Армия Судьбы Астахова Людмила

– А ты бывал раньше в этой самой Дарже?

– Бывал, – буркнул лукавый эльф, жмурясь на желтобокую Шерегеш, как сытый кот. – Но это было давно.

– И какая она?

– Увидишь.

Сказать, что Пард был потрясен Даржой до глубины души, – ничего не сказать. Он вырос в маленьком поселке рядом с небольшим городом и за всю свою недолгую жизнь видел немало небольших городков, больше смахивающих на деревни-переростки. Однажды довелось ему побывать в самой Мегрине – столице Оньгъенского королевства, и с тех пор Пард считал ее великим городом. Но по сравнению с Даржой она оказалась крошечным захолустным городишкой с узкими грязными улочками, кособокими домишками. Даже знаменитый кафедральный собор с его колокольней в пятьдесят локтей – гордость и слава оньгъе – выглядел на фоне храмов Даржи скромно и убого. Пард и представить себе не мог, что возможно такое несусветное столпотворение разномастного народа. Не город, а неоглядная громадина, вальяжно разлегшаяся на обоих берегах полноводной Дой, Даржа представлялась ему кипящим котлом, в котором плавились все мыслимые расы и народы.

Никто не знает, когда и кем был заложен первый камень в основание Даржи. Хроники и летописи единодушно молчат об этом. Кое-кто из высокомудрых ученых мужей полагает, что случилось это еще до начала Темных веков, в непроглядной дали времени. Но опять же никаких достоверных свидетельств тому не сохранила ни единая летопись. Здесь всегда жили люди и нелюди, здесь всегда торговали, молились, сражались, стяжали славу и исчезали без следа. Сюда последний раз сходили с небес боги, здесь бились демоны и колдуны, здесь зарождались и умирали религии, а потому количество храмов в Дарже не поддавалось исчислению. Этот город в разное время становился столицей двух великих империй, пяти королевств и трех княжеств. Только дворец нынешнего Великого князя перестраивался двадцать раз, становясь с каждым разом все больше и пышнее.

Аннупард дивился на мостовые из зеленовато-серого камня, древние и новые, выложенные сложным узором, на трех– и даже, страшно сказать, четырехэтажные дома обывателей, на тысячи лавок с вывесками на всех существующих языках и наречиях. Любовался садами с фонтанами и дворцами с башнями, широкими каменными мостами, переброшенными через Дой, по которым в обоих направлениях могли двигаться по три телеги сразу. Какого только народа ни повстречал оньгъе на своем пути. Казалось, что Даржа собрала под свое крыло всех кого могла: чистокровных и полукровок, все мыслимые помеси из четырех рас. Тут жили никогда не виданные Пардом люди с черной кожей.

«Интересно, – подумал ошеломленный Пард, увидав по-орочьи смуглую высокую даму с крупными тангарскими чертами лица, – а действует ли в этом городе брачное уложение – Имлан?»

Оньгъе, непривычного к такому скоплению нелюдей, окружила со всех сторон разноязыкая, пестрая толпа. И в какой-то момент Пард вдруг с ужасом обнаружил, что он единственный из прохожих принадлежит к человеческому роду целиком и полностью.

– Куда прешь, деревенщина?! – заорал на него здоровенного роста орк в расшитой лазоревым шелком белоснежной тунике, бесцеремонно толкая в грудь. – Дорогу благородной леди из дома Чирот! В сторону! Дорогу!

Над головами прохожих в могучих руках носильщиков плыл тех же цветов, белый с лазоревым, широкий открытый паланкин. В паланкине, на расшитых золотом подушках, сидела невероятная красавица, в жилах которой текла исключительно человеческая кровь. Пард проводил ее жадными глазами, не в силах отвести взгляд от молочной кожи и янтарных локонов. Красотка соизволила бросить на него мимолетный взгляд из-под тяжелых век, покрытых серебряной краской, от которого у оньгъе сперло дыхание и чаще забилось сердце. Толпа быстро оттеснила Парда к стене, и через мгновение он потерял из вида паланкин. И даже голос глашатая смешался с громкоголосым гулом, царившим на улице.

– Чего пялишься, борода? – ухмыльнулся поднырнувший под руку парнишка-метис. – Смотрите-ка, как слюни распустил! Такая не про тебя!

– Отвали! – огрызнулся Пард. – Пока по шее не получил.

– Смотри, как бы самому по рыжей роже не схлопотать, – гоготнул метис и исчез в толпе.

И тут он был прав. Пард не раз и не два подметил, что многие посматривают на него косо, без труда определяя в нем представителя не самой почитаемой народности людей. И только верная секира, возлежащая на его плече, не давала окружающим довести до сведения оньгъе свою неприязнь. Видимо, сомнительная слава Святых земель достигла Даржи и далеко не всем пришлась по вкусу.

«Пожалуй, эльф знал, о чем говорил, когда настоятельно советовал сбрить бороду», – решил Пард и направился к первому встреченному на улице брадобрею. Однако не тут-то было. Цирюльник, по виду чистокровный человек, прогнал его с порога, заявив, что вход в его заведение собакам, свиньям и оньгъе категорически запрещен. Спорить с ним оказалось бесполезно, так как на стороне цирюльника имелся веский довод в лице скучающего полуорка – вышибалы. Следующие пять или шесть попыток побриться тоже не привели к желаемому результату, и в голову к Парду стала закрадываться тревожная мысль о том, что, возможно, и в трактирах к нему могут отнестись подобным же образом. Первая же проба пристроиться на ночлег оказалась столь же плачевной, как и неудавшееся бритье. На дорогую гостиницу у оньгъенского дезертира денег не хватало, а в недорогих, но приличных заведениях ему решительно указывали на дверь. В дешевые ночлежки для бродяг и больных оньгъе идти не хотелось. Но Пард не слишком расстроился, в конце концов, в природе имелись еще приюты при храмах и ночевка под открытым небом, благо погода стояла хорошая. На одном из бесчисленных базаров Пард сторговал несколько лепешек с мясом и приправами, кувшинчик вина и яблоко. Торговка одарила его на прощание нелюбезным взглядом и пожелала поскорее подавиться, а чумазый мальчонка непонятной породы попытался бросить вслед гнилой помидор, но Пард не обиделся. Ему не требовалось любви и уважения даржанцев, а мощная фигура бойца и тусклая сталь секиры оберегали от наиболее рьяных недоброжелателей. Справедливости ради он заметил про себя, что в родном городе его недавнего спутника Ириена давно бы уж забросали камнями или вздернули на ближайшем дереве.

Жители Даржи оказались не в пример терпеливее оньгъе, они дождались ночи. Ночевать Парду пришлось на берегу реки, среди бродяг и нищих, прямо на голой земле. Засмотревшись на городские чудеса и красоты, он пропустил время, до которого пускали в странноприимные дома, и стража прогнала его прочь. У дезертира должен быть очень чуткий сон, но столько впечатлений, полученных за один день, выбили Парда из колеи, и он бессовестно задрых, позабыв об опасности. Сильнейший пинок под ребра разбудил его среди ночи. Удары сыпались на оньгъе, как горох из дырявого мешка, трещали ребра, кровь мгновенно залила глаза, но грабители вовсе не рассчитывали встретить такой яростный и жестокий отпор. Все-таки Пард был солдатом, и били его не первый раз в жизни. После нескольких ответных взмахов секирой ряды разбойников поредели, и те, кто уцелел, бросились наутек, но Парду от этого легче не стало. Вместе с беглецами исчез кошель с деньгами, а эта потеря означала большие неприятности в грядущем, потому что найти работу в городе, где каждый норовит плюнуть оньгъе вслед, будет чрезвычайно Сложно.

И тут Пард не ошибся ни на йоту. Следующее шестидневье он безуспешно пытался пристроиться подметальщиком, камнетесом, золотарем, забойщиком скота, землекопом и посудомоем. За тарелку ухи и ломоть хлеба он прополол огород на окраине, и то лишь потому, что старушка-хозяйка была почти слепа и туга на оба уха. Она, к счастью, не углядела в работнике уроженца Святых земель. Заглянул Аннупард и в казармы городской стражи, но, увидев, что вся она состоит из обладателей разных долей орочей крови, сразу понял, что даже при успешном зачислении в их ряды его в первую же ночь в лучшем случае ждет только изнасилование. Мытарства дезертира продолжались, доводя бедолагу Парда до отчаяния. Через шесть дней ночевок с бродягами Пард мало чем отличался от постоянных обитателей дна. И все равно в грязном лохматом оборванце даржанцы безошибочно узнавали оньгъе. И гнали отовсюду прочь. Пард, стиснув зубы, продолжал сражаться за свою жизнь, он был упрямым человеком и не привык отступать.

Но злой бог судьбы снова решил потешиться за счет смертного, который даже не верил в него. В тот день, когда ему наконец-то повезло и седой длинноусый бригадир каменщиков после долгих уговоров сжалился, наняв Парда подносить кирпичи, тот свалился в яму и сломал ключицу. Случилось это несчастье в полдень, и никто, разумеется, платить за полдня работы Парду не стал.

Плакать было бесполезно, Пард прекрасно понимал, что до тех пор, пока его плечо не срастется, работы ему не найти. А следовательно, к тому времени без денег он подохнет от голода. Чего-чего, а здравого смысла Парду всегда доставало, и теперь глас рассудка возвестил, что настало время запрятать свою гордость подальше в глубь организма и идти на поиски гостиницы «Грифон». Название само всплыло в его памяти, хотя оньгъе честно старался забыть слова, брошенные эльфом перед расставанием: «Случится нужда – ищи меня в «Грифоне». Как в воду глядел остроухий. Верно знал, что в Дарже оньгъе не любят. Знал, но специально ничего, ни словечка не сказал.

Эльфийский район Даржи наверняка строился не один век, потому что занимал он целый холм на правом берегу Дой. Из года в год, из века в век там селились эльфы, и не только из Фэйра или из Даррана, но и из далекой Валдеи. Поближе к ним старались держаться и потомки от смешанных браков. Это был целый город в городе, хотя специально никто стеной его от остальной Даржи не отгораживал. Просто по одну сторону от узкой полосы ургезарских садов жили эльфы, а по другую – все остальные. Улицы в эльфьем квартале были чистые, дома выкрашены во все оттенки синего и голубого, а деревьев и цветов имелось больше, чем где-либо еще в Дарже. Пард впервые видел образцы эльфьих построек: дома не выше двух этажей, витражные окна, балконы и непременные внутренние дворики, заставленные здоровенными горшками с розовыми кустами, – и, говоря откровенно, они ему понравились. По крайней мере здесь по улицам не бегали стаями жирные крысы, как в любом оньгъенском городе, а кучи отбросов не заполняли все возможное пространство между домами. Что-что, а даже до самого твердолобого оньгъе, к которым Пард себя не относил, уже должно было дойти, что приятнее жить в уютном домике в тени громадного ксонга среди нелюдей, чем в грязи и нечистотах, но зато среди соплеменников.

Встречные эльфы с кулаками и ножами на оньгъе не бросались, лишь провожали недоуменными взглядами грязного оборванца, неведомо как попавшего в их ухоженный и благоустроенный мирок.

Долго блуждать в поисках «Грифона» Парду не пришлось. Яркие вывески с черным силуэтом волшебной твари с львиным телом и орлиными крыльями за два квартала оповещали прохожих о всех возможных достоинствах гостиницы, начиная от изысканной кухни и заканчивая вежливостью слуг да ночными развлечениями. Мрачный и усталый, Пард притопал к порогу «Грифона», на ступенях которого застыл молодой парень-полуэльф. А может, и не молодой. Кто знает, сколь долог век потомков смешанных браков.

– Тебе чего надо? – осведомился не слишком любезно привратник, измерив Парда придирчивым взглядом и оставшись увиденным недоволен. Бродяга с подвязанной к груди рукой и с секирой за поясом доверия ему не внушал.

– Эльфа одного ищу. Ириеном его звать, – пробурчал Пард.

– Какого еще Ириена? – подозрительно фыркнул привратник.

– Того, что по прозвищу Альс. С двумя мечами, – терпеливо пояснил оньгъе. – Он недавно у вас поселился.

Видимо, паренек оказался слишком молод, чтобы с ходу определить в пришельце оньгъе. Для него, слава всем сущим богам, Пард был только человеком.

– Жди меня здесь, пока я спрошу. Как тебя звать, человече?

– Аннупард Шого, – назвался тот, морщась от боли в руке.

Привратник шмыгнул за дверь, а Пард уселся прямо на холодные каменные ступеньки. Гордость его забралась в самый дальний уголок души и не подавала никаких признаков жизни. Он бы не удивился, не пожелай эльф его видеть. В последнее время судьба с оньгъе особо не церемонилась.

– Заходите, господин Шого, – позвал его полуэльф, словно по волшебству всем своим видом излучая доброжелательность.

Внутри гостиница в эльфийском районе ничем не отличалась от других подобных заведений, что по эту, что по другую сторону Вейсского моря. Большой трапезный зал с длинной стойкой, распахнутый зев очага, столы, покрытые полотняными скатертями, и резные скамьи. Широкая лестница вела на открытую галерею второго этажа, куда выходили двери комнат постояльцев. Единственная разница состояла в том, что вдоль стен не выстроились шеренги старых бочек с вином. Стоя на пороге, Пард невольно втянул голову в плечи под прицелом десятков пар глаз. Появление оньгъе в эльфийской гостинице вызвало у посетителей если не потрясение, то стойкое и нескрываемое изумление. Особенно смущала Парда гробовая тишина, воцарившаяся с его приходом. Даже шустрые подавальщики замерли на месте с разинутыми ртами. Немая сцена длилась до тех пор, пока из-за столика в углу не встал высокий эльф с платком на голове.

– Пард, я здесь! Проходи, не стесняйся, – сказал он и добавил достаточно громко, чтобы услышали все, обращаясь к своему сотрапезнику, светловолосому улыбающемуся эльфу: – Это он, Унанки. Этот человек спас мне жизнь в Китанте.

Только по голосу да по шрамам на лице Пард и признал Ириена Альса. Он уже не выглядел доходягой, да и одежда на нем была не с чужого плеча, а дорогая и добротная. Раны на лице и руках затянулись без следа. И только подрезанные волосы были тщательно убраны под шелковый зеленый платок. Провожаемый недоуменными взглядами, Пард осторожно приблизился к столику Ириена. Кроме светловолосого Унанки за столом сидели еще две девицы сомнительного происхождения – рыженькая и блондинка.

– Что с тобой приключилось, Пард? – спросил с неподдельной тревогой Ириен. – Да садись, садись, не торчи столбом. Никто тебя тут и пальцем не тронет.

Пард плюхнулся на лавку и принялся рассказывать про свои злоключения, не преувеличивая неприятности и не жалуясь на неудачи. Ириен слушал внимательно, не перебивая, но и не выражая сочувствия. Лицо его оставалось непроницаемо, как стена. Потом он сделал жест, подзывая слугу, и приказал подать обед для его гостя, а к нему пиво.

– Все бы ничего, но вот только плечо… – пояснил Пард, показывая на свою перевязь. – Денег нет ни на лечение, ни на травы, и выходит, что лишь ты можешь мне помочь. Так как?

– Я сделаю все, что в моих силах, Пард, – пообещал эльф серьезно. – Ты пока поешь, а потом я гляну на твою руку. Если у меня не выйдет, то местный целитель точно справится с твоим переломом. Видишь, как он мне помог.

Ириен продемонстрировал свои руки, выглядевшие полностью здоровыми, за исключением только отсутствия нескольких ногтей. Эльф ловко покрутил в руке вилку, заставляя ее быстро сновать между пальцами, точно живую.

– С ногтями ничего не вышло, а так – полный порядок, – похвастался он, довольно улыбаясь. – Ага, вот и наш обед.

Кормили в «Грифоне» отменно, в чем Парду довелось убедиться на собственном приятном опыте. Суп с, какими-то пахучими корешками и грибами, курица под остро-сладким соусом и салат исчезли в его луженой глотке с ошеломляющей скоростью, следом отправилось пиво, и осоловевший от еды и питья оньгъе позволил себе расслабиться.

– Спасибо, – выдавил он из себя, не зная, куда деваться от смущения.

– Не за что, – легко бросил в ответ эльф.

Ириен словно и не удивился совсем Пардову появлению. Как будто совсем недавно тот громогласно не отказывался от его общества. То ли эльф оказался незлопамятный, то ли что-то подобное он с самого начала и предвидел.

– Даржа оказалась не слишком гостеприимным городом, – уклончиво пробурчал Пард.

– Еще бы, – отозвался У нанки, не скрывая некоторого злорадства. – Полгода назад, после налета оньгъенских пиратов на Муварак, в порту вздернули двух ваших попов. Тебе еще повезло, оньгъе.

Красотки согласно закивали и поведали историю про публичную казнь мародеров, схваченных в пострадавшем городке за подлым грабежом и смертоубийством, наперебой живописуя кровавые подробности расправы. Ириен только поморщился, но промолчал, а более резкий и непосредственный в проявлениях чувств Унанки посоветовал девушкам попридержать свои языки. В ответ болтушки показали ему свои розовые язычки и объявили, что он противный зануда. Пард наблюдал шутливую перепалку и, с удивлением для самого себя, подумал, что нечто похожее часто происходило в трактире в его родном поселке, когда Пардов закадычный дружок, Корди, выставлял выпивку местным шлюшкам – девушкам негордым и падким на страшные и кровавые истории. И если закрыть глаза, то словно переносишься на несколько лет назад, в счастливейшие годы юности, когда пареньку по имени Аннупард и во сне не мог присниться обед в компании с эльфами в далеком южном городе. Еще меньше он поверил бы в то, что эльф станет лечить его покалеченное плечо, да еще с помощью самого настоящего волшебства.

Комната Ириена оказалась просторной, и не столько размерами, сколько из-за почти полного отсутствия мебели. Низкая кровать да массивный сундук возле окна, выходящего в сад. Никаких шкафов, буфетов, кресел и широченных столов, которыми были заставлены дома в Оньгъене вне зависимости от достатка обитателей. В богатых домах мебель была дорогая, из ценных пород дерева, резная или даже позолоченная, в бедных – простая и грубая. Но неизменно все внутреннее пространство оньгъенских домов было заполнено настолько плотно, что и двоим жильцам разминуться в одной комнате сложно. Ириен усадил Парда на сундук и долго рассматривал его плечо, осторожно и невесомо водя по коже пальцами.

– Тебе повезло. Перелом простой, – объявил он. – Будет больно – скажешь.

Но больно не было, Пард почувствовал только неприятный холодок, когда эльф накрыл ладонью место перелома, посиневшее и распухшее, и чуть нараспев промурлыкал какое-то заклинание. Он ожидал чего-то большего, чего-то по-настоящему колдовского, но магия Ириена оказалась неброской и не сопровождалась искрами синего огня. Как несостоявшийся лекарь Пард был разочарован, но как пострадавший страшно обрадовался, когда по окончании целительства смог свободно двигать рукой.

– Побереги ее еще пару дней, чтобы спала опухоль, а синяки разошлись, – посоветовал Ириен, довольный своим успехом.

– Я знаю. Лихо у тебя вышло. Прям завидки берут. Мы как-то полгода не могли одной старой карге срастить лодыжку, – признался Пард. – Ты мог бы зарабатывать целительством.

– Я плохой целитель, а тебе повезло, что у меня все получилось как надо. Видел бы ты, какие чудеса творит Кетевиль. Веришь, он залечил мои руки буквально за какой-то час. А еще он на моих глазах затянул ножевую рану в животе у одного бедолаги. Впрочем, настоящему, истинному целителю, хоть эльфу, хоть человеку, под силу гораздо большее. А я так… балуюсь.

– И «баловство» твое неплохо получается, – осторожно польстил Ириену оньгъе. – Спасибо тебе.

Ириен неопределенно пожал плечами. Между ними повисло неловкое молчание. Парду хотелось сказать что-то хорошее, поблагодарить щедрее, но подходящие слова ускользали из головы, а чем больше он напрягал извилины, тем гуще становилась каша в мозгах. Сказывалось отсутствие навыка выражать благодарность нелюдям.

– Ну, ты… значит… зла на меня не держи… Ириен. Привычки, они иногда сильнее нас самих будут. За один раз и не избавишься. Ну, ты понимаешь, о чем я?

– Ладно, забыли, – прервал мучительный для обоих разговор эльф. – Я тоже был не самого лучшего мнения об оньгъе и успел трижды попрощаться с жизнью, когда увидел, кто вытащил меня из подвала. И очень даже удивился, когда ты вернулся за мной. Если уж мы говорим откровенно, то я не более тебя радовался твоему обществу. Может быть, только удачнее скрывал свои чувства. Мои привычки живут дольше, чем твои, как и мнения и о людях в целом, и об оньгъе в частности. Но ты пришел ко мне за помощью, а значит, хоть немного мне доверяешь, несмотря ни на что. И я, в свою очередь, тоже тебе благодарен.

– За что?

– За доверие. Я не уверен, что смог бы прийти к тебе, случись со мной беда.

Тут Пард прекрасно мог эльфа понять. Он даже обрадовался, что столь невозмутимое создание, как Ириен Альс, может, оказывается, испытывать простые человеческие чувства приязни и неприязни.

– Значит, мы смогли друг другу помочь. И это хорошо… В смысле, когда люди доверяют один другому, – сказал Пард и, немного подумав, добавил: – Даже если они и не совсем люди.

– Или совсем не люди, – усмехнулся Ириен. – Я тут хотел предложить тебе одно дело. Раз твоя рука теперь в порядке…

– Какое? – оживился Пард.

– Помахать своей секирой, разумеется.

Оньгъе довольно хохотнул. Наконец-то хоть какой-то просвет в череде неудач и несчастий.

– Это дело хорошее.

Сквозь сон Пард слышал, как приглушенно разговаривали эльфы. Конечно, он не понимал ни слова на их языке, но нетрудно было догадаться, что Унанки не в восторге от выбранного Ириеном напарника. В его голосе преобладали металлические нотки, и Пард только диву давался, как эльф умудряется достигать такого эффекта на языке, состоящем почти из одних гласных и апострофов. Ириен отвечал без всяких эмоций, почти равнодушно, словно разговор его почти не касался.

После ночи, проведенной в относительном покое, под настоящим одеялом и с подушкой в придачу, глаза открывать не хотелось. Пусть хоть по спине толкутся эти говорливые эльфы, но Пард намеревался поспать столько, сколько сможет.

– Похоже, твой оньгъенский друг уже не спит, – заметил его шевеление глазастый Унанки. – Инкаал ов коми и насса, оньгъе. Доброго утра и щедрого дня тебе, оньгъе.

Если очень захотеть, то неприязнь светловолосого эльфа можно было бы маслом мазать на хлеб. Он восседал на широком подоконнике и всем своим видом изображал недовольство. Честно говоря, Пард не слишком на него обижался, еще неизвестно, как бы он сам повел себя на месте Унанки. Тот еще что-то сказал на эльфийском, но Ириен перебил его на полуслове.

– Говори на общем, чтобы Пард тебя понимал.

Унанки развел руками. Мол, как скажешь, ты сам этого хотел.

– А что я могу еще добавить ко всему вышесказанному? Нам этот человек не нужен. Ты благодарен ему за спасение? Прекрасно! Я тоже благодарен. Но не более того. Дай ему денег, посади на корабль, плывущий в сторону Оньгъена, вырази свою признательность другими способами, но необязательно посвящать его в наши дела. Тебе достаточно свистнуть, чтобы дюжина отличных эльфийских парней носом землю рыла по твоей команде.

– Леди Чирот не станет вести дела с командой из одних только эльфов, – заметил в ответ Ириен. Похоже, он не слишком внимательно слушал своего соплеменника.

– Леди Чирот плевать на все, лишь бы дело решилось в ее пользу, – отрезал Унанки. – Или ты думаешь, что в ее глазах наличие в отряде оньгъе прибавит нам веса? Ну так ты ошибаешься, Ирье, она не прибавит за него ни единого серебряного литтана.

Эльф измерил полулежащего оньгъе ледяным взглядом, словно впервые обнаружил его присутствие. Еще никогда Пард не ощущал себя более ничтожным созданием, полным дерьма и еще чего-то похуже. Зеленые глазищи Унанки сверкали, на скулах полыхали алые пятна, и, похоже, он едва сдерживался, чтоб не выкинуть наглого человечишку прямиком в окошко.

– Запомни, человече, я не столь благодушен, как наш общий друг Альс. Я имею на оньгъе зуб такого размера и возраста, что ты себе и представить не можешь. Они мне изрядно насолили в прошлом. Из-за оньгъе я провел два незабываемых года за галерным веслом, – прошипел он.

– Успокойся, Унанки! – рявкнул вдруг Ириен. – Это не Пард сослал тебя на галеры, и не он бил тебя кнутом на палубе, и не он морил голодом в вонючем трюме. Но никто не заставляет тебя возлюбить господина Шого.

Несколько томительно долгих мгновений эльфы буравили друг друга гневными взглядами, и Пард не решился определить, кто в этом безмолвном поединке одержал победу. Ириен отвернулся, а Унанки бесцветным голосом пробурчал себе под нос:

– Знаешь, я, пожалуй, пойду погуляю, а ты пока разберись со своим знакомым.

И чуть ли не бегом выбежал из комнаты.

Не промолвивший ни слова Пард не знал куда деваться. Встревать в разговор двух эльфов, знакомых один бог знает сколько лет, он не посмел. Ругались-то из-за него. Выход был только один – быстрее смыться, тем более что теперь он здоров. Кое в чем этот Унанки прав. Ведь не на Дарже свет клином сошелся? Есть в мире и другие города и страны, где всенародная «любовь» к оньгъе не так остра. Пард осторожно вылез из-под одеяла и стал собираться. Вертеться перед носом у аккуратно одетого эльфа в одних рваных подштанниках ему не хотелось. Ириен же, в свою очередь, внимательно изучал что-то за окном, словно забыв о Пардовом существовании напрочь.

– Я пойду… тогда.

Эльф очнулся от невеселых раздумий и с некоторым удивлением воззрился на оньгъе. Словно видел впервые.

– Куда это тебя несет? Унанки испугался?

– Почему испугался? Совсем не испугался. Но если такое дело… – промямлил Пард.

– Какое такое дело? – фыркнул Ириен. – Унанки от тебя отличается только тем, что ты ненавидишь эльфов, так сказать, заочно, а он имел удовольствие столкнуться с твоими сородичами лично. Сначала они переломали ему руки и ноги, а потом заклеймили и продали в рабство. На галеру к аймолайцам. Два года быть прикованным к веслу Унанки не понравилось. Так что любить людей, а в особенности оньгъе, ему не за что. Поэтому я и хочу, чтобы ты присоединился к нашему небольшому отряду.

– Это еще зачем? – подозрительно спросил Пард.

– В основном в корыстных целях. Ты все-таки профессиональный воин, и махать секирой у тебя получается лучше всего прочего. Пока. А если взглянуть иначе, то вам обоим будет полезно познакомиться поближе. Унанки научится находить общий язык с людьми, а ты – не чураться нелюдей.

От такой наглости у Парда потемнело в глазах. Он-то считал себя достаточно взрослым, чтобы самому решать, чему ему необходимо учиться, а чему нет. Вот потому-то люди и не любят водиться с эльфами. Те все время норовят воспитывать, поучать и всячески переделывать всех и вся, кого вокруг себя видят.

– Тоже мне, воспитатель выискался! – взорвался праведным негодованием оньгъе. – Ты меня спросил, хочу я с твоим дружком водиться? Очень мне нужен твой галерный эльф! Отчего вы вечно лазите к нам со своими науками, господа эльфы? Мы прекрасно без вас разберемся, с кем дружить, а с кем воевать.

– Ты уже разобрался, – хмыкнул Ириен. – Иди куда хочешь. Я тебя держать насильно не стану. Но помни, что такой шанс изменить всю свою жизнь дается только раз. И Унанки здесь повезло гораздо больше, чем тебе. Он еще успеет узнать людей получше, оценить то хорошее, что есть в вашей расе, понять, в конце концов. Что для него каких-то пятьдесят-семьдесят лет? А в твоем коротком существовании такой возможности больше не приключится. Так и останешься до самой смерти дикарь дикарем.

Эльф говорил спокойно, словно вся Пардова жизнь лежала перед ним как на ладони и будущность оньгъе не представляла никакой загадки. И самое печальное заключалось в том, что проклятый нелюдь снова оказался прав. Путь в Оньгъен заказан навсегда, но жизнь-то продолжается. Аннупард Шого молод и силен. Впереди лучшие годы, которые следует потратить с толком. Да и не может быть, чтобы злой бог судьбы свел пути солдата-дезертира и полумертвого эльфа просто так. Если это не шанс, то что же тогда?

– Надо подумать, – проворчал оньгъе.

– Думай сколько угодно.

– Если только твой дружок меня исподтишка ножиком не пырнет…

– Не пырнет, – заверил с самым серьезным видом Ириен.

Сад, посаженный еще отцом нынешнего хозяина «Грифона» – господином Ассинтэром, успел состариться, зарасти кустами дикой розы, и от первоначальной задумки остался только маленький пруд с мелкими пестрыми рыбками. Плиты дорожки, ведущей к нему, раскрошились по краям и местами даже раскололись под напором травы. Место получилось романтическое, и хозяин гостиницы – бесподобный господин Ассинарити за символическую плату предоставлял его для свиданий, со своей стороны обеспечивая парочке надежную охрану и сохранение тайны. Ириен его прекрасно понимал. Грех не воспользоваться такой изумительной красотой и немного на ней не заработать. Но сейчас был день, и широкую мраморную скамью под густыми ветвями старой ивы совершенно бесплатно занимал Унанки. Он на ней лежал в самой расслабленной позе и прилагал героические усилия к разжиганию в себе обиды на Ириена. Получалось не очень, на что, собственно, тот и рассчитывал, памятуя про отходчивый, легкий нрав старого друга.

Ириен бесцеремонно сбросил ноги Унанки на землю и опустился на освободившееся место. Ноги у друга были длинные.

– Ага, явился! – злорадно ухмыльнулся он. – Всего оньгъе обцеловал или осталось еще чуток?

– С каких это пор я должен оправдываться в собственных поступках?

– От тебя дождешься, – огрызнулся Унанки. – Делай что хочешь. По большому счету мне совершенно безразлично, сколько времени тебе понадобится, чтобы вдоволь наиграться с этими существами. Ты взрослый и наверняка сумеешь разобраться, что к чему, раз тебе оказалось мало двух сотен лет. Я, например, выучился только одному – держать запасной нож наготове, если рядом крутится человек.

– Тогда я не вижу существенной разницы между тобой и уроженцами Святых земель. Вы с Пардом словно братья-близнецы во всем, что касается нетерпимости к чужакам. В таком случае скажи мне, что ты делаешь так далеко от границ Фэйра? Здесь Даржа и полным-полно людей, столь презираемых тобою.

Унанки опасно сощурился, встретясь взглядом с Альсом. Он уже не был так благодушен, как мгновение назад. Слова друга задели его за живое.

– Ирье, я знаком с людьми и их повадками ничуть не меньше твоего. С некоторыми дружил, кое-кого даже любил, а возможно, и люблю. Но это не значит, что я не вижу их истинной сущности. И дело не в том, что они по сути своей неблагодарные свиньи и, сколько ни делай им добра, сколько ни помогай, они норовят залезть поглубже в грязь. Мне насрать на их благодарность! Не знаю, как у тебя, а у меня накопилось множество примеров, если хочешь, доказательств правоты своей теории. Я целый год делил скамью и весло с человеком, мы ели из одной миски, и били нас надсмотрщики тоже на пару, но, когда я задумал побег, он сразу донес. Я только потому и пережил порку с солью, что пороли нас опять-таки вместе. Он орал, а я хохотал. Он сдох, а я выжил. В следующий раз я был умнее и в сообщники взял орка из «ночных» и не прогадал. Ты сам совсем недавно побывал в подобном положении. Некоторые из них очень любят издеваться над животными, избивать собак, мучить кошек, – это часть их натуры. И тот выродок, который с таким удовольствием пытал тебя, – он запросто низвел тебя до уровня скота, потому что сам никогда не поднимался выше. Присмотрись получше, и ты увидишь, что все они слеплены из одного теста. Прирожденные мучители, предатели и насильники.

Пресловутая эльфийская сдержанность покинула Унанки, он вскочил со скамейки и заметался между ивой и прудом. Давнее свое унижение, позорные годы рабства, сами воспоминания он до сих пор переживал болезненно. На чистом высоком лбу не осталось и следа от грубого клейма, сошли шрамы от кандалов, отросли волосы, но эльфу по ночам снились безумное солнце, ненавистное весло, бой барабана и свист бича. Унанки никого не желал понимать и никого не собирался прощать.

– Ты во многом прав, Джиэс. Может быть, даже во всем. Но видишь ли, в чем дело, мы все друг друга стоим. И люди, и эльфы, и орки, – сказал Ириен и показал на свою правую щеку. – Вот это мне сделал не человек, а эльф. В высшей степени честный и устремленный исключительно к добру эльф, гордость расы. Зудят ли меньше мои шрамы оттого, что их нанесла рука многоуважаемого сородича? Ничего подобного. Но и больнее мне не становится. Потому что я сделал из своих злоключений только один вывод. Прямо противоположный твоему. Я предпочитаю уважать и любить чистокровного эльфа по прозвищу Унанки – тебя, Джиэс, а не всю свою расу в целом. И еще я, не питая особой привязанности к людям в целом, вполне уважаю и ценю простого оньгъе Аннупарда Шого, достаточно гуманного для того, чтобы спасти от смерти обычного эльфа Ириена Альса, невзирая на все отвращение, которое он, несомненно, испытывал ко мне, руководствуясь лишь собственными понятиями о милосердии.

Ириен задумчиво почесал шрамы на лице. Они с Унанки слишком давно знали друг друга, чтобы таить обиду или недоговаривать в откровенном разговоре, который и так назревал уже очень давно. Примерно лет сто. Они оба были рады, что он наконец состоялся. Хотя в отношениях двух эльфов разговор этот мало что менял. Представь Ириен оньгъе просто как своего друга, и Унанки принял бы сей факт как данность. Ему достало бы простого пояснения, чтобы отодвинуть свои обиды в дальний уголок души и никоим образом не проявлять своих истинных чувств. Пард бы сроду не догадался о том, что эльф совершенно не рад знакомству. Точно так же поступил бы Ириен, доведись ему водиться с приятелями Унанки. Их дружба была много важнее всего остального.

– Я приму любой твой выбор, – улыбнулся Унанки после недолгого раздумья. – Извини.

– Тебе не за что извиняться, Джиэс. Все, что ты сказал, – это правда. Но только часть истины.

– Ты умеешь утешить, когда хочешь. Только не заставляй меня нянчиться с твоим оньгъе.

– Вот этого как раз и не потребуется.

Ириен задумчиво поглядел на друга. Прозвище Унанки – Легкий как Перышко – возникло не просто так. Легкий характер, деятельная натура и страсть к бродяжничеству были сутью Джиэса еще в те годы, когда они оба были детьми. Позлится немного и отойдет, а через какое-то время они с оньгъе станут друзьями. Потому что Унанки, стоит узнать его по-настоящему, невозможно не любить, невозможно им не восхищаться. Потому что только встретив его в Дарже, случайно и нежданно, Ириен наконец смог поверить, что черная полоса несчастий кончилась. Ведь легкий как перышко Джиэс одной своей лучезарной улыбкой приносил удачу всем и всегда. Когда-нибудь и Пард это поймет. А если не поймет, то обязательно почувствует.

Вот говорят, будто люди малочувствительны к невидимым ветрам грядущего. Верно ведь говорят. Потому что если бы Аннупард Шого, со спокойной совестью латающий свои сапоги на хозяйственном дворе гостиницы, смог ощутить шепот будущего, то, возможно, не был бы столь благодушно настроен. И не косил бы глазом на хорошенькую, как принцесса, эльфийскую барышню, словно нарочно гулявшую из стиральни в сушильню и обратно. И не чесал бы за ухом толстого белого кота – любимца господина Ассинарити. А скорее всего, бодро драпал бы в любом направлении от эльфийского квартала Даржи. А возможно, и нет. Может, неведение вовсе и не порок людской, а настоящее благо? Спросить-то не у кого. Разве что у толстого лентяя кота.

– Как думаешь, зверь, неспроста ведь мы с Альсом встретились?

Кот хамски улыбнулся в ответ.

– Вот и я думаю… эльфы просто так на дороге не валяются…

– Он тебя не слышит, – сказал незнакомый голос над головой.

Пард поднял голову и застыл каменным изваянием. На него смотрел орк. Обычный орк, смуглый и красивый парень с искристыми янтарно-золотистыми глазами и жемчужной улыбкой. Только без татуировки на щеке. Совсем.

– Рики-Тики – глухой, – пояснил орк.

– А?! Да я знаю… у него глаза голубые… – промычал оньгъе.

Орк рассмеялся и погладил кота по спинке. Хвостатый конформист мгновенно сменил фаворита, принявшись усердно тереться о штаны орка. Благо белая шерсть на песочно-желтой ткани не так заметна.

– Ты Ириена не видел?

– Он… наверное… в саду.

– С Унанки? Ну, тогда я его здесь подожду. Не возражаешь?

– Нет.

– Меня Сийгином звать, а тебя?

– Аннупард Шого, – ответил сбитый с толку оньгъе и без колебания протянул руку для пожатия.

Рука у орка показалась ему гораздо горячее, чем у людей.

– Ты крепкое пиво-то хоть пьешь? – с надеждой в голосе спросил новый знакомец. – А то с этими эльфами и не выпьешь как следует.

– Пью, конечно. Хорошее пиво?

– Отличное! – обрадовался орк. – Потом я тебя угощу. В честь знакомства, так сказать.

– Благодарствую… если тебя не смущает, что я… оньгъе.

– Если тебя не смущает, что я – эш.[1]

– Не смущает, – заверил его Пард решительно.

Сийгин по-свойски хлопнул его по плечу.

– Вот и наши идут! – воскликнул он.

И в обморок оньгъе падать было поздно.

Оно так всегда и бывает, стоит только глянуть дальше собственного носа, оторвать морду от родимого, до мозга костей понятного «корыта», и возврата уже не будет.

И вот ты сидишь на задворках эльфячьей гостиницы в компании с орком, а через двор к тебе идет высокий, как мачта корабельная, улыбчивый тангар в компании с не менее высоким и добродушно настроенным эльфом. И ты отчетливо понимаешь, что жизнь твоя изменилась навсегда.

Глава 2

ЛЕГЧЕ ПЕРЫШКА…

Благие намерения, которыми мостят дорогу в ад, на самом деле не такие уж и благие.

Джиэссэнэ, эльф

– Ах, несравненная, вы слышали историю про то, что у одной белокурой леди была верная рабыня, которая никогда не покидала свою госпожу, ни днем, ни ночью.

– Что вы говорите?!

– О да! Рабыня ходила за госпожой в купальню, в отхожее место, на базар и во дворец и все время нашептывала ей что-то на ухо. Все время.

– Как интересно!

– И вот случилось несчастье.

– С кем?

– Да слушайте же. Пришел как-то к госпоже цирюльник сделать прическу. И вот бы ему взяться за дело, как рабыня тут как тут, и вертится вокруг хозяйки, и крутится, и делать ничего с ее чудными волосами не дает. Помаялся цирюльник, да и решил схитрить. Сказал рабыне, чтоб сбегала быстренько в соседнюю комнату да принесла золотые ножницы. Та убежала искать, но задержалась, потому что ножницы были у мастера в кармане. И вдруг высокая госпожа как посинеет, как упадет…

– И?

– Померла белокурая дама в одночасье. А тут прибегает служанка и давай причитать и рыдать, кричит, что она хозяйке чего-то главного не сказала. А цирюльник спрашивает у нее, мол, а что главное-то. А та и отвечает: «Вдох – выдох, вдох – выдох!»

И две ядовитые змеищи, увешанные царственными рубинами, ну просто покатываются со смеху так, словно обе слышат эту старую байку впервые. А ведь наверняка они услышали эту, с позволения сказать, историю еще в том году, когда Амиланд Саажэ ри-Ноэ-и-Этсо, Высокая леди Чирот сосала грудь кормилицы и писалась в пеленки. Пусть себе тешатся, дуры набитые, раз кроме злословия им ничего и не осталось. Ни красоты, которой, к слову сказать, и не было никогда, да и быть не могло, ни ума, который, как известно, явление у женщин из рода Саамей редкостное, как синий бриллиант, не говоря уже о такте и достоинстве.

Всем и каждому известно: в стране, где золото женских волос есть чудо дивное, а у большинства красавиц кудри чернее безлунной ночи, придумано столько гнусных баек о скудоумии блондинок, что для пересказа всего арсенала выдумок не хватит и двух тысяч ночей. Сделано это исключительно из тех соображений, чтобы утешить безутешных и хоть как-то исправить несправедливость природы, дарующей истинную красу со скупостью потомственного аймолайского ростовщика.

Даже в бирюзовых шелках, тонких и нежных, леди Чирот выглядела так, словно закована была в эльфийские непробиваемые доспехи, броня собственного достоинства укрывала ее, точно алмазный панцирь ушедших богов. И жаркие мужские взгляды скатывались по тонкой шее в глубокую ложбинку меж высоких грудей, ласкали осиную талию и замирали на крутой округлости бедер. А бирюзовый шелк не скрывал ничего: ни бугорка, ни впадинки, ни изгиба, ни складочки, – и даже нагота не была бы столь зовущей и столь откровенной, как это драгоценное платье, расшитое по подолу золотой нитью. А обжигающие неутоленной страстью взгляды – словно невидимая вуаль, словно сладкая и непременная добавка к шлейфу ее духов.

Никаких диадем, никаких венцов. Зачем, если есть истинное золото кос, уложенных так прихотливо и изысканно? Словно и не обычный это волос, а заморское украшение, шлем воительницы и корона одновременно. Сапфир и золото. Глаза и волосы. Истинная дочь своих родителей, наследница сорока пяти поколений предков, среди которых были даже императоры, знающая шесть языков, сестра самого могущественного человека в Дарже, и прочее, и прочее. А вы говорите – блондинка! Ну да, и блондинка тоже.

Пока она шла к трону Великого князя, каждый пружинящий шаг Высокой Чирот отзывался злобным шипением женщин и тяжелыми вздохами мужчин. Эти звуки сопровождали ее почти всю жизнь точно так же, как шелест волн был всегда слышен из окна ее спальни. Амиланд привыкла настолько, что попросту не замечала ни того, ни другого. Она вообще многого из того, что было ниже ее достоинства, не замечала.

– Богоравный…

И поклон, низкий, церемонный и безупречный с любой точки зрения. Этому Амиланд учили с того дня, как она научилась ходить. Достоинство, честь и верность, слившиеся в едином движении.

– Поднимись, лилейная Амиланд.

