Старые кости Чайлд Линкольн

Douglas Preston and Lincoln Child

OLD BONES

Copyright © 2019 by Splendide Mendax, Inc. and Lincoln Child

This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, New York, USA

All rights reserved

Перевод с английского Анны Осиповой

Серия «Звезды мирового детектива»

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки и иллюстрация на обложке Владимира Гусакова

© А. Д. Осипова, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

Посвящается Майклу Питчу

1

13 октября

Ночь в Городе огней наступила рано. Густые тучи скрыли луну, и уже после двенадцати часов Париж совершенно не соответствовал своему прозвищу. Даже здесь, у реки, было темно и безлюдно: местные жители по будним дням так поздно не выходят, а для туристов и влюбленных парочек слишком холодно. По берегу быстрыми шагами шел только один прохожий. Воротник пальто поднят, чтобы защититься от холода. По Сене, будто призрак, бесшумно скользил к пристани длинный прогулочный теплоход с панорамными окнами. Ужин на борту закончился, за столиками пусто. А в остальном променад у реки был полностью в распоряжении одного человека.

Впрочем, «променад» – слишком громкое слово для узкого тротуара, выложенного старинной каменной плиткой и лишь чуть-чуть поднимавшегося над кромкой воды. Но даже ночью отсюда открывался впечатляющий вид: прямо напротив – остров Сите с темной громадой Лувра и башнями Нотр-Дама. Лишь отчасти скрытые мостом Дубль, они тянутся к угрожающе-мрачному небу.

Мужчина сидел на узкой скамейке возле деревянных лесов: часть старинного моста реставрировали. Каменная стена у него за спиной поднималась на высоту двадцати футов, а сверху время от времени доносился шум машин, проезжавших по набережной Монтебелло – транспортной артерии на южном берегу Сены. Через каждую четверть мили от улицы к променаду спускались каменные лестницы с потертыми ступенями. Редкие лампы, закрепленные высоко вдоль подпорной стены, озаряли мокрую мостовую узкими полосками желтого света. Ту, что висела над головой сидящего мужчины, сняли в связи с ремонтом моста Дубль.

Вдалеке показался жандарм в непромокаемом плаще. Вот он поравнялся со скамейкой. Насвистывая песню Джо Дассена, страж порядка улыбнулся и кивнул мужчине. Тот наклонил голову в ответ и закурил «Голуаз». Он спокойно смотрел жандарму вслед, пока тот не скрылся под мостом. Разносившаяся эхом мелодия «Et si tu n’existais pas»[1] удалялась.

Мужчина сделал глубокую затяжку, потом вытянул руку и уставился на горящий кончик сигареты. Движения медленные, усталые. Ему хорошо за тридцать. На нем шерстяной костюм безупречного кроя. Между стильными итальянскими ботинками стоит потертый, битком набитый кожаный портфель «гладстон». Такой легко представить в руке успешного юриста или врача с частной практикой на Харли-стрит. Рядом с мужчиной к скамейке прислонен блестящий новенький самокат. Этот человек ничем бы не выделялся из длинного ряда процветающих парижских деловых людей, если бы не черты лица: впрочем, в темноте разглядеть их непросто. В них есть что-то экзотическое, но точную принадлежность определить трудно. Азия? Казахстан? Турция?

Тут к приглушенным шумам большого города присоединился звук приближающегося велосипеда. Мужчина вскинул голову. На верху ближайшей лестницы показалась фигура, одетая в черные нейлоновые шорты и темную спортивную майку. На спине рюкзак со светоотражающими полосками, сверкнувшими в лучах фар проезжающей машины. Подтащив железного коня к ограде, велосипедист пристегнул его к ней, щелкнул замком, спустился по лестнице и подошел к мужчине в костюме.

– a va?[2] – спросил он, усаживаясь на скамейку.

Несмотря на ночной холод, его одежда намокла от пота.

Человек в костюме пожал плечами.

– a ne fait rien[3], – ответил он и снова затянулся сигаретой.

– А самокат тебе зачем? – продолжил на английском ночной гость и спустил с плеч лямки забрызганного грязью рюкзака.

– В подарок сынку.

– Не знал, что ты женат.

– Разве я что-то говорил про жену?

– Так мне и надо – полез не в свое дело, – рассмеялся велосипедист.

Мужчина в костюме бросил окурок в реку.

– Ну, как все прошло?

– Хуже не придумаешь! По рассказам твоего человека, ожидал совсем другого. Думал, парк глухой и полузаброшенный, никто там не ходит. А он, putain de merde[4], втиснут аккурат между вокзалом Монпарнас и Катакомбами!

Человек с экзотической внешностью пожал плечами:

– Парижан трудно шокировать.

– Такое даже в Париже не каждый день увидишь.

Тут показалась державшаяся за руки пара. Собеседники замолчали и уставились на реку. Двое прошли мимо, даже не взглянув в их сторону. Молчание нарушил мужчина в костюме:

– Но там ведь никого не было, верно?

– Да. С местом повезло – за стеной на улице Фруадево. Чуть-чуть подальше, и из окон жилого дома напротив меня было бы видно как на ладони.

– Наверное, попотеть пришлось?

– Да нет, вот только не шуметь оказалось трудновато. Да еще этот проклятый дождь! Угораздило же его полить именно вчера! Вот, гляди!

Велосипедист указал на кроссовки, еще больше облепленные грязью, чем рюкзак.

– Quel dommage[5].

– Спасибо огромное.

Мужчина в костюме поглядел сначала вправо, потом влево. Никого, кроме двух влюбленных голубков, уже почти скрывшихся вдали.

– Ну, показывай.

Тот взял рюкзак и расстегнул молнию. Внутри – еще больше грязи и нечто завернутое в слои брезента, воздушно-пузырчатой пленки и мягкой замши. Из рюкзака вырвалась отвратительная вонь. Мужчина в костюме достал из кармана фонарик и тщательно осмотрел содержимое. Одобрительно хмыкнул.

– Молодец, – похвалил он. – Долго досюда ехал?

– Минут десять. Добирался переулками.

– Ну ладно, ни к чему задерживаться дольше, чем нужно.

Мужчина в костюме наклонился к портфелю, стоявшему между его колен. Щелкнул замок. Крышка откинулась. Внутри что-то мимолетно блеснуло отраженным светом.

– Что там у тебя? – поинтересовался велосипедист, заглядывая внутрь. – Оплату пластиком не принимаю. Драгоценными металлами тоже.

– Да так, ничего. Твои деньги здесь.

Мужчина похлопал по нагрудному карману пиджака. Полез внутрь. Велосипедист ждал. Вдруг, не вынимая руки из кармана, мужчина резко вскинул голову.

– Погоди секунду! – прошептал он, наклоняясь к приятелю. – Кто-то идет.

Инстинктивно тот тоже подался вперед. Мужчина в костюме положил руку ему на плечо, как бы показывая, что встреча сугубо личная, и одновременно пряча их лица от случайного прохожего. Вот только мимо никто не шел. Променад был пуст. Другая рука вынырнула из кармана пиджака, сжимая «Spyderco Matriarch–2» – тактический нож. Его тонкое острие в форме перевернутой буквы «S» предназначено только для одной цели. Благодаря вейву Эмерсона – крючку, встроенному в обух, – из кармана мужчина извлек уже открытый нож.

Оружие мелькнуло стремительной черной тенью и вонзилось между вторым и третьим ребром. Острие погружалось все глубже, разрезая главные артерии над сердцем, потом выскользнуло наружу. Мужчина в костюме быстро вытер лезвие о шорты велосипедиста и одним ловким движением спрятал нож обратно в карман. На все это ушло секунды две, не больше.

Его жертва не двигалась. На лице застыло ошарашенное, потрясенное выражение. Хотя полость грудной клетки уже наполнялась кровью, рана была настолько мала, что через прорезь в футболке просачивались лишь редкие капли. Тем временем мужчина в костюме полез в «гладстон», достал тяжелую стальную цепь и висячий замок. Больше в портфеле ничего не было, если е считать толстой подкладки из резины и латекса. Встав и убедившись, что в поле зрения по-прежнему никого, мужчина схватил стальной самокат, сложил его, прижал к груди велосипедиста, обернул вокруг него безвольно повисшие руки и обмотал их цепью. Плотно затянул ее и скрепил концы замком. Снова окинул взглядом сначала променад, потом противоположный берег реки. Наконец мужчина поднял велосипедиста и потащил в темноту под мостом, к кромке воды. Перебросив его ноги через бордюрный камень, разжал хватку. Тело тихо соскользнуло вниз.

Все это заняло еще десять секунд.

Едва заметно отдуваясь, мужчина наблюдал, как труп медленно скрывается из вида, погружаясь на глубину под весом цепи и самоката. Потом мужчина вернулся обратно к скамейке, осторожно переложил сверток из рюкзака велосипедиста в «гладстон» и закрыл и то и другое. На секунду замер, поправляя галстук и разглаживая пиджак. Потом быстро зашагал по тротуару, поднялся по каменной лестнице, прошел мимо велосипеда и на ходу бросил рюкзак в ближайшую урну.

Закурив еще одну сигарету «Голуаз», мужчина поудобнее перехватил портфель, потом поймал такси на площади Сен-Мишель.

2

Час спустя

Клайв Бентон сбросил скорость и на своем винтажном «форд-фальконе» свернул с Вайлд-Айриш-роуд и выехал на пыльную проселочную дорогу. Убедившись, что с трассы машину больше не видно, Бентон вылез из «фалькона», поднял крышу и повесил на плечи небольшой рюкзак. Достав телефон, загрузил навигатор для любителей пешего туризма, определил свое точное местоположение, наметил маршрут и зашагал через лес. Высокие ели и сосны росли редко, и большие пустые пространства между деревьями облегчали продвижение вперед. Несмотря на осень, в воздухе не чувствовалось ни малейшей прохлады. Он по-прежнему обманчиво теплый, тяжелый и вялый. Поглядев на восток, Бентон увидел за деревьями предгорья далеких пиков Сьерра-Невады, напоминавших серые клыки на фоне голубого неба. Скоро вершины скроются под снегом.

Бентон – историк, и о прошлом этих мест ему известно все, что способен узнать человек, живущий в наше время. Здесь находился эпицентр калифорнийской золотой лихорадки 1849 года – ныне исторический регион Золотая страна в округе Плэсер. Гидравлическая добыча золота испещрила горные склоны шрамами и пустотами. Гигантские струи воды разрушали грунт. Так золотоносный песок пропускали через огромные рудопромывочные желобы, добывая частицы драгоценного металла. Но эти дни давно в прошлом. Теперь предгорья в западной части горной системы Сьерра-Невада, примерно в сорока пяти милях от Сакраменто, по большей части не заселены. Бывшие городки старателей с такими названиями, как Датч-Флэт, Голд-Ран, Монте-Виста, Ю-Бет и Ред-Дог, переживают не лучшие времена. Некоторые полностью исчезли, но в других нашлись смелые предприниматели, восстановившие хижины золотодобытчиков и деревянные гостиницы и сделавшие из них туристические достопримечательности или места летнего отдыха. Расчет оправдался: район и впрямь начал привлекать потоки туристов, любителей походов и желающих снять дом на лето. Наконец пришло время строительного бума, наступление которого предсказывали годами.

До сих пор кое-где можно наткнуться на особняки времен золотой лихорадки, принадлежавшие тем немногим счастливчикам, кому удалось разбогатеть. С запертыми ставнями, полуразвалившиеся, они скрываются в долинах или стоят посреди равнин. Бентон остановился, проверяя, в правильном ли направлении идет. Он приближался к развалинам одной из таких усадеб. Этот дом имел для него особое значение. GPS-навигатор показывал, что цель путешествия находилась в тысяче ярдов к востоку от его нынешнего местоположения. Чтобы до нее добраться, нужно было перевалить через низкий кряж. Особняк носил название Доннер-хаус, поскольку когда-то принадлежал дочери Джейкоба Доннера, переселенца из печально известной партии Доннера.

Бентон продвигался вперед осторожно и тихо, стараясь держаться тенистых участков леса. На кряж поднимался медленно. Между деревьями виднелось что-то оранжевое и желтое, кое-где на солнце вспыхивал металл. Бентон понял: это два больших бульдозера, стоящие наготове на дороге, проложенной еще старателями. Эти два монстра вот-вот обрушат всю свою мощь на Доннер-хаус и превратят усадьбу в гору кирпича, штукатурки и обломков деревянных балок, освобождая место новому полю для гольфа и району многоквартирных домов на берегу реки Бэр.

Подойдя ближе, Бентон разглядел силуэты бульдозеров и фуры, в которой их сюда доставили. Двигатель фуры работал вхолостую. Пары дизельного топлива смешивались с сигаретным дымом. Переговаривались рабочие. Бентон обогнул их по широкой дуге и быстрыми шагами пересек дорогу в месте, которое от машин не просматривалось. Спускаясь с кряжа, Бентон наконец смог разглядеть старинный дом – ранний образец испанского колониального стиля возрождения. Клайв приблизился к низкой стене на краю леса, обозначавшей границы усадьбы. Спрятавшись за ней, он внимательно осмотрел дом. Когда-то особняк выглядел внушительно: с одной стороны длинный низкий фронтонный портик, покрытый побелкой, а над ним мавританский купол и башня. Но крыша из красной черепицы провалилась, а на месте отсутствующих окон остались зияющие черные дыры. Обширный сад и дендрарий разрослись и превратились в дикие, почти непроходимые джунгли из сорняков, засохших кустов и породистых деревьев, загубленных ползучими растениями-паразитами. Само здание заросло плющом, сплошь покрывавшим стены и вырывавшимся через дыры в крыше. «Вот он, живой пример того, что все на свете преходяще», – пронеслось в голове у Бентона. Sic transit gloria mundi[6]. Что за преступление – уже завтра всего этого не будет! Бульдозеры оставят от усадьбы лишь обломки да клубы пыли. Защитники архитектурных памятников изо всех сил старались спасти старинные развалины, но многочисленные потомки хозяев, уже пятьдесят лет оспаривавшие друг у друга право владения собственностью, нашли только одно решение проблемы: снести здание и продать землю. Шуршание долларов от застройщиков заглушило мольбы защитников усадьбы.

Бентон оглянулся на горный кряж. Рабочие выгрузили бульдозеры, и фура глухо зарычала, извергая черные облака. Вот она отъезжает. Рабочие – Клайв насчитал четверых – стояли рядом со своими машинами, однако уезжать не спешили. Похоже, собирались в последний раз осмотреть дом перед сносом.

Этого еще не хватало! Надо поторапливаться. Строго говоря, действия Бентона можно охарактеризовать как незаконное проникновение, но он оправдывал себя тем, что совершает их во имя высокой цели. Да и вообще, разве можно считать проникновение в дом, который вот-вот сровняют с землей, покушением на право частной собственности?

Бентон перепрыгнул через стену, стремительно пересек заросший сад и укрылся на разрушенной террасе. Убедившись, что все чисто, он нырнул в пустой дверной проем и оказался в обширном прохладном холле. Пахло пылью и старой древесиной. Все ценные вещи из дома вынесли, осталась только никому не нужная сломанная мебель. Бентон быстро обошел первый этаж: гостиная, кухня, внутренний дворик, столовая, комнаты прислуги, кладовые, чуланы, – но не нашел того, что искал. Его это обстоятельство не смутило: он и не ожидал обнаружить предмет своих поисков здесь.

Клайв быстро поднялся по осыпавшейся каменной лестнице на второй этаж. Остановился, выглянул в окно и с тревогой заметил четверых рабочих, продиравшихся через заросли к дому. Надо было раньше приходить! Но Бентон рассудил, что к пяти часам вечера все наверняка отправятся по домам.

На втором этаже он тоже ничего интересного не обнаружил. Старые сундуки разваливались от одного прикосновения, шкафы пусты, а в нескольких гниющих комодах лежали только одеяла и одежда, и то и другое сильно погрызенное крысами, устроившими здесь гнезда. Хромолитографии украшали стены. Несколько штук валялись на полу: рамы разбиты, изображения выцвели и покрылись бурыми пятнами.

Бентон знал, что чердак находится под мавританским куполом, но никак не мог найти лестницу, которая туда ведет. Бродя по дому, он вдруг услышал голоса, эхом разносившиеся по первому этажу. Голоса и грубый смех.

Поднимутся ли рабочие на второй этаж? Ну конечно, а как же иначе? Наверняка им велено в последний раз обойти весь дом и удостовериться, что внутри нет ни ценностей, ни нашедших бесплатное жилье бродяг. А значит, они не пропустят ни одной комнаты.

Бентон вышел в центральный коридор второго этажа. Он шагал медленно, осматривая стены. В старинных гасиендах потайные двери – обычное дело. А вот и она. В нише стоит книжный шкаф. На полках лишь несколько изъеденных червями томов. Благодаря тому что шкаф пуст, зазор по внешнему краю особенно бросается в глаза. Бентон подошел к шкафу сбоку, толкнул его плечом. Как Клайв и надеялся, тот повернулся, открывая вход на лестницу, ведущую вверх. Бентон проскользнул туда и осторожно вернул шкаф в прежнее положение. Главное, чтобы рабочие не заметили. Нет, вроде не должны. Они же наверняка не сообразят, что под куполом чердачное помещение… или сообразят?

Бентон взбирался по крутым ступеням винтовой лестницы. Из-под его ног с писком кинулась прочь не ожидавшая вторжения мышь. Вот Бентон поднялся к дощатому потолку с люком. С трудом откинул крышку. Ржавые петли громко заскрипели. Бентон замер, прислушиваясь. Топот по-прежнему доносился только с первого этажа. Судя по смеху, рабочие ничего не услышали.

К удивлению Клайва, маленький чердак оказался забит доверху. Чего здесь только не было: мебель, ящики, шкафы, разбитые зеркала, чемоданы, стол для игры в покер на восемь человек и бесчисленное множество безделушек. Бенсон подтянулся, влез внутрь и стал осматривать помещение. Его появление вспугнуло стаю голубей, живших в башне на вершине купола. Птицы разлетелись, громко хлопая крыльями. Некоторые из хранившихся на чердаке предметов представляли как минимум небольшую ценность. Должно быть, грузчики, вывозившие мебель, на чердак не заглядывали.

К сожалению, из-за обилия вещей поиски могли затянуться. А деревянный пол такой скрипучий, что трудно не наделать шума. Лучше дождаться, когда рабочие уйдут.

Бентон сел на пол и напряг слух. Голоса приближались: рабочие поднялись на второй этаж. Снова топот. Сквозь щели просачивался запах сигаретного дыма. Нет, потайную дверь им не найти.

Вот только… Они ее нашли! Бентон напрягся, весь обратившись в слух. Кто-то оживленно воскликнул. Вот несколько человек сразу навалились на книжный шкаф, он повернулся и отъехал в сторону.

Сердце пустилось вскачь. Бентон огляделся по сторонам в поисках укрытия. Можно спрятаться в большом шкафу. Хотя нет, рабочие наверняка заглянут внутрь. Бентон поднял крышку сундука, но тот оказался доверху забит всяким хламом. Спрятаться негде. Бентон в ловушке.

Теперь голоса гулко отражались от стен вокруг лестницы. Но подниматься рабочие не спешили. Похоже, подначивали друг друга: кому хватит смелости идти первым?

Их четверо, а Бентон один. Тут он заметил рядом с люком тяжелый сундук. Отлично! То, что надо. Клайв взялся за угол сундука и подтолкнул к люку. Ларь сдвинулся с места. Раздался оглушительный скрип. Внизу сразу стало тихо.

Пожалуй, сундук слишком легкий. Бентон задвинул на крышку люка еще один, а сверху для верности навалил несколько тяжелых предметов мебели. Судя по молчанию внизу, рабочие слышали каждое его движение. Взгромоздив на люк все, что мог, Бентон опустился на пол и замер в ожидании.

– Эй! – прокричал один из рабочих. – Кто там наверху?

Бентон старался не дышать.

– Я спрашиваю – кто там? – снова прокричал мужчина. – Слезай!

Тишина.

– Мы ждем!

Бентон задержал дыхание.

– Слушай, ты, козел, слезай по-хорошему, все равно вытащим!

Раздался приглушенный удар, потом еще один. Рабочие пытались открыть люк. Но Бентон свалил на него не меньше двухсот фунтов всякого хлама. Пусть они попробуют сдвинуть эту громаду с места! Бентон слушал, как пыхтят эти бедняги, и его нервозность сменилась весельем. Вскоре рабочие сдались и забарабанили по люку кулаками.

– Ну, ты сам напросился, друг! Сейчас копов вызовем!

«Давайте-давайте», – подумал Бентон. Сюда полиция будет добираться не меньше получаса, а скорее всего, гораздо дольше. Времени на поиски вполне достаточно.

Порадовавшись, что шуметь теперь можно сколько угодно, Бентон принялся лихорадочно откидывать крышки сундуков. Рылся в старой одежде и одеялах, доставал старинные игрушки и комиксы сороковых годов, рассыпавшиеся в руках настольные игры и старые школьные учебники. Перебрал кишевшую червями подшивку журнала «Нэшнл джиографик», старые номера «Лайф», «Стэг», «Сатердей ивнинг пост» и «Бойз оун». Кроме журналов, обнаружились связки газет, самые древние из которых датировались чуть ли не временами золотой лихорадки. Бентон усердно искал, а снизу по-прежнему раздавались стук и угрозы. Тут голоса стали удаляться. Рабочие спускались. Через окно башни Бентон увидел, как они вышли во двор. Один держал телефон – похоже, ловил сигнал.

Бентон продолжил поиски. Быстро, но методично обследовал один угол маленького чердака, потом переходил в другой. Но скоро оптимизма поубавилось. Повсюду один гниющий мусор и ни следа того, что ему нужно. Что, если он ошибся?

И вдруг на дне матросского сундука под стопкой стеганых одеял блеснул металлический ящичек. Еще не открыв крышку, Бентон почувствовал: вот оно. Ящичек заперт, но в петлю замка продет ржавый металлический прут. Воспользовавшись им как рычагом, Бентон сорвал замок и дрожащими от нетерпения руками поднял крышку. Внутри лежала стопка писем, крепко перевязанных бечевкой, а рядом с ними – старый журнал для записей в темно-зеленой тканевой обложке, густо облепленной грязью. Бентон взял журнал и медленно открыл, стараясь держать свою находку как можно бережнее.

На первой странице аккуратным женским почерком выведено краткое заглавие.

У Клайва перехватило дыхание. Это сокровище искали многие. Так, значит, святой Грааль для историков, изучающих эпоху западного расширения[7], все-таки существует! Пальцы Бентона дрожали от смеси потрясения и восторга. До сих пор он не осмеливался надеяться, что слухи о журнале – правда. Но даже если это не выдумка, рассчитывать, что ему улыбнется удача и журнал найдет именно он, было бы слишком смело. Роясь в сундуках, Бентон ни на что всерьез не рассчитывал. Но – вот он, журнал, в его руках.

Невероятным усилием воли Бентон преодолел желание углубиться в чтение. Для этого у него еще будет полно времени. А сейчас надо срочно уносить отсюда ноги.

Он положил журнал обратно в ящичек и сунул в рюкзак. Снова подошел к окну. Трое рабочих по-прежнему стояли перед домом. Один из них взобрался на расколотый пьедестал, где раньше стояла статуя, и что-то кричал в телефон. Вот гад! Позвонил-таки в полицию!

Бентон стал быстро отодвигать с люка сундуки. Прислушался. А где четвертый? Подкарауливает его? Но в доме тихо. Наконец Бентон поднял люк. Никого. Лестница пуста. Стараясь двигаться как можно тише, Клайв стал спускаться по ступенькам. Книжный шкаф был отодвинут. Бентон выглянул в проем. Посмотрел в одну сторону, потом в другую. В коридоре никого. Направился к главной лестнице. Вдруг из-за угла выскочил четвертый рабочий. Бентон попался в ловушку.

– Вылез, гад! – гаркнул тот и замахнулся кулаком, целя беглецу в живот.

Застигнутый врасплох, Бентон рухнул на пол, извиваясь от боли и отчаянно пытаясь глотнуть воздуха: от удара у него вышибло дух.

– Здесь он! – радостно заорал рабочий. – Я его поймал!

Потом повернулся к пытавшемуся встать Бентону и пнул его ногой в ребра. Такая агрессивность, а главное, удовольствие, с которым рабочий прибегал к насилию, вывели Бентона из себя. Падая на пол, он выронил рюкзак, но теперь Бентон схватил его, поднял над головой и как следует размахнулся. Металлический ящичек внутри стукнул рабочего по темени. Рабочий попятился и тяжело плюхнулся на пол.

– Убью! – взревел он, поднимаясь на ноги.

Но Бентон уже несся прочь с рюкзаком в руках. Слетел по ступенькам, кинулся в заднюю часть гасиенды, выпрыгнул в открытое окно и поспешил к зарослям на берегу реки Бэр. Рабочий преследовал его по пятам. К нему присоединились остальные трое. Однако Бентон, несмотря на худобу, отличался хорошей физической формой: он много времени провел в горных походах на склонах Сьерра-Невады. Скоро погоня отстала. Ломая ветки, Бентон пробежал между деревьями, съехал вниз по берегу и в туче брызг пронесся по воде к песчаным отмелям. Добравшись до глубокого места, поднял рюкзак над головой и поплыл. Он греб изо всех сил, пока ноги не коснулись песчаного дна. Вылез из воды, повернулся к рабочим. Те выкрикивали угрозы с другого берега.

Бентон показал им средний палец, потом рысцой поспешил к лесу. Там он сделал большой крюк и снова переправился через реку выше по течению. Оттуда нашел дорогу к машине, воспользовавшись GPS-навигатором в телефоне. Клайв с облегчением убедился, что его блестящий кабриолет по-прежнему стоит в укромном месте, никем не обнаруженный. Он запер рюкзак в багажнике и снова выехал на Вайлд-Айриш-роуд. Через восемь миль свернул на автостраду. По пути встретил две полицейские машины с мигавшими маячками и, не удержавшись, рассмеялся в голос.

3

Ноябрь

Нора Келли встала и потянулась, разминая затекшие мышцы. Несколько часов подряд она провела, стоя на коленях на голой земле и при помощи мастерков, кирок и кисточек выкапывая четвертую, и последнюю комнату доисторических развалин Пуэбло.

– Пора заканчивать, – обратилась она к своему ассистенту Джейсону Салазару.

Мужчина прервал кропотливую работу над своим квадратным метром участка и встал, отряхивая с джинсов пыль. Потом снял ковбойскую шляпу, вытер лоб платком и снова надел шляпу. Даже в конце осени температура по-прежнему была около пятнадцати градусов.

Нора взяла холщовый бурдюк с водой, висевший на зеркале служебного грузовика института и сделала большой глоток. Само место раскопок выглядело не особо впечатляюще, зато от пейзажей захватывало дух. «Что и говорить, древние жители Пуэбло, выбирая место для постройки домов, всегда придавали живописному виду особое значение», – подумала Нора. Крошечная руина располагалась на возвышенности у подножия Серро-Педерналь, черной столовой горы, прославленной благодаря картинам Джорджии О’Кифф. Громада величественно вздымалась за спиной Норы. Склоны изрыты глубокими каньонами, в верхней части растут деревья. А перед Норой раскинулась широкая равнина. Испанцы называют ее Valle de la Piedra Lumbre – долина Светящегося Камня. Видневшиеся вдалеке красные, оранжевые и желтые возвышенности Гост-Ранча и впрямь светились в золотистых лучах послеполуденного солнца.

Нора шла к рабочей станции, и тут ее внимание привлек спиральный столб пыли, поднимавшийся над дорогой, проложенной к старому урановому руднику и ведущей к месту раскопок. Сзади к Норе приблизился Салазар:

– Интересно, кто к нам едет?

– Понятия не имею.

Они собрали инструменты и отнесли в сборный ангар, расположенный возле их рабочего места и используемый в качестве склада. Через некоторое время показалась машина. Нора и Салазар замерли, наблюдая, как она с трудом преодолела подъем и стала медленно приближаться. Водитель ехал по неровной проселочной дороге осторожно. Теперь Нора разглядела, что автомобиль какой-то классической модели. Он остановился возле грузовика института. Некоторое время водитель выжидал, пока осядет облако пыли. Потом дверца открылась, и наружу вылез высокий тощий мужчина. Густая копна черных волос частично скрывала костлявое, но вполне приятное лицо. Прищурив ярко-голубые глаза, мужчина оглядывался по сторонам. Он был одет в рубашку с самым уродливым узором пейсли, который когда-либо видела Нора: жуткие фиолетово-оранжевые «огурцы». На вид мужчине под сорок – на несколько лет старше Норы.

– Заблудились? – спросила она.

Взгляд мужчины остановился на ней.

– Да нет. Если вы – доктор Нора Келли, значит приехал куда надо.

– Это я.

– Извините, что нагрянул без предупреждения. Меня зовут Клайв Бентон.

Мужчина вытащил из автомобиля рюкзак, шагнул к Норе и торопливо пожал ее руку.

– Надо было позвонить, но… – Бентон запнулся. – В институте сказали, что вы здесь, а мобильники в этих местах, похоже, не ловят. Да и вообще, по телефону о подобных вещах как следует не расскажешь…

Нора деликатно прервала это нервное словоизвержение:

– Пожалуйста, присаживайтесь. Выпейте какао.

Она провела Бентона к установленному под навесом столу. Там стоял термос и несколько пластиковых стаканов.

Бентон сел на край стула.

– Что у вас за машина? – спросила Нора, стараясь, чтобы неожиданный гость почувствовал себя непринужденно.

– «Форд-футура» шестьдесят четвертого года, – сразу оживился Бентон. – Сам восстанавливал.

– Не самое подходящее авто для здешних дорог.

– Это точно, – согласился Бентон. – Но у меня к вам дело, не терпящее отлагательств.

Нора села за стол напротив него:

– Какое?

Бентон глянул на Джейсона Салазара:

– Вопрос строго конфиденциальный.

– Джейсон – помощник куратора в институте. Гарантирую: все, что вы скажете, останется между нами, – заверила Нора. – Секретность – важная часть работы археологов, поэтому не беспокойтесь.

Бентон кивнул. Легкий ветерок ерошил его черные волосы. Нервозность Клайва никуда не делась. Похоже, он не знал, с чего начать. Наконец наклонился, открыл рюкзак и вытащил пластиковую папку с застежкой зиплок. Достал старинный, обернутый бумагой том и почтительно опустил на стол межу ними. Осторожно развернул.

– Перед вами оригинал журнала Тэмзен Доннер, – объявил Бентон.

Нора недоуменно уставилась на него. Она в первый раз слышала это имя.

– Кого?

– Тэмзен Доннер, – повторил Бентон, искоса глянув на нее и Салазара. – Жены Джорджа Доннера. Того самого, который возглавлял партию Доннера – группу переселенцев, из-за метелей застрявших зимой в горах Сьерра-Невада и вынужденных прибегнуть к каннибализму.

– А-а, вы про этих Доннеров, – кивнула Нора. – Значит, журнал представляет историческую ценность?

Нора не понимала, к чему клонит Бентон.

– Не то слово!

За этим заявлением последовала короткая пауза.

– Наверное, я должен ввести вас в курс дела. Я независимый историк, специализируюсь на западном расширении в девятнадцатом веке. А еще так уж получилось, что я дальний потомок некоторых выживших участников партии Доннера – семьи по фамилии Брин. Впрочем, это не важно. Я много лет изучал эту трагедию. Один из немногих фактов, на котором сходятся выжившие, – Тэмзен Доннер вела журнал, куда записывала все подробности путешествия. Историки давно предполагали, что кто-то из уцелевших участников печально известного похода забрал и сохранил ее журнал, но его так и не нашли. И вот теперь… – Бентон эффектным жестом указал на покрытую пятнами, истрепанную книжицу на столе. – Можете его открыть.

Нора с крайней осторожностью подняла обложку и поглядела на титульный лист.

– Видите заглавие? «Тэмзен Доннер. Мой журнал. Двенадцатое октября тысяча восемьсот сорок шестого…» Обратите внимание – вторая дата отсутствует. Миссис Доннер умерла от голода, а потом… – Бентон замолчал, прокашлялся, – была съедена человеком по фамилии Кесеберг.

– Его ведь, кажется, обвиняли в том, что он убил ее, чтобы съесть? – вмешался Салазар.

Бентон повернулся к нему с легким удивлением:

– Да, верно. Вижу, вам знакома эта история.

Салазар пожал плечами:

– Проходили в школе Голета Хай. История неординарная, вот и запомнилась. – Салазар робко улыбнулся. – Думаю, не мне одному.

Нора согласилась.

– Вот только при чем здесь я?

– Мне нужно у вас кое-что спросить.

– Слушаю.

Но вместо того чтобы задать вопрос, Бентон примолк. Затем произнес:

– Во-первых, вы руководили несколькими археологическими раскопками в Сьерра-Неваде. Эти горы вам хорошо знакомы.

– В некоторой степени.

– Во-вторых, вы один из ведущих полевых археологов. Кроме того, у вас есть опыт работы на местах, связанных со случаями каннибализма, включая Квивиру – древний город на скале, который вы обнаружили в Юте.

– Верно.

– Ну а в-третьих, вы работаете официально и при поддержке института.

Нора откинулась на спинку стула:

– Такое чувство, будто вы мне собеседование устроили.

– Работа уже ваша – если согласитесь, конечно. Вы идеальная кандидатура для моего проекта.

– Какого проекта?

Манера собеседника ходить вокруг да около уже начинала действовать ей на нервы.

– Сначала вы должны дать слово чести, что все мною сказанное останется между нами – по крайней мере, в ближайшее время.

– Слово чести? Не слишком ли драматично?

– Прошу прощения, – торопливо извинился Бентон. Историк снова занервничал. – Понимаю, как все это звучит со стороны, но как только вы меня выслушаете – сразу поймете, почему я хочу сохранить это дело в тайне. История долгая и, должен предупредить, не слишком приятная.

Нора взглянула на часы. Еще нет половины пятого. До наступления темноты не меньше получаса. Да и приятно посидеть на свежем воздухе. Нора с легкой улыбкой скрестила руки на груди. Бентон говорил с таким пылом, что она невольно была заинтригована.

– Хорошо. Мы вас слушаем.

Клайв набрал полную грудь воздуха, уперся руками в колени и не спеша, размеренно начал рассказ. Он явно знал эту историю наизусть.

4

– В первый раз я услышал историю о партии Доннера еще мальчишкой, – начал Бентон. – Я вырос в пригороде Сан-Франциско. Как я уже говорил, по материнской линии я состою в дальнем родстве с Бринами, семьей из партии Доннера. Мама рассказывала мне о них в детстве. Меня сразу зацепило. С этого и начался мой интерес к истории. Дело зашло так далеко, что я даже получил докторскую степень в Стэнфорде. Эта трагедия – одна из самых страшных в истории переселения на Запад. Группа мигрантов несет цивилизацию в дикие земли – Калифорнию, – а в результате опускается до неописуемого варварства. Вот так американская мечта оказалась вывернута наизнанку.

Два главных действующих лица этой драмы – Джордж Доннер и его жена Тэмзен. Джордж мыслил с размахом. Ему постоянно не хватало земли. Всю жизнь он стремился расширить свои сельскохозяйственные угодья. Его жена работала учительницей в школе. Миниатюрная, стройная, с манерами и образованием истинной леди. Но под мягкой оболочкой скрывалась женщина строжайшей морали, с четкими представлениями о том, что хорошо, а что плохо. У Доннеров было три дочери и еще две дочери Джорджа от предыдущего брака.

В 1846 году Калифорния входила в состав Мексики. Но назревала война. Все понимали, что скоро США захватят эту территорию. Доннер увидел шанс, если можно так выразиться, застолбить себе место одним из первых и отхватить большой куш в виде новой плодородной земли. Доннер отличался красноречием и увлек своими идеями брата Джейкоба и его семью.

Весной 1846 года Джордж, Тэмзен и пять их девочек выехали из города Индепенденс, штат Миссури, вместе с большой группой других мигрантов. Партия состояла не из нищих бродяг. Недостатка в деньгах эти люди не испытывали. Караван состоял из обеспеченных, даже богатых переселенцев. В дорогу взяли все самое лучшее. Тэмзен планировала основать женскую школу. Собрала в дорогу книги, учебные принадлежности, грифельные доски, мел, религиозные брошюры, Библии, даже масляные краски и акварель. Джордж загрузил в фургон рулоны бархата, шелка и атласа. Хотел продать за большие деньги жителям Калифорнии. Некоторые везли приличные суммы. Например, человек по имени Джейкоб Волфингер взял с собой сейф с золотом. Собирался купить на него землю, построить дом и открыть свое дело.

Но если не считать богатства, это был обычный караван из повозок. Таких на запад отправлялось множество. Партия Доннера едва ли вошла бы в историю, если бы не одно обстоятельство. В дороге они приняли решение, оказавшееся фатальным. В Вайоминге Доннер и остальные захотели воспользоваться коротким путем, так называемым маршрутом Гастингса. В то время его активно рекламировал предприниматель Лэнсфорд Гастингс. Доннер и еще человек девяносто проголосовали за то, чтобы воспользоваться новым путем. Остальные участники каравана хотели и дальше следовать проверенным маршрутом и высказались против.

Так караван разделился. Партия Доннера отправилась коротким путем на юго-запад, в Юту. Новый маршрут пролегал через труднопроходимые горы Уосатч. Только тогда Доннер и остальные поняли, что дело нечисто: переход через горы оказался гораздо более тяжелым, чем обещал Гастингс. Но поворачивать обратно было поздно. Спустившись с гор, партия Доннера вынуждена была пересечь пустыню Большого Соленого озера. Переселенцы с трудом продвигались вперед. Чем дальше, тем сильнее они страдали от нехватки воды. Кое-кому из детей давали сосать расплющенные пули, чтобы хоть как-то отвлечь их от невыносимой жажды. Запасы продовольствия иссякали. Недовольство росло. Вспыхивали конфликты. Индейцы угнали часть волов, а остальных обстреляли из луков. Несколько путешественников тоже были ранены индейскими стрелками, прятавшимися за камнями и деревьями. Один мужчина не мог продолжать путь. Его сняли с фургона и оставили умирать у дороги. И все это время Тэмзен Доннер скрупулезно записывала события в свой журнал.

Когда караван пересекал пустыню на территории современного штата Невада, фургон Волфингера увяз. Остальные продолжили путь, предоставив ему выкапывать фургон своими силами. Вскоре двое молодых людей, Рейнгардт и Шпитцер, вызвались помочь Волфингеру и вернулись. Мужчины отсутствовали несколько дней. Позже, когда эти двое нагнали караван, они рассказали остальным, что на них напали индейцы и убили Волфингера.

В конце октября мигранты добрались до подножий Сьерра-Невады. К этому времени они сильно отставали от намеченного графика. Начался голод. Но снег в горах еще не лег, и путешественники рассчитывали пересечь их прежде, чем зима окончательно вступит в свои права.

И партия Доннера почти успела. Оставалось меньше дня пути, но внезапно налетела снежная буря. Караван фургонов шел, растянувшись по горной тропе. Метель буквально приковала все повозки к месту. Там они и остались. Пятьдесят девять человек, ехавших впереди, застряли возле озера Траки. Там им и пришлось пережидать зиму. Еще двадцать два человека, включая Джорджа, Тэмзен и их пять девочек, оказались застигнуты стихией в шести милях от Траки и разбили лагерь на лугу возле ручья Элдер-крик. Обе эти стоянки позже нашли археологи во время раскопок.

Но в исторических хрониках упоминается еще и третья стоянка, ныне известная как Потерянный лагерь. В него входила маленькая группа поселенцев, замыкавших караван. Кроме прочих, она состояла из Рейнгардта, Шпитцера, семейства по фамилии Карвилл и некоего Альберта Паркина, бросившего свою семью и отправившегося в Калифорнию за новой, лучшей жизнью. Никто точно не знает, что с ними произошло, но, скорее всего, во время разгула стихии группа сбилась с пути и забрела в тупик, угодив в каньон за устьем реки Литл-Траки. Так они оказались погребены снегом в сердце гор, во многих милях от остального каравана. Некоторые утверждали, что Потерянный лагерь располагался в темной долине, окруженной скалами, куда не проникал свет солнца. Но этот пропавший лагерь настолько оброс легендами, что трудно отделить правду от вымысла.

Как бы то ни было, путники застряли в занесенных снегом горах на несколько месяцев. Снежные бури налетали одна за другой, снега в общей сложности намело двадцать пять – тридцать футов в высоту. Самодельные хижины, кое-как сколоченные путешественниками, завалило. В этих грязных лачугах люди жались друг к дружке, пытаясь хоть как-то согреться. Путешественники голодали и начали умирать один за другим. Все припасы закончились. Сначала ели волов и лошадей. Затем добрались до собак. Ну а после этого стали выкапывать промерзшие тела попутчиков. Срезали мясо и готовили на огне. Вынимали органы: ели печень, сердце, кишки, легкие. Ломали кости и высасывали костный мозг. Разбивали черепа, вытаскивали мозги. А когда всего этого больше не осталось, варили бульон из костей.

Бентон на некоторое время замолчал. Поерзал на стуле, поглядел на далекий горизонт. Нора и Салазар молчали.

– Должен сказать, каннибализмом занимались отнюдь не все. Многие отказывались есть человеческое мясо. Историки по сей день спорят, сколько участников партии Доннера стали каннибалами. Чем больше путешественников умирало от голода, тем больше источников пищи появлялось у живых. Практически невозможно представить, что пережили эти люди – день за днем, неделю за неделей, без всякой возможности выбраться из этих страшных лагерей. Душные, тесные лачуги до отказа забиты мужчинами, женщинами и детьми. Воздух настолько загрязнен парами испражнений и запахом гниющей человеческой плоти, что им едва можно дышать. От отчаяния отряд из пятнадцати мужчин наконец вызвался пересечь горы, дойти до Калифорнии и привести помощь. Выжили всего семь человек – и то лишь потому, что съели своих спутников, умерших по дороге.

В феврале прибыла первая спасательная экспедиция. Их взглядам представились кошмарные сцены, едва укладывавшиеся в голове. Один из спасателей позже описывал, как наткнулся на детей, сидевших на полене. С перемазанными кровью лицами они ели полусырые печень и сердце родного отца. Вокруг них были раскиданы другие части тела.

Эта первая экспедиция смогла спасти всего нескольких человек. Спасатели и сами едва не умерли от голода, добираясь до попавших в снежную ловушку путешественников через горы Сьерра-Невада. Когда экспедиция достигла места назначения, Тэмзен и Джордж Доннер были еще живы, но Тэмзен отказалась покидать умиравшего мужа: у Джорджа загноилась рука. Вторая спасательная экспедиция вывела еще больше людей, а за ней пришла третья. Но Тэмзен упорно не желала оставлять Джорджа, даже когда забирали ее детей.

Приблизительно в это время в лагере Доннеров возле Элдер-крика объявился мужчина по имени Эшер Бордмен. Это случилось в конце февраля. Он бежал из Потерянного лагеря, и, судя по его отрывочным словам, там разыгралось настоящее каннибальское безумие. Бордмен был странствующим проповедником. Сказал, что спасся бегством после того, как его собственная жена Эдит попыталась убить и съесть его. Несколько дней спустя Бордмен скончался от голода и изнеможения. Примерно в это же время прибыла третья спасательная экспедиция.

Обо всех этих событиях – и не только – Тэмзен писала в своем журнале.

Наконец в апреле до партии Доннера добралась четвертая, и последняя экспедиция. Но после третьей умерло еще много народу, и каннибализм даже усилился. Зрелище, представшее взору последних спасателей, оказалось еще более шокирующим, чем предыдущие. В лагере на Элдер-крике не нашли никого живого. Джордж Доннер был мертв. Его тело лежало в тающем снегу, разрезанное и частично расчлененное. Череп был разбит, мозги отсутствовали. Однако Тэмзен найти не удалось. Спасатели отправились в примитивный лагерь поблизости, где нашли всего одного выжившего, мужчину по фамилии Кесеберг. Рядом с ним обнаружили сковороду, на которой жарились человеческая печень и легкие. Под настойчивым допросом Кесеберг признался, что это останки Тэмзен. По словам Кесеберга, он ел ее тело неделями, а печень и легкие – единственное, что от него осталось.

Короче говоря, четвертая экспедиция эвакуировала последних выживших. История партии Доннера стала легендой. Ее пересказывали, перепечатывали, добавляли сенсационные подробности – исказили практически до неузнаваемости. К ней возвращались снова и снова.

И вот теперь объясню, зачем я приехал к вам. Как я говорил, обнаружили два основных лагеря – возле озера Траки и возле Элдер-крика. Но Потерянный лагерь так и не нашли. Его посетил только один член третьей спасательной экспедиции. Нам даже неизвестно, что именно он там обнаружил, но после этого возвращаться отказался. Как ни ужасно было положение в двух главных лагерях, случившееся в Потерянном лагере оказалось хуже – намного хуже. Спасатель привел только одного выжившего, но тот находился в бреду и вскоре умер, так и не приходя в сознание.