Библиотека всего на свете Рольф Хелен

1. Адам

– Уй, как тут круто!

Девятилетний Зак, пытливый, как большинство мальчиков этого возраста, листал комиксы на стенде библиотеки Кловердейла, но вскоре потерял к ним интерес и принялся носиться по проходам в поисках чего-нибудь более содержательного.

– Да уж, получше места не нашлось, – фыркнула четырнадцатилетняя Зоэ, не столь непритязательная, как брат. Она вступила в пору вредного переходного возраста и уже начала меняться – с недавних пор Адам ходил как по минному полю. Он понимал, что это только начало, но главное – дети с ним, а уж он обеспечит им нормальную жизнь.

– А ты не раскисай, – осторожно отозвался он. – Все не так уж плохо. Если ты дашь себе труд поглядеть, может, и найдешь чтение по своему вкусу.

– Сомневаюсь.

Дебелая дама в длинном и широком желтом полотняном платье подплыла к ним.

– Если вы ищете книги для подростков, у нас большой выбор!

Она увела Зоэ к стеллажам у стены, и Адам понадеялся, что даме в желтом удастся убедить девочку не опускать руки. Все, что в последнее время говорил он, оказывалось не к месту и яростно критиковалось.

Он пошел за Заком, который отыскал книгу Дэвида Уолльямса и полное собрание книг о Гарри Поттере, которое у него уже имелось дома. Взгляд Адама привлекли ярко-желтые двери за парковкой при библиотеке: двери были складывающиеся, как гармошка. Одна створка была открыта, и было видно, как кто-то ходит внутри.

– А там у нас библиотека общих вещей, – сказала подоспевшая дама в желтом, которая водила Зоэ к подростковой секции. – Новый проект Кловердейла, открыта в любой день.

– Как это – библиотека общих вещей?

– О, это чудесная задумка! Командует там Дженнифер, я вас обязательно познакомлю… Она сама все затеяла, обустроила и сторговала у поставщиков множество прелестных вещичек, от хлебопечки – я ее уже присмотрела для себя – до машинок для нарезки лапши, газонокосилок, садовых грабель, ракеток для бадминтона… – Напрягая память, женщина даже раскраснелась от усилий. – Навскидку больше не вспомню, но за пару фунтов наши кловердейлцы смогут одалживать все это добро, пользоваться сколько понадобится, а потом вернуть. Знаете, с месяц назад я чуть не купила хлебопечку, но когда Дженнифер сказала, что я могу взять печку напрокат и опробовать, я подумала – почему бы и нет? С моим характером хлебопечка мне быстро надоест, и муж начнет зудеть, что я зря трачу деньги! – Ее громкий смех заставил Зоэ поморщиться, прикрывшись книгой, которую она соизволила полистать.

– Я – Элейн, – представилась, наконец, дама в желтом, остановив на минуту свою словесную мельницу. – А вы?

– А я – Адам. – Адам протянул руку. – Это моя дочь Зоэ. Зак, мой сын, крутится где-то тут.

Адам знал, что нужно осваиваться: для этого они и приехали в Кловердейл. После Австралии они жили в Лондоне, но суета большого города Адама не привлекала. Анонимность, конечно, штука хорошая, но детям нужны свои комнаты, а в Лондоне ему и за сто лет не купить дом, в котором они не сидели бы друг у друга на головах. Поэтому Адам начал смотреть сельскую местность, но поближе к своей работе, где были бы хорошие школы, недорогое жилье и отпадала бы необходимость в выматывающих ежедневных поездках. Конечно, он не упустил шанс купить коттедж в Кловердейле. Так они оказались здесь.

– О, какой приятный у вас акцент! Откуда вы родом?

– Из Англии.

– Нет, у вас новозеландский выговор, если я что-нибудь понимаю в акцентах!

– Австралийский, совсем легкий. Я родился в Англии.

«Ну же, дети, – подумал Адам, – выбирайте по книге, и пойдемте отсюда».

– А что же привело вас на родину? Семья?

– Отчасти.

К счастью, Зак очень вовремя вмешался в разговор, попросив записать его в библиотеку.

Элейн на одном дыхании перечислила, что им нужно принести, чтобы подтвердить свой адрес, и отложила дальнейшие расспросы, когда Адам пообещал зайти в другой раз.

– Приятно было познакомиться! – сказала Элейн ему вслед.

Он помахал в ответ и вышел, радуясь летнему ветерку и спасению от любопытной дамы в желтом. Вот чего ему не хватало в жизни, так это неуемной провинциальной сплетницы.

Адам положительно падал с ног. Они пробыли в Кловердейле двадцать четыре часа; коттедж был заставлен коробками с вещами, дети ссорились, а Зак еще и сшиб с подоконника полный стакан «Райбины» прямо на ковер. Адам побежал покупать моющие средства, оттер ковер и оставил высыхать. Матрац Зака он отволок в спальню Зоэ, к ее вящему неудовольствию, и теперь, лежа на диване, слышал, как они препираются. Он не понимал, почему дети не могут еще одну ночь переночевать бок о бок, ведь в Лондоне они три года делили одну комнату. С другой стороны, покинув Австралию в одиннадцать и шесть лет, они держались вместе, а теперь Зоэ подросла, и хорошее, судя по всему, закончилось.

Споткнувшись о коробку в коридоре, Адам выругался сквозь зубы и отпихнул ее с дороги. Затем пнул другую коробку и третью, вымещая пинками досаду и тяжелую обиду на все, что произошло в его семье.

Выпустив пар, он посидел минуту в кухне, стараясь овладеть собой и глубоко дыша, и пошел наверх разнимать детей.

Видимо, от усталости он ступал так тихо, что мягкие шаги не насторожили сына и дочь, и прежде чем открыть дверь в нынешнюю комнату Зоэ, Адам остановился и прислушался, невольно улыбнувшись: они уже играли в игру, где один выстукивал на стене мотив из телесериала, а другой угадывал мелодию. Адам выслушал два раунда: Зоэ пробарабанила тему из «Соседей», которую Зак тут же отгадал, а Зак изобразил саундтрек из «Звездных войн», и Зоэ не нашла ничего лучше, чем отругать братишку за то, что он выбрал чересчур мальчишечье, которое ей в жизни не угадать. Адам уже хотел войти и пожелать спокойной ночи, когда услышал вопрос сына:

– Зоэ, как ты думаешь, это теперь наш дом?

– Конечно, наш, раз папа его купил! Ну ты и Дамбо!

– Не обзывайся!

– Ладно, прости.

Значит, устала, раз извиняется, подумал Адам. В основном Зоэ терпела Зака, но иногда принималась с ним нянчиться, заботясь о младшем братишке, и смотреть на это было умилительно. Адам гадал, насколько переволновался Зак после нового переезда и не начнет ли снова мочиться в постель, как сразу после неожиданного отъезда (по сути, бегства) из Австралии. Эта неприятность то прекращалась, то начиналась опять. В какой-то момент Адам пытался надевать Заку на ночь подгузники, но Зак вопил и категорически отказывался – он не маленький, и отцу раз за разом приходилось стирать простыни, а то и одеяло. Сейчас Зак не мочил постель почти три месяца, и Адам скрестил пальцы, чтобы и сегодня сын не оплошал.

– И чтоб во сне не говорила! – заявил Зак, и Адам не удержал улыбки. Он обожал подслушивать болтовню своих детей. Наедине друг с другом они говорили как обычные дети, когда некому было их одергивать и им не приходилось держать лицо.

– Не говорю я во сне!

– Говоришь!

– Тише, Зак. Я устала. – Зоэ тоже не избежала эмоциональной встряски. Она не мочилась в постель, но после отъезда из Австралии ее мучили ночные кошмары и она с криком просыпалась. Адам спешил к ней и обнимал, укачивая. К счастью, Зоэ сразу засыпала, будто ничего и не случилось, и почти не задавала вопросов, и кошмары вскоре прекратились. А может, и нет. Может, Зоэ до сих пор видит во сне плохое, просто уже не рассказывает отцу.

– Зоэ…

– Спи, Зак.

– Зо-Зо…

– Не смей меня так называть!

О Господи. Адам однажды попробовал назвать дочку детским прозвищем и получил такую же яростную реакцию. Бедняга Зак. Наверное, перевозбужден после сегодняшнего переезда и подсознательно пытается ухватиться за то единственное, что ему знакомо, – за разговор с сестрой. Адам подозревал, что Зоэ порой забывает – брату всего девять. С другой стороны, ей самой всего четырнадцать. Не самый подходящий возраст для того, что им довелось пережить.

– Зоэ, а почему мама нас не хочет видеть?

– Зак, я не знаю. – Голос Зоэ дрогнул, но Адам чувствовал, что она сдерживается перед младшим братом.

– Она нас больше не любит?

– Не знаю.

– Ты ничего не знаешь!

– Спокойной ночи, Зак.

Зак не ответил, и теперь Адам почти не сомневался, что утром ему снова придется стирать постельное белье.

Неделю спустя солнце, проникавшее в окна коттеджа «Лилипут», пробудило Адама от крепкого сна, которым он наслаждался после переезда. Переезжать всегда сложно, но покупка дома и обретение долгожданной стабильности (или хотя бы надежды на стабильность) сделали свое дело. Зоэ ни разу не просыпалась от собственного крика, постель и матрац Зака по утрам были образцово сухими. Дети прекрасно осваивались на новом месте, и Адам знал, что ради них он обязан постараться сделать то же самое.

Он взял на работе несколько выходных и посвятил себя семье. У них не осталось ни одной свободной минуты, а еще предстояло купить школьную форму, учебные принадлежности – от ручек и карандашей до транспортиров, калькуляторов и новеньких пеналов – и разузнать короткую дорогу до школы, на машине и пешком. Дети уже успели завести друзей: когда они вернулись записываться в библиотеку, Зоэ разговорилась с девочкой Авой, немедленно подружившись на всю жизнь, а Зак на детской площадке в парке познакомился с мальчиком Арчи. Тут же выяснилось, что мама Арчи – Дженнифер, хозяйка библиотеки общих вещей, которая без промедленья взяла Адама в оборот, заручившись его согласием помочь с ее стартапом.

В пристройке, где была устроена библиотека вещей, Адам блеснул своей квалификацией мастера на все руки, собирая стеллажи для хранения, и помог втащить письменный стол, пока Зак и Арчи на парковке гоняли мяч. Церемония открытия была запланирована на сегодня, и после толики убеждения со стороны Дженнифер Адам согласился поучаствовать: пришла пора знакомиться с Кловердейлом и становиться в городке своим (пинта пива в одиночестве в углу паба не считалась).

Приятной стороной жизни в Лондоне было то, что им никто не задавал вопросов; соседи были заняты собой и не ждали, что семейство Паркер станет что-то объяснять. Адам понимал, что в тихой провинции иной уклад, но если местные тактично не станут совать нос в его дела, все будет замечательно. Элейн он обходил стороной, но чувствовал, что ее распирает от любопытства и вскоре она не утерпит.

А этого допустить нельзя. Меньше всего Адам хотел, чтобы правда о том, что он сделал, вышла наружу.

2. Дженнифер

Дженнифер отперла первую желтую дверь – снаружи вовсю светило солнце, на небе не было ни облачка – и сложила секции-гармошки до самой стены. Во время ремонта этой пристройки, объединившей четыре ветхих неиспользуемых гаража, тянувшиеся вдоль парковки главной библиотеки Кловердейла, и пару лавчонок, в стенах пробили высокие окна, чтобы извлечь максимум из естественного освещения, и сейчас все внутри купалось в солнечном свете.

Проект библиотеки общих вещей стал для Дженнифер точкой приложения энергии. После испытаний, которые, по ее милости, пережили ее близкие восемь лет назад, она смирилась с ролью домохозяйки и матери троих детей, но с некоторых пор ей отчаянно недоставало новой цели, и в прошлом году, гостя у подруги в Кристал-Палас, она решила, что ответ найден. Подруга пролила вино на ковер и потащила Дженнифер в ближайшую библиотеку, часть которой занимала библиотека вещей. Ее основательница, Ребекка, как раз заканчивала презентацию для тех, кто мог заинтересоваться применением этой концепции в своей округе. Пока подруга одалживала паровую швабру, Дженнифер записалась на следующую лекцию, и идея начала зреть.

Из лондонской библиотеки общих вещей она вышла, слегка опьянев не только от выпитого вина, но и от мысли, что она сможет открыть в Кловердейле нечто подобное. Две недели спустя у нее было достаточно информации и твердая уверенность, что уж этот проект сработает. Кловердейлу непременно нужно вернуть чувство общности, атмосферу добрососедства, которую с таким восторгом вспоминала ее мать. Из-за модернизации и повседневных хлопот эта атмосфера начала рассеиваться, и Дженнифер очень хотелось видеть Кловердейл прежним, с его зеленым раздольем, утиным прудом за белым штакетником, пабом с деревянным балочным потолком и игрушечно-красивыми коттеджами невообразимых цветов и размеров. В Кловердейле была своя хлебопекарня, своя почта, закрытия которой Дженнифер очень не хотелось, и детская игровая площадка, занимавшая часть луга. Словом, это был дом, милый дом.

После второй встречи с Ребеккой Дженнифер вышла со своим предложением на владельцев фермы Буддлея – прекрасных обширных угодий в окрестностях Кловердейла с обнесенным каменной стеной садом, фонтанами, пышными деревьями и живописным озером в окружении вековых дубов. Много поколений ферма принадлежала одной семье, славившейся своей филантропией: владельцы Буддлеи поддерживали ряд крупных благотворительных фондов. Заручившись их поддержкой, Дженнифер обратилась в кловердейлский муниципалитет, и этого оказалось достаточно, чтобы дело пошло.

И сегодня библиотека общих вещей, гостеприимно распахнувшая ярко-желтые двери, вот-вот должна была стать реальностью. Даже небо расщедрилось на погожий день для торжественной церемонии открытия, чтобы кловердейлцы могли прийти и поглядеть, что тут за новости.

Общие вещи расставили на полках открытых пристенных шкафов. Здесь было все: от газонокосилок до секатора с механическим приводом для стрижки живой изгороди, от отпаривателя обоев и пневматического молотка до бойлера. Большинство вещей были новенькие, купленные с огромными скидками, а то и вовсе подаренные библиотеке щедрыми розничными аутлетами, к которым обратилась Дженнифер. Кое-что пожертвовали и сами кловердейлцы – и нужное, и ненужное. Когда Дженнифер начала рассказывать соседям о своих планах и почему она красит двери пристройки, люди понесли старые абажуры, настольные игры с недостающими фишками, неполные головоломки и даже сломанный проектор и кухонный комбайн, настолько древний, что им было небезопасно пользоваться. Дженнифер не собиралась подвергать опасности здоровье будущих клиентов библиотеки, поэтому она вежливо отказывалась от иных даяний ввиду их непригодности. А среди полезных оказались новенькая швейная машина, отданная Белиндой, местной жительницей и тоже домохозяйкой (ее дети учились вместе с детьми Дженнифер). Будучи по специальности портнихой, Белинда в свое время выгодно приобрела лишнюю швейку. Местный плотник Уэсли принес дрель, которую получил на Рождество от папаши – он купил себе точно такую же и не решился признаться в этом отцу, который был невероятно горд своим выбором. Дэнни, владевший пабом на пару с Мелоди, принес набор сучкорезов, который купил на распродаже в скобяной лавке и всего разок им воспользовался. Дэнни объяснил Дженнифер, что ему незачем держать сучкорезы у себя: деревья вокруг уличных столов можно не обрезать еще минимум год, а когда потребуется, Дэнни с радостью расстанется с парой монет и одолжит сучкорезы.

– Добрый день, – сказал Адам, первым появляясь на пороге, когда Дженнифер отперла оставшиеся секции и начала их складывать гармошкой, открывая библиотеку общих вещей во всей красе. – Позвольте мне. – И, как истинный джентльмен, он сам взялся за дело.

– Спасибо, Адам. – Дженнифер выглянула наружу, где уже появились люди. Винтажная тележка мороженщика, поставленная у входа библиотеки, успела собрать толпу. Гирлянды разноцветных флажков, натянутые между столбиками по обе стороны парковки, покачивались на ветру, и к барбекю тоже было все готово. – Не раздумали еще продавать хот-доги?

Она предложила ему должность продавца в порядке помощи, чтобы Адаму проще было стать своим в Кловердейле и перезнакомиться с местными: что может быть лучше, чем подавать еду народу? Осваиваться на новом месте всегда сложно. Ее Арчи очень подружился с Адамовым Заком, и Дженнифер надеялась, что Паркеры в Кловердейле надолго.

– Место уж очень хлебное, – отшутился Адам. – Я обещал Заку и Арчи по десятке за помощь. Они могут вкладывать сосиски в роллы, раздавать салфетки, принимать заказы, пока я готовлю. А Зоэ и Ава – не бесплатно, разумеется, – согласились принимать деньги и вытирать столики.

Когда Адам позвал Зака и Арчи помочь вынести булочки, сосиски и прочие припасы, Дженнифер в сотый раз вытерла свой письменный стол, смахнув невидимые пылинки, и, глубоко вздохнув, вышла на улицу. Вот и пришло время начинать проект, над которым она столько трудилась; пора ознакомить с ним весь Кловердейл и доказать, как удобно и хорошо всем теперь будет.

Обратившись к собравшимся с импровизированной трибуны – невысокой кухонной стремянки, – Дженнифер начала с самого сначала. Она рассказала о первой библиотеке вещей в Кристал Пэлас, как это работает и какую концепцию она предлагает сейчас. Дженнифер говорила недолго – она понимала, что людям не терпится войти и все увидеть своими глазами. Аромат шипевших на гриле сосисок разносился по парковке, и дети в толпе уже начали вертеться, торопясь занять очередь и не остаться без угощенья.

– Ну что, классно. – Местный житель по имени Билл первым вошел в библиотеку общих вещей вслед за Дженнифер и первым оформил прокат. Он явился за пылесосом для листьев, который отец Дженнифер получил на день рожденья три года назад. Отец вскоре скончался, и пылесосом ни разу не пользовались. Раньше Дженнифер жаль было бы расстаться с этой вещью, но отец, не колеблясь, одолжил бы пылесос. Такой уж он был человек – всегда готовый по-соседски прийти на помощь. – А теперь что делать надо? – спросил Билл, оглядывая плакат, который Дженнифер повесила на стену над столом, с перечнем вещей и цен.

Дженнифер коротко повторила принцип работы библиотеки, указывая в процессе объяснения на стеллажи, хоть и понимала, что на первых порах придется повторять по многу раз.

– Вы выбрали пылесос для листьев; отставьте его к стенке, и я вам покажу, что мы делаем в компьютере. Можно зайти на сайт из дома и зарезервировать вещь или прийти сюда, и я все сделаю за вас.

Она спросила, на сколько дней нужен пылесос. Они оформили заказ, и Билл понес пылесос домой, заверив, что вернется за сосисками, пока они не кончились.

Элейн унесла с собой давно присмотренную хлебопечку, едва не бегом кинувшись к вожделенной вещи, потому что вокруг нее уже ходила домохозяйка Рут. Фиона из магазина на углу одолжила ракетки и воланы для бадминтона, а недавно вышедшая замуж Эрин взяла на три дня вафельницу. Адам, по окончании торговли, намеревался взять домой паровую швабру и попробовать привести в порядок ковер в комнате сына. Пятно он вывел, но чистое место составляло теперь контраст с никогда не чищенным ковром.

Дети прекрасно управлялись с сосисочной торговлей – хорошо, что Адам, по совету Дженнифер, набрал помощников. Ее младшая сестра Айла тоже обещала помочь, но, как обычно, думала только о себе: утром она прислала два сообщения с извинениями, что отъедет заменить преподавательницу йоги, слегшую с желудочным гриппом, в одиннадцати милях от Кловердейла и к Дженнифер все равно опоздает, потому что пользуется только общественным транспортом.

Ну и пожалуйста. Дженнифер решила не портить себе настроение в такой торжественный день. Не в первый и не в последний раз ее подводит родная сестра… Библиотека общих вещей успешно стартовала и без нее; пусть Айла действительно помогает кому-то еще. Просто немного обидно, что родственники для нее на последнем месте.

Запретив себе расстраиваться из-за ветреного характера сестры, Дженнифер скрывала досаду и улыбалась, когда Адам смешил своих помощниц. Арчи с Заком острили, что Ава с Зоэ слушаются его, как дрессированные.

Все шло хорошо. Проект непременно приживется в этом месте.

Спустя две недели библиотека общих вещей стала не только точкой проката, куда люди приходили одолжить всякую всячину, но и местом, где можно было поделиться своими заботами и найти поддержку. Именно к этому Дженнифер и стремилась.

– Утро доброе, Дженнифер! – Недавно овдовевший Билл всей душой принял ее проект задолго до того, как просохла желтая краска на дверях. Он был членом местного совета, и Дженнифер подозревала, что Билл своим авторитетом продавил разрешение на скорейшее открытие библиотеки.

– Что это у вас? – кивнула она на большую коробку, которую Билл поставил на стол, где Дженнифер проверяла возвращаемые лоты, прежде чем вернуть их на положенное место на полках.

– Швейная машинка Ронни.

– Решились посетить урок швейного мастерства? – Дженнифер мечтала проводить тут практикумы для местных жителей, где их обучали бы новому или совершенствовали имеющиеся умения, заново объединяя кловердейлцев. У нее уже было на примете несколько идей, и начать она намеревалась со швейного практикума.

– Не хочу показаться нелюдимым, но шитье не для меня. Вот, подумал, принесу-ка я вам хоть машинку, что ли.

– Это очень любезно с вашей стороны, но не забывайте, учиться новому никогда не поздно. Вы сами можете воспользоваться машинкой Ронни. Другие придут со своими, если у них есть.

– Ронни в гробу перевернется, если я дотронусь до ее драгоценной швейки, – усмехнулся Билл. – Сегодня я, наверное, все же пропущу, но сразу хочу записаться на курсы владения дрелью для новичков. Я уже купил себе дрель с множеством насадок, а инструкция в меня не заходит.

Дженнифер открыла в компьютере календарь, нашла нужный семинар, запланированный через два дня, и записала Билла как участника.

– Этот тренинг ведет Адам Паркер.

За практикумы участники платили чисто символически. Взносы шли на эксплуатационное обслуживание прокатных вещей – покупку чистящих средств и запчастей, если что-то ломалось, и на оборудование маленькой кухоньки в подсобке.

– Не знаю, что и думать об этой семье.

– О Паркерах? Хорошие люди.

– Да я вижу, что не плохие, но уж больно себе на уме.

– А в чем это проявляется?

– Мы же ничего о них не знаем. Этот Адам в разводе? Разошелся с женой? Вдовец? А может, он гей?

– Билл, я не считаю, что сплетни – достойное занятие.

– Тут я спорить не стану. Но я видел его пару раз в пабе – сидит в углу, в глаза не смотрит, и вид у него такой, будто вся тяжесть мира лежит у него на плечах.

– Я стараюсь побольше привлекать его к делу. Может, он и вылезет из своей раковины, когда получше узнает наших кловердейлцев.

– Может, и вылезет. Вообще он вроде ничего мужик, пусть научит, как пользоваться дрелью. Мы не дадим ему прятаться от нас вечно.

– Не дадим, – засмеялась Дженнифер.

– Славная вы женщина, Дженнифер! Вы совершили благое дело, открыв эту библиотеку общих вещей. Такое заведение многим было нужно, включая меня.

Дженнифер пожала Биллу руку:

– Я очень рада.

– Прежде я и сам по хозяйству был мастак, – уже с иной интонацией заговорил Билли, боясь расчувствоваться. – Но барахло Ронни поставило на этом крест.

Покойная жена Билли страдала болезненной тягой к накопительству, и когда она умерла, Билли чуть не надорвался, расчищая дом в одиночку. Во дворе у него три дня подряд стоял новый мусорный контейнер, и Билл выносил туда вещи охапками. Дженнифер тогда окликнула его, решив, что он затеял ремонт, и Билл признался, как тяжело достались ему последние четыре года – не с кем поговорить, кроме жены, нет детей-помощников, некому выслушать его или Ронни. Он не меньше Дженнифер обрадовался ее новому проекту и пожертвовал библиотеке несколько новых, в коробках, вещей: набор отверток, бутербродницу, формы для выпечки, которые Ронни купила и ни разу не использовала. Дженнифер видела, что, прежде угрюмый, Билли значительно повеселел, подключившись к новому проекту.

– От души приглашаю вас и на швейный практикум, если передумаете, – сказала Дженнифер. – Занятие проводит Белинда. Если сегодня не получится, можно на следующей неделе.

– Ну, разве что на следующей… – Лоб Билли пошел морщинами. – А знаете, ведь мне бы не помешали новые портьеры. Пора, пожалуй, повесить те, которые несколько лет пролежали нераспакованными.

Дженнифер оперлась о стол. Вот для чего люди и будут сюда приходить – поделиться, облегчить душу, а не только взять что-то напрокат.

– Вы многое сохранили из имущества вашей супруги?

– Вы же видели контейнеры возле дома… Но коечто я не стал выбрасывать. Занавески – новенькие, прямо в пакете – просто загляденье: велюровые, длинные, шириной как раз на окно в гостиной…

– Тогда основы шитья вам просто необходимы.

Билл подмигнул:

– Может, я и поймаю вас на слове.

Может, и поймает, подумала Дженнифер.

– А что, деткам снова в школу? – спросил Билл, надевая твидовое кепи и готовясь уходить.

– Еще два дня – и на занятия. Я скучаю по ним, когда они на уроках. Особенно по Арчи, который еще любит пообниматься с мамой. – Дженнифер знала, что скоро этой материнской отраде придет конец: Арчи уже девять, а Амелии и Кэти и вовсе по шестнадцать. Все они на пороге больших перемен.

– Эх, чужие дети быстро растут… – Билл приподнял кепи на прощанье.

– Подумайте хорошенько о швейном практикуме! – сказала Дженнифер ему вслед.

Она вновь опустилась на стул, радуясь работе: предстояло просмотреть в компьютере заказы и оценить обстановку. В чем-то библиотека общих вещей была ей нужнее, чем остальным. «Неплохо иметь хобби», – ответил ее муж Дэвид, когда Дженнифер рассказала о своем проекте. Только что по спине одобрительно не похлопал. Менеджер по продажам фармацевтической продукции, Дэвид пропадал на работе, но всякий раз, как в душе Дженнифер поднимался протест, она напоминала себе, какой он хороший муж – добытчик, надежный как скала, не бросил ее, когда она угодила в переплет. Многие пары живут гораздо хуже. Но, получается, они дожили до того, что перестали воспринимать друг друга как личности?

Когда Дженнифер познакомилась с Дэвидом, ее карьера в элитном салоне-парикмахерской в Эксетере шла в гору: она даже осмеливалась мечтать о собственном салоне. А Дэвид был просто серфером, которого она увидела на пляже в Корнуолле. Он тогда еще заканчивал учебу, но быстро нашел первую работу в фармацевтической отрасли. Дэвид не скрывал, что намерен подняться по карьерной лестнице как можно выше. Какое-то время они наперегонки карабкались вверх: честолюбивая жилка у обоих послужила своего рода магнитом. Однако после свадьбы, когда появились близнецы, пришлось выбирать – предстояло чем-то пожертвовать. Приостановив свою карьеру, Дженнифер поступилась частицей себя, которую так никогда и не вернула. Нет, она попыталась, но потерпела сокрушительную неудачу, одним махом едва не разрушив сразу несколько жизней.

Дженнифер целый час проверяла, готовы ли заказанные на сегодня вещи, рассеянно прокручивая в голове то, что Билл сказал о семье Паркеров. Они о себе не рассказывали, а Адам действительно будто язык проглатывал, стоило отпустить замечание или задать вопрос о его жизни до приезда в Кловердейл. Но со временем он обязательно оттает. Он уже проявил себя как хороший товарищ, умеющий при необходимости побыть «жилеткой». Собирая стеллажи, он сочувственно слушал жалобы Дженнифер на заносчивость и неблагодарность дочерей-подростков, которые не ценят того хорошего, что имеют. Вместе с Адамом они прошлись насчет учительницы Арчи и Зака, чрезмерно строгой и даже грубоватой для начальной школы, хотя мальчишкам, конечно, не помешает твердая рука. По таким разговорам Дженнифер, не имея ни подруг, ни работы, буквально истомилась душой и очень радовалась, что Паркеры появились в Кловердейле, что бы их сюда ни привело.

Открыв коробку с машинкой для приготовления лапши, она сверилась со списком насадок, проверяя, все ли на месте. Машинку решила одолжить Фреда Ливингстон: ее дочь мечтала стать шеф-поваром, и паста стала ее последним увлечением.

– Не хочу зря тратиться – вдруг у нее интерес пропадет через несколько дней, – объяснила Фреда, забежав узнать, какая кухонная техника есть в наличии. Приличная машинка для пасты стоила минимум тридцать фунтов, а тут Фреда получит ее меньше чем за пятерку; попробует и определится, нужна ли им такая. Еще она заказала набор ярких тарелок для пасты, чтобы дочери казалось, будто она устраивает званый ужин, потчуя своей стряпней всех домашних.

Следом явился двадцатиоднолетний Мейсон с коробкой, полной винных бокалов.

– Как прошла вечеринка?

– Суперски.

– Рада слышать.

– Мне подождать, пока вы их проверите? Я ни одного не разбил, все вымыл и перетер.

Из молодежи Кловердейла мало кто что-нибудь одалживал, но Дженнифер хотелось верить, что начало положено.

– Я уверена, что все в порядке. Можешь идти.

Мейсон поблагодарил и пошел к выходу. Когда Дженнифер перебирала бокалы, удовлетворенная, что их можно выставлять на полку для следующего клиента, пискнул мобильный – Айла прислала сообщение, что уже едет за точечным светильником, который зарезервировала.

Сестры разительно отличались друг от друга не только характером. Дженнифер унаследовала от матери роскошные черные как смоль кудри, в которых не появилось ни единого седого волоса, хотя в будущем году ей сравняется сорок лет; а Айле досталась ярко-рыжая отцова шевелюра, которая с возрастом наверняка поблекнет. Дженнифер пожертвовала карьерой и планами ради мужа и детей, а Айла, молодая, свободная, не обремененная семьей, объездила весь мир со своими танцами. Фразу «Я мир, как устрицу, мечом открою» классик, наверное, написал после знакомства с такой, как Айла. А ведь когда родители стали немощными, ухаживала за ними Дженнифер: Айлу было не дозваться.

А теперь сестрица вдруг возвратилась. Весной они похоронили мать, и Айла-путешественница показала, наконец, в Кловердейл свое ясно личико. Семейное гнездо, где прошло детство сестер и всю жизнь прожили их родители, было завещано поровну Дженнифер и Айле; вскоре с ним предстояло что-то решать. Для начала договорились, что Айла поживет в коттедже и приведет его в мало-мальски приличное состояние, а уже потом подключат риелторов. После оценки подновленного дома можно будет заводить серьезный разговор.

Айла явилась в библиотеку общих вещей вскоре после своего сообщения, забрала светильник и заплатила за прокат.

– Для чего он тебе? – не выдержала Дженнифер. Боже упаси выговаривать Айле за ветреность и ненадежность: сестрица может снова упорхнуть в голубые дали, а если родители чего и хотели, так это чтобы их дочери жили дружно. После всего, что, по милости Дженнифер, натерпелись родственники, она считала себя обязанной уважить последнюю волю отца и матери, поэтому спрятала характер и держалась любезно. – Неужели ты снова занялась танцами?

С детства Айла видела себя только танцовщицей. Она сооружала себе сцену и с упоением выступала для соседей, расставив вдоль края настольные лампы вместо прожекторов.

Дженнифер не ожидала, что ее вопрос о внезапно прекратившихся танцах заденет Айлу за живое, но, судя по тому, как сразу напряглась сестра, так и вышло. Кажется, Дженнифер вообще лучше молчать, чем пытаться завязать разговор.

– Нет, я хочу разобрать чердак. Пробовала подсвечивать себе с помощью мобильного приложения «фонарик», но от телефона света недостаточно, – объяснила Айла с такими нотками в голосе, будто Дженнифер задала невероятно глупый вопрос. – А этот светильник позволит все разглядеть с предельной четкостью.

– Занятий ты сегодня не ведешь?

Дженнифер старалась избегать любых вопросов, способных вывести из себя вспыльчивую Айлу. Сцен ей не хотелось.

– Сегодня нет.

– А как вообще этот бизнес?

Айла с лету заводила полезные знакомства – деловой хватки у нее оказалось куда больше, чем Дженнифер могла предположить, и преподавание йоги вместе с частными уроками приносило реальные деньги. Айла даже заговорила об открытии собственной студии в Кловердейле или поблизости, насмерть удивив Дженнифер, которая помнила, что сестрица и пяти минут не в состоянии просидеть на одном месте.

– Если это подковырка насчет того, что я не помогла тебе с открытием…

– Нет-нет! – Положительно, этот разговор добром не кончится. – Стоп, но мама же очистила чердак много лет назад?

– А ты помнишь, как мы строили домик в старом угольном погребе в саду?

Дженнифер на мгновенье охватила печаль от того, что родителей уже нет в живых.

– Разве можно такое забыть! Ужасная гадость. Как это я согласилась в этом участвовать… О чем ты только думала, когда натащила туда улиток и всяких букашек!

– Так вот, мама, может, и считала, что чердак пустой, но, учитывая слой пыли за шкафом, под кроватью и в кладовке, головой не поручусь. Надеюсь, улиток там не будет, – подмигнула Айла, на мгновенье снова став беспечной рыжеволосой озорницей. – Я решила начать уборку сверху. Если что, сор будет сыпаться вниз, не придется мыть лишний раз… А новый интерьер оставлю на десерт.

– Вряд ли тебе хватит шнура от светильника, возьми еще удлинитель. Если не понадобится, вернешь бесплатно, а так – два фунта в день.

– Дженнифер, я в состоянии разориться на два фунта. – Айла выложила на стойку пятерку и сунула удлинитель в коробку к светильнику. – Всего хорошего.

И вышла пружинистой походкой и с улыбкой на лице.

Айла, самая младшая в семье, своенравная, неукротимая, ветреная – и вдруг вернулась в Кловердейл! Вопрос в том, надолго ли на этот раз… и что заставило ее вновь здесь появиться?

3. Адам

Захлопнув входную дверь, Адам бегом побежал к машине. Невероятно: отдыхали от школы шесть недель, но в первый день занятий все-таки опаздывали! Зоэ и Зак щеголяли в новенькой форме; имелись и учебные принадлежности, и спортивная форма на случай, если в первый день случится физкультура, и ботинки блестели так, как они блестят у школьников только в начале первой четверти (этот блеск быстро сойдет на нет, если Адам не возьмется за щетку), но он не учел время на сборы, завтрак, который пришлось глотать не жуя, очень громкую и язвительную ссору между Зоэ и Заком по поводу того, сколько можно занимать единственную ванную, и в довершение всего Адам долго не мог найти ключи. Опыт переездов у него имелся – в свое время они переехали дважды за короткий промежуток времени, но привезенные в коттедж «Лилипут» вещи в основном стояли неразобранными, и Адам машинально положил связку ключей на неоткрытую коробку, когда вчера они с Заком вернулись после предварительного знакомства с учительницей. Он уже готов был отправить детей в школу своим ходом и трусить рядом, когда задел коробку ногой и ключи звякнули внутри, сообщив, что провалились между клапанами.

– Мне казалось, меня уже можно не возить в школу и обратно, – начала Зоэ, едва они уселись в машину. Заняв пассажирское сиденье, дочь отвернулась к окну с мрачным, как сегодняшнее утро, лицом. Не самое лучшее начало.

– Эй, а кто стонал в конце той четверти, что приходится ходить в школу под дождем? Сегодня у тебя первый день в новой школе, я работаю из дома и решил оказать своим детям услугу. Спасибо, что оценила!

Иногда Адам и сам удивлялся, что реагирует как строптивый подросток, но трудно быть образцовым папашей, когда ты отец-одиночка.

Зоэ смущенно кашлянула – стало быть, раунд остался за Адамом. Он уже усвоил, что подростки думают только о себе, совершенно не принимая в расчет окружающих, и не всегда задумываются о последствиях. Неужели и он когда-то был таким невыносимым? Видимо, да.

По приезде в Кловердейл Адам сначала беспокоился, что типичная английская провинция с ее картинно-красивыми домиками и кривыми улочками им не подойдет: вдруг дети сочтут ее слишком маленькой? Улица, на которой стоял коттедж «Лилипут», лентой вилась через поселение, а на окраине расходилась в разных направлениях, соединяя Кловердейл с соседними городками. Но за лето перед коттеджем расцвели маргаритки и лаванда, улочки превратились в пышный благоухающий букет, и Адам по-настоящему полюбил Кловердейл и в душе робко надеялся остаться тут навсегда.

За пабом он свернул налево: вход в паб был с тонким расчетом оформлен подвесными корзинами с цветами самых аляповатых, цеплявших глаз оттенков. Адам осторожно ехал по узкой улочке, высматривая встречные машины, заслоняемые густыми, роскошными живыми изгородями, огораживавшими и переезд через небольшой ручей. Вдоль дороги кружевными зарослями тянулся лесной купырь, сгибаясь под бременем обильных после необычно теплого лета белых цветов. Скоро дни станут короче ночей, цветы и листья пожухнут, и Кловердейл накинет свое зимнее пальто из замороженных в камень тропинок и живописных заиндевевших пейзажей.

По дороге Адам боролся с желанием спросить дочь, взяла ли она свою инсулиновую шприц-ручку и запасные картриджи. Он знал, какую реакцию вызовет этот вопрос: вытаращенные глаза и яростную отповедь, что она не ребенок. У Зоэ два года назад нашли инсулинозависимый диабет первого типа, и жизнь снова резко переменилась. Но сегодня, как понимал Адам, ему предстояло волноваться издалека.

– Я бы тут вышла, подышала воздухом, – сообщила дочь, когда за окном стали попадаться стайки школьников, идущих в одном направлении.

– Я не буду останавливаться.

– Но я же подросток, воздух и физическая нагрузка полезны для моей психики!

Пререкания и последнее слово в споре не значились у Адама в списке любимых сторон родительской доли. У Зака переходный возраст еще не завтра, и Адам надеялся, что после Зоэ успеет получить передышку, прежде чем и сын начнет играть у него на нервах.

– Ага, ты тогда не будешь такая унылая, – съязвил Зак с заднего сиденья.

– Закрой рот, козел! – вскипела Зоэ.

– Зоэ, не говори брату такие слова. – «И вообще никому не говори», – прибавил Адам про себя, чувствуя, как лоб прорезала глубокая морщина. Он включил поворотник и свернул на Т-образном перекрестке. Или эта морщина уже не изглаживалась до конца? В сорок лет Адам впервые спохватился, что время не стоит на месте: каштановые волосы поредели, и виски, как он заметил в кресле у парикмахера, начали седеть. Чего доброго, так и вся жизнь мимо пройдет.

– Прости, пап. – Зоэ искоса взглянула на него и через силу улыбнулась. – А ты скоро поговоришь с Авиной мамой насчет переделки моей комнаты?

А-а, ей чего-то надо! Вот откуда эта неожиданная покладистость.

– Вечером я буду в библиотеке общих вещей. Если Виола зайдет, я с ней поговорю.

Он еще не вполне разобрался с этой Виолой; из двух мамаш, с которыми он познакомился через своих детей, она казалась более нервозной и взвинченной, но общалась охотно и держала свою Аву на коротком поводке, что отнюдь не казалось Адаму чем-то плохим.

– Ава говорила, у Виолы целое портфолио в «Инстаграме»! – оживленно тараторила Зоэ: разговор свернул на интересную ей тему. Виола работала в агентстве по подбору персонала, однако питала слабость – и обладала талантом – к дизайну интерьеров. – Я-то портфолио не видела, потому что у меня же нет аккаунта в «Инстаграме»… У меня папа никак не решит, достаточно ли я взрослая для соцсетей.

– Сарказм – не лучшее твое качество, Зоэ.

– Попытка не пытка, – буркнула дочь. – К твоему сведению, мне уже четырнадцать!

Не обращая внимания на подколку, Адам ответил:

– Я поговорю с Виолой и погляжу, что можно сделать.

Четырнадцать лет принесли с собой апломб и ершистость, заставлявшие с сожалением вспоминать о покладистой малышке, чьи шутки вызывали у Адама неподдельный восторг, и о девчушке, которая прибегала посидеть с папой на диване за книжкой. Сейчас Зоэ продиралась через подростковый период к брезжившему на горизонте расцвету юной женственности. Ей враз опротивели танцы, театральный кружок и плавание. Теперь ей подавай только общество подруг, а родной папа в одночасье превратился в антагониста, а заодно и в таксиста.

– Скоро моя очередь на твоем месте сидеть! – дразнил ее Зак, когда они влезли в извилистую очередь машин, направлявшихся к начальной школе. Небось еще и коленом надавил на спинку сиденья, чтобы окончательно взбесить сестру.

– Ты все взяла? – спросил Адам у Зоэ.

– Если ты про инсулиновую ручку, то да, папа, взяла!

Адам хотел возразить, но раз его хитрость разгадали, отнекиваться не было смысла.

Не успел он толком остановиться, как Зоэ сбросила ремень безопасности, буркнула «пока» и выскочила из машины. Адам помахал Аве, которая, видимо, поджидала Зоэ, чтобы вместе пойти мимо «началки» к старшей школе. В отличие от дочери Зак на прощанье обнял отца, за что Адам остался искренне признателен. Ох как скоро мальчишка тоже будет пулей срываться с сиденья, едва они остановятся у школы…

Адам уехал с грустью в душе, что у Зоэ и Зака снова начались занятия. Позади было прекрасное лето, наполненное прогулками и играми: Англия, будто исполняя договор со своей стороны, не только подарила им вдоволь солнца, но и удержалась от затяжных дождей. Они жили в кемпинге в Чилтерне, в красивейшей заповедной зоне, тянувшейся на много миль, и заново познавали простые радости жизни: играли в карты при свете фонаря, готовили на походной плитке, играли во фрисби, катались со склонов холмов и наперегонки взбегали обратно – почти забытые развлечения в век современных технологий.

А еще это была возможность побыть с Зоэ, которая так отдалилась от отца, что он никак не мог ее нагнать. После постановки диагноза она прошла весь стандартный спектр эмоций: гнев, обида, поиски виноватого. Это было абсолютно нормально, по словам врача, у которого они консультировались. Про себя Адам только радовался, что Зоэ быстро перешла к принятию и научилась вовремя делать себе инъекции. Он гадал, может, отчасти в отчуждении Зоэ сыграло роль ее решение самостоятельно справляться с проблемой – она теперь постоянно стремилась все делать сама, но коль скоро у нее все получалось, Адам не возражал. Лишь бы дочка была здорова и счастлива.

Иногда он жалел, что к детям не прилагается учебник для одиноких папаш. Пока Зоэ и Зак не докучали ему расспросами о своей матери, Сьюзен, но Адам сознавал, что не сможет всю жизнь уходить от ответов. В Зоэ накопилось много неприятия и раздражения, особенно по поводу недоверия папы к соцсетям, но Адам запрещал это не из деспотизма и вовсе не считал дочь незрелой; на самом деле ему хотелось подольше держать детей в неведении. Правда могла растерзать им сердца; абсолютная честность могла выставить его в глазах детей дурным человеком, и Адам боялся навсегда лишиться их уважения.