Снежная Королева Александрова Наталья

«Быстро же они успели, – думала она, вдыхая горький дым, – и как только отыскали?»

И тут ее осенило, что в сумке ведь был мобильник. Он разрядился, и она запихнула его подальше. Но, имея мобильник, не так трудно выяснить его владельца. И из-за этого убили Ритку!..

Она обхватила руками голову и застонала – не так-то просто оставаться холодной и расчетливой, когда лишаешься единственной подруги! Сигарета догорела и обожгла губы. Боль привела ее в себя. Она оглядела разоренную комнату и машинально подняла еще одну фарфоровую собачку. Глупая Ритка собирала фарфоровые фигурки, искусственные цветы, меховые игрушки. Еще всерьез верила, что когда-нибудь перед ней на дороге остановится «Мерседес», из него выйдет красавец с обложки глянцевого журнала и возьмет Ритку замуж. А она учила Ритку жизни, и они спорили до хрипоты и обид, и пили чай, и ели дешевые конфеты, которые покупали по очереди.

Она увидела, что на фарфоровую собачку капают слезы, и поняла, что плачет по Ритке. Нужно убираться из этой квартиры, потому что они вернутся. Обязательно вернутся.

Она осторожно выглянула во двор. На первый взгляд ничего необычного, у подъезда две машины, обе знакомые. Дворничиха метет дорожку, мусоровоз проехал, ушастую собачку-терьера вывели на прогулку… Все такое привычное, спокойное…

Она наскоро побросала в сумку кое-какие вещи, переоделась в джинсы и свитер. Зашвырнула обляпанные грязью туфли в угол. Никаких каблуков, только удобные ботинки. Теперь ей придется много бегать. Туго сколола волосы и надела Риткину утепленную куртку с капюшоном, чтобы надвинуть его на лицо – подруге куртка больше не понадобится, а ей пригодится. Сунулась в укромное место за деньгами и, разумеется, ничего там не нашла – в процессе погрома эти сволочи денежки прибрали. Хорошо, что паспорт третьего дня провалился в щель между ящиками, они его не нашли. Лера сунула паспорт в потайной карман джинсов, вложив в него единственную стодолларовую бумажку. В кошельке еще было тысячи полторы. С такими деньгами далеко не убежишь, даже на дорогу не хватит. У кого достать денег? Знакомых девчонок вмешивать не хотелось, хватит того, что Ритка на ее совести. Да и денег у них нету.

Лешка! – осенило ее. – Нужно идти к Лешке. Конечно, он скотина и подлец и собирался подложить ее под своего дружка-обезьяну но сейчас их ссора кажется далекой и неважной. Главное – это ей как можно быстрее убраться из города и пересидеть в тихом месте. А где – она не скажет никому, уж Лешке тем более. Денег он даст, пусть только попробует не дать!

Она тихонько прикрыла за собой дверь, спустилась по лестнице, не дожидаясь лифта, проскочила пулей несколько темных дворов и хитрых переулков и пошла по улице, не убыстряя шагов и не оглядываясь.

«Сейчас их здесь нету, – уговаривала она себя, – если бы были, давно бы меня схватили и увезли. Или оставили бы засаду там, в квартире. Странно, что они этого не сделали, тогда птичка сама пришла бы к ним в руки. Им оставалось бы только захлопнуть клетку. Очевидно, они посчитали меня умнее, чем я есть…»

Навстречу шел смуглый парень в черной кожаной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Поравнявшись, они столкнулись взглядами, поскольку были одного роста. В глазах парня не было никакой угрозы, одна наглость, но она не выдержала и оглянулась. Парень спокойно шел по своим делам, он и думать о ней забыл!

«Так нельзя, – думала она, – если шарахаться от каждого черного, только привлечешь к себе внимание. Вон их сколько на улице!»

Действительно, на углу торговал фруктами мужчина южного типа. Двое смуглых парней вынесли из подъезда мешок со строительным мусором. Еще одно «лицо кавказской национальности» отиралось у ларька с сигаретами и отвлекало продавщицу от работы. Она понимала, что эти ей не опасны, однако казалось, что все они смотрят подозрительно – и мужик с фруктами скосил глаза, и парни бросили вдруг мешок и замахали кому-то, крича по-своему, а тот, с сигаретами, так и вовсе сиганул куда-то вдруг, как заяц. Да, верно говорят, у страха глаза велики, усмехнулась она про себя, стараясь успокоиться.

Она остановилась у перехода, поджидая маршрутку, и тут из проезжей машины на ходу выскочил мужчина в черном пальто и побежал к ней. Она шарахнулась в сторону, прикидывая, как бы заорать погромче и двинуть преследователя посильнее, тогда может удастся привлечь внимание прохожих, но мужчина проскочил мимо, не глядя, и ввинтился в небольшую толпу перед дверью торгового центра.

Она вышла из маршрутки раньше, чем нужно, и прошла остановку пешком. Лешка снимал квартиру в одном из спальных районов на оживленной улице, напротив находилось маленькое кафе, где она рассчитывала пересидеть, дожидаясь, пока Лешка вернется домой. Маловероятно, что он встал сегодня спозаранку и приехал в город. Скорей всего, они лечатся после вчерашнего от похмелья. Водка наверняка осталась.

При подходе к дому снова накатил страх. Ритка, конечно, рассказала им про Лешку. Но вот знала она, где он живет, или не знала? Знала или не знала? Если Ритка знала точный адрес, то сейчас ее здесь уже ждут. Они могут быть вон в той машине с затемненными стеклами, или в подъезде, или на вот той красной лавочке под детским грибочком…

Машина была пуста, а на лавочке, несмотря на раннее время, уже уютно сидели обычные алкаши. Нужно взять себя в руки, в который раз приказала себе Лера, у нее уже мания преследования. Они ждут эффектную девицу с белыми длинными волосами, на высоченных шпильках, а вовсе не унылую сутулую неудачницу в старой Риткиной куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. Они ее просто не узнают.

Прежде чем зайти в кафе, она решила обойти дом. И с удивлением увидела на обычном месте Лешкину машину. Белая «Хонда», вон и вмятина на левом крыле, она сама ее сделала, когда училась водить. Лешка орал тогда на нее два часа, придурок, а потом успокоился и сказал, что все равно будет машину продавать, так что чинить не стоит.

Можно было уговорить бармена в кафе, чтобы разрешил позвонить. Но Лешик сильно зол на нее за вчерашнее – еще бы, так опозорила перед друзьями! Да еще и побила… Пошлет ее подальше, может, вообще дверь не откроет. Будем выкручиваться.

Она сжала зубы, еще сильнее сгорбилась и решительно повернула к подъезду.

Лешик открыл дверь, и на его помятом от ночных возлияний лице вместо злости она увидела самый настоящий страх.

– К-какого черта? – заикаясь пробормотал он и попытался захлопнуть дверь.

Но она была начеку, быстро ткнула его кулаком в живот, пропихнула в прихожую и сама втиснулась следом.

– Ты один?

Он молча кивнул.

– Не трясись, бить не буду, – усмехнулась она. – Что это с тобой, с бодуна ломает?

– Заходи, раз пришла, – теперь он усмехнулся, дернув углом рта.

Держа его в поле зрения, она вошла в комнату. Ничего нового, обычный бардак, как всегда у Лешика. Кровать не убрана, телевизор включен, остатки еды на столе и скомканная одежда на полу. Странным было, что он не стал орать и набрасываться на нее с кулаками.

– Что это ты подхватился спозаранку? – спросила она как могла спокойно. – Не выспался небось?

– Поспишь с вами, – вздохнул Лешик, – ты Генке голову-то сильно пробила, в больницу его возил зашивать и рентген делать.

– Да ну? – фальшиво удивилась она. – Да ничего, у него башка чугунная, заживет все…

Мимоходом она взглянула на часы и удивилась, что прошло всего восемь часов с того времени, как она ночью села в серый «Опель», будь он неладен. Будь они все прокляты с их наркотиками и убийствами! Ей нужно убегать отсюда скорее, спасать свою жизнь, она ничего не знает и не хочет знать!

– Алексей! – сказала она твердо. – Извини, конечно, за Гепгу, я не хотела так сильно бить. Но и ты тоже хорош – с чего это тебе вздумалось предлагать ему меня, как будто я последняя шлюха? Вроде бы повода не давала…

– Ну… – Лешка отвел глаза. – Наверно, я пьяный был…

– Не об этом сейчас речь! – прервала она. – У меня большие неприятности! Нужно быстро уехать, и как можно дальше, только денег нету! Дашь?

– Ну… – снова глазки его забегали. – А что случилось-то?

– Тебе лучше ничего не знать. И вообще ты меня сегодня не видел. Как подрались вчера в деревне, так с тех пор ты понятия не имеешь, где меня искать, ясно?

Он так легко согласился дать денег, что в душе змеей шевельнулось нехорошее подозрение – напарить хочет! Никогда раньше такого не бывало, по копейке выпрашивать приходилось, тампоны, стыдно признаться, иной раз не на что было купить! Подсунет фальшивые доллары или еще какую-нибудь пакость учинит. Лешка же, будто бы почувствовав ее подозрения, забегал по квартире, натыкаясь на разбросанные вещи, суетливо размахивая руками.

– Ты погоди, – бормотал он, – ты посиди, отдохни. Вид у тебя не очень-то, бледная какая-то. Сейчас поесть сгоношу, хочешь яишенку?

– Лучше кофе, – она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Есть, конечно, не хотелось, но чашка крепкого кофе не помешает. И помыться бы… Об этом она мечтала с самой ночи – постоять под горячими струями, смыть усталость и ужас прошедшей ночи, однако дома ванная была занята… занята мертвой Риткой…

Мимоходом она отметила, что думает о Ритке почти спокойно, и не удивилась. Потом, горевать она будет потом, не время теперь для слез, не время, сейчас нужно убираться отсюда.

Лера насухо растерлась жестким полотенцем, просушила волосы, оделась и вышла на кухню. Лешик крутился там, гремел посудой, при ее появлении он оживился, потер руки и угодливо подставил стул:

– Ну давай, кофейку дернем! Сразу полегчает! А то, хочешь, коньяку немножко? Буквально пятьдесят грамм!

– Не пью по утрам, – огрызнулась Лера, придвигая к себе большую синюю кружку с дымящимся напитком. Кофе был горячий, крепкий и сладкий, и в голове сразу прояснилось. И снова, как уже несколько раз за прошедшую страшную ночь, под ложечкой запульсировало ощущение надвигающейся опасности.

С чего она так доверилась Лешке? Потому что больше некому было довериться? Но и он – тот еще подарок! Если вспомнить, с чего все началось… И сейчас, – слишком уж он заискивает, слишком лебезит, слишком сладко улыбается. От этой улыбки так и разит предательством. Никогда за все время их знакомства он не был так заботлив, так внимателен. Конечно, может быть, он пытается загладить свой сволочной поступок на даче, но ей казалось, что за его поведением таится нечто большее.

Что он делал, пока она была в душе?

И вдруг в прихожей едва слышно скрипнула дверь.

Это был ответ на все ее подозрения. Проклятье, ну почему она так плохо доверяет своей интуиции?

– Сволочь! Трусливый подонок! – Лера вскочила, швырнула в лицо Лешке кружку с недопитым кофе. Его гнусная физиономия смялась, перекосилась от боли и от обиды, он приоткрыл влажный безвольный рот, и она вообразила, что сейчас он расплачется, как капризный ребенок. Но вместо этого Лешик истошно заорал:

– Здесь, здесь она, на кухне!

Лера не успела даже как следует испугаться. На пороге кухни возникли двое мужчин – один коренастый, с мрачным, заросшим щетиной смуглым лицом, в коричневой кожаной куртке поверх черной рубашки, стоял чуть впереди, второй, долговязый, с кривым порочным лицом прирожденного убийцы, выглядывал из-за его плеча.

– Ку-ку, красотка! – дурашливым, высоким голосом пропел долговязый. – Вот мы и приехали! Ты рада?

– Кончай трепаться! – коротко, недовольно бросил ему напарник и сделал шаг вперед, исподлобья оглядев присутствующих.

– Скучный ты, Мурат! – скривился долговязый. – А жить надо весело! Жить надо с удовольствием!

– Здрассте, – дрожащим голосом проговорил Лешик, чуть отступая назад. – Вот, значит, она…

– Вижу, – Мурат распахнул куртку, вытащил из-за ремня тяжелый хромированный пистолет и навел его на Леру.

– Не здесь, пацаны, не здесь! – заныл Лешик. – Вы же обещали… соседи услышат, и кровь…

– Ну ты и сволочь! – Лера брезгливо покосилась на бывшего любовника и снова перевела взгляд на мрачного человека с пистолетом.

Ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим, с другой женщиной, по странной случайности удивительно похожей на нее. Как будто она сидит дома, с ногами удобно устроившись на диване, и смотрит фильм, где молодая красивая красотка с белыми волосами вечно вляпывается в какую-нибудь леденящую кровь историю, и скоро придет Ритка, и они начнут пить чай…

– Соседи не услышат, – спокойно проговорил Мурат, достал из кармана и прикрутил к стволу пистолета металлический цилиндр глушителя. – А кровь… кровь – она и есть кровь!

Он снова навел пистолет на Леру, щелкнул предохранителем и вдруг слегка повел стволом влево. Раздался негромкий хлопок, как будто Мурат ловко открыл бутылку шампанского. Лера ждала боли, тьмы, беспамятства – но ничего не произошло, она все еще была жива. В какой-то момент ей всерьез показалось, что все происходит действительно не с ней, что она смотрит дурацкий фильм, героиня которого пугающе похожа на нее… Но тут она скосила глаза и увидела, как Лешик сползает на пол, привалившись к белоснежному боку холодильника. Лицо у него все еще хранило выражение детской обиды, обиды и недоумения, а на груди по футболке расплывалось красное пятно.

– За… что… – пробормотал он, ловя воздух перекошенным безвольным ртом.

– Сам знаешь, за что, – спокойно ответил Мурат. – Предателей никто не любит… и свидетели нам тоже не нужны.

Он еще раз нажал на спусковой крючок, и между глаз у Лешика возникло маленькое черное отверстие. С тяжелым, глухим звуком тело рухнуло на пол.

– Поехали, – Мурат нетерпеливо повернулся к напарнику. – Берем ее и возвращаемся.

– Погоди, – долговязый шагнул к Лере и плотоядно облизнулся. – Давай ее сперва оприходуем. Классная телка! После того как с ней поговорит Аббас, она уже ни на что не будет годна! Зачем же пропадать такому товару! Люблю беленьких!

– Уймись! – Мурат недовольно поморщился. – Нам велели ее привезти, так? Вот мы ее и привезем! Тебе что – шлюх не хватает? Не надо путать работу с развлечением!

– Ты как хочешь, – глаза долговязого нехорошо блеснули, и он выхватил из-под куртки револьвер, – ты можешь хоть удавиться, а я ее оприходую!

Жить надо весело! Или мы с тобой из-за этой телки друг друга поубиваем?

– Нет, – хмуро бросил Мурат и отступил в сторону. – Делай что хочешь, только быстро. Нас ждут.

Лере казалось, что она уже умерла. Ее нет, если эти двое вот так спокойно говорят о ней, как о неодушевленном предмете. Или как о мертвой. В сущности, она действительно уже мертва, вопрос только в том, как долго продлится агония и насколько мучительной она будет. Лучше бы уж все закончилось быстрее!

Долговязый ткнул ее в бок пистолетом, схватил за плечо, поволок в коридор, потом в спальню, швырнул на кровать.

Скорее бы все кончилось! Скорее бы этот подонок получил свое и дал ей хоть минуту покоя!

Но он не спешил. С гнусной ухмылкой стащил с нее джинсы, разорвал блузку, навис над ней, обдав отвратительной смесью запахов – перегара, чеснока, немытого тела…

– Сейчас, красотка, сейчас, ты меня надолго запомнишь! – прорычал он, срывая лифчик и стискивая грудь. – Хотя… долго не получится, долго ты не проживешь!

Она попыталась отключиться, чтобы ничего не чувствовать, уйти в небытие, затаиться там, переждать, но подлое сознание не хотело слушаться, наоборот, все чувства удивительно обострились. Она слышала хриплое, возбужденное дыхание насильника, чувствовала его тошнотворный запах, краем глаза видела смятые простыни, тумбочку возле кровати, сложенную вдвое газету, ножницы…

Ножницы?

Она выбросила в сторону руку, осторожно скосила глаза на долговязого подонка. Он ничего не видел, ничего не сознавал, его мутные глаза заволокла тусклая пленка похоти.

Она нащупала пальцами отделанную перламутром рукоятку, подтянула ее к себе… ножницы скользнули к краю тумбочки и едва не упали на пол. В последний момент она поймала их и сжала в ладони. Выдохнула и резко ударила туда, откуда исходило похотливое хрипение и мерзкий запах, вложив всю свою ненависть, все отвращение в этот удар. Ножницы вонзились во что-то мягкое, и она продолжала давить на них, пока не услышала отвратительный хруст. В ту же секунду ее обдало густой горячей кровью, и она почувствовала тот же сладковатый приторный запах, которым была полна квартира когда она нашла Риту.

Насильник дернулся и откатился в сторону. Из его горла торчали ножницы, и кровь била короткими сильными толчками. И с гадливым любопытством она заметила, что в эту самую секунду подонок кончил, так что в его угасающих глазах боль и удивление смешались с животным наслаждением.

Еще не успев перевести дыхание, она вскочила, оттолкнув его, кое-как натянула на ходу джинсы, торопливо нашарила на полу одежду, принялась натягивать ее, но тут же спохватилась, что есть дело более срочное, перескочила через кровать к стулу, на который насильник повесил свою куртку, трясущимися руками обшарила ее.

– Ты скоро? – раздался за дверью недовольный голос Мурата. – Давай быстрее, нас ждут!

Руки не слушались ее, она задыхалась, косилась на дверь, из-за которой в любую секунду мог показаться второй убийца. Наконец она нащупала револьвер, подняла его, судорожно вспоминая, как Лешик, рисуясь перед ней, снимал такое же оружие с предохранителя…

За дверью послышались мягкие осторожные шаги.

– Ты скоро? – повторил Мурат, и в голосе его прозвучала настороженность.

Она наконец справилась с предохранителем, раздался сухой щелчок, и, с трудом удерживая тяжелый револьвер двумя руками, она направила его на дверь.

Дверь негромко скрипнула и приоткрылась. За ней показалась небритая щека Мурата, и в это мгновение палец Леры дрогнул на спусковом крючке. Выстрел показался ей оглушительным, револьвер рванулся, так что она едва не выронила его, но человек за дверью удивленно ахнул и повалился вперед, как подрубленное дерево. Она еще раз нажала на спуск, почти не целясь, и на этот раз попала в стоявшую на шкафу хрустальную вазу. С жалобным звоном ваза разлетелась на мелкие куски. Лера выстрелила еще несколько раз, но все пули, кроме первой, летели мимо – в стенку шкафа, в проигрыватель, в розовый торшер с цветочками по ободку.

Однако первого, случайного выстрела оказалось достаточно.

Мурат лежал вниз лицом, не подавая признаков жизни.

Комната была полна пороховым дымом.

На лестничной площадке хлопнула дверь, послышались чьи-то шаги, вниз по ступенькам, потом все снова стихло.

Только тут ее заколотило.

До нее дошло, как близко к ней была смерть. Собственно, смерть уже пришла за ней, но в последний момент передумала или обозналась, и забрала вместо нее этих двоих. Впрочем, они всегда ходили по лезвию бритвы, для них рисковать своей жизнью было так же естественно, как дышать, пить или есть. Это была их профессия, точнее – образ жизни. Такой у них был обмен веществ. Наверное, не рискуя своей шкурой, эти двое не чувствовали бы радости жизни.

Вот и дорисковались. Сегодня им явно не повезло, карты легли не в их пользу. Зато ей, Лере, удивительно повезло. Она выиграла самую большую ставку – жизнь.

Впрочем, игра еще далеко не закончена, судьба еще запросто может отыграться. Может заново запустить колесо рулетки. Дверь может снова открыться, пропустив еще двоих убийц. Или троих. Хотя ей хватит и одного. Не может ведь везти бесконечно.

Внезапно она увидела себя со стороны – полуголая, измученная, перемазанная чужой кровью, с дымящимся револьвером в руках… уязвимая, беспомощная, жалкая. Единственное, на что она была способна, единственное, что ей оставалось, – бежать, бежать как можно скорее и как можно дальше. Бежать и затаиться где-нибудь в тихом, безопасном месте. Если для нее еще осталось безопасное место.

Но для того чтобы убежать, убежать достаточно далеко, нужны деньги.

Она в одних джинсах заметалась по квартире, попыталась найти их, но не нашла – то ли их у Лешки и не было, то ли он их хорошо спрятал, зная, среди каких людей живет, то ли она после всего случившегося просто плохо соображала.

Тогда она бросила эти попытки, торопливо умылась, косясь на входную дверь и каждую секунду ожидая, что она снова скрипнет, впуская в квартиру смерть. Ей мучительно хотелось снова принять душ, смыть с себя этот мерзкий липкий запах насильника со своего тела, но она побоялась потратить на это драгоценное время, поспешно оделась, схватила сумку, покидав в нее свои жалкие пожитки, и бросилась прочь из этой ужасной квартиры. По дороге она наткнулась на Лешку – мертвый, он показался ей не таким омерзительным, как прежде, при жизни, и в сердце даже шевельнулось что-то вроде жалости. Все же какое-то время он был ее любовником, жадным, изворотливым, недалеким, но он был ее мужчиной. Но она усилием воли напомнила себе, что именно он втянул ее в этот бесконечный кошмар, из которого пока не видно выхода, и что не прошло часа с тех пор, как он снова предал ее, и перешагнула через него, как через груду грязного белья.

Выскочив на лестничную площадку, она замерла и прислушалась – по лестнице кто-то поднимался. Она хотела уже взбежать на верхний этаж и пересидеть там или попытаться уйти через чердак, но в это время снизу донесся глухой старческий голос:

– Одно меня беспокоит, Коля. Ты всегда покупаешь двадцатипроцентную сметану, а это вредно для твоих сосудов. Нужно покупать пятнадцатипроцентную.

Она перевела дыхание и медленно двинулась вниз, стараясь выглядеть и вести себя, как нормальный человек. Ниже этажом она разминулась с парой стариков, возвращавшихся из магазина. Как всякие долго прожившие вместе люди, они были удивительно похожи, и на мгновение где-то в глубине души она им позавидовала. Старики проводили ее удивленным и испуганным взглядом.

Она пришла в себя на Московском вокзале, очевидно, ноги сами принесли ее в то место, откуда ходят поезда домой, в родной город Владимир. Она сидела, скорчившись на полу возле памятника Петру Первому, рядом располагалась группа подростков с сумками и рюкзаками. Учительница истошно кричала, выговаривая какому-то Витю-кову ее голос проникал через капюшон прямо в мозг. Лера пошевелилась и застонала, потому что от неудобной позы затекло все тело. Ближайший мальчишка стрельнул в нее глазами и на всякий случай отодвинул свою сумку. По аналогии она хватилась своих вещей.

Сумки не было. Не было кошелька и даже перчаток. Она не удивилась бы, если бы не было и паспорта, но он лежал нетронутым в заднем кармане джинсов. Счастье, что она вложила стодолларовую купюру в паспорт!

Объявили посадку, и школьники двинулись на перрон, галдя и смеясь. Учительница орала так же истошно, делая перекличку.

– Ломает? – послышался рядом вкрадчивый голос.

Она открыла глаза и увидела, что рядом стоит гнусный тип в грязной куртке с длинными сальными волосами.

– Отвали! – прохрипела она и отвернулась.

– Если денег нету, могу так помочь, – не отставал тип.

– С чего такой добрый? – без любопытства спросила она.

– А ты не знаешь? – он вроде удивился. – Такса известная, трахнемся – вот тебе и доза!

– Трахнемся? – повторила она. – За дозу? Ну-ну… Обойдусь пока…

В карманах Риткиной куртки нашлась мелочь – ровно десять рублей, так что тетка в общественном туалете хоть и скорчила морду, но все же пустила. Лера умылась горячей водой с мылом, снова туго сколола волосы, потом тут же, на вокзале, обменяла свои сто долларов на рубли. Поела пиццы в привокзальном бистро, выпила две чашки черного кофе и закурила наконец нормальную сигарету.

– За дозу, – повторила она вслух, глядя, как дым от сигареты уплывает вверх, – за дозу…

Какой-то молодой человек за соседним столиком заинтересованно на нее взглянул и тут же отвел глаза.

Еще через две сигареты решение было принято. Твердое решение, приговор окончательный и обжалованию не подлежал. Раз они с ней так, то и у нее развязаны руки. Только за то, что она оказалась вчера ночью в неподходящем месте, судьба лишила ее всего – работы, квартиры, ближайшей подруги. Она едва не лишилась жизни и превратилась в жалкое, гонимое, всеми презираемое существо. Гнусный тип, отброс общества, подвалил к ней с предложением, даже тетка в платном туалете посмотрела волком и прошипела сквозь зубы что-то ругательное.

«Ну это мы еще посмотрим! – сказала она себе. – Мы еще поглядим, кто будет веселиться на чьей могиле! Пока что счет два – один! Двое черных против Ритки».

Она нащупала в кармане фарфоровую китайскую собачку, все, что осталось у нее от подруги, и дала себе слово отомстить за Ритку. Она обязательно отомстит неизвестному Аббасу Око за око, зуб за зуб. Жизнь за жизнь…

Тот перекресток на Киевском шоссе, где подсадил ее на рассвете старенький львовский автобус, она нашла быстро. Такая была у нее способность – раз увидит место, никогда его не забудет. И ориентировалась в незнакомых местах она всегда отлично, могла найти дорогу хоть ночью в полной темноте.

Сейчас был тусклый осенний день. Без дождя, но на небе собирались подозрительные серые тучи, похоже, бабьему лету пришел конец.

Она пошла, широко и свободно шагая по грунтовке, ее обогнал сначала разболтанный грузовик, потом – пустой похоронный автобус.

«Не к добру», – подумала она, но тут же отогнала глупую мысль – какое уж тут добро. Теперь в ее жизни мало будет хорошего, нужно привыкать.

По проселку так мало ездили, что она нашла следы своих каблуков на дороге. Было тихо, но ее не обманывала эта тишина, она знала, что за каждым кустом могла притаиться опасность.

Вот сейчас покажется сарай, где вчера ночью она оставила машину. Она перепрыгнула неширокую канаву и стала красться, прячась в высокой траве. Если люди Аббаса нашли машину, им тут больше нечего делать, а ее они ищут, чтобы уничтожить нежелательного свидетеля. Если же машину нашел случайный человек, то тут вполне может ошиваться милиция. Хотя это вряд ли. Скорей разденут машину, разберут по винтику и убегут. Кому охота с милицией разбираться? Затаскают потом…

Вот и знакомые клены, легкий ветерок нехотя перебирал листья на деревьях. Ворота сарая были закрыты, никаких подозрительных следов вокруг. Она решилась и, пригнувшись, перебежала поляну.

«Опель» был в сарае, никуда не делся. Она увидела следы засохшей крови на сиденье, свой длинный светлый волос. От воспоминаний и запаха накатила тошнота, так что она поскорее вытащила чемоданчик с героином, мимоходом заглянув в бумагу, что лежала сверху. Это был чертеж, нарисованный карандашом неверной рукой – в одном месте карандаш сломался, в другом пришлось обводить линии несколько раз. Волнистая линия, наверное, дорога, какие-то кружки – камни, что ли, потом домик не домик, отчего-то с пушкой. Надписи и вовсе не разобрать. Она удивилась, что тратит время на ерунду. Но вспомнила, как водитель «Опеля» настоятельно просил, чтобы она взяла бумагу себе. Лист был плотный, желтоватый, на обратной стороне какой-то разлинованный бланк и лиловый штамп «Оредежская областная больница». Еще лист был явно разорван пополам, прямо по чертежу. Она пожала плечами, осторожно, по прежним сгибам, сложила и спрятала бумагу в карман.

В бардачке она нашла документы на машину, владельцем значился Затворов Виктор Михайлович, вот, значит, как его звали. В багажнике лежали брезентовая сумка с инструментами и запасная канистра с бензином, вот и славно. Она выбросила инструменты и запихнула в сумку чемоданчик, чтобы не бросался в глаза, затем аккуратно, чтобы не запачкаться, облила бензином салон и полила сверху.

Черная глядь пруда покрылась рябью – пошел тягучий осенний дождик. Она постояла немного, глядя на быстрые пузыри, думая о том, кто лежит сейчас на дне пруда. Это он втянул ее в этот кошмар. Но с другой стороны, он ее спас, когда выкинул из машины там, на шоссе. В общем, уже абсолютно неважно, кто кого и куда втянул, пытаясь быть справедливой, рассудила она, тем более что он – там, в холодной воде, а она – здесь, на земле, и еще живая. Он указал это место, только просил помочь какой-то Аньке. Анна Сенько, Тополевая, десять, квартира шесть. Она точно запомнила адрес, но этим займется позже.

Докурив сигарету и в последний раз оглянувшись по сторонам, она бросила ее в темную глубину сарая. Взрыв настиг ее уже на проселочной дороге.

Рейсовый автобус был заполнен немолодыми садоводами с тяжелыми сумками, ото всех пахло землей и усталостью, на нее никто не обратил внимания.

Домой, думала она, трясясь на задней площадке разбитой колымаги, теперь домой. Там она разберется со всем. И хоть никто ее дома не ждет, но она выросла в этом городе, знает каждый закоулок. Конечно, люди Аббаса наверняка узнали у Ритки, что она родом из Владимира. Но пускай попробуют ее там поймать, там она – на своей территории. Пускай только сунутся, и мы посмотрим, кто будет смеяться последним!

На вокзале она направилась было к кассе, но вовремя остановилась. Если ее ищут – а ее наверняка ищут, как только ее паспорт попадет в руки кассирши, можно считать, что поиски завершены. Паспортные данные попадут в компьютерную базу, а дальше уже – дело техники. Если ее не перехватят на вокзале перед поездом, то будут встречать во Владимире.

Значит, касса отпадает.

Но это не страшно.

Проводница, невыспавшаяся тетка с огненно-рыжими волосами, поверила в ее жалостливую историю про украденный паспорт (или сделала вид, что поверила) и за тысячу рублей пустила на верхнюю полку жарко натопленного плацкартного вагона. Только вытянувшись на этой полке и подложив под голову заветный чемодан, Лера поняла, как она устала.

Однако сон не шел. Было жарко, голову сдавило, как обручем, из-за недостатка свежего воздуха. Здесь, в относительно спокойном месте, можно было подумать, что, собственно, с ней случилось. А случилось с ней столько всего, что не то что одному человеку, а и троим хватит для того, чтобы умом рехнуться. Еще вчера она была нормальным человеком, только сутки понадобились, чтобы превратить ее в преступницу. Начать с того, что она скрыла труп Затвора и сожгла машину, то есть уничтожила доказательства преступления. А потом убила тех двоих в квартире у Лешки. Лера прислушалась к себе и поняла, что ни капельки об этом не жалеет. Она боролась за себя, и она ни в чем не виновата. Если уж судьбе угодно было отобрать у нее нормальную жизнь и втянуть в этот кошмар, то она будет бороться до конца.

Нормальная жизнь… Она усмехнулась в темноте. Да была ли у нее когда-нибудь нормальная жизнь? Свой дом, друзья, любимый человек, наконец…

Можно ли считать домом ту жалкую запущенную квартирку, которую они с Риткой снимали на двоих, где из кранов вечно капала вода, а ручку духовки можно было повернуть только пассатижами? Еще регулярно лопались то труба, то сифон, и сосед снизу приходил скандалить, а выжига-хозяйка, толстущая базарная тетка, норовила повесить ущерб на них, да еще грозилась согнать с квартиры! Лера представила себе лицо мерзкой бабы, когда она найдет квартиру с трупом впридачу, еще и от ментов не отвяжется!

Жалко Ритку, хоть они и ругались иногда, все же ближе нее у Леры никого не было. Насчет любимого человека – это, конечно, не про Лешку, от него, в общем, она никогда ничего особенного не ожидала. Однако один раз она все же сумела наступить на эти грабли.

Снова она усмехнулась – время ли сейчас копаться в собственной жизни? Но воспоминания лезли сами собой, непрошенные, она никак не могла от них отвязаться.

Она приехала в Петербург, а не в Москву, потому что у мамы тут жила старая подруга. Лера тогда еще удивилась, потому что мама никогда про нее не рассказывала. Однако когда Лера твердо настроилась уезжать из родного города, мама, порывшись в старых письмах, нашла адрес и написала подруге письмо. Конверт был заклеен, и мама взяла с Леры честное слово, что она не станет его вскрывать. Лера тогда только плечами пожала – мысли ее были уже далеко, в большом городе, где всегда чистые светлые улицы, по которым ездят на дорогих машинах хорошо одетые люди с умными значительными лицами. Она хотела уехать сразу после школы, но мама все тянула и упрашивала еще немного подождать. Год Лера прокантовалась на оптовой торговой базе в непонятной должности. Денег платили мало, работа была тупая и однообразная. И вот наконец наступил тот день, когда она села в поезд, с нетерпением ожидая, когда же скроется за окнами холм с Успенским собором, потянутся приземистые складские помещения и поезд, набирая ход, повезет ее в новую жизнь.

Мамину подругу звали Татьяна Ивановна, она оказалась немолодой, но очень ухоженной женщиной. Лера притащилась к ней прямо с вокзала, с запыленным чемоданом и слегка оробела уже в подъезде, увидев цветы на подоконниках и лифт с зеркалом. Потом она поняла, что при виде ее рослой фигуры и длинных белых волос на консьержку, очевидно, нашло небольшое умственное затмение, раз пропустила ее в квартиру.

На звонок открыла простоволосая тетка в ситцевом халате и с шваброй в руках.

– Зина, я же просила вас не открывать никому, не спрашивая… – с этими словами в прихожую вышла хозяйка.

Увидев Леру, она застыла на пороге, только округлившимися от удивления глазами осматривала ее всю. От хозяйки пахло какими-то сложными духами, волосы была тщательно уложены. Лера невольно поежилась – стало стыдно потертого чемодана и своей неновой одежды. Она протянула мамино письмо. Все так же молча Татьяна Ивановна прочла его прямо тут, в прихожей, подумала немного и велела Лере обождать.

Зина принесла в прихожую простую табуретку и, недовольно ворча, обтерла тряпкой чемодан. Слышно было, как хозяйка в глубине квартиры говорит по телефону. Лера не стала садиться и уже подумывала о том, чтобы уйти, раз ей оказали такой нелюбезный прием, но тут появилась Татьяна Ивановна, одетая по-уличному, и кивком велела следовать за собой.

У подъезда дожидалось такси, они долго ехали по незнакомым улицам, один раз остановились возле какого-то дома, и Лерина спутница вышла ненадолго. Вернулась она, на ходу убирая в сумочку ключ. Всю дорогу они молчали, Татьяна Ивановна ни разу не спросила Леру о маме, а также о ее планах на будущее. Лера вертела головой, пытаясь рассмотреть город, но очень скоро машина повернула на улицу, вдоль которой стояли обычные серые пятиэтажки. Такого и во Владимире было предостаточно, смотреть не хотелось.

На третьем этаже Татьяна Ивановна открыла дверь небольшой однокомнатной квартиры и сказала, что это все, что она может для Леры сделать. Квартира оплачена за три месяца вперед, за это время Лера устроит свои дела. И поглядела сухо, давая понять, чтобы на большее Лера не рассчитывала. И еще что-то промелькнуло в ее взгляде, похожее на страх, так что Лера остро пожалела о том, что послушалась маму и не прочитала письмо.

Но вскоре она выбросила из головы и письмо, и саму Татьяну Ивановну. Нужно было искать работу и устраивать свою жизнь. Разумеется, прежде всего она сунулась в модельные агентства. Тут и сомнений быть не могло: при ее внешних данных – рост сто восемьдесят, ноги, что называется от плеч – там ей самое место. Она ожидала, что не все пойдет гладко, потому что жизнь уже кое-чему ее научила. Никто никому ничего не дает даром, это она знала твердо. Но надеялась, что ей повезет хоть немножко.

В первом агентстве ее не пустили дальше порога – сейчас нам никто не нужен, сказали ей. В следующем девица за стойкой окинула высокомерным скучающим взглядом и велела позвонить не раньше чем через месяц. Еще в одном дама с сигаретой за ухом, бросив на Леру неприязненный взгляд, крикнула, чтобы не являлась, не похудев минимум на десять килограммов. Лера обиделась и пала духом, но все же решилась идти еще в одно место.

Она уже знала, что для начала ей нужен альбом с фотографиями, называемый портфолио. Загвоздка была в том, что хорошие фотографы брали дорого, у нее не было таких денег. Оставалась призрачная надежда, что какой-нибудь специалист сумеет разглядеть в ней что-то, что его заинтересует.

Все получилось, как в кино: на пороге она столкнулась с Ним. Но сердце не екнуло и не ухнуло вниз, душа не затрепетала, он торопился, она прикидывала про себя, что сказать в приемной.

История повторилась: узнав, что нет фотографий, девица в приемной резко поскучнела и раскрыла рот для решительного отказа. И тут выскочил в приемную какой-то тип с неровными желтыми зубами, представился Валерой и сказал, что готов помочь тезке, невзирая даже на такой серьезный недостаток, как отсутствие капусты, у него студия за углом. Лера колебалась, потому что на Валере было просто написано, что плату он потребует натурой.

Вдруг что-то случилось, время смешалось с пространством, остановилось и пошло вспять, потому что дверь отворилась и снова вошел Он. Оказалось, Он просто забыл мобильный телефон, оттого и вернулся. Но успел увидеть Леру под другим ракурсом и остановился, как громом пораженный. Мигом выяснил суть проблемы и сказал: «Из вас, разумеется, может что-то получиться, только нужно много работать!» Она была согласна на все.

Он покорил ее тем, что для этого человека, казалось, не существует нерешенных проблем. Машины расступались перед ним, давая его «Мерседесу» зеленую улицу, гаишники заискивающе улыбались, официанты летели к нему через весь зал, продавщицы в дорогих бутиках бросались навстречу, едва завидев его на пороге.

Конечно, первый же совместно проведенный день закончился в постели. То есть, собственно, вовсе не в постели, а в огромной ванне-джакузи, в бурлящей ароматной воде, пахнущей южным морем и горной лавандой.

Прежние Лерины дружки были торопливы, эгоистичны и неумелы, от них пахло потом и наглой юношеской самоуверенностью. Они спешили получить свое, и ощущения партнерши стояли при этом на двадцатом месте, то есть они этими ощущениями нисколько не интересовались.

Олег – а именно так звали Его – был их полной противоположностью. Он совершенно не спешил, как будто в его распоряжении была целая жизнь. Наоборот, он делал все удивительно медленно, с какой-то волнующей, головокружительной неторопливостью. И он чувствовал каждое Лерино желание до того, как она сама успевала его осознать. Он был внимателен, ласков и неутомим.

Когда ей казалось, что все уже закончилось и она просто не в состоянии перенести еще что-то подобное – Олег находил в ней еще какую-то нетронутую струну и извлекал из нее что-то новое, что-то совершенно неизведанное. Она превратилась в его опытных руках в послушный и отзывчивый музыкальный инструмент, и это невероятно нравилось ей. Ей хотелось быть его инструментом, его вещью, его собственностью. Это было какое-то нескончаемое безумие. Казалось, он знает ее тело и ее душу гораздо лучше, чем она сама. Да, наверное, так оно и было.

После всего она лежала в теплой воде совершенно без сил, и по ее щекам безостановочно текли счастливые слезы, слезы с запахом моря и лаванды.

Лере казалось, что для нее наступила новая, прекрасная, настоящая жизнь, что все, что было прежде, – это только репетиция жизни, подготовка к ней, а вот теперь начнется все самое главное, самое замечательное. И она была совершенно уверена, что достойна этой жизни, что она заслужила ее годами своей нищей провинциальной юности… а какой человек не считает, что заслужил случайно выпавшую ему удачу?

Олег водил ее по дорогим магазинам, сам выбирал для нее вещи. Видно было, как ему нравится одевать ее – почти так же, как раздевать. Они обедали в хороших ресторанах, Лера быстро привыкла к изысканной кухне и дорогим французским винам.

Человек привыкает ко всему, а к хорошему – особенно быстро. Привыкает и принимает это как должное. Только через неделю Лера вспомнила, что он обещал помочь ей устроиться в модельное агентство. В общем, теперь это не слишком интересовало ее, ей казалось, что жизнь всегда будет такой, и не хотелось думать о работе, даже самой интересной и привлекательной. Однако она напомнила ему, и Олег в тот же день познакомил ее с хозяйкой крупного агентства Нелли Петровной. Нелли внимательно осмотрела Леру и велела прийти в следующий вторник, чтобы провести фотосессию.

Однако в пятницу они с Олегом улетели на Канары, и там все было еще прекраснее. Они любили друг друга днем на шелковых простынях дорогого номера, ночью в соленой пене морского прибоя или на освещенном лунным светом пляже. Шампанское пенилось в бокалах, устрицы томились на льду, ветер шумел над океаном, и жизнь казалась волшебной сказкой, безумством, которое будет продолжаться вечно.

Они были удивительно красивой парой, и все головы поворачивались им вслед, когда они шли к бассейну или к столику ресторана.

Неделя на Канарах пролетела, как одна минута.

По возвращении в Петербург Олег сказал, что должен на несколько дней уехать по делам.

Она мужественно улыбнулась и обещала не скучать.

Она действительно не скучала – она просто не находила себе места, лезла на стенку, сходила с ума. За короткое время она слишком привыкла к его сильным ласковым рукам, к его властному взгляду. Привыкла быть его вещью.

Прошло несколько дней, но он не появился.

Она звонила на его мобильный, но безразличный механический голос отвечал, что абонент временно неактивен.

Чтобы как-то убить время, чем-то занять себя, она отправилась в модельное агентство. Но Нелли Петровна взглянула на нее с высокомерным удивлением, не сразу узнала, а когда узнала, проговорила, поджав и без того узкие губы:

– Я же велела вам прийти в прошлый вторник. Что же вы, девушка, думаете, такими предложениями бросаются? Больше вакансий у меня нет!

А на следующий день, от безделья слоняясь по центру города, она случайно увидела, как Олег вышел из дорогого бутика с какой-то кривоногой шатенкой. Та висела на нем, радостно щебеча, и высокомерно поглядывала по сторонам.

Только теперь пелена спала с ее глаз, и Лера поняла, как мало значила она в жизни Олега и сколько таких глупых девушек было у него до нее и будет после.

Она ничем не показала того, что происходило внутри.

В этом помогла ее холодная, сдержанная натура. Недаром ее звали в юности, в другой жизни, Снежной Королевой. Она пошла прочь по улице, высоко вскинув голову и машинально отмечая, сколько мужских голов поворачивается вслед.

Она постаралась остаться на плаву. Даже сделала еще несколько попыток пристроиться в модельный бизнес. Прекратила она эти попытки после того, как в одном из агентств на нее внимательно посмотрел лысый потный толстяк в костюме от «Армани» – общение с Олегом не прошло для нее зря – и проговорил с нескрываемым интересом:

– Из вас, разумеется, может что-то получиться, только нужно много работать!

Жизнь словно сделала круг, только на этот раз все повторялось в виде гнусной пародии. Лере стало противно до тошноты, она мгновенно представила, как сложится жизнь дальше. Лысые толстяки будут меняться в ее постели, словно разноцветные слайды в калейдоскопе, может, и удастся пристроиться в какое-нибудь третьесортное агентство, но без спонсора все равно она не сможет получить приличный контракт. А потом она просто пойдет по рукам, опускаясь все ниже и ниже…

Лера поглядела на толстяка сверху вниз и сказала, глядя в упор ледяными глазами:

– А пошел ты!..

Повернулась, взмахнув волосами, пересекла приемную в два широких шага и под остолбенелое молчание присутствующих захлопнула за собой дверь в модельный бизнес.

В газете, где предлагали работу, Лера не нашла для себя ничего подходящего, ведь она ничего не умела делать. То есть умела-то она многое – готовить, убирать, вскопать огород, побелить потолок, покрасить стены, сшить за один вечер юбку или летнее платьишко, но большому городу требовались бухгалтеры с опытом работы, водители класса «А», штукатуры, механики, программисты. Лера все же попыталась устроиться секретаршей или продавщицей. Либо предлагали очень мало денег, либо обещали позвонить позже. Она продала кое-какие тряпки, что купил ей Олег, продала без всякого сожаления, потому что выбросила этого человека из своих воспоминаний решительно и бесповоротно. Деньги все равно быстро кончились. И в довершение всего как-то вечером раздался звонок в дверь, и здоровенный бугай, которому тесно было в крошечной прихожей, грубо заявил, чтобы Лера немедленно съезжала с квартиры. В ответ на ее заверения, что у нее договор с хозяйкой и что все оплачено, бугай сказал, что он и есть хозяин, что оплатили ему квартиру за месяц, а сейчас уже второй на исходе и что если Лера сейчас немедленно не свалит, он выдворит ее силой.

Когда же она дрожащей рукой набрала номер Татьяны Ивановны, домработница ответила, что хозяйка в санатории и вернется нескоро, а насчет Леры ей никаких распоряжений не оставили.

Возле большого магазина, набиравшего сотрудниц, они познакомились с Риткой. Обе не прошли собеседование, но Ритка не унывала. Она уже полтора года жила в большом городе и знала, что удача – очень капризная особа. Они быстро подружились и сняли общую квартиру. Лера нашла работу в магазине, потом перешла в другой. Ритка устроилась барменшей в маленьком кафе недалеко от дома. И вот с таким трудом налаженная жизнь разлетелась позапрошлой ночью на мелкие кусочки, которые не собрать, не склеить…

На длинном перегоне поезд разогнался. Была глубокая ночь. Вагон спал. Лера впала в короткое тяжелое забытье, из которого ее внезапно выбросило, как летчика из падающего самолета.

В первый момент она не поняла, что ее разбудило. Вагон был полон обычных ночных звуков – сонного дыхания, скрипа рассохшихся полок, гудения неисправного трансформатора и постоянного, ровного перестука колес. Пассажир на боковой полке, толстый лысый мужик в желтой майке, громко всхрапнул и повернулся на бок.

Лера лежала, не шевелясь, и прислушивалась.

И вдруг она не услышала, но почувствовала легкое, едва ощутимое движение. Кто-то пытался вытащить чемоданчик из-под ее головы.

Она резко повернулась, выбросила руку в проход и схватила кого-то за руку. Рука была неожиданно тонкой и холодной. Свесившись с полки, увидела девчонку лет восемнадцати в приличной джинсовой куртке, которая молча, остервенело пыталась вырвать руку. Глаза воровки были полны ненависти и еще какого-то труднообъяснимого чувства. Самым странным во всей этой сцене было то, что она не издавала ни звука, только выкручивала руку. Вдруг она сунула вторую руку за пазуху и вытащила оттуда опасную бритву.

– Отпусти, сучка! – прошипела воровка, выбросив лезвие. – Отпусти, а то всю рожу располосую!

Лера, не раздумывая, разжала руку, но другой сделала заметное движение, словно доставала что-то из-под одеяла.

Воровка увидела это движение, скрипнула зубами и попятилась, не спуская с нее ненавидящего взгляда.

– Чтоб ты сдохла! – бросила она сквозь зубы.

– Ты же еще на меня катишь? – удивленно прошептала Лера. Ей отчего-то страшно было нарушать неустойчивую вагонную тишину. – Я что, сама тебе должна была чемодан отдать?

– А ты когда-нибудь ломку чувствовала? – отозвалась девчонка, медленно отступая по проходу.

Только теперь Лера разглядела ее сузившиеся в точку зрачки, бисеринки пота на висках, и поняла то странное выражение, которое удивило ее в глазах воровки.

Толстый мужик с боковой полки снова всхрапнул. Лера покосилась на него, а когда снова подняла взгляд – воровки уже и след простыл.

Лера думала, что больше не заснет, но усталость взяла свое, и она почти сразу провалилась в душный, тяжелый сон без сновидений, одной рукой продолжая сжимать ручку чемоданчика.

Проснулась она, когда было уже совсем светло.