Шаманка Тихонова Наталья
Предисловие
«Дамы и господа, само понятие «секретность» противоречит свободному и открытому обществу. Мы, по своей природе и исторически, народ, противостоящий, секретным обществам, тайным орденам и закрытым собраниям. И эта система, мобилизовав многие материальные и человеческие ресурсы, построила крепкую, высокоэффективную машину, которая осуществляет военные, дипломатические, разведывательные, экономические, научные и политические операции. Все эти приготовления держаться в секрете и не публикуются. Её ошибки сокрыты и не выносятся на свет. Несогласных она заставляет замолчать. Не считаясь со слухами, для неё хороши все средства. Ни один секрет не раскрыт. Поэтому в древних Афинах был закон, который запрещал гражданам избегать публичной полемики. Я прошу вашей помощи в важном деле информирования и предупреждения народа Америки. Уверен, что с вашей помощью, люди станут такими, какими они рождены – свободными и независимыми.»
Это последняя речь Джона Фицджеральда Кеннеди, которая была записана на телевидении, но никогда не была показана по национальным каналам. Кому надо – тот услышал. Через десять дней после этой записи, 22 ноября 1963 года президента убили.
Пролог
После трехмесячного путешествия Николай Григорьевич Никульский, осужденный за растрату казенных денег, наконец, добрался по замерзшему Сибирскому тракту до места отбывания ссылки. Бывший коллежский асессор, с располагающей наружностью молодой мужчина, смиренно готовился принять свою незавидную участь. Прибыв за личный счет к месту поселения, он счастливо избежал ужасов этапа, когда партию арестантов – разбойников и убийц – ведут в кандалах по жутким грунтовым дорогам в Забайкалье и еще дальше до китайской границы.
Разжалованный и осужденный на семь лет сибирской ссылки за крупную покражу казенной кассы, он терпеливо сносил все невзгоды своего вынужденного путешествия. За неимением иных радостей он находил приятное в том, что ему не пришлось проделывать этот путь летом, когда комары и мошка заедают путников насмерть. Равно как и в межсезонную распутицу – время, когда в разверзшейся после дождей хляби колеса телег увязают по самую ось. Сейчас Николай Григорьевич с грустью и с облегчением думал: наверное, это хорошо, что он, петербургский повеса, не успел обзавестись женой и детьми, которые могли бы по причине его легкомыслия остаться без кормильца.
Место ссылки Николаю Григорьевичу назначили на одной из дальних застав Сибирского линейного войска. По прибытии он вручил сопроводительные документы казачьему сотнику – коменданту крепости, и счет дней заточения для бывшего коллежского асессора начался. Не имея возможности в полной мере возместить растраченные и проигранные в карты деньги, лишенный чести и всех прав состояния, он уже не надеялся на высочайшее помилование. Дорога на государственную службу отныне была для него закрыта. Пораженный в правах бывший государев слуга, теперь он не мог заниматься ни юридической, ни преподавательской или какой-нибудь иной связанной с умственным трудом деятельностью. Это сильно осложняло дело, ибо ничего стоящего руками Николай Григорьевич делать не умел.
В Сибири ссыльнопоселенцам категорически возбранялось без особого дозволения самовольно покидать место своего водворения, и это обстоятельство превращало ссылку в тюрьму, правда, с более мягким режимом. Хотя большинство побегов и были заранее обречены на провал, но тем не менее подобные намерения среди осужденных время от времени все же возникали. За попытку покинуть ссылку в пределах Сибири пойманный беглый преступник строжайше карался переводом в еще более отдаленное место или к тюремному заключению сроком до двух лет, а за побег в европейскую часть страны так и вовсе грозила каторга. И лишь по прошествии десяти лет после освобождения лишенцу могли быть возвращены его прежние права, и понятное дело, что доживали до этой милости немногие.
Николаю Григорьевичу, как человеку благородного происхождения, отгородили комнатушку в большом рубленом доме, где проживали еще двое таких же ссыльных. Оба эти господина оказались из политических и крайней степени идейных. Они явно не считали осужденного по уголовной статье проворовавшегося царского чиновника персоной, достойной своего дружеского участия.
Обстановка, окружавшая Николая Григорьевича, не слишком располагала к приятному проведению времени, и надо было искать себе какое-либо занятие, без которого мужчина от дефицита впечатлений постепенно сходит с ума либо запивает насмерть. Хотя, если подумать, одно другому не мешает. К счастью для Николая Григорьевича, на территории острога размещалась фактория по закупке пушнины как у местных аборигенов, так и у прочего вольного охотничьего люда. Это помогало улучшить отношения местных тунгусов с казаками, на которых помимо охраны границы лежала еще и обязанность сбора ясака. Царское правительство мудро рассудило, что торговля лучше понуждения, и казакам было предписано строгое указание «призывать ясачных лаской и приветом, а не жесточью, и налогу обиды у ним никак не чинить».
По прибытии на место Николай Григорьевич, оставаясь под надзором, был обязан избрать себе род жизни и приписаться либо в мещанство, либо в сельское состояние. С дозволения местного начальства он мог заниматься промыслами или мелкой торговлей. Грамотные люди нужны всегда и везде, и Николай Григорьевич весьма удачно пристроился в местную факторию приказчиком. Немудреное дело давало невеликий, но стабильный доход и помогало скрасить отсутствие приятного общества вообще и женского в частности. Если в отдаленных губерниях европейской части России администрация в местах ссылки стесняла ссыльных в занятиях умственным трудом, с точностью выполняя соответствующие предписания из столицы, то в Сибири, особенно в труднодоступных ее местах, администрация, не опасаясь внезапных инспекций, смотрела сквозь пальцы на подобную вольность.
Так прожив несколько месяцев и дождавшись теплого времени, Николай Григорьевич решил поближе узнать прилегающие окрестности и, если бог даст, развлечь себя охотой. Взяв провианта на пару дней и ружье с припасами, он с разрешения коменданта, с которым у него за карточным столом по вечерам сложились почти дружеские отношения, решил пройтись по верховью ближней реки, планируя не рисковать напрасно и не углубляться далеко в лес. Идти одному в тайгу без проводника неопытному человеку было дело безрассудным и даже глупым, но он об этом пока еще не знал.
Пройдя несколько верст по течению вверх, он заночевал первую ночь у костра на высоком берегу, соорудив себе шалаш из еловых веток. На второй день, уже достаточно осмелев и почувствовав себя человеком почти наторелым, он решился отойти подальше от реки и углубиться в чащу тайги. От присутствия ружья за спиной любой человек резко глупеет, а неопытный так особенно.
День был на редкость ясный и безветренный. Прошлогодний мох приятно пружинил под подошвами сапог, а уже достаточно горячее солнце, пробиваясь сквозь тяжелые лапы елей, ласково припекало щеку, поэтому настроение у Николя Григорьевича было прекрасное. Поплутав немного, где-то примерно через час он вышел на поляну с поваленными старыми деревьями и нос к носу неожиданно столкнулся с молодой и довольно худой после зимней спячки медведицей. Обычно медведица бывает опасна только в том случае, если человек нечаянно окажется рядом с ее медвежатами. Именно так в этот раз и произошло. Николай Григорьевич оглянулся и с ужасом увидел двух медвежат, каким-то образом оказавшихся у него за спиной.
Опытный охотник постарался бы медленно отойти в сторону, дав матери возможность, немного попугав незваного гостя, увести детенышей, и инцидент бы был исчерпан. Но мужчина впал в ступор, не зная, как поступить. Ничего хорошего от этой встречи ждать не приходилось. Зверюга, рыча и фыркая, двинулась на незадачливого путешественника, и тот мысленно попрощался с жизнью. Медленно пятясь от надвигающегося зверя, он непослушными пальцами судорожно пытался снять ружье с плеча. Это было большой глупостью с его стороны, ибо подобные телодвижения зверь обязательно истолкует как реальную угрозу, и ответные действия не заставят себя ждать. А медведица хоть и была молодая, но, видимо, уже знала запах оружия.
После нескольких секунд отчаянных попыток Николаю Григорьевичу все-таки удалось вскинуть ружье, и, не целясь, он выстрелил в сторону рычащего и подступавшего на задних лапах зверя. Одновременно с выстрелом под ногами он услышал треск ломающихся веток и следом со всего маху упал навзничь в неглубокую яму. Обездвиженный страхом, он лежал, прижатый спиной к земле, а омерзительно вонючая, с огромными желтыми клыками пасть дышала ему прямо в лицо. Это был самый тошнотворный запах из всех, которые ему доводилось когда-либо слышать и который он не забудет уже никогда.
Первый удар лапой пришелся по голове, второй по груди, а третий должен был стать последним. Но, видимо, горе-путешественник родился под счастливой звездой, и третьего удара не последовало. В такие секунды даже самый отъявленный атеист поверит в Бога. Подобные чудеса не часто происходят.
Перед глазами Николая Григорьевича внезапно мелькнуло лезвие тесака, и чья-то рука резким движением пробила медведице горло. Хлынувшая фонтаном липкая кровь залила глаза охотнику, и он услышал, как зверь захрипел и навалился всей своей тяжестью на его парализованное от ужаса тело. Николаю Григорьевичу показалось, что сквозь рев хищника он услышал хруст костей и отвратительный треск лопающейся кожи, после чего потерял сознание.
Сколько времени он провел без чувств – неизвестно, но, очнувшись, мужчина обнаружил, что неподвижно лежит, придавленный мертвой тушей, а пробитая артерия на горле зверя все еще продолжает хлюпать и плеваться. Кто-то сзади, подхватив под плечи, начал пытаться вытащить его из ямы. Правда, сделать это оказалось довольно непросто. Переживший шок Николай Григорьевич не мог даже пошевелиться и хоть чем-то помочь. Через некоторое время усилия нежданного спасителя увенчались успехом, и крепкие руки незнакомца выволокли раненного из-под убитой медведицы.
Сквозь залитые кровью веки Николай Григорьевич пытался разглядеть своего избавителя и, к своему изумлению, увидел склонившуюся над ним молоденькую эвенкийскую девушку. Это настолько показалось невероятным, что он даже подумал, что бредит. Неизвестно, как бы привелось при других обстоятельствах, но в столь драматическую секунду девушка показалась ему очень даже прехорошенькой. Две черные длинные косы с вплетенными в них цветными бисерными нитями обрамляли круглое и немного смуглое лицо. Раскосые и сияющие антрацитным блеском глаза тревожно, но с любопытством рассматривали мужчину, а небольшой пухлый ротик делал ее, можно даже сказать, по европейским меркам, почти красавицей. Бледная от нервного возбуждения и физического напряжения девушка глубоко и порывисто дышала, а из-за пояса у нее торчал длинный и острый тесак, которым она только что убила зверя. «Надо же! – подумал ошеломленный Николай Григорьевич. – Прямо валькирия!» Он захотел немного приподняться на локтях, но почувствовав острую боль, застонал и снова упал на землю.
Рваные раны на его голове и на теле, перемешавшись с кровью медведицы, сильно кровоточили, и было уже ясно, что без помощи ему не обойтись. Девушка подложила под голову мужчины его мешок с провиантом и попыталась промыть глубокие порезы от когтей. Поливая болезненные царапины чистой водой из кожаной фляги, она стояла перед раненым на коленях и что-то взволнованно и торопливо шептала. Наверное, это были какие-то тунгусские заклинания. И как ни странно, это подействовало. Мужчина через какое-то время почувствовал, что боль немного утихла и кровь остановилась. Тронув благодарной рукой свою спасительницу за локоть, Николай Григорьевич почти шепотом спросил: «Как тебя зовут, красавица?» Он не был уверен, что она его понимает, но девушка, смутившись, как-то трогательно и застенчиво улыбнулась и, немного потупив взгляд, тихо ответила: «Гунарая». Так он узнал имя своего ангела.
По-русски она говорила плохо, но понимала почти все. Мужчина попросил ее помочь добраться до крепости или позвать кого-либо на помощь, но девушка нахмурилась, покачала головой, и стало ясно, что на его счет у нее другие планы. Соорудив полозья из широких еловых лап, Гунарая уложила Николая Григорьевича на самодельные санки, перекинула себе за спину его ружье и поволокла раненого куда-то.
