Миллион причин умереть Романова Галина

Глава 1

Всю свою жизнь, все свои двадцать девять лет, исключая ползунковое и дошкольное детство, Толик Кулешов мечтал о великой и страстной любви. О той, во имя которой совершаются подвиги, и той, что вдохновляет поэтов и композиторов на создание бессмертных произведений.

Чувство это, по его мнению, должно захватить его полностью, поднять к заоблачным высотам, заставить сердце биться сильнее, а мысли работать четче. Оно должно все перевернуть в его жизни. Все, буквально! Унылому, серому и нищенскому существованию – нет! Да здравствует – ЛЮБОВЬ!!! Да здравствует – СЧАСТЬЕ!!! Да здравствует – ДОСТАТОК!!!

Каким образом материальные блага должны были переплестить с бескорыстным и нежным чувством, он еще не знал. Он просто-напросто пребывал в уверенности, что одного без другого не бывает, и терпеливо ждал.

Но…

Но мечты его все не осуществлялись. То избранница оказывалась слишком приземленной и уничтожала романтический настрой бедного Толика бессовестным желанием пожрать в какой-нибудь общепитовской столовке. То не получалось учащенного сердцебиения при прикосновении милых женских пальчиков, а хотелось-то страсти!.. То очередная пассия на поверку оказывалась бедна, как церковная мышь.

И Толику Кулешову приходилось скороговоркой изъясняться на не совсем понятном им языке об утраченных иллюзиях и отсутствии взаимности. И тихонечко отходить в тень, с тем чтобы потом вновь пуститься в долгий путь на поиски долгожданного счастья.

А годы между тем шли. Все школьные и студенческие друзья давно переженились, а некоторые и по нескольку раз. Многие из них заимели детей и вполне стабильное положение в обществе. Толику же, с его непомерным желанием встретить наконец свою одну-единственную и неповторимую, приходилось скрипеть зубами и довольствоваться тем, что преподносила ему несправедливая старуха жизнь…

Имея высшее педагогическое образование, он осел после окончания вуза на одном из предприятий города в должности младшего инженера-маркетолога, да так там и остался. Зарплата, выплачиваемая в рублевом эквиваленте, поначалу приятно радовала. Но с бурным ростом рыночных отношений в стране начала явно проигрывать по отношению к скачущему, как оглашенный, долларовому эквиваленту. Начальство кряхтело, чесало в затылке, но на все немые вопросы о повышении ЗП лишь сокрушенно качало головой. Многие из сотрудников покинули родные пенаты и переметнулись в коммерческие структуры, где было не слишком надежно, но выгодно. Толик же все никак не решался уйти с завода.

Авось государство российское опомнится и обратит свой взор на бедствующую и задыхающуюся отечественную промышленность, и тогда все переменится. И рейтинг трудящихся в ней вырастет неимоверно, и зарплата их соответственно.

Но пока это время еще не наступило, бедному Толику приходилось ежедневно, пять раз в неделю, бежать за переполненным уходящим автобусом. Втискиваться на заднюю площадку с риском для собственных ребер и пуговиц на пиджаке и рубашке. Получать с большими задержками тысячу сто рэ в месяц и мечтать, мечтать…

Взяв на вооружение мудрые слова батюшки Дюма о том, что вся человеческая мудрость заключается в двух словах – надеяться и ждать, он был где-то даже счастлив.

А что, собственно, на судьбу-то роптать? Некоторые вон по помойкам побираются. Угла своего не имеют. На вокзалах и в парках ночуют. Его же родители, купив себе малюсенький домик в пригороде, обосновались там окончательно, оставив единственному чаду большую однокомнатную квартиру в центре города. Для вящей убедительности отец даже настоял на том, чтобы они выписались с этой жилплощади. Вот, мол, сына, – она твоя, на все сто процентов твоя. Живи и властвуй. Мебели осталось тоже предостаточно. Немецкая стенка, купленная в свое время с большими переплатами и по огромному блату. Кухонный гарнитур – зелененький пластик в цветочек, холодильник, телевизор, кресла с диваном, журнальный столик.

И Толик был доволен. Поваживал временами на бывший родительский диванчик непритязательных подружек. Похаживал с ними в забытый всеми кинотеатр, сиживал в недорогом кафе-мороженом. И ждал…

Не переставая ждал ее появления. Его воображение по-разному рисовало эту встречу. То они сталкивались на бегу у автобусной остановки. То он нечаянно наступал ей на ногу в очереди в магазине. То выбивал из ее рук поднос с тарелками в заводской столовой…

О том, что дама его мечты скорее всего должна бы разъезжать на собственном автомобиле, отовариваться в супермаркете, где как таковых очередей практически не бывает, и питаться в ресторане, а не в их захудалой столовке, его воображение корректно умалчивало. Ведь если подходить с этой стороны, то у него совсем не оставалось шансов на знакомство.

Нет, они должны с ней столкнуться именно случайно и именно на его территории. А как она там окажется, это уже другой вопрос. Может, к подруге в их заводоуправление заскочит за забытым кошельком или сумочкой. Может, ключи от машины потеряет и ей придется воспользоваться общественным транспортом. А может… будет скрываться от богатого надоедливого любовника, устроившись к ним на предприятие простым клерком…

В общем, существовали сотни вариантов их встречи.

Толик Кулешов еще раз оглядел свое лицо в заляпанном зеркале в прихожей, попутно напоминая себе, что давно пора его, зеркало, а не лицо, почистить, и остался вполне доволен увиденным.

Достаточно высокий, гибкий. Пусть не очень широк в плечах, но пропорционального телосложения. Высокий лоб. Нос с горбинкой. Большие зеленоватые глаза с загнутыми вверх девичьими ресницами. Аккуратный рот и упрямый подбородок с ямочкой. Вьющиеся русые волосы, подстриженные по последней моде с челкой а-ля Есенин. Внешность пусть не особенно яркая, но вполне симпатичная. Женщинам, во всяком случае, он нравился.

Сегодня, например, Танька из производственного отдела просто выпадет в осадок. Толик надел новый джемпер с высоким горлом, выгодно оттеняющий его цвет лица.

Танька запала на него еще с прошлой весны. К тряпкам была неравнодушна вообще. А к его новым тряпкам – в частности. Поэтому, в предвкушении фурора, Толик пребывал в весьма радужном настроении.

И его в это утро не испортило ничто. Автобус подкатил к остановке, стоило лишь Толику подойти. Салон был полупустым. Кондукторша заболталась с какой-то теткой, и Кулешов так и продержал зажатой в кулаке невостребованную монету.

Охранник на вахте, поприветствовав его, ошарашил сногосшибательной новостью о намечающейся выплате задержанной сверх всяких сроков зарплаты аж за два месяца.

И под занавес, чтобы уж окончательно застолбить сегодняшний день для него как судьбоносный, начальник провозгласил о принятии в их отдел нового сотрудника.

Сердце бедного Толика сделало отчаянный скачок, замерло на пару мгновений и принялось трепыхаться с обреченностью пойманной птицы.

Он так и застыл со шнуром от компьютера в руках, пока Николай Николаевич прохаживался между их столами и гнусаво вещал о соблюдении всех правил и норм приличия при знакомстве.

– А к чему такие церемонии? – не сразу понял Сережа, ведущий инженер отдела сбыта, занимающий два стола у окна. – Что, мы в первый раз новеньких встречаем?

– Нет, конечно, но здесь несколько иная ситуация. – Николай Николаевич смешался. – Я хотя и придерживался в этом плане принципиальных позиций, но здесь просто ничего не мог поделать…

– А если конкретнее? – осторожно ввернул Кулешов, немного справившийся с волнением и включивший-таки компьютер.

– Дело в том, что новый сотрудник не имеет профильного образования, ему будет тяжело. И здесь я особенно на вас, ребята, рассчитываю. В том смысле, чтобы помочь и так далее… Ситуация осложняется еще и тем, что это – женщина…

Все, кто был в комнате, а присутствующие обозначивались числом пять, разом загалдели и заулюлюкали. Толик просто онемел. Нет, он тоже пытался что-то мямлить, чтобы не выделяться из общего числа, но всплеск его души потонул в общем шквале вопросов, обрушенных на Николая Николаевича.

– А сколько ей лет? – сразу оживился Денис, сидевший слева от Кулешова и имеющий репутацию законченного донжуана.

– Она замужем? – походя поинтересовался Саша, занимающий стол справа от Толика и, насколько последнему было известно, неоднократно попадающий в пикантные ситуации с замужними дамами.

– Какое у нее образование? – опомнился тезка Кулешова, заместитель начальника отдела.

И лишь Сергей задал вертящийся у всех на языке вопрос, который более всего волновал и Толика.

– Она красивая? – каким-то воркующим голосом поинтересовался он и хитро подмигнул замершим в ожидании коллегам. – Фигура, бюст, морда лица, пардон, и все такое…

Николай Николаевич, пребывающий в предпенсионном возрасте и за всю свою жизнь не взглянувший ни на одну женщину, кроме своей жены, с крамольными мыслями, смутился. На помощь ему пришла вездесущая Танька. Незаметно просочившись в их комнату, она выслушала интересующую ее часть дебатов и, удовлетворившись тем, что Толик не произнес по данному вопросу ни слова, с довольной улыбкой ответила:

– Серая мышь!

– Как?! – разом возопили мужики, подскакивая на своих местах.

– Так уж прямо и серая? – подал все же голос Кулешов, не желая из-за какой-то Таньки лишаться надежд.

– Серее не бывает! – Танька еще раз довольно хохотнула и, усевшись на свободный стул, закинула ногу на ногу.

– Не верю! – Саша притворно схватился за сердце и кулем осел на свое место. – Первая женщина в отделе за последнее десятилетие – и серая мышь?! Я тебе не верю!

– А я верю. – Денис обреченно вздохнул и принялся елозить «мышью» по коврику. – Общеизвестно: красивая женщина радует мужской глаз, а некрасивая – женский. Судя по Танькиной расплывшейся физиономии, ситуация – дрянь!

– Давайте работать, мальчики, – тихо обронил Николай Николаевич и потрусил за стеклянную перегородку, где располагался его тесноватый кабинет. – Да, чуть не забыл. Сережа, тебе придется ей один столик уступить.

– Как это?! Да вы что, Николай Николаевич?! – мгновенно осатанел Серега. – Где я буду ютиться?! У меня два компьютера, факс, ксерокс! Куда я все это спихну?!

– Ксероксом будет заниматься новый работник. Кстати, ее зовут Яковлева Ольга Владимировна. Один компьютер отдай ей. Пусть ведет текучку: переписку, оформление договоров. Толя, ты уж тут проследи, – обратился он к своему заместителю. – Образование у нее высшее, но не профильное, так что на первых порах вам придется ей немного помочь.

Стеклянная дверь за ним плотно закрылась, и по комнате сразу пронесся гул возмущенных голосов. Все зашелестели бумагами, завопили, роняя ручки и карандаши, кто от отчаяния, кто по неосторожности. Бедной новенькой досталось под завязку. Что, конечно же, не могло не радовать Татьяну. Хозяйским взглядом поглядывая в сторону Кулешова, она самозабвенно впитывала в себя мужицкие причитания, не забывая выставлять напоказ длинные сильные ноги.

Последнее Толика откровенно раздражало. Нет, ну чего выпячиваться?! Только и есть, что ноги! Остальное-то слова доброго не стоит. Морда и шея морщинистые, невзирая на то, что Таньке еще и тридцатника нет. Грудь забыла в лифте, наверное. Задница и та плоская. Доска стиральная, да и только. Нет, конечно же, он не мог отрицать, что ее внимание ему льстило. К тому же папа у нее известный в городе бизнесмен. Дом у них за городом шикарный, двухэтажный, кажется. Но ему-то подавай красавицу! Эх, какие надежды он возлагал на новенькую, и такой облом!..

Хотя… Танька, как все страшненькие, обладала на редкость завистливым и стервозным характером. Может, чего-то и приврала. Да, конечно же, наврала! Глазенки-то бесцветные ишь как бегают. «Серее не бывает!» – Толик едва не сплюнул. На себя-то когда в зеркало последний раз смотрела?! Нет, что-то с этой новенькой определенно не то. Не может судьба так жестоко посмеяться над ним. Показать на мгновение краешек счастливого билетика и, подразнив немного, тут же спрятать его?! Нет, такого не должно случиться! Слишком долго он ждал. Слишком долго…

Но как бы ни тешил себя Толик Кулешов иллюзиями, вошедшая час спустя в их комнату девушка действительно могла иметь только одно определение – серая мышь.

Более точное определение дал ей Денис, стоило той удалиться в отдел кадров:

– Она никакая! Она даже на серую мышь не тянет!

Все поочередно с ним согласились и принялись вполголоса обсуждать ее достоинства, точнее, недостатки, поскольку о достоинствах вопрос даже не стоял.

Рост…

Рост вроде бы нормальный. Не слишком высокая и не карлик. Где-то метр семьдесят, не более. Среднего телосложения. Хотя об этом можно судить весьма и весьма приблизительно, настолько мешковатой была ее одежда.

Юбка-колокол в крупную бежево-коричневую клетку. Вытянутый во всех мыслимых и немыслимых местах бесформенный свитер крупной вязки. Ботинки на рифленой подошве, подходящие скорее для лыжных прогулок, чем для ходьбы по натертому паркету их конторы.

Вот и все. Вот и весь портрет. Хотя нет. Оставалась еще ее безликая физиономия мучнисто-белого цвета, с очками в роговой оправе в пол-лица, крепко сжатыми, лишенными каких-либо признаков помады губами и жутким конским хвостом волос цвета прелых листьев.

– Слушай, – озадаченно почесал затылок Саша. – Я что-то даже и не разглядел: сиськи-то, сиськи-то у нее есть?

– Да разве там, под этим чехлом, разглядишь? – возмущенно фыркнул Денис, настолько привыкший за несколько последних лет к мини, что совсем отвык пускать в ход свое воображение.

– Ладно вам, работать давайте! – прикрикнул на них Сергей, изо всех сил стараясь быть построже, но от коллег не укрылось разочарование, сквозившее в каждом его слове.

Дело в том, что Серега, так же как и Толик Кулешов, озабочен подбором супруги на пока что вакантное место подле себя. Но в отличие от последнего, он уже успел посетить загс дважды. Первый раз – расписываясь с бывшей сокурсницей, второй – разводясь с ней и понося ее – она в долгу не осталась – прямо в присутствии ошеломленного регистратора актов гражданского состояния. Возраст Сереги приближался к сороковнику. Подружек приличных не находилось, а молоденькие свистушки не очень-то клевали на его аховую зарплату. Вот и приходилось ему маяться от невостребованности в сугубо мужском коллективе.

– В конце концов, не в сиськах дело, – пробурчал он после минутного затишья. – У моей бывшей бюст был почти пятого размера! И что толку? Как рот откроет, так впору вешаться. Поживем – увидим, чего эта Оленька стоит.

Сереге, наверное, хотелось вложить в ее имя как можно больше сарказма, но отчего-то это ему не удалось. То ли имя ее заключало в себе слишком много мягких согласных, то ли была еще какая причина, но с уст Сергея оно слетело так певуче, что Толик неожиданно для самого себя почувствовал легкий укол ревности.

В конце концов, это он заказывал небесам подобный фатальный расклад, и Серега пусть не суется. Если уж при более тщательном рассмотрении она действительно окажется никуда не годным синим чулком, то тогда – пожалуйста. А пока – фигушки! Пока он, а не кто-нибудь начнет охмурять новенькую. Глядишь, от мужского внимания и гадкий утенок превратится в лебедь белую. Если, конечно, такое вообще возможно в ее возрасте. А последний, судя по слухам, перевалил за четвертак…

Дверь приоткрылась, и Ольга Яковлева проскользнула в комнату незримой тенью. Стол, что отвалил ей с барского плеча Серега, доброго слова не стоил. Ящики то и дело выскакивали из пазов, дверцы не было. А поверхность когда-то, очевидно, служила кому-то подставкой под горячее.

Ольга присела на краешек стула и беспомощно огляделась. Пять пар глаз мгновенно опустились, и руки зашуршали бумагами. Тишина, доселе редко посещающая их отдел, опустилась тягостным гнетом. Каждый рьяно принялся за исполнение своих должностных обязанностей, не забывая украдкой бросать вороватые взгляды в сторону новенькой.

Та спешить не собиралась. Оперев локти об изгаженную столешницу, она тяжело вздохнула и уставилась в окно, куда и просмотрела оставшиеся до обеденного перерыва два часа. Бедный заместитель начальника! Бедный Толик Звягинцев! Он и кашлял многозначительно. Он и стулом громыхал, и принимался озабоченно говорить с кем-то по телефону о сильной загруженности отдела. Ей все было нипочем. Она упрямо буравила близорукими глазами засиженный мухами оконный переплет и не произносила ни слова.

Изъелозив глазами ее маленькое розовенькое ушко (это первое, что он записал ей в актив), Кулешов изо всех сил пытался привлечь ее внимание, по примеру своего тезки производя как можно больше неосторожных телодвижений. Но ни на его якобы нечаянные касания локтем, ни на сваленные с ее стола бумаги она не обращала ровным счетом никакого внимания.

Она была погружена в свои мысли, глубина которых ясно проступила в продольных морщинках на ее доселе гладком высоком челе. И знать которые Толику хотелось до зубовного скрежета…

Глава 2

Вот и все…

Новая чистая страница. Гладкая и до отвращения белая. Будто девственная снежная новь, по которой еще не ступала нога человека. Здесь тоже еще никто не был. Вернее, она пока никого сюда не допускала. И ее теперешняя жизнь – это своего рода та же заснеженная нетронутая долина. Такая же пустая, холодная и никому не нужная. Хотя с последним трудно согласиться. Есть кое-кто, кому бы до боли в печенке хотелось с ней повидаться. Но поскольку желание это является односторонним, ей голову ломать над этим нет необходимости.

Итак, теперь она – Ольга Владимировна Яковлева. Чудно! Прожить всю свою жизнь с именем Марьяша и вдруг – Ольга. Здешнему начальнику отдела кадров трижды пришлось к ней обратиться по имени, прежде чем она отреагировала. Все никак не привыкнет. Хотя к этому трудно привыкнуть, невзирая на горы исписанных листов с новым имярек…

Парень за соседним столом уже порядком ее достал. Трижды толкнул ее локтем, проходя мимо. Дважды смахнул бумаги со стола. Кажется, его зовут Толик, и, похоже, ее появление не оставило его равнодушным. Как, впрочем, и всех остальных. Усиленно делают вид, что трудятся. А этот с рыбьими глазами, что вроде бы является замом, аж вспотел от натуги. Загруженность у них великая! Умора просто! Пятеро здоровенных мужиков сидят, перебирают бумажки. Им бы бревна ворочать да на углеподаче потрудиться, хотела бы она тогда посмотреть на их загруженность.

Как же называется этот миленький отдельчик лентяйчиков, дал бы бог памяти? Кажется, коммерческий отдел по продажам и анализу рынка. Оборжаться можно! Чего анализировать-то, если продукция этого забытого богом предприятия нужна разве что умалишенному. Она потому и пришла сюда, что вакансий здесь до черта.

Вот интересно все же – что здесь делают все эти мужики? Неужели нигде в городе для них работы больше не нашлось? Или все в таком же, как и она, бедственном положении? Так этого просто-напросто не может быть. Потому как такого ни с кем, кроме нее, случиться не могло. Таких идиоток на планете-то по пальцам можно пересчитать, не то что в этом захудалом городишке.

Периферия…

Ольга, теперь уже ни к чему было сопротивляться новому имени, ненавидела маленькие города. Она никогда бы и помыслить не могла, что ей придется жить в таком месте. Где все и все друг про друга знают. Где неприлично быть удачливым. Некрасиво быть красивым или, упаси бог, умным. Где все должны быть одинаковыми и не выпячиваться. Даже богатеньким буратинкам здесь невесело.

Та девушка с постным невзрачным личиком, что сопровождала ее повсюду, наверняка ведь богата. И тряпки эксклюзивные, и брюликов до черта – и в ушах, и на пальцах, и на шее, обувь на статных ногах ручной работы из высококачественной кожи. А поди же ты, и она здесь. То ли папенька дочку выучивает, чтобы знала, как копейка каждая достается. То ли неприлично на общем сером фоне трудовых будней этого городка сидеть сиднем дома. То ли в поисках женишка сюда таскается изо дня в день. Ведь за то время, что Ольга просидела за этим убогим столом, она четырежды заглянула к ним в кабинет. Кажется, ее зовут Татьяна, и глаза ее неотступно следят за этим высоким парнем, что усиленно привлекает к себе ее – Ольгино – внимание. А ей все это, между прочим, до фонаря. Все, чего ей нужно добиться, так это постараться слиться с тусклым фоном местного ландшафта и забыть о самой себе как об индивидууме. Первые шаги в этом направлении она уже сделала, кардинально изменив свой облик.

Очки в безобразной оправе. Таких даже у ее бабули не было. Полное отсутствие макияжа. Прическа, что уродовала ее неимоверно. И самое главное – одежда. Такого убожества она не носила отродясь. Коротюсенькие юбочки, благо ноги позволяли, декольтированные кофточки в обтяжку, выгодно подчеркивающие и грудь великолепной формы, и такую талию, что молоденькая Гурченко позавидовала бы. А сейчас…

А сейчас на ней мешок от талии до щиколоток и мешок от шеи до бедер. Никаких украшений. Никаких запахов. Ни-че-го, что могло бы намекнуть, что она еще женщина. Она есть бесполая тварь, вынужденная влачить жалкое существование все оставшиеся годы.

Дверь гулко хлопнула, выводя Ольгу из ступора. Парни гурьбой вернулись из курилки. Весьма колоритный сброд. Трое, правда, заслуживали внимания. Тот, что столик ей выделил – жгучий брюнет с пронзительным взглядом, звался Сергеем.

Затем Денис с мерцающими блядскими глазами. Ольга за версту учуяла – потаскун каких свет не видывал.

Толик, тот, что издавал приятный запах хорошего парфюма и пихал ее локтем все это время, тоже был приятным парнем. Не броским, но достаточно симпатичным. С внешностью надежного партнера и хорошего семьянина. Недаром Татьяна ужом крутится вокруг него.

Оставшиеся двое – безликий балласт. Заместитель с глазами мороженого окуня и мокрыми кругами под мышками. И Саша, утешитель бедных вдовушек, с физиономией проповедника…

В былое-то время она бы притащила тортик с шампанским. Устроила бы маленький сабантуйчик по поводу знакомства и вливания в коллектив, но та коммуникабельная авантюристка Марьяша умерла, явив миру постную, как говяжья обглоданная кость, Ольгу Владимировну. Никаких тебе кудряшек и высоко взбитых локонов. Никакого легкомыслия. Все! Конец всему! Хорошо хоть то, что теперешний имидж не исключает возможность курения, а то бы совсем труба была.

Ольга тяжело вздохнула и бросила взгляд на часы. До конца рабочего дня осталось ровно полтора часа. Убить это время будет несложно. Парни потихонечку понасовали ей работенки со всех сторон, изрядно заполонив обшарпанную поверхность стола. Две сигареты: одна без пятнадцати четыре, вторая – через час. И все. Можно будет считать, что первый рабочий день прожит.

Она достала пачку сигарет и зажигалку и спешным шагом покинула комнату.

И почти тут же в дверях возникла Татьяна.

– Ну как вам новенькая?

Вопрос адресовался, конечно же, только Анатолию, и все это понимали, но поскольку тот отвечать не собирался, эту миссию возложил на себя Денис.

– Что можно сказать по данному вопросу, дорогая? – Он с хрустом потянулся, обозначив под тонкой водолазкой прекрасно развитую мускулатуру. – Девка – дрянь!

– Уж прямо так! – довольно фыркнула Танька, нависнув над Анатолием и помогая ему двигать «мышью».

– Дрянь, дрянь! Поверь мне! – вполне убежденно затараторил юбочник Денис. – Я таких за версту обегаю. Этакая безликая непонятность. У такой никогда не знаешь, что под юбкой и что на душе.

– А что там может быть? – Кулешов не без раздражения стряхнул со своей кисти прилипчивые пальцы Татьяны и с интересом уставился на коллегу: – По-моему, то же, что и у всех…

– Не скажи, брат, не скажи. – Денис, довольный тем, что ему позволили оседлать любимого конька под названием «послушайте, что я знаю о бабах», стал разглагольствовать: – Помнишь песню древнюю, как дерьмо мамонта: «А подойди-ка с ласкою, да загляни-ка в глазки к ней, откроешь клад, какого не видал…»?

– Помню, и что?

– Так вот, к таким сучкам, как наша Оленька, – он нарочно сделал акцент на ее имени, ехидно покосившись на мгновенно насупившегося Сергея, – в глазки не заглянешь. Это омут. Видали, очки какие? Где раздобыла, спрашивается? Сейчас таких даже на барахолке не найдешь! Небось с третьего класса остались. Отсюда вопрос: зачем напялила?

– Зачем? – выскочило одновременно из четырех уст.

– Думается мне, чтобы лучше видеть нас, мои деточки! – Денис довольно заржал, приводя в негодование заинтригованных коллег, затем продолжил: – Шутка! Думаю, девочка усиленно пытается выглядеть гадким утенком. Да, да, не ухмыляйтесь! Кожа лица – безупречная. Ручки – как у феи. А остальное…

– А остальное?! – От волнения Толик почти дал петуха, что не укрылось от бдительного ока воздыхательницы.

– Думаю, там сюрпризов не меньше.

– Так это же хорошо, – не выдержал наконец Сергей. Видно было, что и его заинтересовал монолог заводского донжуана.

– Вот это-то и настораживает! – Денис поднял указательный палец кверху. – Зачем молодой и предположительно интересной женщине превращать себя в поганку?!

– В кого?

– Ну, так я называю дурнушек, – Денис помахал небрежно кистями рук и продолжил: – Зачем, я вас спрашиваю? А затем, чтобы от нее все отстали!

Тятьяна наконец не выдержала и завопила:

– Хватит умничать, Казанова! Никто никого и ни в кого не превращал! Она такая, какая есть. Тряпками мослы прикрывает! Очками – глазки свои невыразительные! Уж я-то в женщинах лучше разбираюсь!

– Да ну?! – Денис насмешливо скользнул по ней уничижительным взглядом и вдруг ошарашил всех заявлением: – А давайте пари!..

– Делайте ставки, господа!!! – Саша заметно оживился и полез за кошельком. – Стартовая цена – червонец. Кулешов, ты за что?

– Чего ты к нему пристал? – взъярилась Танька. – Не нужен ему этот дурацкий спор!

– От коллектива, Танек, отрываться не следует. – Толик вытащил помятую десятку и швырнул Сашке на стол. – Я за то, что Денис вытащит пустышку. Эта Ольга – из серии его поганок…

Как же он лукавил, боже правый!!! Знал бы кто, как пела его душа, вслушиваясь в разглагольствования Дениса. Он готов был расцеловать его в обе щеки за то, что каждое его слово звучит в унисон с его собственными чаяниями. Денис буквально считывал информацию с его мозговой корочки! Но, вопреки всему, он поставил на то, что Ольга – поганка…

– Я за то, что она красавица, – Серега присовокупил свой червонец.

– Я – пас. – Заместитель начальника поднял кверху обе руки. – Вы ребята холостые, а моя Нинка меня живьем сожрет, если узнает. А она в соседней комнате властвует…

– Но нам нужен еще один человек! – возмутился Сашка. – Ты чего, Толян?! Предаешь коллектив?! Нас двое на двое. Я с Кулешом, Дэн с Серегой. Еще одного – для голосования…

– Давайте я буду. – Татьяна порылась в кармашке кожаной юбчонки, более напоминающей широкий пояс, и вытащила две пятирублевые монеты. – Я за то… что она…

Все замерли буквально с открытыми ртами.

– Что она… – продолжала Танька выдерживать трагическую паузу, – …скрывающаяся от правосудия преступница!

– Нет, ну ты, блин!!! – понеслось в нее возмущенное со всех сторон. Даже Анатолий, не участвующий в пари, и тот покрутил ей пальчиком у виска. – Мы же не об этом вообще!!!

Но Танька прочно стояла на своем:

– Каждый сделал ставку на что-то. Теперь будем добывать сведения, подтверждающие наши догадки. Каждая вытянутая пустышка – дополнительный червонец в общую кассу. Допустим, вместо ожидаемой талии – у нее толстый живот. Соответственно – чирик на кон.

– А если у нее чистейшая из чистых биография, то с тебя – сотня! – Серега как-то уж слишком болезненно отреагировал на Танькину бредовую идею. – Надо же до такого додуматься!..

– Мое дело! – огрызнулась та. – Согласна даже на две сотни, но что-то с ней не чисто! В трудовой ни единой записи, кроме окончания учебного заведения. Паспорт чистый во всех отношениях… Даже прописки никакой. Появилась сразу на улице Октябрьской неделю назад, и все… Вроде и не жила нигде. Короче, принимаете меня или нет?

Таньку решили оставить. Хоть и странноватыми были условия их затеи, но от бытовой скуки можно и не на такое пуститься. А тут хоть какое-то, да развлечение. Сразу, не сходя с места, распределили обязанности. Таньке была отведена важная задача – сбор информации о возможных знакомствах, связях – порочащих и не очень и имеющихся в наличии родственниках. Мужикам отводилось тоже ответственное поручение – прощупать девушку со всех сторон. Причем не в переносном, а в прямом смысле. Объем груди, талии, бедер. Цвету глаз отводилось едва ли не самое последнее место.

– А кто будет победителем? – Зам все-таки заинтересовался их маразматичным пари и заерзал на месте. – Я что-то не совсем понимаю ваши условия. Кому достанется куш?

– Да какая разница! – беспечно махнул рукой Денис. – Пропьем его все вместе. Скоро Новый год, бабки будут как раз кстати…

Глава 3

До Нового года оставался месяц, когда их маленький городок потрясло страшное сообщение.

Минувшей ночью в районе парка Строителей был найден труп молоденькой девушки, студентки третьего курса медицинского училища. Тело девушки было наполовину зарыто в снег. Нашедшую труп молодую мамашу с ребенком еле-еле откачали в пункте «Скорой помощи». Подоспевшие следователи пару часов не могли взять у нее свидетельские показания, настолько велико было ее потрясение.

Районные газетенки захлебывались вожделенной сенсационной слюной, на все голоса причитая об убийстве. Каждый писака пытался перещеголять другого в мастерстве полоскания окровавленного белья убиенной. Какие только подробности не выползли на свет в связи с этим вопиющим фактом! Покойной девушке не давали спокойно лежать в гробу битых две недели. Один из бумагомарателей зашел настолько далеко, что посмел обвинить погибшую в суициде. Она, дескать, сама себе живот и горло вспорола. Только вот сей пачкун забыл указать последовательность данной экзекуции…

Следом за бульварной прессой откликнулось местное телевидение, показывая под разными углами и в разное время суток место происшествия. Телевизионщиками также муссировалось одновременно несколько версий. Одна из которых не исключала возможности появления в их городе маньяка.

Город залихорадило.

Мамаши перестали отпускать девочек на дискотеки. После школы многих встречали бабушки, отцы и старшие братья. Каждого подозрительного непременно доставляли в органы правопорядка и задерживали там до полного выяснения личности.

Тут-то Танька и оседлала своего конька, потрясая перед растерянными коллегами вырезками из газет.

– Вы просто не понимаете, – шептала она с надломом в голосе, – насколько все это серьезно! Кидайте в кассу по червонцу немедленно, потому что я на верном пути.

Мужчины, кряхтя, полезли за бумажниками. Лишь заместитель начальника Толик не переставая покручивал пальцем у виска.

– Бездельники, – тяжело вздыхал он время от времени. – Нашли себе занятие! Не дай бог, Ольга узнает…

– И что будет?! – вскидывалась мгновенно Татьяна.

– Ну… не знаю… Я бы на ее месте вас по судам затаскал.

– Это какую же статью ты бы нам инкриминировал?! – По части знания уголовного права Танька могла заткнуть за пояс любого выпускника юридического факультета.

– Ну, например, за клевету, – обрадованно изрек Толик, вспомнив нужную статью в кодексе.

– А кто на нее клевещет?! – разом обрушился на него шквал возмущенных голосов. – Кто и где об этом слышал?! То, что мы здесь говорим, не должно выходить за эти стены…

И так далее и тому подобное. День ото дня разговоры становились все круче, страсти все накаленнее и интерес все более нарастающим.

Яковлева Ольга Владимировна стала притчей во языцех. Тема каждой безобидно начатой беседы непременно сползала на нее. Касалось ли то продуктов питания, погоды или политической обстановки в стране.

– Просидеть весь день сиднем на одном месте и не выпить ни чашки чая или кофе!!! – округляла возмущенно глаза Татьяна, когда присутствующие начинали вполне безобидный разговор о новом скачке цен. – Всего лишь четыре сигареты за день!!! Это не экономия, и это не скопидомство, это – нечто большее!!!

– И что же это? – Обычно в этом месте зам выступал в роли независимого арбитра.

– Это – патология…

Или начинали сетовать по поводу растаявшего в канун Нового года снега, кляня на чем свет стоит парниковый эффект и тьму-тьмущую спутников-шпионов, влияющих на климатические и погодные условия, а заканчивали обычным:

– Ну как так можно?! Ходить в одном и том же изо дня в день!!! Это же неприлично, в конце концов…

Мужчинам возразить было нечего. Все их попытки составить приблизительный разброс параметров данной особы не увенчались успехом. Единственное, что удалось рассмотреть Толику Кулешову, так это цвет ее глаз.

Тот день ознаменовал себя тем, что он поднялся с постели в преотвратительнейшем расположении духа. Сновидения, посетившие его, были тревожными, обрывочными, не сулящими ничего доброго. Кофе убежал на плиту, лишив его завтрака. Бреясь, Толик порезал подбородок. В довершение всего, опоздав на автобус нужного маршрута, пошлепал по зимним лужам пешком на работу. И тут еще под занавес Танька нарисовалась с самого начала рабочего дня с сенсационным заявлением о том, что новенькая живет в квартире, принадлежащей ранее преступным элементам.

– Откуда ты все это выкапываешь?! – взбеленился ни с того ни с сего Сергей, в сердцах отшвырнув от себя «Мегаполис».

– Из достоверных источников, – скромно потупилась Танька, не забыв выставить на вид ноги в новых сапогах.

– Выдумываешь ты все! – поддержал вдруг неожиданно для самого себя коллегу Кулешов.

– Точно, выдумывает! – Денис скабрезно заухмылялся. – Сенсаций тебе подавай, да, Танек?..

– Придурки. – Танька, удивив всех, неожиданно не обиделась. – Вы просто злитесь, что ни с места не сдвинулись в своем желании залезть ей под юбку и за вырез ее растянутого затрапезного свитерка. Нужно уметь проигрывать, господа! Вы просто не на то поставили. Эх, кобелиное ваше семя…

Мужчины пристыженно замолчали. В чем-то она действительно была права. Но только не в том, что они проиграли. О чем Денис и не преминул заметить.

– У нас еще есть время, милая леди. Ты иди своим путем, а мы – своим. Но тем не менее не могу не отметить твоей предвзятости. Обвинить Ольгу можно в чем угодно, но только не в преднамеренном убийстве…

Но Танька продолжала упорствовать, твердолобо твердя о том, что биография сей темной лошадки заслуживает более тщательного и пристального внимания, нежели ее дамские прелести. Кои ею брались под сомнение и, как считало большинство мужиков, небезосновательно.

Большинство, но только не Кулешов. Он совершенно не собирался расставаться с собственной мечтой о счастье. А в том, что Ольга и есть его счастье и его судьба, он почти не сомневался. Все бредовые идеи Татьяны он отвергал напрочь, хотя вслух этого не высказывал, и в унисон со всеми недоуменно качал головой и создавал общий гул возмущенного сопения тем или иным фактам. Поэтому последнее Танькино заявление о квартире, якобы принадлежащей ранее преступным элементам, он воспринял как личное оскорбление.

Мысли тяжело заворочались в голове, разбудив дремавшее доныне чувство неприязненного раздражения по отношению к Татьяне. Что, собственно, она о себе возомнила?!

Он вот возьмет и сам займется этим дурацким квартирным вопросом. Благо давняя подруга матери все еще работает в паспортном столе и вряд ли ответит отказом на его запрос. Только сделать это нужно тихо. Так, чтобы никто и не догадался, что он пошел по стезе, проторенной Танькой с ее пристрастностью…

– Кстати, а где Ольга? – неожиданно всполошился заместитель, посмотрев на часы. – Начало девятого, а ее все нет.

– Новую жертву подыскивает, – не совсем удачно пошутила Танька.

Она не успела захлопнуть рот, как дверь бесшумно отворилась и Ольга Владимировна тенью скользнула на свое место.

– Вы опоздали! – Сергей сурово посмотрел прямо в огромные стекла ее безобразных очков.

– Обстоятельства, – коротко произнесла она и склонилась над бумагами.

Боже мой, что за голос!!! Шелест тростника и шепот жаркой южной ночи… Нет, скорее плач иволги и стон откатывающейся волны… Толик едва не лишился разума, пытаясь для себя определить, с чем еще сравним этот глуховатый с хрипотцой голос. Первое слово за все то время, что она пребывала в этой комнате. Первое, ничего не значащее, но произведшее эффект разорвавшейся бомбы.

Вон даже Денис, известный ловелас их уездного городишки, и тот судорожно дернул кадыком в ответ на ее «обстоятельства». Наверняка стервец переложил этот буквенный набор на что-нибудь возбуждающе-порнографическое.

Серега побледнел и даже не пытается скрыть потрясения. Скомканный «Мегаполис» тому подтверждение.

Заместитель покраснел до самых бровей и даже не удосужился, стервец, уточнить эти самые «обстоятельства». А казалось бы, так просто спросить о них. Вернее, выспросить все подробности, детали. Лишь бы подольше слышать это ее певуче-хрипловатое меццо-сопрано, вдоволь насладиться загадочностью этого голоса…

Но заместитель подвел их. Пролепетав что-то о сверхсрочности надуманного задания, он выпорхнул из комнаты подобно подстреленному воробью. Взвалившему было на себя его полномочия Денису Ольга не пожелала ответить, и оставшееся до обеденного перерыва время коллектив просидел в полнейшем молчании.

В курилку поползли, стоило большой стрелке часов коснуться девятки. Ольга осталась в кабинете в одиночестве. И вот тут-то Толик решился на поступок.

Быстренько ткнув ополовиненную сигаретку в банку из-под «Нескафе», служившую всему этажу пепельницей, он почти бегом ворвался в комнату отдыха и, пролетев на свое место, «неосторожно» задел локтем за оправу ее очков.

Не свалиться с ее носа от такого удара они смогли бы, только если бы были прибиты гвоздиками. Ольга ахнула. Бросила на него какой-то затравленный взгляд и через мгновение водрузила убожество в роговой оправе на место.

– Прости, – только и смог выдавить из себя Кулешов, буквально растекаясь по своему стулу. – Я не хотел.

Да черта с два он не хотел! Он это сделал умышленно! И они оба это прекрасно понимали. Об этом сказал его виновато-умоляющий тон. И это подтвердили ее глаза.

Были они непроницаемо-черного цвета. Самый обычный разрез. Без восточной утонченности и без рязанской округлости. В меру длинные ресницы. Брови, правда, немного густоваты. Но это скорее из-за нежелания их хозяйки придавать им иную форму.

Все показалось бы Толику самым заурядным, если бы не этот воровато-испуганный взгляд. Было в нем столько незащищенности, столько уязвимости, что он готов был на коленях просить ее взять его на роль охранника. Если бы отвергнутые им девушки смогли в этот момент присутствовать при этой сцене, то негодованию их не было бы предела. Им не прощались куда меньшие грехи. А здесь…

Толик и сам не переставал изумляться: откуда в нем вдруг взялось столько чувственного самоотречения. И не то чтобы он готов был подписаться под признанием в любви к этой невзрачной девушке, нет. Это было нечто другое. Какое-то нежно вибрирующее в области сердца трепетное ощущение возникло при взгляде на нее. Оно, это чувство, обволакивало его, словно туман, обещало исполнить все мечты, которые так давно пестовались в его сознании.

Ольга вдруг резко крутнулась на стуле и, развернувшись к нему вполоборота, спросила:

– За что вы меня все так ненавидите?

– Мы?! – Толик принялся судорожно хватать бланки отчетности, валяющиеся в беспорядке на его столе. – Тебе показалось, клянусь!!! Как раз напротив…

– Что напротив? – продолжила она допрос, нисколько не умаляя металла в голосе. – Что вам всем от меня нужно?! Чтобы я была такой же лживой и лицемерной, как та гладильная доска, что трется об тебя с утра до ночи? Или чтобы я науськивала вас друг на друга? Стучала начальству о том, как вы целыми днями разгадываете кроссворды?

– Нет, поверь!!!

Кулешов не знал, куда деваться от неловкости. Они-то, идиоты, вообразили себе, будто она ничего не замечает, а на деле все выглядит совсем иначе. Вон и Танькина прилипучесть не ускользнула от ее глаз, хотя она ни разу и взгляда в их сторону не бросила. Неужели это так очевидно?.. Надо было изначально в корне придушить все Танькины ухаживания. Не нужно было оставлять ей никаких надежд, не нужно.

Ольга между тем, устав сверлить его тяжелым взглядом, отчеканила:

– Оставьте меня в покое. Мне ничего от вас не нужно, как и вам от меня. Во всяком случае, я так думаю…

Что еще она о них думала, осталось для него тайной за семью печатями. Коллеги, шумно беседуя, вернулись из курилки, прервав нелицеприятный разговор Анатолия с Ольгой.

Но от Таньки – вездесущей мымры разве что скроешь? Интересно, когда она вообще работает, если с восьми утра до конца рабочего дня постоянно тусуется в их отделе. Вот и сейчас, оседлав свободный стул, принялась сверлить подозрительным взглядом Анатолия. Долго делать вид, что ничего не замечает, он не мог. Поэтому, сделав ей знак следовать за ним, вышел в коридор.

– Ну чего тебе? – с трудом подавляя желание наорать на нее, спросил Толик. – Что ты все время крутишься возле меня?

– А-а-а, понятно! – белея лицом, протянула Татьяна и оперлась о стену коридора. – Наш милый Толенька запал на эту инфузорию! Что такое есть в ней, чего нет во мне, ответь?

Ох как чесался у него язык сказать ей правду, ох как чесался! Отметелить ее парой ласковых слов о недостойном порядочной девушки поведении. Довести до ее убогого сознания, что излишняя приставучесть и навязчивость еще никому не помогали в любовных делах, а как раз наоборот. Но, взращенный в лучших традициях тургеневских романов, Кулешов, скрипя зубами, смолчал.

Единственное, на что он решился, так это промямлить невнятное:

– При чем тут все это, Тань?! Перестань, пожалуйста… Это никакого отношения…

– Я на тебя полгода убила! – зазвенел слезой ее голос.

Можно подумать, ее об этом кто-то просил!!! Или из огромнейшего числа претендентов на ее изнеженную руку и насквозь фальшивое сердце она выбрала его, и он теперь должен этим гордиться?! Да она почти каждого мужика примеряла на себя в роли супруга…

– В общем, слушай меня внимательно! – Танька промокнула платочком выступившие на наштукатуренных ресницах слезы и с чувством выдала: – Мне плевать, Кулешов, что ты там себе напридумывал. Не нужно делать такие круглые глаза! Я тебя насквозь вижу! Ты только подумал, а я уже знаю, что ты скажешь. И не ухмыляйся, не нужно! Думаешь, что я совсем дура и не понимаю, почему ты до сих пор не женат?