Черная Гончая Ольховская Влада

Лицензия на изображение предоставлена веб-сайтом Shutterstock.com, фото – Jozef Klopacka

1

Мое падение стало не самой большой проблемой.

Хотя падение с лестницы само по себе – то еще удовольствие. Одна звезда из пяти, не рекомендую. Да я и сама пропустила бы такую забаву, что уж там! Но нельзя сказать, что этот полет валькирии стал шоком. Нет, в то, что я умудрилась грохнуться с лестницы, без труда поверили бы все, кто меня знает.

Во-первых, я не самый грациозный человек в мире. Не совсем уж полено на льду, но и не балерина. С моими ногами, я вполне могла оступиться и полететь в ту жуткую муть, которую почему-то назвали цивилизованным словом «подвал». Во-вторых, и вот это по-настоящему важно, я невезучая. Серьезно. Я – тот человек, на очереди которого в любом заведении начинается перерыв. Перед тем, как я буду сдавать экзамен, преподу в пятку попадет заноза и он начнет ненавидеть весь белый свет. Если над Землей вдруг пронесется аномальная волна энергии, все получат суперспособности, а у меня мобильник в кармане взорвется. Общая картина понятна.

Так что, пока я летела с лестницы, я, конечно, возмущалась капризами судьбы, да только без особого напора. Хотела избежать одних неприятностей, а получила еще большие! Но ничего, я справлюсь. Я всегда справляюсь. Главное – не переломать себе все кости, а там уже, приземлившись, буду разбираться.

Вот только я готовилась к падению с лестницы, а не к тому, что случилось со мной на самом деле.

Начать хотя бы с того, что мой полет длился гораздо дольше, чем должен был. Оступилась я на границе одного-единственного лестничного пролета, ведущего в подвал. Старые такие ступеньки, невысокие, гладкие, отполированные тысячами шагов, на таких сложнее удержаться, чем навернуться! Но плюс в том, что они низенькие, тридцать секунд страха – и все уже закончилось.

А я падала, как та Алиса в кроличью нору. Падение продолжалось! И если сначала я еще чувствовала весьма болезненные удары ступенек по ребрам, то потом все прекратилось.

Осталось только ощущение, что меня тянет вниз, прямо сейчас подо мной ничего нет и непонятно, когда будет.

Еще вокруг меня было очень темно – слишком темно! Дверь, опять же, рядом, за дверью – яркий свет. Его не хватило бы на весь подвал, но там, где я спикировала вниз, его было предостаточно. Даже когда я зажмурилась от ужаса, он все равно мелькал рядом со мной, пробиваясь через сомкнутые веки. И вдруг – ничего! Тьма, непривычная, незнакомая мне, как будто света не осталось во всей Вселенной.

Тут логично было бы предположить, что я потеряла сознание… Так нет же! Это, конечно, никак не докажешь, но я себя знаю! Я бы почувствовала хоть какое-то замутнение, а его не было. Все то время, что я кубарем катилась вниз, я понимала, что со мной происходит, никакая боль, никакой страх не могли это изменить.

Я не знала, чего ожидать, однако запаниковать так и не успела. Мое падение закончилось так, как, в общем-то, и должен заканчиваться полет с лестницы: я грохнулась на холодный пол, подняв вокруг себя грандиозные облака пыли. Ну, хотя бы все завершилось! Я не умерла, уже плюс. Остается понять, есть ли другие плюсы.

Несколько секунд я не двигалась – не решалась. Меня пугали мысли о том, сколько костей я могла переломать, и я боялась узнать наверняка. Но это так себе позиция – валяться на полу и трястись от страха. Пустяковый метод, ни к чему не приводит, я не раз проверяла. Пришлось собрать в кулак отвагу (а больше у меня ничего в кулак не собирается) и осторожно пошевелиться.

Новости были хорошие. Вроде как ничего не сломано – по крайней мере, все двигается.

Болят ушибленные ребра, руки, ноги и спина. Так это как раз нормально! И терпимо. Переломы болели бы сильнее. Я могла двигаться, могла встать и хоть что-то сделать…

А других хороших новостей у меня для самой себя не было. Я оказалась все в той же кромешной тьме! Открытая дверь, мой единственный скудный источник света, просто исчезла.

При падении меня так помотало, что я уже не могла сказать, где она находится, а где нахожусь я.

Вариантов тут было два: либо дверь закрылась от сквозняка, либо ее захлопнули мои преследователи, которые решили, что это чертовски забавно. Но не могут же они быть настолько тупыми, правда? Даже в их крохотных головенках должна поместиться разница между школьным преследованием и вот этим! Они даже не знали, жива ли я, в сознании ли… Они не могли так поступить!

Значит, сквозняк. От этого легче, но не сильно. Я все равно в темноте, у меня ноет все тело, тут холодно и неуютно. Короче, надо выбираться! Я начала осторожно ощупывать пол вокруг себя, стараясь найти первую ступеньку. Если отыскать ее, дальше будет легко: ползи себе вверх по лестнице и радуйся, что никто не видит!

Но первой ступеньки не было, как, впрочем, и второй. Всей лестницы не было! До меня начало доходить, что и с дверью все не так просто. Она ж не новее лестницы, вся кривая и в трещинах! Если бы она просто захлопнулась, сквозь нее все равно пробивался бы дневной свет, его не погасишь.

А вот и сюрприз, нет света. Мое невезение только что вышло на новый уровень.

Паника, только-только отступившая, снова накатила на меня ледяной волной. Я оказалась непонятно где, непонятно как… Наверняка я знала только то, что подо мной каменный пол, покрытый толстым слоем то ли пыли, то ли сухой грязи. Негусто! Темнота полностью дезориентировала меня, с каждой секундой я все хуже чувствовала окружающее пространство. Разум шептал мне, что это ненормально. Спасибо, Капитан Очевидность, как будто я сама еще не поняла! Кто б мне подсказал, что делать дальше…

Я зажмурилась, стараясь сдержать слезы. Причем слез я не чувствовала, сделала так скорее по привычке: я, когда пугаюсь, всегда плачу. Но не в этот раз, и я снова открыла глаза, хотя в такой темноте это представлялось бесполезным.

Напрасно. За ту секунду, что я жмурилась, что-то изменилось. В подвале вспыхнул свет! Но он был таким же мутным, как вся ситуация. Ровный, тусклый, темно-красный, он лился непонятно откуда – и отовсюду сразу. Я теперь могла разглядеть над своей головой старые пыльные лампочки – как и то, что они не работали. Но свет же был! И мне его хватало.

Только вот от этого не стало легче. Я поняла, почему не смогла найти лестницу: она исчезла. Все, не было ее! Или это я откатилась так далеко? Потому что на моей памяти ни за одной лестницей не водилось привычки исчезать без следа!

Всюду хочется найти хоть какую-то логику, а если ее нет – придумать. Тогда мир становится не таким диким. Вот и я, сидя на полу, придумывала, что пошло не так. Картинка постепенно становилась более-менее ровной: я оступилась, упала с лестницы и покатилась вниз по подвалу, потому полет и показался мне таким длинным. Да и незначительные травмы этим объясняются, на ровном полу покалечиться сложнее, чем на лестнице.

Моя гениальная детективная теория подтверждалась еще и тем, что я, несомненно, находилась в подвале. Хотя какой же он был корявый! Серьезно, на звание школы года нам с таким подвалом лучше не претендовать. В моей предыдущей школе подвал активно использовался, там располагались кладовые и дополнительный гардероб. Но здесь он больше напоминал какую-то средневековую комнату пыток! Понурое помещение с очень низким потолком и темными стенами. Светильников нет, только лампочки на проводах, и на стенах тоже провода, половина – погрызенные крысами. По углам проглядывают трубы, ржавые, истекающие крупными темными каплями… Бр-р-р, жуть какая! И воняет какой-то сыростью, плесенью, и чем-то еще, незнакомым и уж точно не приятным. Плюс красный свет, установленный везде и всюду. Это место смотрелось инфернальненько, и задерживаться мне никак не хотелось.

Если бы кто-то заметил мое падение, они бы уже пришли сюда – я сидела на полу и осматривалась достаточно долго. Но торопливых шагов не было, да и любых других тоже. Я оказалась сама по себе, и за свое спасение отвечала лично.

Я заставила себя подняться, хотя моя будущая коллекция синяков ротестовала против этого, и двинулась вперед – наугад. Я ж по-прежнему не помнила, где лестница! Мне только и оставалось, что осматривать все подряд.

Красный свет не угасал, он был здесь везде и всюду. Вроде бы, ничего потустороннего, я уже мысленно подобрала три-четыре способа обустроить такое освещение. Но эти рассуждения почему-то не спасали, я сама в них не верила. Я даже не радовалась тому, что настолько хорошо все вижу! Потому что некоторые вещи в этом подвале видеть не стоило. Например, ржавые цепи, невразумительными грудами сваленные на полу. Трубы, упавшие из-под потолка на пол. Каменные колонны со странными выбоинами, оставленными непонятно кем и чем.

Нет, может, я придираюсь, но в обычной школе этого быть не должно! А где должно? Что тут на самом деле, секта какая-то? Я смотрела достаточно сериалов, чтобы знать: не каждая школа – то, чем она кажется. Но мне в этом участвовать не хотелось! Я уже пообещала себе, что, если выберусь отсюда, ноги моей больше тут не будет. И пусть мать с Шатуном меня хоть прибьют!

Так до этого еще нужно дожить, а чтобы дожить – выйти. Тут круг замыкается: выхода не было. Здравый смысл грустно помахал ладошкой и слинял. Я, по всем параметрам, уже прошла столько, что давно должна была выйти за границы школы. Не настолько там большое здание! Но мой путь продолжался, не было лестницы… и у меня никак не получалось найти то место, на которое я упала! Залы, разграниченные пустыми дверными проемами, казались одинаковыми, да не совсем. Того самого, моей отправной точки, больше не было!

Сердце колотилось все быстрее, меня била нервная дрожь, которую я больше не могла унять. Я дышала часто, мелко, да только никакой пользы это не приносило, страх побеждал. Дело было не только в том, что я лишилась даже намека на чувство направления. Это место давило на меня… Оно на меня охотилось! Красный свет делал мир слишком ярким, болезненно четким, как будто двухмерным – нарисованным на бумаге. Воздух стал влажным и холодным, таким дышать сложно, особенно когда задыхаешься. Мне казалось, что где-то совсем рядом, на границе моего зрения, постоянно мелькает движение. Вот кто-то пробежал рядом, но как только я повернула голову в его сторону – никого уже нет! Слишком быстро, слишком тихо, слишком неправильно… люди так себя не ведут. А если не люди, то кто?

Я напоминала себе, что никого, кроме людей, в школьном подвале быть не может. Я держалась за привычную реальность, сколько могла, и все искала выход, даже если больше всего на свете мне хотелось свернуться калачиком на полу и ждать, когда все это закончится. А потом я увидела следы.

В подвале хватало пыли, с этим я уже смирилась. Она ровным толстым слоем покрывала все вокруг, и сложно сказать, сколько она тут скапливалась. Но одно понятно: следы в такой пылюке остаются заметные. Раньше меня спасало то, что никаких следов не было. А теперь вот появились – и они не были человеческими. Передо мной вереницей вились следы какого-то животного, крупного, судя по отпечаткам когтей – хищного. Такого здоровенного, что оно, наверно, раза в четыре больше меня!

И на его следах – ни одной пылинки. Это могло означать только одно: оно было здесь совсем недавно. Оно прямо передо мной, в одном со мной подвале! А мне негде спрятаться в этом проклятом красном свете, нечем защититься, и, если мы с неведомой тварью встретимся, я просто… просто закончусь.

На этом мои попытки сохранить самоконтроль позорно слиняли. Я сорвалась, побежала – без цели, без осторожности, не зная, куда. Я снова видела рядом с собой движение – и оно не позволяло мне остановиться. Мне даже показалось, что, если я замедлюсь, у меня сердце разорвется от ужаса, я сразу почувствую прикосновение чего-то холодного, скользкого, сильного, живого или мертвого – не знаю… И я бежала от него, от образа, который придумала сама, потому что реальность могла оказаться еще сложнее.

Я понимала, что все равно проиграю. Я же не марафонец, чтобы сутками бегать! Я устану, снова упаду, и тогда уже существо, запертое в подвале, не упустит своего шанса… Но моя история закончилась иначе.

Красный свет погас так же быстро и неожиданно, как вспыхнул. Темнота напоминала гигантские челюсти, сомкнувшиеся на мне. Снова не было ни верха, ни низа, ни сторон света, только эта чернь. Я споткнулась, но не упала, а снова полетела – совсем как раньше!

Теперь это закончилось для меня не так плачевно. По глазам ударил свет, новый, яркий, белый. Этот контраст с темнотой был болезненным до слез, но я все равно быстро моргала и упрямо смотрела вперед, чтобы убедиться: рядом нет желающих меня сожрать. Было бы неприятно.

Но нет, повезло. Рядом были мои родители, а они хотели меня скорее придушить, чем сожрать. Хлопотали медсестры. Пахло лекарствами и чистотой. Ребра саднило от ушибов, руку – от капельницы. Но никакой тьмы, пыли и чудовищных следов передо мной, я вырвалась!

Только похвалиться этим успехом не получилось. Когда я спросила, что со мной произошло и как я вообще попала в больницу, оказалось, что не было никакого лабиринта с красным светом. Я грохнулась с лестницы, это заметили, вызвали медиков, доставили меня сюда – и в сознание я, побродившая по подвалу не больше часа, пришла только через три дня.

Такие дела.

2

Я говорила, что невезучая? Говорила. Я это сама прекрасно знаю. Но судьба, или кто там отвечает за такие штуки, как будто хочет лишний раз доказать мне это. Мол, ты думаешь, все плохо? А смотри-ка, бывает еще хуже!

Мое приключение с подвальной лестницей никому, включая меня, радости не принесло. Однако оно хотя бы казалось мне понятным и законченным. Какое тут может быть двойное дно? Фиг там, мне в тот же день, когда я очнулась, это двойное дно на голову вывернули!

Мне объявили, что я пыталась покончить с собой. Когда они сказали это первый раз, прозвучало так дико, что я и слова произнести не могла. Они там офонарели вконец?! Да я о таком даже не думала! Вообще, если бы я попыталась покончить с собой, я бы знала, наверно!

Но нет, у всех был свой взгляд на мою жизнь и поступки.

Чуть оправившись от шока, я попыталась объяснить, как все было на самом деле.

Поссорилась с одноклассниками. Рисковала получить по шапке. А поскольку бегун из меня не очень, я искала темный угол, куда можно забиться и переждать бурю. О подвале я подумывала как раз по этой причине, но, спускаясь туда, оступилась и ласточкой полетела вниз. Про путешествие по залам, залитым красным светом, я благоразумно умолчала, это сейчас не пошло бы мне на пользу.

Да мне ничего на пользу не шло! Меня выслушали, покачали головами и снисходительно заявили, что не нужно стесняться своих проблем. Мне помогут и все такое. Тупиковая ситуация! Кто не сталкивался, тот не поймет. Тебе доказывают истинное значение ТВОИХ мыслей. Как будто отнимают право принимать решения! И бесполезно что-то объяснять, потому что реальных доказательств нет, а словам никто не верит.

Вот еще какая штука… Когда я сталкиваюсь с несправедливостью, особенно такой тупой, могу и расплакаться. Не от страха или обиды, от злости. Сейчас как раз был такой случай, да и я, побитая, синяками покрытая, не в лучшем состоянии. Разревелась. Это, естественно, укрепило всех вокруг в убеждении, что я – трудный подросток, который сам себе может навредить, а потому я недостойна доверия.

Ели честно, я боялась, что это приведет меня прямиком в психушку. Может, и привело бы, да Шатун спохватился. Он же над репутацией своей трясется – будь здоров! Я ему не родная дочь, но я живу в его доме, значит, могу бросить тень на его светлое имя. Поэтому он задействовал какие-то связи, и меня не стали запирать в дурдоме. Но и в покое не оставили.

Раз за меня решили одно, то стали решать и все остальное. Понравилось, видно! Сначала они придумали, что я – самоубийца. Потом даже придумали, почему я решила свести счеты с жизнью. Оказывается, из-за школьных проблем и трудностей с адаптацией! Прикольно. Из всех косяков в моей жизни они выбрали тот, который волнует меня меньше всего. Нет, от перехода в новую школу я не в восторге. Но уж точно не собираюсь бросаться из-за этого с лестницы!

Однако от меня уже ничего не зависело, споры мне только вредили, и оставалось плыть по течению.

Меня еще пару дней подержали в больнице, но скорее для подстраховки, потому что со мной все было нормально. Потом вернули домой, однако не в школу, перевели на домашнее обучение. Временно. Хоть какой-то плюс! Зато обязали ходить к психологу, и это минус.

Я читала достаточно исторических книг, чтобы понять: дома со мной себя начали вести как с прокаженной. Почти. Улыбались издалека, говорили мало и только хорошее и стремились поскорее смыться. Это не угнетало: все лучше, чем было раньше. Да и не хотелось мне ни с кем говорить после того, как на меня навесили клеймо самоубийцы (спасибо, блин, большое!).

С психологом говорить тоже не хотелось. Вообще, я к этим ребятам не раз попадала – следствие некоторых событий моей жизни. И всегда мне психологов было жалко больше, чем им меня. Как правило, это были тетки непонятного возраста, которые очень хотели сказать что-нибудь правильное, но никак не могли придумать, что. Думаю, у них в головах крутилась только одна мысль: как хорошо, что это случилось не с моими детьми! Я из сочувствия вела беседу за них, чтобы они могли поставить в своих графиках галочку напротив проведенного сеанса.

Был еще шанс, что на этот раз все будет по-другому. Вроде как я вся такая несчастная, меня нужно спасать, да? Да, но нет. Мне хватило одного взгляда на назначенную мне тетку, чтобы понять: все будет точно так же, как раньше.

Выглядела она, прямо скажем, не презентабельно. Невысокая, мелкая, она рядом со многими моими одноклассниками сама казалась бы ребенком! Но рядом со мной – нет, потому что я и сама «задохлик» (Шатун как-то сказал). При этом психологиня не была молодой – постарше моей матери. Просто есть такие люди, которые до старости не вырастают, и что с ними делать – непонятно.

Хотя дело было даже не в том, что она не напоминала мне полноразмерного человека. Меня от нее мгновенно отвернуло из-за ее неуверенной, будто наклеенной на лицо улыбки, а еще – из-за взгляда. Какой-то кукольно положительный, заученно доброжелательный. Как сливочным маслом глаза протерли! Нет, я не рванула от нее прочь, я осталась на сеанс, тем более что кресло у нее в кабинете было прикольное – подвесное и похожее на гигантское яйцо. Но откровенничать с теткой я не собиралась.

– Скажи мне, Ульяна, что тебя беспокоит? – промурлыкала она.

Еще одна типичная черта попадавшихся мне психологов. Все они стараются говорить вкрадчиво, задушевно, как будто мы друзья-друзья. Беда в том, что друзья так как раз не говорят.

– Меня беспокоит, что меня объявили самоубийцей, хотя я даже не собиралась, – буркнула я.

– Значит, ты с этим не согласна?

– Уже очевидно, что нет.

– А почему, как тебе кажется, твои близкие это сделали?

– Потому что неадекваты.

Она что-то записала в своем блокноте. Явно не добавляющее мне очков в общей характеристике. Ну и ладно.

– Ульяна, ты считаешь, что в твоей жизни нет трудностей?

– Уж явно не таких, ради которых стоило бы башку разбивать! – смеюсь. Когда я смеюсь, ей неловко, а мне – забавно. Она, видно, настроилась, что я буду рыдать.

– Хм… давай поговорим о твоей адаптации к школе!

– Давайте поговорим.

Не о чем тут говорить, на самом деле, но она не отстанет, а сеанс раньше срока не кончится.

К тому, что в школе будет непросто, я готовилась заранее. Это как бы не сюрприз. Из-за травмы у меня походка, как у пингвина, это, прямо скажем, привлекает внимание. Да и ноги я всегда стараюсь спрятать под одеждой по той же причине. Я ж не дура, смогла просчитать, что кого-то это будет веселить, а кого-то – злить, потому что люди легко злятся из-за всякой непонятной фигни.

Но в моей первой школе все оказалось не так плохо. Ко мне быстро привыкли. Нет, находились те, кто не прочь был поприкалываться, изобразить, как я хожу, и порадоваться своему актерскому дебюту. Вот только тех, кто готов был за такое кривляние втащить, оказалось больше. Меня защищали и поддерживали даже те, кто со мной не дружил. Не знаю, как так сложилось, может, просто повезло? Не все ж мне неудачи огребать!

Так что моя школьная жизнь могла бы быть вполне сносной, если бы на маму не свалилось супружеское счастье в лице Шатуна. А Шатун не желал жить в «нашем убогом районе». Поэтому мама снова заполучила обручальное кольцо и заветный статус чьей-то жены, а я – весь этот гемор…

Нет, со стороны казалось, что Шатун делает мне огромное одолжение. Он снова задействовал свои связи (этот мужик, по-моему, связан со всем городом), чтобы меня перевели в престижную гимназию, где учатся его дети. Этому были дико рады Шатун и мама. На этом список довольных людей закончился. Мне там не нравилось, потому что на меня смотрели, как на чмо. Детям Шатуна это не нравилось, потому что с их точки зрения я чмом и была. Они меня не то что не защищали, они сами порой организовывали травлю на мою голову, чтобы подчеркнуть: они к такому жалкому недоразумению, как я, отношения не имеют.

Обидно, но ожидаемо. Сильно меня никогда не били, так, покоя не давали. Но я уже придумала план, который меня несколько утешал. Я собиралась доучиться годик в престижной гимназии и притопить собственные оценки, чтобы меня вынужденно отчислили. Тогда уже Шатун признает, что я – гиблый случай, и вернет меня в прежнюю школу. Может, мне вообще удастся договориться с отцом и жить у него! Все лучше, чем сейчас. Короче, я была настроена оптимистично и самоликвидироваться не готовилась.

Все это я со скуки попыталась объяснить психологине. Напрасная трата слов. Она смотрела на меня этими своими сливочными глазками, кивала к месту и не к месту, а потом выдала:

– Ульяна, я вижу, что ты закрылась и не готова говорить со мной честно. Ничего страшного, мы к этому придем!

Я натянула вежливую улыбку, такую же фейковую, как у психологини. Ясно, говорить с ней честно нет смысла, к завтрашнему сеансу придумаю, что б такое соврать, чтобы она от меня отстала. Одна радость: пока мы проводим эти сеансы, учебный год проходит, и я вполне смогу вернуться к первоначальному плану.

И снова я рано обрадовалась. С сеанса домой я вернулась на такси – такой был договор у родителей с психологиней. Некоторое время я была одна, в блаженной тишине, сказка просто. А потом вернулся Шатун – маменька ускакала на очередные курсы, я давно уже не слежу, чем она занимается. Само прибытие ее возлюбленного меня не насторожило, мы с ним мастерски друг друга игнорируем. Но сегодня он сразу приплелся ко мне и был суров, что уже не сулило ничего приятного.

У нас с ним не очень хорошие отношения, но это ничего. Как показала практика, у Шатуна со всеми не очень хорошие отношения. Думаю, он даже своим родителям не слишком понравился, и они карательно назвали его Михаилом. По крайней мере, я не вижу других причин давать имя Михаил человеку с фамилией Шатун.

Мама, естественно, радостно взяла его фамилию – она вообще не упускает поводов его порадовать. Я наотрез отказалась. Шатуну было пофиг. Он не хотел видеть меня под своей фамилией, но от возможности поиграть в наставника и мудрого отчима не отказывался… к сожалению.

Вот и теперь он смотрел на меня, насупив брови.

– Я говорил с Валентиной Ивановной.

Это психологиня. Я ее имя предпочитаю не запоминать.

– Она сказала, что ты пока отказываешься признавать проблему, – продолжил он.

Я только плечами пожала. В беседе с Шатуном нет правильного ответа ни на один вопрос, его любое слово может обидеть. Вывод? Чем меньше говоришь, тем проще тебе жить.

– Ульяна, так нельзя. Ты должна признать проблему, вылечиться и жить дальше. Так делают здоровые, сильные люди.

– Хорошо, – говорю. Только отстань, отстань, отстань…

Не отстает. Он любит поболтать. Сочувствую его подчиненным, Шатун – большой начальник, вообще-то.

– Не думаю, что поняла, а должна бы! Хотя я знаю, почему ты упрямишься. Ульяна, мы все помним, в каком ты положении, и делаем тебе скидку на это. Но нельзя же вечно жить по льготам, девочка моя! Никто не виноват в том, что ты калека. Так ведь сейчас не средневековье! Раз уж ты не можешь стать здоровым человеком, нужно принять это и счастливо жить дальше, а не жалеть себя – или делать такие вот глупости!

Он себя вообще со стороны слышит? Если бы я действительно была в депрессии, мне только такого «утешения» и не хватало бы, чтобы реально сигануть головой вниз! Придурок.

На мою удачу, мало что в этой жизни меня заботит меньше, чем мнение Шатуна. Поэтому я сижу, смиренно опустив голову, и жду, когда он свалит. Лично я не считаю себя ни калекой, ни убогой, а сложности у меня, потому что у некоторых людей не хватает мозгов понять это, только и всего. Ну а чего мне париться из-за отношения людей без мозгов?

Похоже, Шатун наконец-то доволен тем, как он меня вразумил.

– Ульяна, ты все поняла?

– Да.

– Вот и хорошо! Хотя я бы не отказался, если бы ты начала думать чуть пораньше! Нам с твоей матерью и так непросто из-за тебя. Не добавляй нам еще такого позора!

Теперь ему ответ не нужен, ляпнул – и ушел. Оно и к лучшему, потому что я бы уже не сумела ответить правильно.

У всех есть свой предел, и у меня тоже. Я многое могу стерпеть – но не столько сразу! По отдельности и психолог, и Шатун, и даже дебильная новая школа – так себе проблемы. Но тут они навалились на меня все вместе. Как будто мне нравится слушать, какая я убогая и как от меня одни неприятности! Я знала, что из-за Шатуна не нужно расстраиваться, всегда знала, однако он меня все-таки добил. Точнее, просто стал вишенкой на торте всех моих бед, и я разревелась.

Может, нужно было давно, сразу… А из меня только теперь начал выходить тот страх, который я почувствовала еще в красном лабиринте (которого не было). Может, лучше бы был? Это тогда мне казалось, что нужно обязательно бежать к людям. Если задуматься, к кому мне бежать? К матушке, которая на публику делает вид, что не знает меня? К Шатуну, для которого я – благотворительность? К психологине, которой лишь бы гонорар отработать? В красном лабиринте было несладко, но хотя бы честно!

Мне хотелось высказать это кому-то. Зло, глупо, но иногда – надо! Оказалось – некому… Я слышала, как хлопнула дверь, как вернулась мама. Она задержалась, чтобы забрать из школы детей Шатуна. Теперь они считаются и ее детьми… и уж точно попрестижней некоторых будут. Я все ждала, когда она хотя бы заглянет ко мне, но она так и не зашла. Должно быть, с Шатуном меня обсудила и решила, что этого достаточно.

Я передвинула небольшой коврик, лежавший обычно в центре комнаты, под кровать и забилась туда же. Не самый умный поступок, я знаю, но мне хотелось. Хотелось забиться подальше, спрятаться, как в детстве, сделать вид, что это я предпочитаю быть одна, а не меня все игнорируют…

Мне захотелось просто исчезнуть.

3

Недолгий сон меня успокоил, но так всегда бывает. Засыпаешь с мыслью, что пора громить и крушить все вокруг. Просыпаешься – и мир уже не кажется таким уж плохим местом. Главное – дотянуть до утра.

Поэтому и я, потягиваясь, была готова принять маман со всеми ее глюками, а Шатуна с его детьми и дальше игнорировать. Плевать, что они обо мне думают, я себе нравлюсь! Мое настроение было прекрасным… но недолго.

Уже выбираясь из-под кровати, я поняла, что что-то не так. Я не безумная фанатка чистоты, и все равно в моей комнате такой пыли никогда не было! У Шатуна на этот счет строгие правила – как и на любой другой.

Но сейчас моя комната выглядела так, будто здесь мешок с мукой взорвался! Причем лет двадцать назад. Я даже засомневалась в какой-то момент, что это действительно моя комната. Присмотрелась – все-таки она, вся мебель на своих местах и вещи – мои, но все это какое-то… старое.

Я прекрасно понимала, что это не может быть старым, однако как не поверить своим глазам? Деревянный стол стал таким дряхлым, что готов был в любой момент превратиться в груду опилок. Кровать покрылась плотным слоем ржавчины, на котором сохранились редкие хлопья белой краски. Одежда вся ветхая, в плесени, игрушки сгнили… И от этого зрелища меня бросало в дрожь. Что это вообще, почему?!

Я зажмурилась, снова открыла глаза, зажмурилась, открыла… Не помогло. Мир оставался прежним: сумрачным, пыльным и старым. В комнату пробивался серый свет, там, снаружи, был день, но окно вдруг оказалось таким грязным, что я не могла выглянуть на улицу.

Некоторое время я просто осматривала комнату, надеясь, что иллюзия пройдет сама собой. Потом я вспомнила, что рядом должны быть родители и детишки Шатуна. Если такое произошло со мной, то и с ними тоже! Я попыталась позвать их, но тут же поперхнулась пылью, закашлялась, не смогла издать ни звука – и ни звука не услышала. За дверью не было ни голосов, ни шагов!

Когда приступ прошел, я двинулась с места. Усилием воли, на которое раньше, кажется, не была способна. Я не была уверена, что хочу знать, что ждет меня в доме. Но не торчать же тут вечно!

За пределами моей комнаты мираж не заканчивался. Весь дом выглядел так, будто люди ушли отсюда лет сто назад. Просто взяли и ушли – все бросив и обо всем позабыв! Вещи остались на своих местах, там же и разрушились. Не было следов спешки или борьбы, не было разводов крови, к моему немалому облегчению. В этом новом мире нас осталось только двое: я и пустота.

И вот ведь какое дело… Я неожиданно поняла, что мне не так уж страшно. Страшно, но не очень. Меньше, чем в красном лабиринте. Там меня охватил невероятный, почти звериный ужас. А сейчас было такое чувство, что я разделилась, раздвоилась, превратилась в двух совершенно разных Ульян. Одна из них тряслась от страха, хотела заплакать и звать маму. Вторая испытывала спокойное любопытство. Как будто не так уж важно, что произошло с моим миром! А поскольку эти две Ульяны соседствовали в одном теле, я шла вперед на дрожащих ногах – но шла ведь!

Скрип древних досок под моим не самым большим весом. Скрежет битых плиток. Каждый звук казался оглушительным, потом что вокруг меня царила странная ватная тишина. Дом был покинут – и все вокруг него тоже. Деревья в саду разрослись до невероятных размеров и форм. Трава сожрала ухоженные газоны, а потом, не насытившись, ринулась на дорожки и их тоже уничтожила, сухая, острая… Она бы и большую дорогу заглотила, да не смогла, подавилась, просто исчертила асфальт темно-зелеными полосами.

Теперь по дороге шла я. Надо мной было серое небо, как будто низкое, подпрыгни – и дотянешься. Со всех сторон – ветхие дома, безглазые из-за выбитых окон, покосившиеся фонари, исчезнувшие среди дикой зелени заборы. Некоторые стены рухнули, в паре коттеджей просела крыша. Но это уже никого не волновало. Люди исчезли в один миг, и в мире осталась только я.

Это сон. Должен быть сон. Вот в чем я себя убеждала, и только поэтому не паниковала. Я не готова была объяснить самой себе, почему в этом сне я чувствую тяжелый жаркий воздух, почему кашляю из-за вездесущей пыли, почему так остро ощущаю колотый асфальт под босыми ногами… Я лучше буду верить, что это сон, потому что сон может закончиться.

Мир вокруг меня был несомненно мертвым, а в мертвом мире любое движение, любой звук привлекают внимание сразу. Это как нарушение закона почти, даже если законов не осталось.

Вот и я, настороженная, напряженная до предела, мгновенно уловила какой-то шорох за первой линией домов.

Мне не следовало туда соваться, потому что в шорохе, который я слышала, не было ничего цивилизованного. Но чем я рисковала? Если всех людей взяли и стерли, какой смысл мне оставаться? А если не всех, то я должна найти других, я тут долго не выдержу одна!

Но это не значит, что я совсем забыла об осторожности. На этот раз, в отличие от лабиринта, я не неслась вперед перепуганным лосем. Я кралась медленно, выверяя каждый шаг. Я миновала сети высохшего винограда – его ветки теперь больше напоминали металлические канаты. Я прошла через завалы кирпичей и бетонных блоков. По ним я забралась на крышу гаража, рискуя в любой момент свалиться в кусты шиповника с пугающе длинными иглами. Но риск оправдался: отсюда я могла осмотреть почти всю соседнюю улицу, не привлекая к себе внимания.

И хорошо, что я не выперлась туда лично! Потому что шорох, который я услышала, оказался звуком шагов. Но шагали там не люди…

Уже второй раз за сегодня я усомнилась в собственных глазах. Я смотрела на существ, заполонивших улицу, и не понимала, что передо мной. Так ведь просто не бывает! Они напоминали людей – но не настоящих, а карикатурных, искаженных каких-то… У них были маленькие щуплые тельца с короткими ногами и непомерно длинными сухими руками. На шеях, тонких, как спички, непостижимым образом держались головы, размером не уступающие их телам. И вот на головах сходство с людьми точно заканчивалось! Все они были идеально круглыми, белоснежными, как и тела уродцев. Ушей и носа у существ не было, зато были глаза – по одному крупному, полувыкатившемуся глазу на каждой стороне головы, там, где должны находиться уши. А на месте глаз – ничего, белая пустота. Зато под ней – пасть на половину головы, полная плоских закругленных зубов. Вроде и не клыки, но я чувствовала: если в эту пасть попадет живое создание, живым оно будет недолго.

Уродцы не делали ничего толкового… или я просто не могла их понять. Они сонно бродили по улицам и дворам, но не похоже, что у них была какая-то цель. Иногда они сталкивались, шипели друга на друга и расходились, сородичи их не интересовали. Но самым жутким было то, что их глаза, выпуклые, воспаленные, постоянно двигались, и каждый глаз – в своем направлении. Даже у одного существа глаза двигались по-разному! У меня от этого мурашки шли. Я твердо решила, что не позволю им меня увидеть, даже если кроме них и меня на планете никого не осталось!

Неожиданно что-то изменилось. Причин вроде как не было, и я ничего особенного не делала, однако уродцы вдруг застыли – все одновременно. А потом они, не сговариваясь, бросились в одну сторону. Тут и оказалось, что они, если захотят, двигаются очень даже быстро! Они шатались, как пьяные, их головы дергались так, будто вот-вот оторвутся, но им самим это было до лампочки. Они обрели цель, вот и все, что было важно. Глаза устремились в одном направлении, чудовищные рты приоткрылись, на зубах заплясали ярко-красные языки… Они охотились, в этом я уже не сомневалась.

Инстинкт самосохранения твердил, что надо валить. Он даже не шептал, он орал мне об этом! Нужно было бежать в другую сторону, а я не смогла, и не только потому, что не знала, есть ли в другой стороне что-то хорошее. Я думала о том, кто станет жертвой этих уродцев. Может, такой же человек, как я! Он еще оставался в этом страшном мире с низким небом… а теперь его не будет! Потому что на него бежит стая голодных злобных тварей, у которых нет имени.

Если бы я увидела их бегущими на меня, я бы умерла на месте. От ужаса. Я бы хотела, чтобы меня кто-то спас! А если нас в мире осталось только двое (вдруг?), теперь я должна была спасти того, неведомого человека…

Шатун бы при таком заявлении рассмеялся, это как пить дать. Его слова о том, что я – калека, до сих пор звенели у меня в памяти. Но они, как ни странно, подстегнули меня, придали решимости. Может, я и не совсем здорова, только это меня не остановит!

И я побежала в ту же сторону, но по другой улице, параллельно стае белых уродцев. При других обстоятельствах они бы услышали меня, заметили, а теперь были так увлечены охотой, что все остальное просто потеряло смысл.

В какой-то момент я упустила их из виду – дома, соединенные гаражами, закрыли их. Мне пришлось прорываться в полуразрушенный коттедж, чтобы из его окон выглядывать на соседнюю улицу. Не самое плохое решение: так у меня оставалось хоть какое-то убежище!

Оттуда, из выбитого окна второго этажа, я снова увидела уродцев – и их жертву.

Мои догадки подтвердились: это был человек. Они окружили его со всех сторон, но пока не победили, просто загнали в один из домов. Через выбитые окна и обвалившиеся стены было видно, что они нападают на него, стараются всем скопом, да условия не позволяют, и приходится по двое-трое. У них не было плана, они, хоть и отдаленно напоминавшие людей, людьми на самом деле не были даже близко. Я видела перед собой стаю голодных животных… нет, монстров. И сколько бы я ни убеждала себя, что так не бывает и монстров не существует, реальность от этого не изменялась.

Мало кто справился бы на месте этого человека – а он смог. Да начать хотя бы с того, что он не поддался шоку от появления этой своры! Может, он знал о странном мире больше моего? Или просто был подготовлен ко всему.

Он неплохо отбрасывал их от себя, драться он умел, да и с силой все в порядке. Он не сдерживался, двигался ловко – подготовленный, значит. Существ он бил всем, что под руку попадется, и работало это неплохо. Они не получали ран и не погибали, как животные, они просто исчезали. Один хороший удар – и уродец взрывается, обращаясь серым пеплом.

Теперь понятно, что за «пыль» покрыла все вокруг…

Хороших ударов у неизвестного мне человека было много. Он двигался так грациозно, что я просто завороженно наблюдала за ним, даже о страхе позабыла. Сначала мне показалось, что это взрослый мужчина, самый ведь вероятный вариант! Но потом я присмотрелась, разглядела его получше и поняла, что он постарше меня, но совсем чуть-чуть, ему лет восемнадцать, короче, молодой парень, спортивный просто.

Это «присмотрелась», кстати, тоже было странным. Дома, в которых мы укрылись, были расположены далеко друг от друга, слишком далеко. Мне полагалось видеть силуэт – и не более того. Но я наблюдала за ним и с каждой секундой различала все новые черты. Я увидела, что он в грязной рваной одежде – похоже на камуфляж, но не армейский, а так – пародия современных модельеров. Цвет волос разглядеть не смогла, потому что они были покрыты пеплом, из-за этого парень казался седым. Зато я видела, что черты лица у него острые, лисьи, а глаза светлые – то ли голубые, то ли серые. И даже разницу в оттенке от меня скрыло не расстояние, а то, что он очень много двигался.

У меня всегда было хорошее зрение, но такая зоркость – это уже перебор. Я бы насторожилась, но мое внимание быстро переключилось на нечто гораздо более важное: парень показался мне знакомым.

Я не знала его имени, провалами в памяти я страдаю не больше, чем жаждой самоубийства. Значит, он не из моего класса, там я всех уже запомнила. И он точно не из моих прежних друзей, вот уж кого не забыла бы! Раз я считаю его знакомым, но имени не знаю, значит, мы виделись достаточно часто, но не были представлены. Как такое возможно?

Вспоминать было некогда. Сейчас его паспортные данные меня не очень-то волновали, гораздо большее значение имело то, что он человек, а против него – живая волна монстров! Он их уничтожал умело и успешно, а они просто не заканчивались, лезли изо всех щелей. Такой непрекращающийся поток белесых личинок… То, чего не получилось добиться силой, они брали количеством.

Он уставал, а они оттесняли его все дальше. Так он оказался на втором этаже, на третьем, потом – на чердаке. По его движениям, по замутненному взгляду было видно, что он чертовски устал… что он и сам понимает: его песенка спета. Рано или поздно он упустит очередного уродца, тогда челюсти сомкнутся и… Всем понятно, что будет тогда. Да, он знал, что обречен, но не сдавался, и это поразило меня, отрезвило, заставило задуматься, как я могу помочь…

Да никак! По крайней мере, без риска для себя. Драться так, как он, я не умею и бегаю не очень. Но ведь и они далеко не спринтеры! Драка – вообще не моя тема, мне только и остается, что отвлечь их. Нет, можно было вообще не высовываться, но такой план я почему-то даже не рассматривала. Я бы себя не простила, если бы у меня на глазах кого-то разорвали на куски!

Мой замысел не отличался гениальностью. Мне нужно было отвлечь на себя хотя бы часть уродцев, увести их в сторону и надеяться, что парень разберется с оставшимися – и что позже мы с ним сумеем найти друг друга. Правда, я понятия не имела, как сама отделаюсь от таких преследователей, но времени на размышления не осталось. Все или ничего!

Я выбралась на площадку, оставшуюся от балкона – лишенную перил, но все еще достаточно крепкую, чтобы я мигом не рухнула вниз. Теперь я могла лучше рассмотреть происходившее в другом доме, но и уродцы при желании могли заметить меня. Собственно, так и было задумано.

Я сделала глубокий вдох, прощаясь с последними секундами спокойствия, и крикнула:

– Эй, выродки! Сюда! Ко мне!

Прозвучало как-то странно… Я даже не поняла, в чем именно странность. Да и возможно ли вообще нечто странное в мире, населенном такими существами? Но у меня не получилось долго размышлять об этом, и вовсе не из-за того, что в мою сторону ломанулись эти головастики. Нет, ситуация просто развивалась не так, как я ожидала… Да такого бы никто не предсказал!

Они меня услышали. Они на мгновение замерли – совсем как тогда, когда услышали свою первую жертву. И я теперь с ужасом ожидала, что они бросятся на меня так же, как бросились за ним – все сразу, ведь все взгляды были устремлены в мою сторону.

И они действительно побежали, но не ко мне, а от меня! Белая волна чудовищ схлынула, разбилась на отдельные ручьи, растеклась по улицам и затерялась в них. Они отступали! Отступали все и сразу, даже не попытавшись напасть на меня. А может… Хм, ведь если задуматься, парень не кричал, даже когда было трудно! Может, крик в этом мире привлекает нечто иное, то, чего на самом деле испугались белые уродцы?

Тогда и мне нужно было бежать! Но прежде, чем я успела спуститься с балкона, я услышала голос того самого парня. Он теперь стоял у пробоины в стене и смотрел в мою сторону.

– Подожди! – позвал он. Похоже, он тоже был напуган, он знал, что приближается. Но он был достаточно благодарен мне, чтобы не смыться мгновенно. – Это снова ты! Снова спасаешь меня и уходишь?

Так, нет, я поспешила с выводами. Он не смелый и не благородный, у него просто кукуха съехала. Да, он показался мне знакомым, значит, мы встречались прежде. Но я совершенно точно помню, что не спасала его! Я вообще никого в этой жизни не спасала. Разве что саму себя, но это не считается.

Так что доверия к себе он не добавил. Он ведь был единственным человеком в этом мире! Да и человеком ли? Что если он тоже уродец, как те, белые? Просто он уродец другого порядка, а я вмешалась в какие-то местные войны…

Я чувствовала нарастающую тревогу. Как странно… Весь этот мертвый мир напугал меня меньше, чем приближение того, чего так боялись белые существа! Я развернулась и бросилась прочь, не рассуждая, насколько это разумно. Я бежала и бежала, не зная, от чего и куда, а все равно опоздала. Сначала я услышала гул, но не успела даже обернуться, как на меня налетел смерч. Ветер был такой, что все сливалось воедино, он ослеплял меня пылью, он стирал все вокруг и мне некуда было спрятаться – и некому было меня спасти. Вот, значит, что почувствовали уродцы!

Я попыталась рвануться вперед – ни на что особо не надеясь, просто от отчаяния. И у меня получилось… Кое-что. Ничего хорошего.

Я резко выпрямилась, а поскольку я все еще лежала под кроватью, это привело лишь к болезненному удару по лбу, снова повалившему меня на ковер. Когда из глаз перестали сыпаться искры и сознание более-менее прояснилось, я обнаружила, что так и заснула под кроватью в своей комнате. Там, куда залезла просто поплакать! Ну а чем объяснить все остальное – уже понятно.

Несмотря на пульсирующую боль во лбу, я рассмеялась. Сон, конечно! Чем еще это может быть? Я даже в этом сне понимала, что все не по-настоящему, да поддалась той магии, которая только у снов и бывает. А на самом деле не было ни разрушенного города, ни низкого серого неба, ни, тем более, зубастых уродцев и их жертвы. Было только мое разбушевавшееся воображение, на которое лекция Шатуна повлияла таким вот странным образом. Но ночь закончилась, наступило утро, и можно с новыми силами сражаться с той фигней, которая обрушилась на мою жизнь.

Вот с таким позитивным настроем я и выбралась из-под кровати. Комната, естественно, была прежней, чистой, точно такой же, как и всегда. Я приготовилась заняться уроками и забыть свой дурацкий сон, как и следует поступать со всеми дурацкими снами…

А потом я обнаружила, что мои руки и ноги покрыты толстым слоем пепла.

4

– Ульяна, куда подевались твои синяки?!

Мама спрашивала об этом с таким возмущением, будто я потеряла величайшую семейную реликвию. А ведь у нас даже не было семейных реликвий!

Но в этом вся моя мама: непонятное ее пугает, а на испуг она реагирует возмущением. Когда привыкаешь, это уже не бесит. Я была заинтригована случившимся не меньше, чем она, и я тоже не отказалась бы от ответа. Жаль только, что некому было его дать.

В больнице меня неплохо подлечили. Да я сильно и не травмировалась – что бы там ни придумали мама с Шатуном. Но вот синяков я получила по полной и, выписываясь, больше напоминала далматинца, чем человека. Дальше все шло своим чередом: синяки были синими (название обязывает), потом – бурыми, постепенно начали желтеть, светлеть… Они меня не беспокоили, но исчезать им предстояло долго. А тут они вдруг пропали одним махом, все! Мама забеспокоилась. Занервничала. Заподозрила меня в обмане и коварной симуляции, позабыв, что в больнице меня осматривали врачи.

У меня не было сил даже обижаться на нее. Я-то знала, что синяки исчезли не «вдруг», все гораздо сложнее. Это было напрямую связано с моим пробуждением после того жуткого сна.

Обнаружив на себе пепел, я была, мягко говоря, не рада. Я принялась осматривать все вокруг, силясь понять, где я могла в нем вываляться. А нигде! В моей комнате был только один источник пепла: я сама. Уже я вывозила в этой гадости ковер, пол и собственную одежду.

Можно было сколько угодно повторять себе, что так не бывает, что пепел не появляется на коже вот просто так. Легче не становилось. Он есть – верю я в него или нет. А если наличие пепла заметит Шатун, будет еще и скандал. Поэтому вместо мистического ужаса я испытывала только желание разобраться с последствиями. Оно и к лучшему: работа часто помогает отвлечься, успокоиться, взглянуть на все свежим взглядом. Я была сосредоточена на том, чтобы кое-как оттереть ковер и помыть пол. Одежду сразу загрузила в стиралку. Когда следы были заметены, вздохнула с облегчением и отправилась в душ. Вот там я и обнаружила, что синяков больше нет. Они как будто смылись с меня вместе с пеплом!

Я оказалась в какой-то дикой ситуации. Мне нужны были ответы – не для окружающих, для себя… Фиг там! Нет ответов, не существует объяснения тому, что со мной случилось. Я попыталась просто смириться, так нет же, мама решила обвинить меня в том, что я где-то посеяла собственные синяки.

Как здорово быть мной.

На мое счастье, есть кое-что, чего мама боится даже больше, чем странностей: недовольство Шатуна. Не добившись от меня ответов, она нервно покосилась на часы и потребовала, чтобы я надела свитер с длинными рукавами. Конечно, мы ж не хотим беспокоить «Мишеньку»! А уж умираю я или нет – время покажет.

Судя по всему, Шатун был недоволен мной больше, чем обычно. А недовольство мной автоматически переключалось на маму, потому что он, Шатун, к моему сотворению непричастен. Вот она и поторопилась увезти меня к психологу, чтобы лишний раз не напоминать отчиму о моем существовании.

Мы приехали сильно раньше – на полтора часа. Так бывает, когда в панике бежишь из собственного дома. Чтобы загладить откровенный родительский косяк, мама неумело сделала вид, что так и было задумано, и потащила меня в кафе. Потому что, потеряла я синяки или нет, а кормить меня иногда надо.

От этого кафе я ничего особенного не ожидала. Ну, поем и поем, легче на душе не станет. Вот только я не учла, что там на столиках были разложены подростковые журналы, которые я не читаю, и, по чесноку, считаю напрасной тратой бумаги. Кому они вообще нужны в эпоху интернета?

Но здесь журнал был, а с обложки на меня смотрело знакомое лицо. И тут меня как лавиной накрыло.

Вот он! Вот откуда я его знаю, не помня имени! Мама дорогая… Да я его просто видела – раз сто в рекламе, раз десять в трейлерах каких-то там фильмов. Он популярный, много где мелькает. Будь я чуть внимательней, я знала бы и имя, но теперь вот прочитала в журнале.

Парнем, которого в заброшенном мире пытались сожрать белые уродцы, оказался сам Сергей Речин. А глаза у него все-таки голубые…

Мама заметила нехарактерный для меня интерес к журналу и, понятное дело, истолковала неправильно. Как истолковала бы любая мама.

– Что, понравился? У каждого поколения свои кумиры, я тоже девчонкой на артистов вздыхала… Но этот и правда симпатичный! Даже я его знаю.

Да уж, сложно не знать человека, лицо которого разве что на туалетной бумаге не печатают! Статья в журнале любезно подсказала мне, что Сергей Речин – артист, и модель, и спортсмен, да еще поет где-то там… интересно, крестиком он не вышивает? Есть предел?

Нет, само по себе это не уникально, сейчас не так сложно стать звездой в семнадцать лет, если ты на это заточен. Вопрос в том, что Сергей Речин делал в моей голове. Несмотря на всю эту ситуацию с пеплом и пропавшими синяками, я была склонна верить, что мне просто приснился страшный сон. Но почему такой? Мама ошиблась, я никогда не была фанаткой Сергея Речина, я его видела просто потому, что его смазливую мордашку повсюду использовали, тут хочешь-не хочешь, а увидишь.

Но вот именно он оказался в самом уникальном, пожалуй, сне, который у меня был. ПОЧЕМУ?!

От мамы помощи не добьешься. Я видела, что ей сейчас рядом со мной тяжко (больше, чем обычно), и все ее надежды связаны только с помощью профессионала. Поэтому в положенное время я безропотно пошла к психологине и даже сделала вид, что мне это нравится.

Я устала, я была напугана случившимся, поэтому для разнообразия я решила изменить себе и поверить, что эта робкая тетка способна мне помочь. Я спросила:

– Скажите, а от падения с лестницы бывают галлюцинации?

Ничего лучше я не придумала. В этом хоть какой-то смысл есть! Самые большие странности начались после того, как я колбаской скатилась в подвал. Врачи вроде как обследовали мою многострадальную голову и ничего подозрительного не нашли. Но вдруг они ошиблись? А передо мной, вот, доктор сидит, все стены ее дипломами увешаны. Должна же она что-то знать!

Психологиня, увы, адекватнее не стала. Когда я заговорила о галлюцинациях, она чуть яйцо под себя не снесла.

– Галлюцинации? Ульяна, у тебя галлюцинации начались?!

И по ее переполошенному виду сразу было ясно: стоит мне рассказать про мой сон и пепел на руках, как она посоветует родителям закрыть меня далеко и надолго. Шатуна такая возможность порадует!

Щас, разбежалась. Они так просто от меня не отделаются.

– Нет у меня никаких галлюцинаций, – жизнерадостно соврала я. – Я просто прочитала в интернете, что – теоретически! – бывает после падения с лестницы!

Психологиня облегченно выдохнула.

– Ой, не смотри ты этот интернет! Ничего путного там не пишут, пользы точно не будет.

Можно подумать, она меня прям спасла! Но – ладно, если я решила играть по правилам, буду играть по правилам. Понятное дело, я была немного придавлена всей этой историей, связанной с Сергеем Речиным. Однако не настолько, чтобы совсем уж забыться. Я еще вчера продумала, что нужно говорить этой тетке, чтобы она поскорее от меня отстала. Вот теперь я начала излагать свои предполагаемые проблемы в школе – половину я вычитала в учебнике психологии, половину беззастенчиво сперла из американского сериала.

Психологиня сериал не смотрела, да и учебник вряд ли читала. Она торжествовала, потому что мои слова стали простыми и понятными, теперь меня наконец-то можно было «вылечить». Когда я закончила изливать душу (по ее версии), она разразилась лекцией, состоящей преимущественно из ошибок и банальностей. «Будь проще и люди к тебе потянутся», «люди обижают тех, кого боятся» и прочая муть. Я слушала ее без интереса, просто от скуки, а смотрела все больше на часы, ожидая, пока эта мозгомойка закончится.

Но часы не желали мне подыгрывать. Часы вдруг пошли назад.

Часы в кабинете были большие, круглые, керамика с перламутром. Стрелки три: часовая и минутная, черные, украшенные какими-то мелкими камушками, и белая, секундная. Я следила за секундной, потому что это придавало визиту к психологине хоть какую-то динамику. Долгое время часы вели себя так, как и положено (прям как я). Но вдруг секундная стрелка странно дернулась и сделала несколько резких, быстрых шажков назад.