Закон отражения Клименко Анна
Налетел первый порыв ветра, швыряясь листьями и мелкими веточками, хлеща по лицу ледяными ладонями.
Боль и ненависть переплелись с силой камня, выплескиваясь в темное небо, затмевая холодное сияние звезд и блеклый свет луны.
– Aaderenn, eki-torr, d’harell!
Голос Миральды сорвался, словно по связкам рубанули ножом. Но того, что она сделала, уже было достаточно: высоко над деревней зародился и в багровом сиянии начал разворачиваться пламенеющий хлыст. Ветер, словно обезумев, вихрем кружился вокруг нее, все выше и выше, сгребая с земли пыль, камешки, сухие ветки.
Миральда раскинула руки в сторону, выплескивая всю силу, без остатка, в огненный хлыст. Со стороны деревни послышались крики, где-то разразился плачем ребенок. Потом… все заглушил вой ветра.
И хлыст, наконец развернувшись, ударил по деревне всей влитой в него мощью.
…Миральда не знала, сколько длился транс. Опомнилась уже на земле – горячей, покрытой пеплом, будто огонь прошелся и там, где она стояла.
Потом пришла боль – безжалостная, неистовая. Ведьма скорчилась, подтянув ноги к груди, скрипя зубами. Разжав кулак, где было обсидиановое ожерелье, она увидела, что камень распался в прах, остались только обрывки серебряных цепочек.
И Миральда заплакала, размазывая по лицу слезы и гарь.
От деревни не осталось ничего, словно гигантский молот разбил даже обугленные остовы изб. Ни единого звука не нарушало мертвую тишину, повисшую над пепелищем.
Эсвендил подошла и села рядом, аккуратно подобрав юбки.
– Ну ты и устроила, сестренка.
– Да, да. Мы всегда знали, что когда-нибудь ты выкинешь что-то особенное, – усмехнулась Глорис, усаживаясь рядом, по другую сторону от Миральды.
Они улыбались и выглядели… вполне живыми.
Миральда поперхнулась осевшей на горле гарью.
– Но вы же… они убили вас?
Изо рта вместо голоса вышел едва слышный хрип. Но сестры прекрасно поняли, что она хотела сказать.
Эсвендил потрепала ее по плечу.
– Да, Миральда. Нас больше нет. Мы отправляемся далеко… так далеко, как тебе и не снилось. Может быть, мы встретим там маму.
– И мы обязательно будем ждать тебя на границе, когда настанет твое время, – тихо добавила Глорис, – жаль, что все так получилось… Жаль…
– Долги оплачены, Миральда, – улыбка Эсвендил была горькой, как дикий мед, – и мы должны уйти. Ты остаешься одна.
Ведьмы поднялись как по команде и, взявшись за руки, медленно пошли прочь, истаивая в предрассветных сумерках. Высокие, стройные; длинные рыжие волосы развеваются на легком ветерке.
– Подождите! Эй! Глорис, Эсвендил!!! – Миральда, превозмогая страшную слабость, поднялась на ноги. Сестры остановились.
– Возьмите меня с собой! – просипела ведьма, чувствуя во рту вкус крови.
– Глупышка, – Глорис мягко улыбнулась, – оставайся. Мы бы тоже остались, если бы… могли…
– Но мы всегда будем напоминать о себе, – Эсвендил неуверенно потопталась на месте, и вдруг, улыбнувшись, добавила, – мы всегда будем с тобой.
Ноги Миральды подогнулись, и она рухнула на колени в пепел.
– Не уходите… Что я без вас?
Но два силуэта уже растворились среди тусклых теней и клочьев промозглого тумана. А в ушах прозвучал легкий, как шепот ветра в листве, голос младшей ведьмы:
– Не оставляй, пожалуйста, малыша дэйлор. Он погибнет без тебя.
…Глотая слезы, Миральда побрела в лес, туда, где оставила корзину. Силы уходили, как вода сквозь пальцы – и каждый шаг отдавался болью во всем теле, словно она ступала по лезвиям ножей. В душе царила холодная, черная пустота. Почему она жива – а сестры ушли, навсегда, даже не успев как следует насладиться жизнью?
Запоздало Миральда подумала о том, что если сейчас ей встретится ночница, она будет совершенно беззащитна перед нелюдью.
«Ну и пусть. Пусть она убьет меня – и мы снова будем вместе. Я, Эсвендил и Глорис. Да, так будет лучше».
Ведьма без труда нашла приметный дуб с развилкой; корзина по-прежнему была там. И дэйлор сладко посапывал в ворохе пеленок.
Миральда, привстав на цыпочки, стянула корзину вниз, на землю, но для этого ей пришлось приложить такие усилия, словно это и не корзина была вовсе, а каменная глыба.
Утерев дрожащей рукой пот, ведьма села на землю, подтянула к груди колени. С болота веяло холодом и сыростью.
Только теперь Миральда с ужасающей ясностью осознала, что осталась совершенно одна. В лесу. С личинкой дэйлор на руках, из-за которой все и случилось. Но… не слишком ли поздно жалеть о том, что не оставили они это существо в лесу?
Мысли путались, сплетаясь в дикой пляске. Усталость давила на плечи, как могильный камень. Веки сами собой опускались, перед глазами задорно прыгали серые точки.
«Мне нужно передохнуть… Немного…» – подумалось Миральде, – «возможно, последнее заклятие было слишком сильным, даже для меня…»
Где-то рядом хрустнула ветка; ведьма вскинулась, огляделась – в пяти шагах от нее стояла болотная ночница. В сумерках хищно поблескивали продолговатые глаза – так похожие на кусочки черного обсидиана. Длинные волосы гладко струились по плечам.
Ночница молча стояла и смотрела.
– Что, явилась?
Миральде очень хотелось выкрикнуть это в белое, неестественно красивое лицо нелюди, но из горла вышло едва слышное шипение.
Ах, да. Она же сорвала голос.
На миг ведьме стало страшно. А потом страх схлынул, растворился в радостном ожидании. Может быть, это будет больно – но скоро она увидит Глорис и Эсвендил…
Темный силуэт шевельнулся, ночница шагнула вперед. Неторопливо, словно была абсолютно уверена в своих силах, подошла ближе – и склонилась над скорчившейся на земле женщине. На гладком белом лбу пролегла задумчивая морщинка.
– Чего ждешь? – выдохнула Миральда.
Ах, если бы не уходили так быстро силы! Она могла бы, по крайней мере, бороться. Не магией, обычными, человеческими силами. Схватила бы ветку потяжелее… А тут – даже руку сложно поднять, не говоря уже о чем-то большем.
Мир вокруг стремительно темнел, сливаясь перед глазами в одно большое тусклое пятно. Ночница наклонилась еще ниже, ее дыхание пощекотало Миральде щеку.
– Давай, не тяни, – выдохнула ведьма.
Черные глаза, напитанные тьмой, зло сузились.
Значит, нелюдь узнала убийцу своей сестренки.
Миральда улыбнулась. Сознание угасало слишком быстро, и она, не в силах удержаться на его кромке, полетела во мрак.
Теперь… Спасительная тьма укрыла ее, избавляя от боли.
Глава 2
Сестры печали
Из окна величественного д’Элома’н’Аинь, великого дворца, «равного-которому-нет-под-небесами», был виден край Поющего озера. Лунный свет, просачиваясь сквозь пушистые лапы елей, блестящим узором ложился на черное зеркало воды, на глянцевые, словно покрытые глазурью, круглые листья золотых кувшинок.
Этой ночью озеро молчало. Не было слышно тех дивных звуков, что полнили сад д’Элома’н’Аинь при жизни последнего монарха дома д’Амес. Будто озеро знало истинную причину его гибели. И не желало услаждать слух убийцы.
Селиннор вздохнул и отвернулся. Быть может, это просто совпадение, и через пару ночей озеро снова запоет, как и раньше? И благодать снизойдет на Дэйлорон… Хотя… все это больше всего походило на самообман. Уж кто-кто, а Селлинор знал, что угасание дэйлор началась уже давно.
– Совет ожидает своего государя.
Селлинор вздрогнул от неожиданности и обернулся. На пороге кабинета нерешительно переминался с ноги на ногу его советник, лорд Каннеус. Недовольный, что его застали врасплох, король медленно промолвил:
– Я ждал хороших новостей.
Дэйлор поклонился – не очень-то низко.
– К сожалению, милорд, как ваш первый советник и министр тайного сыска, я не могу Вас порадовать.
Король скрипнул зубами.
– Закон нарушен, Каннеус. Я до сих пор не увидел тела личинки, закон не соблюден. Какие меры были приняты лично вами? Как вообще вы допустили, что вдова успела спрятать принца?
Он в упор взглянул на своего советника, ожидая, что тот, по крайней мере, опустит взгляд. Ничего подобного не произошло. Лорд Каннеус спокойно взирал на своего монарха, и было невозможно что-либо прочесть в его черных, глубоко посаженных глазах.
Тут Селлинор подумал о том, что повел себя слишком неосмотрительно, доверив часть своих дел этому немолодому, но еще очень крепкому дэйлор; подумал он и о том, что было бы неплохо избавиться от министра при первой же возможности…
Лорд Каннеус молча смотрел на своего владыку, то ли обдумывая ответ, то ли ожидая продолжения королевского монолога. Лунный свет, падающий снопами сквозь окно, играл в гранях крупного бриллианта, украшающего ухо министра, влажно блестел на гладко зачесанных назад и напомаженных волосах – уже не иссиня-черных, а опутанных сединой.
«Зря я связался с ним», – мелькнула неприятная мысль, – «зря… Уж этому точно нельзя доверять. Он и родную мать бы задушил… На благо Дэйлорона! Хотя… Главное, что я смог убедить его в своей правоте… Да, это главное!»
Король хмуро кивнул министру.
– Что молчишь, лорд Каннеус? Я, кажется, задал вопрос.
Тот поспешно склонил голову – уж не для того и, чтобы скрыть усмешку?
«И лоб у него слишком высокий, слишком», – раздраженно заметил Селлинор, – «надо будет и впрямь от него избавиться… Позже. Ведь пока он полезен…»
– Милорд, это, вероятно, моя вина. Я даже предположить не мог, что девица, взятая из дома низкорожденного, окажется способной к магии, да еще таких порядков, в то время как волшебство дэйлор умирает. Если бы я знал, то согнал бы надежных магов, и они смогли бы предупредить это… Возможно, последнее заклятье получилось у нее спонтанно, непреднамеренно. Знаете, когда умирает мать, она готова на многое, лишь бы спасти дитя.
– Хорошо, – Селлинор недовольно пожевал губами, – ты великолепно объяснил мне это. Теперь попробуй разъяснить, почему личинка до сих пор не найдена.
Каннеус развел руками – луч блеклого света скользнул по расшитому рукаву камзола, заиграл на серебристых звездах.
– Милорд, нынешние маги дэйлор в состоянии засечь только проявление магии. И, к великому прискорбию, не способны обнаружить одно живое существо среди мириадов, которое не творит собственных заклятий. К тому же, милорд, вероятность того, что принц выживет, предельно мала. Скорее всего, он уже стал добычей какого-нибудь хищника. А если случайно попал к людям – то его участь, полагаю, также была решена довольно быстро.
На сей раз улыбка и в самом деле тронула тонкие губы Каннеуса – и в тот же миг исчезла, словно ее и не было. В черных глазах сверкнул недобрый огонек. Хотя… Это был всего лишь блик лунного света.
Селлинор недовольно передернул плечами, прошелся по кабинету. Еще раз взглянул на черное зеркало воды – лунный цветок уже распускался, мягко светясь в потоках серебристого лунного света, огромный шар из тоненьких трубочек-лепестков. Но озеро по-прежнему хранило молчание.
– Вы могли бы прочесать приграничные земли, – пробурчал король, – закон дэйлор гласит, что жены и потомство должны последовать за монархом и воссоединиться с духами предков – в случае, если он не успел провозгласить имя наследника. Что, если личинка выживет и вернется?
– О, я бы так не думал, мой король, – Каннеус энергично затряс головой, – как я уже говорил, вероятность чрезвычайно мала. Скорее всего, принцем уже пообедала какая-нибудь тварь.
– И все-таки? – Селлинор остановился напротив министра, пристально взглянул в его темные глаза.
Каннеус равнодушно пожал плечами.
– Не беспокойтесь, милорд. Даже если произойдет чудо – я подчеркиваю, именно чудо – и принц объявится в Дэйлороне, вам ничего не грозит. Обряд коронации состоялся, вы – единственный и законный монарх дэйлор. Мальчишка сможет претендовать на престол только в том случае, если вы умрете… простите, милорд, что я говорю это… если вы умрете, не огласив имени наследника. К слову, принцу еще придется доказывать свою принадлежность к дому д’Амес.
– Значит, он может вернуться, и будет жить в замке дома д’Амес, – уточнил Селлинор, – и не сможет претендовать на престол?
– Именно, милорд. Пока вы живы…Так что нет повода для беспокойства. Никакого. И еще, милорд…
– Да?
– Уже год прошел после гибели вашей дочери. Вы до сих пор носите траурную повязку. Я понимаю, что горе отца бесконечно, и все же – монарх должен проявить силу духа. Прошу вас, прислушайтесь к моим словам.
Король нахмурился.
– Это не твоего ума дело, Каннеус. Тебе не понять моей скорби.
Министр коротко поклонился.
– Совет ждет вас, милорд.
– Иди, Каннеус. Я… должен собраться с мыслями. А Совет подождет своего короля.
Дэйлор чуть приподнял брови, но ничего не сказал. Молча вышел из кабинета и неслышно притворил за собой дверь, оставив короля в одиночестве.
Селлинор поглядел на зеркальную гладь озера.
– Почему ты молчишь? Почему?!! Уж тебе-то должно быть все равно, кому петь. Или нет?
Поющее озеро молчало. Тихо шелестели вековые ели, подступившие к самой кромке воды, и молочно-белые руки тумана нежно обнимали шершавые стволы.
Селлинор прикоснулся к траурной повязке, которую носил, не снимая. Каннеус, сам того не подозревая, повернул стилет в незаживающей ране: память, помимо воли короля, уносила его прочь из дворца, в то время, когда…
Служанка, которая должна была сопровождать Нивиллу через порталы, билась в истерике.
– Господин… господин… пощадите! Не моя вина… Клянусь сердцем Дэйлорона!
Он, не размахиваясь, отвесил ей одну пощечину. За ней – другую. Этого оказалось достаточно, чтобы дэйлор затихла, но взгляд ее по-прежнему оставался бессмысленным.
– Говори, что произошло. Говори!
– Госпожа… Что-то случилось с порталом… мой повелитель… Я не знаю, клянусь! Мы вошли в него вместе, держась за руки… Но потом… На середине пути… Я поняла, что осталась одна!.. Госпожа… Она исчезла!
– И ты ничего не заметила странного?
Девушка судорожно всхлипнула и покачала головой.
Селлинор смотрел на озеро, на черное зеркало, в котором медленно плыли две бледных луны. Год уже прошел – а это все еще перед глазами…
Затем, передернув плечами и поправив траурную повязку на рукаве, король поспешил на Совет, где его дожидались министры.
…Как же хочется пить! Тело высохло, как стебель травы под палящим солнцем, язык – распух и почти царапает по небу… Глаза застилает багровый туман, сквозь который ничего не разглядеть. Хотя бы каплю воды!
К губам прикасается что-то холодное и твердое.
И вода – невообразимо вкусная вода – щедро льется в рот.
…Багровый туман рассеивается. Над головой – потолок из тесно уложенных веток. Попытка повернуть голову отзывается жгучей болью во всем теле. Жажда притаилась где-то рядом, но не спешит возвращаться. Ждет…
…Звук шагов – мягких и легких. Хочется повернуться и посмотреть на того, кто вытащил ее из цепких лап смерти. Но тело пока не слушается; каждое движение как пытка.
Скрипя зубами, Миральда все-таки поворачивает голову – от боли перед глазами снова начинает собираться багровая муть.
– Тебе не стоит сейчас двигаться.
Мягкий, шелестящий голос с едва различимым певучим говором.
Туман перед глазами медленно рассеивается; теперь можно разглядеть плетеные из прутьев стены, грубо сколоченный стол из темных от старости и сырости досок… И обладательницу мягкого голоса.
Все внутри сжимается, стягивается в узел – болотная ночница без тени улыбки смотрит на распростертую ведьму. В ее тонких руках – обыкновенная глиняная плошка, над которой поднимаются колечки пара.
– Ты должна была меня убить, – прошептала Миральда, – я убила твою сестру.
– Я знаю.
На бледных губах появилось некое подобие улыбки.
– Я знаю, – задумчиво повторила ночница, – но ты потеряла своих сестер. Судьба нас рассудила – и теперь мы квиты.
– Что ты со мной теперь будешь делать? – Миральда напряженно вглядывалась в наполненные клубящейся тьмой глаза, – зачем ты притащила меня сюда?
– Ты станешь моей сестрой.
– Никогда! – Миральда дернулась, попыталась приподняться – но все бесполезно. Проклятое, ослабевшее тело. Ночница пожала плечами.
– Я могла бы сделать тебя своей сестрой еще тогда, когда ты была без сознания. Но, как видишь, я поступаю честно. Ты станешь ночницей только тогда, когда сама этого захочешь.
Ведьма закрыла глаза. Быть может, она сошла с ума – и все происходящее – тяжкий бред? Болотная ночница, сохранившая ей жизнь, чтобы сделать своей сестрой…
– Мы сестры печали, – негромко промолвила нелюдь, – ты сможешь стать одной из нас. Но если не захочешь – я не буду тебя удерживать здесь.
– Глупо даже думать, что я соглашусь, – выдохнула Миральда, – лучше бы ты меня убила.
Ночница улыбнулась, в блестящих глазах мелькнуло странное выражение затаенной печали.
– Но разве ты уже не сделала первый шаг к этому, ведьма? Когда сожгла деревню вместе с ее жителями?
Миральда вздохнула. Бесполезно спорить с болотной ночницей, в ком живет темная мудрость этого мира. А потом воспоминания нахлынули бешеным потоком, грозя смыть, унести в бушующее безумие.
…Огненный хлыст, напитанный породившей его яростью, с шипением опустился на крайний дом, мгновенно обращая его в кучу обугленных головешек. Поднялся – и опустился. Снова и снова, пожирая избы одну за другой – а заодно и тех, кто находился внутри. Сквозь дикое завывание ветра Миральда услышала вопли, мольбы о спасении… В крике разрывался ребенок… На миг ей померещилось, что она слышит тонкий голосок Шенти, но огненная смерть вновь ринулась с неба на землю – и спасенная некогда от болотной ночницы девушка замолчала. А багровый хлыст все рос и рос, становился толще, будто пил души гибнущих людей. В последний миг, до того, как сознание покинуло ведьму, на дымящиеся головешки сверху обрушился гигантский молот, вколачивая пепелище в землю…
Она, ведьма, призванная небом защищать людей от народа Зла, обагрила свои руки кровью. И это не смыть до конца жизни…
– Между прочим, это было весьма и весьма недурственно, – прошелестела над ухом ночница, – я почувствовала отражение… Кто бы мог подумать, что обычная ведьма окажется способной на такое? В твоих руках немалая Сила… Став ночницей, ты не только не растеряешь ее – но обретешь способность черпать магию отовсюду – а не только из вещей. И сможешь мстить дальше за своих сестер…
Миральда усмехнулась. Просипела:
– Мне нечего противопоставить твоим доводам, и ты это знаешь. Но все же – нет.
– Как скажешь, – ночница осторожно подсунула ладонь под затылок и приподняла голову Миральды, – меня зовут Кларисс. А тебя, полагаю, Миральда?
Кромка плошки коснулась губ, в ноздри ударил острый, с кислинкой запах неизвестных трав.
– Что это?
– Пей, не бойся. Ты переступила свой порог магии, тогда, ночью… А за все надо платить.
Миральда осторожно потянула горячий отвар – на вкус просто гадость.
– Пей, – повторила Кларисс, – так ты быстрее поднимешься. Голоса, правда, боюсь, ты лишилась навсегда.
И тут Миральда наконец решилась задать вопрос, который мучил ее с того момента, как она обрела способность здраво мыслить.
– Что ты сделала с личинкой?
– Ничего. Я не ем маленьких дэйлор. Я принесла его сюда, и на следующий день он окуклился. Теперь под навесом лежит здоровенный серый кокон, оттуда доносятся скребущие звуки и тонкий писк. Полагаю, скоро у нас вылупится молодой дэйлор. Странно только, что родители бросили его – родственники-дэйлор могут обмениваться мыслями, и мать всегда слышит своих детей. Да и отец тоже… Похоже на то, что малыш – сирота.
Миральда молча проглотила отвар, и ночница так же осторожно уложила ее голову обратно.
– Странные вы, люди, создания, – пробормотала Кларисс, – твои соплеменники разрушили все, что было твоим счастьем. Что тебя удерживает среди них?
– Не знаю.
Ночница только покачала головой.
– Это глупо. Пытаться быть тем, кем уже никогда не станешь.
И молча вышла, аккуратно притворив за собой плетеную дверь.
Миральда проводила ее взглядом. В чем-то нелюдь была права. Разве сможет она, ведьма, забыть о том, что люди сделали с ее сестрами – и о том, что сделала с теми людьми она? Быть может, теперь и в самом деле ей осталась одна дорога? Стать сестрой печали?
Плетеные стены расплылись бесформенными пятнами, горячие капли медленно потекли, смазываясь, к вискам. Вытереть бы слезы – но нет сил. Совсем. Руки – словно набитые шерстью кули…
Когда ночница Кларисс обмолвилась о пороге, Миральда ничуть не удивилась. И для загадочных магов Закрытого города, и для обычных ведьм и охотников за нелюдью существует грань, отделяющая доступную мощь от запредельной, непосильной. В ту ночь, обезумев от горя, она шагнула далеко за пределы своих обычных возможностей – и вот – расплата.
Чуть слышно скрипнула дверь; от мысли, что нелюдь застанет ее плачущей, кровь прилила к лицу. Но руки по-прежнему двумя кулями лежали вдоль тела. Изо всех сил сдерживая рыдания, Миральда отвернулась к стенке – и вдруг ощутила прикосновения мягкой тряпицы к щекам.
– Успокойся, – твердо сказала Кларисс, – тебе тяжело, но это проходит… все проходит. Тебе надо поесть, чтобы силы возвращались быстрее.
– Вареного младенца? – просипела Миральда, безуспешно пытаясь улыбнуться, – спасибо, но я не ем человечину.
– Всего лишь похлебку из болотных трав. И ржаную лепешку.
– А откуда у тебя ржаная лепешка?
Кларисс усмехнулась; черные глаза странно блеснули.
– Не забывай, кто я. Если мне нужен хлеб – я всегда найду, где его взять. Быть может, даже из дорожной сумки погибшего странника. Вижу, ты побледнела? Нет, не беспокойся. Эту лепешку я честным образом украла. Просто украла, никого не убив.
… Миральда ела с ложки пустую похлебку, остро пахнущую болотным кареусом, жевала черствую лепешку – и старалась не смотреть в глаза своей добровольной сиделке. Хотелось спросить – «зачем ты это делаешь? Неужели надеешься сделать из меня такую же нелюдь, как и ты?» Но, при виде бледного, сосредоточенного лица ночницы язык прилипал к гортани – и вопрос так и оставался незаданным.
Позже Кларисс посидела немного рядом, молча, размышляя о чем-то своем. А Миральда, старательно прикидываясь спящей, из-под ресниц разглядывала ее лицо – красивое, без малейшего изъяна. Таких лиц не бывает у людей. И, не удержавшись, все-таки спросила:
– Кларисс… Ты помнишь, кем была до перерождения?
Черные ресницы резко взмыли вверх, тьма, наполнявшая и зрачки, и склеру, словно взорвалась, забурлила.
– Разумеется, помню. Если тебе так интересно, я не была человеком. Я была дэйлор.
Так вот откуда эти иссиня черные волосы, эти тонкие, совершенные черты…
– Я была дочерью одного из глав правящих домов, – тихо продолжила Кларисс, – это было так давно… уже две сотни лет минуло с тех пор, как моим домом стало болото. Но сестра, которая дала мне новую жизнь, сделала это… не спрашивая моего согласия. И я никогда не поступлю так, как она.
– Она… – Миральда закашлялась в попытке извлечь из порванных связок хоть какие-нибудь звуки, – она еще жива? Та, что сделала тебя ночницей?
Кларисс покачала головой.
– Нет. Мы жили тогда в Кайэрских топях, и нас поймали люди. Ее убили сразу, меня… Оставили в живых. И я отправилась бы вслед за сестрой, если бы не одна девушка.
– И эта девушка тоже стала ночницей? – прошептала ведьма, холодея.
Кларисс кивнула.
– Да, моя сестра… Ее убили три ведьмы, недавно появившиеся в здешних местах.
По прошествии трех дней Миральда смогла самостоятельно подняться с кровати и выйти из плетеного дома болотной ночницы.
Как и предполагала ведьма, хижина стояла на небольшом возвышении, посреди гнилых топей; кости, часть из которых принадлежала детям, были раскиданы по островку, белели среди изумрудной травы. Запах гнили и разложения, по неизвестной причине незаметный внутри дома, здесь был весьма ощутимым.
Стараясь не наступать на кости, Миральда обошла хижину – и остановилась у кривого навеса. Там, на траве, лежал продолговатый кокон серой паутины, формой своей отдаленно напоминающий спящего на спине человека с руками, сложенными на груди. Ведьма осторожно прикоснулась к мягкой поверхности – и тут же отдернула руку: кокон оказался довольно горячим.
– Каким же ты будешь, маленький дэйлор? – невольно пробормотала она.
– Ну, уж маленьким он точно не будет, – раздался голос Кларисс, – вы, люди, совсем не знаете дэйлор. У дэйлор нет детей – только личинки. А из кокона выходят взрослые, вполне способные к самостоятельной жизни особи.
Миральда оглянулась и ощутила, как зашевелились на голове волосы: ночница стояла, непринужденно облокотясь о плетеную стену и неторопливо ела сырое сердце, кусая его, как яблоко, время от времени брызгая темной кровью.
– Зачем ты это делаешь? – выдохнула ведьма, – зачем ты убиваешь?
Кларисс пожала плечами. Неспешно дожевав сердце, вытерла руки о тряпку.
– Странный вопрос, Миральда. Я делаю это потому, что не могу иначе. Такова природа болотных ночниц, и с этим ничего не поделаешь. Даже если бы я очень захотела что-то изменить… Но все дело в том, что я – не хочу. Я такая, какая есть. К слову, разве люди не убивают? Не ради еды, но ради прихоти. Разве не убили они твоих сестер? И разве ты не покончила с целой деревней?
– Я никогда не стану такой, как ты, – только и смогла прошептать ведьма.
– Посмотрим. Я могу ждать очень долго, и, наверное, дождусь.
Миральда посмотрела на кокон.
– Если ты была дэйлор, можешь сказать, когда он… родится?
– Думаю, в начале лета. Это будет большой, сильный мужчина. Скорее всего, воин – маги куда как мельче. Да и мало их рождалось за последние двести лет.
– Я хочу его увидеть, – вздохнула Миральда, – не взирая ни на что…
– Увидишь, – ночница улыбнулась, – здесь ты в полной безопасности.
Помолчав, она окинула Миральду пронизывающим взглядом. И добавила:
– Марес, староста вашей деревни, остался жив. Он и еще несколько мужиков – оказывается они, как и подобает храбрецам, не решились ночевать тогда дома и прятались по кустам в пролеске. И еще… Твои волосы, Миральда…
– Они поседели, – выдохнула ведьма, – я знаю. Они поседели еще в ту ночь. Но разве это так важно?
Ночница пожала плечами.
– Что ж, я рада, что ты не придаешь большого значения таким вещам. Но ты ничего не сказала о том, что будешь делать со старостой.
Миральда вздохнула. Староста Марес… Если бы он захотел, все были бы живы. Но страх и ненависть в его душе оказались сильнее.
– Разве ты не хочешь его убить? – прошелестела ночница, приближаясь, – разве он может жить дальше, когда все не столь виновные погибли?
– Страх за собственную шкуру будет для него лучшим наказанием, – глядя на кокон, пробормотала Миральда, – он будет жить в страхе, шарахаясь от собственной тени. Зная, что жива ведьма, которая хочет его убить.
… Прошел еще один день. Затем еще один. И еще.
Читать бесплатно другие книги:
