Случайный билет в детство Стрелков Владислав

© Владислав Стрелков, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Глава 1

Догонять поднимающийся лифт – то ещё развлечение. Мне и Олегу Жихареву места в кабине не досталось, и, проклиная её маленькие габариты и внушительных напарников, мы несёмся вверх по лестнице. На площадку последнего этажа выскочили одновременно с открывающимися створками лифта.

– Однако! – удивились ребята, вываливаясь из кабинки.

– В следующий раз побежите вы, – выдыхает Олег, – для фигуры полезно.

Легких и Любшин смеются и поднимаются по лестнице, ведущей на крышу.

– Что там? – спрашиваю остановившихся ребят.

– Закрыто тут, – гудит Андрей.

Только я собрался доложить о проблеме, как что-то треснуло, и дверь распахнулась.

– Уже открыто, – хмыкает Любшин, откидывая сломанный замок.

Ворвавшийся в душный подъезд, свежий ветерок принёс облегчение. На крыше обалденная прохлада, а в подъезде духота и смрад. Не завидую штурмовой группе, что засела на лестничной площадке.

Быстро готовим альпинистские веревки. Наша задача – обеспечить прикрытие с тыла, а именно – контроль окна девятого этажа, выходившего на противоположную сторону жилой высотки, и, если необходимо, штурм через него. Другие группы расположилась комфортнее нас – они сидели на другой стороне дома, в лоджиях квартир этажом выше. Им штурмовать по трём путям – в лоджию, в окна, смежной комнаты и кухни. Остальные, готовясь к штурму, скучились на узкой площадке у двери квартиры.

Пристегнувшись к веревке, я подошел к краю и глянул вниз. Жихарев стоит в двух метрах. Паша Легких и Андрей Любшин пойдут вслед за нами.

– Прошу, сударь, – куртуазно кланяясь Жихареву, повожу рукой за край парапета, – уступаю вам право первому сделать шаг в бездну.

– Ну что вы, мсье, – так же шутовски кланяется тот, – только после вас.

– Кончайте паясничать, мужики, а то сейчас Белкин зарявкает.

Любшин как сглазил – в гарнитуре зашипело, и рация голосом подполковника Белкина спросила:

– Там, наверху, чего телепаетесь? «Стена-пять», «Стена-шесть», ускорьтесь.

– Вас понял «Штаб», ускоряемся, – ответил я в рацию и, посмотрев вниз, пробормотал: – Вот только ускориться можно в свободном падении.

– Придётся спускаться медленно и печально, – усмехнулся Олег, – ну что, вперёд?

Только мы шагнули к парапету, как зашипела рация:

– Внимание! «Стена-семь», «Стена-восемь», вернуться на исходную. «Стена-пять», «Стена-шесть», стену пока работаете одни.

Чёрт, чего это Белкин ребят отзывает? Запрашиваю по рации:

– «Штаб», вы уверены?

– Уверен, – резко ответил Белкин, – к вам направляется более худая замена.

Мы переглянулись. Легких и Любшин смотрят друг на друга, оценивая – прошел бы он через створ окна, или нет. По лицам видно, что если надо, то ребята влезли бы и в кроличью нору, но раз командир приказал, значит, надо идти вниз. Он снимают свои бухты, оставляя их пока на крыше.

– Ладно, хоть надо вниз, а не вверх, – ворчит Андрей, – Паш, давай на лифте?

– Не, командир сожрёт, пешком спустимся.

Они уходят, а мы вынимаем пистолеты, досылаем патроны и, поставив на предохранители, убираем их в кобуры.

– Вперёд?

– Вперед.

Стукнувшись шлемами, расходимся на два метра и скользим по «перилам» вниз. Опустившись до десятого этажа и зависаем рядом с окном.

– Уточнение обстановки и доклад, – прозвучало в наушниках.

– «Гнездо-раз», готов.

– Я «гнездо-два», готов.

– «Гнездо-три», готов…

Это докладывали снайперы, контролирующие окна и лоджию на восточной стороне дома.

– «Гнездо-девять», готов. Западное окно даёт блик.

– «Гнездо-десять» подтверждаю, видимость ноль. Солнце бликует.

Это уже снайперы с нашей стороны, сидящие в здании напротив. Хреново, раз они не видят, что творится в комнате.

– «Стена пять и шесть», что у вас? – Это уже нам.

– «Стена-пять» готов, – доложил Жихарев.

– «Стена-шесть» готов, – сказал я в микрофон и покосился в близкое окно десятого этажа, где на подоконнике сидела кошка и пялилась на меня.

– Понял вас. Ждите.

Сдвинул очки на шлем и подставил лицо ветерку. Когда ещё наше начальство решит задачу со многими неизвестными? Покосился на Жихарева, тот тоже «прохлаждался». Кошка потеряла ко мне интерес и начала умываться.

– Хоть бы удачу намыла.

– Что? – Не расслышал Жихарев.

Показал ему на окно.

– А, понял.

Наконец рация ожила:

– Внимание, «Гнездо-пять», «Гнездо-шесть» контроль, «Стена пять и шесть» поставить «глаз».

Мы с Олегом переглянулись. Предстояло незаметно установить маленькую, но весьма многофункциональную камеру на стекло окна. Такие же камеры имели другие группы, но там мешали газеты, наклеенные на стёкла изнутри.

– Серёг, я ставлю «глаз», ты прикрываешь.

– Добро, – ответил я и сказал в микрофон: – «Штаб», ставим «глаз».

Спускаемся к девятому этажу и переворачиваемся. Я замираю в полутора метрах выше окна, прицелившись из пистолета. С другой стороны, завис Жихарев, держа в руках камеру-таблетку. Он протянул руку и быстро прилепил камеру к стеклу, в самый верхний угол. Затем мы отодвигаемся от окна в стороны. Я докладываю «Штабу»:

– «Глаз» установлен.

– Понял вас.

Опять ждать. Сейчас в штабе долго будут решать – что делать? Посмотрят в камеру, определят – сколько преступников присутствует в комнате, уточнят количество заложников и решат – с какой стороны начинать штурм квартиры.

Есть три варианта.

Первый – это входная дверь, но есть один неприятный момент – дверь железная. Спецы сказали – это не проблема, но прозвучало не совсем уверенно, что заставило напрячься и почесать лоб начальству. Вариант два – лоджия и окна на восточной стороне, то есть окно кухни и двух комнат. Но там все окна закрыты, почему-то, газетами. И вариант три – западное окно, ничем не занавешенное, выше которого висим мы. Плюс, возможные комбинации.

Наверное, преступники решили, что с противоположного здания, стоящего в трёхстах метрах, их не достанут. Наивные. Хотя отчасти они правы. К этому окну доступ сложней, да и солнце на этой стороне даёт блик и снайперы пока ничего не видят. Может, удастся потянуть время, чтоб блик сошел, вот только висеть на солнцепеке в нашей черной спецуре не «комильфо». Ветерок не приносит должного облегчения. Это другим группам в теньке, на восточной стороне высотки хорошо, а нам…

Скорей бы «штаб» определился с дальнейшими действиями.

Это сотрудники из наркоотдела лопухнулись. Почему-то пошли на захват вчетвером, а наркокурьер оказался прикрыт, причем хорошо прикрыт. Результат – три оперативника ранены, один из них попал в заложники, а курьер и ещё четверо боевиков, заперлись в подвернувшейся квартире, где возможны ещё заложники. Наркоотдел почесал репу и вызвал нас, то есть городской спецназ. Вот и висим вдвоём, как марионетки, ждём «с моря погоды». Тут я вижу, что к нам спускается боец. Сразу узнаю Валеру Истомина. Он зависает в четырех метрах выше и докладывает:

– «Штаб», я «Стена-девять». На месте.

– Принято «Стена-девять», – тут же отозвалась рация, – внимание, всем приготовиться!

– Давно, блин, готовы, – проворчал я и, похоже, не только. Эхом прошла в эфире готовность от всех, произнесенная несколько раздраженно:

– Готов…

– Готов…

– Готов…

– «Стена-пять», готов, – прошипел Жихарев.

– «Стена-шесть», готов, – выдохнул я.

– «Стена-девять», готов.

Все давно готовы, только «фас» сказать, но «Штаб» опять заткнулся. И вдруг:

– Внимание! «Стена пять и шесть» цель зашла в комнату, впереди заложница. Подошел к окну. Прикрывается заложницей. Смотрит.

Жихарев и я «прилепились» к стене. Преступник нас не увидит, если только он не откроет окно и не высунется. Ну не дурак же он? Хотя нам его «дурость» здорово бы помогла и тогда из «гнезда» прилетело совсем не «яичко». Наши снайперы ушлые, но в этот момент, как назло, слепые из-за бликующего солнца. «Штаб» продолжал передавать то, что видит через «глаз»:

– Заложница прикована наручниками к батарее отопления, преступник из комнаты вышел.

– Внимание всем! – прошипела рация голосом Белкина. – Общий штурм через окна. Как поняли?

– «Стена-раз» принял.

– «Стена-два», принял…

– «Стена-пять», принял, – отозвался Жихарев.

– «Стена-шесть», принял, – доложил я.

– «Стена-девять», принял.

Всё, команду «фас» и… но «Штаб» опять чего-то ждёт.

Группам «Стена» на восточной стене хорошо, там прохлада и висеть, как нам не нужно, лоджии, практически рядом, а мы скоро тут запечёмся.

Рация прошипела докладом снайпера:

– Я «Гнездо-два», вижу движение. Вроде кто-то борется.

Вдруг в квартире что-то бумкнуло. А рация голосом «Штаба» истерически заорала:

– Штурм! Штурм! Всем группам штурм!

Истомин моментом соскальзывает до девятого этажа, отталкивается от стены и ногами бьёт стеклопакет.

Тресь! – Вниз летят осколки стекла и вместе с ними супер-пуперкамера, а я влетаю в проём следом за Валерой. ПСМ уже ищет цель. Отстёгиваюсь от шнура и перекатом в сторону. Рядом пронзительно визжат.

– Тихо, – одновременно шипим мы заложнице, – отодвинься в угол.

Девушка замолкает, кивает, сдвигается, и в этот момент в окно влетает Жихарев.

Взяли дверь на прицел. Валера замирает рядом с дверью. Там идёт пальба и кто-то матерится. Чего они там телепаются? Докладываю «Штабу»:

– Западная комната чисто!

– Принято! – отзывается «Штаб».

За дверью орут:

– Глаза!

Бум! И вместе со вспышкой дверь распахивается, и влетает габаритная фигура. Мгновение сопровождаем пистолетами полёт туши, затем я мягко принимаю её в жесткие объятия. Но этот «жирдяй» вдруг очухивается, дёргается и, взревев, начинает подниматься. С трудом удерживаю его. Мне на помощь приходит Жихарев, и вместе быстро скручиваем задержанного.

– Здоров, зараза! – кряхтит Олег, прижимая толстяка к полу болевым. – Наручники только-только влезли.

– Чисто! – кричит Истомин.

– Чисто! – кричат в глубине квартиры.

Туша под нами матерится и рычит, наносим по удару, тот затихает. В двери появляются два спецназовца. Это Любшин и Легких.

– Чисто! – орут они.

Бах!

Как во сне вижу, брызги крови и заваливающегося на бок Олега.

Ба-бах! Три выстрела сливаются в один. Дёргает бок. «Заложница» отлетает в угол, теряя пистолет.

– У нас трёхсотый! – орёт кто-то.

Жихарева выносят, а я присаживаюсь у стены. Тут и так полно народу, чтоб со всем разобраться.

Как же так? Откуда у неё пистолет и почему она в нас стреляла? Вот так косяк!

Держа на прицеле замершую в углу девушку, приближаются Любшин и Легких.

– Готова.

Над телом склонился Андрей, потом показал на сгиб её руки:

– Наркоманка. Она, похоже, из той же компании.

Паша подбирает пистолет и с удивлением говорит:

– Ого! Смотри, с чем нарики разгуливают. Это же «Глок»!

Туша «жирдяя» заворочалась, повернула голову к окну и дёрнулась в сторону тела:

– Светка!

– Лежать!

– Суки… падлы… порву… – Он рычит с подвывом. Поворачивается. Вижу бешеные глаза. Он смотрит на меня и вдруг яростно хрипит:

– Вяз… Вяз, ты труп. Ты труп, понял? Ты труп! Я найду тебя. Закопа-а-а-а-а…

Загнув болевым, преступника выводят.

Он меня знает? Откуда он меня знает? Лицо знакомо, вот только вспомнить не могу. Такого «жирдяя» я бы всяко не забыл. А «Вязом» меня называли только в школе…

Точно! Вспомнил! Этого толстяка зовут Макс Громин, кличка «Громила», но, помнится, в школе его все называли «Громозека». Вот так встреча! Он постоянно с Вершининым и Тощевым тусовался. Эта троица была поперёк горла всей школе. Там Громин и его «компания» не учились, а просто посещали. Учителя, чтоб не портить показатели, ставили по всем предметам тройки и терпели громинские «выкрутасы» из-за его отца, который был какой-то шишкой в горуправлении.

Игорь Вершинин, по кличке «Вершина», тощая каланча, баскетбольного роста, которого втихомолку все называли «Пик коммунизма» и Вячеслав Тощев, с тучной фигурой, полной противоположностью фамилии и прозвищем «Толща». Вместе с Громозекой они промышляли тем, что отбирали деньги у младших школяров. Часто доставалось и мне, но я с этим не мирился и рыпался в ответ. Потом приходилось молчать и не отвечать на вопросы мамы, скрывая синяки. Не хотелось вмешивать взрослых и прослыть «стукачом».

Объединяло их одно – хулиганство, унижение слабых и постоянное издевательство над младшими. Если у кого были деньги, то они перекочевывали к ним в карманы. Школу они так и не закончили, пропав куда-то после девятого класса. Я тогда только седьмой класс закончил.

– Серёга, ты как? – это рядом присел Истомин. – Тебя вроде задело.

Провожу рукой под мышкой. Пуля прошла по касательной, не задев даже бронежилет, только пропорола спецуру.

– Нет, я в порядке. Как там Олег?

– Не знаю, – хмуро пожимает плечами Валера, – его уже в больницу увезли.

Вместе смотрим на труп в углу.

– Наручниками приковали. И кто знал, что эта дура с ними заодно? Ну и косяк, мля!

– М-да, косяк… – вздохнул Истомин, – а у того типа какой-то супер-пуперброник надет. По нему в упор лупят, а ему хоть бы хны. «Зарей» ошеломили, так он к нам улетел.

В комнату врывается подполковник Белкин. Перескакивая через разбросанные вещи, он подходит к телу девушки.

– Мать-перемать! – произносит он свою любимую поговорку. – И какого хэ её тут наручниками к батарее пристегнули?

Затем, присев, внимательно осматривает осколки под окном и говорит в рацию:

– Шамаров, пошукай-ка внизу, с западной стороны, «глаз» упавший поищи.

Оборачивается к нам.

– Тот верзила на весь подъезд орал, что закопает какого-то там «Вяза».

– Того верзилу, – поясняю я, – зовут Громин Максим Викторович. Мы в одной школе учились.

– Ясно, – Белкин поднялся, – в рапорте все изложишь. Супермены, мать-перемать!

– Пойдём, Серёга, – подал мне руку Истомин, – вечером в «Погребке» посидим, снимем стресс. Хороший же у тебя выдался последний день перед отпуском.

– Да уж.

У ПАЗика собрались все бойцы, но в салон не входили. Сняв шлемы и расстегнувшись, тихо переговаривались между собой:

– Что про Олега слышно?

– Как там он?

– Жив?

Рядом туда-сюда ходил Белкин, разговаривая с кем-то по мобиле.

– И что? – подполковник резко остановился, а мы затихли. Он мрачно выслушал кого-то, затем спросил тихо:

– Какая нужна? Понятно.

Выругался, при этом обозвав «нерадивых» медиков, заменив первую букву.

– Ну почему всегда так погано в неподходящий момент? – выругался командир. – Вечно чего-то не хватает!

Белкин обвёл нас взглядом.

– Значит так, мужики. Жихарев в тяжелом состоянии. Дико звучит, но срочно нужна кровь четвёртой группы.

Поднимаю руку.

– У меня четвёртая.

– У меня, – махнул Легких.

– И у меня, – сказал Любшин. – Сдадим сколько надо.

По странному совпадению, в нашей четвёрке у всех оказалась одинаковая группа крови.

Заверещал телефон Белкина. Он так озлобленно нажал на кнопку, что чуть не сломал мобилу пополам.

– Да! Что?

Затем внимательно выслушал, а мы так же внимательно смотрели. Может, что новое про Олега?

– Понял, едем. – Нажав отбой, подполковник сплюнул. – Так, мужики, в аэропорту захват. Легких и Любшин в больницу, сдавать кровь, Вязов…

Он взглянул мне в глаза.

– Серёга, всё будет путём. Ты нужен здесь.

Легких и Любшину наказали звонить и сообщать о состоянии Олега, а сами загрузились в автобус, где Белкин сразу стал давать предварительную вводную:

– Итак, мы имеем захват самолёта. Тип борта – сто пятьдесят четвёртая «тушка». Террористы требуют деньги, водку и «бла-бла-бла», как всегда, а также свободный коридор до Ирана, мать-перемать! Придурки. Грозят взорвать борт, хотя вряд ли у них есть ве-ве. Началось всё в момент прихода пилотов, но там террористам обломилось – летуны успели запрыгнуть в кабину и закрыть дверь. Пилоты передали о двух террористах, но не факт что их только двое, так же возможны «тихушники» среди пассажиров. Борт откатили с глаз долой на дальнюю стоянку. Это пока всё, остальное на месте.

Кто-то спросил из глубины салона:

– Но почему именно мы?

– Да потому, что мы единственная группа в городе на данный момент, прошедшая курс по освобождению самолетов. Ещё вопросы?

Вопросов больше не задавали. Ехали молча, чего давно не было. Каждый думал о своём. Я, из-за этой неожиданной встречи, вспоминал своё «боевое» детство. Как раз после седьмого класса я и начал активно заниматься спортом и, можно так сказать, что «Громозека» со товарищи и дали такой толчок. Собирался стать военным, как отец, и стал им.

А вчера опять звонил мой друг, Савин Олег. С ним я с первого по десятый класс сидел за одной партой. Он, не знаю в который раз, интересовался – когда я снизойду до того, что наконец выполню обещание и появлюсь на встрече выпускников, и так пропустил уже кучу «сборищ». А я что могу сделать? В отпуск не отпускают. Второй год без него, родимого. Мало того, мы уже полгода находимся на казарменном положении.

Но вчера мой рапорт наконец подписали, с завтрашнего дня я в отпуске. Только последний день больно уж динамичный выдался.

Самолёт стоял на самой дальней стоянке. На самом краю летного поля маячили многочисленные пожарные машины. Белкин выпрыгнул из автобуса и сразу заорал, показывая на пожарные расчёты:

– Убрать с глаз долой. Пусть будут поблизости, но не на виду.

Обернулся к высаживающимся бойцам.

– Всем приготовиться, Вязов со мной.

– Николаич, я-то зачем тебе в штабе?

– Будешь за моего зама, раз остался без группы.

Прошли к одноэтажному кирпичному зданию, ощетинившемуся множеством антенн. В комнате, уставленной аппаратурой, у большого стола сгруппировались люди, очевидно, входящие в «Штаб».

Командир сразу представился:

– Подполковник Белкин. Новости есть?

– Требуют немедленного вылета, – доложил седой майор, – иначе взорвут самолет. Тянем время, как можем.

– Сколько пассажиров на борту?

– Сто семьдесят два. Есть дети, их пятнадцать. Уже получены все данные о пассажирах. Мы поговорили с пилотами и по описанию нападавших определили двоих. Вот их данные.

Мы склонились над снимками, сделанными с камер видеонаблюдения. На фото стояли типичные европейцы. Данные регистрации подтверждали – русские они.

– Внимание! – крикнул наблюдатель. – Открылась дверь.

Мы приникли к окнам. Из передней двери самолета выкинули какой-то предмет. Он покатился по бетонке, и вдруг…

Бабах!

– Мать-перемать! Как могли пронести в самолёт взрывчатку?

Белкин повернулся к техникам.

– Связь с бортом есть?

– Да, пилоты на связи.

Подполковник взял трубку.

– Говорит подполковник Белкин, с кем я говорю?

– Командир корабля пилот пе-ка Астанычев.

Майор пододвинул листок с именами экипажа. Белкин пробежался глазами по списку.

– Как обстановка, Александр Сергеевич?

– Требуют немедленного вылета, а то взорвут самолёт. Орут, что такой взрывчатки у них в бутылках много. Ещё требуют открыть кабину, иначе начнут резать заложников.

– Понятно. Связь с салоном есть?