Дранг нах остен по-русски. Обратной дороги нет Зайцев Виктор

Предисловие

Всех гуманитариев и теоретиков прошу не возмущаться, не писать, что упомянутые в книге взрывчатые смеси не так горят и созданное главными героями оружие не так стреляет. Подробные формулы горючих смесей и порохов я не привожу по причине понятной, хватает идиотов-террористов и без моих инструкций. Что касается стреляющих самоделок, все они списаны с работающих образцов, в изобилии изготовлявшихся мной лично и моими друзьями в отрочестве, а позднее подобные изделия сотнями изымали мои знакомые следователи и оперативники. Причём изготовляли револьверы и самодельные ружья, как правило, в домашних условиях, выпускники технических училищ, отнюдь не высокого интеллекта и не имеющие золотых рук.

Аналогичные комментарии могу высказать относительно самодельных двигателей внутреннего сгорания. Сам видел, как знакомые такие самоделки лепили из фабричных деталей, используя лишь блоки цилиндров. Всё остальное было переделанным, расточенным и просто самодельным, включая карбюраторы и свечи. Для молодых теоретиков подобные вещи могут показаться невероятным хвастовством, но я выходец из советских времён, когда всё умели делать своими руками. Поскольку в большинстве городов России, кроме Москвы, ничего купить было нельзя. Мы вынуждены были на-учиться всему: переплетать книги, делать аквариумы, варить любые клеи и замазки, ремонтировать своими силами всю бытовую технику, с изготовлением сгоревших частей, вплоть до перемотки трансформаторов вручную. О таких мелочах, как изготовление и перетяжка мебели, остекление окон и балконов, самодельные радиоприёмники и передатчики, строительство домов и бань, от фундамента до крыши, выкладка печей, изготовление самогонных аппаратов из подручного материала и многое другое, упоминать не буду.

До сих пор добрая половина мужиков в русской провинции умеет всё это и многое другое, о чём я и не знаю наверняка. Поэтому убедительно прошу читателей не волноваться, воспринимая изготовление описанных изделий эпическим подвигом. Уверен, подлинные провинциальные мастера посчитали бы мои описания детским подражанием.

Глава 1

Проснулся Николай от ощущения опасности, как это бывало с ним не раз. В палатке спокойно похрапывали соседи, справа, на ткани, отражались сполохи тлеющих углей костра. Недалеко мирно журчала речка Куйва, в лесу орала какая-то птица. Шума шагов или разговора не было слышно, но ощущение опасности не отпускало. Стараясь не шуметь, Николай натянул штаны, кроссовки и выполз из палатки. Так и есть.

К костру подходили трое оборванцев с палками в руках.

– Просыпайтесь, живо! – толкнул своих соседей по палатке мужчина и выпрямился, направляясь к незнакомцам. Те бесцеремонно проверяли стоящие рядом эмалированные вёдра с остатками ужина, половником зачерпывая кашу со дна.

– В чём дело? Кто такие? – командирским голосом окликнул чужаков Николай, не показывая торопливости, но довольно быстро приближаясь к костру. Внешний вид бродяг всё больше не нравился ему. Мало того что трое посторонних мужчин были одеты в непонятные замшевые или меховые изделия, разбудившие в глубинах памяти слово «кухлянка», так еще у двоих чужаков на плечах висели луки, колчаны со стрелами. Третий держал в руке настоящую пику с тёмным древком, видавшим виды. А за поясами всех троих явно были заткнуты топорики. Но не только это насторожило Николая, а спокойное равнодушие уверенных в себе душегубов, с каким к нему повернулись неизвестные. Они были так уверены в себе, что молчали, поджидая, пока Кожин подойдёт ближе.

– Кто такие? – ещё громче повторил турист, подавая друзьям в палатке сигнал поторопиться.

Вместо ответа один из чужаков молча ударил его копьём в живот. Равнодушно, без всякой угрозы, словно мясо резал. Однако бил стальным наконечником во всю силу, что помогло провести приём, как на экзамене. Кожин правой рукой отбил копьё в сторону, мгновенно скользнул к противнику, вставая сбоку впритык. Левая рука привычно толкнула чужака в бедро, а правая ладонью уже наносила сильный удар в лицо, ломая носовые хрящи. Подножка завершила связку, а Николай уже наносил следующему чужаку удар выхваченным копьём, но не лезвием, а противоположным концом древка, в солнечное сплетение.

Третий, оставшийся на ногах, не успел ничего сделать, а древко уже било его с разворота по затылку. Привычно отскочив в сторону, Николай осмотрелся на поляне. Из палатки выбирались его друзья, не попадая ногами в кроссовки. Других пришлых поблизости не было, лишь три котомки лежали у подножия огромной ели. Выходит, чужаков было лишь трое, это радовало.

Не прошло и трёх минут, как к связанным злодеям вышел из своей палатки Павел Аркадьевич, руководитель тургруппы, самый старый среди туристов. Он недоверчиво проверил пульс у связанных людей, все были живы. Затем присел, рассматривая выложенные у костра трофеи. Пока он сидел и перебирал топоры, колчаны, затем отошёл к котомкам и высыпал их содержимое на траву, разглядывая, туристы просыпались. Многих разбудил разговор и шум, другие просто привыкли рано подниматься. Шёл второй день плавания, никто не успел устать, да и накануне практически не пили, попрятались в палатках от моросящего дождя сразу после ужина.

Добрых полчаса ушли на разъяснение всем ситуации со связанными чужаками. Учитывая, что никто из троих незнакомцев не отвечал на вопросы, а взгляды исподлобья пугали своей дикостью, большинство туристов склонялось к двум вариантам. Либо это троица обкуренных туристов-реконструкторов, игравших в покорение Сибири Ермаком, либо это перепившие до очумения бомжи из соседних деревень, заброшенных с разгулом демократии. В обоих вариантах оставалось ждать, пока хулиганы оклемаются и придут в себя. Развязывать их никто из туристов даже не предлагал, выслушав рассказ Николая.

Туристы занимались утренним туалетом, не обращая особого внимания на связанных хулиганов, благо те молчали, зыркая по сторонам. Народ в этом сплаве подобрался спокойный, многие сплавлялись не первый раз и были знакомы. Новичками оказалась группа врачей, как в шутку называли семерых мужчин, женщин с детьми, плывших на одном катамаране, они как раз ещё спали. Николай с друзьями принялся разжигать костёр, поставил кипятить воду в двух чистых вёдрах, затем пошёл к лесу, взять пару отпиленных вечером тюлек на дрова. Тут его и шарахнуло, да ещё как!

Лес был другой! Не вчерашний, исхоженный туристами перелесок, с белевшими повсюду туалетными бумажками и пеньками от спиленного сухостоя. Лес стал нетронутым, без единой тропинки и следов цивилизации. Более того, почти все деревья были в два-три обхвата, а некоторые явно превышали два метра в диаметре. Таких реликтов Николай не видел за все свои годы путешествий по Уралу. Да, собственно, и в жизни не видал подобного. Причём на другом берегу Куйвы стоял точно такой же, невероятный лес. Да и Куйва была иная, нежели накануне. Нет, на берегу мирно лежали вытащенные вечером катамараны, вёсла, прочее туристское барахло. Так же бурлила мелкая и прозрачная река, но её дно! Своим сглаженным веками галечным покрытием оно нисколько не напоминало острые камни вчерашней Куйвы, дважды и трижды пропаханной драгами от устья до истока. Большую часть двадцатого века многочисленные драги перепахивали уральские речки, добывая сначала золото, потом платину, а после Отечественной войны и алмазы. Что характерно, на некоторых реках добыча алмазов прекратилась лишь после распада Союза.

Но самое большое удивление вызвал огромный непуганый таймень, едва не заплывший в эмалированное ведро, что споласкивал Николай от вчерашней каши. Здоровенная, почти метровая, рыба лениво хватала комки каши, а вокруг неё крутились стайки немаленьких рыбёшек граммов по двести-триста, подбирая остатки. И это в промышленном, изъезженном туристами вдоль и поперёк регионе, где о тайменях и забыть успели!

– Мама, смотри! – Восьмилетний Рома показывал на противоположный берег. Там на скалах неторопливо и грациозно спускались к воде косули, добрая дюжина, под присмотром седого самца, увенчанного огромными рогами.

– Горные козлы, – машинально вырвалось у Николая.

Косули заметили людей, но продолжали спускаться к реке, только чуть ниже по течению, метрах в двухстах. Словно это расстояние могло спасти от меткого выстрела из ружья или винтовки. Видно было, что людей животные побаивались, но не принимали всерьёз. Все эти странности наводили на нехорошие мысли, с ружьями в этих краях никто не охотился. Впрочем, у туристов всё равно никакого огнестрельного оружия не было. Похоже, что это понимали и другие звери. Потому что на противоположном берегу, словно на демонстрации, появлялись один за другим – лисица, одинокий лось, выдра, медвежонок-пестун, рысь. Потом прилетели две огромные цапли, за ними с неба наблюдали настоящие орлы, а вдоль берега пронеслись три лебедя.

За завтраком туристам нашлось много тем для разговора. Но главный вопрос – где мы оказались? – боялись затронуть все, словно опасались сглазить. Женщины нервно косились на трёх повязанных аборигенов, мужчины мрачно озирались, лишь дети привычно шалили, не догадываясь, что не вернутся в свои школы никогда. Наконец, отправив дежурных мыть посуду, мужчины собрались вокруг Павла Аркадьевича, формального лидера и руководителя турпоездки. Некоторые нервно закурили, но все напряжённо смотрели на главного туриста, не решаясь высказать наболевшее.

– Полагаю, все поняли, что мы немного сбились с маршрута? – мягким голосом начал разговор Павел Аркадьевич. Он достал из походного планшета свои туристские карты, более похожие на рисунки, и разложил их на раскладном кухонном столике. – Думаю, что мы по-прежнему плывём по Куйве. Если это так, впереди будет два заметных бойца[1], вот здесь и здесь, за ними справа впадает небольшой ручей. Через полчаса плавания мы сможем это проверить точно. Но судя по местности, так и будет.

– Другой вопрос, в какое время мы попали? Глядя на природу, явно в прошлое, в додемидовские времена. Потому что с начала восемнадцатого века на Куйве уже плавили железо и добывали уголь, вырубали леса. У двоих хулиганов, что напали на Николая, я в поясах нашёл вот что, – на ладони Павла Аркадьевича лежала горсть монет из серебра и меди. Даже на взгляд дилетантов было понятно, что монетки весьма примитивные и на цивилизованные времена надеяться бесполезно.

– Самые поздние монеты относятся к временам Ивана Четвёртого, Ивана Грозного то есть, – пояснил главтурист. – Я по образованию историк, старые письмена читать не разучился. С учётом этих фактов, мы попали в период от середины шестнадцатого века до конца семнадцатого столетия. Уточнить можно у пленников или в ближайшем русском селении.

– А они будут, русские селения? – напряжённо спросил стоматолог Алексей, набравший в турпоход целую команду знакомых врачей.

– Как не быть, будут. Спустимся до реки Чусовой, по ней доберёмся до Камы. На берегах Камы русские живут с восьмого-девятого века, а в устье Чусовой – века с пятнадцатого. Так что обязательно будут русские селения. Другой вопрос – что с нами там сделают?

– В каком смысле? – удивились все мужчины.

– В прямом смысле. Одеты мы странно, говорить по-здешнему не умеем, документов нет, оружия нет, денег нет, православных молитв не знаем. Вывод – бродяги или беглые холопы, а то и шпионы заграничные. В любом случае либо казнят после пыток, либо в поруб посадят, пока сами не сдохнем. Ну, это мужчин только. А женщин и детей похолопят либо на потеху кому отдадут. Такие времена, такие нравы!

– Что же делать?

– Пока не знаю. Надо думать. – Павел Аркадьевич поднялся с чурбака, на котором сидел, и кивнул на пленников. – Кто мне поможет их допрашивать?

Общий взгляд большинства мужчин остановился на двух друзьях – Николае и Толике, оперуполномоченных уголовного розыска в одном из райотделов Перми. Два тридцатилетних майора слыли душой компании и сплавлялись уже третий год. Они равнодушно кивнули и подхватили под руки самого молодого пленника. Он не шёл, а висел на руках полицейских, однако молчал. Под руководством Павла Аркадьевича Коля с Толиком понесли злодея за ближайшие кусты, разговаривать по душам.

– Сейчас он в убийстве Кеннеди признается, болезный, – съязвил Алексей, как многие интеллигенты, недолюбливавший офицеров. Вместе с друзьями он присел у кострища в ожидании результатов.

– А я попробую рыбачить, похоже, время есть… – Петро, военный строитель, подполковник, выжидательно взглянул на приятелей.

– Мы с тобой, – легко отозвались двое его земляков, инженеры из Перми. Все трое споро собрали бамбуковые удочки, лежавшие на берегу, прихватили наживку, направляясь вверх по течению реки. Не прошло и пяти минут, как три рыбака скрылись за береговой излучиной.

– Тяпнем по писярику? – Алексей, похоже, вчера перебрал и мучился похмельем.

– Нет, брат, чую, алкоголь надо поберечь, – Валентин, военврач, хмуро потёр виски и полез в карман за таблетками от головной боли. Проглотил пару и одну передал Алексею. – Водка будет нашим оружием и платёжным средством. Слышал, что Павел говорил? Если сейчас времена Ивана Грозного, водка может нас неплохо выручить, это наш золотой запас. В армии, брат, за спирт можно всё достать, и денег не надо.

– Ну да, конечно. Отрубят нам головы, как колдунам, царские опричники, вот и пипец! – Алексей откровенно страдал и был зол на весь мир.

– Отрубят, говоришь? – военврач усиленно массажировал виски, восемь лет в «горячих точках» научили быстро реагировать на опасность в любом состоянии. Иначе и не могло быть, ленивые и расслабленные не выживали. – Точно, надо нам дипломы нарисовать. Фломастеры есть, бумага у жены была, пошли, ребята, будем дипломы рисовать. Вдруг опричники прямо сейчас подъедут.

Он пружинисто поднялся с места и зашагал к своей палатке, откуда почти сразу стало слышно, как начала громко возмущаться его жена.

– Зачем тебе мои листы? Возьми туалетную бумагу или тетрадь. Какие грамоты, какие дипломы?

Возмущение быстро сошло на нет, когда Валентин объяснил ситуацию. Жена офицера, хоть и была ярко выраженным гуманитарием, никаких истерик себе не позволяла и отличалась здравым смыслом. Она преподавала живопись в одной из художественных школ Перми, потому привычно взяла с собой несколько наборов для рисования. От масляных красок и гуаши до сотни листов дорогого ватмана формата А3 и А4. Фломастеры и карандаши, конечно же, входили туда вместе с линейками, циркулем, переносным этюдником и прочими мелочами. Благо всё это не нужно носить на себе, река повезёт сама, без особых усилий.

Вообще, туристы в команде подобрались спокойные, не жаждавшие экстрима. Многие женщины плыли с детьми, не первый раз, взяли всё, что нужно для комфортного путешествия. Это не пеший маршрут, где объём припасов ограничен личной грузоподъёмностью. Женщины полюбили сплавы по реке именно по причине достаточного комфорта при минимальных проблемах переноски. Елена и Надежда, две незамужние тридцатилетние учительницы, самые опытные путешественницы, вообще брали с собой практически всё – переносной разборный столик из алюминиевых сплавов и пластика, пластиковую разноцветную посуду в виде набора тарелок, чашек, кружек, вилок и ложек, аж на шесть персон. Не считая различных скатертей, салфеток, пакетов, одежды и всего, что женщинам необходимо.

Другие женщины не отставали от подруг, прихватывая совершенно неожиданные вещи. Наталья, жена Алексея, например, везла с собой профессиональную видеокамеру, планшет, бинокль и добрый пуд лекарственных препаратов – от ожога и обморожения, от загара и для загара, от запора и от поноса, и так далее. Причём к оборудованию у неё были приспособлены два зарядных устройства в виде фонариков-динамо, про запас. Нина, повариха и приятельница Павла Аркадьевича, везла набор эмалированной посуды на шесть персон, дюжину ложек, аудиоплеер и большой мешок имущества, который она ни разу не открывала за последние три плавания.

Да и мужчины не отставали в оригинальности груза, один из пермских инженеров взял с собой подаренный друзьями блочный лук, намереваясь практиковаться в стрельбе на стоянках. Другой пермяк, плывший впервые, умудрился прихватить акваланг в полном комплекте, с насосом, работающим от динамо-привода, с подводным ружьём, разумеется! Это при средних глубинах уральских рек в один метр и полной прозрачности воды! Оба везли газовую плитку с пятью баллонами газа, очень уж понравились ребятам отзывы знакомых альпинистов о таких плитках. Непонятных предметов хватало у всех. Даже взрослые мужики, не ограниченные тяжестью груза, прихватили много лишнего.

Ну, это всё лирика, а допрос пленников закончился довольно скоро, не прошло и часа. Увы, предположения Павла Аркадьевича полностью оправдались, шла середина шестнадцатого века. Нет, конечно, дикие вогулы, захваченные Николаем, не знали, какой шел год, но они слышали о царе русских, который разгромил Булгарское ханство. Знали, что у впадения Чусовой в Каму начинаются земли, подвластные хану русских Строгану. Но ничего не слышали о Ермаке. Служили они, что характерно, хану Кучуму. Так что интервал времени можно сузить. Казань была взята Иваном Грозным в 1552 году, а Ермак отправился покорять Сибирь, в 1581 году.

Пока руководитель турпохода всё это рассказывал, к костру подтянулись все, включая детей. Подростки недоверчиво хмыкали и улыбались, но улыбки быстро растаяли под озабоченными взглядами мужчин. Женщины начали плакать, молча, скрывая слёзы. О дальнейшем плавании не могло быть и речи. Даже появление рыбаков с фантастическим уловом в виде двух метровых рыбин и десятка килограммовых хариусов никого не порадовало. Улов лишь подтверждал страшный для многих вывод – все оказались в прошлом, возврата домой не будет.

– Я прошу всех подумать, – неожиданно объявил Павел Аркадьевич, – подумать и выбрать нового руководителя. Считаю, что демократия в наших условиях опасна, а я всего лишь проводник туристической группы. На роль руководителя не претендую.

Все мужчины машинально взглянули на подполковника, старшего по званию офицера в группе. Петр выставил ладони вперёд в отрицательном жесте.

– Нет, нет. Я вам накомандую. Хватит, покомандовал на Украине. – Многие знали, что подполковник был ранен в спину во время пресловутой майданщины 2014 года, когда прикрывал мирную демонстрацию в Киеве. Стрелял снайпер из числа европейских наёмников. С тех пор Петро слова «демократия», «гуманизм», «европейские ценности» считал нецензурными ругательствами. – Павел Аркадьевич, ты не только историк, но и географ?

– Да, здешние места с закрытыми глазами пройду. От Печоры до реки Белой.

– Потому предлагаю решения принимать вдвоём. Будут разногласия, позовём остальных. Согласны? – Петро хмуро осмотрел кивающих слушателей. Задержал взгляд на группе врачей, дожимая их взглядом. Лишь после того, как все мужчины кивнули, продолжил: – Предлагаю сегодня никуда не плыть, а обдумать наши действия. После обеда соберёмся, обсудим всё. Единственная просьба – не паниковать, а предлагать свои решения проблем, не менее двух вариантов. Пустые разговоры нам не нужны. Всё, расходимся до обеда. Кстати, чуть не забыл! Предлагаю до выяснения продукты не тратить, рыбы достаточно, будем готовить её. Дежурным всё понятно?

Народ расходился с задумчивыми лицами, только рыбаки принялись потрошить добычу, восхищаясь её размерами. Многие женщины и дети с любопытством наблюдали, как рыбаки солят свежевыловленного хариуса, чтобы попробовать через полчаса. Уху, после согласования с Павлом Аркадьевичем, решили варить без картошки и лука, лишь с перцем, яйцами и солью, зато наваристую и густую. А лучшие куски рыбы запечь. Глины, конечно, не было, откуда ей взяться, когда слой грунта не превышал десяти сантиметров. Поэтому запекали на крупных камнях, уложенных на костёр. Ребятам и молодым женщинам такие способы приготовления рыбы были в диковинку. Потому свежепосоленного хариуса попробовали все, вместо салата перед обедом. Восхищению не было предела.

– Может, не всё так плохо, а, друзья? – Николай, как всякий оперативник, гибко реагировал на ситуацию, решил поддержать дух товарищей. – Природа-то какая! Рыба огромная, вода и воздух чистые, экология фантастическая! Золотые рудники не тронутые, алмазы на Куйве лежат, нас ожидают! Картошка, помидоры, подсолнечник! Никто в Европе не умеет их выращивать, мы самые богатые в Европе люди! Наша главная задача – не поссориться друг с другом и выжить в ближайшие два-три года.

– И всё? – ехидно переспросила рыжеволосая Надежда. – Дальше будет счастье?

– Конечно! – Кожин протянул свою чашку под раздачу, подождал, пока дежурный нальёт густой ухи, прихватил пару кусков хлеба и отошёл в сторону. Там уже сидел Толик, в компании Елены и Надежды, осторожно пробовал горячее варево. Присев рядом, Николай продолжил: – Нет, прикиньте сами. Люди веками мечтали изобрести машину времени, нам всё досталось даром. Писатели тысячи книг написали о путешествиях в прошлое, об изменении мировой истории, целый жанр литературы возник – альтернативная история. И только нам досталась почётная возможность действительно изменить историю в лучшую сторону, а не мечтать об этом, лёжа на диване.

– Что мы можем? – С грустной улыбкой всхлипнула Надежда. – Кругом дикие племена, у нас никакого оружия, никакого жилья. Зимней одежды нет, денег нет, документов нет!

– Ха, – поспешил ответить оптимист, быстро работая ложкой. – Ты, Надежда, учитель химии, сделаешь нам порох и взрывчатку. Только скажи, что и как делать, я лично буду твоим рабочим. А уж самодельных револьверов я изъял столько, что во сне смогу собрать и детали нарисую со всеми размерами.

– Из чего я порох сделаю? Ни лаборатории, ни ингредиентов… – жалобно взглянула женщина.

– Ну, ты поражаешь, – откровенно удивился сыщик. – Вёсла у нас алюминиевые, сахара полмешка. Вот тебе одна взрывчатая смесь, даже я знаю. Думай, химик, думай. От тебя многое зависит. А уж мы не подведём.

Туристы, разбившись на группы, обедали и строили планы, не впадая в уныние. Собственно, почти все путешественники плыли с близкими людьми, семьи не разбились при переносе во времени. Четверо семейных пар были с детьми, с детьми оказались в прошлом и две матери-одиночки. Из оставшихся одиннадцати человек – четыре незамужние женщины, отец с двенадцатилетним сыном, два холостяка, и только трое мужчин были женаты, там, в будущем. Но как раз они не собирались устраивать истерики по потерянным близким, хватало насущных проблем. Тем более что жёны остались в будущем у Павла Аркадьевича, подполковника Петра и разгильдяя Толика, людей, достаточно взрослых и выдержанных, не склонных к истерике.

Собрание началось стихийно, едва вымыли посуду, стали обсуждать предложения. К счастью, болтунов в группе не было, потому решения принимали довольно быстро и конструктивно. Причём группа врачей решила пробираться далее в Россию, в Москву, на свой страх и риск. Обдумав их предложение, Павел Аркадьевич счёл его достаточно разумным, хоть и рискованным. Но согласился, что положение учёных иностранцев на Руси гораздо безопасней, нежели проживание в Приуралье при нынешней ситуации. Иностранцам простят незнание православных молитв и обрядов, несуразные одежды и другие бытовые мелочи. А профессия врача позволит прокормить себя и добиться неплохого положения. Единственная проблема в документах, как подтверждающих квалификацию, так и проездных до Москвы.

Тем более, после консультации с дипломированным историком художница и оба инженера сели за работу и нарисовали два десятка дипломов и грамот, на всех взрослых мужчин и дипломированных женщин. Оформлением документов занималась профессионалка, текст чертёжным шрифтом писали инженеры, а печати было сразу две. Первую дал военврач, который опечатывал ею шкафы с наркотиками, вторая печать нашлась у Толика, забыл сдать перед отпуском. Так что грамоты вышли лучше настоящих, в три цвета, русским алфавитом, с арабскими цифрами. Парни собрали запасы полиэтиленовой плёнки и аккуратно запаяли все дипломы и грамоты, настоящего ламината не получилось, но для шестнадцатого века достаточно оригинально. Ничего придумывать в грамотах не стали, всем специалистам подтвердили дипломы, заодно наделив дворянством.

Кроме того, на каждую группу туристов – на врачей и остальных – нарисовали отдельные охранные грамоты. Нет, не посольские, а просто подорожные грамоты, в которых царь Магадана Владимир Путин разрешал путешествовать дворянам по соседним странам – Сибири, Московии, Литве и прочей Европе. И от имени Магаданского царства гарантировал защиту своим подданным, как имущественную, так и воинскую. На эти грамоты печать рисовали отдельно, раскрашивали цветным лаком для ногтей и даже прилепили по две голограммы, снятые с бутылок спиртного. Для остальных голограмм сделали открытые листы, грамоты с печатями и подписями, но без текста и фамилии владельца. Вроде грамоты Ришелье, данной миледи за убийство Бэкингема.

Эти художественные развлечения заняли остаток дня и послужили поводом для растущего оптимизма туристов. Все провели ревизию своих запасов и при-ободрились. Тёплой одежды – разных курток, фуфаек и прочего – набиралось на холодную зиму. Почти два комплекта спальников, десяток палаток, не считая различных чехлов из-под оборудования, позволяли утеплить любое жилище на зиму. Даже в палатках, в крайнем случае, можно прожить, две трети из них были с надувными матрасами. Женщины активно обсуждали, что надеть и какие вещи можно дарить нужным людям, а что лучше продать, за какую цену. Все вместе решили особо ничего не выдумывать о царстве Магадан, чтобы не попасться на расхождениях. Единственной выдумкой будет название столицы – Магадан, и должность – не президент, а царь. Всё остальное будет соответствовать правде жизни. Магадан расположен далеко на северо-востоке, климат там холодный, добывают золото, серебро и железо. Сами они решили отдохнуть в тёплых краях летом, да в катастрофе потеряли все ценности и средства передвижения, без которых домой не добраться.

Потому и пришлось плыть к ближайшим цивилизованным народам, чтобы не скучать в глухой тайге. Родственные алфавиты и язык, как и православную веру, решили объяснять тем, что царство Магадан основано тысячу лет назад выходцами из Руси. Остальное рассказывать по факту – имена премьера, министров, певцов и так далее, достижения науки и техники, кроме полётов в космос, естественно. Объяснение, почему царство никто не знает, простое – долгое время была политика изоляции, а год назад разрешили свободный выезд. Но добираться туда далеко и долго, нужна специальная подготовка. Если царь Иван решит заслать посольство, не противиться, однако тянуть время. Держаться на Руси договорились дружно, не ссориться по пустякам и помогать при случае.

Ночью мужчины собрались у костра, чтобы обговорить совместные планы обеих групп на будущее. Группа врачей, если удастся закрепиться в России и Москве, будет заводить связи среди иностранцев и корабелов. При возможности вербовать людей переселяться на Урал, к Павлу Аркадьевичу. Максимально распространять картошку, помидоры, подсолнечник. На большее решили не замахиваться, продержаться бы несколько лет, а там видно будет. Группа инженеров, как позиционировали себя те, кто решил остаться на Урале, постарается осесть на границе с землями Строгановых. Эти земли формально Кучума, по факту – пограничная полоса, слабозаселённая не только русскими, но и местными племенами – вогулами, коми, пермяками, вотяками. Всегда можно выбрать удобное место, где осесть, хотя бы на первое время. Выстроить острог, добывать золото, плавить железо и медь, а, главное, попытаться создать эффектное оружие, естественно, огнестрельное.

Это не идея-фикс, а единственный способ выживания. Павел Аркадьевич напомнил, что набеги башкир и сибирских татар в эти времена были довольно частыми, чуть ли не каждые три года. Точнее он скажет, когда узнает текущую дату, но в любом случае поход Ермака был ответом на частые набеги Кучума из-за Уральских гор. Встал вопрос о пленниках, их решил оставить себе Павел Аркадьевич, будет с чего начать разговор с соседями. Толик сходил, проверил, как те себя чувствуют, напоил и связал снова, укрыв пологом. Особой гуманности решили к злодеям не проявлять, пару дней голодом потерпят, там будет видно. Так вот, в условиях малочисленности русского населения на Урале огнестрельное оружие будет единственным шансом выжить. И не просто выжить, а жить свободно, не опасаясь ежегодных набегов. Развиваться, а не обороняться.

Болтали долго, разошлись по палаткам далеко за полночь. Так прошёл первый день в шестнадцатом веке.

Глава 2

Утреннее пробуждение вышло грустным. Возможно, многие надеялись, что вчерашние события окажутся сном и туристы вновь проснутся в родном двадцать первом веке. Увы, реальность не оправдала подобных надежд. Всё так же стояли по обоим берегам Куйвы огромные ели, сосны, берёзы, окружённые молодым осинником. Так же как вчера, на водопой спускались горные козлы и лоси. Более того, за ночь любопытное зверьё изрядно разворошило сложенные на берегу вещи. На пластиковых лопастях вёсел явственно виднелись следы чьих-то зубов. А палатка с продуктами была в двух местах разорвана, коробка с печеньем выгрызена, рассыпанное печенье образовало целую дорожку в сторону леса, уже облепленную муравьями.

– Придётся на ночь дежурства организовать, – виновато крякнул, увидев происшедшее, Павел Аркадьевич, оправдываясь, добавил: – В наше время никакого зверья на Урале, считай, не осталось. Даже муравьёв редко встретишь.

– Подъём! Подъём! – громким голосом объявил Петро и добавил: – Сегодня у нас большая программа, надо рано отплыть!

Толик с Колей, взявшие на себя привычную роль полицейских, успели покормить пленников, которых усадили на свой катамаран, привязав к настилу. Грузы на сей раз укладывали не в центре катамаранов, а по краям, создавая этакую стенку. Чтобы спрятать детей и женщин от стрел в крайнем случае. Так, что отплывавшие катамараны со стороны выглядели плывущими крепостями, со стенами из туго набитых рюкзаков и поленниц дров. Часть наколотого сухостоя туристы привычно везли с собой, чтобы не терять время на стоянках при организации ужина.

Плыли с утра тихо, без криков и песен, даже разговор вели вполголоса. Все глаз не отводили от берегов, где хватало достойных зрелищ. На берегах стоял фантастический лес, со вздымавшимися вверх, как вышки сотовой связи, огромными лиственницами. Они через каждые полсотни метров, словно сторожевые башни, поднимались над вершинами елей и сосен. Парни заспорили, какой высоты самые высокие лиственницы – восемьдесят или сто метров, настолько нереальной оказалась картина. Причём этот лес, в отличие от того, из будущего, не стоял молчаливой стеной. Нет, в нём постоянно кто-то кричал, птицы перепархивали с ветки на ветку, белки, зайцы, косули и прочая живность, казалось, вещали: «Вот мы, смотрите на нас!»

За полчаса пути дети, да и многие взрослые, увидели столько живых зверей, сколько не видели за всю жизнь. На катамаранах то и дело возникали короткие споры.

– Кто это? Барсук?

– Нет, росомаха.

– Ну да? Может, медвежонок?

– А это кто? Соболь?

– Скорее, колонок или хорёк.

– Горностай?

– Не знаю.

– Мама, гляди, орёл!

– Похоже, только в наших краях орлы не водятся. Скорее, орлан или беркут. Впрочем, кто его знает.

Рыбаки рискнули забросить блесну и тут же выловили трёх полуметровых тайменей. На этом ограничились, понимая, что больший улов не сохранить. К этому времени все убедились, что плывут по Куйве. В указанных местах исправно стояли оба бойца, с каменным безразличием подтверждая слова Павла Аркадьевича. Он и объявил первую остановку у небольшого ручья.

– Стоянка полчаса, вещи не снимать, будем намывать золото.

– Честное слово? – Мальчишки облепили старого туриста, засыпая вопросами: – Где это золото, как оно выглядит?

– Как выглядит, как выглядит? – Мужчина зашёл в ручей, зачерпывая приготовленным тазом мелкий галечник со дна. Сделав пару промывающих движений, вылил обратно. Зачерпнул ещё два раза и позвал любопытных. – Вот оно как выглядит!

На ладони лежали два камешка неправильной формы серого цвета, мужчина поцарапал их ножом, и все заметили блестящие царапины. Дети и взрослые с интересом передавали друг другу тяжёлые самородки, первое золото на Куйве.

– Граммов десять будет, – подкинул Валентин. – После очистки может половина золота оказаться или больше. По закупочной цене двести рублей грамм – тысячи на две рублей.

– Всего? – удивились женщины, покупавшие ювелирное золото в десять раз дороже.

– Это в России такая цена, – вступил в разговор Павел Аркадьевич, – на Руси золота было мало, оно раз в пять или десять дороже. Чего стоим, быстро разошлись вдоль ручья, пока не намоем пару килограммов, не будет обеда!

Смелость города берёт, или наглость – второе счастье. Только так можно объяснить тот факт, что за час золота намыли не два килограмма, а добрых пять. За это время Павел Аркадьевич успел рассказать, что в 1837 году здесь была обнаружена богатейшая золотая россыпь, получившая название Трифонова Дудка. И что основные залежи золота не в реке, а в километре выше по ручью, где идёт кварцевая жила в скале. Если её разработать, золота будет больше. В том же 1837 году из жилы добыли тридцать два пуда самородного золота. Потом добыча упала, а через пять лет прииск истощился и был заброшен.

– И таких мест, только на Куйве, я знаю больше десятка. Причём не только золотые прииски, но и алмазные россыпи, платиновые, не говоря уже о медных и железных рудах. Одно время я специально выискивал места бывших приисков, в надежде найти хоть сувенир на память. Не нашёл, конечно, ничего, но накопил массу информации. – Опытный турист раскраснелся, довольно шевелил усами, впервые он применил свои знания, да с каким результатом! – Например, в десяти верстах ниже будет посёлок Кусье-Николаевск, там даже алмазоперерабатывающий завод стоял до 1993 года. Думаю, неподалёку можно алмазы поискать.

Отплывали туристы уже совсем с другим настроением. Дети радовались приключению, взрослые прикидывали, что не всё так безнадёжно, с золотом можно и в средневековье неплохо устроиться. Стоянку на обед устроили как раз на месте будущего Кусье-Николаевска; на пологом берегу, естественно, никакого посёлка не было. Зато стояли шесть чумов, вокруг которых бегали дети и копошились женщины в национальных костюмах народов Севера. Из мужчин только два старика неторопливо чинили лодку. При виде ярких катамаранов и живописной компании на них дети попрятались за чумы, а женщины насторожённо выстроились возле стариков.

Скомандовав стоянку на обед, к аборигенам отправились двое – Павел Аркадьевич и Валентин, военврач. По матери он был башкир и неплохо понимал восточные языки, нахватался в командировках.

– Здравствуйте, – по-русски начали разговор мужчины, осторожно кланяясь. – Мы мирные люди, плывём на Русь. Кто хозяин здешних мест?

– Мы люди мирные, – повторил географ, не дождавшись ответа, – с нами бабы, дети. Однако три разбойника напали, вон те.

Старики зорко прищурились, разглядывая пленников, которых Николай с Толиком выводили на берег. Явно узнали парней и опустили головы. На их выдубленных временем лицах не выразились никакие эмоции. Мужчины переглянулись в полной уверенности, что пленники из того же племени, что и старики. Об этом говорили и аналогичные узоры на рукавах и груди верхней одежды стариков.

– Убить нас хотели, разбойники, напали ночью, наши вещи брали. Мы дальше поплывём, разбойников татарам продадим или русским. Если хану вашему нужны его люди, пусть присылает выкуп. Если выкупа нет, можем договориться, мы не жадные.

Ничего не ответили старики, молча смотрели на мужчин. Также молчали женщины, пока переговорщики возвращались на берег. Валентин не выдержал и спросил:

– Вдруг они нас не поняли? Если они русского языка не знают?

– Должны знать. Русские живут всего в полусотне вёрст на запад, живут больше ста лет, – уверенно отвечал географ. – Если бы не знали языка, переспросили бы. Я с манси с молодых лет общался, это они. По нынешним временам их вогулами зовут. Знаю их повадки, да и старики те не сильно старше нас, лет сорок, самое большее. Если нас поняли, но не знают, как быть, будут молчать. Ничего, дня через три-четыре нас догонят и предложат выкуп. Или нападут…

– Однако я бы напал. Оружия у нас нет, надо пару поджигов сделать, что ли.

– Ниже часа через два-три пути будет пещера. В эти времена она была закрытой, археологи говорили, для жертвоприношений использовалась. – Задумался Павел Аркадьевич. Летучие мыши там веками непуганные. Значит, много помёта, много селитры. Если русские не добрались или аборигены русским не продали.

– Селитра, это хорошо, с сахаром она отлично пойдёт, да ещё алюминиевых опилок добавить, – мечтательно улыбнулся Валентин.

– Значит, быстро обедаем и плывём, – объявил у костра Петро, выслушав рассказ парламентёров. – Пока собираемся, можно поискать алмазы в том ручье.

– А как они выглядят? – заинтересовались все, даже женщины.

– Ну, не как бриллианты, это точно. Мутные или полупрозрачные кусочки стекла или белого камня. Как осколки от бутылок или разбитого калёного стекла.

– А если это просто стекло? – уточнили деловые мальчишки.

– Откуда здесь стекло. Оно в этих краях дороже железа, – улыбнулся Павел Аркадьевич. – Будете искать, собирайте все разноцветные или тяжёлые камешки. Говорят, тут и жемчужные ракушки водились, проверяйте.

Обедали быстро, родители не спускали глаз с ребятишек, баламутивших воду в устье впадавшего в Куйву ручья. Не прошло и часа, как туристы загрузили нехитрый походный скарб на катамараны и окликнули ребят. Те бежали наперегонки, спеша обрадовать взрослых добычей. Алмазов, жаль, не отыскали. Зато собрали десяток мелких речных жемчужин и притащили добрых два килограмма разноцветных камней.

Павел Аркадьевич серьёзно осмотрел всё добытое богатство, отметил несколько окатышей железного колчедана и галенита. Особенно выделил три странно тяжёлых камешка, отметив, что это не золото. Однако ценится, вернее, будет цениться в двадцатом веке дороже золота.

– Платина, что ли? – не поверили женщины.

– Да, именно она. Самородная платина, лучший в нашем положении материал для химической посуды. Когда ещё мы стекло научимся делать. А платину кислоты не берут, да и катализатор отличный.

– Но она тугоплавкая, – возразила Надежда, доктор химии, судя по выписанному вчера диплому.

– Так она здесь самородная, плавить не надо. Будем ковать молотом, тяжело, но можно. Кстати, больше всего платины не на Куйве, а на реке Серебряной, по которой Ермак в Сибирь пойдёт. Говорят, что её потому и назвали Серебряной, что там кругом серебро и платина, её сейчас серебришком зовут, она дешевле меди. Не вздумайте завышать цену, будем брать как бросовый металл. – Павел Аркадьевич посмотрел на аудиторию, внимавшую его разъяснениям. – Кстати, пора отплывать, у нас много работы вечером.

На этот раз плыли быстро, не отвлекаясь на красоту окружающих мест. Мужчины прикидывали, из чего и как быстро сделать оружие. Распределяли обязанности по ночной охране стоянки. Поэтому занялись делом, едва пристали к намеченному берегу, стараясь не суетиться. Пока дежурные готовили ужин, мужчины готовили оружие.

Инженер Игорь Глотов достал свой лук с десятком карбоновых стрел. Выстрелил пару раз, сломал одну стрелу, попал из четырех выстрелов всего один раз туда, куда целился. Глядя на его потуги, остальные мужчины связываться с ножами и луками не стали, решили остановиться на самодельных огнестрелах. Благо стальных трубок различного диаметра и длины хватало среди имущества туристов. Начиная от каркаса катамаранов, где использовались трёхметровые трубы из нержавейки шестидесятимиллиметрового диаметра, и заканчивая стальными трубками меньшего диаметра, от всяких подставок, ножек и упоров для столиков, шезлонгов и прочей походной мелочи.

Пока мужчины с помощью напильников и единственной ножовки по металлу отпиливали необходимые трубы, вырезали к ним деревянные ложа и приклады, подростки, под руководством Павла Аркадьевича и Надежды, отправились в знаменитую пещеру, искать селитру. Дети и женщины азартно толкли сахарный песок в пудру, чтобы размешать его с алюминиевыми опилками. На «боезапас» пришлось пустить запасное весло из алюминия, его по очереди стёсывали крупным рашпилем. Работали спокойно, сосредоточенно. Взрослые понимали возможную угрозу, а дети смотрели на них и впитывали их напряжение, чувствовали опасность.

Когда ужин – опять исключительно рыбный – был готов, вернулась довольная Надежда, набравшая с помощниками килограммов пятьдесят сухой селитры. Грязной, неочищенной, но явно селитры, отличного средства для выживания в диких краях. Едва пообедав, Надежда принялась готовить взрывчатые смеси, а мужчины приступили к испытанию собранных самострелов. Конструкции в целом совпадали, отличаясь лишь диаметром ствола и длиной, ну и особенностями заряда, конечно. Самые практичные самострелы сделали Николай и Толик, у них были настоящие двустволки, с длиной ствола сорок сантиметров. Стволы, примотанные к удобным деревянным ложам, были сплющены с казённой стороны, с пробитыми дырками для зажигания заряда.

Когда взрывчатой смеси набралось полведра, её равномерно размешали и приступили к испытаниям. Заряжали мелкой галькой, и мишень поставили на двадцать метров. Все с азартом следили за испытаниями, даже сами мужчины, вернувшиеся в детство. Самоделки оказались живучими, ни один ствол не разорвался. Хотя мощность выстрела оказалась разнообразной. Двустволки оперов были самыми слабыми, их хватало лишь на двадцать метров, но вполне убойно, галька пробивала кору сосны на три сантиметра в глубину. Остальные поджиги, с более длинными стволами, показали лучшие результаты. После нескольких попыток установили самую дальнобойную модель, у Петра. Его изделие стреляло уверенно и убойно на сорок метров, но одним свинцовым шариком. Впрочем, подполковник умудрялся попадать им в ростовую мишень.

А изделия инженеров, рискнувших использовать распиленную пополам трубу из арматуры одного катамарана, не уступали по убойности небольшим пушкам. Установленные на опору, супергиганты, как их окрестили подростки, на расстоянии тридцать метров выкашивали убойной галькой целую полосу, до четырёх метров шириной и высотой. С такими тактико-техническими характеристиками даже медленное заряжание не пугало. Тем более что инженеры принялись испытывать способ заряжания самодельными зарядами из бумажных пакетов. В туалетную бумагу заранее заворачивали необходимый заряд «пороха», в другой пакет, из листьев лопуха, скручивали комплект картечи из гальки.

После непродолжительной тренировки лучшего результата, чем пять секунд между выстрелами, добиться не удалось. На том и остановились друзья инженеры, гордые своими самострелами. К этому времени заметно стемнело, и лагерь укладывался спать, оставляя на дежурстве по два человека, сменяемых через два часа. Толик с Колей, когда водили пленников на оправку перед сном, обратили внимание на заметную перемену в поведении вогулов. Видимо, под воздействием артподготовки, которую те не видели, но отлично слышали, пленники заметно погрустнели. Наглость и самоуверенность вогульских хулиганов, демонстрировавших молчание и выдержку, куда-то улетучились. Вечером перед офицерами показали своё истинное лицо три деревенских парня, напуганные взрослыми дядями. Николай лишь усмехнулся, не сомневаясь, что через пару дней всех троих легко сделает своими осведомителями в рядах вогульского князя.

К ночлегу готовились более основательно, чем в прошлую ночь. Начиная от защиты продуктов и заканчивая натянутыми шнурами вокруг лагеря, с повешенными на них колокольчиками и склянками. Второй день из имущества ничего не выбрасывалось, за исключением использованной туалетной бумаги, пожалуй. Женщины берегли все продукты, включая обычную газировку и минералку в пластиковых бутылках. Пустыми были только те бутылки, что изначально планировали под питьевую воду. Так их утром и наполнят заново, из ближайшего родника. А пока предстояла вторая ночь в новом мире, в ожидании встречи с Русью. Как она отнесётся к своим далёким потомкам?

Ещё три дня прошли в спокойном плавании по Куйве, затем по Чусовой, куда вынесли их воды золотоносной речки. Дважды туристы проплывали мимо вогульских стойбищ, ещё два раза делали остановки в таких селениях. Вогулы вели себя мирно, удалось разговориться и узнать, что до первых русских селений на реке Чусовой осталось ещё два дня пути. Как раз туда плыть Павел Аркадьевич не собирался. Нужно было искать место для основательного обустройства. Мужчины сверились с планшетом Натальи, закачавшей в него все сведения по окрестностям реки Чусовой, и окончательно выбрали место в устье речки Ярвы. Там, по воспоминаниям главного туриста, должна быть огромная поляна, достаточная для огородов. Да и на реке Ярве в начале восемнадцатого века будут добывать медь и железо, буквально в десяти и пятнадцати километрах от устья.

Увы, расчёты командиров не оправдались, на выбранной поляне оказалось вогульское селение. Причём довольно крупное, на полтора десятка чумов. Однако деваться некуда, караван катамаранов пристал к берегу Чусовой, неподалёку от вогульского селения. Павел Аркадьевич и Петро отправились на переговоры во всеоружии. С собой командиры прихватили бутылку водки, пару пустых полторашек, один из охотничьих ножей. Что характерно, из личных запасов Петра, взявшего в плавание целых три ножа. Переговоры обещали быть тяжёлыми, учитывая настороженность аборигенов. Видимо, опасаясь чужаков, к берегу подошли два десятка мужчин, вооружённых копьями и топорами. Они сели на корточки, меланхолично рассматривая туристов.

Тут и выпустил на волю пленников Николай, давно завербовавший парней. Благо дремучим аборигенам хватило обещания вручить огнестрельное оружие и научить их стрельбе, коли те будут честно служить туристам. После этого более преданных союзников не нужно было искать. Что говорить, огнестрельное оружие в шестнадцатом веке гипнотизировало неокрепшие умы молодых дикарей сильнее, нежели автомат для негра в двадцатом веке. А когда пленные вогулы поняли, что сильные «люча» (русские) умеют сами делать пищали и порох для них, восхищение достигло небывалых высот. Оставалось только крепко вбить в их неокрепшие умы инструкции, способы связи и выпускать на свободу. Чем и занимались Николай с Анатолием каждый вечер, иногда привлекая к этому делу Петра.

Пока командиры вели долгий разговор с вождями вогульского селения, три засланных казачка разговорились с местными мужиками. Задача у них была самая простая, уточнить, где ближайшие селения вогулов и русских. Времени для этого оказалось больше чем достаточно, общение командиров с вождями затягивалось. Туристы в ожидании скучали на берегу, пока Надежда не напомнила инженерам о том, что они обещали удивить вогулов. Как раз время показать аборигенам заготовленный фокус. Парни достали газовую горелку с наддувом, установили на неё алюминиевый ковшичек и за пару минут расплавили в нём часть добытых золотых самородков. Конечно, Надежда знала, что при таких методах уходит в угар до четверти золота, но деваться некуда.

Фокус был накануне отрепетирован, потому особых трудностей не вызывал. Как только золотые самородки расплавились, их вылили из ковшичка в специальную форму. Откуда взялась форма? Так её прихватил один из фанатов рыбалки, стандартная форма для обычных мормышек и блёсен. У туристов было три дня, чтобы немного эти формочки подработать и заливать золотой расплав. Результат оказался неплохим, на глазах удивлённых аборигенов чужаки из камней отлили золотые амулеты, в виде рыбок и даже волшебного глаза, небесного ока, так сказать. Надо ли говорить, что всё было доведено до сведения вождей этим же вечером, но после переговоров. Потому как командиры вернулись с переговоров без результата. Вогулы накрепко отказывались признавать соседей и не разрешали им поселиться поблизости, на Ярве. Как писал один классик, в вольном переложении: «Сначала они кивали на Кучума и боялись русских, потом кивали на русских и боялись Кучума». Однако действие златого тельца дало свой результат.

Поэтому, когда переговоры на следующее утро были продолжены и паре старичков вручили отлитые накануне золотые амулеты, вогульские представители согласились отдать чужакам земли по берегу реки Ярвы на поселение. Нет, не там, где стояли вогульские чумы, а в десятке километров выше по течению. Там тоже была достаточно удобная поляна и никто не жил. Для скрепления объявленного договора командиры туристов выставили угощение будущим соседям. На поляне устроили настоящий пир, украшением которого стали четыре бутылки водки (смешно сказать, на двадцать мужиков), женщинам достались три полуторки минеральной воды с пузырьками (без посуды), остатки чёрствого печенья, немного конфет и последние вафли. Основным блюдом, естественно, была жареная, копчёная и печёная рыба.

Туристам подобные праздники удовольствия не принесли, понятное дело, но аборигенам понравилось. Потому рано утром туристы начали прощаться друг с другом, конечно, а не с аборигенами. Группа врачей на одном катамаране отплывала вниз по Чусовой, намереваясь двигаться дальше в Россию, в Москву. С собой они увозили весь запас золота, переплавленного в фигурки в виде рыбок. На общем собрании все решили, что золото больше пригодится в цивилизованных местах. Те, кто остается, смогут прожить натуральным хозяйством, чем, собственно, и собирались заняться. А врачи все из цивилизованных мест, привыкли к большому городу… Да и чем в тайге займётся учитель рисования?

Прощание получилось тяжёлым, за неполную неделю сдружиться, конечно, не успели, но все понимали, что расстаются с близкими людьми. Других, настолько близких по духу людей туристы уже не встретят. Да и друг с другом, скорее всего, не встретятся до смерти, просто не смогут. Такая обречённость пугала россиян, привыкших к сотовой связи, интернету, скайпу и прочим авиалиниям. Женщины всплакнули, а мужчины пообещали поддержку в трудный момент. Семь человек на одном катамаране отправились вниз по течению Чусовой, а двадцать остальных туристов на трёх катамаранах пошли вверх по реке Ярве. Именно пошли, ведя катамараны на верёвках вверх против быстрого течения, как бурлаки.

Идти пришлось почти весь день, пусть и какой-то десяток километров. Извилистая речка с каменистым дном, вроде и мелкая, не способствовала быстрому продвижению. Сами мужчины береглись, памятуя о том, что все врачи уплыли, и простейший вывих может привести к инвалидности, а перелом – к смерти от заражения крови. По общему согласию, в ходе подъёма по реке часть мужчин расчищали русло реки от упавших деревьев, что не ускоряло движение. Однако все понимали необходимость создания быстрого и простого пути к Чусовой. Враги всё равно пройдут, а самим туристам расчищенный путь поможет всегда. Да и время не поджимало, его у бывших туристов впереди было много, четыреста с лишним лет до своего рождения. Такие мрачные шутки бродили в коллективе, хотя настроение немного стабилизировалось, даже какая-то определённость способствует спокойствию, особенно у женщин. Павел Аркадьевич, как мог, поддерживал народ рассказами о местных достопримечательностях, о ближайших залежах меди и железа.

Когда наконец туристы добрались до своей поляны, сил едва хватило поужинать и разбить лагерь, установить палатки и спрятать продукты от зверей. Караул на ночь не выставляли, решили жить, как дома. Даже бывшие пленники были выпущены на свободу, вогулы установили себе шалаш на краю поляны. Николай договорился с ними, что те подождут посланцев от хана месяц, если не дождутся, вернутся к Кучуму, вернее, не к самому Кучуму, а его наместнику на Урале. Так, сказать, «смотрящему» за уральскими селениями вогулов, заодно и собиравшему дань с уральских племён, царевичу Маметкулу. Со слов Павла Аркадьевича, именно Маметкул до прихода Ермака станет самым активным борцом против русских. Лишь вмешательство казаков положит конец карьере царевича.

Утро началось с самых неотложных работ, нет, не с постройки жилья, до осени было ещё далеко. Самыми неотложными стали посевные работы по вскапыванию поля для картошки. Высадить решили лишь её, шла середина июня, и картошка вполне могла вызреть до первых заморозков. А семена помидоров, подсолнуха и огурцов оставили до следующей весны, с ними ничего не случится. Даже всхожесть, говорят, у огуречных семян повысится через год. Потому первым делом вскопали по очереди одной штыковой лопатой сотки две, на которых рассадили всю картошку, разрезанную частично на глазки, частично целыми клубнями. Занимались этим трое мужчин, под присмотром опытной огородницы Алевтины.

Остальные мужчины всё-таки приступили к постройке крепкого жилья, тут руководил Павел Аркадьевич, как признанный авторитет в сельском строительстве. Учитывая отсутствие тягловой силы в виде лошадей, деревья на брёвна пилили выше по склону, чтобы была возможность их скатывать. Вроде и бензопила была, и пять топоров, а дело шло медленно. Слишком на большой острог замахнулись горожане, да и опыта никакого не было. Практически никакого. Только Владимир, муж Алевтины, простой механик с сельской автобазы, построивший для своей родни два дома и четыре бани, был практиком в строительстве рубленых домов и валке строевого леса, кроме Павла Аркадьевича. Остальные имели об этом чисто теоретическое представление, чего не стали скрывать.

К счастью, у мужчин хватило здравого смысла не спорить с авторитетом, а выполнять все указания Павла и Владимира. Увы, опыта не хватало катастрофически, и постройка убежища затянулась надолго. Хорошо хоть фундамент не пришлось выкладывать, бутовый камень начинался с полуметровой глубины. На него и клали лиственничные брёвна, вечно пролежат. Венеция на сибирской лиственнице тысячу лет стоит. Основной периметр удалось возвести только через две недели, внутри которого приступили к строительству общежития. Да, именно общежития на двадцать человек. Где на первом этаже будут жить одинокие мужчины, а на втором – семейные пары и женщины. Надежда, главный химик, в это время занималась изобретением печей. Именно изобретением, а не постройкой.

Глины поблизости не было никакой, а уральские зимы без печи невозможно пережить. Топить очаги, как в чумах, туристы не собирались. Нет, если ничего не удастся придумать, придётся каждый день топить дом по-чёрному, а потом греться при тепле остывающих камней. Но это было слишком, при наличии детей и женщин. Поэтому Надежда в сопровождении вооружённого Толика изучала почвы окрестностей в поисках глины или материала для цемента. Одновременно она искала упомянутую Павлом Аркадьевичем железную и медную руду, желательно ближе к жилью. А Толик оказался одним из немногих свободных мужчин, выдерживавших разговорчивого химика в течение дня. Так, явочным порядком и сошлись учительница с офицером, день в июне долгий, читать им мораль никто не собирался.

Быстро наступил июль, близилось к концу короткое уральское лето. А успехи новосёлов оставались, мягко говоря, слабыми. Не дождавшись своих, бывшие пленники ушли на восток, рассказать «смотрящему» о чужаках, осевших на реке Ярве. Дети ловили рыбу, женщины собирали грибы и ягоды. Всё это сушили, запасая впрок. Хотелось бы ещё солить, но соли было мало, её берегли. Холодильников не было, оставалось только сушить. Хотя к началу июля сделали коптильню, ежедневно выдававшую до ста килограммов копчёностей, как правило рыбных. По совету Павла Аркадьевича охоту на горных козлов отложили на конец осени, когда наступят холода, чтобы запастись мороженым мясом. Он же торопил строителей, не уменьшая высоту стен, однако. Народ набирался опыта, наращивал мозоли на руках, рвал кроссовки и штаны об острые камни и сучья.

Короткие летние ночи проходили одна за другой, дело шло настолько уныло в постоянных плотницких работах, что молодёжь стала терять терпение. Пошли разговоры, бросить, мол, всё да уплыть по следам врачей в Россию. Эти разговоры всё нагнетали атмосферу тесного общежития, пока не приплыл с низовьев реки военврач Валентин. Один, без жены, но с сыном. Он рассказал, что у врачей всё неплохо сложилось. Верительные грамоты вызвали у строгановских приказчиков доверие, невиданные сувениры были неплохо проданы и подарены. Довольно обеспеченные врачи отбыли на запад, в Москву. А сам Валентин не выдержал и вернулся, почувствовав, что его место, как офицера, на передовой, то есть в уральской тайге. В Москве ему будет душно.

Жанна, жена Валентина и сестра Алексея, наотрез отказалась возвращаться. Одна перспектива написать портрет самого Ивана Грозного, князя Курбского, Бориса Годунова и других исторических персонажей, вскружила художнице голову. Наталья, жена Алексея и сноха Жанны, полностью поддержала золовку, обещая предоставить ей видеосьёмку и фотопортреты всех интересующих персонажей. Результатом стал семейный скандал, вылившийся в раздел имущества и расставание супругов, со словами: «Раз мы не венчаны, в этом веке не считаемся супругами, будем жить, как свободные люди!» В принципе, это в характере Жанны, уже дважды уходившей от мужа и возвращавшейся обратно. Потому родственники расстались достаточно мирно, Алексей обещал Валентину не давать сестру в обиду.

Там же, в Чусовском Городке, только-только отстроенном Строгановыми, произошёл последний раздел имущества Валентина и Жанны. Муж отдал жене всю одежду и обувь, оставив себе только одну смену да нож с топором, рыболовные снасти и палатку. Трубы из нержавейки и алюминиевые, составлявшие каркас катамарана, врачи тоже отдали Валентину, оставив себе два надувных «банана». В принципе, всё это было собственностью Павла Аркадьевича, на что и обратил внимание Валентин. Пришлось врачам скрепя сердце оставить взамен половину лекарств, включая походный набор со стеклянным шприцем, стерилизатором, набором игл и десятью пачками ампул. В основном с сильнодействующими антибиотиками. Ну, и перевязочный материал, естественно. И, самое главное, два мешка соли, весом до ста килограммов.

Так что туристы получили не только «холостого» мужчину, врача с универсальными навыками, но и подлинное богатство в виде лекарств и заготовок под оружие. Всё это военврач умудрился привезти на купленной лодке, почти две недели усиленно выгребая против течения Чусовой. Кроме того, Валентин узнал текущую дату, правда, в другом летосчислении – 7078 год от сотворения мира. Павел Аркадьевич сразу пересчитал от Рождества Христова, получался 1570 или 1571 год, расхождение стандартное, получается, от плавающего Нового года. Он отмечался то в марте, то в сентябре, а с 1700 года в январе. Так, что обратный подсчёт давал ошибку плюс-минус один год.

Возвращение Валентина не только порадовало всех новостями. Военврач привёз с собой удачу, которая начала подбрасывать один подарок за другим. Мальчишки, забравшись на рыбалку в приток Ярвы, нашли там глинистую почву. После обжига опытных образцов оказалось, эта глинистая смесь отлично держит камни. На первом этаже выстроенного общежития приступили к выкладке печи. Надежда наконец нашла железную руду, всего в километре выше по течению Ярвы. Обжигать железо решили возле жилья, куда на катамаранах стали свозить заготовленную руду. Пока её доставляли, начали пережигать дрова на древесный уголь. Опыта не хватало, даже с этим была морока. Но впервые появилась возможность некоторой специализации. Пятеро плотников с пятью топорами достраивали общежитие, остальные мужчины добывали руду, подростки её перевозили. Женщинам досталось, как обычно, самое нудное и тяжёлое – пережигать древесный уголь и складывать печи. Вроде мелочь, а производительность увеличилась вдвое, наглядный пример пользы разделения труда.

Одним словом, дело сдвинулось с мертвой точки. И пошло, пошло, пошло, словно снежный ком с горы. Новости так радовали, что по вечерам, за ужином, каждый спешил поделиться свежими находками. Всего за неделю на первом этаже слепили и обожгли добрую печь, топившуюся без угара. Дым выходил в трубу, слепленную из глиняно-галечной смеси. Общежитие было готово к зиме, окна пока затянули плёнкой от мошки и комаров, в надежде найти слюду или её аналог. В каждой каморке-комнатке наконец выложили из струганых жердей лежаки, притащили тюльки вместо табуретов и столиков, жизнь начала принимать цивилизованные черты. Все спешили перебраться под крышу из палаток, несмотря на отсутствие дверей, которых заменяли пологи из чехлов. Больше всего деревенские жители боялись пожара и приняли все противопожарные меры, начиная от создания водоёма внутри острожка. Затем удалось отвести часть ручья, протекавшего по поляне, внутрь острога по выкопанному каналу. Эти бытовые успехи оценили первыми женщины.

Они же заставили срубить внутри острожка настоящую баню, да ещё «по-белому». Для мужчин, набивших за полтора месяца руку при обтесывании неподъёмных, метрового диаметра, лиственниц, банька из осин показалась отдыхом. В пять топоров срубили её за три дня, выложили не только печь с каменкой, но и бак из глины с галькой для холодной воды. Потом ещё три дня обжигали и замазывали щели, пока не добились должной кондиции. И вот 1 августа по новому стилю 1570 года, или 22 июля 7078 года по старому стилю, первая капитальная баня принимала хозяев. До этого почти два месяца мылись в ставшей привычной для туристов походной бане, укрываясь полиэтиленовой плёнкой.

Командиры решили отметить знаменательное для души и тела событие первым же по существу, выходным днём, первым праздником в шестнадцатом веке для «магаданцев», коль решили так себя называть. К тому времени поспела бражка из малины, ежевики, корня солодки и всякой всячины. Ставили её в десятилитровой бутыли, так что каждому взрослому досталось по стакану после баньки. Мужчины вспоминали слова Суворова: «После бани портки продай, а водки выпей!», женщины радовались крепким стенам и крыше над головой, надёжной защите от лесных тварей. Эти лесные шалуны порядком достали женщин, таская любой кусок съестного, оставленный без присмотра, хоть на пять минут, лучше любой кошки. Вокруг поселения приблудились лисы, хорьки, две рыси, выдра, барсуки. Неделю бродила росомаха, нагло пыталась забраться в лабаз с копчёной и сушёной рыбой. Заметив, что люди не обращают на зверя внимания, росомаха дважды воровала со стоянки рыбьи потроха, пока не была застрелена Володей. Жаль, картечь из гальки разорвала шкуру зверя, а мясо запретил есть Валентин. Всё же остальные твари присмирели, бродили по поляне лишь ночью.

Распаренные, разомлевшие мужчины, женщины и дети, собрались после бани в общей столовой на первом этаже. Вспоминали трудности и первые успехи, планировали работу на будущее. Толик достал свою гитару, забытую за последние недели тяжёлого труда, напел несколько песен, потом долго пели хором. Не только туристские песни, но и обычные, почему-то в основном на военную тему. Настолько все чувствовали себя, как на войне, что и настроение оказалось соответствующее. Потом, кажется, Надежда или Елена первой высказала мысль, что только сегодня почувствовала себя дома, именно дома, а не в походе. Её один за другим поддержали холостяки, супружеские пары, подумав, согласились с этим. Результатом стало принятое безоговорочно предложение – считать первое августа днём основания маленькой колонии магаданцев в шестнадцатом веке. Собираться в этот день вместе и, конечно, ходить в баню!

По общей договорённости все стали называть себя магаданцами в рифму слову «попаданцы», которое старались забыть. Ибо оно, как высказал своё мнение Валентин, уже повидавший русские власти, может навести на всякие мысли. Опасные… в первую очередь для бывших туристов. Поэтому самоназвание русские, попаданцы и прочие старались не упоминать, особенно при детях. Все строго называли себя именно магаданцами, как понятным, но безобидным словом. А для посторонних сразу становилось понятно, что это не русские, не подданные русского царя.

Уже поздно вечером, когда дети улеглись спать, Павел Аркадьевич рассказал, что помнит из официальной истории. Примерно через год или два, в 1572 году, на Каме будет восстание черемисов, которое докатится до строгановских земель. А летом 1573 года царевич Маметкул, видимо, тот самый «смотрящий» над Уралом от имени Кучума, разорит все русские поселения по Чусовой, дойдёт до Чусовского городка. Что там было в прошлой истории, отбились русские или нет, Павел Аркадьевич не помнил. Но летописцы утверждали, что строгановским землям был нанесён большой урон. Так что надо готовиться к войне в ближайшие два-три года.

– А сколько войск было у Маметкула? – первым вскинулся Петро, единственный реально воевавший офицер.

– Трудно сказать, – задумался географ, – возможно, несколько сотен или даже две-три тысячи. Летописи не всегда объективны, уменьшают свои силы, увеличивают силы врагов. Надо исходить из худшего варианта – две или три тысячи воинов, не больше.

– Да, тут одной картечью не отбиться. Надо пушки, настоящие, с дальностью выстрела полкилометра или больше.

– Будут вам пушки, – заметила Надежда, сжавшаяся под боком у Толика. – Я отличную медную руду нашла недалеко. Лучше помогите мне стекло сварить, там дуть надо в трубку, у меня лёгкие слабые. И, вообще, надо мастерские ставить отдельно от острога, но с возможностью обороны. Место я выбрала, в двадцати метрах по ветру, чтобы не отравить всех ядовитыми выбросами, когда буду кислоты вырабатывать.

– Договорились, жильё в общих чертах готово, – подытожил Пётр. – Мебель и прочие мелочи оставим на холодное время. Печники пусть выкладывают две печи для выплавки железа прямо у выгруженной руды, а строители переходят на мастерскую. Стекло нам надо до холодов сварить да в окна вставить. Слюду до сих пор не нашли, а покупать не на что. Мы с инженерами займёмся с завтрашнего дня выплавкой железа. Как, Павел Аркадьевич?

– Нет возражений.

Железо выплавляли двумя способами, классическим средневековым, по указанию историка и Володи, видевшего нечто подобное в сельских кузницах. Вроде смешанного расплава руды, проложенной рядами угля, с подачей воздуха, естественно. Рядом два инженера пытались получить железо более прогрессивным методом, через выплавку чугуна с последующей его переделкой, с наддувом воздуха. Большие меха соорудили всё из тех же брезентовых чехлов. За объёмами не гнались, отрабатывали методику, наиболее удобную в местных условиях с местными рудами. С переделками самих печей на каждую загрузку уходили три-четыре дня, однако «опыт, сын ошибок трудных» всего через пару недель позволил получить сначала первое мягкое железо, затем чугун и, наконец, сталь. Всё было страшно неоднородное, однако было!

Володя тут же занялся кузницей, в которой молотобойцами оказались Пётр и Николай. Впрочем, они и без того были самими сильными, а работу молотом восприняли важнейшей в деле создания оружия. Офицеры за месяц экспериментов по выплавке стали почувствовали себя ненужными на фоне инженеров. Работа молотом давала им моральное право встать на равный с остальными мужчинами уровень. Пётр особенно понимал это, стараясь работать на износ, иначе не сможет командовать остальными в нужный момент. Николай, более авантюрный, воспринимал работу в кузнице заменой своим тренировкам в рукопашном бое, которые запустил. Опер, работая молотом, попеременно менял хватку молота, с правосторонней на левостороннюю, добиваясь равномерной нагрузки на мышцы. Иногда приседал одновременно с ударом, тренируя ноги.

Первое стекло Надежда и Толик сварили ещё до окончательной постройки мастерской, пока ладили крышу. Увы, на окна оно не годилось, из него Толик выдувал химическую посуду, различные колбы, трубки и змеевики. Потом спохватились женщины и потребовали банки под продуктовые запасы, под соления и маринады. На них стеклодувы набивали руку и лёгкие весь август. Зато к началу сентября, к первым заморозкам, появилось и первое прозрачное стекло. Его отливали, как блины, в квадратные формы из листового железа.

Да, в конце третьей недели экспериментов инженеры Ольга и Татьяна, оказавшиеся самыми удачливыми плавильщиками, получили тонны две настоящего железа. Мягкого, некачественного, но железа. Что-что, а закалять уже имеющееся железо умел даже Володя, сельский автомеханик. Поэтому, едва в окнах общежития, бани и мастерской были вставлены стёкла, командиры выдвинули лозунг: «Все на заготовку руды! Даешь сто тонн железной и медной руды на зиму!» Конечно, кроме руды, запасали и сырьё для стеклодувов, так что работы хватило всем. Сентябрь и половина октября прошли в интенсивных работах по вырубке и доставке руды. Работали без выходных, оставив ловлю рыбы на женщин и детей, они же собрали первый урожай картошки, на который никто не покушался.

Пока не наступили сильные холода и магаданцы могли в своих туристских фуфайках передвигаться вдали от дома, на катамаранах приступили к подвозу руды. За день доставить больше пяти-семи тонн получалось редко, однако за сентябрь заготовили необходимое количество не только руды, но и топлива. Его требовалось всё больше и больше, углежоги едва справлялись с заказом. Надежда, получив необходимую химическую посуду, приступила к получению кислот, серной и азотной. Мастерская надолго стала местом, которое избегали посещать даже командиры, противогазов-то не было. Только влюблённый Толик практически перебрался туда жить, вместе с Надеждой, разумеется. Там они оборудовали себе уголок, поставили топчан с надувным матрасом и приходили в общежитие лишь поужинать да узнать новости.

Пока не встали морозы, выкопали две огромные овощные ямы. Одну под общежитием, вторую просто во дворе острога, под дровяным навесом. Копали долго, да и не копали, а долбили ломом и кирками, выкованными из своего железа! Хоть и неказистый, но инструмент у них появился. Кузнецы выковали полсотни лопат, топоров, кирок, ломов, тренировались в изготовлении двуручных пил. Ножей, ножниц, прочей мелочи пока хватало. Так вот, почвы как таковой по всей поляне было не более полуметра, ниже начинался камень. Сначала мелкий щебень, глубже галька, за ней глыбы песчаника или известняка. Этими плоскими пластами бутового камня Пётр велел покрыть все крыши, не только на жилом доме, но и на бане, мастерской и дровянике. А остаток выложили у стены острога, про запас. Работа вышла нудная, тяжёлая, но обе ямы получились огромными, четыре на четыре метра, хоть живи там.

Одну из них сразу готовили под ледник, а в ту, что под общежитием, начали стаскивать запасы. Картошка дала фантастический урожай на нетронутой земле. С одного мешка собрали семьдесят вёдер картофеля. Полсотни вёдер самой крупной отправили на семена, а остальную мелочь оставили на еду. И то сказать, мясо с рыбой изрядно надоело. Побаловались свежей картошкой в праздник урожая, взрослые самоотверженно решили оставить её для детей. Понимая, что одним мясом и рыбой сыт не будешь, командиры отправили лодку вниз по Ярве закупать продукты. Нужно проверить свой товар, как будет востребован, да поспешить до ледостава. И, обозначить своё присутствие для строгановских воевод, завести знакомства.

Поплыли Николай с Валентином, загрузив в лодку самый ходовой товар, по заверению военврача, – стеклянную посуду и немного оконного стекла, заготовки для ножей и наконечники стрел, во множестве выкованные на пробу, при получении различных стальных образцов. Командиры поставили целью научить всех мужчин и подростков работать с железом, выдувать стекло и стрелять из ружей, хоть и самодельных. Так что для подростков ежедневная практика в кузнице или литейке была обязательной, хотя и не надолго, на час-другой. Планировали плыть, пока не расторгуют весь товар, но вернулись уже через три дня. Оказывается, всё железо – ножи и наконечники, выменяли рядом, в соседнем вогульском селении в устье Ярвы.

Причём на обратном пути лодка едва возвышалась над поверхностью реки, столько мешков с зерном и мукой нагрузили вогулы в обмен на магаданскую сталь. Туристы, привыкшие к недорогому железу в будущем, не ожидали, что его так ценят в шестнадцатом веке. Да и оба офицера абсолютно не умели торговаться. Так, что в следующую торгово-закупочную экспедицию отплыла Елена, хотя и учительница, но весьма практичная женщина. С ней напросился Николай, для укрепления завязавшихся контактов в среде вогулов. На сей раз торговцы прожили в вогульском селении почти неделю. Торговали не только с местными вогулами, но и с представителями двух соседних селений. Зато результаты выразились не только в мешках с мукой и зерном, и даже не в связке собольих и куньих шкурок.

Николай доложил командирам, что договорился с несколькими вогульскими охотниками о взаимной помощи в случае нападения на любое из селений. Даже не столько помощи, сколько своевременного предупреждения, включая дымовые сигналы. Учитывая специфику уральских гор и лесов, любое перемещение сколь-нибудь крупных отрядов людей возможно только по речным руслам. Реки здесь мелкие, глубина по пояс, дно твёрдое, каменисто-галечное. Потому опасности для магаданцев можно ждать снизу по течению Ярвы, либо сверху. Как раз туда, вверх по течению, и просил разрешения отправиться Николай, чтобы завязать знакомства, договориться о помощи.

Учитывая его удачный опыт в устье Ярвы, командиры разрешили сыщику с Еленой отправиться вверх по реке. Продуктов там, конечно, не выменять, зато можно разжиться мехами и познакомиться с соседями. А продуктов, собственно, вполне хватит до следующего лета, если зимняя охота на горных козлов будет удачной, как обещал Павел Аркадьевич. Но на неё рано отправляться, морозы ещё не крепкие, мясо не сохранишь. Перед отплытием уставший плавать, как индеец, с одним веслом, Николай установил на лодку распашные вёсла, со стальными уключинами и рулевое весло. Так будет удобнее и быстрее, да и соседи пусть любуются, может, решат купить подобное устройство.

Отплыли торговцы пятнадцатого октября, а через день на юге, в низовьях Ярвы, появился сигнальный столб дыма, предупреждающий об опасности. С низовьев реки в сторону магаданцев двигались вооружённые люди.

Глава 3

Десятник отборной сотни царевича Маметкула, наместника Кучума над уральскими вогулами, недовольно обернулся. Столб дыма далеко был виден в ясную солнечную погоду.

«Предупредили, шайтановы дети, – скользнуло лёгкое сожаление. – Ничего, далеко лапотники не разбегутся. В составе полусотни трое опытных охотников, охотников за людьми. Они легко выловят всех русских, вздумавших селиться на землях хана Кучума, потомка великого Чингисхана».

Десятник Килим придержал коня, пропуская полусотню вперёд.

– Быстрей, черепахи, быстрей! – Затем потрусил вдоль извилистого берега Ярвы, обдумывая, как правильно подать Маметкулу результаты своего похода.

Килим понял, что дождался своего случая подняться из простых десятников, когда царевич отправил его в устье реки Чусовой. Шесть лет преданной службы в сотне, из них четыре года десятником, сделали своё. Царевич доверил Килиму несложное, но важное поручение. И в знак доверия поставил под его командованием целую полусотню. Пусть настоящих воинов там был лишь один десяток, а остальные – сброд, крутившийся у ног царевича в ожидании подачки. За месяц командования этим сбродом десятнику удалось вбить им должное подчинение и приучить к слабой дисциплине.

Хотя, честно говоря, не было случая показать разгильдяям, что такое настоящий бой, что такое правильная дисциплина. Полусотня, как деревянный совок для сбора клюквы, прошла по вогульским селениям на Чусовой, собирая лучшее, оставляя сор на земле. А в низовьях реки, у впадения в Каму, верные слуги царевича разорили два русских селения. Без всяких потерь захватили три десятка русских рабов, включая детей. Да обстоятельно выполнили указание Маметкула – разведали подступы к строгановским крепостям, Орёл-городку и Чусовскому Городку.

Беспокоить русских нападением не стали, но внимательно высмотрели укреплённый тын, а через лазутчиков сосчитали число воинов в острогах и даже количество пищалей. Лет пять назад молодой Килим рискнул бы проверить оба городка на крепость. Вряд ли захватил, но чем аллах не шутит. Рассказывали опытные десятники о таких случаях, когда с налёту брали укреплённые остроги и покрепче Орёл-городка. Но это могло быть раньше, а не сейчас. Да и никто бы не доверил молодому Килиму целую полусотню.

Нынешний десятник за годы службы Кучуму и царевичу Маметкулу понял важность правильного выполнения приказов. Ханы ценят не смелых и удачливых воинов, а надёжных и покорных воевод. Сколько смельчаков сложили свои головы не на поле битвы, а в войлочных шатрах на задворках ханского дворца? Кто теперь их помнит? А надёжные и молчаливые бойцы, как Килим, дождались своего часа. Да, если десятник правильно выполнит волю хана, всё может быть, всё.

Килим усмехнулся, вспомнив вчерашний испуг вогульского старосты, когда ханские воины на обратном пути от русских селений заглянули к своим данникам на правом берегу Чусовой. Десятник знал, что без проверки данников, хоть хан и не упоминал об этом, его поход будет неполным. Более того, если Маметкул не получит собранную дань, любые результаты разведки пойдут коту под хвост. Здорово староста вчера испугался, да и сам Килим не дурак, догадался наудачу спросить о чужаках, поселившихся по соседству. Не знал десятник ни о каких чужаках, даже не догадывался, да и откуда?

Но, как говорят русские, мастерство не пропьёшь. Годы службы при хане наложили свой отпечаток. Толковые воины умели использовать страх для получения информации, и не только её. Сколько напуганных крестьян присылали подарки в шатёр десятника, а какие девицы согревали походное ложе воинов хана! Если бы дикие охотники не были запуганы намёками на то, что десятник что-то знает, ничего такого он не получил бы. Вот и вчера – удача так удача! Дурачок староста не только выдал чужаков, но и рассказал, что среди них есть умелые кузнецы и стеклодувы. Воины Килима проверили, так и есть, в каждом чуме нашлись стеклянные чашки, пусть из мутного, но стекла. Да и наконечники стрел у дикарей не походили на русскую работу. Староста подробно рассказал, сколько чужаков, где живут, даже подаренный ими нож выдал. Трус, такой нож сам Килим никому бы не отдал, такой стали и качества обработки десятник не видал, а ручка ножа словно прилипала к ладони, мягкая, как кожа, но твёрдая, как дерево.

Этим доносом староста приговорил соседей-чужаков к жизни, да именно к долгой жизни рабами в мастерских хана Маметкула. Вовремя десятник сообразил, что пара мастеров, подаренных царевичу, станут лучшей ступенькой наверх, на место сотника. Царевич по достоинству оценит талант и преданность Килима, сумевшего отыскать в навозе жемчужное зерно. Если Килим принесёт Маметкулу трофеи, подобные ножу, отобранному у старосты, место сотника будет заслуженной наградой. Ай, хорошо получилось, как в притче, рассказанной бродячим дервишем, про петуха, нашедшего в навозной куче жемчужину. Надо запомнить сравнение и упомянуть при удобном случае, когда рядом с ханом никого не будет. Пусть видит, что Килим не тупой деревенский выскочка, а преданный и сметливый человек. Только не умный, упаси аллах, назвать себя умным или дать повод для этого другим.

Десятник аж вздрогнул, испугавшись такого будущего, если его прилюдно посчитают умным. Как коротка станет его жизнь, упаси аллах. Но тут его внимание отвлекли неуклюжие постройки на берегу, полусотня добралась до селения чужаков. Десять всадников неспешно выбирались на высокий берег Ярвы, на чистую площадку перед острожком. За ними торопливо поднимались по склону три десятка пеших воинов с копьями. Им уже пришлось грабить два селения русских, где каждому удалось разжиться кое-какой мелочью. Никто не хотел остаться без добычи, все выбрались на небольшую поляну на берегу Ярвы, рассматривая кособокие строения. Стены из вековых лиственниц смотрелись внушительно, однако опытный десятник заметил сразу, что его люди перемахнут защиту острога без всяких лестниц.

– Керим, проверь, что позади острога, – указал камчой Килим своему старому товарищу по десятку. Судя по неуклюжей и горбатой стене, не такие и мастера эти русские. Топор в руках точно держать не умеют. Но раз уж добрались сюда, придётся их брать, там разберёмся, какие они мастера, огорчился десятник.

– Там нет никого, брёвна разбросаны, – быстро доложил вернувшийся Керим.

– Поставь пару лучников, чтобы не сбежали, – Килим подъехал к запертым воротам острожка и постучал рукояткой камчи в тёсаные плахи створок. – Открывай, урус, разговор есть.

«Однако, – мелькнуло в голове десятника, когда он рассмотрел ворота ближе. – Петли железные, кованые. Мастера, похоже, есть, повезло мне с добычей».

– Чего надо, – без всякого уважения раздался голос уруса, появившегося над бревенчатой стеной. – Ты кто такой наглый?

От возмущения у Килима пересохло в горле. Давно он не слыхал подобного хамства, да ещё в отношении ханского десятника. Он вдохнул воздух и выпустил его без звука, повторяя себе: «Не торопись, гнев плохой советчик. Урус специально тебя дразнит».

– Я десятник царевича Маметкула, правой руки самого хана Кучума, – по-русски Килим говорил довольно уверенно, его кормилица была русской рабой. – По какому праву ты, урус, выстроил свою деревню? Это земли великого хана, и ты должен получить его разрешение для поселения здесь! Быстро открывай ворота и вставай на колени, моли о пощаде! Иначе лишишься жизни за самовольный захват ханских земель.

– Я тебе, ханская морда, не урус! – расхохотался человек на стене, без всякого испуга выслушавший речь Килима. – Мы не русские, мы подданные великого восточного царства Магадана. Царь Магадана может всё ваше вшивое ханство за полгода отполировать, но нищие подданные ему не нужны. Живите себе в вонючих чумах и юртах, жрите свою конину и радуйтесь, что мы вас не трогаем. А земли здесь наши, магаданские, ибо, куда ступила нога магаданца, там его земля навеки. И никаких разрешений нам не требуется. Пошёл прочь, попрошайка.

Килим молча сидел в седле, наливаясь гневом. Он уже не думал о спокойствии, из головы совсем выскочили разумные мысли о мудрых действиях. Слушая непотребные высказывания дикаря, осмелившегося поставить себя выше десятника, а своего дикого царька выше самого Кучума, ветеран испугался. Он понял, что эту гнусную, грязную скверну слышат его подчинённые. Ладно, воины его десятка, они люди надёжные. Но с ними три десятка сброда, только и ждущих, чтобы поставить подножку тому, кто выше, ближе к ханскому трону. Чтобы занять его место, место Килима. И если Килим не пресечёт помои, выливаемые дикарём на великого хана, до зимы он рискует не дожить. Если оскорбили великого хана, даже час отсрочки в атаке может оказаться роковым для Килима.

– Вперёд, взять их! – Десятник потянул руку к колчану, досадуя, что не натянул тетиву на лук заранее. Иного выхода, как атаковать дикарей, не было. Жаль, могут пострадать мастера, но пусть лучше все дикари сдохнут, лишь бы не попасть в немилость хану.

Килим ещё успел заметить, как пешие воины карабкаются на стену по брёвнам, как по ступеням, и подумал, что мастера могут и попасть в плен. Но огонь, вырвавшийся из пищали, появившейся на верхнем срезе стены острога, был последним его наблюдением. Грома выстрела разорванная на мелкие куски голова неудавшегося сотника не услышала.

Не прошло и получаса, как оставшиеся в живых после оглушительной канонады ханские воины были крепко связаны. Четырёх уцелевших лошадей поймали Павел Аркадьевич и Володя, единственные сельские жители среди мужчин, на практике имевшие дело с четвероногим другом. Толик с Валентином спешили допросить пленников, пользуясь «моментом истины». А Петро бродил по месту скоротечного боя, рассматривая ранения выживших и убитых кучумцев. Из магаданцев никто не пострадал, хотя нападавшие успели выпустить десяток стрел. Но стреляли не прицельно, навесом, магаданцы же не страдали излишней ретивостью, не высовывались.

После того как первыми выстрелами были выкошены ближайшие к острожку воины, а из десятка покойного Килима остались в сёдлах лишь двое, Петро громко предложил всем сдаться, обещая жизнь, чем шокированные захватчики и воспользовались. Дополнительным аргументом послужили два метких выстрела, выбивших из седла оставшихся ветеранов, решивших скрыться. Правда, второй выстрел свалил коня, а не всадника, но это лишь усилило воздействие на подопытных, как говорят медики. Опытный командир, Петро, не упустил момента, когда можно выбегать и связывать пленников. Теперь он проверял, кто ещё выжил, восстанавливая картину боя.

– Командир, – поспешил к нему Толик, – у вогул ещё пятеро этих сидят. Да с ними душ тридцать русских пленников. Надо выручать, однако.

– Что за люди?

– Простые мужики, бабы с детьми, две русские деревеньки в устье Чусовой они порушили. Там, говорят, на пять лодок добра разного, что кучумцы награбили и дань у вогулов взяли. Люди нам нужны, до зимы они себе избы срубят, на трофеях прокормим, а?

– Строгановы что скажут? Людей обратно затребуют? Зачем нам ссориться?

– Ну, не знаю. По Русской Правде, насколько я помню, освобожденных пленников забирал победитель себе или домой отправлял. Сейчас, правда, на Руси должен действовать Судебник, его я не знаю, не читал. Погоди, мы же иностранцы, у нас свои законы. Пора приучать к этому всех соседей, что нам не указ чужие законы, поступаем по своим правилам. По нашим правилам пленники принадлежат тем, кто их освободил.