Похититель душ Деревянко Илья

Некоторое время назад.

Лианна

Всего один шаг, и я сорвусь в пропасть.

Впереди только бездна, сто метров свободного полета и бесконечные воды Эгейского моря, покрытые вулканическим пеплом. Всматриваюсь в блики на волнах, отраженные от разноцветных огней, в которых утопает Иа (*город). В этой части острова Санторини ночная жизнь только началась, но мне давно наскучили одинаковые тусовки с лживыми улыбками, пустыми разговорами и дорогим алкоголем. В последнее время я все чаще сбегаю с таких мероприятий на террасу, но где бы я ни пряталась, Оуэн всегда находит свою «дорогую куклу». Еще чуть-чуть, и он приставит ко мне телохранителя.

Мое сердце стучит в резонанс с танцевальной музыкой, сотрясающей виллу. Оуэн закатил очередную вечеринку для своих друзей, но очень скоро заявится сюда, и я опять буду вынуждена терпеть его раздражающее внимание, постоянные прикосновения и строить из себя вечно голодную по нему кошку.

Но он может опоздать. Что, если я сделаю всего один маленький шажок…

Не могу всерьез думать об этом, пока в мире есть человек, которому я необходима. Крис не сможет без меня. И пока он еще дышит, я не имею права…лишать его второго шанса.

На самом деле я никогда не смогу сделать этот шаг в бездну. Я так отчаянно хочу жить…дышать полной грудью, не оглядываться назад, радоваться каждому новому дню, наслаждаясь свободой и новыми возможностями. Но единственное чувство, которое преследует меня, сколько себя помню, это:

Для меня здесь нет места.

Эти пять слов запечатлены в моем сердце еще со времен учебы в школе. Одни одноклассники откровенно издевались надо мной, другие — боялись. Тогда я не придавала их обидным словам значения и наслаждалась одиночеством, продолжая поглядывать на всех свысока. Наверное, за этот взгляд меня еще больше ненавидели… Только сейчас понимаю, что всегда была странной, словно отрешенной от внешнего мира, и вечно витала в своих фантазиях.

Я не люблю вспоминать о детстве. Точнее не хочу…до того, как Крис взял меня под опеку, я жила в приюте Камдена (*бедный город с высоким уровнем преступности, штат Нью—Джерси), и не могу вспомнить ничего кроме жестокого обращения воспитателей и постоянных издевок со стороны ровесников.

Уродливая. Странная. Ненормальная.

Я толком не понимала, почему заслужила подобные «комплименты» в свой адрес: внешне я сильно выделялась на фоне общей массы, но никогда не вступала в конфликтные ситуации первая. Я скорее всегда оказывалась рядом, когда с другими детьми происходили нехорошие вещи. Они падали на ровном месте и ломали руки, ноги. Или прорывало кран с горячей водой. Всего и не вспомнить. Но я уж точно не виновата в том, что наш городок периодически одолевали стихийные бедствия: ураганы, землетрясения, шаровые молнии во время грозы, залетающие прямо в класс.

Одиночество, пустая комната и мир моих фантазий были для меня раем, а школа — клеткой, адом, наполненным чертями.

Единственным близким человеком в этом безжалостном чистилище стал для меня Крис. Мой старший брат. Он старше на десять лет. Мы оба выросли в интернате, но он забрал меня сразу, как только достиг совершеннолетия. Наверное, мне повезло, потому что Крис – лучший человек в этом мире. И самый честный. Когда его призвали в армию, он без сомнений пошел служить. Наш светлый и хрупкий мир был разрушен войной в Ираке. Крис вернулся оттуда живым, но травмы, которые он получил во время военных действий, оказались несовместимы с полноценной жизнью. Он делал для меня все возможное, спас из ада, в котором прошло мое детство, и сейчас я не могу сдаться и просто так оставить его. Я буду бороться до последнего… Благодаря отношениям с Оуэном у меня есть деньги на содержание брата в лучшей клинике и на необходимые дорогостоящие медикаменты.

– Пожалуйста, дайте знать, если Крису станет лучше, – закусываю нижнюю губу, с силой сжимая телефон в ладони. У меня сердце не на месте от мысли о том, что он там совсем один…пока я вынуждена развлекаться со своим парнем на Санторини.

А есть ли выбор? Мне нужны деньги Оуэна, а Оуэну нужна я.

– Мне очень жаль, мисс Мартин. На этот раз мы не можем ему помочь… Боли очень сильные. Остается только ждать. Ему необходим дополнительный комплекс процедур. Мы хотим попробовать новый препарат с вашего разрешения, но боюсь, шансы на то, что он поможет, не так высоки, как бы нам хотелось. Простите, но вы должны знать всю правду, – меня передергивает от ее слов, от проклятого лицемерия, от этого дурацкого «мне очень жаль», в котором нет ни капли искреннего сострадания. И нет надежды. Она могла бы оставить ее мне, неужели так трудно? Иногда я тоже нуждаюсь в банальной фразе «все будет хорошо», какой бы лживой она ни была. Мне необходима надежда, смысл… хоть какой-то смысл моего существования и пребывания в этом мире.

В мире, где каждый знает свое место… кроме меня.

Нажимаю на красную кнопку и, резко замахиваясь, швыряю телефон прямо в непроглядную тьму, где он мгновенно растворяется. Плевать. Оуэн купит мне тридцать таких телефонов, если я буду «послушной девочкой».

В наших отношениях все довольно просто. Он мой спонсор. Я его игрушка. И я получаю огромное удовольствие от своей «работы», не считая таких редких моментов, как сегодня, когда кажется, что все идет не так, что все неправильно. Зачем прыгать в бездну, когда моя жизнь сама по себе – непроглядная пропасть, и я просто барахтаюсь на дне, плыву по течению и жду, к какому берегу меня прибьет…

Бесконечные сине-золотые огни, в которых утопает город Иа, расплывается перед моим взором. Тягучая пелена слёз почти лишает меня зрения. Сотни белоснежных домов, отелей и вилл превращаются в непроглядное грязно-синее пятно, а затем и в воронку, которая поглощает меня словно черная дыра.

Прикрываю веки, чтобы удержать слезы. И тут же вновь распахиваю их, не в силах оторваться от бликов на воде. Ночью моря почти не видно, но вне зависимости от времени суток оно манит меня так, словно в прошлой жизни я была русалкой.

Глупо. Ведь нет никаких прошлых жизней.

Горько усмехаюсь, разворачиваясь на самом краю ничем не огороженной террасы. Сердце пропускает удар, и на доли секунд мне кажется, что я срываюсь вниз – в бездну, куда я так хотела. Но уже в следующее мгновение чувствую крепкие мужские руки, крепко обвивающие мою талию. Запах дорогого парфюма проникающий в легкие с каждым вдохом.

Конечно, Оуэн не может оставить свою дорогую игрушку ни на секунду. И спас он меня только потому, что ему было бы жалко потерять то, во что уже вложил так много денег. Теперь он хочет вдоволь наиграться со своей малышкой, из которой сотворил идеальную куклу. Салоны красоты, массажи и SPA – обычные пункты в моей ежедневной рутине. И мне нравится такая жизнь, несмотря на приступы отчаяния, беспомощности и отвращения, как сегодня. После такого дерьмового детства я имею полное право пользоваться своей внешностью и обаянием, использовать таких, как Оуэн – недалеких наследников бизнес-империй. Я умею заговаривать Оуэну зубы, пленить, заставлять думать обо мне и скучать, с какой женщиной бы он не проводил время. Мне хорошо и удобно, да и Оуэн не жалуется. Мое настроение меняется со скоростью ветра, но я очень редко обделяю его лаской и вниманием. Например, сегодня.

– Искупаться захотела, моя куколка? И меня не позвала? – Оуэн не теряет времени и тут же прижимает меня к барной стойке, расположенной на террасе. Его эрекция упирается мне в бедра. Так всегда. Ему плевать, что я только что едва не погибла. Он не замечает слез в моих глазах, Оуэну просто наскучила вечеринка и его друзья. Если бы ему не приспичило потрахаться прямо здесь и сейчас, он бы обо мне даже не вспомнил.

Игнорирую вопрос Оуэна, не в силах выдавить из себя ни слова. Ком в горле, сердце разрывает грудную клетку, а в голове до сих пор звучат слова медсестры, пока перед внутренним взором я вижу бледное лицо Криса, сливающееся с белоснежной подушкой. В последний раз, когда мы виделись, он был совсем плох.

– Что такая хмурая, а? Отвечай, когда я спрашиваю, – страстно рычит Оуэн, впиваясь зубами в мою шею. Издаю тихий стон, подавив волну отвращения, охватившую тело. Иногда мне нравится трахаться с Оуэном, и я даже получаю кайф, доставляя ему удовольствие и позволяя брать себя во всех возможных позах, но сейчас мне совершенно этого не хочется.

И все же попытаться договориться стоит:

– Милый, пожалуйста. Я что-то нехорошо себя чувствую, – нежно мурлыкаю я, вживаясь в свою роль идеальной ласковой кошечки для Оуэна. Мистер Смит занимает пятнадцатое место в списке Forbs…и этот список называется «самые богатые наследники Американских миллиардеров». В жизни он не работал ни единого дня, и в свои тридцать лет только и делает, что путешествует по миру, кувыркается с моделями и утопает в наркотиках и алкоголе. Что он нашел во мне? Сама не знаю. Как только мне исполнилось восемнадцать, я подала резюме в «модельное агентство». Мечтала о том, что прославлюсь благодаря своей необычной внешности. Серебристые волосы до середины бедра и серые глаза с фиолетовым отливом – редкость. Лишь 1% людей в мире может похвастаться подобным цветом радужки, но и этот факт оказался бессилен перед «высокой модой». В проклятом агентстве нас готовили явно не для подиума. А для таких, как Оуэн. Нет, это не проституция и даже не эскорт. Я могла отказаться от встреч с ним. Но брату тогда срочно понадобились лекарства, нужно было заплатить за несколько месяцев его пребывания в клинике с круглосуточным уходом…так сложились звезды, поэтому вместе с Оуэном мы уже два года.

К счастью, Оуэн Смит собственник, и пока не хочет ни с кем делиться своей куклой. Было бы гораздо хуже, если бы я меняла спонсора каждые три месяца. А так…можно сказать, мы почти в серьезных отношениях. Не считая того, что иногда я терпеть его не могу, а он спит с кучей других женщин. Но всегда возвращается ко мне.

– Не упрямься, Лианна, – Оуэн рывком разворачивает меня к себе, его горячее дыхание обдает мои щеки и губы. – Я даю тебе все, что ты хочешь, Ли. И требую не так много взамен. Ты должна всегда быть готова для меня. Только время теряем из-за твоего показного упрямства. Признаюсь, иногда это заводит, но сейчас я хочу свою шлюху быстро и дико, – грубо бросает Оуэн, его зелено-карие глаза сверкают нездоровым блеском. Всего секунда, и я отвешиваю ему пощечину. Не скуплюсь, бью в полную силу. Его щека мгновенно краснеет, но на губах застывает довольная усмешка. Богатый ублюдок под кайфом.

– Попробуй только еще раз меня так назвать, – сквозь зубы шепчу я, мечтая врезать ему не только по лицу. Обещаю, я так и сделаю, если он еще раз назовет меня шлюхой.

– Сука, – свирепеет Оуэн, хватая мои руки и заводя их за спину, прижимает к барной стойке. Мой взгляд скользит по смазливым чертам его лица, искаженным кайфом и неудовлетворенностью. Иногда я нахожу Смита привлекательным, иногда – нет. Зависит от настроения. Смерив его снисходительным взглядом, выплевываю прямо в лицо:

– Не ра—зго—ва—ри—вай со мной так, – по слогам проговариваю я, напоминая ему, что могу уйти в любой момент. В агентстве очередь из мужчин, которые только этого и ждут, поэтому я никогда не позволяю Оуэну вытирать об меня ноги, несмотря на то, что материально целиком и полностью завишу от него. На самом деле он куда больше боится меня потерять. Ведь ни у кого такой нет, как я…в необычной внешности есть свои плюсы.

– У меня, правда, болит живот, – уже спокойным, слегка грустным голоском лепечу я, изображая на лице все оттенки усталости и боли.

– Малыш, у меня есть кое-что, что снимет твою боль, – его губы расплываются в хитрой ухмылке, и он показывает мне небольшой пузырек, зажатый между средним и указательным пальцем. – И ты захочешь этого, так же, как и я, – яростно шипит Оуэн, потираясь членом о тонкую ткань моего платья, которое постепенно задирается при каждом движении его бедер.

– Я итак тебя хочу. Без всяких таблеток, – мягко шепчу я, испытывая жгучее отвращение к самой себе. К этой девушке, которая вынуждена носить маску двадцать четыре на семь. Расплываюсь в нежной улыбке, медленно проводя пальчиком по его ключицам. Выхватываю пузырек и, не моргая, глядя ему в глаза, тянусь к губам Оуэна…в последний момент, когда его рот приоткрывается для поцелуя, прикладываю палец к губам мужчины и обещаю:

– Подожди меня на вечеринке. Я немного подышу свежим воздухом и вернусь. А это – оставь себе, – прошу его я, возвращая ему пузырек, и чувствую, как Оуэн отстраняется. Он окидывает меня голодным взглядом, к которому я привыкла, и пренебрежительно рявкает:

– Если через пять минут ты не вернешься, я урежу средства на твое содержание, а экономить ты не привыкла. Больше никаких дорогих подарков, – бесцеремонно шлепая меня по заднице, яростно шепчет на ухо: – Ты совсем осмелела, может, мне стоит нарушить наши правила? Доиграешься, крошка.

Под «правилами» он имеет в виду наше соглашение о соблюдении границ в постели. Никакого рукоприкладства, удушья, применения слишком грубой силы…мне нравится дико, сладко и жадно, но я бы не хотела, чтобы Оуэн оставлял синяки на моей коже или насильно бы трахал в рот. Для этого у него есть шлюхи.

Мне хочется снова его ударить, но, когда я оборачиваюсь, Смит уже скрывается за прозрачной тканью, которая разделяет террасу и коридор ведущий в комнаты виллы.

– Пошел к черту! – вспыхиваю я, разжимая кулак. Вглядываюсь в таблетки, лежащие в ладони. Розовые, маленькие, и их так много. Он и не заметил, как я достала.

Тебе здесь нет места.

Кожа покрывается мурашками от звука собственного голоса в голове. Словно в тумане, не отдавая себе отчета в своих действиях, я хватаю бутылку воды с барной стойки и запиваю пять таблеток, царапающих горло. И ничего не чувствую. Абсолютно…

Примерно через тридцать минут, сама не понимая, как оказываюсь в центре комнаты, оборудованной под танцпол. Зажатая между Оуэном и его лучшим другом, которые лапают меня за все оголенные части тела. Самое странное, что мне приятны их прикосновения. Всего пару минут, а может быть, целую вечность…

Сердце бьется так быстро, будто загнанная в клетку птичка. Плавно замедляется, пока его удары не становятся реже моих вдохов, пока они не исчезают полностью. Меня накрывает волна странных ощущений: словно меня бросает в прохладные воды Эгейского моря, засасывает в воронку, и вот я уже на самом дне, лишена возможности сделать вдох… Но это иллюзия. Я все еще на танцполе.

Последнее, что помню, перед тем, как упасть на пол, это гулкий, последний удар собственного сердца, и то, как оно буквально останавливается в моей груди. Замирает. Навсегда. Дикий ужас парализует каждую клеточку тела, и я начинаю падать. Холод бежит по венам к застывшему сердцу, все вокруг кружится в неясной дымке. Калейдоскоп картинок и гул голосов врываются в угасающее сознание ледяными щупальцами, вскрывая потаённые страхи, проливаясь слезами по пылающим щекам. Внутри лед, жар снаружи. Что-то тянет меня прочь отсюда, прогоняя страх, даруя смирение.

Я не хотела бы так. Не сейчас. Я нужна….

Прежде, чем потерять сознание, я вижу не лицо Криса, самого близкого мне человека, а чье-то другое, мерцающее, расплывчатое, далекое, но до боли знакомое. Я вглядываюсь в лицо мужчины, пытаясь рассмотреть, узнать, но не вижу очертаний его лица.

И если я умираю, то вижу точно не Бога.

От нехватки кислорода воображение играет со мной в жуткие игры. Пространство то расширяется, то сужается, яркие вспышки мерцают перед глазами, искрятся, и я чувствую, как стремительно лечу… вниз. Да, вниз. Я не заслужила рая. И если честно, вообще не верю, что «после» что-то есть. Там ничего кроме пустоты. Я изо всех сил пытаюсь закричать, позвать на помощь, и кричу, кричу, оглушительно громко, но только у себя в голове. Мгновение, и все закачивается, и боль, и страх, и агония. Я легче ветра, и это опьяняет. Мне хочет парить, я устала сражаться, я устала падать. Взмываю вверх. К свету. Но что-то держит меня, заставляет взглянуть вниз и застыть от нарастающей боли, вспоминая, почему я не могу уйти. Слишком тяжел груз ответственности, и я из последних сил хватаюсь за реальность. Но мое тело больше не принадлежит мне, и я смотрю на него сверху. Неподвижное, такое бледное и хрупкое. Неестественная поза, как у сломанной куклы. Густые светлые волосы не прикрывают обнаженной кожи – во время наркотического угара парни порвали на мне и без того крошечное платье. Это отвратительно. Я выгляжу, как дешевая шлюха, и мне хочется отвернуться от этой картины, от самой себя, от того, кем я стала. Неужели в этом заключалось мое предназначение? Прожить пустую жизнь, быть не в силах помочь близкому человеку и сдохнуть от передоза?

Со стороны наблюдаю за тем, как Оуэн бьет меня по щекам, пытаясь нащупать пульс на шее.

– Скорую! Черт…детка. Кто-нибудь вызовите скорую!

– Наша спящая красавица отправилась танцевать с чертями, – подавляя дикий смех, делает вывод один из друзей Оуэна. Что делает с этими уродами дурь? В его голосе нет паники и сожаления, лишь блаженная улыбка на лице, словно для него все происходит не по-настоящему. Так и есть, они здесь все обдолбанные, и не смогут оказать умирающей девушке помощи…

И я снова ощущаю, как меня уносит прочь, в сгущающуюся вокруг тьму, прорезаемую мириадами световых фотонов. Внутри меня взрывается солнце, рассыпаясь обжигающими осколками, превращающимися в пепел, и он кружит, опадая на мои ладони серым дождем. Я замираю, околдованная, наблюдая, как серебристые слезы пепла подобно ртутным ручьям проливаются между моих пальцев, капая вниз с гулким звоном. Так разбивается хрусталь или плачет умирающее сердце. И я делаю шаг сквозь бездну отчаяния, не понимая, как такое возможно, позволяя уносить неизвестному потоку меня все дальше и дальше с оглушительной скоростью, сквозь извивающиеся лабиринты сознания.

Еще секунду назад я не могла закричать, а теперь я слышу свой истошный крик и чувствую, как надрываются связки. Я не понимаю, что происходит. Но когда открываю глаза, снова ощущаю свое тело, и то, как горячая кровь циркулирует по венам…и самое время обрадоваться этому, но на смену облегчению приходит новая волна паники и ужаса. Еще больший страх захлестывает меня, когда я чувствую на себе вес здорового и тяжелого мужского тела, которое прижимает меня к мягкой поверхности. Его янтарного цвета глаза горят от похоти, и это все, что я вижу в данный момент.

Зрение становится чётче, а все ощущения острее…но лучше смерть, чем место, в котором я оказалась. Какой дурной сон…. Игры сознания не отпускают, подбрасывая один кошмар за другим. Я думала, что это меня распластали на огромной кровати под большим навесом, драпированном прозрачными тканям, в центре загадочной комнаты, но на самом деле я лишь наблюдаю за жуткой картиной со стороны…словно смотрю страшный сон и все никак не могу проснуться.

Беглым взглядом окидываю просторную комнату с высокими сводами в готическом стиле, погруженную в полумрак. Мне слишком страшно, чтобы оценить обстановку в полной мере, но цветные витражи, гобелены с изображением кровавых сражений и поклонений людей величественным статуям, массивные, узорчатые колонны навевают мысли о языческих храмах и кровавых жертвоприношениях. Я смотрю в другую сторону, откуда раздаются душераздирающие крики несчастной девушки, над которой склонился мужчина.

– Отпусти меня! Нуриэль, зачем? Великий Ори покарает тебя, что ты делаешь! Хватит! Мне страшно! Ты пугаешь меня! – отчаянно кричит совсем юная девушка, у которой никогда не хватит сил противостоять такому гиганту. Полуобнаженный мужчина хватает ее за запястья, и в эту же секунду я чувствую резкую боль в своих. Как будто это его руки сжимают их…кричу, но эти двое не слышат меня. Не видят …

Меня нет.

Наверное, это все предсмертная агония, лихорадка, может быть, те самые муки перед попаданием в ад…я не знаю, что это, и не хочу знать. Мне просто хочется исчезнуть, испариться, но новый шквал эмоций и чувств обрушивается на меня с каждым криком девушки. С каждым грубым движением Нуриэля. Он поднимает ее руки над головой, распяв беззащитное тело на сбившихся покрывалах. Она выгибается дугой, но от боли, а не наслаждения…

– Sent`s tantare sherisa, Mandisa (*Ты же хочешь, чтобы я сделал тебя своей, Мандиса, – удивительно, но они говорят на другом языке. Я никогда его не слышала. И при этом почему-то прекрасно понимаю смысл всех слов, хотя лучше бы не понимала….

– Признайся, ты позволяла ему то, что никогда не позволяла мне? – Нуриэль резко обхватывает ее скулы, и мои в ответ обдает новой порцией саднящей боли. Я ментально сливаюсь с несчастной девушкой и даже чувствую ее слезы на своих щеках… – И это после всего, через что мы прошли вместе? Сколько можно ждать? Ты давно не ребенок и должна понимать, чем закончатся твои игры. К Саху разговоры, я все равно возьму тебя, Мандиса, – злобное рычание мужчины превращается почти в нежный шепот, когда он склоняется надо мной, над нами, и почти бережно проводит пальцами по моим губам. Я стону в голос, но уже не от страха, а от секундной слабости: мне даже кажется, что я не против почувствовать его губы на своих губах, узнать вкус этого мужчины, напоминающего мне дикого воина, обезумевшего от страсти. Он наклоняется ближе и, проводя языком по моим губам, раскрывает их и проникает в рот…

Ощущение полного слияния с девушкой распадается, и я снова смотрю, как Нуриэль целует Мандису со стороны. Девушка впивается ногтями в его спину, старается оттолкнуть и причинить боль, но судя по теплоте на моих губах, по легкому чувству томления внутри, она не так сильно этого хочет. В ее сердце живут теплые чувства к целующему ее мужчине. Я не уверена, что это любовь, но что-то близкое. Ее и меня терзают сотни противоречий. Это начинает выглядеть эротично и сладко, их поцелуй пропитан такой страстью со стороны Нура, какой я в реальности от Оуэна никогда не ощущала. Мандиса же кажется мне совсем юной и неискушенной девушкой, в отличие от меня, чтобы ответить ему в полную силу, или дать достойный отпор, если поцелуи ей нежеланны. Но это не мешает мне завидовать ее чистоте, робости, трепету, с которым она принимает его поцелуй. Тепло разливается по моему телу…, а потом словно сердце обрывается.

Я слышу ЕГО голос. Мне кажется, я всегда его слышала… Низкие знакомые нотки приникают в мою душу, вызывая волнение и трепет. И это начинает действительно пугать меня: я замираю, не в силах даже вдохнуть, ощущая острую нехватку воздуха….

Скорее бы эта агония прекратилась. Я не хочу видеть этот сон, не хочу ощущать чувства Мандисы…, а испытывает она то, что мне не передать никакими словами. В реальном мире явно нет слов, чтобы описать подобное чувство. Мне кажется, что оно имеет отношение к обладателю голоса. Я ощутила, как замерло ее сердце, когда девушка поняла, что он увидел ее с Нуриэлем. И если я сомневалась в наличии эмоций Мандисы к тому мужчине, который сейчас нависает над ней, то теперь совершенно уверена – второй появившийся в этом безумном месте владеет всеми чувствами девушки в купе с ее душой.

– Нуриэль! – в комнату врывается обладатель магнетического голоса. Его появление сопровождается мощными энергетическими потоками, которые заполняют все пространство, заставляя меня сжиматься от необъяснимого ужаса. Он направляет руку в сторону Нура и тот издает болезненный рык. Я вижу, как рваные мерцающие стрелы электрического тока исходят от его ладони, ударяя в Нуриэля. От подобной силы даже факелы на каменных стенах гаснут, но я не теряю способности наблюдать за происходящим… В конце концов, это всего лишь сон.

– Что ты, черт возьми, такое… – отчаянно кричу я, совсем забыв о том, что меня никто не видит и не слышит. Лучше бы я молчала… Потому что ОН услышал. Поднял голову и не посмотрел, а прожёг меня насквозь своим взглядом. Черт, как ему это удалось? Или бессмысленно искать логику во сне…

Это же сон? Но, почему он кажется таким реальным и пугающим до жути?

Меня бьет темная тяжелая вибрирующая энергия, заставляя отступать назад, повинуясь инстинкту самосохранения. Я никогда не чувствовала на себе ничего подобного. Уже второй раз за сегодня. Влияние свирепого взгляда, магическое, неземное, неподвластное пронизывает до мурашек, до ломоты в теле. А он продолжает смотреть так, будто знает все мои страхи, читает все мои мысли, видит насквозь… Я привыкла к тому, что мужчины раздевают мое тело взглядом, но этот – в считанные секунды обнажил душу.

Закусываю губу, чтобы не закричать, надеясь, что он не кинется в мою сторону…

Еще с секунду я утопаю в пристальном, изучающем взгляде, пытаясь как можно отчетливее запомнить жесткое и властное лицо. Почему я ловлю себя на мысли о том, что хочу помнить его, когда… нет, если проснусь?

Такие мужественные черты лица. Желваки играют на точенных скулах, выдавая его ярость и гнев. Лишь на секунду позволяю себе задержать взгляд на его поджаром теле, на смуглой коже, обрисовывающей рельефные мышцы. Черт возьми, нельзя терять голову во сне…

Нервно сглотнув, я, наконец, решаюсь ответить ему таким же жгучим взглядом, и только секунду спустя понимаю, насколько это глупо. Это сон…и все эти люди лишь плод моей больной фантазии, воздействие наркотического дурмана или предсмертной агонии.

Мужчина отводит свой пристальный взгляд, и я выдыхаю, чувствуя огромное облегчение. Не теряя больше времени, он кидается к столу и хватает Нура, стаскивая его с девушки.

– Кэлон! – вырывается из губ девушки отчаянный крик, и я понимаю, что это имя мне знакомо.

– Ты заплатишь за это, – шипит Нуриэль, когда Кэлон одной рукой хватает его за горло и приподнимает над полом. Сжимает так сильно, что вены на его предплечьях вздуваются, а лицо Нура приобретает багровый оттенок.

Страх парализует тело, хочется кричать, но я слышу крик Мандисы, которая просит не убивать своего обидчика.

Ни один из мужчин не вызывает у меня доверия. Если первый кажется опасным, то второй…просто дьявол воплоти. По крайней мере, сейчас в таком разъяренном состоянии. Интересно, что связывает этих троих, и почему мой сон не дает мне всех ответов? Я хочу понять, какого черта одурманенное подсознание бросило меня сюда, в мрачные стены жутковатого зала, в центре которой двое диких мужчин дерутся из-за невинной девушки? Но, к сожалению, ответов нет.

Мандиса прикрывает лицо руками. И я вижу лишь длинные рыжие волосы, спутанные после попытки Нуриэля взять ее силой. Она дает себе секунду, чтобы прийти в себя, поднимается на ноги и, расправив плечи, набрасывается на Кэлона, чтобы помешать ему задушить Нуриэля. Она бьет его по плечам, умоляя прекратить насилие, но Кэлон неумолим. Отталкивая девушку плечом, усиливает хватку, заставляя своего соперника хрипеть. ЕЕ мольбы бессмысленны, он не слышит. Мандиса не сдается. Снова делает шаг вперед. На ее лице отчаяние и боль, подняв ладонь, она очень медленно приближает ее к плечу Кэлона. И я ощущаю исходящее от нее смятение, дрожь ее пальцев, трепет ее сердца. Она не хочет этого делать. Но чем может быть опасно обычное прикосновение? Да уж, нашла чем сразить такую мощь… Мой сарказм прерывает жгучая боль в ладонях. Опускаю взгляд на свои пылающие руки и чувствую, как это я…мы…прикасаемся к Кэлону. Я ощущаю его горячую кожу под своими пальцами, глядя на то, как она дотрагивается до него…магия. Невероятно. Немногим раньше я ощутила, как внутри меня взорвалось солнце, то теперь оно вспыхнуло в моей ладони и жидким огнем скользнуло сквозь пальцы.

– Какого Саха?! – яростно кричит Кэлон, вздрагивая всем телом. Он отпускает Нуриэля, и тот опадает на каменный пол, пытаясь отдышаться. Но я смотрю только на Кэлона, на мужчину, к которому прикоснулась Мандиса… или я, или мы обе. Ему действительно больно от моего прикосновения. Я снова сливаюсь с Мандисой, ощущая себя в ее теле. Завороженно смотрю на то, как его смуглая кожа краснеет под моей ладонью. Обугливается…словно я сжигаю его заживо. И мне больше не жаль его. Не спешу убирать руку, получая какое-то незнакомое прежде удовольствие, доставляя боль этому мужчине. Словно мщу…сама не знаю, за что.

– Obsena! (*прим. минтакийский язык – c*ка, дрянь) – рычит Кэлон, резко взмахивая левой рукой. К черту закон притяжения, потому что, не прикасаясь ко мне, мощью своей энергии Кэлон заставляет меня оторваться от земли. Словно невесомая пушинка я отлетаю за считанные секунды и врезаюсь в стену, преодолев в воздухе десяток метров. Его взгляд ударяет мне прямо в сердце, словно проворачивая в груди рукоятку невидимого ножа. Я смотрю в неистовые магические глаза, растворяясь в них, задыхаясь от боли. Мандиса стонет, скорчившись на холодном полу, а я продолжаю падать темный бездонный омут таинственных глаз Кэлона. В адскую непроглядную тьму заколдованных лабиринтов. И если это тот самый тоннель, то я должна найти свет. Я обязана… Я кому-то еще нужна там. Нужно вспомнить кому… Имя.

Крис.

Крис.

– Давай же, девочка, дыши!

Резко распахиваю глаза и вдыхаю полной грудью. Слишком много света…

Если бы не кучка врачей в белых халатах и масках, склонившихся надо мной, я бы решила, что все-таки умерла. Но то, что я сейчас чувствую, точно указывает на то, что я жива. Голова взрывается от боли, а все тело ломит и ноет. Я вернулась с того света, черт возьми. Только то, что я видела, сложно назвать раем, или адом, или чистилищем. Я ощущаю себя совершенно иначе, неуловимые изменения пульсируют в каждой клетке организма. И дело даже не во сне: он забывается, ускользает из моей памяти, но остаются чувства, что я пережила, обжигающая боль в груди, и я не понимаю, что мне теперь с этим сделать. Чувств слишком много, и они какие-то другие, необъятные, непостижимые, словно непредназначенные для моего опустевшего и давно ледяного сердца. Не предназначены для этого мира.

Это все равно что родиться заново.

— Два пятнадцать. Зафиксируйте. С возвращением, мисс Мартин. Еще бы две минуты, и смерть не была бы клинической, — произносит доктор, убирая от меня аппарат, который вновь завел мое сердце.

Зачем они меня вернули, зачем?

Не понимаю, откуда эти мысли.

Я же хотела вернуться, хотела жить ради Криса. Ради себя. Или просто всем назло.

По моим щекам беспрерывно текут слезы, и я не смогу объяснить их причину, даже если очень захочу. Меня не покидает единственная мысль: я хочу домой.

Дом…у меня никогда его не было. Даже рядом с Крисом я не чувствую себя так, словно я на своем месте.

– Я убью тебя, Мандиса, — вздрагиваю, снова заслышав знакомый голос. Кэлон. Кто такой Кэлон? Горячее дыхание обдает мочку уха, но, когда я медленно поворачиваю голову, рядом никого нет.

Я просто сошла с ума. Наверное, с таким образом жизни – это рано или поздно должно было произойти.

«Да придет в теплые земли разрушенного храма Великий Царь, сокрушив всех наследников Правителей Минтаки, и овладеет он зеркалом Креона и поднимет Аспис Элиоса и скажет всем живущим на земле и небесах – Я один буду править вами. И никто, ни Боги, ни твари земные не смогут сокрушить моей власти. Да будет так».

Пророчество, высеченное на руинах храма Арьяна.

Кэлон

Элиос, дворец Нуриэля Эриданского.

3218 год после крушения Минтаки.

Я рассеяно наблюдаю за игрой света, проникающего в огромный зал через отверстия в высоких сводах. Аметистовые блики отражаются, играя на гладкой поверхности Семи Зеркал Креона (см. Глоссарий.). Я бесстрастно слежу за причудливыми тенями по ту сторону Порталов. Они всегда спокойны, и в отражении каждого перемещаются скручивающиеся в звёздные воронки галактики и вращающиеся сферы эфира. Я могу войти в любое из них, но позволяю себе подобное только в исключительных случаях. Праздное любопытство недопустимо. Проклятие Богов уже однажды настигло землю минтов. Нельзя нарушать и без того хрупкое равновесие Элиоса, небольшого государства, образовавшего на руинах некогда процветающего острова Минтака. Исчезнувшие в Зеркалах Креона не возвращаются. И это закон, который не нарушался тысячелетиями для сохранения мира во Вселенной.

Я темный жрец и последний из хранителей Врат (см. Глоссарий), верный подданный и командующий армией и флотом Нуриэля Эриданского, его правая рука во всех вопросах.

Сегодня я приближу нас еще на один шаг к свершению Пророчества. Я чувствую вибрирующие отголоски Божественного Ори совсем близко. Их излучает девушка, которую три месяца назад мои слуги выкрали из храма Аминак, последняя из дочерей одного из семи Правителей, посвятившая свою жизнь служению Ори. Рию (см. Глоссарий) похитили прямо из храма и насильно привезли во владения Нуриэля. Все это время девушка готовилась к ритуалу жертвоприношения в тщательно охраняемых покоях, где о ней заботились, как о самой дорогой гостье Правителя. Однако нашего гостеприимства оказалось недостаточно, чтобы она смирилась со своей участью.

Чувствую ее страх сквозь несколько этажей каменных залов и спален, соединяемых длинными коридорами и лестницами. Мои ноздри трепещут в предвкушении. Концентрированная смесь ужаса и отчаяния, испытываемая девушкой, так сладостна, так желанна. Они редко приходят сюда смиренными и до последнего вздоха в этом мире ждут, что светлоликий Ори обратит на них свой взор и спасет своих жриц от участи быть принесенными в жертву на алтаре темного Бога. Но ни мольбы, ни просьбы не отменят предначертанного.

Пророчество скоро свершится. С каждой жертвой на землях Элиоса и Креона остаётся все меньше наследников, свергнутых Семи Правителей Минтаки.

Несколько сотен лет мы с Нуриэлем вели кровопролитные жестокие войны с другими претендентами на престол Великого царя, убивая их одного за другим, прочищая себе путь к абсолютной власти. Все сильные противники погибли, поверженные нашей несокрушимой силой и мощью, но остались прекрасные и хрупкие жрицы Ори, умеющие скрываться, а не вести открытое противостояние.

Время кровавых войн окончено. Днем и ночью мои стражи рыщут по землям Креона и Элиоса в поисках оставшихся в живых наследниц павших Правителей.

Одна из них совсем рядом…

Серебряный луч скользит с высокого свода по каменным стенам и теряется в Третьем Зеркале Креона. Вращающаяся звездная туманность рассеивается, словно пронзённая светом, и мерцает, искрит, принимая причудливые формы, заставляя меня вскинуть голову и пристальнее всмотреться с мятежную поверхность портала. Расширяющаяся воронка сжимается, словно исчезая, и снова возникает в абсолютной тьме и разрастается, стреляя в разные стороны серебряными молниями. Это впервые, когда врата начинают реагировать еще до того, как я перемещаю в них лишенную силы жертву.

– Ты это видишь? – спрашиваю я у бесшумно приблизившегося ко мне Нуриэля. Он встает рядом со мной, плечом к плечу в центре круглого зала, поочередно переводя взгляд с одного Зеркала Креона на другое. Я ощущаю его смятение, когда взор Нуриэля достигает необычайно активно проявляющего себя третьего портала.

– Да, Кэл. Я вижу, – мрачно кивает он. Закутанный с головы до ног в отороченный белым мехом длинный красный плащ с вышитыми на нем символами его власти Нуриэль выглядит встревоженным, когда я перевожу на него взгляд. – Ты думаешь, это Плейона? Из-за нее Зеркало искрит? Неужели мы нашли ее? И это Ори подает нам знак, что мы близко?

– Возможно, Нур, – киваю я, скептически отмечая теплую белую куртку, выглядывающую в распахнувшихся полах плаща Правителя.

– Ты все время мерзнешь, – говорю я, доставая из ножен кинжал с закруглённой рукояткой и мерцающими внутри лилово-серебристыми потоками концентрированной энергии.

– Мой отец был одним из Семи Правителей Минтаки, Избранником Светлого Ори. Во мне течет горячая кровь моих божественных предков, – высокомерно вскидывая голову, произносит Нуриэль, снисходительно скользнув взглядом по моей тонкой черной накидке, прикрывающей кожаную безрукавную тунику на шнуровке и таким же штанам, заправленным в высокие сапоги. – И Сах свидетель, здесь холоднее, чем в Креоне, а ты выглядишь так, словно полуденное солнце освещает этот промёрзший зал.

– Там не так уж и холодно, Правитель, – отвечаю я, в знак почтения опуская голову. – И поверь, здесь намного теплее чем там, откуда я родом.

– Белые слезы Ори, – изумленно восклицает Нуриэль. Из его губ вырывается струйка пара. Он протягивает руку открытой ладонью кверху, и я тоже замечаю опадающие ледяные крошечные кристаллы, кружащиеся в хаотичном танце, прежде чем растаять на ладони Нуриэля.

Это странно, но глядя, как маленькие капельки утекают сквозь смуглые пальцы Правителя, я невольно вспоминаю совсем другие ладони, тонкие и изящные с длинными пальцами и розовыми ноготками. Такие бледные и хрупкие, как сама их обладательница. Мандиса. Это имя должно было стереться из памяти спустя череду столетий и других женщин. Я не вспоминал ее веками. Но сейчас, когда приближается время очередного жертвоприношения, перед моим внутренним взором мелькают огненного цвета волосы. Непокорившаяся, недоступная. Первая рия, которая не поддалась чарам; первая рия, которой были невыносимы мои прикосновения. Она всегда была для меня вызовом, который я принял и не разу не отступил. Какие громкие слова, однако, но они так мало значат в любом из миров, которые я видел своими глазами за века, которые прожил. Куда больше говорят поступки и действия, оставляющие нестираемые временем шрамы….

Я бы мог забыть, если бы знал, что ее больше нет. Я бы смог смириться и отпустить гнев из своего сердца. Сколько раз я хотел презреть все запреты богов и вступить в тот портал, который в данный момент выдает хаотичные признаки нестабильности. Найти ее в других мирах и призвать к ответу. Но даже ментально я не смел… нарушить равновесие вселенной ради неприступной рии, единственной в своем роде обладательницы огненного дара Элейн.

– Что-то происходит, – задумчиво произношу я, улавливая незнакомые вибрации, покалывающие кожу ледяными иглами и пронизывающие все окружающее нас пространство. Нуриэль не является Стражем Врат и может только увидеть странные явления, ощутить их он не способен. Потомки Первых Правителей не обладают магическими силами, но физически они очень сильны и практически неуязвимы. Маги и жрецы были посланы на Иас, чтобы помогать Правителям развивать Минтаку по законам Ори, но впервые правой рукой правителя стал темный жрец.

Портал продолжает подавать негативные энергетические колебания, и я не могу не думать о том, когда в последний раз видел подобное явление.

И видимо не только я не способен забыть огненную рию Ори, выросшую в стенах этого дворца на наших с Нуриэлем глазах. Мы оба наблюдали, как расцветала ее необычайная красота и как пробуждался огненный дар, данный лунной Богиней Элейн.

Но именно этот дар Мандисы стал для меня проклятием, оставив на теле безобразные шрамы от ее последнего прикосновения.

– Мы оба ослепли от ревности тогда, Кэл, – словно прочитав мои мысли, произносит Нур глухим задумчивым голосом. Но это невозможно. Никто не способен читать мысли темного жреца, кроме Бога, которому он служит. – Столько лет прошло…. Она могла быть с нами. Мы делили ту, которой могли обладать оба. Я не могу ее забыть и не могу простить нам того, что мы сделали.

– Это было неизбежно, Правитель, – голос мой звучит сдержанно, но я с трудом могу контролировать вспыхнувшую в одно мгновение ярость. Мы оба. Стискивая челюсти, сжимаю в правой руке кинжал, глядя на покрывшееся инеем Третье Зеркало Креона. Каждый раз, вонзая острый клинок в сердца других, я думаю о ней. Мне никогда не стереть из памяти тот момент, когда ее бездыханное тело растворилось во тьме убегающих лабиринтов, унося бессмертный дух к невидимым мирам, чтобы возродиться снова. И все потому, что никогда не хотел, чтобы мы владели ею оба. Она должна была принадлежать мне одному или никому в этой реальности.

– Тот день стерся из моей памяти, Кэлон, – Нур сжимает ладонь в кулак, убирая за спину. На лице его появляется ожесточенное выражение. – Я помню, что она пришла ко мне. Возможно я был пьян, и мне показалось, что она хочет отдаться мне. Власть и сила, бесконечные кровавые бойни. Я лишился разума и сердца. Я забыл, кто передо мной. Любая женщина мечтала угодить будущему Великому Царю. А Мандиса была просто девчонкой, полюбившей совсем другого человека, которым я был когда-то… очень давно. Но даже спустя сотни лет я до сих пор не могу объяснить себе того, что тогда произошло. Как я мог приказать тебе принести ее в жертву? Почему я это сделал?

– Прошлое должно остаться там, где ему место, Нуриэль, – отозвался я, и мой голос, отражаясь от стен, глухим эхом прозвучал в огромном зале.

Белые слезы Ори кружились и падали на мои волосы и плечи, но я не чувствовал холода в отличии от Нура, всегда тяжело переносящим холодные ночи во время белой Луны. Я поднял голову вверх и обвел взглядом украшенные выпуклыми раскрашенными рельефами своды, которые изображали мифические древние битвы, существа из других миров, Богов и стражей.

Изысканная красота этого сакрального места завораживала посвященных в его тайну, а непосвященных приводила в ужас. Только жрецы и носители божественной крови могли смотреть в Зеркала Креона, не сходя с ума от ужаса.

Я же очень давно ощущаю пустоту, которая прорастает черными ростками в моем сердце, уничтожая в нем остатки человечности.

– Приведите Плейону, – громко говорю я, обращаясь к слугам, который стоят под дверью, ожидая приказания.

Грохот нескольких пар сапог удаляется по коридору, и у нас остается не так много времени, чтобы подготовиться. Нуриэль как всегда с любопытством наблюдает, как в семь идеально ровных световых колодца, расположенных на потолке симметрично друг другу на одинаковом расстоянии, проникают лучи разного цвета, почти сливаясь, устремляются в изголовье овальной плиты, установленной в центре на возвышении, к которой ведет лестница из семи ступеней, украшенная барельефами. Свет семи планет пересекается в одной точке всего на несколько мгновений, и до этого момента у нас осталось не так много времени.

– Она очень красива, – оборачиваясь ко мне, с ухмылкой произносит Нуриэль. – Уверен, что тебе понравится.

– Все рии Ори красивы, Нуриэль. В них течет кровь Первых Правителей, – отвечаю я, чувствуя приближение наследницы Избранников Ори.

Мы стоим по две стороны от лестницы лицом к входу в ожидании прекрасной гостьи, которой предстоит стать жертвой темному Богу. Слуги не могут войти в зал, который хранит Зеркала Креона, и ее толкают внутрь, захлопывая за спиной испуганной девушки массивные двери. Отчаянный вскрик эхом проносится по огромному торжественному залу. Взгляд Плейоны, дочери Крия, первого из Семи Правителей, посланного в земли Минтаки тысячи лет назад самим Ори, прикован к монументальному ступенчатому алтарю. Она знает, что ее ждет.

Страх и приток энергии, им дарованный, опьяняет меня, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Нур прав. Плейона прекрасна. Золотистые волосы и зеленые глаза, которые сверкают подобно изумрудам на бледном охваченном ужасом лице. Тонкое изящное тело облачено в расшитый золотом и серебром белоснежный хитон, состоящий из двух шелковых кусков ткани и соединенный золотыми застёжками на плечах. Тонкое одеяние почти не скрывает изящных изгибов тела юной красавицы. Одна из привилегий потомков Правителей – они прекращали стареть в самый пик рассвета своей красоты, но после крушения Минтаки рии утратили свое бессмертие в наказание за неповиновение. Однако Плейона могла прожить еще долгие-долгие годы и умереть такой же прекрасной, как сейчас, в тот момент, который счел бы подходящим Бог, которому она служила.

– Не нужно бояться, рия, – мой голос звучит мягко и ласково, и, вздрогнув от неожиданности, девушка поднимает голову, глядя на меня. – Подойди ближе, – продолжаю я, и ужас в зеленых глазах сменяется отчаянием. Она не может оказать сопротивление. Много дней ее поили магическим напитком, рецепт которого я получил от своего отца. Её воля и сила полностью в моей власти. По щекам стекают слезы, но девушка выполняет приказание. Она идет к подножию лестницы, неотрывно глядя на меня. Я улыбаюсь ей так, как сам Ори улыбался своей возлюбленной Элейн. И я знаю, как действует на жриц Светлого Бога моя улыбка. Плейона пытается противиться силе своего желания, но оно неумолимо нарастает в расширившихся темных зрачках.

– Я знаю, кто ты! – хриплый сиплый шепот срывается с искусанных в отчаянии губ, когда она оказывается между мной и Нуриэлем.

– Правда? – склонив голову набок, с наигранным любопытством спрашиваю я, протягивая руку и убирая с лица девушки непокорный белокурый локон. – Окажешь мне честь, поведав, чем я так известен за стенами дворца моего Правителя?

– Нет у тебя другого Правителя, кроме Саха. Ты пришел из черного Креона, чтобы убивать всех, кто не поклоняется твоему Богу. Ты наложил чары на Нуриэля Эриданского, заставляя его выполнять твою волю. Ты ослепил его своим темным колдовством. Вся кровь, что пролил Нуриэль, на твоих руках, – одно за другим бросает мне обвинения смелая девушка.

– Моя дорогая, не нужно меня недооценивать, – насмешливо обрывает пламенную тираду девушки Нур, кладя ладонь на ее плечо. – Кэлон, конечно, очарователен, но околдовать ему меня вряд ли по силу.

– Тогда, почему ты предал своего Бога? – обернувшись к Нуриэлю, гневно спрашивает Плейона. – Светлоликий Ори не приемлет убийства, войн и колдовства против свободной воли.

– Я не предавал своего Бога, глупая рия, – с широкой белоснежной улыбкой на смуглом лице отвечает Нур. – Разве ты не видишь, что Богам больше нет до нас никакого дела. Они оставили нас. Прокляли. Я собираюсь сам стать Богом.

–Тогда ты глупец! – выплюнула девушка с усмешкой. Улыбка исчезла с лица Правителя, темные глаза гневно сверкнули, и, замахнувшись, он ударил Плейону по правой щеке. Девушку шатнуло назад прямо в мои объятия. Я обхватил ее плечи, ласково поглаживая и нашептывая прямо в ухо слова утешения, ощущая дрожь ее хрупкого тела.

– Прости Правителя за его несдержанность, Плейона. Нельзя оскорблять Великого Царя. Скоро каждый из ныне живущих преклонит перед ним колени.

– Вы просто кровожадные убийцы, прикрывающиеся предсказаниями. Никому из живущих Элиосе не дано стать Богом, – отчаянно выкрикнула девушка. Стиснув челюсти, резким движением руки Нуриэль сорвал с нее полупрозрачные покровы, оставив совершенно обнаженной.

– Покорись своей судьбе, – шепчу я, касаясь губами мочки ее уха, и девушка каменеет в моих руках, полностью утратив силы к сопротивлению.

– Ты избрана, Плейона, – развернув ее лицом к себе, произношу я, всматриваясь в остекленевшие глаза. – Не бойся, смерть – это не конец, а начало, путь в новый мир, и кто знает, может быть, он понравится тебе больше. Гораздо больше….

Мои ладони скользят по обнаженным плечам неподвижной красавицы, попавшей под мои чары. Магия темного жреца влияет на дочерей Ори сильнее, чем на обычных женщин, вызывая в них влечение, которому невозможно противостоять. Свет и тьма – две противоположности, миллионы лет сражающиеся между собой, но на самом деле стремящиеся к полному соединению. И пока я ласкаю плечи и грудь прекрасной Плейоны, чье тело покрывается розовым румянцем, выдавая ее томление, Нуриэль прижимается к ней сзади, зарываясь пальцами в золотистые локоны и целует тонкую шею, срывая отчаянный стон с приоткрытых губ девушки. Ритуал жертвоприношения начинается не с боли…. Но боль, чужая боль для меня – самый желанный напиток, который я готов пить вечно, не зная пресыщения. Однако сейчас, в последние минуты жизни Плейоны, мы подарим ей наслаждение, которого она не знала ранее ни с одним из своих многочисленных любовников за долгие века своей молодости.

Белые слезы Ори падают на пылающую кожу девушки, стекая по стройному телу прозрачными каплями. Мой взгляд останавливается на золотом браслете, обвивающем ее руку чуть выше локтя, ненадолго отвлекая внимание от чувственных ласк. Я снова ощущаю усиливающиеся вибрации вокруг нас, волнами проходящие сквозь меня. Что-то странное происходит, неправильное. Поднимая руку, я касаюсь украшения на руке Плейоны, и призрачное серебряное свечение, исходящее из кончиков моих пальцев, струится по нежной коже, проникая внутрь, к самому сердцу, с каждым новым ударом приближающегося к полному забвению. Ей не больно, она испытывает экстаз и неземное удовольствие от каждого моего прикосновения, ее кровь пропитана страстью. Это так легко, так приятно… заставлять их тела изнывать от горячего желания, полностью парализуя волю и блокируя силы. И только одна рия оказалась неподвластна моему влиянию. Только одна…

Отвлекаюсь от назойливых воспоминаний, которые сегодня так часто одолевают меня, возвращаясь к реальности. Наверное, этот самый любимый момент во всем ритуале. Я и Нуриэль – два чудовища, которые выпивают свою жертву до дна, одновременно вознося к чертогам наивысшего наслаждения.

Вся наша одежда остаются внизу, когда мы поднимаем девушку на алтарь. Ее тело изгибается, стремясь прикоснуться к нам, слиться в языческом древнем танце страсти, одурманенное похотью, подверженное чарам. Воля сломлена, забыто собственное имя, прошлое и настоящее, страх и вера в Бога, которого она еще недавно так отчаянно защищала. Несколько триумфальных минут животной страсти кажутся бесконечными и мгновенными одновременно. Жар, исходящий от наших тел, заставляет превращаться Белые слезы Ори в капли воды еще в воздухе, они шипят, соприкасаясь с нашей кожей, и, отлетая, превращаются в пепел, опадающий на каменный пол. Крик рвется с губ девушки в момент абсолютного экстаза. Ее энергия льется в меня, все ее мысли, мечты и воспоминая. Я заношу кинжал над изогнутым подо мной беззащитным телом Плейоны, когда широкий световой столб и одновременно со сверкнувшим острием ударяет в ее грудь. Вспышка озаряет зал, ослепляя нас, рассыпаясь мириадами мерцающих бликов. Изумрудные глаза Плейоны останавливаются на мне, застывая в изумлении, одинокая слеза вытекает из уголка глаза, стекая по щеке, на приоткрытых губах по-прежнему блуждает блаженная улыбка. Пронзенное острым лезвием сердце девушки делает последний слабый толчок и замирает. Одновременно световой столб исчезает, и огромный зал на некоторое время погружается в абсолютную густую тьму.