Ритуал последней брачной ночи Платова Виктория

У меня отвисла челюсть. Какая осведомленность, надо же!

– Как это не было? А я?

– Не знаю. Брат у нее есть, это точно. Филипп Кодрин, сотрудник Эрмитажа. Я собрал все, что было по этому делу. И Варвара Сулейменова нигде не упоминается. Извини.

– Значит, не все собрал. Ее отец был женат вторым браком. – Я была искренне убеждена, что каждый нормальный мужчина женится как минимум дважды, не говоря уже о постоянных ходках налево.

Я попала в точку, и Сергуня озадачился.

– Так глубоко я не копал.

– А надо бы. Мы сводные сестры.

– Теперь понятно… – Он снова потянулся к денатурату. – Что будем делать?

– Ты должен помочь мне…

– Помочь?

– В обмен на эксклюзивное интервью. Я расскажу тебе все, что знаю… Все подробности. Лучшего материала у тебя в жизни не будет. Представь заголовок: «Убийца звезды мировой величины». А полнотой информации будешь обладать только ты.

– Заметано. – Не дожидаясь меня, он опрокинул стопарик. – А ты чего не пьешь?

– Дрянная у тебя водка.

– Сама виновата. Я предлагал кьянти.

– Кьянти с утра?.. Ты ведь крутишься возле этого дела, да? Возле следователей и прочих тварей. Буду тебе признательна, если ты введешь меня в курс дела.

Сергуня кивнул, влюбленно глядя на меня. А потом перевел взгляд на допотопный будильник и подскочил как ужаленный.

– Блин! Что же я сижу?! У меня встреча через сорок минут!

Он ухватил джинсы, по-солдатски заправил в штанины худые ноги, а потом встал на четвереньки и достал из-под дивана пару стоячих носков. На носки налипли пыль и тополиный пух, и Сергуня заколебался.

– Как думаешь, еще годятся? – спросил он и сунул свои чертовы портянки мне прямо под нос. От ни с чем не сравнимого запаха козлятины меня едва не вывернуло.

– Разок еще можешь надеть, – с трудом сдержавшись, просипела я.

– Слово женщины – закон!

Через две минуты Сергуня был полностью экипирован.

– Надеюсь, ты меня дождешься, – сказал он, прежде чем выйти из комнаты.

– Дождусь…

– Там есть пельмени. Вчерашние. И батон. Буду во второй половине дня…

Я поднялась с дивана, осторожно приблизилась к репортеру и ухватила его за ремень.

– И учти, Сергуня… Если ты приведешь сюда ментов… Кранты твоей карьере. И о звании лучшего журналиста года можешь забыть. Я ни слова не скажу. Ты меня понял?

Сергуня даже замахал руками.

– С ума ты сошла, что ли? Я же не дурак – рубить сук, на котором сижу. Могила!..

И я сразу же ему поверила. Жареные факты были смыслом его жизни, это и за версту видно. За мало-мальски приличную информацию он родную мать продаст, а тут такая перспектива! Нет, Сергуня не проговорится, даже если доблестные органы начнут загонять иголки ему под ногти.

Я благодарно чмокнула Сергуню в щеку и через минуту осталась одна.

Теперь мне будет чем заняться.

…Первым делом я шуганула кота и полезла на стеллаж за досье Аллы Кодриной.

Сергуня был самым страшным неряхой, которого я только видела в жизни, его квартира напоминала мне бомжатник, его белье потеряло девственность лет пять назад, его вещи не приняла бы в дар ни одна благотворительная организация, даже комитет по спасению детей Сомали, – но бумаги!..

Все бумаги Синенко содержались в идеальном порядке. От всех умопомрачительных страшилок, заключенных в аккуратные папки, веяло чуть ли не парным молоком. Преступления были его персональным храмом, и в этом храме всегда сияло светлое Христово воскресенье. Ни одной пылинки на образах.

Я сдвинула Сергунино постельное рубище, развязала тесемки красной папки и углубилась в изучение скорбной истории Аллы Кодриной.

Спустя полчаса я знала об этом деле все.

Алла Донатовна Кодрина, 1968 года рождения, русская, была найдена убитой в поселке Куккарево в доме своих родителей. Родители Кодриной умерли несколько лет назад, брат Филипп проживал в Петербурге, на улице Бармалеева, у своей жены Яны Сошальской. Летом дом использовали в качестве загородной дачи, иногда приезжали и зимой – на уик-энд, – но большую часть года он пустовал.

Тело Кодриной обнаружили брат и невестка, перевозившие в Куккарево вещи для дачного сезона. Они же вызвали опергруппу.

Следствию удалось установить, что к моменту обнаружения трупа Алла Кодрина была мертва более двух суток. Для Филиппа и его жены все случившееся оказалось полной неожиданностью еще и потому, что Алла не сообщила им о своем приезде в Россию (последние несколько лет она жила с мужем, известным виолончелистом Олевом Киви, в Таллине и Вене).

Версия об убийстве с целью ограбления выглядела несостоятельной: в дорожном бауле убитой была найдена довольно крупная сумма в иностранной валюте, ни одно из украшений не сорвано, все вещи и документы сохранены.

Кодрина прилетела из Вены в день убийства (корешок билета прилагается), в аэропорту Пулково-2 взяла такси. Позднее таксист был найден и допрошен. По показаниям таксиста, он высадил свою пассажирку у гостиницы «Астория». Но в самой гостинице она так и не появилась. И номер для нее заказан не был.

Далее следы Кодриной терялись.

В комнате, где было обнаружено тело, не удалось снять ни одного отпечатка – ни самой покойной, ни кого-либо другого. Стол был накрыт на двоих, о чем свидетельствуют два столовых прибора и два бокала (тоже не имеющие отпечатков). В крови убитой найдено небольшое количество алкоголя. Бутылка с остатками мозельского вина приобщена к вещественным доказательствам.

Чем именно была убита Кодрина, установить не удалось, но характер раны свидетельствовал об использовании какого-то холодного оружия – специально заточенного ножа, стилета или кинжала.

Рана была единственной – и смертельной.

Муж покойной – по странному стечению обстоятельств в это же самое время дававший несколько концертов в Москве – прервал гастрольный тур и вылетел в Петербург. Он сообщил следствию, что ничего не знает о визите Кодриной в Россию. Накануне он звонил в Вену, разговаривал с женой по телефону, но она ничего не сказала ему об этой поездке. Более того, Алла Кодрина должна была встретить мужа в аэропорту Вены через два дня после его последнего телефонного звонка.

Круг подозреваемых так и не был очерчен ввиду отсутствия явного мотива убийства. Дело зашло в тупик.

…Я перевернула последнюю страничку художественно оформленного Сергуней заключения и принялась изучать детали. И тут вскрылось то, о чем до сих пор целомудренно молчал состряпанный на скорую руку отчетец: незадолго до смерти (точное время установить, правда, не удалось) покойная имела половое сношение. Да и смерть она встретила, лежа на простынях – и полностью обнаженной.

Собственно, ничего удивительного в этом не было, учитывая присутствие двух приборов и двух бокалов на столе. А чем еще могут заниматься мужчина и женщина после того, как приговорят мозельское?

Вот тебе и питерская верная жена!

Пока муженек корячится над виолончелькой, зарабатывая конвертируемую валюту и трудовые мозоли на граблях, его жена трахается с каким-то кобелем и попивает винишко. Совсем неплохо для той бледной спирохеты, которая выглядывала из фотографических «мартовских теней».

Впервые я почувствовала к Алле Кодриной нечто вроде сострадания.

А потом в недрах папки нашлась еще одна бумажка, заставившая меня забыть и о сострадании, и обо всем остальном. Это была опись драгоценностей покойной, также скопированная Сергуней:

1. Цепочка золотая (витая).

2. Кулон золотой (знак Зодиака, Весы).

3. Браслет золотой (витой).

4. Серьги золотые с изумрудами (самоколки).

5. Кольцо золотое (обручальное).

6. Перстень золотой с изумрудом (виноградные листья).

Несколько раз я перечитывала последнюю строчку, силясь вникнуть в ее содержание: Стас вручил мне точно такой же перстень. С лапками в виде крошечных виноградных листьев (именно они поддерживали изумрудик).

Точно такой же или тот самый?

Да и Киви впал в неистовство, как только увидел его.

А если это тот самый перстень? Перстень, который был на Кодриной, когда кто-то нанес ей смертельный удар по голове… И я ношу в своей сумке единственного свидетеля убийства?!. Но как перстень мог попасть к Стасу? И куда делись остальные вещи из списка?

Впрочем, ответ на этот вопрос нашелся сразу же. После того как Олев Киви по каким-то причинам отказался забрать драгоценности покойной, они были переданы брату Аллы Кодриной – Филиппу. Под расписку.

…Я поставила папку на место и подошла к окну.

Отсюда, с продуваемого всеми ветрами шестнадцатого этажа, открывался потрясающий вид на залив, порт и новый жилой массив на противоположном берегу. Где-то внизу коротко крикнул маленький буксир. Если бы я жила здесь, если бы меня звали Сергей Синенко, если бы я умела писать – я бы никогда не стала копаться в кровавом человеческом дерьме. Я писала бы совсем о другом – об этом маленьком буксире, о кораблях, пришвартованных к пирсам, о сгорбившихся кранах и даже о тополином пухе.

Тополиный пух – питерский бич с июня по июль, он забивается в нос и в собачью шерсть, он не оставляет тебя в покое даже ночью, он так и норовит прилипнуть к потной заднице клиента…

Я обхватила себя за подбородок и рассмеялась: кроткий пейзажный лирик из меня не получится. Это точно.

Так же как и детектив.

Теперь я знала, как погибла Алла Кодрина, но это не продвинуло меня ни на шаг в разгадке убийства самого Киви. Единственное, что я могу сделать, – отправиться по следам перстня, к брату покойной. Интересно, как он относился к своему знаменитому зятю?..

* * *

…Входная дверь хлопнула ровно в восемь вечера.

Сергуня, довольно долго копошившийся в прихожей, деликатно постучал в дверь и так же деликатно спросил из-за нее:

– Можно?

Такая тактичность меня насторожила: не думает же он, в самом деле, что я предаюсь разнузданным сексуальным экспериментам с его котом Идисюда?

– Можно? – еще раз повторил Сергуня.

– Конечно. Это же твой дом.

Он вошел, тихий и благостный, с букетом таких же благостных гербер и с огромной полиэтиленовой сумкой в руках. В сумке явственно просматривались контуры нашего ужина.

– Как прошел день? – спросила я с интонациями жены в голосе.

– Лучше не бывает.

– А цветы?

– Да, – Сергуня покраснел. – Это тебе.

Это мне. Понятно. От благодарных почитателей моего криминального таланта. Ну точно извращенец, и к гадалке ходить не надо.

Извращенец принялся выкладывать из сумки провизию. Моему удивлению не было предела. Сырокопченая колбаса, балык, бастурма, сыр «Дор блю» с очаровательным налетом плесени, маслины и прочие гастрономические изыски. Последними были извлечены бутылка «Smirnoff», виски и текила.

– По какому поводу банкет?

– По твоему. – Сергуня дернул себя за ухо и наконец позволил себе заглянуть мне прямо в глаза. Могу поклясться, что увидела там немое обожание.

– Да?

– Если ты, конечно, не возражаешь…

Я не возражала, тем более что пельмени, оставленные мне Сергуней, мог есть только самоубийца.

– Пойло взял на выбор. Крепкое. Специально для тебя.

– Тронута.

…Мы начали с виски.

Сергуня не глядя махнул дневную норму, затолкал в себя кусок бастурмы, без всякого аппетита прожевал – и снова уставился на меня.

– Ты знала Станислава Дремова? – прерывающимся шепотом спросил он. В его исполнении фраза прозвучала как «Не согласишься ли ты выйти за меня замуж, дорогая?».

От неожиданности я поперхнулась маслиной. И пришла в себя только после того, как проглотила косточку.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – таким же шепотом ответила я. В моем исполнении эта фраза прозвучала как «Не пошел бы ты на хрен, дорогой?».

– Потому что ты мне солгала.

Скажите, пожалуйста, какие мы ранимые!

– В каком смысле – «солгала»?

– У отца Кодриной не было никакого второго брака. Классический тип примерного семьянина. Так что сводной сестры Аллы из тебя не получится.

Вот оно что! Семейка, в которую я вляпалась, была еще та: папашка, типичный интеллигент, всю жизнь просидевший на цепи у панталон своей жены. И дочурка, которая отрывалась как могла, шастала по родовому гнездышку в голом виде… И так увлеклась любовными утехами, что не заметила, как ей проломили голову.

– Что скажешь? – Сергуня не сводил с меня глаз.

– Внебрачные связи исключены? – деловито спросила я.

– Похоже, что да.

Я улыбнулась Сергуне хорошо отработанной провокационной улыбкой. И облизнула губы. Прием, неотразимо действующий на докеров портовых городов.

– Придумай сам. Ты же журналист.

– Сегодня пришла информация еще об одном деле. Оно как-то выпало из поля зрения… На фоне смерти звезды исполнительского искусства все выглядит тусклым, сама должна понимать.

– Ну и?

– Убийство главы продюсерской фирмы «Антарес». Фирма не бог весть какая, ошивается на периферии шоу-бизнеса, заманивает в страну молью траченных знаменитостей. О которых лет двадцать как все забыли. Словом, шакалье…

Исчерпывающая характеристика нашего дружного коллектива. Стас перевернулся бы на своем персональном столике в морге, если бы услышал.

– Так уж и шакалье, – вступилась за «Антарес» я. – Просто люди занимаются своим делом.

– Значит, Станислава Дремова ты не знаешь.

– Фамилия довольно распространенная… А что с ним случилось?

– Я же сказал, его убили. Так же, как и Олева Киви. Так же, как и жену Олева Киви. Дырка в виске. Прости, что напоминаю.

– Ничего.

– А знаешь, что самое интересное в деле этого Дремова? Ведь это ты его убила.

И снова фраза, произнесенная Сергуней, причудливо изменила смысл. Теперь это было не просто предложением руки и сердца. «Если ты не останешься со мной, я не смогу жить. Без тебя все теряет смысл. Если ты не останешься со мной, я повешусь. Я нажрусь таблеток, я вскрою себе вены, я выброшусь из окна с бутылкой уксусной кислоты в руках. Останься со мной, единственная моя, останься, останься, останься-а-а!..»

– Я?! Убила какого-то Станислава Дремова? С какой стати мне нужно было его убивать?

Сергуня не отрываясь смотрел на меня: «О, как ты прекрасна, возлюбленная моя, обагренная кровью, как ты прекрасна…»

– Тебя видели, когда ты покидала его квартиру.

Вера Константиновна, старая сука. Приходится признать, что у меня нет проблем только со свидетелями.

– И до этого ты неоднократно бывала у него. Ты работала в его фирме. – Сергуня неторопливо достал из своего потертого рюкзака сложенную вчетверо бумажку и помахал ею перед моим носом. – Сулейменова Варвара Андреевна, помощник менеджера. Думаю, ты была не только помощником менеджера. Ты выполняла еще и деликатные поручения разного свойства.

Я улыбнулась: свойство всегда было одним и тем же, а насчет деликатности… Еще никому не удавалось деликатно получить оргазм. Я, во всяком случае, такого не припомню.

– Допустим. Допустим, я знала Стаса Дремова. Работала в его фирме. Но это еще ничего не значит и к тому же уголовно ненаказуемо.

– Ты была в его квартире, когда произошло убийство.

– Я не была в его квартире.

– Ты была в его квартире, а домработнице, которую встретила у лифта, сказала, что он тебе не открыл.

– А он мне и вправду не открыл.

– Консьержка внизу запомнила примерное время твоего визита. Ты оставалась наверху больше получаса. Вполне достаточно, чтобы убить. Время убийства установлено с точностью до десяти минут. И ты в эти минуты попадаешь.

Черт, зачем же я ем так много сыра? Кусок за куском… Двадцать один по вертикали: нервное расстройство, характеризующееся патологически повышенным чувством голода, семь букв.

БУЛИМИЯ.

Тогда это слово из кроссворда в журнале «Дамский вечерок» я так и не отгадала. И нервы, оказывается, у меня ни к черту. Странно только одно: почему Сергуня пришел домой в гордом одиночестве, почему он не захватил с собой взвод спецназа? Если на моей совести два трупа, то я вполне подпадаю под определение «особо опасная преступница».

Или спецназ ждет меня за дверью, у лифта?..

Лифт.

Теперь я вспомнила: этот гнусный лифт ездил в моих извилинах туда-сюда, как ненормальный, – даже Веру Константиновну я встретила у лифта. А к Стасу я поднималась пешком, потому что… Потому что кто-то увел лифт из-под самого моего носа! И спускался этот «кто-то» с верхнего этажа. И вполне мог оказаться убийцей.

– По-моему, сыр великолепный, – медленно произнесла я, не спуская глаз с Сергуни. – Где твои дуболомы?

– Какие дуболомы?

– В бронежилетах. Ты ведь привел «хвост».

Сергуня неожиданно густо покраснел, а на глаза ему навернулись слезы. Я сильно подозревала, что крокодиловы.

– Выпьем? – подбодрила я его. – На посошок?

И тут произошла удивительная вещь: Сергуня приблизился ко мне и отвесил пощечину. Пощечина была не сильной, но достаточно обидной. Она возвращала меня к благословенным таллинским временам, когда именно таким способом Стас Дремов отучал меня утаивать часть денег, полученных от клиентов. Страх, который казался навсегда похороненным в фамильном склепе на задворках души, тотчас же выполз и продемонстрировал хорошо сохранившиеся мощи.

Я по-настоящему испугалась; я втянула голову в плечи и попыталась заслониться рукой.

Но еще больше испугался сам Сергуня.

– Неужели ты думаешь, что я могу сдать тебя?! – запричитал он фальцетом. – Неужели ты и вправду так думаешь?!

Любой нормальный человек поступил бы именно так. Но Синенко не был нормальным человеком – он был ненормальным журналистом. Ненормальным журналистом, специализирующимся на криминале. Теперь, глядя ему прямо в глаза, я поняла это окончательно. Моя потенциальная виновность привлекала его так же, как привлекает кобеля сука в течку. Он находил ее возбуждающей.

– Ты ведь это сделала, скажи мне?!

– Что именно?

Мы по-прежнему разговаривали страстным шепотом.

– Ты замочила этих двоих… А потом пришла ко мне. – Кажется, он даже не верил своему счастью.

– Не боишься? – спросила я.

– Ну, знаешь… Червей бояться – в гроб не сходить…

– А все-таки?

– Бояться? Тебя?

– А если я маньячка?

– На маньячку ты не похожа… Я исследовал маньяков. Написал кучу статей.

– А на кого я похожа?

– Ни на кого, – он говорил совершенно искренне. – Ты ведь расскажешь мне все, правда?

– Возможно… Если ты мне поможешь.

– Все, что угодно, – он клятвенно прижал руки к груди.

– Материал на книгу я тебе обещаю, – с пафосом сказала я, удивляясь лживости и спокойствию своего голоса. Откуда только что берется?..

– Они были как-то связаны – виолончелист и Дремов? Вместе проворачивали темные делишки в международном масштабе?

Теперь я знала, что делать. Я снова была в своей родной стихии.

Я коснулась губ Сергуни пальцами. Он моментально воспользовался ситуацией и залепил их поцелуями.

– Я же сказала – все объясню чуть позже.

– На кого ты работаешь?

– На себя… – Это было правдой лишь отчасти. Последний раз я работала на себя в возрасте семнадцати лет, когда по доброй воле отдалась Сюлеву Хаасу, своему первому парню и однокласснику. Поздним вечером, на веранде детского сада.

– Не страшно было убивать?

– Как два пальца об асфальт.

Вожделение размазало несчастного Сергуню по дивану с такой силой, что я искренне ему посочувствовала. Сейчас перед ним сидела не просто симпатичная телка, а симпатичная телка, убившая двух здоровых мужиков, потенциальный материал на книгу, не говоря уже о статьях в газете. Эта телка готова пролить свет на механизмы преступления и предлагает себя в качестве подопытного кролика. Есть от чего прийти в неистовство.

После стольких лет плотного контакта с мужиками я знала все их повадки вдоль и поперек, я научилась реагировать на каждое их движение, даже непроизвольное. Вот и теперь – я знала, что произойдет: либо Сергуня полезет ко мне целоваться, либо (если ситуация уже вышла из-под контроля) – отправится в ванную: утихомирить член и слить в раковину ополоумевшую сперму.

– Извини, мне нужно выйти, – тяжело дыша, пробормотал Сергуня. – Я быстро…

* * *

Мы перепились как последние свиньи.

Сергуня еще несколько раз надолго зависал в ванной, мешал текилу с виски, а виски с водкой. Заплетающимся языком он пытался расспрашивать меня о том, что чувствует человек, когда убивает другого человека, и правда ли, что в этот момент он переживает нечто вроде сексуального возбуждения. Я многозначительно мычала и откликалась единственно на вопросы о сексуальном возбуждении. Только об этом я имела хоть какое-то представление.

Потом он перекинулся на факты, снова совал мне диктофон под нос и требовал, чтобы я изобличила русско-эстонскую шайку в:

1. Торговле наркотиками;

2. Торговле антиквариатом;

3. Торговле старинными музыкальными инструментами;

4. Торговле живым товаром;

5. Торговле экзотическими животными;

6. Торговле ядерными технологиями;

7. Торговле ноу-хау в области компьютерного обеспечения.

Я периодически гладила его по голове и мягко увещевала:

– Определись, милый, что именно ты хочешь от меня услышать? И что пикантнее с точки зрения вашего издания?..

Сергуня разразился речью о читательских предпочтениях и весьма авторитетно заявил мне, что респектабельные экономические преступления волнуют людей гораздо меньше, чем кровавые убийства с использованием ножей, топоров, бензопил и автогенов. По ее окончании пламенный трибун рухнул под козлы и благополучно отрубился.

Я вышла на кухню, задала корму всеми забытому и преданному любимым хозяином Идисюда, положила перед собой сумку и выключила свет.

Сверкающий огнями ночной порт был еще более величественен, чем днем. Я с трудом заставила себя не глазеть на мерцающие светляки портовых кранов и сделала то, что хотела сделать весь день.

Я вытащила нож. Я снова взяла его в руки.

И снова почувствовала ту необъяснимую власть, которую имеют над людьми некоторые старинные предметы. А в том, что нож был старинным, у меня почти не оставалось сомнений. В каждой грани его клинка, в каждой грани его алмаза (о, если бы только это действительно был алмаз!) чувствовался бесстыжий, ничем не прикрытый намек на вечность. Ни один нормальный человек по доброй воле не расстался бы с этим ножом, он не оставил бы его даже на собственной кухне, среди погнутых вилок, – не говоря уже о теле другого человека.

А если камень в рукоятке действительно алмаз? И вот так, ни за хрен собачий, лишаться богатства, по доброй воле отдавать его в руки алчных правоохранительных органов?.. Да, похоже, кто-то очень сильно ненавидел Олева Киви, если решился на подобное. И ненависть его стоила целое состояние. Показательная казнь, вот как это называется!

Интересно, почему убийца все-таки не тронул меня? И почему был так уверен, что я не проснусь? А если бы я страдала бессонницей?..

Я вздохнула: бессонницей долгое время мучилась Монтесума-Чоколатль. И потому трудилась в койке по две смены кряду. И зарабатывала больше нас всех. А потом появился старичок-швед, коечное ремесло ушло в прошлое, и Монтесума переключилась с членов на таблетки.

Метаквалон. Лучшее средство от бессонницы.

Я подперла голову рукой и задумалась: почему же убийца был так уверен, что я не проснусь? И почему я моментально вырубилась, едва только доползла до кровати Олева? И почему с утра моя собственная голова показалась мне такой тяжелой? И – самое главное – почему мне не приснились так горячо любимые руины монастыря кармелиток?!

А что, если это действие снотворного, без которого Монтесума не могла и дня прожить?

Перед глазами у меня возник гостиничный бой с его голимой представительской тележкой-столиком: фрукты и шампанское. Ну, конечно, он порывался открыть шампанское сразу же, но Олев запретил ему… И выпили мы не сразу, и пила его только я…

Да, черт возьми, вот кто мог пролить свет на многие вещи – тихоня официант! Вытягивал шею, тряс кадыком, никак не мог отклеиться от своего столика… Отвратный тип. Недаром он показался мне подозрительным!..

Едва сдерживая волнение, я сжала рукоятку ножа.

И…

Это было самое странное чувство, которое я когда-либо испытывала. Самое пугающее и самое восхитительное. Как будто моя собственная рука попала в западню, в искусно расставленный волчий капкан, слегка припорошенный листьями.

А нож, казалось, только и ждал этого: он сразу же пустил в меня невидимые корни. И корни эти теперь продвигались вверх, сантиметр за сантиметром, входили в затопленные тоннели костей, перескакивали по веткам сухожилий, забирались на стволы шейных позвонков и наконец штурмом взяли обмякший череп.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Его зовут Гарри Блэкстоун Копперфилд Дрезден. Можете колдовать с этим именем – за последствия он не ...
Алонсо де Молина, отважный уроженец Убеды, не знал, что у судьбы на него удивительные планы. Волей с...
Найти работу по душе бывает сложно: одновременно попасть на интересные задачи, хорошие коллектив и з...
Финалист 21-й «Битвы экстрасенсов» Марьяна Романова в книге «Тайные практики деревенской магии» раск...
1930 год, времена британского колониального владычества в Индии. После гибели мужа Элиза решает посв...
История семейного клана представителей крупной буржуазии, в чьих судьбах как в зеркале отразилась су...