Черный человек Морган Ричард

Глава 1

Он наконец-то нашел Грея в лагере «Марс-Подготовительный» в Перу, совсем рядом с боливийской границей. Тот скрылся с помощью дешевой пластической операции и новой фамилии Родригес. Способ был неплохим и, пожалуй, выдержал бы стандартную проверку. Службы безопасности в подготовительных лагерях работали откровенно небрежно; правда в том, что там не слишком интересовались, кем ты был до того, как поступил. Существовали, однако, еще кое-какие следы, которые можно найти, если знаешь, где искать, а Карл Марсалис несколько недель искал с той методичной настойчивостью, которая уже стала походить на отчаяние. Он знал, что Грей где-то в районе Альтиплано, туда вел след из Боготы, да и куда еще, собственно говоря, бежать тринадцатому? Он все это знал, и знал, что след появится, и кто-нибудь о нем сообщит, что это только вопрос времени. Но он также знал, что все вводные программы ускорялись и урезались в связи с растущим спросом, поэтому время не на его стороне. Что-то должно было произойти, и скоро, иначе Грей уйдет, а Карл не получит вознаграждения.

Так что, когда застой кончился и сеть, которую он усердно забрасывал все эти недели, наконец принесла лакомые крохи информации, впору было запрыгать. Трудно не отбросить кропотливо выстроенную легенду, хотелось наплевать на репутацию в Агентстве, засунуть куда подальше его значок и арендовать самый быстрый комплект колес для бездорожья, который только можно добыть в Копакабане. Трудно было не рвануть через границу на всей доступной Агентству скорости, вздымая по пути к лагерю дорожную пыль и слухи, узнав о которых Грей, конечно, немедленно уйдет, если у него есть хотя бы какие-то связи с местным населением.

Карл не запрыгал.

Вместо этого он позвонил в пару мест и организовал себе поездку через границу с военными связистами на допотопной разведывательно-патрульной машине с выгоревшим на солнце логотипом Колонии на обоих бронированных бортах. Личный состав – перуанские кадровые военнослужащие, набранные в беднейших семьях приморских провинций и потом откомандированные в корпоративную службу безопасности. Они брали за перевозку чуть больше, чем обыкновенные солдаты-срочники, но салон машины был, по военным стандартам, просто шикарен и даже вроде бы оснащен кондиционером. В любом случае они были жизнестойкими и молодыми, из тех молодых, кто пока не слишком повидал западный мир и невинно радуется своему положению, которое дается тяжелыми физическими тренировками, и дешевому авторитету от формы цвета хаки. Все они широко улыбались гнилозубыми улыбками, и среди них не было никого старше двадцати. Карл счел их хорошее настроение признаком неосведомленности. Можно было смело держать пари, что эти дети понятия не имеют о стоимости, которую их высшее командование запрашивает у корпоративных клиентов за услуги субподряда.

Закупоренный в тряской, пропахшей потом утробе машины, погруженный в раздумья о своих шансах против Грея, Карл предпочел бы молчание. Он никогда не любил разговоров. Считал, что они сильно переоценены. Но есть предел молчанию, которое дозволено тому, кто едет без билета, так что он поучаствовал в поверхностной болтовне о решающем матче Аргентина – Бразилия на следующей неделе, вставляя в разговор минимум слов, чтобы только не показаться невежливым. Несколько замечаний о Патриции Мокатта и о том, целесообразно ли делать женщину капитаном команды, состоящей преимущественно из мужчин. Показатели каждого игрока. Сравнение тактик. Кажется, все шло неплохо.

– Eres Marciano?[10] – наконец задал неизбежный вопрос один из солдатиков.

Он покачал головой. Вообще-то он когда-то был марсианином, но эту долгую запутанную историю вовсе не хотелось рассказывать.

– Soy contable, – сказал он им, потому что иногда так себя и чувствовал. – Contable de biotecnologia[11].

Они все заулыбались. То ли потому, что не считали Карла похожим на бухгалтера-биотехнолога, то ли потому, что не поверили, – он точно не знал. В любом случае, вопросов больше не было. Эти парни привыкли к людям, рассказы которых не соответствуют лицам.

– Habla bien el espanol[12], – похвалил его один.

Его испанский был хорош, хотя последние две недели он в основном говорил на языке племени кечуа – произношение марсианское, но сам язык по-прежнему тесно связан с породившим его перуанским. На нем говорят почти все обитатели Альтиплано, и почти все из них – чернорабочие в подготовительных лагерях. И на Марсе до сих пор то же самое. Несмотря на это солдаты говорили по-испански. Не считая почерпнутого в сети и далко не идеального аманглика, эти парни с побережья другого языка не понимали. Неидеальное состояние дел с точки зрения корпорации, но правительство Лимы было непреклонно, подписывая контракты с КОЛИН. Одно дело передать контроль гринго: фактически, такой одобренный олигархией исторический прецедент уже существовал. Но позволить обитателям Альтиплано стряхнуть с себя хватку прибрежных культурных традиций… ну это просто недопустимо. Слишком рискованно, учитывая былые, и весьма неприятные, исторические события. Вначале, шесть столетий назад, инки тридцать лет отказывались вести себя как подобает покоренному народу, потом – кровавая реприза Тупака Амару[13] в тысяча семьсот восьмидесятом, маоисты «Сендеро Луминосо»[14] жалкое столетие назад и совсем уж недавние мятежи familias andinas[15]. Урок усвоили. Больше никогда. Испаноговорящие люди в форме и чинуши жестко настояли на своем.

Машина дернулась, подпрыгнула, и задние двери, висящие на петлях, тяжело распахнулись наружу. Внутрь ворвался резкий свет высокогорья, а вместе с ним – звуки и запахи лагеря. Теперь Карл слышал язык кечуа, его знакомые неиспанские модуляции, то тут, то там, вперемежку с рокотом работающих машин. Над шумами носился механический голос, ревевший на аманглике: «Задний ход, задний ход». Где-то играла музыка: певцы хуано[16], наложенные на танцевальный ритм блад-бита. К всепроникающим запахам машинного масла и пластика примешивался аромат темного куриного мяса: кто-то жарил над углями на гриле антикучос[17]. Карлу показалось, что он может различить вдалеке звук взлетающих вертолетов.

Солдаты повыпрыгивали наружу, волоча за собой снаряжение и оружие. Карл дождался, пока они выберутся, вышел последним и осмотрелся, укрывшись в шумной толчее. Машина остановилась на бетонном пятачке парковки напротив пары запыленных автобусов, идущих на Куско и Арекипа. Перед ним торчала ребристая ракушка автовокзала, а за ней растянулся, карабкаясь по склону, лагерь «Гаррод Хоркай 9» – сплошь прямоугольные кварталы из одноэтажных сборных халабуд. Через каждые несколько кварталов на столбах реяли белеющими сполохами флаги корпорации со сплетенными буквами «Г» и «X» в окружении звезд. Сквозь незастекленные окна автовокзала Карл заметил фигуры, одетые в комбинезоны с таким же логотипом на спине и на груди.

Сраные городишки компании.

Он забросил рюкзак в ячейку камеры хранения на автовокзале, спросил дорогу у уборщика в комбинезоне и снова вышел на солнце, оказавшись на улице, идущей вверх. Внизу, у подножия горы, блестело до боли яркосинее озеро Титикака. Он надвинул на глаза умные линзы защитных очков «Цебе», поправил потрепанный перуанский стетсон из кожи и стал подниматься по склону, идя на звуки музыки. Такая экипировка была скорее маскировкой, чем необходимостью, – кожа Карла была достаточно темной и толстой, чтобы не бояться солнца, а линзы и шляпа, вдобавок ко всему, отчасти скрывали черты его черного лица. Такие лица нечасто увидишь в лагерях Альтиплано, а Грей, пусть это и маловероятно, мог держать на автовокзале наблюдателя. Чем меньше Карл выделяется, тем лучше.

Пройдя пару кварталов вверх по улице, он нашел, что искал. Модульный дом в два раза больше соседских сочился блад-битовым ремиксом хуано сквозь забранные жалюзи окна и распахнутые двойные двери. Стены были оклеены шелушащимися плакатами с датами выступления местных групп, а дверь обрамляли два щита с закольцованными видеороликами, воплощавшими представления какого-то рекламного агентства Лимы о ночной жизни Карибов. Белый песчаный пляж с пальмами во тьме, гирлянды разноцветных огней. Облаченные в бикини criolla[18] со знанием дела сжимали бутылки с пивом и покачивали бедрами под неслышную музыку в компании европейского вида кавалеров. Только у оркестра – черных, накачанных музыкантов, весело отжигающих на заднем плане в стороне от женщин, – кожа была темнее, чем у разбавленного водою виски.

Карл ошеломленно покачал головой и вошел.

Внутри блад-бит звучал еще громче, но это можно вынести. Крыша находилась на высоте второго этажа, и под пластиковыми стропилами не было ничего, кроме свободного пространства, поглощавшего музыку. За угловым столиком трое мужчин и женщина играли в карточную игру, где нужно было называть ставки, и, судя по всему, без труда слышали друг друга. Разговоры за другими столиками доносились как беспрерывное бормотание. Солнечный свет проникал в помещение сквозь двери и жалюзи. Он ярко освещал несколько плиток пола у входа, но не проникал вглубь, и если вы посмотрели прямо на свет, а потом отвернулись, все остальное, казалось, поглощала полутьма.

В дальнем конце собранный из проклепанных жестяных секций угловой бар в форме бумеранга подставил опору полдюжине пьяниц. Он располагался вдалеке от окон, холодильники с пивом у стены за стойкой слабо светились в полумраке. Распахнутая дверь вела в столь же тускло освещенную кухню, по-видимому пустую и заброшенную. Персонал был представлен только низкорослой коренастой официанткой indigena,[19] которая понуро слонялась между столами, собирая на поднос бутылки и стаканы. Мгновение Карл пристально смотрел на нее, а потом направился следом за ней к бару.

Он нагнал официантку, когда та поставила поднос на стойку.

– Бутылку «Ред Страйпа», – сказал он на кечуа. – Стакана не надо.

Ничего не ответив, она прошла за стойку, толкнув откидную дверцу, и открыла стоявший на полу холодильник. Подцепила там бутылку и выпрямилась, сжимая свою добычу, точь-в-точь как criollas на рекламе снаружи. Потом с хлопком открыла пробку висящей на поясе заржавленной открывашкой и поставила пиво на стойку бара.

– Пять солей[20].

При нем были только боливийские деньги. Он выудил пластину вафера КОЛИН и зажал ее меж двух пальцев.

– Карты принимаете?

Она одарила его долгим страдальческим взглядом и пошла за сканером. Он засек время в верхнем левом углу очков, а потом снял их. Они все равно подстроились бы под слабое освещение, но ему хотелось смотреть в лицо тому, что грядет. Облокотился на стойку бара лицом к залу, рядом бросил шляпу. Он очень старался выглядеть как человек, который не хочет ничего, кроме как устроиться поудобнее.

В теории он должен был отметиться у местного администратора «ГХ» по прибытии. Это прописанная в Хартии процедура. Обширный опыт, порой липкий от собственной крови, научил Карла на нее класть. Существовала целая динамично меняющаяся картина нелюбви к тому, что олицетворял собой Карл Марсалис, и она затрагивала все уровни проводки в человеческих мозгах. На верхнем, когнитивном, находились политики с изысканными манерами и светскими раутами, которые осуждали его профессию за аморальность. На эмоциональном располагалось универсальное социальное отвращение, идущее в комплекте с ярлыком «предатель». А еще ниже пульсировал ужас. Основанный на сухой терминологии Доклада Джейкобсена, но пикирующий в гормональный мрак инстинктов, редко признаваемый, но тем не менее головокружительный ужас того, что Карл, вопреки всему, и поныне один из них.

Но хуже всего в глазах корпораций Колонии было то, что Карл – ходячая плохая пресса. Плохая пресса и гарантированная дыра в финансах. Чтобы подготовить кого-нибудь вроде Грея к отправке в дальние края, Гарроду Хоркану приходилось вбухивать в его тренинги и биотехнологический меш несколько десятков тысяч долларов. Никому не хочется, чтобы инвестиции такого рода истекали кровью в пыли Альтиплано под вопли прессы о том, что лагеря КОЛИН охраняются из рук вон плохо.

Четыре года назад Карл отметился у администратора лагеря к югу от Ла-Паса, и его цель таинственно исчезла, пока он заполнял документы в здании администрации. Когда он вошел в хибару, на кухонном столе еще дымилась плошка с супом, в ней так и лежала ложка. Задняя дверь была открыта, как и пустой сундучок в изножье кровати. Этот беглец нигде больше не всплыл, и Карл вынужден был заключить и для себя, и для Агентства, что он теперь, по всей вероятности, на Марсе. Никто в КОЛИН не озадачился так или иначе подтвердить это, а Карл не стал утруждать себя вопросами.

Через полгода после этого Карл одним поздним вечером отметился у другого администратора, отложив заполнение бумаг на потом, и на выходе из офиса его встретили пять молодчиков с бейсбольными битами. К счастью, они не были профессионалами и в потемках только мешали друг другу. Но к тому времени, когда Карл вырвал биту у одного из нападавших и разогнал их, весь лагерь уже не спал. Улицу заливал свет карманных фонариков, новости стремительно распространялись: приезжий, вдобавок чернокожий, устроил беспорядки возле здания администрации. Карл даже не потрудился на глазах у любопытствующих пройти несколько кварталов и проверить дом, где должен был находиться тот, кого он ищет. Он уже знал, что никого там не найдет.

Что до последствий драки – они были столь же предсказуемыми. Прохожих было вдоволь, рядом пара зевак откровенно пялилась на потасовку, но свидетелей, способных дать полезную информацию, не нашлось. Человек, которого Карл отделал так сильно, что тот не смог сбежать, упорно молчал о причинах своего поступка. Администратор не разрешила Карлу расспросить его наедине и даже сократила допрос по медицинским показаниям. «У заключенного есть права, – твердила она медленно, словно Карл был туповат. – Вы и так сильно его избили».

Карл с рассеченной щекой, из которой все еще сочилась кровь, и по меньшей мере одним сломанным пальцем лишь смотрел на нее.

Теперь он являлся к администраторам только задним числом.

– Ищу старого друга, – сказал он официантке, когда та вернулась с терминалом, дал ей вафер КОЛИН и дождался, пока она проведет по считывателю. – Его фамилия Родригес. Очень важно его найти.

Пальцы официантки запорхали над клавиатурой. Она пожала плечами:

– Родригес – распространенная фамилия.

Карл вытащил одну из распечаток клиники в Боготе и отправил ее по стойке бара в сторону официантки. Изображение откровенно льстило клиенту клиники, демонстрируя, как он будет выглядеть, когда спадет послеоперационный отек. В реальности, коль скоро операция была из дешевых, новое лицо Грея, возможно, сошло бы за физиономию жертвы самосуда в Иисусленде. Но мужчина, улыбающийся с распечатки, выглядел вполне здоровым и в хорошем смысле непримечательным. Широкие скулы, большой рот, типичный америндский[21] облик. Карл, всегда склонный к паранойе, в тот вечер заставил Мэтью перепроверить данные из клиники и удостовериться, что ему не попытались всучить какую-то левую модель из каталога. Мэтью поворчал, но послушался, возможно, просто чтобы доказать: ему это – раз плюнуть. Так что сомнений не было, сейчас Грей выглядел примерно так.

Мгновение официантка безразлично смотрела вниз, на распечатку, потом вывела на экране сканера сумму, и, конечно же, вовсе не пять солей. Она кивнула на другой конец бара, туда, где опирался на стойку грузный блондин, смотревший в стопку с таким видом, словно он ее ненавидит.

– Его спросите.

Рука Карла неожиданно взметнулась, ускоренная мешем, который он уже подзарядил сегодня утром. Он перехватил указательный палец официантки прежде, чем она успела нажать кнопку ввода, совсем чуть-чуть выкрутил его в суставе и почувствовал, как тот согнулся.

– Я спрашиваю тебя, – мягко сказал он.

– А я тебе отвечаю. – Если она и боялась, то не подавала виду. – Мне знакомо это лицо. Он выпивает тут с Рубио два, может, три раза в неделю. Это все, что я знаю. Теперь ты отпустишь мой палец, или мне придется привлечь к тебе чье-нибудь внимание? Может, известить охрану лагеря?

– Нет. Лучше познакомь меня с Рубио.

– Ладно. – Она наградила его уничтожающим взглядом. – Стоило просто попросить.

Он отпустил официантку и подождал, пока та проведет транзакцию. Официантка вернула ему карточку, кивнула и непринужденно пошла вдоль стойки со своей стороны, пока не оказалась напротив блондина и его стопки. Тот бросил на нее взгляд, потом покосился на присоединившегося к ним Карла, потом снова посмотрел на нее. Заговорил по-английски:

– Привет, Габи.

– Привет, Рубио. Видишь этого парня? – Она тоже перешла на английский. Говорила с сильным акцентом, но бегло. – Он ищет Родригеса. Говорит, что его друг.

– Вот как? – Рубио слегка перевалился и посмотрел прямо на Карла. – Вы друг Родригеса?

– Да, мы с ним…

И тут появился нож.

Потом, когда время вновь пошло в привычном темпе, Карл проработал этот трюк. На рукояти ножа была присоска, и блондин, судя по всему, прилепил его под стойкой, чтобы тот был под рукой, как только увидел, что официантка беседует с незнакомцем. Беспечная попытка Карла – друг, мол, Родригеса, да как жевсего лишь замкнула цепь. Эти двое были друзьями Грея. Они знали, что других у него нет.

Итак, Рубио выхватил нож и резко ударил Карла. Лезвие подмигнуло в слабом свете, вынырнув из полумрака под стойкой, рассекло куртку Карла и ткнулось в веблар – так называется генномодифицированная кольчуга-паутинка, дорогая штука. Но противник атаковал с такой яростью и ненавистью, что остановить его оказалось не так просто, и, похоже, у ножа была моно-волоконная кромка. Карл почувствовал, что кончик прошел сквозь кольчугу и впился в тело.

Все это не было в полном смысле неожиданностью, и Марсалис уже начал ответное движение, тем более что с вебларом можно позволить себе роскошь не прикрываться. Он обрушил на Рубио кое-что из таниндо — двойной короткий удар основанием ладони, сломал тому нос и здорово врезал в висок, отбросив от бара и свалив на пол. Нож скользнул наружу – противное ощущение металла в теле – и Карл крякнул, когда тот вышел из раны. Рубио извивался и крутился на полу, возможно, на пути к смерти. Для верности Карл пнул его в голову.

Все застыло.

Люди пялились.

Под вебларом он чувствовал, как течет по животу кровь из ножевой раны.

За спиной Габи скользнула в кухонную дверь. Тоже довольно ожидаемо: его источник сообщил, что она близка с Греем. Карл перемахнул стойку – свежеприобретенная рана отозвалась вспышкой дикой боли – и бросился за ней.

Через кухню – тесное, грязное помещение, где на газовой плите стояли почерневшие сковородки, а дверь так и распахнута после того, как в нее выскочила Габи. Пробираясь по узкому проходу, Карл зацепил пару ручек от посуды, все зазвенело и задребезжало. Он вывалился в переулок позади здания. По глазам неожиданно ударил солнечный свет. Прищурившись, он покосился влево, вправо и увидел официантку, пришпорившую вверх по склону. Их разделяло – на глазок – метров тридцать.

Неплохо.

Карл бросился за ней.

Когда началась драка, меш заработал по полной. Теперь он захлестнул Марсалиса, теплый, как солнце, и боль в боку ушла в область воспоминаний, осталось лишь отстраненное знание, что у него идет кровь. Зрение сосредоточилось на убегающей женщине, все остальное казалось размытым из-за яркого света. Когда Габи свернула влево и пропала из виду, разрыв между ними сократился примерно на треть. Достигнув поворота, Карл юркнул в другой проулок, такой узкий, что плечи почти касались домов. Некрашеные стены с маленькими высокими окошками, стопки листов строительного пластика и рамы из какого-то сплава выставляли свои острые углы, в грязи валялись пустые банки. Его ноги на миг запутались в остатках упаковочного полиэтилена. Габи впереди уже нырнула вправо. Он сомневался, что она хоть раз оглянулась назад.

Карл добрался до угла и остановился как вкопанный, подавив желание высунуться. Габи свернула на главную улицу, вымощенную вечным бетоном и запруженную людьми. Он присел на корточки, достал очки «Цебе» и выглянул из-за угла примерно на высоте человеческих колен. Чувствуя облегчение из-за того, что не надо щуриться от яркого света, он почти сразу выцепил в толпе бегущую фигуру Габи. Та оглянулась через плечо, но его не увидела. Это было не паническое бегство; глубокий вдох – и женщина быстрой трусцой поспешила дальше. Карл несколько секунд смотрел на нее, позволив оторваться на добрых пятьдесят метров, а потом скользнул на улицу и двинулся за Габи на полусогнутых, пригибая голову. На него странно посматривали, но никто с ним не заговаривал, и, что важнее, никто не делал замечаний.

У него было, он рассуждал с обеспеченной мешем трезвостью, около десяти минут. За это время новость о драке в баре достигнет ушей кого-то из администрации, и этот кто-то поднимет вертолет над прямоугольниками кварталов «Гаррод Хоркан 9». Если он не найдет Грея за это время, пиши пропало.

Тремя кварталами выше Габи неожиданно перешла улицу и остановилась у одноэтажного модульного дома. Карл видел, как она вынула из кармана джинсов матово-серый прямоугольник ключа-карточки и провела им по считывателю замка. Дверь открылась, и женщина исчезла внутри. Он слишком далеко, чтобы разглядеть табличку с номером дома или фамилией, но снаружи на стене, в подвесной корзине, растет кактус с какими-то желтыми цветами – сойдет за примету. Карл быстро дошел до ближайшего угла, скользнул в проулок между нужным домом и соседним и пробрался на зады. Там он обнаружил, что окно в ванной приоткрыто, поддел его и забрался на подоконник. Колотая рана отозвалась смутной болью, рассеченная мышца двигалась противоестественно. Он едва не спрыгнул в унитаз, но вместо этого приземлился чуть в стороне и, скривившись, опустился на корточки у двери.

Сквозь стену в палец толщиной доносились голоса, низковатые из-за акустики, но в остальном звучащие отчетливо. Звукоизоляция внешних стен в наши дни довольно неплоха, но если вы хотите того же от межкомнатных перекрытий, придется раскошелиться. «ГХ» точно не станет включать это в базовую комплектацию; улучшенную звукоизоляцию можно оплатить дополнительно, но здешний жилец, будь то Габи или Грей, явно этим не озаботился. Карл снова услышал женский голос, с акцентом произносивший английские слова, а потом и второй, который был знаком ему по аудиофайлам.

– Ты, сучка тупая, хер ли ты сюда приперлась?

– Я… ты… – Она запнулась от обиды. – Чтобы предупредить тебя.

– Ага, а он сядет прямо тебе на хвост, дура!

Удар плашмя, пощечина. Через стену Карл услышал, как сбилось ее дыхание, и больше ничего. Она была выносливой, или привыкла к подобному обращению, или и то и другое вместе. Карл нажал на дверную ручку, приоткрыл дверь и стал смотреть в щель. В поле зрения дергалась крупная фигура. Поднятая рука, жестикулируя, двигалась слишком быстро для того, чтобы понять, есть ли в ней оружие. Карл полез под куртку за пистолетом «Хааг». В комнате что-то тяжелое полетело кубарем.

– Он, может, прямо сейчас идет по твоему следу, может, для того и отпустил тебя. Манда пустоголовая, ты…

Пора.

Карл толкнул дверь и оказался перед ними в крошечной жилой комнате, устланной яркими коврами. Грей стоял вполоборота к нему, нависая над вздрагивающей Габи, которая, пятясь, опрокинула горшок с высоким цветком у входной двери. На ее лице, там, где ударил Грей, все еще краснел отпечаток ладони. В комнате были и другие растения, на полках – дешевая расписная керамика и иконы Пачамамы[22], еще на одной полке – статуэтка какого-то святого (или не святого), в рамке на стене – испанская молитва. Они были в доме Габи.

Карл заговорил твердым спокойным голосом:

– Все, Фрэнк. Игра окончена.

Грей повернулся медленно, демонстративно, и, твою мать, да, у него было оружие, большой черный пистолет с целую пушку, чуть ли не вросший в правый кулак. Крошечная частица Карла, невосприимчивая к мешу и затопившему нервную систему бета-миелину, определила: бесчехольный «Смит и Вессон» шестьдесят первой модели, способен прикончить на раз. Модели больше сорока лет, но, говорят, такой ствол можно забросить в безвоздушное пространство, вывести на околоземную орбиту, дать ему там покружиться, подобрать, и он будет убивать живых тварей, словно его только что собрали на заводе. Впервые за долгое время Карл был благодарен за холодную тяжесть «Хаага» в собственной руке.

Холодная тяжесть не помогла, когда Грей ему улыбнулся.

– Привет, мужик из ООН.

Карл кивнул.

– Опусти пушку, Фрэнк. Все кончено.

Грей нахмурился, словно бы серьезно обдумывая сказанное.

– Кто тебя послал? Иисусленд?

– Брюссель. Пушку на пол, Фрэнк.

Но тот даже не пошевелился. Его будто поставили на паузу. Даже нахмуренные брови застыли. Может, нахмурились чуть сильнее, пока Грей пытался понять, как, черт возьми, дошло до такого.

– Я тебя знаю, так? – неожиданно сказал он. – Марсо, да? Парень, который выиграл в лотерею?

Пусть говорит.

– Близко. Марсалис. Мне нравится твое новое лицо.

– Да? – Рука со «Смитом» так и висела вдоль туловища. Карл хотел бы знать, есть ли у Грея меш. Если да, то Грей будет значительно быстрее, хотя скорость – не самая большая проблема. Проблема в том, что это повлияет на поведение Грея. – Старался вписаться в обстановку, знаешь ли. Deru kui wa utareru[23].

– Я не согласен.

– Нет? – И медленная, угрожающая улыбка, которую Карл предпочел бы не видеть.

– Ты никогда не сможешь вписаться в обстановку, Фрэнк. Никто из нас не сможет, и в этом наша проблема. И у тебя кошмарное японское произношение.

Хочешь совет? Если соберешься поделиться народной мудростью, делай это по-английски.

– Не хочу. – Улыбка превратилась в широкую, похожую на трещину, усмешку. – Не хочу твоего совета.

– Почему бы тебе не опустить пушку, Фрэнк?

– Тебе весь список причин огласить, мудак?

– Фрэнк, – Карл не двигался, – посмотри на мою руку. Это пистолет «Хааг». Даже если ты меня пристрелишь, мне нужно всего лишь задеть тебя, пока я буду лететь на пол. Все кончено. Почему бы тебе не попытаться хоть что-то спасти?

– А ты свое спас? – Грей покачал головой. – Я не буду ничьим щеночком, мужик из ООН.

– Да повзрослей уже, Фрэнк, – неожиданная вспышка злобы в голосе удивила его самого. – Все мы чьи-то щеночки. Хочешь сдохнуть, шуруй прямо мне навстречу, дебил, я тебе помогу. Мне все равно заплатят столько же.

Грей заметно напрягся.

– Да уж готов поспорить, что столько же, сука.

Карл взял себя в руки. Он медленно, спокойно повел свободной ладонью.

– Послушай…

– Нечего тут слушать. – Невеселая ухмылка. – Я знаю свой счет. Три еврокопа, парочка из Иисусленда. Думаешь, мне не ясно, что это значит?

– Мужик, это же Брюссель. У них собственная юрисдикция. Ты не умрешь. Тебя сошлют, но…

– Вот именно, сошлют. Ты когда-нибудь жил в поселении?

– Нет. Но там не может быть намного хуже, чем на Марсе, а ты все равно туда собирался.

Грей покачал головой:

– Ну нет. На Марсе я буду свободен.

– Все не так просто, Фрэнк.

Габи с криком бросилась на Карла.

Бежать было не далеко, и она преодолела уже больше половины пути, подняв руки, растопырив пальцы и скрючив их, как когти, когда Карл ее подстрелил. «Хааг» издал низкий кашель, и пуля вошла ей в правую руку, ближе к плечу. Габи развернуло на сто восемьдесят градусов и швырнуло на Грея, уже поднимавшего «Смит». Пистолет выстрелил, крохотную комнатушку наполнил громовой треск, и стена у левого уха Карла взорвалась. Его оглушило, в лицо впились мелкие осколки. Карл неуклюже отскочил в сторону и выпустил в Грея четыре пули. Тот отлетел, как боксер, пропустивший несколько сильных ударов, врезался в дальнюю стену и, съехав по ней, замер сидя. «Смит» все еще был в его руке. Мгновение он смотрел прямо на Карла, и Карл, осторожно подойдя ближе, дважды выстрелил ему в грудь. А потом, по-прежнему со стволом наготове, внимательно наблюдал за глазами Грея, пока из них не ушла жизнь.

Биотехнологический счет закрыт.

Габи попыталась подняться с пола, но поскользнулась на собственной крови, которая текла широкой струей из раны у плеча по руке и по веселенькому ковру. Гильзы «Хаага» сконструированы так, чтобы оставаться в теле – стена за Греем не была повреждена, – но уж там-то раскурочивали все по полной программе. Габи подняла взгляд на Карла, снова и снова в ужасе покряхтывая.

Он покачал головой и сказал на кечуа:

– Схожу за помощью, – обойдя Габи, он подошел к входной двери и открыл ее.

Потом, в потоке льющегося снаружи света, он молча плавно развернулся и снова выстрелил в нее, на сей раз в затылок.

Глава 2

Конечно же, его арестовали.

На звук выстрелов немедленно примчался, взбежав вверх по улице, отряд охранников в бронежилетах. Бойцы притаились за углами дома и стоящими машинами, как жуки, только ростом с человека. Солнце поблескивало на тускло-синих панцирях и шлемах, сверкало на стволах коротких тупоносых штурмовых винтовок. И шума от них было не больше, чем от жуков, – по всей видимости, защитная экипировка и вооружение с клеймом «ГХ» снабжены микрофонами и наушниками для связи. Карл представил, как все это для них выглядит. Приглушенные, потрясенные голоса в наушниках. Картинка через гогглы.

Охранники обнаружили Карла на ступенях перед входной дверью. Он сидел, скрестив ноги, руки ладонями вверх. Это была одна из тех медитативных поз таниндо, что Карл узнал у Сазерленда, но он был занят чем угодно, только не медитацией. Сейчас действие меша прекращалось, и боль начала потихоньку возвращаться в раненый бок. Карл дышал и не шевелился. Внимательно смотрел, как отряд охраны подкрадывается к нему по улице. «Хааг» и удостоверение Агентства лежали в добрых четырех или пяти метрах от того места, где он сидел. Как только перед самым его носом возникла первая фигура в бронежилете со штурмовой винтовкой у плеча, он медленно поднял руки над головой. Парень в защитной экипировке тяжело дышал; черты его юного лица под шлемом и гогглами исказились от напряжения.

– Я генетически модифицированный лицензированный агент, – громко объявил Карл по-испански. – Нанят АГЗООН и работаю на них по контракту. Мои документы лежат вон там на улице вместе с моим пистолетом. Я безоружен.

Подтянулся остальной отряд, продолжая целиться в него. Всем бойцам было не больше девятнадцати лет. Прибыл командир – он выглядел чуть-чуть постарше – и взял ответственность на себя, хотя, судя по потному лицу, особой уверенности не испытывал, – не больше остальных уж точно. Карл сидел смирно и повторял одни и те же слова. Ему нужно было достучаться до них, прежде чем они войдут в дом. Нужно было добиться какого-то порядка, пусть заправлять всем будет кто-то другой. Под высокотехнологичной защитной экипировкой скрывались солдаты-срочники, точь-в-точь как те, с которыми он приехал в город. Большинство из них расстались со школой в четырнадцать лет, а некоторые даже раньше. Европейский Суд мог не значить для них почти ничего, а их отношение к ООН было в лучшем случае двойственное, но удостоверение Агентства, кусок пластика с голофото, выглядело весьма внушительно. Если повезет, оно будет учтено, когда солдатики обнаружат тела.

Командир отряда опустил ружье, встал на одно колено перед удостоверением и поднял его. Так и сяк покрутил голофото, сравнивая его с лицом Карла, потом поднялся и ткнул «Хааг» носком ботинка.

– Мы слышали стрельбу, – сказал он.

– Да, верно. Я работаю по делу АГЗООН и попытался арестовать двух подозреваемых, а они на меня напали. Оба теперь мертвы.

Солдатики принялись переглядываться, глаза на молодых лицах под шлемами заметались туда-сюда. Капитан кивнул двум бойцам, парню и девушке, те скользнули к двери и встали по обе стороны. Девушка закричала, предупреждая, мол, они заходят.