Фэнтези или научная фантастика? (сборник) Дяченко Марина и Сергей

Но приказывать было некому; перед ним лежала круглая воронкообразная выемка, крутые песчаные склоны ее были пусты, и напрасно Станко вертел головой, высматривая окровавленного ребенка и мучивших его мерзавцев.

Удивленный, но нисколько не утративший боевого запала, Станко поднял меч.

Сухо зашелестел песок. Дунул ветер и ощутимо толкнул Станко в спину. Через кусты проламывался Илияш:

– Назад! Наза…

Ветер обернулся ураганом. Земля под ногами Станко пришла в движение, песчаный склон стал зыбким, как вода, и пластами стал стекать вниз, вниз, к центру воронки, на дно ее…

У Станко расширились зрачки. На дне воронки обнаружилась круглая черная дыра, она была центром урагана, к ней тянулись, истязаемые ветром, ветви кустов и окрестных деревьев, и к ней же с неумолимой силой влекло Станко, защитника детей.

– Помогю! – тонко донеслось прямо из дыры, крик превратился в издевательское бульканье, и Станко, не веря своим глазам, разглядел обрамляющие дыру черные губы – тонкие, морщинистые, будто песьи.

Он забарахтался – совсем как букашка, угодившая в гости к муравьиному льву. Как букашка, он был слаб и беспомощен; как букашка, он что было силы стремился вверх – и сползал вниз, влекомый, всасываемый, втягиваемый. Добрые духи, к чему тут меч?!

– «Зажора»! Это «зажора»! – надрывался где-то наверху забытый Илияш.

Пасть, кажется, ухмыльнулась. В утробу ее ветром вносило сорванные листья, комариные стаи, зазевавшихся пташек… Станко был желанным угощением, изысканным блюдом на этом скудном столе, ему казалось, что он видит на растянувшихся черных губах мутные капли алчной слюны.

Он упал на четвереньки (меч ужасно мешал) и принялся вырываться с удесятеренной силой. Рядом с ним боролся за жизнь невесть как угодивший в ловушку суслик. Усилия обоих были совершенно безнадежны.

Пасть удовлетворенно заухала. Оглянувшись через плечо (глаза слезились от набившегося в них песка) Станко увидел черные губы совсем рядом.

И только тогда он все понял и испугался.

Испуг лишил его силы; пасть чмокала, пуская слюну, и готова была ухватить Станко за ногу.

– Сгинь!

Выкрик, резкий, свирепый, хлестанул откуда-то сверху. Сразу вслед за выкриком прямо в черную губу ударил камень.

Губа треснула. Из трещины показалась черная густая жидкость. За первым камнем подоспел второй.

– Сгинь! Сгинь!

Дикий вой вырвался из недр земли. «Зажора», которая уже столетия не встречала сопротивления, возмущалась.

По лицу Станко проехался тугой конец веревки:

– Ну! Ну-у! – кричал где-то Илияш.

Ветер изменил направление. Пасть уже не втягивала воздух – выдыхала, и в ноздри Станко ударила волна смрада.

– Ну!!

Он вцепился в веревку. Песок на мгновение перестал оседать, и, чуть не падая с ног от мощных рывков Илияша, Станко одним махом преодолел половину расстояния от пасти до края воронки.

Пасть снова взревела – на этот раз теряя драгоценную добычу. Песок хлынул вниз – и Станко сразу потерял большую часть своего успеха.

Он не видел Илияша, только чувствовал, как дрожит от напряжения веревка. Рывок… Еще…

В это время суслик, товарищ Станко по несчастью, проиграл свою битву.

Столь мелкая добыча все же на прошла для «зажоры» незамеченной – она сглотнула. Песок снова приостановился; веревка зазвенела, как струна, и край воронки снова стал приближаться.

Ближе… Ближе… Вот протянутая рука Илияша… Вот Станко вцепился в эту руку…

«Зажора» покончила с сусликом. Станко показалось, что руку его сейчас вывернет из плеча – такой силы рывок дернул его назад.

Илияш что-то кричал – свирепое, злое, слов не разобрать… Его тоже тянуло в воронку, но Станко видел рукоять кинжала, вогнанного в землю, рукоять, удерживающую Илияша на самом краю…

Пасть исходила ревом. В реве этом обезумевшему Станко тоже чудились слова – нечленораздельные, ведь черные губы не созданы для бесед… Борода Илияша встала дыбом.

– А-а-а!

Неуклюже, как лягушка на рыболовном крючке, Станко вылетел из воронки – так могла бы чувствовать себя жареная курица, покидая тарелку, где ее чуть не сожрали.

– Ты добрый, выходит? – сладко спросил Илияш.

Они брели по дну длинного сырого оврага, над головами надсадно визжали стаи комаров и прочей кровососущей мелочи. Станко едва перебирал ногами; ныли суставы, саднили ладони, а скула, к которой от души приложился браконьер, вообще потеряла чувствительность.

– Ты добрый? – в который раз поинтересовался Илияш, оглядываясь через плечо.

– Отстань, – процедил Станко сквозь зубы.

Браконьер пожал плечами, отвернулся и двинулся вперед, не переставая, впрочем, рассуждать как бы сам с собой:

– Ясное дело… Мышка чует сало, спешит, радуется… А что пружинка по темечку хлопнет, из мышки дух вон – так это злые люди мышеловок наставили… А этот благороден, его салом не корми – дай защитить и спасти… То, что папу убивать идет – ничего, пустяки… Вот схватила бы «зажора» князя Лиго – была бы потеха…

Он снова обернулся – глаза-щелочки, сочувственная усмешка в жесткой бороде:

– Ты спас бы князя Лиго, парень? Угоди князь в ловушку?

– Отстань, – рука Станко сама собой потянулась к рукояти меча. Илияш прищурился так, что глаз вовсе не стало видно; Станко осознал собственную глупость и нехотя опустил руку.

Выбравшись из оврага, они сгрызли по сухарю каждый, запили водой из баклажек и двинулись дальше.

Станко смотрел себе под ноги, и растравленное Илияшем воображение рисовало одну и ту же картину – вот князь Лиго угодил в «зажору», а Станко стоит над ним и наблюдает…

«Зажора» виделась ясно, до мельчайших подробностей, до капель слюны на черных губах, а вот облика князя Станко никак не мог себе представить – подворачивался профиль на серебряной монетке. Устав от усилий, Станко мысленно махнул рукой, и князь в его воображении представлялся теперь со спины.

Итак, князь Лиго угодил в ловушку, пасть алчно щерится, Станко стоит наверху и смотрит… Нет, не смотрит. Разве «зажора» умеет ненавидеть? Разве у чудовища в земле есть мать? Разве это ее навеки обездолил этот мерзавец? В мыслях своих Станко бросает князю веревку, чтобы вытащить его и тут же убить; князь отчаянно цепляется за тугой конец, оборачивается к Станко лицом…

– Смотри-ка, – глухо сказал Илияш. Видения Станко оборвались.

Перед путниками в земле зияла воронка – точно такая же, круглая, с крутыми песчаными склонами. Станко отпрыгнул раньше, нежели успел что-либо сообразить.

– Дохлая, – сказал Илияш все так же глухо.

На дне воронки навеки застыли сведенные судорогой губы. Они были уже не черные – грязно-сизые, высохшие, мертвые.

– Можешь спуститься и посмотреть, – предложил Илияш. Станко молча помотал головой.

Илияш поднял с земли камень, примерялся, метнул – камень поднял на дне воронки пыль, стукнул по губе, свалился вниз, в дыру. Ни шороха, ни движения.

– Издохла, – подытожил Илияш уже уверенно. – Недавно. Интересно, от чего?

Станко повернулся и зашагал прочь. Ему совсем не было интересно.

Дождь так и не собрался, но все в лесу пропиталось сыростью, обвисло, отяжелело. Под вечер из всех ложбин клочьями пополз белый туман.

– Они пожирали целые армии, – сказал Илияш. – Этих «пастей» вокруг замка было видимо-невидимо.

– Колдуны, – прошептал Станко.

Илияш кивнул. Туман поднимался все выше, становился все гуще.

– Нехороший туман, – Станко поежился. – Липкий какой-то… Он нас не сожрет?

Это была шутка, но Илияш не засмеялся.

– Столько сил, – пробормотал Станко горестно. – Столько усилий, столько… этой… магии… На такую дрянь…

– Дрянь, – коротко согласился Илияш. – Но многие готовы были целовать эти пасти прямо в их мерзкие губы.

– Что?! – Станко передернулся.

– Да… Ведь если у тебя есть враг, верный, старый, ненавидимый враг… Как у твоей матери князь Лиго… И пасть сожрала его… Это ли не радость?

– Какая мерзость, – сказал Станко от всей души.

Илияш усмехнулся:

– Власть… Ради власти, Станко, да еще вот ради мести… Да мало ли… Бывало так – свершил месть и заполучил власть одним ударом… Ты вот что станешь делать… с княжеским венцом? С тем самым? Предположим, убьешь князя… Предположим, коснешься венца и не окочуришься… Дальше что?

Станко потряс ладонью у лица, будто пытаясь разогнать туман. Провозгласил гордо:

– Я – свободный человек. Не месть и не власть. У меня долг, понимаешь? Свободному человеку венца не надо… Убью Лиго, а цацку его кину в болото.

Илияш присвистнул.

Спустя час, когда туман стал совсем уж непроглядным и близок был вечер, оба услышали под ногами чавканье и почувствовали, как трудно отрывать подошвы от липкой, вязкой земли.

– Вовремя ты болото помянул, – процедил Илияш и попытался вернуться назад. Они шли и шли, а земля не становилась тверже.

– Прекрасно, – Илияш был раздражен, – ни вперед, ни назад, ни стоять, ни идти… Карты не разглядеть, своего носа не увидать, веселенькая будет ночка…

Станко подавленно молчал. Он очень устал и продрог до костей.

Некоторое время они брели молча; Станко, боясь потеряться в тумане, ухватился за лямку Илияшевого мешка. Так и шли, как слепые.

Не было ни дня, ни ночи, ни севера, ни юга – только муть, да сгущающаяся тьма, да чавкающие ботинки Илияша. Станко опустил голову и закрыл глаза – все равно смотреть было не на что.

…В базарный день по толпе пробежала вдруг весть: князь Лиго на базаре! Сам князь!

Станко издалека услышал топот копыт. Ветер развевал черные плащи стражников, щелкали бичи, очищая дорогу. В толпе возникла давка; прижимая к груди корзинку с покупками, Станко, как безумный, рванулся князю навстречу.

У него сразу же оказалось множество соперников – а как же! И я хочу посмотреть, куда прешься, балда? А ну, назад, пацан! Всем охота!.. Ты посмотри, какой нахальный, лезет и лезет!

Его пихали в бока и били по затылку, он потерял в толчее корзинку, а кавалькада стремительно продвигалась сквозь толпу, кто-то кричал «Ура!», кто-то бранился… Станко что было сил работал локтями и коленями, подныривал, уворачивался, однажды даже закричал в отчаянии: «Пустите! Там мой отец!»

Кавалькада промчалась, оставив на спинах самых ретивых полосы от ударов бича. Станко вырвался на дорогу, когда она была уже снова запружена народом; всадники умчались, базар шел своим чередом, а он стоял, помятый, потрепанный, затерянный в толпе, и смотрел вслед…

Илияш остановился, радостно схватил Станко за рукав:

– Смотри-ка, нашел!

– Что? – он все еще переживал горечь того далекого дня.

– Переправа! Гать! Не думал, что она сохранилась… Но на карте есть – отчего же и на земле не быть, а? Теперь потихоньку пойдем гатью, а там до замка три дня пути… Три дня по прямой!

Станко опустил глаза, но ничего не увидел. Илияш уже шел вперед; Станко нащупал ногой твердый настил – бревна, уложенные бок о бок, какие-то трухлявые ветки… Это была гать, но гать очень пожилая, вернее сказать, дряхлая.

Тем не менее Станко приободрился. Догнал Илияша, и тот, озабоченно пробуя палкой настил, пробормотал сквозь зубы:

– Только… Осторожно тут. Под ноги смотри, ни шага в сторону! Ни полшага…

Через минуту в темноте вспыхнул огонь – Станко так и не понял, как удалось Илияшу среди такой сырости поджечь мокрую ветку…

Они шли до полночи, и туман рассеялся, и очистилось небо. Взошла луна, и тогда Станко увидел ломаную линию гати, неподвижные деревья вокруг, и картина эта показалась ему жуткой и неправдоподобной.

Болото вздыхало и ухало; из-под корней то и дело вырывались вереницы пузырьков, которые лопались с тихим вкрадчивым бульканьем. Между стволами бродили стайки бледных огоньков; задумай сказочник рассказать сказку пострашнее, он обязательно начал бы ее с описания огромного, залитого луной болота.

Станко догнал Илияша и крепко уцепился за его плечо.

– Скоро рассвет, – пробормотал тот, не оборачиваясь.

Покачивались бревна под их осторожными шагами. Подошвы то и дело соскальзывали, и тогда путники судорожно хватались друг за друга.

– Комаров здесь нет, – бормотал Илияш, – надо же, нет комаров!..

Он хотел что-то добавить, но в эту секунду горестный стон донесся откуда-то из топей и протянулся над болотом.

Станко замер, оцепенев. Илияш, чье плечо сжимали его пальцы, тихонько вскрикнул от боли.

Стон повторился – тоскливый, душераздирающий.

– Ничего, – прошептал Илияш, но голос его дрогнул. – Это ничего, главное – с гати не сходить… Что бы там ни было, Станко, помни: только не бежать!

Станко кивнул, не в силах выдавить ни звука.

Так стояли они, замерев, ухватившись друг за друга; в белом лунном свете можно было разглядеть каждый волосок в густой бороде Илияша. Вокруг зависла неправдоподобная, мертвая тишина.

И вот тишину нарушили мерные, повторяющиеся звуки. Размеренно чавкала трясина – кто-то шел, шел прямо по топям, и к звуку его шагов вскоре прибавилось такое же мерное, жалобное бормотание.

– Стоять, – прошипел Илияш.

Шаги приближались; среди корявых стволов брела, направляясь прямо к путникам, приземистая фигура.

Мелко трясясь, Станко разглядел дорогой камзол, расшитый золотом и каменьями; кое-где к драгоценностям пристала тина и болотная ряска. Голову пришельца, гордо вскинутую, покрывала высокая, богато изукрашенная шляпа. Лицо – Станко быстро отвел глаза – было мертвым, землисто-серым, с глубокой рубленной раной от виска до подбородка.

Чав… чав… чав… – постанывала трясина под каблуками высоких ботфортов. Станко хотелось бежать, бежать что есть мочи.

– Ми-илостивые господа-а… – прогнусил призрак тонко и жалостливо. – Ми-илости… ми-илости…

– Не смотри на него, – выдохнул Илияш в самое ухо Станко. – Стой на месте.

– Премногие скорби и не утолимы… Премногие беды в моем чертоге… Почтите, господа… Почтите честью… – призрак перестал стонать, теперь он, казалось, приглашал – рука его поднялась в широком приветственном жесте, и Станко разглядел на его боку черную дыру от удара мечом и пустые ножны на перевязи.

– Добрые господа… Не почтите за труд… Ясные перлы, чистое злато… – из рукава призрака выпали и утонули в трясине несколько драгоценных камней и слиток золота. – Премногие скорби в моем чертоге… Войдите… Войдите… Почтите честью…

И призрак стал раскланиваться.

Он раскланивался долго, старательно, с некой неуклюжей грацией, с приседаниями и прыжками, от которых глухо чавкало болото. Он прижимал руку к сердцу – или к тому месту, где должно быть сердце. Наконец, он обеими руками взялся за поля своей роскошной шляпы и в глубоком поклоне стянул ее с плеч вместе с головой.

Станко потерял над собой власть. Не видя и не соображая ничего, влекомый одним-единственным желанием – бежать, он рванулся прочь.

– Стоя-ать!

Призрак продолжал раскланиваться, пока на гати кипела борьба. Илияш стал втрое, вчетверо сильнее; он сдавил Станко горло, у того помутилось в глазах, он ослабел – и был плашмя брошен на гать, лицом в тину, и, ухитрившись повернуть голову, видел, как призрак, не переставая кланяться и приседать, подходит ближе, ближе, вплотную, как его страшное лицо сливается с бледным лицом упавшего на колени Илияша, как потом отделяется – с другой стороны, и, пройдя сквозь путников, как нож сквозь пену, удаляется, бормоча непонятные жалобы, невнятные просьбы…

Илияш, оказывается, вовсе не стоял на коленях. Он стоял, по колени уйдя в трясину, и продолжал медленно, медленно погружаться.

– Илияш… – прошептал Станко.

– Тяни, – отозвался тот сквозь зубы.

Утром они вышли на твердую землю, и Станко сразу же лег, окунувшись лицом в небольшое озерцо. Ему вдруг стало все равно, жив князь или умер, взойдет солнце или не взойдет никогда – лишь бы никто не мешал, лишь бы лежать и лежать так вечно, изредка хватая ртом воздух…

Илияш тяжело опустился рядом.

– Ну, все, дружок, – в голосе его не было обычных насмешливых ноток, это был голос смертельно усталого человека. – Ты многое видел… Ты многое понял… Теперь подумай. «Жадные пасти» людей жрали-пожрали… Люди сами друг друга резали, как свиней на бойне, в крови купались… Этот, что на болоте, тоже проклят за что-то, нет ему покоя, и не будет, верно… А теперь еще ты убивать идешь.

Илияш выжидательно замолчал. Станко поднял голову; по щекам стекали грязные потеки воды.

– Это как же понимать? – поинтересовался он медленно. – По-твоему, зарезать невинного человека, ребенка или женщину, и убить князя Лиго – это одно и то же?!

Илияш вздохнул:

– Видишь ли… Тот, кто убивает, всегда убежден, что поступок его оправдан и свят.

Станко вытер лицо и поднялся. Илияш остался сидеть и смотрел на него снизу вверх.

– Вот как ты заговорил, – процедил Станко, пытаясь стряхнуть и боль, и слабость, и безразличное оцепенение. – Вот как… Да если не убить убийцу, он же обязательно снова кого-то убьет!

– Да, – отозвался Илияш устало.

– А если война… Если на тебя – с мечом, то ты что же… с колокольчиком?!

– Да, – снова повторил Илияш. – Но причем здесь ты и при чем здесь князь? Он тебе лично ничего не сделал, он тебя не трогал, он вообще о тебе… ничего и не знает…

– Сдался ты, – горько сказал Станко. – Сдался… У тебя ведь тоже к князю счет, я знаю! Я вижу, как ты вздрагиваешь, когда я его поминаю… Тайна твоя, молчишь – и молчи… Но ты же сам хотел, чтобы я добрался до замка! Золото – золотом, но ты же хотел! А теперь… Не благородство какое-то фальшивое, а трусость в тебе говорит…

– Очень интересно, – проронил Илияш со вздохом, – кто из нас струсил сегодня ночью?

Станко осекся. Пробормотал зло:

– Я трушу, но я же делаю… Я же иду! Я же…

На него вдруг навалилось нестерпимое, неудержимое желание вернуться. Он увидел трактир; он увидел улыбающихся людей на улицах, Вилу, детишек на куче песка, огонь в печурке, пиво на столе, свежий хлеб… Добрые духи, только вы знаете, как в этот проклятый момент Станко хотелось вернуться!

– Я иду! – сказал он непривычным, слишком тонким и ломким голосом. – Я иду, и пусть он… дрожит… Я убью… Он…

Илияш печально покачал головой, и Станко взорвался:

– Он мерзавец! Ничтожная мразь! Жеребец поганый! Грязный похотливый козел! Кобель, кобель! Трус! Женщину обидеть… Это он мастак! А вот пусть встретится с мужчиной, блудливый вонючий кобель!

Он кричал, брызжа слюной, и Илияш отвернулся, и черный поток ругательств тек над его головой, над озером, над стенами камыша… Потом Станко выдохся, и в наступившей тишине Илияш проронил:

– Через шестнадцать с половиной лет некая женщина по имени Вила скажет то же самое своему сыну… Твоему сыну, Станко. И отправит его убивать отца… Тебя, Станко, если ты до той поры не сгниешь у князя в темнице.

Станко лишился дара речи. По поверхности озерца пронеслась стая водомерок.

Илияш поднял голову, и ни тени смеха не было в его широко раскрытых глазах.

– Вила, – сказал Станко, но не услышал своего голоса, – Вила, – повторил он громче, – Вила – моя жена! – наконец выкрикнул он, вкладывая в свои слова всю ярость, на которую был способен. – Я женюсь на ней, ясно?! Она любит меня, а я люблю ее!

– А если ты забудешь ее, а если ты встретишь другую… – начал было Илияш, но Станко перебил его, взревев:

– Она меня любит, любит, любит! А ты…

Он хотел придумать оскорбление пообиднее. На секунду стало тихо, и Илияш сказал с кривой усмешкой:

– Цена ее любви – две серебряных монетки. Две моих кровных, честно заработанных монетки.

Молчание длилось долго. Дунул ветер со стороны болота, принес опротивевший запах тины. Илияш наклонился над озерцом и неспешно, аккуратно принялся умываться.

– Ты… – прошептал Станко ему в затылок, – ты что такое сказал, а?

Илияш поднял голову, вытирая лицо:

– Я заплатил ей. Я купил ее для тебя. Я это сделал потому, что…

Самый свирепый бык не мог бы сравниться норовом с разъяренным Станко.

Илияш отбивался. Уворачиваясь из-под мощных, не особенно точных ударов, он выкрикивал Станко в лицо:

– Дурак! Дурак! Да я это сделал для тебя! Мне это надо?! Ради тебя, дурень! Да погоди ты!..

Станко сопел и напирал. На него накатило; он снова не видел ни неба, ни травы, он только напирал и наступал, и браконьер шлепнулся-таки в озеро, и Станко кинулся на него сверху – но холодная вода отрезвила его.

– Дурак, – бормотал мокрый Илияш, отползая и отряхиваясь, – мальчишка… На смерть ведь идешь, почти верную смерть, неплохо было бы стать мужчиной… Мужчиной, сопляк! Чтобы хоть понять, что же это такое…

Станко с трудом поднялся, подобрал с травы меч и заплечный мешок, не оборачиваясь, пошел прочь – назад, к болоту, к гати.

– Куда? – безнадежно кричал ему вслед Илияш. – Погоди!

Идти по склизким бревнам при свете дня было легче и удобнее. Он шагал, стиснув зубы, и твердо знал, что браконьер зачем-то соврал.

– Вот и хорошо, – рассуждал Илияш, а он, как на зло, спешил следом. – Вот и ладно… Любит она тебя, конечно же, любит! Ох и напьюсь на вашей свадьбе… Ох и напьюсь, Станко! За тебя, за нее, за ваше счастье… Я ведь хочу, чтобы ты был счастлив, Станко. Честно, хочу. Ты мне чужой человек – а только привязался я к тебе… Чем убивать людей – лучше людей рожать, это старая истина, и доказывать не надо…

Станко до боли закусил губу. Каждый шаг удалял его от цели, а ведь пройдено так много, осталось так мало… Неужели это правда? Неужели он, Станко, возвращается, оставив князю жизнь?

Он замедлил шаг, и Илияш, заметив это, засуетился:

– Нет, если ты захочешь князя зарезать – это пожалуйста… Потом. Дом заведете, хозяйство… Нечего Виле в трактире прислуживать, пусть детей растит… А когда дети подрастут – тогда пожалуйста, Станко, за меч, и вперед – по князеву душу… Верно?

Станко шагнул еще и остановился. Илияш занервничал:

– Ну, в чем дело? Снова на гати ночевать? Пошли, пошли, через недельку дома будем, на перине, у огонька…

Станко стиснул свой меч и обернулся:

– Хватит.

И двинулся прямо на Илияша, тот едва успел уступить дорогу:

– Эй, эй! Ты же хотел с Вилой сначала… Разобраться же надо, а вдруг я правду сказал?!

Не останавливаясь, Станко проговорил, едва разжимая губы:

– Врешь ты. И сейчас врешь. Я женюсь на Виле! Увидишь, женюсь… Дети будут, и все… Только потом. Я князя убью, а потом, ладно уж, напивайся на свадьбе…

Илияш, кажется, поперхнулся.

До замка оставалось три дня пути, и путники двигались прежним порядком – браконьер впереди, за ним Станко. Но в обычный ритм вкралась ошибка – Илияш молчал.

Он замолчал, когда они покинули гать; он не пел, не свистел, не бормотал про себя и не бранился со Станко – просто молчал, безразлично, мертво. Станко, прежде устававший от браконьеровой болтовни, теперь радовался каждому его «да» или «нет».

Так они миновали невысокий каменистый кряж и оказались перед длинной, изломанной трещиной – без края, без дна.

Станко не побоялся глянуть вниз – нет, дно было. По черной щели его бежал ручей – но шум не достигал поверхности земли, только изредка вспыхивали блики на темной воде. Станко швырнул в расщелину камень – тот летел долго, и звука падения тоже не было слышно.

– Глубоко, – сообщил Станко молчащему Илияшу.

Тот кивнул, не отрывая глаз от карты. Потом повернулся и побрел вдоль трещины, внимательно поглядывая по сторонам.

Через полчаса они увидели мост.

Древний, полуразрушенный, он держался на двух опорах и нависал брюхом над самой пропастью. Время разъело раствор неведомых каменщиков, и мост, похоже, понемногу терял камни, как старуха зубы.

Станко внутренне сжался, ступая на мост – но древняя работа оказалась прочнее, чем можно было предположить. Илияш шел впереди, внимательно глядя под ноги, ощупывая, оглаживая подошвами каждый камень, каждую подозрительную щелку.

Благополучно выбравшись на твердую землю, путники огляделись. Перед ними лежала, похоже, старая дорога – когда-то широкая и ухоженная. И справа, и слева ее окружали скалы да колючие кусты.

– Нам туда? – радостно спросил Станко, указывая на дорогу.

Илияш медленно кивнул.

– Замок близко, да? – сомнений в этом быть не могло, вот же дорога, в старину, наверное, по ней тянулись к замку обозы с продуктами, купеческие повозки, отряды вооруженных людей…

– Не ходи туда, – сказал Илияш. Станко вздрогнул – это была самая длинная его фраза за последний день.

– Почему? – спросил он простодушно. – Это же прямая дорога, тут и карта ни к чему! Три дня, может быть, даже два с половиной…

– Там смерть, – сказал Илияш, и в голосе его была такая спокойная уверенность, что Станко вздрогнул снова.

– Откуда ты знаешь? – спросил он заносчиво, хотя в душе его что-то неприятно сжалось.

– Чую, – отозвался Илияш, глядя на дорогу устало и равнодушно.

– Ерунда, – пробормотал Станко, не очень, впрочем, уверенно.

– Обойдем, – проронил Илияш и решительно свернул влево, проламываясь прямо через колючие кусты.

Они шли и проламывались, и внезапно Станко почувствовал давящую тяжесть. Он тряхнул головой – тяжесть нарастала с каждым шагом, колени дрожали от напряжения, почти пустой мешок тянул к земле, глаза заливал пот… Он едва смог поднять руку, чтобы вытереть лицо, и увидел, как впереди пошатнулся Илияш.

Воздух загустел и пробивался в горло рывками, со свистом, через силу. Добрые духи, подумал Станко, и упал на колени.

Илияш обернулся. Лицо его перекошено было усилием, он что-то хотел сказать – не смог, с трудом махнул рукой – возвращайся, мол…

Станко повернулся и побрел обратно, спотыкаясь, едва не падая – но теперь с каждым шагом тяжесть становилась легче, отваливалась, отпускала.

Он выбрался на дорогу – и все закончилось. Светило солнце, где-то под камнем верещал сверчок.

– Так, – сказал Илияш, опускаясь прямо на серый песок. – Так.

Помолчали.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Внезапно разбогатевший художник-абстракционист осуществляет свою мечту, купив старый дом на берегу о...
Это – Земля будущего. Земля, где под контролем находится сознание каждого из людей. Земля, где орбит...
«Жизнь – это сон на пути к смерти...»...
Спецагент ГРУ Костя Романов, он же Румын, попал в опалу. После того, как его попытались убить, он вс...
Спецназовец Костя Романов выходит на тропу войны. Секретное задание, полученное им от начальника фло...
…Такие, как я, рождаются раз в тысячелетие. Поэтому неудивительно, что Хозяин сделал меня первым дов...