяснил, но лишь общий смысл, не вдаваясь в подробности. А мне их ох как не хватало!
Примерно напополам кофр делила горизонтальная металлическая пластина, целиком закрывающая дно. В ней были прорези и отверстия, из самого большого выступал латунный бок цилиндра вроде тех, что используют в шарманках, усеянного круглыми дырочками. Я был уверен, что если цилиндр начнет вращаться, то из дырочек станут высовываться металлические штырьки. Еще из прорезей в пластине торчали шестерни; виднелись забранные стеклом окошки с цифрами, рукоятки и кнопки. И решетка в одном углу, а в другом – прямоугольная стеклянная рамка. Все вместе это выглядело очень стильно и загадочно.
Оказалось, что прежде чем подойти к насосу вслед за нами с Джейн, Генри успел кое-что сделать, и теперь от кофра к клеммам на боку радиоустановки протянулись два провода.
Я сказал ему:
– В купе ты назвал аппарат транслятором-копировщиком, но ничего толком не объяснил. Как он действует?
Отец вдавил клавишу возле решетки, и одна клемма заискрила. Внутри аппарата заурчало, что-то сдвинулось. Окошки с цифрами озарились светом.
– Не просто транслятор-копировщик, Алек, – важно сказал отец. – Это – радиотранслятор. То есть приемопередатчик. Небольшая радиостанция, совмещенная с копировальной машиной, вот так. Честно скажу, не знаю, как назвать эту вещь, поэтому называю просто: транслятор.
– Фантастика, – сказал я. – И зачем оно нам?
Мама, щелкнув крышкой часов, заметила:
– Уже два часа, времени у нас не так много. Вы заканчивайте работу, а я покараулю.
Передав отцу схему, она пошла к тамбуру, по дороге недоверчиво поглядев на поганку, свечение которой лилось из раскрытой дверцы.
– Насколько я понял из описания, за этим, – отец коснулся стеклянной рамки, под которой горел мягкий желтоватый свет, – скрыто нечто под названием «светочувствительный фотослой». В общем, гляди…
Лист восковки был слишком большим, Генри достал нож и разрезал его пополам. Откинув рамку, вложил в нее половину схемы, закрыл и нажал на кнопку. Зажужжало, желтоватый свет под схемой разгорелся ярче. С тихим хрустом завращался цилиндр, из отверстий, щелкая, стали выступать и вдвигаться обратно штыри.
– Кстати, внутри – электрический генератор переменного тока.
Я покачал головой:
– Не может такого быть.
– Почему же?
– Потому что никакой генератор, тем более переменного тока, там не поместится.
– Ну вот, поместился.
– Тогда для чего ты подключил аппарат к батареям радиоустановки?
– Потому что генератора хватает для работы копировальной части, а для радиопередачи на большое расстояние нужен источник посерьезней.
Я повел плечами, стащив с головы гоглы, сунул в карман. И высказал свое резюме:
– Это – чудо техники. Я не знал, понятия не имел, что в мире существует такое. Оно должно быть очень-очень засекречено. Транслятор передал тебе Мистер Икс?
– Ну да, он. Причем переслал его нам через очень необычного курьера.
– Поторопитесь, – сказала Джейн, стоящая сбоку от приоткрытой двери тамбура с револьвером в руках.
Раздался шелест, и я нагнулся над кофром, заглядывая с другой стороны. В торце была прорезь – как раз напротив латунного барабана, – из которой ползла широкая бумажная лента с дырочками и щелями. Я поглядел на мерно вращающийся барабан, на бумагу. Внутри кофра будто сработала маленькая гильотина, и с тихим клацаньем плотный прямоугольник, испещренный разномастными отверстиями, выпал на подставленную отцом ладонь.
– Это, как мне сообщили, называется перфокартой. На ней закодирована схема, считанная копировальным аппаратом. Вернее, – половина схемы. И сейчас то же самое мы проделаем со второй половиной.
– Фухх… – я осторожно взял перфокарту, оглядел и приказал своему рассудку, застывшему с разинутым ртом, не удивляться, а то он исчерпает запас этого чувства на годы вперед. – Генри, не знаю, понимаешь ли ты, что перед нами технология будущего. Такого… такого просто нет ни у кого. Этого, – я постучал костяшками пальцев по копировальному радиопередатчику, – не существует. Его нет. Перед нами пустая столешница.
– Уверен?
– Точно! – решительно кивнул я.
– Может, и так, – пожал плечами отец. – Могу лишь повторить: нас этой штуковиной снабдил Мистер Икс. Транслятор доставили сегодня утром, перед тем как мы отправились в банк.