Периодически впадая в беспамятство от сильной потери крови, мужчина утратил счет часам, поэтому, сколько времени Гунарая вытаскивала его из тайги, он не понял. Начавшаяся горячка от воспалившихся ран и острая боль в спине наводили на невеселые мысли – без серьезной помощи хирурга ему, пожалуй, не выжить. Было уже совсем темно, когда в очередной раз он очнулся и услышал чей-то негромкий разговор.
С трудом разлепив опухшие веки, Николай Григорьевич обомлел – из-под всклоченных седых бровей на него смотрели чьи-то недобрые глаза. В свете костра слегка испуганный Николай Григорьевич увидел испещренное морщинами, словно расщелинами на древних скалах, лицо старого тунгуса. Казалось, будто чей-то безжалостный резец прошелся по лику внезапно ожившего каменного идола. Красноватые языки пламени отбрасывали пугающие тени, и от этого лицо старика становилось похожим на клюв хищной птицы. Тунгус озабоченно покачивал головой, что наводило путника на грустные мысли – положение его хуже некуда.
Если бы Николай Григорьевич смог сейчас адекватно воспринимать обстановку, то, наверное, по достоинству оценил экзотическую красоту склонившегося над ним человека. Более живописной фигуры бывшему столичному чиновнику до сих пор еще не приходилось видеть. Красочное одеяние с широкими рукавами, с которых свисали многочисленные кусочки кожи и не слишком чистые разноцветные ленты, в темноте делали старика похожим на огромную фантастическую птицу. На груди на шнуре висел металлический диск, а на голову была надета шапка, украшенная кованными оленьими рогами. Странные металлические подвески на меховой парке изображали фигурки животных и птиц. Звон пришитых к одежде колокольчиков и бубенцов создавали при каждом движении старика дополнительный звуковой эффект.
Раненому сразу пришла мысль, что перед ним человек высокого сана. Николай Григорьевич не ошибся. Этот столь необычный старик действительно оказался шаманом – причем самым могущественным на сотни верст в округе, о чем говорило множество амулетов на его одежде, изображающих духов-помощников. И звали его Иркиней.
Гунарая что-то возбужденно говорила старику, но тот только хмурился и резко отвечал ей. Через некоторое время его тон немного смягчился, и он кому-то крикнул в темноту. Подошедшие на оклик две старые тунгуски подхватили Николая Григорьевича под руки и поволокли в жилище шамана. Затащив его в относительно просторный чум, раздев и уложив на шкуры возле очага, они тихо уселись рядом с входом. Следом за ними вошел Иркиней вместе с Гунараей. Девушка склонилась к раненому и на ломаном русском языке тихо прошептала: «Отец тебя лечить будет. Я его уговорила. Он вернет тебе духа силы».
«Наверное, она хотела сказать, что он вернет мне силу духа», – горько усмехнувшись, подумал Николай Григорьевич. Бескорыстная забота хорошенькой дикарки тронула, а вот новость, что его здоровьем займется какой-то не внушающий доверия колдун, не слишком вдохновила. Конечно, он предпочел бы сейчас оказаться в руках настоящего лекаря, но его здесь не было.
Иркиней достал из сундука какие-то коренья и сушеные травы с грибами и, бросив в котел, залил их водой. Потом подвесил котел над очагом, сел рядом и, уставившись застывшими, как у покойника, глазами на огонь, начал ждать. Вокруг опустилась плотная тишина, которую периодически нарушало приятное потрескивание прогорающих веток. Старухи покорно смотрели на Иркинея, не выдавая ни малейшим звуком своего присутствия. Обстановка наступила довольно гнетущая.
Николай Григорьевич обреченно наблюдал, как посреди чума на медленном огне варилась шаманское снадобье. Периодически Гунарая тихо вставала, подходила к очагу и, не произнося ни слова, помешивала палкой отвар. С любопытством, стараясь делать это как можно более незаметно, она из-под опущенных ресниц украдкой поглядывала на лежащего на оленьей шкуре мужчину. Он явно ей нравился.
Когда примерно через час зелье уварилось до объема большой кружки, Иркиней очнулся от странного оцепенения и, окликнув Гунараю, приказал снять котелок с огня. Дав вареву немного настояться и остыть, девушка отлила небольшую порцию напитка в старую прокопченную деревянную плошку и поднесла к губам Николая Григорьевича. Мужчина понимал, насколько он сейчас уязвим и беспомощен. Никакого доверия напиток ему не внушал, но в его положении было бы странно привередничать и выбирать, от какой смерти умереть. Возможно, от яда еще и лучше, потому что быстрее.
Выпив слегка горьковатую, пахнущую грибами и травами жидкость, ему не пришлось долго ждать начала действия шаманского зелья. Через полчаса онемение языка и струящееся, как песок, покалывание на коже рук и ног быстро дали понять, что действие отвара уже началось. Скованные одеревеневшие челюсти и путающиеся мысли больше не подчинялись Николаю Григорьевичу. Он поднял глаза и увидел, как в отверстии дымохода в черном ночном небе вместо звезд появились странно мерцающие необычными яркими красками широкие полосы. Негромкие голоса лающих где-то вдалеке собак пульсирующими ударами звучали прямо внутри его головы.
Иркиней допил остаток снадобья и, посидев немного с закрытыми глазами, взялся за свой ритуальный бубен. Подняв инструмент, он, что-то шепча, пронес его несколько раз над огнем и начал легкими и редкими ударами бить по нему колотушкой. По мере погружения старика в транс звук бубна звучал со все более нарастающим ритмом. Удары волнами пронизывали истерзанное тело Николая Григорьевича, заставляя его вибрировать в унисон с натянутой оленьей кожей, а заунывная песня шамана окутывала и погружала в какую-то неестественную дрему. Сознание постепенно уплывало, перед глазами все сильнее вскипали всполохи и разводы из ярких цветов, странные образы перед внутренним взором сменяли друг друга, и он почувствовал, как стремительно проваливается в бездну…
Проспав глубоким сном двое суток, Николай Григорьевич очнулся уже без горячки и с затянувшимися ранами. Гунарая напоила его вкусной наваристой шурпой, и жизнь показалась совсем и неплохой, особенно следующей ночью, когда девушка пришла и, раздевшись, залезла к петербургскому барину под дубленые шкуры. Он с благодарностью принял этот неожиданный подарок бесхитростной дикарки. Изголодавшись за долгий срок по женскому теплу, Николай Григорьевич с горечью понимал, что другой женщины, кроме этой, ближайшие годы иметь ему не предвидится, и на утро принял решение.
Он поблагодарил Иркинея за помощь и сказал, что хочет жениться на его красавице дочери и, как полагается, готов заплатить за нее выкуп. Женщины у тунгусов находились в фактическом рабстве у мужчин, так что проблем с приобретением жены у Николая Григорьевича не возникло. Хороший нож немецкой работы и дорогое с серебряными накладками ружье стали достаточным основанием, чтобы породнится с самым могущественным шаманом Приангарья Иркинеем из великого рода Зычигир.
Окончательно выздоровев, Николай Григорьевич вернулся в факторию вместе с молодой женой. Жизнь мужчин в крепости была суровая, женщин в ней почти не было, поэтому Николай Григорьевич решил оградить свою спасительницу от притязаний других ссыльных и местных казаков. Он отвез Гунараю в ближайшую станицу, окрестил ее по православному обряду, заодно и обвенчался. Девушку нарекли при крещении Просковеей, и теперь она находилась под защитой мужа и церкви. Привезя законную жену обратно в острог, Николай Григорьевич зажил с ней вполне счастливо, насколько это было возможно в его положении.
Через полгода Просковея понесла, а еще через девять месяцев разродилась здоровеньким ребеночком и умерла от открывшегося после родов кровотечения. Похоронив жену, Николай Григорьевич отвез младенца за пятьдесят верст в ближайшую станицу, окрестил малютку и за небольшую мзду оставил кормилице – местной казачке, у которой только что умер ребенок. Навещал сына нечасто, привозя деньги на его содержание, но, когда срок ссылки вышел, забрал с собой в Петербург. Так внук великого черного шамана Иркинея оказался далеко от родных краев.
Часть первая. Ольга
1
На траве лежало обнаженное тело. Глядя на свой окровавленный труп, Ольга пыталась заставить себя проснуться и не могла. Ее воспарившее сознание с отвращением смотрело на каннибальское пиршество странных людей и обреченно понимало всю глубину собственной беспомощности. Даже для сна этот кошмар был чересчур.
В центре поляны горел костер. В огромном чане, стоящем на камнях примитивного очага, булькая и слегка выплескиваясь через край, начинала закипать вода. Старик в рогатой короне уверенным взмахом отсек правую руку от туловища, а старуха в китайском халате ловко управлялась с левой. Молодому мужчине в короткой замшевой малице для разделки досталась нога Ольги. Уже отрезанную, он попытался засунуть ее в кипяток, но голень вместе со ступней все время вылезали наружу. После нескольких неудачных попыток запихнуть ногу целиком мужчина вытащил ее обратно и принялся переламывать коленный сустав. Кость мерзко хрустнула, и привычным движением обвальщика он рассек кожу и сухожилия под сломанной коленной чашечкой. Побросав теперь уже более короткие обрубки в воду, мужчина повторил процедуру и со второй конечностью.
Тем временем другая старуха отсекла голову. От сильного удара голова Ольги отскочила и укатилась так далеко в сторону, что старухе пришлось бежать за ней. Догнав и схватив за волосы, она притащила ее обратно к костру. Пока несла – кровавый ручеек тянулся следом за ней по земле. Вернувшись, старая ведьма ловко отколола затылочную кость и, вытряхнув мозг, закинула пустой череп в котел. Ошпаренные кипятком веки распахнулись, и мгновенно побелевшие глазные яблоки с неподвижными зрачками выкатились наружу. Казалось, еще секунда, и, громко лопнув, они забрызгают все вокруг.
Следом съежившиеся жевательные мышцы разомкнули челюсти, и посеревший кончик языка высунулся между зубов. Наблюдать это тошнотворное зрелище было нестерпимой мукой. Но страшнее всего выглядели длинные пряди волос. В поднимающихся со дна бурлящих пузырьках они веером всплыли на поверхность и словно черные живые змеи начали шевелиться вокруг мертвой головы. Увидев подобное, любой человек умер бы в тот же миг от шока. А Хичкок во второй раз от зависти. Но когда отрубленная голова в очередной раз всплыв, пристально и с укором посмотрела Ольге в глаза, от ужаса та громко вскрикнула…
…и проснулась. Ровный гул самолета, не меняя своей тональности, словно непроницаемым шлемом обволакивал голову. Сидящие впереди пассажиры устало дремали или что-то читали. Пытаясь унять сердцебиение, Ольга дрожащими пальцами провела по влажному лбу и затылку и сделала пару глубоких вдохов. Даже здесь, в самолете, уснув всего лишь на пару минут, нет ей покоя. Девушка снова закрыла глаза и откинулась в кресло.
Ольга не любила летать. Специфический запах салона, неудобные сиденья и однообразный шум мотора не делали перелеты приятным занятием. Но ехать с пересадкой на поезде из Петербурга до Иркутска представлялось ей делом еще более утомительным, поэтому морально она готова была перетерпеть дискомфорт нескольких часов перелета. Скорость передвижения предельно сжимало пространство, и трястись в душном вагоне несколько суток выглядело, с ее точки зрения, в двадцать первом веке полным анахронизмом.
Аспирантка факультета психологии СПбГУ, она летела в Приангарье для сбора материала к своей научной работе «Исследования в области измененных состояний сознания в реликтовых культурах народов Сибири». Коллеги из Иркутского университета пообещали ей устроить встречу с одним сибирским шаманом и, если все сложится удачно, понаблюдать его работу в естественных полевых условиях.
Неизвестно почему уже долгое время ее неотступно притягивала эта скрытая за пределами привычного территория сознания. Она давно и настойчиво искала дорогу к ней и новый опыт для себя. Отдав в свое время дань увлечению многим восточным и мистическим традициям, сейчас ее больше всего интересовали экстатические состояния и визионерские практики шаманизма. Сокурсники Ольги частенько шутили, что это неумолимый зов предков тянет ее к корням и истокам.
Для подобных шуток у них были все основания. Ее чересчур высокие для славянского этноса, но при этом мягко сглаженные скулы и слегка раскосые со сросшимися внутренними уголками век глаза явно говорили о расовом смешении. Чуть дольше, чем могло бы показаться приличным, изысканная красота девушки невольно задерживала взгляды людей, видевших ее впервые. Окажись она немного глупей, неплохая карьера в модельном бизнесе была бы ей, несомненно, гарантирована. Уже много поколений по отцовской линии эти экзотические черты неумолимо проступали в облике всех женщин в роду. И никакие браки не смогли разбавить сильную азиатскую кровь, пришедшую когда-то давно из Сибири, разве что утонченно ее приглушили.
С незапамятных времен в семье Ольги жила легенда, что какой-то их очень далекий предок участвовал в восстании декабристов, был сослан в Сибирь, где женился на эвенкийской принцессе – дочери тамошнего могущественного вождя. Легенда была красивая, всем нравилась, и по этой причине никто и никогда не удосужился проверить ее достоверность. Впрочем, особой нужды и не было – родовые черты в лицах потомков семьи Никульских выглядели куда более убедительно, чем любые архивные документы.
В школе Ольгу дразнили «Гюльчатай, открой личико». Так уж повелось, что все русские женщины, оказавшись за границей, мгновенно становятся Наташами, а в России с азиатскими чертами – Гюльчатай. Но девочка была не только красивая. Не по-детски рано погрузившись в мир размышлений, она сильно выделялась на фоне своих медленно взрослеющих умом сверстников. Молчаливая и не по годам сдержанная, она казалась старше своего возраста. Неуклюжие заигрывания тайно влюбленных в нее мальчишек не слишком ее задевали.
Ну, и, как полагается умной девочке, еще в старших классах Ольга увлеклась не любовными романами, что было бы естественно в ее нежном возрасте, а эзотерической литературой. Как раз наступило время, когда та в изобилии появилась на прилавках. Народ жадно налетел на книжные развалы и принялся поглощать все без разбору, лишь бы это чтиво никоим образом не напоминало чего-либо советское. Больше похожее на диетическую еду – полезную, но, увы, слишком пресную. Демос попроще с большим аппетитом начал употреблять переводные детективы и в жажде чего-нибудь остренького и сладенького – эротику. Те же, кто считал себя поинтеллектуальней, в поиске духовности, восполняя внезапно образовавшийся идеологический провал, ударились в эзотерику. Читать ее стало хорошим тоном. Чакра, медитация и волнующее воображение роскошное слово «реинкарнация» до странности легко прижились в лексиконе все еще пока хорошо образованного постсоветского человека.
Поэтому родители Ольги, люди вполне интеллигентные и не зашоренные, необычному увлечению своей дочери не препятствовали. Она относилась к тому счастливому типу непроблемных детей, которых любят учителя и чьи родители заходят в школу без содрогания. Вряд ли тогда она глубоко понимала суть всего написанного, скорей это была естественная тяга подростка ко всему таинственному и малопонятному. Но именно это необычное увлечение поставило перед еще неокрепшим умом девочки первый в жизни экзистенциальный вопрос: «Кто такой Человек? И для чего он есть?» Факультет психологии явно не стал случайностью в ее жизни.
Но вся эта литература не удовлетворяла жажды исследователя. Интуитивное предчувствие настойчиво нашептывало ей, что существует какая-то иная реальность, неуловимо ускользающая от нее. Реальность, которую невозможно понять или объяснить при помощи ментальных построений и научных терминов. Ей требовался личный опыт переживаний, и для этого она готова была подвергнуть свое тело и разум испытаниям, через которые проходит любой вновь обращенный адепт.
Много лет изучая психику человека, она осознала одну, казалось бы, на первый взгляд парадоксальную вещь: самое сложное – это понять, чего же он – этот человек – хочет на самом деле. Узнать свое истинное предназначение на практике оказывалось для большинства людей почти невыполнимой задачей. Рано или поздно любая думающая личность сталкивалась с проблемой смысла. Чем дальше Ольга погружалась в глубины внутреннего поиска, тем меньше находила обоснований для собственного бытия. Что-то было не так. Ни сомнительные достижения западной психологии, чьей целью было возвращение пресыщенному обывателю комфорта потребления, по какой-то причине вдруг утраченный, ни многотысячелетнее бегство востока в иллюзию абстрактной духовности, не имеющей ничего общего с реальностью, не давали истинной свободы ни тем, ни другим. Если проще – Ольга переживала кризис цели. Возможно, нынешняя поездка даст ей ответы на некоторые волнующие ее вопросы. Или хотя бы немного отвлечет от навязчивых мыслей.
Ольга взглянула в иллюминатор. Картина нагромождения причудливых облаков, простирающихся на фоне подернутого муаровой дымкой неба, подавляла своей грандиозностью. Вид за стеклом менялся медленно, и от этого казалось, что самолет почти неподвижно висит в каком-то замкнутом сюрреалистичном пространстве. Но вместо бурного восторга этот без какой-либо видимости границ пейзаж вызвал только раздражение. Она отвернулась от иллюминатора и снова погрузилась в себя.
Настроение, как и всегда в последнее время, было отвратительное. Ни потрясающая красота облаков, которая восхищала некогда, ни эта долгожданная поездка не могли отвлечь ее от тяжелых и неприятных мыслей. Начавшиеся несколько месяцев назад проблемы со здоровьем и прогрессирующая депрессия с каждым днем угнетали ее психику все больше. Сейчас даже было трудно узнать в этой сильно похудевшей с потухшими глазами девушке прежнюю спокойную и уверенную в себе Ольгу.
Первым симптомом болезни стала неестественная и однозначно нездоровая сонливость. Ей постоянно хотелось спать, и даже двенадцатичасовой и более сон не приносил облегчения. Она просыпалась совершенно разбитая и в полной апатии могла пролежать, не вставая с постели, еще несколько часов, запершись в своей комнате. Потом неожиданно начиналась бессонница, продолжавшаяся в течение нескольких дней. Бурный приток энергии и неадекватная ситуации эйфория через некоторое время опять сменялись эмоциональным спадом. Судорожные состояния и неясного происхождения боли во всем теле выматывали психику до предела. Постоянное эмоциональное напряжение, отсутствие аппетита, беспричинная тоска и тревога говорили о каком-то нервном расстройстве, а с недавних пор у нее периодически начали возникать галлюцинации.
Боковым зрением Ольга видела какие-то ускользающие тени и при этом отчетливо слышала тихий невнятный шепот и ощущала чье-то присутствие. Это пугало безумно. Сны, которые она не очень хорошо запоминала раньше, теперь поражали своей фантасмагорией. В немыслимо ярких красках она почти каждую ночь видела свою смерть. Ей снились пытки. Странные существа высасывали из нее кровь, разрывали на части и поедали ее тело. Потом шматки мяса выблевывались из желудка, последовательно укладывались вдоль скелета, и труп вновь приобретал свой первоначальный вид. Но это все равно было мертвое тело, в которое еще не вдохнули жизнь. И так каждую ночь. Под утро очередное кошмарное сновидение заставляло Ольгу с ужасом вскакивать, обливаясь липким с сильным запахом потом – явным симптомом гормонального сбоя.
Курс антидепрессантов ничего не дал. Диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство» удовлетворил родителей, но по многим клиническим признакам заболевание все же больше походило на начинающуюся шизофрению. Договоренность о поездке сделана была еще до начала болезни, поэтому отменить ее не представлялось возможным. Сейчас она летела в Иркутск в надежде, что смена обстановки и новые впечатления как-то развеют и отвлекут от тягостных и навязчивых состояний.
Все началось в тот день, когда Ольга, движимая своими духовными и научными поисками, записалась на трехдневный семинар по холотропному[1] дыханию. Как человек теоретически подкованный, она прекрасно знала, на что идет и с чем ей придется там столкнуться. Но реальный опыт даже для нее, не дилетанта, оказался настолько ошеломляющим, что это стало причиной уже не управляемых и не подвластных ей дальнейших событий. С того момента как будто кто-то там, наверху, резким взмахом невидимой бритвы рассек нить ее жизни пополам, и она полетела в пропасть…
2
Курс проходил на частной, давно не видевшей ремонта квартире хорошо знакомого Ольге по университету Алексея Вехвятского. Старый Питер – город мистический. Он как портал между мирами. Время здесь нелинейно. Форма пространства старого города воздействует на психику и меняет восприятие человека. Здесь он становится другим. Не факт, что лучше. Просто другим.
В прежние времена у советского руководства преобладала политика не столько благоустройства исторического центра, сколько выселения жителей на периферию в новостройки. Поэтому, в отличие от большинства старых европейских, уже давно прилизанных и адаптированных для комфортного проживания городах, в Петербурге все еще пока был жив трудно выразимый исторический дух, пусть даже и с не всегда приятным запахом подтопленных подвалов и подворотен.
Проходя через парадную лестницу с замазанными унылой шаровой краской полуколоннами и лепниной в просторные, с высоченными потолками барские хоромы, невольно впадаешь в иррациональное состояние. С каждым годом таких домов в Питере неумолимо становится меньше. Постепенно свежеиспеченные господа приводят свои квартиры и подъезды в состояние усредненного уровня комфорта со стеклопакетами, итальянской плиткой и джакузи. Но в этой большой и обшарпанной квартире, где проходил семинар, руки у хозяина, видимо, еще не дошли до организации подобных европейских сантехнических достижений. А может, просто на это не было денег.
Зато с избытком хватало книг, занимавших несколько старомодных шкафов времен сталинского неоклассицизма, каким-то чудом не ставших дровами в буржуйках блокады. Эти тяжелые, стилизованные под наполеоновский ампир, правда, без его пафоса, стеллажи с витринами стояли вдоль стен просторного холла и еще дальше в узком коридоре, уходящем вглубь квартиры. Где-то там, в дальней части прежде роскошных хором располагались личные «апартаменты» хозяина, куда «семинаристы» никогда не допускались.
Даже при беглом взгляде на потертые, с многочисленными трещинками коленкоровые переплеты фолиантов, стоящих за пыльными стеклами, становилось ясно, что посетитель попал в пространство, перенасыщенное историей. В век, когда одним щелчком в «окне» Википедии мгновенно становится доступной любая информация, невольно проникаешься уважением к поколениям, когда-то перетряхивавшим тонны словесной породы ради грана искомой мысли.
Группа собралась небольшая – человек пять. Случайных или мало осведомленных о предмете семинара людей среди них не оказалось. Была даже пара продвинутых холонавтов, посещающих семинар уже не в первый раз. Один из них оказался музыкантом, а его экстравагантной наружности подруга – художницей-концептуалисткой. Как поняла Ольга из разговора с ними, оба имели проблемы с вдохновением и сейчас находились в очередном поиске творческого прорыва. Но, судя по их несколько утомленному виду, все другие способы, к которым обычно прибегают представители богемы в преодолении творческих кризисов, они уже опробовали.
Третьим участником был мужчина немногим за сорок, по некоторым весьма характерным признакам – хронический холостяк, безнадежно проживающий с мамой. Низко склонив поросшую легким пушком плешку, он весьма манерно поцеловал Ольге ручку и представился, как поэт и философ, пришедший сюда за интуитивным озарением.
Но самым неожиданным участником семинара (трудно даже было в это поверить!) оказался православный священник отец Анатолий, преподаватель духовной академии. Волоокий красавец с креативно подстриженной бородкой, похожий на оживший портрет апостола. Или даже на самого Христа работы Эль Греко – художника, имевшего дар преображать простые лица пастухов в одухотворенные лики святых.
Заметив несколько преувеличенный интерес к своей персоне, отец Анатолий пояснил, что на семинар его привело намерение лично исследовать мистический и религиозный опыт, который получают во время сеансов продвинутые холонавты. Правда, не уточнил: а, собственно говоря, с какой целью? Являлось ли это желанием сравнить личные переживания с тем, что уже было описано в религиозных текстах, или наоборот, разоблачить данное явление как ересь и бесовские игры воображения. Но в любом случае можно было сделать вывод: церковь, желая избавиться от репутации мракобеса и гонителя просвещения, стала более осторожна в своих отношениях с наукой вообще и с психологией в частности.
После небольшой вводной лекции с рекомендациями по технике безопасности всем участникам семинара ситтер Алексей Вехвятский раздал черные, не пропускающие свет маски и предложил занять место на матрасах на полу, покрытом ковролином. Потом включил красивую ритмичную музыку, и увлекательное, но одновременно и пугающее путешествие вглубь сознания началось…
Уже с самых первых вдохов и неестественно глубоких выдохов Ольга поняла, насколько трудно ей будет удерживать заданный музыкой темп. Кашель, слезы и удушье были первыми реакциями на противоестественный способ выдыхать воздуха из легких больше, чем при вдохе, не оставляя между ними ни малейшего временного зазора. Поддерживать быстрый ритм дыхания помогала музыка, но все равно это требовало больших физических усилий и колоссального напряжения. Уже через три-четыре минуты сеанса терпение начало стремительно иссякать и появилось сильное желание послать это нелепое и мучительное занятие подальше к чертовой матери. Но встать и просто так уйти в середине процесса не позволяло самолюбие, да и было как-то неудобно перед самим ситтером и другими участниками семинара. Поэтому ничего другого не оставалось, как продолжить добровольное издевательство над собственным организмом.
Но как только она, перестав сопротивляться, внутренне смирилась с мыслью, что ей придется пройти весь этот ужасный путь до конца, появился «свидетель». Ее сознание странным образом как бы раздвоилось. Один человек, находясь внутри процесса, судорожно активно дышал и ощущал себя полным идиотом, понимая, насколько он глупо сейчас выглядит со стороны. Другой, внимательно наблюдая за действиями первого, изучал и анализировал все происходящее.
Примерно на пятой минуте гиперактивного дыхания Ольга, наконец, почувствовала отчетливые изменения в теле. Теперь явственно ощущалось, что звуковые вибрации мелодии вызывают ответную реакцию ее организма. Казалось, они глубоко проникают под кожу и превращают тело в резонирующую с музыкальным ритмом струну. Сильное головокружение и легкое покалывание на коже вместе с металлическим привкусом крови во рту усилили дискомфорт, но «свидетель» отметил этот момент как положительный и обнадеживающий. Процесс перехода в бессознательные области психики начинался.
Вскоре к имеющимся симптомам прибавился еще один – знакомая почти каждой женщине ноющая и тянущая боль в пояснице и спазмы в нижней части живота. Ольга понимала, что от малоприятного состояния можно быстро избавиться, если прекратить это насильственное дыхание, больше походившее на лай осипшей собаки. Но «свидетель», движимый любопытством, не позволял ослабить темп и настойчиво подгонял тело вперед. Он внимательно наблюдал за незнакомым прежде состоянием и, стараясь запомнить все детали и нюансы процесса, анализировал и структурировал новый для себя интересный опыт. Чем дольше «свидетель» наблюдал за эмоциями или возникающими образами и ассоциациями, тем сильнее приобретал чувство разотождествления с предметом наблюдения, осознавая себя чем-то гораздо большим.
В какой-то момент Ольга вдруг ощутила необычайную легкость, похожую на невесомость, и с удивлением почувствовала, как частое и глубокое дыхание теперь происходит автоматически – без какого-либо ее усилия. Стало ясно, что имеют в виду спортсмены, говоря «открылось второе дыхание». Тело само, без понуждения подчинялось заданному ритму музыки, наполняясь невероятной эйфорией. «Свидетель» моментально зафиксировал изменение, предположив, что до предела отравленный мозг, наконец, прорвал сенсорный барьер. Включившиеся до сих пор спавшие резервы теперь позволяли сознанию приступить к исследованию более глубоких пластов памяти уже без прежнего мучительного напряжения. «Свидетель» отследил новое эмоциональное состояние, истолковав его как выброс эндорфина из гипофиза в кровь и остался доволен.
И в эту секунду произошло то, ради чего Ольга терпела все эти муки: она увидела себя маленькой девочкой, стремительно падающей вниз с огромной высоты в кабинке какого-то аттракциона. Совершенно забытый случай. Ей шесть лет, и они всей семьей впервые в луна-парке. Испытывая ужас и восторг одновременно, она изо всех сил прижимается к маме. Мама от страха вопит что есть силы не своим голосом и этим пугает ребенка еще сильнее. Следующим прорвавшимся из прошлого воспоминанием стала психическая травма, полученная ею во время удаления аденоидов в пятилетнем возрасте и напугавшее ее до полусмерти удушье от аллергической реакции на какое-то лекарство. Все болезненные и вытесненные воспоминания всплыли, ожили и вновь стали реальными. Тактильные и визуальные ощущения были практически неотличимы от когда-то давно пережитых.
Но, постепенно освободившись от суеты, видения прошлого начали затухать, визуальное поле сужаться, и Ольге показалось, что она попала в место, которому не находилось определения. Пропорции тела неестественно изменились, исчезло восприятие цвета, и появилась, как при попадании воды в слуховой проход, заложенность в ушах. Не понимая, что происходит, она внимательно прислушивалась к необычным реакциям своего организма на незнакомую среду. Ей почему-то казалось, что ее голова стала несоразмерно большой. Нет, даже не большой, а невероятно огромной по сравнению с другими частями тела. Несколько секунд Ольга пыталась осмыслить эти странные ощущения, как вдруг с изумлением поняла: она – эмбрион!
Одно дело читать об этом в специализированной литературе и совсем другое – переживать. Потребовалось некоторое количество времени, чтобы справиться с потрясением и осознать свой новый опыт. Но, постепенно привыкнув к необычным ощущениям, Ольга поняла, что, пожалуй, быть эмбрионом довольно приятно. Погруженная в теплую, как парное молоко, жидкость, она испытывала удивительное состояние невесомости, покоя и единства с матерью, которое осуществлялось через прикрепленную к плаценте пуповину. Слышала отчетливое биение ее сердца и забавное бульканье газов, исходившее из кишечника, лежащего где-то рядом за стенкой матки. Приглушенные звуки необычного тембра приходили из внешнего мира и искажались толщей околоплодной воды.
В эту секунду Ольга испытывала самое удивительное и умиротворяющее чувство из всех когда-либо прежде пережитых. Здесь, в океане покоя, не надо было думать о еде, о теплой одежде или деньгах. Все физические потребности удовлетворялись только одним присутствием здесь – на территории предельного совершенства. Теперь с абсолютной ясностью она понимала, что люди называют раем. Рай это не то, куда попадают праведники после смерти. Это божественное пространство, полное мира и любви, где каждый человек, побывав однажды и даже забыв обо всем, сохранил в глубинах мозга свою неизбывную тоску о нем. И вечное стремление вновь вернуться и опять пережить то изначальное блаженство нескончаемой безмятежной радости и никогда больше его не покидать.
Неожиданно из бездны памяти всплыла молитва из псалма, которую в детстве вслух читала бабушка. Никогда прежде Ольга не пыталась ее запомнить или специально выучить, но сейчас молитва сама собой звучала в голове. «Господь Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…»
Сознание медленно уплывало все дальше и глубже в тишину и покой, и Ольга даже не заметила, в какой момент провалилась в непроницаемую бездну, куда звуки снаружи не проникали. Перестав ощущать свое физическое состояние, тело растворилось, ментальный поток остановился, и сознание утратило идентичность. Превратившись в пустоту, оно очутилось в месте, которому не находилось определения. Одновременно с мыслью исчезли все понятия и термины вещественного мира, и осталось только одно – абсолютное знание, что она находится в самом начале, где еще ничего нет.
Это было великое первоначальное абсолютно не проницаемое НИЧТО – колыбель всего сущего, где отсутствовали всякая форма или идея. Смерть в сравнении с этим «ничто» казалась бразильским карнавалом, полным красок и драматизма. Достигнув абсолютного безмолвия разума, теперь она знала, как можно сознавать «ничто», не прибегая к помощи образов или слов. Слова здесь выглядели ничего не выражающей бессмыслицей. Описать эту реальность не хватило бы всех определений и терминов, придуманных когда-либо человечеством, потому что не существовало сознания, способного вместить ее.
Внезапно она как будто услышала, хотя слышать не могла, что-то, пронзившее это всепоглощающее тотальное «ничто». Вибрирующий на запредельной высоте божественный горний звук разорвал лежащую за пределами постижения эту великую метакосмическую Пустоту. Только что не было ничего, а в следующее мгновение она вдруг оказалась зрителем великолепной пляски атомов и фотонов, творящих в замысловатом вихре танца звезды и галактики. К ее огромному удивлению и восторгу, перед глазами начала разворачиваться потрясающая картина игры материи и энергии. Это был мир предельно насыщенных красок и ежесекундно меняющихся волнообразных форм.
Теперь она вновь ощутила свое тело, сквозь которое с дрожью проносились пульсирующие вибрации. Выбрасывая потоки света, сплетенные языки протуберанцев вихрями взлетали с поверхностей звезд, а сгустки протопланетных пылевых облаков, уплотняясь, обретали форму и творили твердь. Невероятной красоты хвосты туманностей закручивались в спиралевидные галактики, а те уже следом, словно по заданной программе, строили кластеры немыслимых размеров. Вытягиваясь в логические нити, они были так удивительно похожи на нейронную сеть огромного мыслящего мозга. Перед ее внутренним взором миллионы лет мелькали словно секунды, и она понимала, что стоит у истока самой великой из всех существующих тайн: сотворение Вселенной.
Это был другой беспрецедентный уровень реальности, ранее доступный только озаренному разуму великих духовных учителей, из которого рождались все объекты видимого мира. Расширившееся до немыслимых размеров сознание охватывало всю полноту жизни во всех ее аспектах и проявлениях. Ольга увидела начало всех биохимических процессов и возникновения жизни в первой клетке на только что родившейся Земле. Обретая чувство космического всеединства, ее трансформированное сознание растекалось, словно для него не существовало никаких пределов. Охватывало всю полноту жизни на планете, где окружающий мир представлялся местом невыразимого сияния и красоты. Утратившее границы своего эго сознание могло возникнуть во внутреннем пространстве всякой песчинки, растения или насекомого и постигнуть – все существующее в природе осознает себя. Отожествляя себя с любой проявленной в материи формой, теперь расширенное сознание знало, что означает быть камнем, животным или листком дерева.
Ольгу восхитило полное гармонии внутреннее совершенство растений. Преобразуя энергию света и являясь пищей для других организмов, они не убивали себе подобных. Не совершая ни дурных, ни хороших поступков, растения излучают вокруг ясное и спокойное сияние. Без труда и аскезы изначально обладают сознанием Будды. Недеяние – идеал, к которому стремятся адепты мистических школ, достигается ими без всяких усилий. "Не действуй, и все вещи произойдут сами собой".
В какой-то момент Ольга поняла, что воспринимает окружающий мир планеты как-то по-иному. Не так, как это делает человек. Описать в банальных терминах ее новое виденье было невозможно. Что-то неуловимо иное появилось в привычном человеческом восприятии. Единственная ассоциации возникала, глядя на эту переполненную тропическим буйством картину, – планета Пандора из камероновского «Аватара». И было непонятно – Земля ли это юрского периода или какая-то другая обитаемая планета? Невероятно огромные стрекозы кружили в воздухе. Цветы величиной с суповую тарелку на деревьях, похожих на магнолии, источали умопомрачительный аромат, а заросли древовидных папоротников, в которых пронзительно звенели цикады, подступали к самому краю прозрачной воды.
Нежась под палящими лучами полуденного солнца и прислушиваясь к своим странным, но удивительно приятным ощущениям, Ольга видела себя лежащей на горячем песке пологого берега озера. Испытывая невероятное блаженство, она с удовольствием потянула свое непривычно гибкое тело и, выставив руки вперед, удивленно замерла. Ее неестественно длинные и тонкие пальцы заканчивались острыми, похожими на птичьи коготками. Гладкая, без единого волоска желтовато-зеленого цвета кожа рук была покрыта коричневатыми пятнами. Перевернув ладони, Ольга обнаружила вместо привычных капиллярных линий такие же темные с неровными краями отметины. Предположив, что сейчас увидит хвост, она с любопытством оглянулась через плечо, но его не оказалось. В том месте, где ему полагалось быть, туловище плавно переходило в ноги, похожие на лягушачьи. С таким же, как и на руках, рисунком на коже и загнутыми когтями на пальцах ступней. Строение ее нового тела определенно напоминало человеческое, но по многим признакам все же выглядело как тело рептилии.
Потрясенная Ольга подумала: в какие же немыслимые глубины может уходить ее генетическая память! Или, может быть, в ней внезапно открылась сверхчеловеческая способность проникать в информационное поле коллективного бессознательного? И все увиденное к ней лично отношения не имеет?
Не найдя однозначных ответов, ученый в ее сознании стыдливо отступил, признав свое поражение. Все интеллектуальные достижения двадцатого века – морфогенные поля, теория относительности, голографическая модель Вселенной, психоанализ – меркли на фоне этой феноменальной, внезапно открывшейся перед ней картины бытия. Немного подумав, Ольга решила, что не стоит тратить время и заниматься поиском научного толкования происходящего в эту минуту и все увиденное осмыслит потом. Сейчас она будет просто наслаждаться этим великим актом творения как можно дольше.
Постепенно видение начала зарождения жизни, как будто теряя отчетливость, стало уплывать вдаль, и Ольга вновь погрузилась в темноту, но это не была та прежняя застывшая безжизненная пустота, здесь уже присутствовало движение и время обретало плоть. Ольге показалось, что где-то впереди возникло крошечное светлое пятнышко, которое начало медленно расти и приближаться, постепенно приобретая очертания. В какой-то момент стало понятно, что светящаяся точка – это обыкновенный костер, горящий внутри примитивного очага, на котором висел прокопченный котелок. Разнося вокруг приятный запах трав и грибов, в котле, негромко булькая, кипело содержимое. Ольга сидела рядом с очагом на оленьей шкуре посреди северного чума, и огонь ласково согревал ей ноги. Все, что она видела перед собой – вертикальный шест посреди шалаша, деревянных языческих идолов, шкуры на полу и стенах – выглядело невероятно уютным родным и узнаваемым.
В чуме Ольга была не одна. Рядом, укрытый медвежьей шкурой, лежал человек, который, как ей показалось, находился без сознания. Через всю голову мужчины от макушки до уха виднелась пугающая открытая рана с рваными краями. Почти синие губы и мертвенно бледная кожа делали его похожим на покойника.
Рядом с очагом в экзотическом одеянии, уставившись на огонь застывшими, будто ничего не видящими глазами, сидел старый тунгус. Неподвижная тишина стояла в воздухе, которую изредка нарушало приятное потрескивание прогорающих веток. Старик поднял глаза, посмотрел на девушку и, кивнув на кипящий котелок, негромко произнес: «Гунарая». Неизвестно откуда, но Ольга поняла, что ей следует делать. Она встала, сняла котелок с огня и начала помешивать содержимое палкой, давая отвару быстрее остыть и настояться. Почему-то она была уверена, что снадобье предназначалось для лежащего рядом покалеченного человека.
Когда отвар достаточно охладился, Ольга разогнала плавающие на его поверхности листочки и зачерпнула напиток деревянной плошкой, которую нашла рядом с очагом. Встав рядом на колени, она осторожно приподняла голову раненого человека. Мужчина тихо застонал и, открыв глаза, слегка улыбнулся ей едва подвижными губами. В его взгляде, полном боли, читалась благодарность. На секунду у Ольги возникло смутное ощущение, что глаза незнакомца ей знакомы. Отмахнувшись от странной мысли, она начала осторожно поить больного отваром, но мужчина был настолько слаб, что не мог сделать даже небольшой глоток, чтобы не расплескать целебный напиток, и он тонкой струйкой стекал по щеке ему на плечо.
Напоив раненого и уложив его обратно на шкуру, девушка взглянула на старика. Властным жестом он потребовал отвар и себе. Набрав в плошку остававшуюся на дне жидкость, Ольга протянула ее и старику. Беря напиток из рук девушки, старик нечаянно коснулся ее пальцев. В ту же секунду произошло нечто потрясающее – их взгляды столкнулись, и Ольга увидела все окружавшее пространство глазами старого тунгуса. Это соприкосновение было подобно контакту с оголенным проводом. Сохраняя свою идентичность и не отожествляя себя ни со стариком, ни с женщиной, в теле которой она находилась, Ольга существовала в двух ипостасях одновременно. Теперь, когда их сознания слились, это полное парадоксов единство нарушало все известные научные представления, основы логики и здравого смысла. Но сейчас само понятие «здравый смысл» утрачивало всякий смысл.
Она смотрела на лицо девушки, стоящей напротив с протянутой плошкой в руке, на ее изумленные абсолютно черные глаза и удивительно знакомые пухлые губы красиво очерченного рта. Точно такие губы она видела у своей бабушки и еще раньше у прабабушки на еще довоенных, с резным рубчиком по краю, пожелтевших от времени фотографиях. Но главное: она их видела каждый день в зеркале.
Время утратило линейность и стало условностью. Пришедшая мысль поразила: какая же глупость это понятие «стрела времени»! Зачем тащить сквозь него свои кости и плоть, если достаточно лишь одной энергии мысли. Все точки Вселенной обладают мгновенной связью. Время так же многомерно, как и пространство. Все существует одновременно всегда и везде. Это и есть закольцованная вечность. И бессмысленно само понятие «машина времени». Да и не нужна никакая машина, она уже есть внутри ее микрокосма. Каждая ее мысль превосходит скорость свет в миллионы раз. Вот в эту секунду она стоит посреди сибирского чума, невесть в каком веке, а ее физическое тело интенсивно и глубоко дышит, лежа на матрасе на улице Пестеля в двадцать первом столетии. Переживает обе реальности одновременно, и нет в этом никакого парадокса! Сейчас глазами старого шамана она видит мир, полный энергий и духов. Все до последней крошечной песчинки в едином миге было духовным и обладало сознанием. Всякое разделение материи на живую и неживую сейчас выглядело бессмысленно. Живым было все.
В одно мгновение она получила доступ к другому уровню сознания, совершенно отличного от ее собственного, и, поняв это, испытывала благоговение и трепет перед внезапно открывшейся мудростью. Новое приобретенное знание было гораздо более реально, чем все концепции и стереотипы, которыми живет разум цивилизованного человека в своей насквозь искусственной повседневности. Постижение разумом законов мироздания дает ему возможность управлять ими. Этот многовековой опыт становился источником силы и умения выживать многим поколениям ее предков в самых суровых условиях на протяжении тысячелетий.
Это невероятно насыщенное переживание длилось секунды, но Ольга знала, что вся мудрость вновь обретенного мира останется с ней навсегда. Сейчас она как будто вернулась к чему-то, казалось, навсегда утраченному. И перед ее закрытыми маской глазами начала разворачиваться картина родовой памяти. Все знания старого шамана тонкой струйкой стали перетекать в ее разум.
Ничего не исчезает бесследно. Сейчас на одно мгновение она была допущена в тайную «кладовую», где, скрытая для непосвященных, заархивированная информация лежала на великом сервере Вселенной. Она увидела непрерывную цепочку поколений мужчин и женщин, хранителей сакральных знаний, как оказалось, живших в ней до сих пор. Незнакомые, но абсолютно родные люди смотрели на нее сквозь расплывающуюся мглу веков, и она видела, в какую невероятную даль и глубину уходят корни ее родового древа…
В следующее мгновение ослепившая глаза яркая вспышка заставила Ольгу резко зажмуриться. Рефлекторным движением она попыталась отвернуть голову и защитить лицо ладонями, но руки не подчинились. Подождав несколько секунд, она осторожно приоткрыла веки и, постепенно привыкнув к интенсивному освещению, огляделась вокруг и с изумлением увидела себя лежащей голой на прямоугольной металлической плоскости, напоминающей хирургический стол. Запястья и щиколотки ее потерявших чувствительность широко раздвинутых ног были зафиксированы металлическими кольцами. Небольшой угол обзора позволял определить, что она находится в каком-то просторном помещении, но ни стен, ни потолка, теряющих обозримые пределы в слепящем свете, Ольга не увидела. Идентифицировать окружающие предметы в своем привычном понимании ей тоже не удалось. Ни с чем похожим прежде ей сталкиваться не приходилось. Ольга предположила, что это, скорее всего, какая-то научная или медицинская лаборатория. Но тогда что она здесь делает?
Неожиданно, заслонив яркий свет, над девушкой склонился высокий, более двух метров, молодой мужчина. С первого же взгляда он показался Ольге немного странным, но что именно в нем было необычного, понять сразу она не смогла. Наверное, он выглядел чересчур идеально для реального человека. Густые белокурые волосы обрамляли красивое лицо, а серебристый, плотно облегающий комбинезон эффектно подчеркивал его великолепно сложенную фигуру. Светло-серые глаза незнакомца смотрели на Ольгу доброжелательно, но немного отстраненно. Это успокаивало. Раньше ей не приходилось встречать людей с подобной совершенной внешностью.
В следующую секунду с противоположной стороны появился другой, еще более высокий человек – немного постарше, но с такими же безупречными классическими чертами лица. Какое-то время они стояли и, не произнося ни слова, пристально смотрели на Ольгу. Прервав молчание, старший по возрасту человек повернулся и обратился к кому-то у себя за спиной. Видимо, на его зов, держа в руках небольшой непонятного назначения предмет, к столу подошел совсем молодой юноша. Его пепельные волосы на затылке доходили почти до плеч, а идеальный прямой нос и огромные в пол-лица голубые глаза делали юношу похожим на библейского херувима. «Наверное, какой-нибудь лаборант», – решила Ольга.
Переговорив между собой на странном певучем языке, не похожим на слух ни на один из знакомых, мужчины отошли немного в сторону, а оставшийся рядом мальчик на вытянутой руке поднес прибор к голове Ольги. Она понимала, что с ней собираются проводить какие-то манипуляции, но с удивлением отметила свое неестественное для столь экстремальной ситуации спокойствие. Видимо, это стало следствием применения каких-либо транквилизаторов, блокирующих страх. Других объяснений не нашлось.
По мере прохождения вдоль тела прибор поочередно менял свой цвет от насыщенного темно-красного до ослепительного ярко-белого. Результаты сканирования исследователей, видимо, удовлетворили, и Ольга почувствовала, как плоскость, на которой она лежала, слегка приподнявшись, наклонилась, и ее зафиксированные ступни оказались немного выше головы. Откуда-то сверху, издавая жужжащий металлический звук, опустился довольно длинный и гибкий зонд с прозрачной капсулой на конце и начал постепенно погружаться между ног внутрь ее тела. Ни боли, ни страха Ольга не испытывала, было только унизительное чувство беспомощности. Проникнув, насколько возможно глубоко в промежность, зонд прекратил поступательное движение, и Ольга ощутила резкий толчок. Густая теплая жидкость вышла из капсулы, после чего щупальце манипулятора вышло из ее тела и отъехало от стола.
Подождав несколько минут, молодой человек еще раз повторил сканирование. Теперь в световых лучах, генерируемых прибором, преобладали цвета холодного спектра: от бледно-голубого до интенсивно-фиолетового. Все участники эксперимента, видимо, довольные результатом, отошли в сторону, и Ольга осталась лежать одна.
Довольно быстро онемение стало проходить, и вскоре возможность двигаться вернулась к ее конечностям. Стол обратно принял горизонтальное положение, фиксаторы на запястьях и голенях автоматически разомкнулись, и она смогла приподняться.
Встав на идеально гладкую поверхность пола, Ольга почувствовала, как по внутренней стороне бедер неприятно потекла липкая маслянистая жидкость с сильным органическим запахом. Она опустила глаза и с изумлением увидела свои короткие, немного кривые и поросшие черным волосом ноги. Но еще больше ее поразили заскорузлые, с потрескавшимися пятками ступни. В растерянности она подняла руки, но вместо привычного маникюра увидела темную полоску грязи под обгрызенными ногтями. Толстые пальцы с заусенцами и загрубевшие мозоли на ладонях выглядели ужасно. Это были не ее руки.
В этот момент сбоку от нее неожиданно отворился высокий узкий люк, за пределами которого виднелся привычный земной пейзаж и кусочек голубого неба с плывущими по нему облаками. Ольге, очевидно, давали понять, что она может беспрепятственно уйти. Не желая далее испытывать судьбу, она быстро направилась к проему, и в ту же секунду, увидев на зеркальной поверхности стены свое отражение, замерла, пережив настоящий шок.
Перед ней стоялая маленькая, не более полутора метров роста, сутулая женщина. Из-под низких и тяжелых надбровных дуг на Ольгу испуганно смотрели ее крошечные, глубоко посаженные глазки. Ноздри курносого носа были некрасиво вывернуты наружу, а тяжелая нижняя челюсть и короткая верхняя губа, не прикрывающая длинные желтые зубы, делали лицо примитивным и грубым. Это не было лицо обезьяны, скорее недочеловека, чье уродство выглядело особенно удручающе на фоне красоты совершенных, как боги, присутствующих здесь людей.
Но вдруг непонятно откуда пришедшее знание, что она уже была здесь когда-то и это все видела, как вспышка в одно мгновение озарило самые древние глубины ее памяти. Сейчас ей даже показалось странным, как она могла забыть столь грандиозное по масштабу событие своей жизни. Она стояла и, глядя на свое отражение, четко знала: сейчас происходит нечто настолько важное, что это станет определять ее будущее на многие тысячелетия вперед. И не только ее. Именно здесь, в эту секунду, в теле этой уродливой самки зарождается кармическое переплетение всех дальнейших событий и пробуждаются процессы, которые будут творить историю и определять дальнейшую судьбу человечества.
Ольга ощутила себя праматерью всех живущих не земле людей. Теперь она знала, что в немыслимых глубинах ее психики живет человек, возраст которого исчисляется миллионами лет. От осознания значимости только что произошедшего события, от чувства колоссального свершения и триумфа ее колотило мелкой нервной дрожью. Но она понимала, что, выполнив свою миссию, ей пора уходить.
Подойдя к краю люка, Ольга почувствовала легкий толчок и, опрокинувшись навзничь, скатилась вниз по трапу. Оказавшись на земле, она быстро подскочила на ноги и оглянулась. Огромный, сверкающий в виде диска объект зависал над землей. В открытом проеме Ольга увидела того молоденького мальчика, который только что проводил над ней опыты, он улыбнулся и кинул сверху большое красное яблоко. Люк закрылся, и объект бесшумно приподнялся, неподвижно повисел над землей несколько секунд, после чего исчез. Он не переместился в пространстве, просто исчез, как будто растаял или ушел в другое измерение.
Ольга подняла яблоко с земли и, не зная, как поступить дальше, надкусила его. Распространяя вкусный аромат, сладкий сок брызнул из-под кожуры и потек по подбородку. В этот момент кусты за ее спиной зашевелились, и большой, дурно пахнущий самец вылез на поляну. По испуганному выражению его глаз Ольга поняла, что он все видел и теперь находится в замешательстве. Видимо, между ним и женщиной существовала какая-то связь, раз он так терпеливо дожидался ее возвращения. По характерным признакам мужская особь принадлежала к тому же виду гоминида, что и существо, в теле которой находилась Ольга. Осторожно приблизившись, самец, вероятно, учуяв посторонний запах, начал нервно морщиться, выказывая явное беспокойство. Присев на корточки, он сунул между ног самки свой короткий нос и принялся, шумно сопя, втягивать широкими ноздрями воздух. Запах ему не понравился, и резко встав, он бесцеремонно вырвал яблоко из рук Ольги и с силой ее толкнул. Не удержавшись на ногах, самка упала и, ударившись головой об землю, мгновенно потеряла сознание…
Очнувшись, Ольга обнаружила, что стоит на смотровой площадке просторного зала с высоким потолком. Передней стены не было. Вместо нее висевшая в воздухе огромная голограмма без каких либо помех идеально отражала черную глубину пространства, в котором сияли мириады звезд. Эта завораживающая объемная картина создавала достоверную и одновременно пугающую иллюзию, что прямо отсюда, из зала, открывается выход в холодную бездну космоса. Мерцая на фоне звездного неба, огромная, почти в пол-экрана, нежно голубая Земля разливала вокруг себя мягкий свет.
То, что это Земля, сомнений не возникало. Огромные расстояния между континентами были заполнены синей гладью океанов. Шапки белоснежного с рваными краями льда толстым слоем разлеглись на полюсах. А плотные облака, похожие на широкие и резкие мазки, нанесенные взмахом чьей-то гигантской руки, скрывали под собой в разных местах поверхность планеты.
Ольга с удивлением смотрела на экран и понимала, что не узнает контуров материков. Это были совершенно иные, не знакомые ей прежде очертания. Совсем не те, к которым она привыкла, глядя на карту или глобус, и в следующую секунду во внезапном озарении поняла – она видит какую-то другую Землю. Скорее всего, очень юную, существовавшую сотни тысяч лет назад. Но от этого ни чуть не менее близкую.
Ольга огляделась. Стоявшие рядом люди, среди которых почему-то не было женщин, смотрели на излучающую живой голубоватый цвет Землю и не обращали на нее никакого внимания. По их ликующему виду можно было предположить, что сейчас произошло нечто очень важное, и теперь они с восторгом переживают радостный момент. Видимо, нашли то, что долго искали.
Стараясь не привлекать внимания, девушка медленно отстранилась от группы увлеченной изображением на экране, и подошла к блестящей глянцевой стене. Она знала, что сейчас увидит на зеркальной поверхности облицовки свое отражение. Так оно и произошло. Но только теперь вместо маленькой уродливой самки гоминида на глянцевой стене отражался высокий, невероятной красоты молодой мужчина в обтягивающем серебристом комбинезоне. Густые белокурые волосы удивительно гармонично сливались по цвету с его большими светло-серыми глазами, а идеально ровная, как мрамор, кожа, казалось, никогда не видела солнца. Но не эти безупречные черты поразили Ольгу. Она не могла оторвать взгляда от знакомых очертаний пухлых губ прекрасного незнакомца, глядящего на нее сквозь многовековую толщу времени. С невероятной ясностью Ольга вдруг осознала: то, что сейчас происходит – было ей предначертано. Все предыдущие события жизни подготавливали ее к этому моменту. Среди множества разных путей она бессознательно выбирала только те, которые вели сюда…
Но вскоре, словно экран старого телевизора, картина перед глазами стала медленно покрываться рябью, как будто кто-то нарочно бросил камень в застывшую гладь пруда. Изображение становилось все более зыбким, контрасты светотени смягчались, и, постепенно теряя насыщенность, видение начало расплываться и уходить вдаль. Неуправляемая сила потянула Ольгу обратно в водоворот временного тоннеля, и через пару мгновений, вновь ощутив себя эмбрионом, она оказалась в исходной точке своего невероятного путешествия.
Но теперь все кругом изменилось до неузнаваемости. Лоно, которое прежде заботливо укрывало ее от враждебности внешнего мира, больше не выглядело как самое лучшее и безопасное место на земле. Тот первородный бульон – околоплодная жидкость – неожиданно оказался пропитан отвратительным вкусом гниения и тлена. Прежний теплый океан блаженства и покоя, который омывал ее чистыми водами, теперь превратился в гнойную сточную яму. Сейчас здесь все нестерпимо воняло смертью. От мерзкого вкуса протухшей крови во рту и запаха разложившейся мочи Ольгу чуть не вырвало.
Гнетущее и пугающее состояние тяжести, похожее на то, которое наваливается на человека перед грозой, сдавило ее изнутри. Каждой клеткой своего зажатого, словно в тисках, тела она физически ощущала приближающуюся опасность. Как будто стены пыточной камеры, утыканные гвоздями, всей своей многотонной тяжестью медленно и неотвратимо наползали на нее. Какофония тошнотворных звуков, похожих на скрежет металла по стеклу, болезненно царапала мозг. Затыкать уши в надежде прекратить это издевательство, было бессмысленно. Многократно ударяясь о стенки черепа, источник звуков прерывисто пульсировал внутри ее головы. С абсолютной ясностью Ольга понимала – это угроза ее жизни, и если сейчас она не найдет выхода из этой ловушки, то умрет. Наверное, что-то подобное испытывает человек, неожиданно очнувшись от летаргии в гробу.
От ужаса перед реальностью смерти ее сердце неистово колотилось, как пойманная в силки птица, потом внезапно замирало, и Ольга со страхом ждала, забьется ли оно вновь. Окрашенные зловещими багровыми тонами образы – порождение извращенного воображения Эдгара По – всплывали из глубин памяти один за другим. Дрожь, обильный липкий пот, отдышка и головокружение – все симптомы паники проявили себя в предельной форме. Оставалось только одно единственное желание, как можно быстрее выползти из клетки этого глубоко погребенного подземелья, откуда ее так жестоко изгоняли и где ее больше не хотели и не любили.
Теперь она с абсолютной ясностью осознавала: рождение и смерть – это есть суть одно и то же. Змея, пожирающая свой хвост. Рождаясь в агонии, человек умирает, а умерев, в агонии рождается. Кармическая замкнутость и вечное колесо Сансары, из которого нет выхода и нет возможности выпрыгнуть или хотя бы на мгновение замедлить его неумолимые фатальные обороты.
Перевернувшись на бок, Ольга скатилась с матраса и, напрягаясь до боли в мышцах всем телом, поползла по холодному полу. Из-за маски на лице она не ориентировалась и не видела направления своего движения. Разум больше не действовал, только инстинкт животного страха упорно толкал ее вперед. Проползя какое-то расстояние, она уткнулась головой в плинтус.
«Свидетель», наблюдая и анализируя, определил все происходящее как этап прохождения по родовому каналу и предположил, что скоро все должно закончиться. Но в следующее мгновение произошло то, что поколебало его холодную уверенность в понимании происходящего процесса. Сначала это выглядело как спазм в кишечнике или судорога косых мышц живота. Но боль не проходила, а наоборот, скорее даже усиливалась, и Ольга с изумлением поняла, что рожает. Это вызвало диссонанс: прежде она не только никогда не рожала, но и ни разу не была беременна. И знать особенности этого физиологического процесса она уж точно не могла. Разве что теоретически. Но самым странным оказалось то, что она не переставала ощущать себя плодом. Одновременно испытывала страдания сдавленного в чреве ребенка и невыносимые боли схваток матери. Как это могло происходить одномоментно, ни объяснить, ни понять было невозможно. Но происходящее выглядело абсолютно реальным. Невольно причиняя друг другу мучения, обе ее ипостаси становились палачом и жертвой в одно и то же время.
Больше Ольга себя не контролировала. Истошный вопль, вырывшийся из горла, на слух неожиданно оказался сдавленным и приглушенным хрипом.
Рвавшемуся наружу голосу мешала густая пробка из слизи забившая пазухи носа и горла. Напрягая мышцы гортани и всасывая носом воздух, Ольга пыталась втянуть в себя и проглотить липкий ком, но он стоял поперек носоглотки, не давая сделать вдох. От недостатка воздуха появилась реальная угроза потери сознания. Утрата контроля над ситуацией означала неминуемую смерть.
Собрав последние силы, она попыталась кашлем вытолкнуть отвратительную слизь из носоглотки, но и это усилие ни к чему не привело. И Ольга поняла, что умирает. Если сейчас же она не найдет в себе силы за гранью возможного и не вырвется отсюда – это последние секунды ее жизни.
Звериный инстинкт теперь гнал ее вперед в поиске выхода. Требуя мгновенной реакции и абсолютного подчинения, он бесцеремонно и грубо подавлял разум, задающего в эту критическую секунду глупые и неуместные вопросы: а есть ли он? В миг предельной опасности исчезает все: сомнения, стыд, мораль, совесть – все, чем так гордится гомо сапиенс. В минуту истинной угрозы смерти, подчиняясь только рефлексам, человек – венец природы – мало чем отличается от животного.
Руки Ольги с крепко сжатыми кулаками были плотно прижаты к груди, и только напряженные мышцы ног совершали пружинистые движения, помогая ей выскользнуть из кошмара смертельного капкана. Не анализируя и не задавая бессмысленных вопросов, куда и зачем, Ольга энергично ползла, пока внезапно не уткнулась в чьи-то ноги. Это были ноги Алексея. И в ту же секунду она поняла, что спасена. Алексей присел рядом на корточки, и Ольга ощутила, как он осторожно, но сильно сжал коленями ее голову, потом обхватив одной рукой за спину, а другой, подложив ладонь ей на живот, начал бережно помогать выползать из тисков. И вот еще одно последнее усилие…
Взрыв освобожденной энергии опрокинул и смел разум. Запредельное чувство счастья в одно мгновение взлетевшего до вершин экстаза лавиной обрушилось на нее. Липкий ком слизи внезапно легко проскочил в пищевод, и Ольга, нет, не закричала – она заорала во все горло. Это был победный клич, в котором неистово клокотала священная ярость берсерка. На мгновение она увидела себя диким лохматым воином, стоящим посреди жестокой битвы с оторванной головой в высоко поднятой руке. Он только что в клочья разорвал своего врага и в оглушающем реве сечи приносил эту ввергающую в трепет жертву великому и безжалостному богу Одину. Восторг триумфа сотрясал разрисованное древними рунами его голое тело, едва прикрытое окровавленной медвежьей шкурой вместо доспехов. Наводя ужас на врагов, свирепый животный рык вырывался из его горла…
Сняв маску с лица девушки, стоящий рядом на коленях Алексей вытирал платком ее рот, глаза и нос. По мгновенно расслабленному телу, пробивая блоки и сметая преграды, свободно текли потоки блаженства. Смеясь, она фыркала, чихала и сморкалась, как маленький ребенок и переживала невообразимое чувство освобождения и счастья. Никто и никогда теперь не сможет у нее отнять или оспорить эту победу. Она выжила и родилась.
Обтерев лицо, Алексей плотно спеленал «новорожденную» в старое с обтрепанными уголками одеяло и оставил лежать на полу. Звучащая из динамиков стереосистемы красивая музыка мягко гасила эмоции и приятно расслабляла тело. Видимо, в одной из дальних комнат осталось не выключенным электричество, и теперь узкая щель под закрытой дверью тонкой полоской таинственно светилась в темноте. Рядом на полу с перекрестьем перекладин, похожая на огромный солнечный зайчик, лежала искривленная тень от оконного проема. Ольга видела, как за стеклом не зашторенного окна в сумраке позднего вечера почти неподвижно висящие хлопья снега рождали волшебное чувство исчезновения времени. Что-то похожее она испытывала, когда после долгого отсутствия наконец возвращалась домой. Облегчение, защищенность и успокоение.
3
Долго разглядывая под толстым слоем растрескавшейся краски потолочную розетку, она думала: может, не надо ничего никому рассказывать? Разве можно кому-то объяснить, что ждала сегодняшний день всю свою предыдущую жизнь. Словно бы внезапно развязался скрытый во времени кармический узел, и все тайно вызревавшее веками вдруг наконец прорвалось и стало явным. Все произошедшее с ней сейчас выглядело настолько невероятно, что вряд ли она найдет адекватные слова для описания всего открывшегося ей сегодня. Ей и самой пока трудно осмыслить все это и уж тем более объяснить кому-то.
Алексей убавил громкость и включил стоящий на подоконнике маленький ночник. Свет мгновенно разрушил мистическую картину, и следом бодрый голос ситтера произнес:
– С добрым утром, господа путешественники. Пора возвращаться. Чайник уже вскипел. Вставайте не спеша и подчаливайте к столу. Буду рад, если кто захочет поделиться впечатлениями.
Ольга приподнялась на локтях и огляделась. Другие участники семинара тоже медленно вставали. Было заметно, что общаться никто особо не расположен. Ольга, впрочем, тоже. Минут через десять вся небольшая группа уже сидела за столом и, уткнувшись взглядом в свои чашки, молчала. Зная, что сейчас придется говорить, каждый мысленно пытался сформулировать и перевести в вербальную форму свои чувства. Но повседневность языка выглядела слишком убогой, чтобы передать всю полноту только что пережитого. Бесполезно ставить вопросы, когда ответы лежат далеко за пределами обыденного.
Подождав пару минут, Алексей поставил посередине стола включенный диктофон и, пытаясь разрядить возникшее за столом небольшое напряжение, весело пояснил:
– Это для моей будущей диссертации. С кого начнем? Кто здесь самый смелый?
Все молчали.
– Ну, вижу, добровольцев пока нет. Может, тогда начнем с самого молодого участника? Вы не против? – обратился он к Ольге.
Сидящие за столом разом все оживились и радостно закивали. Поняв, что отвертеться от «счастья» начинать первой не удастся, Ольга после слегка затянувшейся паузы нехотя выдавила:
– Извините, не знаю с чего начать. Видимо еще не окончательно вернулась…
Испытывая неловкость за то, что исключительно из вежливости ей сейчас придется вымучивать из себя какие-нибудь банальности, Ольга старательно подбирала слова. Потом, как будто что-то преодолев, продолжила уже более уверенно:
– Надо признать, что сегодня мой рассудок повергся испытанию большему, чем когда-либо прежде. Но некоторое противоречие я в себе все же обнаружила. С одной стороны, я не могу отвергать свой личный опыт, но как ученый обязана допускать и вариант самообмана вследствие интоксикации мозга. Потому что многое из сегодня пережитого, мягко скажем, не слишком совместимо со здравым смыслом…
По слегка разочарованному взгляду Алексея можно было заметить, что он ожидал от не несколько другого ответа.
– Но в то же время и не могу отрицать, что сейчас произошло нечто, не позволяющее мне вернуться к прежнему состоянию разума. Если честно, я уже давно искала повод пересмотреть некоторые свои устоявшиеся взгляды. Мне всегда казалось, что мое понимание окружающего мира несколько поверхностно, фрагментарно и, может быть, даже ошибочно. Но, несмотря на это, мне все равно потребовались определенные усилия, чтобы из страха потери репутации трусливо не отвергнуть подлинность полученного опыта. Я понимаю, что говорю несколько сумбурно, но объяснить по-другому не умею.
– Слава тебе господи! А то я уже грешным делом подумал: не завелся ли у нас тут Фома-неверующий наоборот – «не верую, ибо лицезрю». Но, Ольга, извините, хотелось бы все-таки подробностей.
«Ничего себе вопросик!» – подумала она. В голосе ситтера Ольга уловила едва заметное раздражение. Видимо, он ожидал от нее большего. Но как описать все пережитое, она плохо представляла.
– Даже не знаю…Там много чего было… Как ни удивительно для первого сеанса, но сегодня мне удалось довольно быстро пройти в добиографические области и пережить не только свое внутриутробное состояние, но и регрессию в гораздо более глубокие пласты подсознания. Ну, во-первых: я пережила совершенно потрясающие видения, связанные с предыдущими реинкарнациями. И было еще очень достоверное погружение в сознание доисторических животных и растений и даже полное отождествление с ними. Но, пожалуй, самым серьезным испытанием для рассудка стало состояние первоначальной пустоты и сознание универсального разума, пронизывающего всю Вселенную. Или нет, скажем так: пережить саму Вселенную. Увидеть сотворение Земли и всего живого на ней. Это было настолько потрясающе, что абсолютно невозможно выразить словами! Но теперь я знаю – это и есть само истинное существование. И еще я заново прожила и прочувствовала все мучительные стадии физического рождения. Но, пожалуй, из всего пережитого самым удивительным оказалась встреча с существами явно неземного происхождения. Невозможно передать, насколько они были прекрасны и совершенны. Наверное, так выглядят боги или ангелы. Было два видения, связанных с ними. В первом в теле самки гоминида я исполняла роль инкубатора для искусственного оплодотворения, а во втором видении я была одной из них. И мне кажется, именно с этого началась история человечества современного вида…
Группа слушала с неподдельным интересом, но комментировать никто не спешил. По выражению лица ситтера было заметно, что он тоже озадачен.
– Интере-е-есно… – протянул Алексей, он был немного смущен. – Литература, конечно, описывает случаи столь экстремальных манифестаций психики. Но я провожу семинары уже почти два года, поэтому с уверенностью могу сказать – на моей памяти это первый случай, когда кто-либо достигал таких глубин на первой же сессии. Большинство остаются на биографическом и пренатальном уровне довольно долго, и такие мощные порывы если и происходят, то только после многократных сеансов. Да и то далеко не у всех. Но вы, Ольга, видимо, какая-то особенная девушка, раз так легко и невероятно быстро можете проходить в столь архаичные пласты.
Потом, посмотрев на священника, ситтер с лукавой улыбкой спросил:
– Что думаете по этому поводу, отец Анатолий? Не входит ли все это в противоречие со Святым Писанием и концепцией церкви о происхождении человека?
Но похоже, что для священника подобные провокации были делом привычным. С невозмутимым видом он отхлебнул из кружки и ответил довольно спокойно:
– Ничуть. Скорее даже наоборот.
Встав из-за стола и подойдя к своему портфелю, стоящему на полу, отец Анатолий достал книгу, судя по потертости, используемую довольно активно. Надев очки, немного перелистал и, найдя нужную страницу, начал читать хорошо поставленным голосом. Сразу всем стало видно – с риторикой этот человек на ты.
– Вот что пишет по этому поводу книга «Бытие»: Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери; тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемыми человеками; потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.
По поводу этого места в Завете уже не первое столетие идут дискуссии. Существует много разных версий: кем были сыновья Божии, и почему их потомство от дочерей человеческих стало расой исполинов? Хотя что значит исполинов? Африканскому пигмею европеец ростом метр восемьдесят тоже, наверное, покажется исполином. Все относительно. Но я думаю, что это, как всегда, скорее всего вопрос терминологии и интерпретаций. Люди разных эпох, описывая свой духовный опыт, прибегают к лексике, удобопонятной в их среде. Так что, дочь моя, ваш опыт не противоречит никаким взглядам на происхождение человека в частности да и Вселенной в целом тоже. Но и ничего не подтверждает. Ибо, выражаясь вашим словообозначением, должен допускаться и вариант самообмана вследствие интоксикации мозга.
Вступать в полемику со священником Ольге не хотелось, но элементарная вежливость требовала поддержать дискуссию:
– Отец Анатолий, сегодня я и сама, конечно же, увидела свою привязанность к логическому мышлению. Любой рациональный ум обладает инстинктом самосохранения, но все-таки согласитесь – этот инстинкт может также превратить разум и в тюрьму. Мне показалось, или вы действительно хотели сказать, что все произошедшее со мной – пустое и лишено какой-либо ценности?
– Ну, я бы не был столь категоричен. Но, как священник, знаю, что у дьявола много имен и обличий и не меньше способов прельщать и увлекать неокрепший в вере разум в свои порочные игры. В процессе постижения мира нужно отличать сам опыт от его содержания. Согласитесь, что это не одно и то же? Существуют два способа изучения – субъективный и объективный. К субъективному относятся случаи мысленного, то есть воображаемого познания. Как раз ваш случай. Объективный же способ – это набор средств и методов, с помощью которых можно подтвердить или опровергнуть полученный опыт. Если вы можете это сделать, а в данном случае вы не сможете, то тогда к информации, полученной таким методом, можно относиться как к достойной доверия. В этом вопросе церковь с наукой противоречий не имеет. В ином случае – ваш опыт может оказаться и бесовским порождением отравленного наркотиком сознания. А снижение уровня углекислоты в мозге можно считать таким же наркотиком, как гашиш, опиаты или, прости Господи, лизергиновую кислоту, кои все к объективному методу познания отнести никак нельзя.
Подпрыгнув на стуле в предвкушении удовольствия от наметившегося диспута, плешивый поэт-философ моментально встрял в разговор:
– Позвольте вставить свои пять копеек. А разве церковь отвергает мистический опыт своих святых? Или не практикует всевозможные дурманящие голову благовония во время своих церемоний? Они ведь тоже влияют на психоэмоциональное состояние прихожан. Во всех религиях древнего происхождения применялись всевозможные наркотические вещества. Разве не так?
– Вы считаете, что православная церковь должна нести ответственность за любое применение алкалоидов начиная с элевсинских мистерий и до мухоморных камланий?
– Конечно нет. Но мне кажется, вы, отец Анатолий, все-таки неправы в оценке измененных состояний сознания. Нельзя опровергать факт, что они способствуют новому способу мышления и расширяют представления о реальности. Психоделики, например, вызывают трансцендентные состояния, не отличимые от религиозных мистических откровений. Или вы считаете, что только у церкви есть монополия на это? Тогда с какой стати вы здесь сами оказались?
– Мне можно. Я в вере крепок. Как человек прогрессивный и современный, я обязан исследовать новые способы восприятия у нынешних людей. Разнообразие их верований и заблуждений в том числе. Для православного мистицизма всегда было характерно осторожное отношение ко всяческим визионерским практикам и к так называемому псевдо-виденью, именуемому нашими святыми отцами «прелестью». И уж поверьте, они-то ведали, чего стоит опасаться. Этим православная церковь кардинально отличается от Римской и решительно предостерегает от того, что католицизм да и прочий оккультизм иже с ним настоятельно рекомендуют своим адептам. Кстати, широко известная книга[2] Игнатия Лойолы есть суть не что иное, как практическое руководство по созданию у верующего галлюцинаций на религиозную тему.
Лысый философ слегка скосил на Ольгу многозначительный взгляд и, в надежде произвести на нее впечатление, тут же парировал:
– Христианство, как и любая другая эгригориальная религия, дает колоссальные защиту своему адепту, но требует от него беспрекословного абсолютного подчинения. Что возможно только при невысоком интеллектуальном уровне. Просвещенный человек приходит к Богу своими, не всегда религиозными путями. В том числе и через мистический опыт других культур. А придя, больше уже не конфликтует с религией. Причем – ни с какой.
– После воцарения в мире постмодернизма, говоря по-простому – всеобщего вранья, теперь это все называют политкорректностью. – Отец Анатолий едва скрывал ироничную улыбку в густой черной бороде. – Но я также знаю, нет ничего убийственнее для истины, чем политкорректность. В сусальной патоке красивой формы она способна утопить любую, даже неоспоримую правду. Идеалы всегда в конфликте с физической реальностью. Но как только вы провозглашаете неважность религиозных различий, форточка в окне Овертона[3] тут же слегка приоткрывается, и граница между черным и белым, добром и злом становится размытой и неявной.
Обстановка за столом мгновенно оживилась. Художница, явно недовольная направлением спора, запальчиво вмешалась в дискуссию:
– Ну уж простите. А вот мне так лично глубоко по барабану до всей этой философии об объективности или субъективности или до этих… как их там – окон. Я знаю только одно – после каждого сеанса холотропа, а я уже прохожу его в третий раз, у меня происходит всплеск творческой энергии. И какая разница, какими средствами я достигаю этого, если в результате весь мир для меня превращается в поток абстрактных образов в самых немыслимых цветосочетаниях. Куда более насыщенных и ярких, чем прежде. И разве это не объективно? Я же реально вижу, как мои картины превращаются в полный символики калейдоскопический спектакль. Я даже начинаю ощущать движение запахов в красках и слышать звук в цвете. Да ради таких образов и необычных новых форм любой художник готов применять и куда менее безобидные средства. И мне по большому счету нет дела до моральных аспектов источника этого творческого прорыва. Для меня главное, что он есть.
Но опытного теолога, поднаторевшего на дискуссионных полях схоластики, вывести из себя было трудно.
– Ну и много ли людей понимают ваше, так сказать, калейдоскопическое творчество? Уверен, что нет. На мой взгляд, так это всего лишь поток субъективного сознания, не обладающего критерием ценности. Это когда вы, так сказать, художники, вываливаете на зрителей груду хлама из ближайшей помойки и называете мудреным словом «инсталляция». Простите, конечно, что так говорю. Но формы искусства должны быть понятны большинству. Вы же хотите нас убедить, что образы, порожденные отравленным мозгом, а в иных случаях, не примите на свой счет, и больным, и есть само искусство. К тому же элитарное, а кто не воспринимает живописаний ваших галлюцинаций – бездарь, которого можно только пожалеть. Или я ошибаюсь? Если не прав – убедите в обратном.
– С какой стати мне кого-то убеждать? – обиженно поджав губу с пирсингом, ответила художница. Она явно пасовала перед аргументацией опытного богослова. – Мои картины ничего не имитируют, поэтому ничего никому и не навязывают. В них нет идей – есть только состояния. Слушая музыку без слов, вы же не требуете от автора конкретики, а просто позволяете свои чувствам следовать за ассоциациями. В моих картинах то же самое. Я думаю, что человек должен выбирать сам, какие иметь отношения с Богом. И чем он умнее и образованнее, тем эти отношения сложнее.
Атмосфера явно накалялась. Желая поддержать подружку, приятель художницы промолчать, естественно, не мог:
– А я вот, зайка, абсолютно с тобой согласен. Я тоже после каждой сессии начинаю видеть музыку и даже чувствовать ее на вкус. Хоть на хлеб намазывай, насколько она становится для меня объемной и материально насыщенной. Я чувствую в себе изменения, и мне нет дела, субъективно это или объективно. Главное – согласитесь, результат.
Дебаты набирали силу, народ кипятился. Но Ольга, молча наблюдая за спорщиками, отчетливо понимала – с ней явно что-то не так. Считая себя человеком умным и весьма образованным, она не была лишена интеллектуального тщеславия и раньше не упустила бы шанса продемонстрировать оное. Но сейчас неожиданно для себя она чувствовала – как же ей безразлично все происходящее! Полемизировать и отстаивать свою точку зрения желания не было. Совсем. Да и что было отстаивать? Свое смутное подозрение, что осязаемая реальность – всего лишь иллюзия? Но разве она сама уверена в чем-либо? Какой пустой и ничего не значащий абсурд весь этот спор! Разве есть слова, способные передать все многообразие того мира, в котором она побывала только что? Нет никакого смысла описывать вкус и свойства яблока, если есть возможность просто его съесть, а не рассуждать о цвете или запахе. Она съела. И все остальное перестало иметь значение.
Ольга встала и, не привлекая внимания, незаметно вышла в коридор. Быстро надела сапоги, сняла с вешалки дубленку и, стараясь сделать это как можно тише, выскользнула за дверь…
Многократно просыпаясь от пугающих и полных странной фантасмагории снов, в ту ночь она спала плохо. Отчетливо помнила, что кто-то с длинными седыми волосами, показывая рукой в сторону восхода солнца, куда-то звал ее. Ей было страшно, она упиралась и не хотела идти. Но этот необычно выглядевший человек хватал ее за руку и тащил за собой, а она вырывалась и пыталась убежать.
А утром весь мир показался серым и мрачным. Вставать с постели в тот день ей почему-то не захотелось. Вечером на второй сеанс она не поехала. Чтобы Алексей не дозвонился, отключила телефон, потому что уже точно знала – на третий она тоже не пойдет. С этого дня Ольга заболела, а чем – непонятно.
4
Ольга сглотнула слюну и постаралась выровнять давление в заложенных ушах. По изменившемуся гулу мотора и едва заметной тяжести она поняла, что самолет начал постепенно терять высоту и переходить на нижний эшелон полета. Через короткое время лайнер пробил верхний слой облачности, солнце исчезло, и непроницаемая мгла плотно прилипла к иллюминаторам. Это означало – рейс заканчивается и скоро, наконец, появится возможность расслабиться и вытянуть затекшие ноги. Сидя в хвосте самолета, Ольга наблюдала, как впереди уставшие за многочасовой перелет пассажиры радостно оживились и начали более громко переговариваться между собой. Команды пристегнуть ремни еще пока не было, но она машинально взяла их в руки и попыталась сомкнуть.
«Не делай этого!»
Ольга вздрогнула и с удивлением взглянула на немолодого мужчину сидящего справа от себя. Те несколько часов, которые они летели рядом, к ее великой радости, он ни разу не попытался с ней заговорить. Мужчина спокойно читал газету и не проявлял никакого интереса.
– Вы что-то сказали? – спросила она растерянно. Мужчина удивленно поднял глаза и с вежливой улыбкой ответил:
– Да нет, я ничего не говорил.
Почувствовав неловкость, Ольга виновато улыбнулась.
– Наверное, показалось, извините.
– Да ничего страшного. Бывает, – ответил мужчина и любопытством посмотрел на девушку поверх очков.
В этот момент зажглось табло, и голос стюардессы из ретранслятора сообщил, что полет подходит к концу, самолет начинает снижение и просьба ко всем пассажирам пристегнуть ремни. Сидящий рядом попутчик не спеша снял очки, положил в карман кресла напротив свою газету и привычным движением ловко защелкнул ремни. Ольга с опаской посмотрела на замки, лежащие у себя на коленях и после пары секунд колебаний осторожно взяла в их руки.
«Не делай этого!» – повторил тот же голос более властным и резким тоном. Ольга испугано отбросила крепления. Теперь стало совершенно ясно, что звук исходил со стороны иллюминатора и не мог принадлежать кому-либо из близсидящих пассажиров. Еле сдерживая слезы, теперь она понимала – в довершение ко всем имеющимся проблемам прибавилась еще одна – слуховые галлюцинации.
Лайнер штатно вошел в глиссаду, и возникшие неприятные ощущения в желудке заставили вспомнить про мятный леденец, припасенный еще на взлете. Ольга немного покопалась и достала его из кармана. Развернула бумажку, и в тот момент, когда она уже собралась положить ее содержимое в рот, самолет довольно сильно тряхнуло. Конфета выпала из рук и закатилась под кресло.
«Надо все-таки пристегнуться», – подумала девушка, но следом сразу же почувствовала еще более сильный удар и подпрыгнула в кресле. Впереди раздались испуганные возгласы, и в следующую секунду произошло то, что показывают в фильмах катастрофах – сверху посыпались кислородные маски. Лайнер резко дал крен на левое крыло и уже под громкие крики начал проваливаться в воздушную яму. Ручная кладь попадала с незакрытых полок, на противоположной стороне салона повылетали из кресел не успевшие пристегнуться пассажиры, и где-то впереди истошно завизжали женщины.
Беспомощную Ольгу с огромной силой придавило щекой к иллюминатору, и она с ужасом наблюдала, как над головой в обшивке салона быстро начала образовываться трещина. Буквально за несколько секунд небольшой разрыв – сантиметров сорок – превратился в огромную зияющую дыру с рваными краями. По мерзкому шипящему звуку стало понятно, что произошла разгерметизация. Газеты, пластмассовые стаканчики и другая мелочь хаотично носилась по полу и в воздухе, потом подлетая к быстро расширяющейся трещине, со свистом исчезали в ее черноте.
От стремительного снижения высоты больно заложило уши, а сдавленные внутренности как будто заполнились цементом. Парализованная девушка не могла ни кричать, ни шевелиться. В одну секунду со всей трагической очевидностью она поняла, что на ее глазах разваливается самолет. Ударная волна отключила сознание, и Ольге посчастливилось не увидеть, как хвост с оперением оторвался от фюзеляжа. Через несколько мгновений поток ледяного воздуха вышвырнул из салона не пристегнутую к креслу девушку. Уже в воздухе придя в себя, Ольга увидела удаляющийся лайнер с зияющей дырой на месте хвоста. Самолет на глазах стремительно падал и через несколько секунд врезался в сопку. Взрыв и столб языков пламени не оставляли надежды на что-либо.
Сознание отказывалось принять реальность, но еще сильнее – признать тот факт, что она до сих пор жива. Девушка парила в ледяном разреженном воздухе и падение все более и более замедлялось. Внутренняя истерика вдруг прекратилась, и она с изумлением огляделась. С высоты нескольких сотен метров она видела, как среди безбрежной тайги переливаясь металлическим блеском, словно спинка гигантской змеи, петляла река. Ольга перестала ощущать пронизывающий холод, и ветер почему-то внезапно утих.
Читать бесплатно другие книги:
