Цветы Зла (сборник) Бодлер Шарль

Эпиграф к осужденной книге

  • Читатель с мирною душою,
  • Далекою от всех грехов,
  • Ты не читай моих стихов,
  • Глухою дышащих тоскою.
  • Коль ты не дружен с Сатаною
  • И не пошел на хитрый зов,
  • Брось! Не поймешь моих ты слов
  • Иль Музу назовешь больною.
  • Но если взором охватить
  • Ты бездну мог, не замирая,
  • Читай меня, чтоб полюбить;
  • Взалкав потерянного рая,
  • Страдай, сочувственно скорбя,
  • Со мной!.. Иль прокляну тебя!

Читателю

  • Ошибки, глупость, грех и скупость чередою
  • Наш занимают ум и заражают кровь;
  • Раскаянью даем мы пищу вновь и вновь,
  • Как труп дает червям насытиться собою.
  • Погрязнувши в грехах, мы каемся уныло;
  • Признанья продаем высокою ценой,
  • И весело бредем мы прежнею тропой,
  • Поверив, что слеза все пятна наши смыла.
  • А на подушке зла Алхимик чудотворный
  • Баюкает всю ночь наш ослепленный ум,
  • И девственный металл намерений и дум
  • Весь испаряется в руке его упорной.
  • Сам Дьявол держит нить судеб и правит нами;
  • В предметах мерзостных находим прелесть мы
  • И к Аду каждый день спускаемся средь тьмы
  • На шаг, без ужаса, зловонными ходами.
  • Как, уплативши грош, развратник распаленный
  • Целует древнюю, измученную грудь,
  • Так жаждем тайный плод украсть мы где-нибудь
  • И соки выжать все из старого лимона.
  • Червями мерзкими киша и расползаясь,
  • В мозгах у нас живет разгульных бесов рой.
  • С дыханием к нам Смерть невидимой рекой
  • Стекает в легкие, со стоном разливаясь.
  • И только потому убийства и поджоги
  • Не вышили еще забавных вензелей
  • По сумрачной канве бесцветных наших дней,
  • Что мало смелости дано душе убогой.
  • Но там, где тигры спят и вьются клубом змеи,
  • Средь тварей без числа, среди чудовищ всех,
  • Чей слышен визг, и вой, и хрюканье, и смех,
  • В зверинце мерзостном пороков, есть гнуснее
  • И злее всех один – его не извести нам!
  • Размерен шаг его, и редко слышен крик,
  • Но хочется ему разрушить землю вмиг,
  • И мир он проглотить готов зевком единым.
  • То Скука! – Омрачив глаза слезой неверной,
  • Она готовит казнь, склонясь над чубуком.
  • Читатель, этот бес давно тебе знаком —
  • О ближний мой и брат, читатель лицемерный!

Сплин и идеал

Благословение

  • Когда является, по воле Провиденья,
  • Поэт в обителях тумана и тоски,
  • То мать несчастная его полна хулений
  • И Господа клянет, сжимая кулаки:
  • – «О, лучше б родила я змей клубок шипящий,
  • Чем столь позорное кормить мне существо,
  • И проклята будь ночь с усладой преходящей,
  • Когда на горе мне я зачала его.
  • Коль средь всех прочих жен, Тобою пощаженных,
  • Супругу в тягость быть Ты предназначил мне,
  • И если не могу, как тайне строк влюбленных,
  • Уроду жалкому могилу дать в огне,
  • Я на орудие Твоих расправ и гнева
  • Твою всю ненависть сторицей изолью
  • И так ствол искривлю отравленного древа,
  • Что уж не распустить листву ему свою!»
  • Так злобных слов своих она глотает пену,
  • Не ведая Творцом назначенных путей
  • И для себя сложив на дне глухой Геенны
  • Костры, сужденные проступкам матерей.
  • Но под опекою незримой Серафима
  • Впивает сирота луч солнца огневой,
  • И в пище и питье, оставленных другими,
  • Находит манну он и нектар золотой.
  • Играет с ветром он, беседует с грозою
  • И радостно идет по крестному пути;
  • И слыша, как поет он птицею лесною,
  • Не может слез своих Хранитель скрыть в груди.
  • Все те, кого любить он хочет, боязливо
  • Глядят иль, осмелев от звука первых слов,
  • Хотят исторгнуть стон из жертвы незлобивой
  • И пробуют на нем укус своих зубов.
  • Они, чтоб отравить вино его и пищу,
  • Готовят тайно смесь из пепла и плевков,
  • И с мнимым ужасом бегут его жилища,
  • Жалея, что пошли вослед его шагов.
  • Жена его кричит на шумных стогнах мира:
  • – «Коль он за красоту меня боготворить
  • Способен, буду я как древние кумиры,
  • И должен он меня теперь озолотить!
  • Упьюсь его мольбой и миррою смиренной,
  • Заставлю предо мной колена преклонить,
  • Чтоб знать, дано ли мне в душе, навеки пленной,
  • Святой престол богов со смехом осквернить.
  • Когда ж мне надоест безбожно с ним возиться,
  • Я руку положу свою к нему на грудь,
  • И ногти, схожие с когтями хищной птицы,
  • Смертельный проложить сумеют к сердцу путь.
  • Как малого птенца, что бьется средь мучений,
  • Я сердце красное из жертвы извлеку
  • И, псу любимому давая на съеденье,
  • На землю я его с презрением швырну!»
  • Но руки к небесам, где пышный трон сверкает,
  • Задумчивый Поэт молитвенно воздел,
  • И молнии ума от глаз его скрывают
  • И буйную толпу, и собственный удел:
  • – «Благословен наш Бог, дающий чадам сирым
  • Боль в исцеление душевных гнойных ран
  • И тем живительным и чистым эликсиром
  • Готовящий святых к блаженству райских стран.
  • Я знаю, мой Господь, что примешь Ты поэта
  • В ряды победные Твоих святых дружин,
  • И место на пиру бессмертия и света
  • Среди Архангелов займет лишь он один.
  • Я ведаю, что боль единственная слава,
  • Чей вечный блеск землей и адом пощажен;
  • И нужно, чтоб создать венцов незримых сплавы,
  • Богатства всех миров и дани всех времен.
  • Все драгоценности исчезнувшей Пальмиры,
  • Металлы редкие, жемчужины морей,
  • Сравниться б не могли с моей святой порфирой
  • И с ослепительной короною моей.
  • Ведь сотворишь ее из чистого сиянья
  • Чертогов, где лазурь извечная светла,
  • Нашедшего в глазах земных Твоих созданий
  • Лишь омраченные, слепые зеркала!»

Альбатрос

  • Нередко, для забав, стараются матросы,
  • Когда скользит корабль над бездной вод глухих,
  • Поймать могучего морского альбатроса,
  • Парящего вокруг сопутников своих.
  • Но только те его на доски опустили —
  • Смутится царь небес, неловкий и хромой,
  • И крылья белые, раскрытые бессильно,
  • По палубе влечет, как весла, за собой.
  • Воздушный путник тот, как он нелеп и жалок!
  • Красавец бывший стал уродлив и смешон!
  • Кто дразнит трубкою его, а кто вразвалку
  • Идет, изобразив, как крыльев он лишен.
  • Поэт, походишь ты на князя туч свободных,
  • Знакомого с грозой, презревшего стрелков;
  • Изгнаннику с небес, средь окриков народных,
  • Гигантские крыла помеха для шагов.

Воспарение

  • Над зеленью долин, над синими морями,
  • Горами, рощами и слоем облаков,
  • За гранью древних солнц и вечных их кругов,
  • За недоступными надзвездными краями,
  • Мой дух, ты движешься с проворностью пловца
  • Могучего, чья грудь лобзаньям влаги рада,
  • И с несказанною, спокойною отрадой
  • Отважно бороздишь ты пропасти Творца.
  • Подальше улетай от вредных испарений.
  • Очиститься спеши в лазури золотой
  • И пей, как девственный напиток неземной,
  • Огонь, наполнивший небесные селенья.
  • Сквозь скуку, и тоску, и сумрак горьких бед,
  • Отягощающих теченье дней туманных,
  • Блажен, кто силою полетов неустанных
  • Уносится к полям, где вечный мир и свет.
  • Чьи мысли по утрам, учась у птиц небесных,
  • В свободную лазурь взлетают взмахом крыл.
  • – Кто духом воспарил над жизнью и открыл
  • Смысл языка цветов и тварей бессловесных.

Соответствия

  • Природа – храм, и в нем есть ряд живых колонн;
  • Из них порой слова невнятные исходят;
  • В том храме человек в лесу символов бродит,
  • И на него их взор привычный устремлен.
  • Как эха долгие друг другу отвечают,
  • Сливаясь вдалеке в один и тот же глас,
  • Безбрежный, как лазурь, окутавшая нас,
  • Так запахи, цвета и звуки совпадают.
  • Одни есть запахи невиннее детей,
  • Как флейты нежные, зеленые, как поле.
  • – В других нам слышен тлен, но всех они властней
  • И беспредельною мечтой плывут на воле,
  • Как амбра, фимиам, и мускус, и алой,
  • Поющие страстей и духа пыл живой.

* * *

  • Мне память дорога эпох тех обнаженных,
  • Когда Феб золотил кумиры воплощенных
  • Богов, и были дни людей, на зов весны,
  • Без лжи и без забот любви посвящены.
  • Лазурь приветливым лучом на них горела;
  • Здоровием дыша, цвело святое тело.
  • Цибела, щедрая обилием плодов,
  • Не тяготилася числом своих сынов,
  • Волчица добрая, всю тварь под небесами
  • Кормить готовая набухшими сосцами.
  • Мужчина, красотой и силой светлый, мог
  • Гордиться девами, в чьем сердце он был бог —
  • Плоды немятые, не знавшие ненастья,
  • Чья кожа гладкая звала укусы страсти!
  • А в наши дни Поэт, поверивший в мечты,
  • Порой свидетелем случайной наготы
  • Мужчин и женщин став, клянет обман бесплодный,
  • Стыдится и стоит с угрюмостью холодной
  • Пред этим зрелищем, безмолвен и суров!
  • Чудовищная плоть, накинь скорей покров!
  • Нелепые тела, гнуснее, чем личины!
  • Худые, жирные иль дряблые мужчины,
  • Кого Бог выгоды, безжалостно глухой,
  • Навек запеленал железной пеленой!
  • И женщины, увы, бледнее свеч церковных,
  • Принявшие разврат взамен утех любовных,
  • И девы – дочери печальных матерей,
  • Обезображенных плодливостью своей!
  • Есть, правда, и у нас, на склоне жизни старой,
  • Народам древности неведомые чары.
  • Огнем сердечных язв изъедены чела,
  • И прелесть томная на лица нам легла.
  • Но скудные дары Муз наших запоздалых
  • Не помешают нам, сынам веков усталых,
  • Всегда несть юности невольный наш привет —
  • Священной юности, в расцвете первых лет,
  • С глазами ясными, прозрачными, как воды,
  • Разлившей на весь мир сочувственной природы,
  • Как светлая лазурь, как птицы и цветы,
  • Звон песен, аромат и сладость теплоты.

Маяки

  • О Рубенс, лени сад, струя реки забвенья,
  • Плоть свежая, любви чужая навсегда,
  • Но где играет жизнь могучая, в движеньи
  • Безостановочном, как воздух и вода.
  • Да Винчи, зеркало, в котором тонут взоры,
  • Где лики ангелов, с улыбкою немой,
  • Исполненною тайн, сияют средь убора
  • Лесов и ледников, закрывших край святой.
  • Рембрандт, немолчная и скорбная больница,
  • С большим распятием, висящим на стене,
  • Где слезная мольба средь мерзости струится
  • И зимний луч стрелой сверкает вдруг во тьме.
  • Микель-Анджело, луг заклятый, где Герои
  • Встречаются с Христом, где сумрачно встают
  • Слепые призраки вечернею порою
  • И саван пальцами искривленными рвут.
  • Бесстыдство, грубый гнев и страсть изобразивший,
  • Нашедший красоту на дне людских низин,
  • О сердце гордое, художник, желчь таивший,
  • Пюжэ, преступников печальный властелин!
  • Ватто, тот карнавал, где много знаменитых
  • Сердец, как бабочки, порхают и горят;
  • Где средь ночных садов, цепями люстр увитых,
  • Безумно кружится веселый маскарад.
  • Ты, Гойя, жуткий сон, страна тобой воспетых
  • Ведьм, варящих слепых зародышей в котлах,
  • Старух у зеркала и девушек раздетых,
  • Но, бесам на соблазн, оставшихся в чулках.
  • Делакруа, в тени всегда зеленых елей
  • Немое озеро, куда издалека
  • Дурные ангелы бесшумно прилетели
  • И где нам слышится песнь вольного стрелка.
  • Все те проклятия, хуления и стоны,
  • Восторги, крики, вздох, молебны, плач скорбей —
  • Звук, эхом тысячи ущелий возрожденный,
  • И для людских сердец божественный елей.
  • То клик, повторенный от века часовыми,
  • Приказ властительных и громких голосов,
  • Маяк, пылающий над башнями ночными,
  • Призыв охотников, забредших в глубь лесов.
  • Воистину, Господь, вернейшего залога
  • Достоинства души Тебе не можем дать,
  • Чем этот вечный стон, из нашего острога
  • К бессмертным берегам идущий умирать.

Больная Муза

  • О Муза бедная! Скажи мне, что с тобой?
  • Твои глаза полны полуночных видений,
  • И на твоих щеках проходят чередой,
  • В тупом безмолвии, испуг и исступленье.
  • Ночные призраки и муж нездешний твой
  • Струили ль вновь из урн и жуть и упоенье?
  • Тяжелый сон тебя коварною рукой
  • Увлек ли в тонкие, смертельные селенья?
  • О, если бы всегда, здоровием дыша,
  • Твоя была полна дум радостных душа,
  • И кровь крещеная текла б легко и плавно,
  • Как звуки гордые античного пэана,
  • В которых царствует родитель песен, Феб,
  • И вседержавный Пан, дарующий нам хлеб!

Продажная Муза

  • О Муза жалкая, любовница дворцов,
  • Когда Январь нашлет на нас Борей холодный,
  • Найдешь ли, вечером тоскуя безысходно,
  • Для посиневших ног немного угольков;
  • Иль плечи оживишь под лаской мимолетной
  • Полуночных лучей, проникнувших под кров?
  • Сберешь ли золото лазурных вечеров,
  • Когда карман твой пуст и день грозит голодный?
  • Ты век должна, чтоб хлеб насущный получить,
  • При чуждых алтарях кадилами кадить,
  • Молебны петь богам, непризнанным тобою,
  • Или на площадях, показывая грудь
  • И запретив слезам сквозь дикий смех блеснуть,
  • Кривляться и плясать пред грубою толпою.

Дурной монах

  • В былых монастырях со стен глядела живо
  • Святая Истина, в их росписи цветной,
  • И вид тот согревал мечтой благочестивой
  • Сердца и облегчал им подвиг их земной.
  • В те дни, когда цвела еще Христова нива,
  • Иной святой монах, для нас уже чужой,
  • Так возвеличил Смерть рукою нестроптивой,
  • Избравши кладбище своею мастерской.
  • Душа моя, ты склеп, и я в тебе от века
  • В тупом бездействии живу, как инок некий.
  • Ничто не красит стен обители моей.
  • Сумею ль превратить – монах, забывший Бога —
  • Живое зрелище судьбы моей убогой
  • В работу рук моих и свет моих очей?

Враг

  • Вся молодость была жестокою грозою,
  • Лишь изредка живым пронизанной лучом.
  • Так много сгублено и громом и водою,
  • Что нет почти плодов златых в саду моем.
  • На мыслях уж лежат туманы листопада,
  • И мне не обойтись без граблей и лопат,
  • Чтоб вновь создать дождем разрушенные гряды,
  • Где вырыла вода могил глубоких ряд.
  • Найдут ли поздние цветы моих мечтаний
  • Вновь пищу, нужную для их произрастанья,
  • В саду том, где давно ничто уж не цветет?
  • О горе горькое! Жизнь нашу время гложет,
  • И враг неведомый, что сердце нам грызет,
  • Пьет кровь и нашею утратой силы множит.

Неудача

  • Нет, ноша слишком уж тяжка!
  • Поднять ее Сизиф лишь может.
  • Хоть сердце в труд художник вложит —
  • Искусство долго, Жизнь кратка.
  • Могил надменных избегая,
  • Уходит сердце в час скорбей
  • На кладбище погибших дней,
  • Марш похоронный отбивая.
  • – Алмазов много спит во мгле,
  • На дне пучины иль в земле,
  • От лотов и лопат далеко.
  • И не один цветок цветет
  • И мед, как тайна сладкий, льет
  • Среди безлюдности глубокой!

Прежняя жизнь

  • В тени я портиков высоких жил годами.
  • Был отблеск солнц морских на камнях их зажжен,
  • И стройные ряды торжественных колонн,
  • Как грот базальтовый, чернели вечерами.
  • Валы, качавшие на лоне небосклон,
  • Неслись, и голос их, всесильными громами
  • Звуча, был сказочно с закатными цветами,
  • Горевшими в глазах моих, соединен.
  • Так прожил долго там я в неге безмятежной
  • Среди лазури, волн и тканей дорогих,
  • И благовонных тел невольников нагих,
  • Что освежали лоб мне пальмами прилежно
  • И только к одному стремились – угадать,
  • Зачем мне суждено так горько изнывать.

Цыгане в пути

  • Пророческий народ с горящими зрачками
  • Вчера пустился в путь, и матери детей
  • Несут или к сосцам искусанных грудей
  • Дают им припадать голодными губами.
  • Мужчины вслед идут за крытыми возами,
  • Где семьи спрятаны от зноя и лучей,
  • На небо устремив тяжелый взор очей,
  • Уже покинутых неверными мечтами.
  • Таясь среди песка, глядит на них сверчок,
  • И песня звонкая слышна им вдоль дорог;
  • Цибела ради них свои сгущает сени,
  • И в расцветающей пустыне бьет родник
  • Для этих странников, чей жгучий взор проник
  • В знакомую страну глухих грядущих теней.

Человек и море

  • Свободный человек, любить во все века
  • Ты будешь зеркало свое – родное море.
  • Ты душу узнаешь в его глухом просторе,
  • И бездна дум твоих не менее горька.
  • Ты погружаешься в свое изображенье,
  • И руки и глаза насытив, и твой дух,
  • Средь гула гроз своих, порою клонит слух,
  • Внимая бешеной, неукротимой пене.
  • Вы оба с ним равно угрюмы и темны;
  • Никто, о человек, твоей не мерил бездны,
  • О море, никому до дна ты не известно,
  • И не раскроете вы тайной глубины.
  • И все же, вот уж ряд веков неисчислимый,
  • Как вы сражаетесь, раскаянье забыв
  • И жалость, вняв резни и гибели призыв,
  • О братья и враги в борьбе непримиримой!

Дон Жуан в аду

  • Когда был Дон Жуан к глухим подземным водам
  • Отозван и свою Харону лепту дал,
  • Бродяга сумрачный, сверкая взором гордым,
  • Рукою мстительной и сильной весла взял.
  • С грудями вялыми, раскрывши одеянья,
  • Сбежались женщины к нему со всех сторон,
  • Подобно стаду жертв, ведомых на закланье,
  • И слышен был во тьме протяжный, горький стон.
  • Слуга его твердил со смехом господину
  • Про долг. Его отец нетвердою рукой
  • На сына дерзкого, презревшего седины,
  • Указывал теням, бродившим за рекой.
  • Дрожа под трауром, печальная Эльвира,
  • Простившая обман и слезы тайных мук,
  • Казалось, все ждала от прежнего кумира
  • Улыбки сладостной, как первой клятвы звук.
  • Застывши на корме, закованный весь в латы,
  • Муж каменный делил рулем угрюмый вал,
  • Но чуждый всем герой, на меч склонясь, куда-то
  • Глядел и никого кругом не узнавал.

Наказание гордости

  • В те дивные года, когда, дыша любовью,
  • Ум смертный изучал одно лишь Богословье,
  • Один среди святых, прославленных мужей
  • – Сердца расшевелив огнем своих речей,
  • Согрев восторгами их черные глубины,
  • К престолу Вышнего и славе Голубиной
  • Сумевши, для себя нежданно, обрести
  • Одним лишь Ангелам доступные пути —
  • Смущен, как человек, поднявшийся на скалы,
  • Воскликнул, в приступе гордыни небывалой:
  • «Ничтожный Иисус! Высоко ты взлетел!
  • Но если б развенчать тебя я захотел,
  • С твоею славою сравнилось бы паденье,
  • И стал бы ты пустой и смехотворной тенью!»
  • Он в тот же самый миг был разума лишен.
  • Свет солнца яркого того был омрачен.
  • Первоначальный мрак в уме том воцарился,
  • Который храмом был и роскошью светился,
  • И где под сводами сверкало все огнем.
  • Молчание и ночь одни остались в нем,
  • Как в склепе, навсегда свои замкнувшем двери.
  • С тех пор был превращен в бездомного он зверя.
  • И летом и зимой, не видя ничего,
  • Полями он бродил, немое существо,
  • Неряшливый старик, чужой всему на свете,
  • И бегали за ним и насмехались дети.

Красота

  • О смертные, как сон я каменный прекрасна.
  • Изранен тот, кто раз прильнул к моей груди,
  • Но ей дано зажечь в поэте жар любви,
  • Как вещество миров, бессмертной и безгласной.
  • Как сфинкс непонятый, царю я в вышине;
  • Спит сердце снежное под грудью лебединой;
  • Застыв, я линии не сдвину ни единой;
  • Не плачу никогда, и смеха нет во мне.
  • Поэты пред моим торжественным молчаньем,
  • Напоминающим лик мраморных богов,
  • Все ночи посвятят суровым послушаньям;
  • Ведь мне, чтоб ослепить безропотных рабов,
  • Два зеркала даны, в которых все чудесно —
  • Широкие глаза, с их ясностью небесной.

Идеал

  • Нет, никогда толпа прелестниц пошловатых,
  • Испорченных плодов ничтожных наших дней,
  • В уборе их одежд и поз замысловатых,
  • Не сможет утолить мечты души моей.
  • О Гаварни, поэт улыбок томно-бледных,
  • Не для меня ты дев больничных рисовал;
  • Я не могу найти средь роз твоих бесцветных
  • Цветка, похожего на красный идеал.
  • Но сердцу дороги, глубокому, как бездна,
  • Вы, Лэди Макбет, дух преступный и железный,
  • Эсхилова мечта, расцветшая средь льдов,
  • Иль ты, немая Ночь, ты, дочь Микель-Анджело,
  • Раскрывшая, во сне склонясь на мрамор белый,
  • Красы, достойные страстей полубогов.

Гигантша

  • В те времена, когда могучая Природа
  • Творила каждый день чудовищных детей,
  • С гигантшей юною я жить хотел бы годы,
  • Как при царевне кот, ласкающийся к ней;
  • Дивиться, как цветет с душою вместе тело,
  • Растущее легко средь бешеных затей;
  • Угадывать грозу, что в сердце закипела,
  • По влажной пелене в зрачках ее очей;
  • На воле исходить ее младое лоно,
  • Вползать на верх колен по их крутому склону,
  • А летом, иногда, когда, от злых лучей
  • Устав, она в полях раскинется широко,
  • Спать беззаботным сном в тени ее грудей,
  • Как мирное село в тени горы высокой.

Запястья

  • Одежды сбросила она, но для меня
  • Оставила свои гремящие запястья;
  • И дал ей тот убор, сверкая и звеня,
  • Победный вид рабынь в дни юного их счастья.
  • Когда он издает звук резвый и живой,
  • Тот мир сияющий из камня и металла
  • Дарует мне восторг, и жгучею мечтой
  • Смесь звуков и лучей всегда меня смущала.
  • Покорствуя страстям, лежала тут она
  • И с высоты своей мне улыбалась нежно;
  • Любовь моя текла к подруге, как волна
  • Влюбленная бежит на грудь скалы прибрежной.
  • Очей не отводя, как укрощенный тигр,
  • Задумчиво нема, она меняла позы,
  • И смесь невинности и похотливых игр
  • Давала новый блеск ее метаморфозам.
  • Рука ее, нога, бедро и стан младой,
  • Как мрамор гладкие и негой несравнимой
  • Полны, влекли мой взор спокойный чередой;
  • И груди, гроздия лозы моей родимой,
  • Тянулись все ко мне, нежней, чем духи Зла,
  • Чтоб душу возмутить и мир ее глубокий,
  • Но недоступна им хрустальная скала
  • Была, где я сидел, мечтатель одинокий.
  • Казалось, совместил для новой цели Рок
  • Стан стройный юноши и бедра амазонки,
  • Так круг прекрасных чресл был пышен и широк
  • И так был золотист цвет смуглый тальи тонкой.
  • – Усталой лампы свет медлительно погас;
  • Лишь пламя очага неверное горело,
  • Дыша порывами, и кровью каждый раз
  • Вздох яркий заливал янтарь родного тела.

Маска

Аллегорическая статуя во вкусе Возрождения

  • Какое дивное пред нами изваянье!
  • В изгибах тела мощь и нега разлиты
  • Обильно и цветут в божественном слияньи.
  • Все дышит чарами чудесной красоты
  • В той женщине. Она достойна скрасить ложа
  • Роскошные дворцов, деля на долги дни
  • Досуг духовного владыки или дожа.
  • На эту властную улыбку ты взгляни,
  • Самодовольную и полную истомы;
  • На этот страстный взор, дар благостных Харит;
  • На нежное лицо, где сердцу все знакомо
  • И каждая черта победно говорит:
  • «Меня призвала Страсть; Любовь венок сплела мне!»
  • Тот мрамор, царственным величьем одарен,
  • Безгрешностью своей в нас разжигает пламя.
  • Давайте обойдем его со всех сторон.
  • Безбожного творца безумное хуленье!
  • Глядит лицом двойным, по прихоти резца,
  • Богиня дивная, сулившая забвенье!
  • Но нет! То маска лишь, смутившая сердца,
  • Тот лик, трепещущий в блаженном упоеньи,
  • Как будто бы от ласк, не знающих конца.
  • А настоящий лик, скосившись от мучений,
  • Немеет позади неверного лица.
  • – Унылая Краса! Твои святые слезы
  • Державною рекой стекают в грудь мою!
  • Я ложью опьянен твоей и жадной грезой
  • Волну твоих очей страдальческих я пью!
  • – Но плакать ей зачем? К ней Рок ведь благосклонен,
  • И всех бы красотой пленить она могла.
  • Какой таинственный недуг ей гложет лоно?
  • О том она скорбит, безумный, что жила
  • И что живет еще. Но то всего больнее
  • И дрожью всю ее томит по временам,
  • Что завтра надо вновь ей жить, уснуть не смея,
  • И послезавтра жить, и вечно – как и нам!

Гимн красоте

  • Жилица ль ты небес иль пропасти глубокой,
  • О Красота? Льет яд с блаженством заодно
  • Твой взор божественный, холодный и жестокий,
  • И в этом ты для нас похожа на вино.
  • В твоих глазах горят закат и свет восхода;
  • Благоухаешь вся, как вечер пред грозой;
  • И, зелья уст твоих вкусив, клянет походы
  • Герой, а юноша отважно рвется в бой.
  • Пришла ль из бездны ты, иль к нам со звезд сошла ты?
  • Рок очарованный за юбками, как пес,
  • Бежит. Ты сеешь здесь то радость, то утраты
  • И царствуешь над всем, не видя наших слез.
  • Идешь ты, Красота, не зная сожаленья,
  • По трупам, ужасом сверкая, как венцом;
  • Убийство, средь других цветных его камений,
  • На гордом поясе играет багрецом.
  • Покорный мотылек на пламени сгорает
  • Твоем, свеча, свой рок и смерть благословив;
  • Любовник в страстный миг над девой замирает,
  • Как будто бы свой гроб руками охватив.
  • Не все ль равно, с небес приходишь иль из ада,
  • О Красота, немой, невинный, жуткий зверь.
  • Твой взор, уста и грудь даруют мне усладу
  • И в Рай неведомый мне раскрывают дверь.
  • Послал ли Сатана иль Бог тебя, Сирена
  • Иль Ангел? Все равно! Ведь светятся зрачки
  • Твои, и в их лучах, кумир мой вожделенный,
  • Мир краше и не так мгновения тяжки.

Экзотический аромат

  • Когда в осенний день, с закрытыми глазами,
  • Грудь теплую твою вдыхаю я без слов,
  • Сияет предо мной счастливых берегов
  • Блеск ослепительный под вечными лучами.
  • Видны мне острова, овеянные снами,
  • Деревья странные и гроздья их плодов,
  • Мужчины стройные, как пальмы средь садов,
  • И жены с чистыми, невинными очами.
  • Мчась запаху вослед в прелестную страну,
  • Я вижу гавани заснувшую волну
  • И белых парусов обветренные стаи,
  • Меж тем как аромат неведомых кустов,
  • Плывя по воздуху и грудь мою вздымая,
  • Сливается в душе с напевами гребцов.

Волосы

  • Руно волнистое, нависшие покровы!
  • О кудри! Аромат и томный, и густой!
  • Восторг! Чтоб населить сегодня мрак алькова
  • Заснувшим в волосах дыханием былого,
  • Я ими, как платком, повею пред собой.
  • Ленивой Азии и Африки бессонной
  • Далекий мир и зов почти забытых вод
  • Живут в твоей тени, лес странно благовонный.
  • Как у других плывет по звукам ум плененный,
  • Так мой, любовь моя, по запахам плывет.
  • Уйду я в те края, где люди под горящей
  • Лазурью соками и негою полны.
  • О косы, будьте мне вы зыбью, в даль стремящей!
  • Ты, море темное, содержишь сон слепящий
  • Ветрил, гребцов, и мачт, и пламенной волны:
  • Там гавань шумная, где дух мой пьет глотками
  • Большими запахи, и звуки, и цвета,
  • Где корабли скользят багряными струями,
  • Объятия раскрыв пред жгучими лучами
  • Небес, где синева от века разлита.
  • Я погружусь лицом в дурманящий и черный
  • Тот океан, в себя вмещающий другой,
  • Мой изощренный ум под ласкою повторной
  • Зыбей вас вновь найдет, дни лени плодотворной,
  • Качанье вечное и сладостный покой!
  • Ночь синяя волос, раскинутые тени,
  • Вы возвратили мне лазурный небосклон.
  • Прильнувши к локонам в безмолвном упоеньи,
  • Я слышу мускуса и дегтя дуновенье
  • И слитым запахом их сладко опьянен.
  • Склоняясь без конца над гривою густою,
  • Я жемчуг и рубин рассыплю щедро в ней,
  • Чтоб никогда к мольбам ты не была глухою!
  • Ведь ты оазис снов и чаша, что порою
  • Поит меня вином моих прошедших дней!

* * *

  • Как небо я тебя ночное обожаю,
  • Сосуд печальных грез, красавица немая.
  • Ты от меня бежишь, но я тем горячей
  • Люблю тебя, мой друг, краса моих ночей,
  • Чем ты насмешливей скрываешься за дали,
  • Которые рукам обнять лазурь не дали.
  • Иду на приступ я и лезу смело в бой,
  • Как жадный хор червей на труп идет войной,
  • И даже полюбил, зверь сумрачно-жестокий,
  • Холодность я твою, как дар прекрасный Рока!

* * *

  • Все человечество зовешь под сень алькова,
  • Жена нечистая! И каждый вечер снова
  • Ты сердце новое должна зубами рвать,
  • Чтоб вероломную игру не забывать.
  • Глаза, горящие, как факелы гуляний
  • Народных иль витрин зазывное сиянье,
  • Себе присвоили чужие им права,
  • Не знавши никогда, в чем смысл их торжества.
  • Слепое существо, глухое к состраданью,
  • Кровь мира пьющее, жестокое созданье,
  • Ужель пред зеркалом не ведаешь стыда
  • И в нем твои красы не меркнут никогда?
  • Ужели все то зло, которому все годы
  • Ты служишь, не страшит тебя, когда Природа
  • Для тайных замыслов своих тебя берет,
  • Греховная жена, и власть тебе дает,
  • – Тебе, презренная, – чтоб мог родиться гений?
  • Величье подлое! Державное паденье!

Sed Nоn Sаtiаtа

  • Богиня странная, как ночи – ты темна
  • И дышишь мускусом и пряною геранью;
  • Тропических лесов, должно быть, ты созданье,
  • Колдунья черная, и в полночь рождена.
  • Мне слаще опия, алоя и вина
  • Твоих горячих уст пьянящие лобзанья;
  • Когда к тебе летит толпа моих желаний,
  • В колодце глаз твоих тоска утолена.
  • Из этих черных глаз, сверкающих и жадных,
  • Лей меньше пламени, мой демон беспощадный;
  • Не Стикс я, чтоб тебя раз девять обнимать,
  • Увы, и не могу, распутная Мегера,
  • Несть Прозерпины дар, чтоб пыл твой обуздать,
  • На ложе адское, взамен даров Венеры!

* * *

  • Одежды светлые ее текут волной,
  • И шаг размеренный похож на танец сонный,
  • Как пляска длинных змей, которых пред толпой
  • Факиры на жезлах качают монотонно.
  • Как грустные пески и даль степей нагих,
  • Людскому чуждые страданию и стону,
  • Как сеть широкая безбрежных волн морских,
  • Она живет без грез душой непробужденной.
  • Шлифованной рудой блестит прелестный глаз,
  • И в этом существе таинственно-ленивом,
  • Где ангел девственный слит с сфинксом молчаливым,
  • Где все лишь золото, блеск стали и алмаз,
  • Сияет навсегда, как звездный свет холодный,
  • Ненужною красой лик женщины бесплодной.

Пляшущая змея

  • Как я люблю, о друг мой томный,
  • Наблюдать, когда
  • Упругий стан твой кожей темной
  • Блещет, как звезда.
  • По волосам твоим смолистым,
  • Черным и густым,
  • По знойным их морям душистым,
  • По волнам живым,
  • Как ветром утра пробужденный
  • Призрак корабля,
  • Я ухожу душою сонной
  • В дальние края.
  • Твои глаза, где мысли скрытой
  • Не дано гореть,
  • Два зеркала, в которых слиты
  • Золото и медь.
  • Когда мелькаешь обнаженной
  • Мерною ступней,
  • Ты кажешься мне прирученной
  • Пляшущей змеей.
  • И голова младая, ленью
  • Отягощена,
  • Напоминает мне движенья
  • Юного слона.
  • А тело плавно подражает
  • Качке кораблей,
  • Когда они в волнах ныряют
  • Краем тонких рей.
  • Когда ты влагой уст влюбленных
  • Смочишь край зубов,
  • Как водами рек, напоенных
  • Снегом ледников,
  • Тогда душа моя вкушает
  • Терпкое вино,
  • И небо звездное стекает
  • К сердцу мне на дно.

Падаль

  • Ты помнишь ли, мой друг, что видел я с тобою
  • В один из теплых летних дней:
  • Ту падаль гнусную, у горки под сосною
  • Лежавшую, среди камней?
  • Задравши ноги вверх блудницею позорной,
  • Ядами жгучими полна,
  • Валялась без стыда она, дыша тлетворно,
  • И будто ласкам отдана.
  • И солнца луч сиял над падалью гниющей,
  • Чтоб, растопясь, она могла
  • Вернуть сторицею Природе всемогущей
  • Все, что в одно она слила.
  • Глядели небеса на труп, их сердцу милый,
  • Цветком готовый расцвести.
  • Зловонием таким несло, что поспешила
  • Ты, вся бледнея, отойти.
  • Над вздутым животом летали мухи тучей,
  • И выходили чередой
  • Полки червей, слюной стекающих тягучей
  • По этой ветоши живой.
  • То восходило все, то падало, как волны,
  • И труп сухим огнем трещал.
  • Казалось нам, что он, дыханьем слабым полный,
  • Все разрастался и вспухал.
  • И мир тот издавал невнятный шум упорный,
  • Как дождь и ветер средь ветвей
  • Иль рожь сыпучая, когда крестьянин зерна
  • Бросает веялкой своей.
  • Все становилось сном, стирались очертанья,
  • Как будто образы картин
  • Заброшенных, чей смысл в своем воспоминаньи
  • Творец воссоздает один.
  • За скалы убежав, скрывался пес голодный
  • И ждал, поджавши хвост меж ног,
  • Ухода нашего, чтоб оторвать свободно
  • Им недоеденный кусок.
  • – И все же будешь ты такой, как мерзость эта,
  • В которой все – чума и гной,
  • Звезда моих очей, луч солнечного света,
  • Ты, моя страсть и ангел мой!
  • Да, будешь ты такой, царица вожделений,
  • Когда, заслыша Смерти зов,
  • Уйдешь ты, под травой и зеленью растений,
  • Тлеть одиноко средь гробов.
  • Тогда, моя краса, скажи толпе проворной
  • Тебя съедающих червей,
  • Что образ я храню и лик нерукотворный
  • Уж разложившихся страстей!

Dе Рrоfundis Clamavi

  • Молю о жалости, единая Отрада,
  • Со дна угрюмых бездн, где сердце пленено.
  • То мрачный мир, кругом все сыро и темно,
  • И в сумраке плывут неведомые гады.
  • Шесть месяцев царит там солнце без тепла,
  • Других шесть месяцев земля покрыта тенью:
  • В полярной той стране одно лишь оскуденье;
  • – Ни зелени, ни струй, ни птичьего крыла!
  • На свете ничего ужасней быть не может
  • Той ночи, с Хаосом первоначальным схожей,
  • И злой холодности тех ледяных лучей;
  • Завидую судьбе последних я зверей,
  • Могущих в сне тупом забыть земное бремя,
  • Так медленно клубок разматывает время!

Вампир

  • О ты, которая ножом
  • Мне сердце скорбное пронзила
  • И, словно стадо бесов, в нем
  • Все размела и истребила.
  • Ты, для кого душа моя
  • Постелью стала и владеньем,
  • К тебе навек прикован я,
  • Как каторжник к своим мученьям,
  • Как игрока упрямый взор
  • К столу, как пьяница к стакану,
  • Как падаль к червю, и не стану
  • Скрывать проклятый мой позор!
  • Я попросил кинжал проворный
  • Вернуть мне волю прежних дней;
  • Я захотел, чтоб яд тлетворный
  • Помог трусливости моей.
  • Увы! от яда и кинжала
  • Мне был презрительный ответ:
  • «Судьбе ничтожный раб не жалок,
  • И для тебя свободы нет.
  • Безумец! – Если мы, оковы
  • Разбив, тебя освободим,
  • Ведь поцелуем ты своим
  • Труп воскресишь вампира снова!»

Лета

  • На сердце мне приляг, душа глухая,
  • Любимый тигр, ленивый, томный зверь.
  • Я погрузить ладонь хочу теперь
  • Во тьму волос, их трепетно лаская.
  • В душистые одежды я твои
  • Вновь погрузить главу хочу больную,
  • Вдыхая вновь, как розу неживую,
  • Дух сладостный былой моей любви.
  • Я спать хочу! Мне жизнь уж надоела!
  • В пленительном, как Смерть глубоком сне,
  • Свой поцелуй прижму я в тишине
  • К холодному, сверкающему телу.
  • Чтоб заглушить мой утомленный стон,
  • Я падаю к тебе в изнеможеньи,
  • В твоих устах река течет забвенья,
  • И Летой ласк твоих я упоен.
  • Моей судьбе, отныне мне желанной,
  • Я предался, принявший свой удел
  • Покорный раб, который захотел
  • Разжечь огонь, ему на пытку данный.
  • Я буду пить, чтоб горе без следа
  • Залить, яды снотворные, подруга,
  • Припав к концам груди твоей упругой,
  • Сердечных мук не знавшей никогда!

* * *

  • С Еврейкой гнусною на ложе засыпая,
  • Как рядом с трупом спит другой застывший труп,
  • Я стал мечтать вблизи продажных этих губ
  • О женщине родной, желанием сгорая.
  • Предстала предо мной краса ее святая,
  • Взор, весь исполненный огня и нежных грез,
  • Благоуханный шлем ее густых голос, —
  • И память их я звал, для страсти оживая.
  • О, как бы целовал я стан упругий твой,
  • От свежих ног твоих до кос смолисто-черных
  • Запасы истощив ласк жгучих и повторных,
  • Когда бы, ввечеру, невольною слезой
  • Ты раз один могла, жестокая царица,
  • Затмить блестящие, холодные зеницы.

Посмертное раскаянье

  • Когда ты будешь спать, красавица родная,
  • Под черным мрамором и грудою венков,
  • И заменять тебе и замок и альков
  • Дождливый будет склеп и яма ледяная;
  • И камень, грудь твою пугливую сжимая
  • И бедра томные под тяжестью оков,
  • Не даст тебе дышать и жаждать новых снов,
  • И в даль не убежит нога твоя младая,
  • Могила, друг моей мучительной мечты
  • (Могила ведь всегда поймет мечту поэта),
  • Шепнет среди глухой и вечной темноты:
  • «Какая польза в том, что вы ушли со света,
  • Не испытавши нег и сердце погубя?»
  • – И жадный червь войдет раскаяньем в тебя.

Кошка

  • Прекрасный зверь, иди ко мне на грудь.
  • Не выпускай когтей пока ты,
  • И дай ты мне глазами потонуть
  • В зрачках из стали и агата.
  • Когда рукой ласкаю долго я
  • И голову твою, и спину,
  • С отрадою все новою скользя
  • По искрометной шерсти длинной,
  • В уме жену я вижу. Взор ее,
  • Как у тебя, мой зверь любимый,
  • Пронзителен, как жала острие.
  • И с ног до головы родимой
  • Пьянящий дух, опасный аромат
  • Вкруг тела смуглого дрожат.

Duellum

  • Схватились два врага; оружье засверкало
  • И в душном воздухе уж заблестела кровь.
  • – Те игры, тех мечей звон яростный – начало
  • Борьбы, когда царит над юностью любовь.
  • Мечи, как молодость, разбиты! Мы устали,
  • Подруга! Но зубов нам хватит и ногтей,
  • Чтоб заменить клинки, с предательской их сталью.
  • – О бешенство сердец и язвы злых страстей!
  • В овраг, где средь кустов скользят ночные звери,
  • Уж падают враги. Мириться им нельзя,
  • И кровь их обагрит сухие иглы терний.
  • – Та пропасть темный ад, где наши все друзья!
  • Покатимся туда, мой враг бесчеловечный,
  • Чтоб ненависти яд томил нас мукой вечной!

Балкон

  • Владычица моя, о мать воспоминаний,
  • О ты, все радости и долг единый мой!
  • Ты вспомнишь красоту медлительных лобзаний,
  • И негу очага, и вечера покой.
  • Владычица моя, о мать воспоминаний!
  • Вечерние часы в сиянии огня:
  • Часы, когда балкон весь в розовом тумане.
  • Как грудь твоя цвела и сердце жгло меня!
  • Мы молвили не раз бессмертные признанья,
  • В вечерние часы, в сиянии огня!
  • Как солнца хороши в час теплого заката!
  • Как небо глубоко! Как властен сердца бой!
  • Царица и кумир, я крови ароматы,
  • Казалось мне, вдыхал, склонившись над тобой.
  • Как солнца хороши в час теплого заката!
  • Сгущалась ночь кругом, как черная стена.
  • Я в ней твои зрачки угадывал глазами.
  • Я уст пил сладкий яд и чашу пил до дна,
  • И ноги обнимал я братскими руками.
  • Сгущалась ночь кругом, как черная стена.
  • Умею воскрешать счастливые мгновенья
  • И вновь хочу в мечтах колена целовать.
  • Ведь красоту твою и страстное томленье
  • Вне тела милого и сердца не сыскать.
  • Умею воскрешать счастливые мгновенья.
  • Те клятвы, аромат и ласки без конца
  • Восстанут ли из бездн, неизмеримых оком,
  • Как солнца юные плывут на небеса,
  • Омывшись перед тем на дне морей глубоком?
  • – О клятвы, аромат и ласки без конца!

Одержимый

  • Покрылось солнце мглой ненастья. Как оно,
  • Луна моей души, закутайся ты в тени.
  • Безмолвствуй иль грусти, предайся снам иль лени,
  • Жестокой Скукою томимая давно;
  • В печали глаз твоих мне счастие дано.
  • Но если, как звезда, чье кончилось затменье,
  • Сиять захочешь там, где страсти и томленье,
  • То выйди из ножон, кинжал! Мне все равно.
  • Зажги огонь в зрачках от люстр алмазно-ярких;
  • Зажги в глазах мужчин огонь желаний жарких;
  • В тебе все дивный дар, то сонный, то живой.
  • Будь всем, чем хочешь ты, тьмой ночи иль денницей.
  • Все тело, задрожав от страсти роковой,
  • Кричит: «Хвала тебе, мой Демон и Царица!»

Тень

I. Мрак

  • В тюрьме моей, в стране тоски бездонной,
  • Куда мой Рок давно меня изгнал,
  • Куда рассвет златой не проникал,
  • Где я один остался с Ночью сонной,
  • И предо мной на черном полотне
  • Проходит ряд бесформенных видений,
  • Где осудил я сердце на мученья
  • И жгу его на медленном огне,
  • Тень царственно-младая временами
  • Блестит, скользит и реет предо мной
  • Во весь свой рост, а я, следя глазами
  • За гостьею и томной, и немой,
  • Вновь узнаю тот призрак сладострастный.
  • Она! Мой друг, хоть темный, но прекрасный.

II. Аромат

  • Читатель мой, скажи, вдыхал ли ты
  • В медлительном и сладком упоеньи
  • Вздох ладана среди церковных теней
  • Иль хрупкие, засохшие цветы?
  • Глубоких чар немое опьяненье!
  • Мы видим в нем прошедшего черты.
  • Так прежние, забытые мечты
  • Рождает в нас родной груди томленье.
  • Из вьющихся, густых ее волос
  • – Из ладанки и сонного кадила —
  • Во тьме волна душистая всходила,
  • И пряный дух все ширился и рос
  • Вокруг одежд, с их шелком и парчою,
  • Пропитанных невинностью младою.

III. Рама

  • Как рама вкруг картины, хоть рукою
  • Хваленою написана она,
  • Холст оградив от мира, как стена,
  • Ей придает вид странного покоя,
  • Так роскошью, казавшейся родною,
  • Ее краса была окружена.
  • Не выдала теней ее весна,
  • И все кругом служило ей каймою.
  • И мнилось ей, я помню, раз иной,
  • Что все ее любило; предо мной
  • Она белью и шелку отдавала
  • Нагую грудь, под ласкою немой
  • То вдруг дрожа, то млея, и красой
  • Звериною и детскою дышала.

IV. Портрет

  • Болезнь и смерть испепеляют пламя
  • Светло для нас пылавшего огня.
  • От этих глаз, с их блеском и слезами,
  • От этих уст, восхитивших меня,
  • От этих ласк, властительно целебных,
  • От этих нег, с их яростным лучом,
  • Остался лишь, по воле сил враждебных,
  • Повыцветший портрет карандашом.
  • Он, как и я, забытый умирает
  • Вдали людей, и Время, злой старик,
  • Его – что день – крылом седым стирает.
  • И жизнь и сны ты косишь каждый миг,
  • Но не убьешь в душе, палач лукавый,
  • Той, кто была мне радостью и славой!

* * *

  • Даю мои стихи тебе, и если звон
  • Их счастливо дойдет до предков отдаленных
  • И вновь зажжет мечты в мозгах их утомленных
  • – Корабль, которому попутен аквилон, —
  • То память о тебе, преданье муз плененных,
  • Вновь утомит сердца, как гуслей мерный стон,
  • И цепью братскою и тайной сопряжен
  • Твой образ будет вновь с напевом рифм влюбленных.
  • Отверженное всем на свете существо,
  • Признавшее родным меня лишь одного,
  • О ты, которая, летая легкой тенью,
  • Привыкла попирать в презрении немом
  • Род смертных, для кого ты горькое мученье,
  • Богиня властная с бестрепетным челом!

Sеmреr Eadem

  • «Откуда странные, сказали вы, печали,
  • Разлившиеся в вас, как черный вал морской?»
  • – Когда мы все плоды сердечных нег сорвали,
  • Жизнь наша зло, и дух насыщен наш тоской.
  • Тут тайны нет, и боль легко понятна эта.
  • Для всех она ясна, как ваш счастливый вид.
  • Мой любопытный друг, не ждите вы ответа,
  • И голос нежный ваш пусть лучше промолчит.
  • Не надо слов, дитя! Душа, всегда младая!
  • Веселые уста! Жизнь в сердце побеждая,
  • Смерть может тайными нас узами связать.
  • О, дайте, дайте мне забыться ложью властной,
  • На дно прекрасных глаз как в сон уйти прекрасный
  • И в сумраке ресниц надолго задремать.

Вся

  • Дух зла мой кров уединенный
  • Сегодня утром посетил
  • И, чтоб смутить мой ум влюбленный,
  • С улыбкой хитрою спросил:
  • «Средь всех волшебных проявлений
  • Ее пленительных красот,
  • Средь бликов розовых и теней
  • Младого тела, что влечет
  • Сильнее?» – С верою живою
  • Душа ответила Врагу:
  • «В ней все бальзам, и ничего я
  • Любить особо не могу.
  • Когда пленяет все, не знаю,
  • Чем очарован больше я.
  • Она как ночь покоит Мая
  • И ослепляет, как заря.
  • Такой гармонией священной
  • В ее красотах дышит все,
  • Что недоступно мысли бренной
  • Отметить каждый звук ее.
  • О тайна дивных превращений
  • И чувств властительный обман!
  • Ее дыханье – словно пенье,
  • А голос – сладостный дурман!»

* * *

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга уникальна. Настоящая шувани – цыганская целительница – раскроет вам секреты, как упросить ...
День, который изменит всеОт автора бестселлеров «Голос монстра» и «Поступь хаоса»Дважды лауреат меда...
Анна Пронина – журналист, который больше 15 лет исследует мистические явления, загадочные места план...
Для Беллы знакомство с ним было неожиданным открытием. Она не подозревала, что мужчина может пробуди...
Утраченное века тому назад знание. Могущественная древняя сила. Таинственный гримуар, пламя свечей и...
Этот текст – сокращенная версия книги Керри Паттерсон, Джозефа Грэнни, Рона Макмиллана, Эла Свитцлер...