– Да кто же такой этот Мистер Икс? – пробормотал я, вдруг осознавая нечто новое, начиная смотреть на всю ситуацию иначе. И раньше ясно было, что дело опасное, но теперь я подумал о том, что оно еще и крайне серьезное, то есть серьезное, как бы сказать… с мировой точки зрения: в нем задействованы некие силы, мне абсолютно неведомые. Странные силы, темные силы, зловещие силы.
– В чьем распоряжении на планете, – произнес я медленно, – могут быть подобные технологии?
Генри заряжал в транслятор вторую половину схемы, и ответила стоящая у тамбура Джейн:
– Мы говорили тебе, что не знаем настоящего имени Мистера Икс.
– Но вы знаете того, кто попросил вас выполнить работу для него, – и не говорите мне.
– Ты все узнаешь после дела, – заверил отец и для убедительности повторил: – Все.
– Хорошо, нам действительно пора спешить, – сдался я. – Теперь мы имеем эту схему в закодированном виде. Кто знает код – или у кого есть механический дешифратор с самописцем – сможет снять код с перфокарт и получить такую же схему, то есть ее полную копию. Дальше что?
– Мы передадим содержимое через радиопередатчик.
Я покачал головой:
– Хочу указать на тот факт, что посредством радиоволн посылаются сообщения, закодированные азбукой небезызвестного Сэмюеля Морзе и, главным образом, его незаслуженно гораздо менее известного соратника Альфреда Вейля, который на самом деле и создал знаменитую азбуку, чье авторство Морзе себе бессовестно присвоил. Я понятно выражаюсь? Наверное, точки и тире из азбуки будут соответствовать дырке или щели определенной длины на этой перфокарте?
Генри вместо ответа достал портмоне, вытащил лист бумаги, развернул и показал мне:
– Это код для расшифровки содержимого перфокарты, который пришел вместе с транслятором. Хотя я захватил его лишь на всякий случай. Транслятор сам передаст содержимое перфокарт, надо лишь зарядить их туда. Давай-ка приступим, Алек.
– На каких волнах он передает? – уточнил я, когда отец склонился над аппаратом.
Он вдавил клавишу – с жужжанием раскрылись заслонки, из кофра вверх начал выдвигаться, расширяясь, телескопический решетчатый конус. Достигнув метровой длины, дернулся и замер. Он немного напоминал трубу граммофона, но смотрел точно вверх.
– Да-да, это антенна, – сказал я. – Больше ты меня ничем не удивишь. Ответь на мой вопрос…
– В инструкции сказано, что радиопередатчик работает в СКВ-диапазоне.
Отец сел на прикрученную к стене лавку и вставил первую перфокарту в приемник транслятора.
– В каком, в каком диапазоне? – подозрительно уточнил я. – Что за СКВ?
– Совсем Короткие Волны.
– Чего?! Вообще-то, они называются… Ох, ладно, неважно! Совсемкороткие, хорошо, хорошо! Наверное, у вашего Мистера Икс собственная терминология. У меня другой вопрос: антенна направлена вверх – зачем? Куда она передает… – внезапная догадка осенила меня, и я уставился в потолок вагона. – Там что, дирижабль? Силы небесные, ваш заказчик сейчас над нами!
Генри тоже поглядел вверх, как и Джейн у двери.
– Полагаешь? Гм, вообще-то неожиданная идея… Ты уверен?
– Ну и ночка, – я потер лоб. – Как бы объяснить?.. Связь на, гм, совсемкоротких волнах осуществима, только если приемник и передатчик находятся в пределах видимости друг друга, то есть когда антенна приемника как бы смотрит на антенну передатчика. Не должно быть преград: гор, выпуклости планеты… – я помедлил и уточнил: – Хочу прояснить чисто для себя, вы же в курсе, что Земля – шар? А? – я обвел их взглядом. – Она круглая, да? Никаких слонов, никаких дисков…
– Не смешно, Алек, – сказала Джейн. – Мы знаем, что Земля круглая.
– Действительно, – пробормотал Генри задумчиво. – Нет, точно, знаем.
– Так вот, если станция связи на корабле работает на совсемкоротких волнах, то сигналы фокусируются особой антенной, ну вроде этой, которая направляет их в нужную сторону. К берегу то есть. А у нас куда они фокусируются? В небо. Отсюда вывод: над нами летит дирижабль с приемником, и он… Так, я вижу, что вы не можете квалифицированно поддержать эту беседу, и замолкаю, дабы не вызывать семейных разногласий в ночь своего рождения.
– Верное решение, Алек, – одобрила мама. Отец, уже махнувший рукой на мои разглагольствования, крутил настройки транслятора, двигал рычажки и нажимал на кнопки.
Читать бесплатно другие книги:
