Разбудить бога Янковский Дмитрий
– Ничего.
Катька спустилась по деревянной лестнице и спросила меня:
– Устал?
– Не то слово. Я тебе позже все расскажу.
Она кивнула и потянула сына за руку. Он не упирался, но ноги переставлял неохотно. Я вздохнул, снял пальто и повесил на вешалку у входа.
– Пусть меня Саня уложит, – донесся до меня голос Макса с лестницы.
– Он очень устал, – попробовала возразить Катька.
– Да мне не трудно. – Я улыбнулся и направился к ним. – Наоборот, отвлекусь немного.
Катька благодарно глянула мне в глаза. Не знаю уж почему, обычное ведь дело. Но иногда со всеми такое бывает – начинают вдруг ни с того ни с сего относиться к близким людям особенно. Теплее, чем каждый день.
Она поднялась в спальню, а я отвел пацана в детскую. Он уже не сопротивлялся, не хмурился, но с него станется придумать для меня перед сном экзекуцию.
– Сань, расскажи мне сказку про солдата! – попросил Макс, когда я его уложил в кровать.
Вот оно в чем дело! Понятно.
– Давай лучше про спящую красавицу, – нахмурился я. – Она короче.
– Про красавицу для девчонок. Ну Сань, я же спать не буду и всех изведу.
– Мама тебя изведет тогда по одному месту, – усмехнулся я.
– Не, – Макс хитро сощурился и привстал на локте. – Зачем вам конфликты?
– Так ты террорист, что ли? Солдат террористу не товарищ.
– Не-а, – помотал головой Макс. – Просто на взрослых иногда очень трудно воздействовать.
Слово «воздействовать» он произнес не по слогам, но очень старательно, чтобы не запутаться в буквах. Я вспомнил, как Катька огорошила меня известием, что у нее, оказывается, есть сын. Причем совсем большой – девятый год пошел. Понятно, конечно, что при первом знакомстве такими откровениями не делятся, но все же я был немного подавлен. Наверное, в каждом мужчине глубоко сидит дремучий инстинкт, что кормить надо своих детей, а не чужих. Потом я с этим справился, но это была заслуга скорее не моя, а Макса.
После истории с Кириллом Катька убедила-таки меня начать книгу о моих странных снах. Ну чтобы во всем разобраться, как она сама говорила. Труд оказался титаническим. Одно дело любительские записи в тетрадке, которые я делал после пробуждения, и совсем другое – книга. Это ведь ответственность не только за себя, но и за других, за тех, кто будет читать. Хотя вру, это я придумывал себе такие отговорки, чтобы увильнуть от Катькиной епитимьи. На самом деле я боялся поднимать пласты собственных страхов, перелопачивать их снова и снова. К тому же месяца через три после того, как те сны прекратились, я уже не очень верил в реальность произошедшего. Но книгу я начал. Времени на нее, правда, оставалось не очень много, и в конце концов история спрессовалась в не очень длинную сказку для Макса. Катька ее слышала, но не запрещала рассказывать. Сказка ведь и есть сказка!
Нет, ну на самом деле! Нормально ли верить в то, что события сна могут повлиять на реальную жизнь? Кастанедовщина какая-то, честное слово. Хотя факты – упрямая вещь. Но все же каждому странному факту при желании можно найти рациональное объяснение. Вот и смерти Кирилла все нашли рациональное объяснение, впрочем, это и не составляло никакого труда. Когда владелец крупной рекламной компании погибает от выстрела в голову, в этом никто не видит ничего иррационального. Не подкопаешься, что называется – заказное убийство на почве профессиональной деятельности. Никто ведь, кроме Катьки, не знал, что сутками раньше я сам пристрелил его из снайперки. Правда, во сне. Дико? Мне тоже так кажется. До сих пор.
Но иначе не объяснить мое назначение. Почему Кирилл посадил меня на свое место именно в то утро? Я не соврал оперу, мой покойный начальник действительно ни словом не обмолвился о причинах. Но к чему бы такая спешка, если бы он не знал, что умрет в этот день? А знать он мог, только если все произошедшее с нами было правдой. И еще он подарил мне плюшевую ворону. Это уж точно был знак – красноречивее всяких слов.
– Сань, – Макс плаксиво надул губы. – Ну так ты расскажешь мне сказку?
– Про солдата?
– Ага.
– Но ты ведь ее уже десять раз слышал!
– А самый-самый последний раз?
– Ладно, – усмехнулся я. – Слушай.
Макс с довольным видом улегся на спину и подтянул одеяло до подбородка. Я убавил свет ночника, отчего по углам ожили густые мохнатые тени.
– Жил был солдат, – начал я. – На войне его ранило осколком мины, и пришлось ему начинать гражданскую жизнь. Да только так он привык жить на войне, что она никак его не отпускала – снилась каждую ночь. Сначала обычная война снилась, на которой он провел немало дней. Друзья снились, походы и битвы. Враги тоже снились, но во сне он их всегда побеждал…
– А про принцессу?
– Ну подожди, Макс. Будет и про принцессу, только чуть позже. Раз выпросил, давай по порядку. В общем, вышел солдат из госпиталя, вернулся домой, а что делать, не знает. Мыкался-мыкался, деньги совсем кончились, а на работу его никуда не берут. Да и не умел солдат ничего делать, разве что стрелял хорошо. А сны снятся и снятся. Причем солдат и не заметил, как из обычных они превратились в странные и волшебные. Стало сниться ему, что воюет он в чужой, непонятной стране…
– В прошлый раз ты говорил, что на чужой планете, – уточнил Макс.
– Ну да. Так и было. Снилось солдату, что воюет он на чужой планете, в страшном лесу, где все время идет дождь. И враги его – инопланетяне. Летают на черных рейдерах и стреляют плазмой.
Я знал, что Максу нравится слово «рейдер». Глаза у него непременно загорались на этом месте.
– У солдата во сне были верные друзья, те же самые, с какими он воевал когда-то на настоящей войне. Поначалу солдат думал, что это просто сны, но чем больше проходило времени, тем больше ему открывалась страшная тайна.
Макс затих. Он знал историю наизусть, но всегда съеживался, когда я доходил до этого момента.
– А тайна состояла в том… – Я нарочно сделал паузу, а потом добавил страшным голосом: – Что если умереть в таком сне, то умрешь и на самом деле!
– Сань, а солдат испугался, когда узнал эту тайну? – шепотом спросил Макс.
Раньше он этого вопроса никогда не задавал. Взрослеет пацан потихоньку.
– Честно? – сощурившись, спросил я.
– Ага.
– Очень испугался. Он на настоящей войне так никогда не боялся.
– Почему?
– Потому что погибнуть в бою – очень просто. И очень страшно. Так страшно, что бояться уже сил не остается. А во сне совсем другое. Поутру ведь наступает обычная мирная жизнь, с ее повседневными радостями. А во сне идут бои, каждый из которых может оказаться последним.
Макс молчал. Я знал, о чем он думает. Я в его возрасте тоже бывало задумывался, каково это – лежать в темной сырой яме и ничего не чувствовать. Мне было пятнадцать, когда умерла моя бабушка. Я зашел утром к ней в комнату и увидел, что она уже совсем холодная. Я не ее тогда испугался, а того, что рано или поздно меня тоже кто-то вот так найдет. Это была мгновенная вспышка ужаса, но она оставила глубокий след во мне – нестираемый с годами.
– Но он ведь не умер? – подал голос Макс.
Он прекрасно знал ответ, но ему хотелось немедленного подтверждения хоть чьего-то, пусть и временного, бессмертия. Хотелось знать, что по крайней мере в этой сказке с героем ничего не случится.
– Нет, не умер. Он совершил с друзьями во сне еще много подвигов. А в один замечательный день…
– Солдат встретил принцессу! – закончил Макс.
Странно, он вечно посмеивался над девчачьими сказками, но в моей это было его любимое место. Отчасти потому, конечно, что принцессу-Катьку он знал прекрасно и обожал ее не меньше меня. Но это была не единственная причина, я это чувствовал.
– Точно. Он встретил принцессу. И жить им вдвоем стало намного лучше. Принцесса была простецкая, в сказках такое бывает, да и солдат богатством не отличался. Но, как только они встретились, у обоих сразу появилась работа, да и вообще дела пошли в гору. Поначалу солдат принимал это как должное – вдвоем ведь всегда легче, но потом заметил, что дневные успехи напрямую зависят от того, что ему приснилось ночью. Если в ночном бою солдат побеждал, то поутру случалось что-то хорошее, а если враг заставлял его отступить, то после пробуждения случалась какая-нибудь беда. В общем, ценой победы в волшебном сне оказалась удача, а ценой поражения – смерть. В этом и было главное волшебство этих снов, а не в инопланетянах, как солдату казалось вначале.
Когда-то я беспокоился, следует ли грузить девятилетнего мальчишку такими словами, как «смерть», но он воспринимал их немного иначе, чем мы. Для него они были в огромной мере абстракциями – далекими, не совсем понятными, но очень взрослыми. И Максу было приятно ощутить себя причастным к этим взрослым тайнам. Что-то вроде того странного чувства, какое я испытал, когда пацаном в деревне подглядел, как родная тетка голой мылась в бане. Не было и намека на какое-то сексуальное ощущение, у меня вид женского тела с ним никак в то время не связывался. Было другое – понимание того, что я одним глазком, через щелочку между бревнами, бросил взгляд в будущее, в ту взрослую жизнь, которая ждала меня впереди. Подобный взгляд никого не может оставить равнодушным. Ни я в детстве, ни Макс сейчас не были исключением. Разница была лишь в том, что я подглядел тайком, а Максу дверь во взрослую жизнь открыл другой взрослый. Такое бывает редко, а ценится высоко. Так что между нами с самого начала установилась самая настоящая равноправная дружба.
Я-то, дурак, боялся, что чужой ребенок для меня навсегда чужим и останется, но быстро понял, что чужим он не может быть по своей сути. Дитя всегда принадлежит матери, кто бы ни был его отцом. И важно только одно – ощущаешь ты с ней родство или нет. Женская кровь здесь играет куда большую роль, чем мужская. Наверное, среди евреев так много выдающихся личностей именно по этой причине – они ставили родство с женщиной выше рангом.
– А потом солдат вспомнил, – продолжил я, – что и с принцессой он встретился после одной из побед во сне. Это было его наградой.
– А злой колдун?
– Сейчас будет, – пообещал я. – Все получилось бы хорошо у солдата с принцессой, но в одном из снов появился злой колдун. Он предложил солдату много денег в обмен на его победы во сне. И солдат не смог отказаться. Не хотелось ему больше жить в нищете. А у принцессы оказался замечательный голос, и она хотела петь для всех людей на земле. Для этого тоже нужны были деньги.
– Песни записывать, – со знанием дела сказал Макс. – И в газетах скандалы раздувать.
– Точно. В общем, солдат согласился. Он заключил договор со злым колдуном. По договору большая часть удачи от побед доставалась теперь колдуну в обмен на деньги, а маленькая часть самому солдату.
– И договор подписали кровью, – мрачно закончил Макс.
– С чего ты взял? – улыбнулся я.
– Все договора с дьяволом подписываются кровью, я в кино видел.
– Так то дьявол, а здесь обычный злой колдун. Просто очень могущественный.
– Ладно, давай дальше, – нетерпеливо заерзал Макс.
– И не надоело тебе?
– Нет.
– Ладно. Так и получилось. Солдат продолжал совершать подвиги, только теперь ему доставалась лишь часть удачи, а остальное колдуну. Зато денег прибавилось. Солдата такая жизнь устраивала, ведь он занимался привычным делом. Да только принцесса загрустила. Она была уверена, что воровство удачи может принести большую беду. Так и оказалось. В одном из снов солдат повстречался с добрым колдуном, имевшим вид Северного Оленя.
– Как в сказке про Снежную королеву? – удивился Макс.
– Точно. Даже не совсем «как». Кажется, это и есть тот самый Олень, только в отличие от сказки – настоящий.
– Круто! И он разговаривал?
– Не хуже нас с тобой. Он-то и рассказал солдату, как все обстоит на самом деле.
Макс заслушался, потому что в столь развернутом варианте я рассказывал сказку впервые. Это были новые главы моей ненаписанной книги. Поначалу я просто боялся их записывать. Только недавно осмелился. Все-таки с Северным Оленем у меня сложились неоднозначные отношения. Я до сих пор не знал, чем он является. Он мог в равной степени оказаться какой-то частью моего подсознания, дающей советы во сне, а мог быть чем-то извне. Например, чьей-то энергетической оболочкой, блуждающей в сферах сна. Или самостоятельной сущностью. Но тогда возникал вопрос, чья именно это оболочка и почему Олень помогал мне, а не Кириллу. Не потому ведь, что является положительным персонажем сказки! Хотя в этой версии что-то определенно было.
– Ты раньше не говорил про доброго колдуна, – сказал Макс. – Но с Оленем сказка прикольнее.
– А это тайная часть истории, – выкрутился я. – Северный Олень поведал солдату, что если один человек у других ворует удачу, то ее постепенно становится все меньше. А без удачи рано или поздно наступит большая беда.
– Солнце взорвется?
– Что-то вроде того. Или огромный камень свалится с неба.
– Астероид, – подсказал Макс.
– Да. Солдат рассказал принцессе, что услышал от Оленя, и она ему сразу поверила. А злой колдун рассердился, разорвал договор, и не стал больше пускать солдата в царство волшебных снов. Сам солдат не знал, как туда попасть, иначе он бы нашел колдуна и убил, чтобы тот не устроил большую беду. Тогда принцесса придумала особый способ. Такой, какого никто до нее не знал. Она оказалась очень умная, эта принцесса.
– Она пела волшебную песню. – Эта часть истории Максу была известна.
– Да. И эта песня перенесла солдата в царство снов, где стоял замок злого колдуна. Колдун заперся за толстыми стенами, но солдат тоже был не прост и выманил его оттуда. А когда выманил, предложил колдуну честный поединок.
– Они вышли на снайперскую дуэль, и солдат убил колдуна из винтовки! – закончил Макс.
– Точно.
– Сань, а ты научишь меня стрелять? Тогда я тоже смогу убить злого колдуна, если придется.
– Это не главное.
– А что главное?
– Найти принцессу.
– А она у меня уже есть. Это ведь мама, ты говорил. Другая мне не нужна.
– Мне тоже, – улыбнулся я.
– Сань, но ты ведь когда-нибудь станешь старым, совсем слепым и не сможешь стрелять. Кто тогда защитит нашу принцессу? А я буду еще молодой.
– Ладно, Макс, научу. Завтра поедем в тир к дяде Адику. Если мама отпустит.
– Честно?
– Обещаю. Если быстро уснешь.
Макс моментально перевернулся на бок, прижался щекой к подушке и прикинулся спящим. Я еще убавил ночник, вышел из комнаты и хотел прикрыть за собой дверь, но Макс меня окликнул.
– Сань!
– Что? – я обернулся.
– Я слышал, как вы осенью говорили с мамой.
– О чем? – не понял я.
– Ну про ворону.
Сердце в груди рванулось и болезненно застучало в ребра.
– Спи, – произнес я с усилием.
– Нет, ты скажи, это правда? Ты ведь не сказку придумал, да? Все так и было?
– Наверное, да. Но иногда, Макс, очень трудно понять, как все есть на самом деле. Честно.
– Это вы, взрослые, все запутываете. – Макс снова улегся и подтянул одеяло до подбородка. – А так все просто. Если на самом деле ты встречал колдуна, потом убил его во сне, а он умер по-настоящему, значит, так и было. Ты мог бы все выдумать, от начала и до конца. Но тогда бы не было игрушечной вороны. А она вон.
Он показал на полку, где среди ярких книжек и дисков с фильмами сидела серая ворона с тяжелым пластмассовым клювом и хитрыми глазами. Осенью Макс заболел и почему-то начал выклянчивать эту игрушку. Наверное потому, что я держал ее у себя в кабинете, и в его понимании она была моей собственностью. Мало что из моих вещей Макс мог присвоить себе в силу возраста, а вот игрушку мог. И присвоил.
Я тогда поделился с Катькой сомнениями, мол, стоит ли отдавать ребенку вещь, полученную в подарок от врага? Бойтесь данайцев, дары приносящих… Но Катька попросту сказала: «Забей». На этом инцидент, казалось, был исчерпан. Но вот ведь как реальность иногда играет с людьми, подтягивая старые хвосты!
– Я мог игрушку в магазине купить, – пожал я плечами.
– Но ведь не покупал, – сощурился Макс. – Зачем взрослому дядьке ворона? А я знаю, зачем колдун тебе ее подарил.
– Я тоже знаю, – вздохнул я.
– Ну?
– Хотел показать, что он все равно круче меня. Хоть я его и убил во сне. Я тебе не говорил, но он тоже когда-то был снайпером.
– Колдун?
– Да. В нормальной жизни его звали Кириллом.
– Это я слышал. Но мне колдун больше нравится, так понятнее.
– Может быть. Он иногда меня поддевал, говорил, что настоящий снайпер он, а я – ворона. Вот и оставил подарок.
– Ты глупый, – помотал головой Макс.
– Почему? – растерялся я.
– Он тебе ворону оставил совсем для другого.
– Ну и для чего?
– Чтобы ты не сомневался в том, что все было взаправду. А то взрослые любят делать вид, что ничего не было. Иногда сами верят.
От его слов какая-то неуловимая мысль проскочила у меня в голове. Яркая, как падающая звезда, но такая же мимолетная. Мне не удалось не то что поймать ее, но даже разглядеть. Понятно было только одно – мысль про Кирилла. И почему-то про смерть. Утешало только то, что мысли, в отличие от падающих звезд, иногда возвращаются.
– Ну все, спи, философ, – подмигнул я Максу. – А то не будет завтра никакой стрельбы.
– Но ты скажи, взаправду все было или нет?
– Почему этот вопрос так остро встал в такое неподходящее время? – чуть раздраженно спросил я.
– Потому что мне тоже приснился очень странный сон. И я сразу вспомнил, о чем вы говорили с мамой. Про ворону, про сны и про вашего колдуна. Поэтому не мог уснуть.
От его слов у меня по спине пробежала ледяная волна страха. Настоящего страха, какой бывал на войне.
– И что тебе такого приснилось? – спросил я как можно спокойнее.
– Ворона. Вот эта, плюшевая. Она сидела на полке и смеялась надо мной.
У меня отлегло от сердца.
– Это самый обычный сон, – успокоил я Макса.
– Да?
– Точно тебе говорю. Спи.
Глава 4
Спящий бог
Поднимаясь по лестнице в спальню, я особенно сильно почувствовал, как саднит свежий шов на спине. Он при каждом шаге напоминал о случившемся, заставляя мозг лихорадочно искать ответы на вопросы, заданные столь бурным ходом событий. Больше всего беспокоила непонятная природа напавшего на меня противника. Цель его тоже не была ясна, но с целью можно разобраться по ходу дела. А вот с кем пришлось столкнуться, надо выяснить как можно скорее. Хотя бы для того, чтобы выработать эффективную систему противодействия. Ведь если невидимка и нинзя смогли незамеченными пробраться на студию, ничто не помешает им пробраться к нам в дом. Этого мне совсем не хотелось.
Хотя, чем больше я прокручивал в памяти эпизод нападения, тем больше убеждался, что никакого нинзя на стене не было. И не было сверкающего лезвия на тонком тросике. Странно? Еще как! Но сколько я ни ползал по ковру до приезда ментов, мне не удалось найти ни одной дырки. След от клинка, вонзившегося в стол, тоже испарился. И вообще воспоминание о случившемся лежало на какой-то непривычной полочке моей памяти. Не на той, на которой хранятся обычные воспоминания о произошедших событиях.
Однажды, еще в горах, на войне, я видел самую настоящую летающую тарелку. Нет, не группу светящихся шаров или треугольников, а прямо-таки металлическую штуковину. Ну как в фильме «Ангар-18». Мы с корректировщиком возвращались с задания, где прикрывали переход колонны через перевал. Смеркалось. Вдруг в эфир выходит Помпон, наш взводный, и кричит, что в квадрате семь-двадцать висит над дорогой НЛО. Ну мы рванули туда по склону. Пока добежали, собралось уже много народу – местные менты на «уазике» прикатили, Барклай из Приморской группы подогнал БТР с ребятами на броне, еще гражданских остановилось машины три – «Волга» и два «жигуленка». Потом Федя-татарин подъехал на мотоцикле с коляской, но это чуть позже, когда мы уже к дороге спустились.
Глядим, прямо над головами собравшихся висит эдакий металлический диск метров десяти в диаметре. Совершенно беззвучно висит, но слышно, как, обдувая эту штуковину, свистит ветер. Как в проводах. Почему-то меня больше всего тогда поразил именно этот осязаемый, до неприличия реальный звук. Мы подошли совсем близко, так что пришлось задрать голову, чтобы видеть подробности. Хотя подробностей никаких особенных не было – диск гладкий, с чуть синеватым отливом, висит без всяких усилий, без дыма, огня и без намека на какое-нибудь вращение. Только под брюхом сияет мертвенным фиолетовым светом узкая щель в форме кольца. Я тогда сразу понял, что это двигатель. Точнее, движитель. Больше-то не на что было подумать.
Один мент, что помоложе, вытащил из «уазика» радар для замера превышения скорости. Хотел направить на диск, очевидно в плане научного эксперимента, но мент постарше у него радар отобрал.
– Дурак, что ли? – негромко спросил он. – Из него же направленный луч! А если в ответ лазером саданут по машине? Хрен потом отчитаешься, и пешком придется ходить.
На молодого подействовало. Надо кстати сказать, что никто не шумел, не обсуждал случившееся, все попросту стояли, задрав головы, и пялились на эту штуковину. А потом она вдруг бац, и исчезла. Над нами пропала, а метрах в трехстах к югу материализовалась. Не пролетела, это точно, потому что если бы тарелка перемещалась с такой скоростью, она бы так воздух толкнула, что мама не волнуйся. И ударная волна от гиперзвукового перехода была бы та еще. Нет, штуковина просто пропадала в одном месте и тут же появлялась в другом. Шлеп, шлеп, шлеп, такими пунктирными прыжками она добралась до вершины горы, повисела над ней немного, а затем пропала – уже окончательно.
Народ не спеша начал разъезжаться. Мы договорились с Барклаем, что он подкинет нас на броне до отряда. Завелись, поехали. А потом Барклай как хлопнет себя по лбу:
– Вот я тормоз! – говорит.
– Что такое? – спросил я, стараясь перекричать рев мотора.
– Да у меня ведь фотоаппарат! – ответил Барклай. – Прикинь, позавчера чех взлетел на растяжке. Ноги в одну сторону, руки – в другую. А фотик цифровой в кармане целехонек. Не чудо ли? Ну я взял его, ясное дело. Пользуюсь. Жаль, не сняли эту летучую хрень.
– Да ладно… – отмахнулся я.
Почему-то мне действительно было без разницы – останется фотография или нет. А когда добрались до казармы, мне вообще расхотелось рассказывать про эту историю. Помпон наехал, мол, что да как там было вблизи? Он-то сам только в бинокль глядел. Ну мы с корректировщиком вкратце описали все. А на следующий день я уже не знал в точности, было оно или не было.
И вот сегодня я ощущал нечто похожее, словно воспоминание о летающей тарелке и о вросшем в стену нинзя хранилось на одной и той же полочке памяти. У меня даже что-то вроде неудобства возникло, что Катьке придется об этом рассказывать. А вот с невидимкой история прямо противоположная – я помнил его прекрасно, и это воспоминание хранилось на той же полочке памяти, что и воспоминания о завтраке, например.
Все вместе – отсутствие в кабинете следов от ударов лезвия, странность воспоминаний об инциденте – склоняло меня к мысли о том, что нинзя является наведенной галлюцинацией. Кем наведенной? Невидимкой, очевидно! Кем же еще? Вообще думать на такие темы не просто. Бредовость ситуации выходит за всякие рамки, но в этом безумии приходится выискивать подобие логики, чтобы хоть как-то сориентироваться в ситуации. А как еще? Делать-то что-то надо.
Однако если наплевать на такие понятия, как «может быть» или «не может быть», то ситуация виделась мне следующим образом. Некто, обладающий серьезнейшими навыками гипноза или даже телепатического внушения, пробирается с помощью этих навыков ко мне в кабинет. С какой целью? Ну, возможно, чтобы убить меня. Зачем – это вопрос другой. Он знает, конечно, зараза такая, что победить меня в рукопашной схватке у него вряд ли получится. Тогда он внушает мне образ сидящего на стене нинзя из дешевого фильма, чтобы шокировать меня, заставить уворачиваться от бросков и заниматься прочей чепухой. Это ему, кстати, вполне удалось.
А пока я скакал по кабинету, как горный козел, и прыгал как снежный барс, он внушил мне, что сам невидим, подкрался вплотную и ударил кинжалом. Очевидно, понятия честного поединка ему были неведомы. Ну да ладно. Грохнул я его, и хорошо. Победителей, как говорится, не судят. Да и не было у меня другого выхода, тут уж совесть моя чиста.
Эта версия была хороша всем – оказалась проста до гениальности, не умаляла моих достоинств, но самое главное – не имела внутренних противоречий. Например, таинственное исчезновение нинзя вместе с метательным оружием казалось в ее рамках более чем логичным – убив человека, наводившего на меня иллюзии, я освободился и от самих иллюзий. Я вспомнил, как изображение мира перед глазами пошло крупной рябью, когда невидимка повторно получил тяжелым предметом. Это было страшно. Так, наверное, ощущал себя Нео, герой фильма «Матрица», когда реальность перед ним начала расплываться. Не думал, что когда-нибудь окажусь в его шкуре.
«Не зашло бы дело так далеко, как у него», – невесело подумал я.
Если честно, мне совсем не улыбалось проделать путь Нео через канализацию в заржавленный летательный аппарат, где меня переведут с привычного питания на диету из неприятной на вид похлебки. Счастье от объятий с затянутой в черную кожу Тринити тоже казалось сомнительным. Катька в этом плане была куда предпочтительнее.
Я поднялся по лестнице и направился по галерее к дверям нашей спальни. Ладно, шутки шутками, но при всей внутренней стройности у этой теории были внешние противоречия. Самой версии они никак не вредили, но заставляли задуматься о мотивах нападавшей стороны. Первое, что не давало мне покоя, – почему нападавший не воспользовался огнестрельным оружием. Во-первых, он мог иметь свой пистолет, но даже если у него и не было пистолета, то он мог без труда пристрелить меня из «беретты» Кирилла. Он ведь ее в самом начале выхватил у меня из рук, когда я еще не подозревал о его существовании! Но нет. Оружие он забрал, а применять не стал, решил почему-то воспользоваться кинжалом. Странно. А все, что странно, заставляет насторожиться.
Второе, что напрягало меня не меньше первого, – это грибница, растущая прямо из тела трупа. Она не могла быть следствием гипноза, поскольку невидимка к тому времени уже не дышал, а нинзя испарился. Кроме того, ментовский патологоанатом тоже обнаружил ее. Возможно, этому есть какое-то рациональное объяснение, но, как бы там ни было, я решил выяснить подробности в самое ближайшее время.
Третья странность, которая могла быть связана со второй, – фигурка спящего мужчины, в форме которой была сделана рукоять кинжала. Так и веяло от нее той удивительной, страшной и загадочной историей, из которой получилась сказка для Макса. Конечно, я ее не придумал – разве придумаешь такое в здравом рассудке? Год назад мне действительно снились удивительные по достоверности ощущений сны. Вроде это были даже не сны, а перемещение внетелесной сущности в некий параллельный мир, в сферу взаимодействия, как ее называл Кирилл. И если в таком сне я получал рану, то после пробуждения обстоятельства складывались так, что я точно такую же рану получал в действительности.
Это и навело меня на мысль убить Кирилла во сне, тогда ведь он должен был скопытиться вскоре после пробуждения. Так и вышло. Я вызвал его во сне на дуэль и убил из снайперки. Совершенно честно, тут уж не подкопаешься. И менее чем через сутки он получил пулю в голову у дверей собственной студии. Хотя нет, студия к тому времени уже была моей, как и вся медиа-империя Кирилла. Что побудило его передать дела и деньги своему убийце? Я не знал. Ведь убийцей меня можно было назвать с полным на то основанием, несмотря на пулю, пущенную совершенно незнакомым мне киллером.
Поначалу я вообще не хотел ехать на встречу – боялся, что Кирилл в отместку попросту пристрелит меня в кабинете перед собственной смертью. Однако любопытство пересилило. Я хотел заглянуть ему в глаза. Но не получилось. В тот день, может, назло мне, он явился не в обычных прозрачных очках без диоптрий, которые так меня бесили, а в зеркальных, совершенно непроницаемых солнцезащитных стеклышках. Да еще ворону эту дурацкую приволок. И вручил мне с усмешечкой, мол, на тебе, снайпер.
Усмешечка эта надолго мне запомнилась. В ней не было страха, не было злобы. Почему? Ведь Кирилл точно знал, что через несколько часов его жизнь прервется! Признаться, я его никогда не жалел – с моей точки зрения, он был отпетым подонком. Его рекламная империя занималась только одним – дурила людям мозги и выкачивала из них последние деньги. Держалась же она на той невероятной удачливости, которую он частично покупал, а частично воровал у людей. Для этого он и нанимал бывших солдат в сфере взаимодействия.
Я был в рядах тех, у кого он покупал удачу за вполне приличные деньги. Дико звучит? Конечно. Я воевал во сне, побеждал, а удача за победу доставалась ему, Кириллу. А он платил мне ежемесячно три тысячи долларов компенсации и шестьсот долларов зарплаты на студии. Вот почему вопрос опера о зарплате вызвал у меня неоднозначные чувства. У меня было две зарплаты. Одну я получал как студийный копирайтер и сценарист, а другую Кирилл выдавал мне за ночные подвиги.
Баланс в моем случае не был нарушен. Я продавал свою удачливость вполне сознательно. И если бы не жадность Кирилла, я бы не осмелился убить его даже во сне. Но жадность заставила его нарушить баланс, нанять на ту же работу, что и меня, тех людей, с которыми расплатиться за удачу он никак бы не смог. Да и не нужны были им никакие деньги. Он им попросту врал, и именно это вранье ставило под угрозу будущее Земли.
Тихонько приоткрыв дверь спальни, я заглянул внутрь. Катька не спала, ждала меня.
– Макс замучил меня этой сказкой, – развел я руками.
– Уже пять часов, – вздохнула она. – Саш, я за тебя переволновалась.
– Ты ведь сама говорила, что волноваться бессмысленно. Все будет так, как будет. Если мы можем что-то изменить, надо менять, если не можем, надо расслабиться и получать удовольствие.
– Умеешь ты все опошлить, – беззлобно буркнула Катька. – Рассказывай, что случилось. Сильно тебя зацепили?
– Спину порезали. Слегка. Ну йодом не обошлось, врать не буду. Швы наложили.
– Понятно, – нахмурилась она. – А с ментами?
– Перед ними я чист, как скачущая на единороге девственница.
– Уже лучше. Кто это был?
– А вот этого, Кать, я не знаю. С этим надо будет еще разобраться. Без шума, без пыли, но как можно скорее.
– Ты говорил, там рукоять у кинжала…
– Да. Мы ее отсняли. Влад сразу закачал фотографии в Интернет. Еще есть видео в разных ракурсах.
– Я хочу посмотреть.
– Пойдем. Спать все равно не получится.
Катька завязала пояс на махровом халате, и мы вместе добрались до библиотеки, где без устали работал наш домашний сетевой сервер. Трудно было поверить, что чуть больше года назад мы с Катькой ютились в крохотной квартирке, оставшейся мне от родителей. Но со смертью Кирилла в нашей жизни все изменилось. Хотя, если быть до конца точным, его смерть тут была ни при чем. И нарвался он на мою пулю во сне лишь по той причине, что сам хотел прищемить мне хвост. У меня ведь не было цели непременно убить его. Задача была другая – навсегда закрыть доступ в сферу взаимодействия, чтобы никто не мог решать реальные проблемы посредством побед в мире сна. Для этого достаточно было взорвать Базу Кирилла, находившуюся по ту сторону бодрствования. Ведь именно на Базе располагалось таинственное оборудование чужаков, с помощью которого Кирилл мог любого спящего из бывших солдат затащить в сферу взаимодействия, а потом нанять на ту же работу, что и меня.
Да, я мог просто взорвать Базу. Без крови. Но Кирилл оказался против. Все его реальное могущество зиждилось на воровстве и покупке чужой удачи, мог ли он от него отказаться? Нет, не пожелал. Он за него и жизнью готов был рискнуть, но подвела излишняя самоуверенность. Не таким уж замечательным снайпером он оказался. А я – не такой уж вороной, как он про меня думал. Сам он ворона.
И вот теперь у нас был такой дом, что без компьютера с ним не управиться – слишком большой. Отсюда, из библиотеки, сервер управлял частью охранной системы, разветвленным отоплением, контролем за нагрузкой электросети, расчисткой дорожек в парке, поливом деревьев и прочими мелочами, которых, если все сосчитать, оказывалось слишком много, чтобы разом удержать их в голове. Конечно, можно было на каждую из этих операций нанять отдельного человека, но мы с Катькой отказались от этой идеи. Почему? Уже в первые месяцы новой жизни мы столкнулись с одним обстоятельством, которое ни разу не давало осечки. Заключалось оно в том, что, чем большее жалованье назначаешь человеку, тем хуже он работает, тем больше норовит украсть и тем чаще пытается ввести в заблуждение того, кто ему платит. Если же назначить маленькую зарплату, никто вообще работать не будет. И что самое ужасное – это оказалось в Москве поголовным явлением. Так поступали все – начиная от нянь и заканчивая крупными рекламными агентствами и юридическими конторами.
Поначалу это ввергало меня в глубокое уныние, но потом я как-то притерпелся. Катька, похоже, нет. Хотя и меня бесило, когда заказываешь у юристов вполне конкретную услугу за вполне конкретные деньги, а они, вместо того, чтобы выполнять заказ, начинают делать две вещи. Первое – пудрить тебе мозги выученными на семинарах и тренингах терминами, пытаясь уверить, что все твои придумки не стоят выеденного яйца, а они придумают во много раз лучше за те же деньги. Второе – предлагать некий перечень других услуг, которые никто не заказывал.
По первому разу мы с Катькой психанули, пошли в другое агентство, там то же самое. Третье, четвертое, пятое – без изменений. А потом Зинаида Исаевна нам все разъяснила.
– Нет тут ничего удивительного! – развела она руками. – Это же Москва. Здесь нет никакого смысла цепляться за каждого клиента. Пусть даже за такого, как ты. Один уйдет, на его место придут десятки других. Так зачем, скажи на милость, делать то, что заказывает клиент? Куда проще продавать уже давным-давно сделанное, много раз проданное, лежащее наготове в папочке и не требующее никаких усилий.
– Но мне-то нужно совсем другое! – возмутился я.
– Ну и что? – спокойно спросила умудренная опытом женщина. – Им-то какая разница? Все равно либо рано или поздно явится клиент, которого они убедят купить у них то, что они предлагают, либо кому-то действительно понадобится содержимое их папочки.
– Ну в первое я еще могу поверить, лохов хватает. Ну а второе-то как?
– Очень просто. Они в папочку изначально положили такой спектр услуг, который в какой-то мере отвечает довольно широким запросам. Конечно, не на сто процентов отвечает. Но когда нет ничего, воспользуешься и этим. Кроме того, в разных фирмах содержимое папочек немного разное, поэтому, если заключить договора с тремя-четырьмя агентствами, то получишь почти то, что тебе требовалось.
– Бред собачий. – Я недовольно помотал головой.
– Ничего не поделаешь, – вздохнула Зинаида Исаевна. – Так устроен мир.
«Башку бы свернуть тому, кто его так устроил», – подумал я, остывая.
Вскоре я понял, что и медиаимперия, доставшаяся мне от Кирилла в наследство, работает по тому же самому принципу. На студии и в дочерних рекламных агентствах существовал так называемый «портфель наработок», который мы продавали за разные деньги разным заказчикам. У копирайтеров даже имелась специальная программа для составления рекламных текстов, работавшая по тем же алгоритмам, что и знаменитый словарь из «Золотого теленка». Компьютер попросту переставлял местами куски заготовок, а потом копирайтеру оставалось лишь чуть причесать текст, чтобы он не выглядел откровенным дебилизмом. И все это шло в эфир.
То же и со съемками ток-шоу, викторин, рекламных роликов. Менялись машины, менялись артисты, менялись логотипы спонсоров на заднем плане, но схема и сценарий оставались теми же, что были придуманы еще до меня. Грешным делом мы с Катькой пытались эту систему сломать – сделать нечто новое, яркое. Да только дудки. Никому наши свежие наработки попросту оказались не нужны.
– Слушай, Саша, уважаемый! – сказал мне Мурза, после того как посмотрел новый ролик своей подопечной. – Это все зачем? Помнишь, ты Фазилке делал клип, да? Ну такая песня: «Та-ра-та-та». Помнишь? Вот мне сделай так. А это не надо.
И мы переделали. Ирина без затей использовала те же камеры, те же спецэффекты и тот же стиль монтажа, какой применяли для клипа предыдущей певички – подопечной Фазиля. Задний план тоже менять не стали. Зачем? Заказчик просил так же, пусть получает.
Управились за два дня. Но Мурзу вызвали только через две недели, а то неудобно как-то брать тридцать тысяч долларов за два дня работы по четыре часа. Мурза смотрел клип в моем кабинете. Молча. Я даже забеспокоился, он раньше так долго никогда не молчал. А тут пять минут – от первого кадра до последнего. Даже когда клип кончился, Мурза еще некоторое время молчал. Затем выдал:
– Эх, Саша… Почему тебя раньше не было, а? Кирилл хорошо делал, но так – никогда. Монтировала Ирина или Данила?
– Ирина, – ответил я.
– Значит, премию ей дай. Вот, – он достал из кармана конверт, порылся в нем волосатыми пальцами и извлек десяток стодолларовых купюр. – Это ей. А остальное тебе, тоже премия. А за клип тридцать штук перекину тебе завтра безналом. Идет?
– Без разницы. – Я взял конверт и закинул в ящик стола.
Больше мы с Катькой не вносили новаций в ход студийной работы. А для души открыли два новых проекта, решили снять полнометражные фильмы. Деньги на первый фильм пустили не из бюджета, а из собственного кармана, поэтому снимали как хотели, полностью наплевав на любого потенциального заказчика. Не возьмут в прокат, ну и ладно. В Интернет вывесим, и пусть люди качают.
Но в самой системе предоставления услуг и товаров это ничего не изменило да и не могло изменить. Мы вдвоем просто решили иметь к ней минимум отношения, вот и все. А вот с нянями, дворниками, кочегарами, садовниками – беда. Так что компьютер, управляющий домашним хозяйством, был не столько необходимостью, сколько молчаливым протестом против сложившихся на рынке труда устоев. Стоила такая система дороже, чем обошелся бы наемный персонал, но зато компьютер нас никогда не обманывал, не втирал нам свои заезженные идеи и ни разу не попытался нас обокрасть. На мой взгляд, это было правильно с его стороны.
Я придвинул кресло к столу, для Катьки, а сам притащил стул и включил монитор. Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы подключиться к серверу студии, а затем найти папку, в которую Влад сложил отснятые материалы.
Читать бесплатно другие книги:
