Суер-Выер и много чего ещё Коваль Юрий

– А что с лоцманом? – спрашивал капитан.

Вот это был неприятный, скажу вам, вопрос.

С лоцманом происходило неладное. Потрясённый поведением боцмана, Кацман ощеперился. Докладывать об этом капитану не хотелось. Ну скажите на милость, что может почувствовать капитан, которому докладывают, что боцман оттопырился, а лоцман ощеперился?

Голые между тем женщины подхватили наших героев и, размахивая ими, как флагами, вскачь увлекли в прерии.

Вечером они всё-таки вернули нам нечто, что капитан впоследствии назвал одним метким капитанским словом: «блоцман».

Глава XXXIX

Остров посланных на …

Необычной, какой-то неокеанической красоты, высоты, изящной длины открылся нам вдруг остров, стоящий посреди океана.

Казалось, он вулканического происхождения, потом казалось – нет. И всё же что-то вулканическое угадывалось в его мощных очертаниях.

Когда мы подплыли поближе, то с удивлением обнаружили, что остров весь уставлен людьми. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и, казалось, втиснуться между ними не было никакой возможности.

Подведя «Лавра» поближе, старпом крикнул в мегафон:

– Кто вы?

Островитяне обрадовались нашему неожиданному любопытству и дружно прокричали:

– Мы – посланные на…

– Ничего не понимаю, – сказал Суер, – давайте подойдём к острову с зюйда.

«Лавра» привели к другому берегу, и старпом снова проревел в трубу:

– Кто вы?

– Мы – посланные на…, – дружно ответствовали островитяне.

– Приходится констатировать, – пожал плечами Суер, – что это действительно люди, посланные на…

– А за что вас послали? – крикнул старпом.

– А по разным причинам, – дружелюбно поясняли островитяне, – а больше без причин.

– Ну и что вы теперь делаете?

– А ничего особенного. Стоим на этом каменном. ю посреди океана. Иногда хлебопашествуем. Бортничаем. Выращиваем сахарную свёклу.

– Но позвольте, – развивал беседу сэр Суер-Выер, – признаться, меня самого не раз посылали на… Но что-то я не вижу среди вас, так сказать, себя. Я тут, на корабле, а вы – на острове.

– О, что вы, капитан, – ответствовали посланцы, – где-то между нами, конечно, имеетесь не только вы, но и вся ваша команда.

– Эй, ребята, – крикнул кто-то из посланцев, – нет ли среди нас Суера-Выера или кого-нибудь из команды этого фрегата?

К нашему изумлению, островитяне слегка пораздвинулись и к берегу протиснулись семь или восемь Суеров-Выеров в капитанских фуражках.

За Суерами продирались лоцманы Кацманы, а за ними пятнадцать штук меня.

Наши двойники замахали нам пилотками, восклицая:

– Да-да, это мы… А мы – это вы, посланные на… Вас посылают, а мы тут отдуваемся, сахарную свёклу выращиваем.

За Суером, за лоцманом, за мною стала продираться к берегу, пожалуй что, вся наша команда.

– Наши приехали, наши, – радостно гомонили они. – Хоть поглядеть на братьев.

Были тут, конечно, и многочисленные Хреновы, и многократные Семёновы, но особенно много оказалось боцманов Чугайло. Он измерялся сотнями.

Это неожиданно понравилось капитану.

– Позовите боцмана, – приказал он.

Чугайло явился на палубу в каких-то полупортах, в одной подтяжке, крайне раздражённый тем, что его разбудили.

– В чём дело, кэп? – ревел он. – Чья вахта? Поспать не дадут! В чём дело?

– А дело в том, господин Чугайло, что я хотел бы послать вас на…

И тут Суер недолго думая взял да и послал. И что же вы думаете?

Среди островитян немедленно объявился новенький боцман в полупортах и подтяжке.

А старый Чугайло, хоть и посланный, остался стоять на борту. Тут все наперебой стали посылать боцмана на…, и на острове становилось всё больше и больше боцманов.

Чугайло терпел-терпел, да вдруг взял да и всех нас послал на…, и мы тут же очутились на берегу, хотя и оставались на борту.

Тут на нас разобиделись островитяне.

– И так места нет, – бубнили они, – а вы друг друга всё посылаете и посылаете. А ведь вы не одни на свете. Вся планета, а в особенности Московская область, то и дело посылает кого-нибудь на… Если уж вы так хотите, то пошлите нам кого-нибудь из чиновных сановников или руководителей банкионерных обществ.

Ну, мы не стали чиниться и дружно послали пару сановников и с десяток руководителей другого ранга.

Островитяне охотно потеснились, и наши посланцы дружно выстроились в их рядах.

Надо сказать, что они тут же стали демократичны, жали другим посланным руки и всячески братались.

– С посланными нам всё ясно, – сказал капитан, – но интересует ещё и судьба пославших. Неужели для них особый остров?

– Что вы, что вы, капитан. Пославшие тоже тут, среди нас. Ведь любой посланный тут же пославшего посылает. Так что у нас большое равенство. Настоящая демократия, сэр!

– Ах, – сказал Суер, – надо отплывать, но всё-таки напоследок я очень хочу послать на… такого-то товарища, вроде господина… Разрешите, братцы!

Мы дружно разрешили, и капитан послал.

Я крепился-крепился, а потом последовал примеру нашего великого капитана: взял да и послал одного там на… Послал, но тут же пожалел, такой уж у меня характер. Но отозвать посланного обратно, как вы сами понимаете, было уже невозможно.

Глава XL

Остров Лёши Мезинова

– …и прочая суета, – сказал Суер, погружая уголь своего тела в топку вместительного кресла.

Тулумбасы гудели…

Они гудели всю ночь, и под утро Суер выкинул шлак своего тела из сытого чрева топки вместительного кресла и сказал:

– Не чувствую морального права. Не чувствую!

– Да ладно, бросьте, кэп, – заныл Кацман. – Мало ли островов, на которых мы не побывали? Плюнем и на этот.

– Проплыть мимо острова Лёши Мезинова – это кощунство, – шептал капитан. – Старпом! Сушите шлюпки!

– Всё высушено, сэр, – безмолвно ответствовал Пахомыч. – Не надо ли чего обрасопить?

– Не надо, – отвечал капитан, – Лёша сам обрасопит кого захочет.

Остров Лёши Мезинова формою своей напоминал двуспальную кровать с пододеяльником. Но это сбоку, а сверху – станцию Кучино.

На берегу топтались два человека, которые и били в тулумбасы. Один из них, кроме тулумбасов, держал на груди атлетическую штангу. Это и был сам Лёша Мезинов. Рядом с ним в майорском мундире махал тулумбасом его брат Бес.

На остров мы поплыли вдвоём с капитаном.

– Я Лёшу боюсь, – сказал лоцман.

– Весьма они строгие, – соглашался старпом.

Но Лёша не был никаким строгим. Он бросил штангу в океан, крепко обнял нас с капитаном и только шепнул мне на ухо:

– Бесу много не наливай.

И я много не налил, но Бес скоро пал на песок и заснул богатырским майорским сном в отставке.

Суер же Выер между тем с Лёшею смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая.

– Суер! Ты ли? – толкал его Лёша в грудь кулаком.

– Да, Меша, это я, – шептал капитан, вспоминая старую кличку островитянина.

– А помнишь каннибала по имени Ганнибал?

– Как забыть, Меша, – отвечал капитан, – он мне ведь яйца чуть не отгрыз, и если б я не растворился тогда в лазури…

– А ты здорово растворился в лазури, – говорил Лёша. – Это редко кто умеет – в лазури растворяться.

– Но и вы мне здорово помогли раствориться, – смеялся Суер. – Жалко, что тебя нету в нашем новом плаванье.

– Да ничего, вы с Дяем доплывёте до конца, – говорил Лёша, вспоминая мою старейшую кличку. – Конечно, я не знал, что вы попадёте на остров голых женщин, а то бы поплыл вместе с вами.

– Ради тебя мы снова готовы вернуться! – уверял Суер. – Правда, Дяй?

– Сэр, – отвечал я, – конечно вернемся. Возможно, Лёша растолкует нам смысл младенца по имени Ю.

– Этот смысл вам откроется, – успокаивал Лёша, – а ради меня на остров голых женщин возвращаться не стоит, я всё-таки не боцман Чугайло. Давайте лучше сядем на берегу и вспомним былое.

И мы сели и стали вспоминать.

Мы вспоминали о том нашем первом плаванье, в которое мы когда-то пустились втроём: Лёша, Суер и я. С нами были тогда ещё эфиоп Яшка, главный махалоопахальщик, Дик Зелёная Кофта и Билл Рваный Жиллет. На фрегате «Корапь» мы открыли остров каннибалов да и один завалященький островок с кладом. Вспомнился и текст записки, запечатанной во флаконе Мумма:

  • Каменище найдите,
  • Сто раз поверните,
  • Под камнем сим черпай
  • Асьгнации, Чепай.

Надо отметить, что автор записки имел в виду не героя гражданской войны В. И. Чапаева, а английского кладоискателя Тчепая.

– А помните Аллевопээгу? – спросил Лёша.

– Песнь джунглей свела меня тогда с ума, – невольно вздрогнул капитан.

– Я и сейчас дрожу, – признался Лёша. – Давайте же подрожим вместе и споём эту заунывную песнь. Ностальгически.

И мы запели песнь в честь Аллевопээги – вечного странника.

  • ООуэ, балява!
  • Звери выходят из нор.
  • Вечному страннику слава,
  • Вечносидящим позор.
  • ООуэ, рассоха!
  • Росомаха приносит жуть.
  • До последней миазмы вздоха
  • Руку отдам ножу.
  • ООуэ, синега!
  • Встаёт над горами страх!
  • Век тебе, о Аллевопээга!
  • Бегать на тощих ногах.
  • ООуэ, как мудры!
  • Дети законов тьмы.
  • Люди приходят утром.
  • Ночью приходим мы.

Так мы пели и дрожали, как вдруг с океана донёсся пронзительный клич.

– Что это? – вздрогнул Суер.

– Не знаю, – шептал я.

Вихляющее каноэ приближалось к острову. Одинокая фигура правила парус.

– Неужели? – сказал Лёша. – Неужели она с вами?

Да, это была мадам Френкель.

– Идиоты, – обругала она нас с капитаном, – поплыли к Лёше, а меня не взяли. Пришлось раскутываться самой.

– Мадам! – кричал и плакал Лёша Мезинов. – Как вы странны!

– А помнишь, как мы плавали вместе? – всхлипывала мадам. – Я за всё плаванье ни разу не раскуталась, а вот эти волки, – кивнула она на нас с капитаном, – совсем обо мне забыли. Кутаюсь так, что мачты дрожат, а эти ноль внимания.

– Мадам! – приглашал Лёша. – Закутайтесь в одеяло и ложитесь вот здесь рядышком на песок.

– Нечего ей здесь особо кутаться, – строго сказал Суер. – Ты уж, Лёша, прости, но мы должны продолжить плаванье. Ты сам решил остаться на этом острове, и мы завели новый фрегат. В шлюпку! А то мы здесь растаем от ностальгии.

Что поделать? Пришлось нам с мадам прыгать в шлюпку, обнимая на прощанье старого друга.

– Одного не понимаю, – говорил мне капитан, – почему всё-таки в том первом плаваньи тебя называли Дяй.

– Извините, сэр, это усечённое.

– Что – усечённое?

– Слово, сэр.

– Что ещё за слово, которое усекается таким странным образом? «Лентяй»?

– Извините, сэр, тогда бы было – Тяй.

– Да ну, – сказала мадам Френкель, – скорей всего, что-нибудь гадкое, ну вроде «негодяй».

– Дяй – гордое имя, – пришлось пояснить мне. – С нами тогда плавал некий кок Евгений Немченко. Он-то и усек искомое слово. Дяй – великое усекновение прекрасного русского слова «разгильдяй»[4].

Глава XLI

Вампир

– Ты знаешь, чего мне кажется? – сказал как-то Суер-Выер. – Мне кажется, что у нас на борту завёлся энергетический вампир.

– Помилуй бог, что вы говорите, сэр?!

– Чувствую, что кто-то сосёт энергию. Сосёт и сосёт. Ты не догадываешься, кто это?

– Не Хренов ли?

– Да нет, – поморщился капитан. – Хренов, конечно, вампир, но вампир интеллектуальный. Сосёт интеллект своими идиотскими выходками. Здесь замешан кто-то другой.

– Кто же это, сэр?

– Конечно, Кацман.

– Помилуйте, сэр. Как только еврей – так обязательно вампир энергетический. Кацман – порядочный человек.

Я тревожно оглядел палубу. Лоцман Кацман в этот момент стоял на корме и пил свой утренний пиво.

– Ничего вампирического, сэр, – доложил я. – Пьёт пиво, правда энергично.

– Пиво и энергетика вполне совместимы, – сказал Суер. – но против Кацмана у меня есть серьёзные улики и доказательства. В последнее время, например, я никак не могу произнести свою любимую команду.

– Фок-стаксели травить налево?

– Вот именно! Только взбегу на капитанский мостик, крикну «Фок» – а дальше не могу. Он пожирает мою энергию вместе со стакселями.

– Теперь и я вспоминаю, сэр, – сказал я. – Утром встану, бывало, полон энергии, выпью коньячку, закушу минтаем – энергии до хрена! Но только подойду к лоцману – бац! – энергия начинает падать. Падает и падает, приходится снова коньячку. Мне и в голову не приходило, что это всё лоцман.

– Давай-ка спросим у Пахомыча, что он думает на этот счёт, – сказал капитан. – Эй, старпом! Прошу вас, оставьте волонтёров и подойдите к нам, а волонтёры пусть пока валяются, после приберём.

– В чём дело, сэр? – спросил Пахомыч, недовольный, что его оторвали от связки волонтёров, которая каталась по палубе, волнуемая качкой.

– Важный вопрос, старпом! Скажите-ка, как у вас дела с энергией?

– Всё в порядке, сэр, – ответил старательный Пахомыч.

– Не чувствуете ли вы, что кто-то её пьёт?

– Никак нет, сэр, не чувствую! – прокричал Пахомыч и снова вернулся к связке волонтёров, которая в этот момент встала на дыбы, торча во все стороны.

– Ясное дело, – сказал Суер, – кому нужна его дубовая энергия? Да она просто-напросто невкусна. Нет уж, пить так пить! Нервную, тонкую, умную энергию – вот что любят энергетические вампиры! Старпом! – крикнул капитан. – Да бросьте вы к чёртовой матери этих волонтёров! Соберите всех в кают-компании, пригласите также Хренова и Семёнова.

Через минуту мы все собрались в кают-компании и расселись вокруг овального стола под опахалами.

Стюард Мак-Кингсли наполнил наши кружки отличной манилой.

– Лоцману попрошу не наливать, – неожиданно приказал капитан.

– Что такое, кэп? – удивился Кацман.

– А вы сами не догадываетесь?

– Кэп! Кэп! Сэр! – заволновался лоцман. – Ничего не понимаю.

– Зачем вам манила?! Вы ведь пьёте совсем другое!

– Сэр! Клянусь! Сегодня только мой утренний пиво.

– Перестаньте притворяться, лоцман! Вы пьёте энергию.

Лоцман нахмурился и неодобрительно осмотрел овальный стол и наши опахала.

– Вот вы скажите нам, Хренов, – продолжал капитан, – пил у вас лоцман энергию или не пил?

– Конечно пил, – отвечал мичман. – А я думаю, ладно, пускай себе пьёт, не жалко. А что, разве это не полагается, сэр? Если нет – вы прикажите, я ему больше не дам ни капельки. Энергия моя, принадлежит только мне, нашей общей идее и, конечно, моему капитану.

– А у вас, Семёнов, пил он или нет?

– Немного, сэр. Он, бывало, у Хренова напьётся и до меня уже доходит полностью наполненный. Да к тому же у меня всё вахты, вахты…

– Вот видите, Кацман. Два твёрдых свидетеля. Так что не юлите, признавайтесь: пьёте энергию или нет?

Лоцман печально покраснел, стукнул кулаком по столу и надвинул себе на лоб опахало. Он молчал как туча.

– Извините, сэр, – сказал старпом, – а ведь у нас на борту есть хороший специалист по вампирам.

– Кто это? – вздрогнул капитан.

– Как кто? Матрос Вампиров.

– Тьфу ты чёрт! – плюнул капитан. – А мне и в голову не приходило. Зовите его скорей!

Оказавшись в кают-компании, матрос растерялся. Он стоял навытяжку до тех пор, пока не хлопнул кружала манилы.

– Матрос! – строго сказал капитан. – Осмотрите всех внимательно и скажите, кто тут из нас вампир. Подчеркиваю – энергетический!

Вампиров застеснялся. Он мялся и бубнил себе под нос:

– Служу рачительно… пекчусь… заботюсь… Своего дедушку никогда не видел… Папа работал в милиции… его реабилитировали… пили больше первач… гюйсы задраил в точности… А если до вампира, так это лоцман Кацман.

Лоцман мелко задрожал, скинул опахало и припёр его к стенке.

– Капитан, – сказал он, – прикажите налить мне манилы, а то, клянусь, сейчас же выпью всю вашу энергию. Для меня это пара пустяков!

Капитан кивнул, и Мак-Кингсли нацедил лоцману нашего любимого свинцового напитка.

– Ваше здоровье, джентльмены, – сказал лоцман, опрокидывая кружало. – Итак, сэр, вы спрашиваете, пью ли я энергию? Приходится согласиться: пью!

– Ай-яй-яй! – неожиданно расстроился Пахомыч. – Лоцман-лоцман, старый друг – и вдруг оказался энергетический клоп! Блоха! Комар!

– Овод! – грозно произнёс лоцман.

Он оглядел всех, как истый энергетический овод-вампир, и членораздельно пояснил:

– Пил, пью и буду пить!

– А мы не дадим! – дружно заорали Хренов и Семёнов.

– Дадите как миленькие! А вы что хотите, кэп, чтоб я проводил «Лавра Георгиевича» через рифы и мели, психологические коридоры, кораллы прозы, треугольники деепричастных оборотов – и при этом не пил энергию? Только на одном пиве? В то время когда на борту имеются лица, пьющие всё подряд: пиво, водку, манилу, энергию, суть души, армянский коньяк, интеллект, лошадиную мочу, слёзы женщин и детей, кровь поэтов, казеиновый клей, политуру, нектар, жизненные силы! Подумать только! Немножечко энергии Хренова! Какое преступление! Вот уж, простите, кэп, действительно – хреновина! Нет, капитан! Я пил энергию и буду пить! Я должен довести нашего «Лавра» до правильного берега.

Лоцман вытер лоб, махнул манилы и в ярости сломал опахало пополам.

– Сэр, – заметил я, – лоцман прав.

Суер-Выер задумался, взял сломанное лоцманом опахало и сложил его на составные части. Потом он подошёл к лоцману и поцеловал его.

– Пей, – сказал капитан. – Пей, вампир, нашу энергию. Но доведи «Лавра» до правильного берега, до Острова Истины. Попрошу только об одном: не урезать больше мою любимую команду!

И Суер жестом распустил собрание.

С тех пор лоцман Кацман свободно бродил по фрегату и пил нашу энергию как хотел, но и Суера больше не обижал.

В любое время дня и суток наш капитан легко взлетал на мостик, свободно выкрикивая любимую команду:

– Фок-стаксели травить налево!

Глава XLII

Остров Сциапод

Приближаясь к острову Сциапод, мы несколько раз производили рекогносцировку и ещё кое-какие действия.

Наши кое-какие действия сердили капитана, и он просил нас таких действий не производить.

Но мы всё производили и производили.

Тут Суер плюнул и произвёл такое действие, что некоторые из нас внезапно облысели и действия производить бросили.

– Вот и молодцы, – похвалил нас капитан, – а то всё производите и производите… Посмотрите-ка лучше в подзорную трубу, что это там виднеется на острове.

Я посмотрел в трубу и в зарослях кривандий заприметил большую человеческую подошву голой ноги.

Как некая крыша сарая или пагоды, сверкала она среди пальм и кактус[5].

Пятка подошвы была обращена на зюйд, а мысок – на север. Подошва слегка поворачивалась то с зюйда на вест, то с норда на север.

– Вёсла на воду! – крикнул капитан.

Старпом кинул вёсла на воду, и мы посыпались в шлюпку.

– Курс на пятку! – кричал Суер. – Праруля!

Вогнав наши вёсла в песок прибрежного ила, мы выскочили на берег и побежали в сторону подошвы, которая легко угадывалась среди пальм и кнуций.

– Осторожнее! – предостерегал Суер. – Не спугните его. Он раним и легко убегаем.

Но мы всё равно, как скоты, шумно ломали лианы и пили воду из растений кривандий, откуда хлестал жидкий голландский сыр.

Наши шумные отсасывания не испугали подошву, и мы вышли на поляну, на которой находился невиданный нами прежде Сциапод.

Прекрасная улыбка мелькнула на его бородатом лице, когда он увидел нас. Детские глаза его ни на секунду не затуманились, и мы поняли, что наблюдаем действительную редкость, которая случайно сохранилась под небом Великого Океана.

Действительно, как прекрасен был Сциапод, как невинен и скромен был он, лежащий на спине!

Его единственная нога с огромною подошвой обращена была прямо к солнцу, и, как зонтом, он прикрывался ею от палящих лучей раскалённого светила.

– О двуногейшие господа! – воскликнул он, когда мы приблизились. – Прошу вас скорее в тень моей подошвы, ибо даже ваши достойные ноги, собранные воедино, не смогут своими подошвами произвести тени, моей ноге подобной.

Мы достали пиво, виски, помидоры и уселись вокруг Сциапода в тени его великой и одинокой ноги.

– Ну как? – добродушно спрашивал нас одноногий монстр. – В тени-то полегче будет?

– Весьма и весьма сладостная тень, – отвечал тенелюбивый лоцман Кацман. – В тени вашей подошвы куда приятней, чем под тентами ресторана «Савой-Берлиндер».

– А почему у вас всего одна нога? – спрашивал Пахомыч. – Что это? Боевые действия или хирургия?

– Да нет, – весело отвечал Сциапод, – мы, Сциаподы, рождаемся с одной ногой, чем и отличаемся от вас, двуногих, от трёхногих марсиан, восьминогих моллюсков, а также от разных сорока- и тысяченожек.

– Но простите, милостивый государь, – сказал Суер, – с ногою всё ясно, но интересует один вопрос: чем вы, собственно, занимаетесь?

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Травник Жуга потерял семью, свой род и понимание, кто он на самом деле. Дорога стелется под ноги, и,...
Всем известно, услышать зов волка – к беде. Каждое полнолуние жители королевства накрепко закрывают ...
Когда чернота души находящегося рядом с тобой человека захлестывает, как волна, погружая с головой в...
Дама интересного возраста – Мария, считала, что ее призвание – умереть на сцене. Но главный режиссер...
Синего единорога с оранжевой гривой знали ещё с древних времён. Он мог свободно путешествовать между...
Саша Соколов – один из самых значительных русских писателей нашего времени. Его первым критиком стал...