У князя имелся только один недостаток в глазах леди Чирот. Он был слишком умен, чтобы принимать ее показное смирение за чистую монету.

Великий князь… Смуглое лицо, длинный нос, бородка, скрывающая мужественный подбородок, черные маслины глаз под тяжелыми веками, чуть раскосые и совсем капельку блудливые. И, конечно, золотой венец над высоким лбом.

«Твое величие, богоравный, держится на могуществе высокого светловолосого мужчины с гордым и холодным профилем, занимающего место по правую руку. Твоя власть покоится на его уме и наглости, о которой уже, должно быть, слагают легенды бродячие салуки».

Амиланд старалась не глядеть на брата, во всяком случае, не поднимать глаза выше его груди. Ей хватало вида скрещенных ладоней и широких бирюзовых браслетов на мощных запястьях. Такие руки свидетельствуют о природной силе, а природа не обидела Кимлада ни в чем.

– Если меня не подводит память, то ваша старшая дочь уже вошла в возраст женственности, Лилейная.

– Да, это так, светлейший.

«Наша дочь», – мысленно поправила она.

– Значит, настало время определить ее дальнейшую судьбу?

Амиланд промолчала, старательно прибив улыбку к губам здоровенными гвоздями своей воли.

«А ты, видно, уже все определил, драгоценный мой».

– У меня есть на примете несколько прекрасных семей, которые мечтают породниться с семьей Чирот, – продолжал князь, глядя куда-то поверх головы Амиланд.

«Под какого старого ублюдка ты решил ее подложить?!»

– Что же касается вашего сына…

«Нашего сына!»

– …то я бы хотел видеть его среди своих пажей. Он уже достиг подходящего возраста?

«Можно подумать, ты не знаешь, скотина?»

– Да, светлейший.

– Разумеется, это всего лишь мои пожелания, но согласитесь, леди Амиланд, они вполне разумны.

– Совершенно согласна с вами, Богоравный. Стоит ли слабой женщине спорить с вашей мудростью? – Амиланд улыбнулась сюзерену, делая над собой неимоверное усилие, чтоб он не догадался о ее истинных чувствах. Впервые в жизни для этого понадобились все силы и весь опыт придворной дамы. – На все пребудет ваша воля, светлейший, – отчеканила леди Чирот, глядя прямо в глаза своего единоутробного братца. Если бы взгляды могли убивать, он бы уже корчился в агонии, исходя кровью и криком.

– Я счастлив это слышать.

Опять нижайший поклон, пять шагов назад, еще поклон, уже менее подобострастный, и стремительное исчезновение из поля зрения Великого князя. Со своего места заслуженного предками, веками служившими верой и правдой властителям Даржи, Амиланд прекрасно видела родича.

«Демоны тебя побери, Кимлад! Не смей так поступать с МОИМИ детьми! Не смей жертвовать их судьбами и жизнями во имя твоих замыслов и целей!»

Брат, как всегда, почувствовал ее неистовый свирепый взгляд и ухмыльнулся краешком чувственных губ. Это почти неуловимое движение, такое знакомое и ожидаемое, охладило пыл леди Чирот.

«На этот раз тебе не переиграть меня, сокровище мое», – пообещала она мысленно. Им обоим.

Кимлад в искристо-белых атласах – это зрелище, достойное богов, зависть демонов всех девяти преисподен и мечта тысяч женщин и мужчин. Струящаяся ткань прикрывает пять л'те[2] самой великолепной плоти в Великой Дарже. Скольким скромницам снятся эти широкие плечи в жарких снах? Без счета. Впрочем, это еще полбеды, если бы только дамы млели при виде Кимладовых достоинств. А то ведь глядеть противно, как собственный, пред богами и людьми супруг томно вздыхает и ведет себя хуже портовой девки, напропалую кокетничая с шурином. Тьфу! Похоже, до сей поры Кимлад не успел развратить лишь кошачьи статуэтки Турайф. Одно только и тешит самолюбие леди Чирот – что свое восхождение к вершинам любовных побед братец начал в ее спаленке. Это непристойное первенство казалось Амиланд некой компенсацией за моральный ущерб и душевную боль.

«Я досталась тебе двенадцатилетней девственницей, выродок. Ценишь ли ты это? Сомневаюсь», – размышляла она, подливая себе еще вина. Почти черного и такого же густого, как та смола, которую воскуряют во имя Двуединого, принося жертвы Милостивому Хозяину. Жертвы… Сначала Кимлад пожертвовал ею, когда свел с наследником, затем пожертвовал собственной природой, когда совратил и его, потом пожертвовал жизнью жены и их родной матери, и все ради власти и возвышения. А теперь, надо полагать, настало время племянников.

– Кимлад!

– Чего тебе, сестра моя?

– Нам надо поговорить.

– Серьезно? – почти искренне удивился тот. – Виссель, дорогой, поди подожди меня в своей комнате.

Пародия на мужчину удалился без доли промедления, лишь бросив укоризненный взгляд на Амиланд.

– О чем будем говорить?

– Ну не о нем же, – проворчала женщина, кивнув в сторону притворенной двери. – Я все слышу, Висс! Убери ухо от щелки и марш в спальню!

Из коридора донесся дробный звук удаляющихся шагов.

– Тебе не противно? – Весь вид Кимлада был исполнен брезгливости.

– Ты сам нашел мне такого мужа. О каком отвращении ты говоришь? Спроси об этом у самого себя. Главное, чтоб тебе не было противно.

Кимлад расхохотался, откидывая назад свои светлые густые локоны.

– Это разные вещи. Одно дело видеть это убожество, а другое дело засаживать…

– Я обойдусь без подробностей, – перебила его леди Чирот. – Держи свою грязь при себе.

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Иван Павлович Бирюков, специалист по ультразвуковой диагностике внутренних и наружных органов, врач...
«Рикар – хороший напиток. Многим не нравится его резкий вкус, но я предпочитаю именно это пойло. Гла...
«Всякому писателю, взявшемуся за фантастическое перо, хочется произвести что-нибудь этакое грандиозн...
«Изображение очень резкое, почти черно-белое, со слабыми оттенками зеленого, синего и красного цвето...
«Павел в очередной раз пробежался по каналам, убедился, что все, что показывает телевидение, ему нен...
«Большинство людей, встретившихся мне в жизни, говорит, что я умный. Многие – что я очень умный. Я т...